В Москве, но вне России

         «Равнодушие верующих — вещь гораздо более ужасная, чем тот факт, что
    существуют неверующие…»

                (Священник Александр Ельч)

       Алёна, живя вдали от  отца, с матерью, как говорил сам Игорь Владимирович, во всём  походила на него, была такая же неприхотливая  в быту, многого ей от жизни не надо было, короче, полностью была папиной дочкой, а   тот тоже вёл почти спартанский образ жизни, и в 22,  так как ничего  не видела до того   в жизни,  не успела просто, не только не хотела, как папа-спартанец, но  с подачи своей матери  отправилась   в Египет по туристической путёвке, в то время, как  отец поехал  отдыхать всего лишь  на дачу в Подмосковье.

   Там, на южном курорте  совсем ещё юная   девушка,   познакомилась с молодым человеком, каким-то местным,  во всяком случае, с  парнем южных кровей, который, как потом стало известно, был  родом из Иордании,  влюбилась, и дело молодое,  не хитрое, вернувшись обратно  на Родину, через какое-то время вступила  в законный    брак с иностранным гражданином, по имени Мохаммед. 

Пышной свадьбы не было, она же была папиной дочкой, потому молодые   только без какой-либо помпы  расписались в местном ЗАГСе, и все  гости и родители  поехали в Измайловский парк на шашлыки.

  Алёне в тот год  исполнилось  уже  23, уже   взрослая! И потому отец, сколько ему знакомые  и коллеги по бывшей работе  не говорили, не спрашивали его,  кто это  такой,  его новоиспеченный зять, Игорь отмалчивался, или  только коротко  отвечал, что он-то сам,  человек порядочный,  и потому сделал  Мохаммеду положенную по нашим законам,   временную регистрацию у себя в московской  квартире, и,  как честный человек,  в паспорт его особо не заглядывал и не рассматривал.


                —  Я видел их глаза!  —  С  пафосом докладывал он, имея в виду  дочь и зятя,   зная народную мудрость, что глаза, это зеркало души каждого человека.


   У него  же   самого,  в  душе был Бог, и к нему вопросов вообще, никаких  не должно  было быть, уже заранее было ясно, что это святой человек, огромного душевного  человеческого потенциала. Ну,  а жена, та, что по народной мудрости тоже, обычно при хорошем муже,  стерва, то ли более умной оказалось, то ли всё же под стать супругу была, но стала   сдавать  квадратные метры за плату собственной дочери и теперь своему же самому  близкому родственнику.

И вот именно этот момент больше всего и поражал и,  можно сказать, даже возмущал Игоря Владимировича  —    за деньги и своим! Он, много читая всю свою жизнь, видно забыл прочитать Салтыкова-Щедрина «Господа Головлёвы, и   потому  продолжал  удивляться.  Но был же он человеком порядочным  и никуда,  никогда не лез, считая,  что  каждый живёт, как хочет. При этом,   настолько никуда не лез, что проживая в российской столице, в  Москве на станции метро Щукинская, умудрялся жить вне самой страны,   даже вне этой земли в виде планеты, потому что не имел ни малейшего понятия о том, что творится в   мире, не знал  о той жестокости и   насилии, происходящем каждый день и каждый час   в  каждой точке  земного шара. Собственно, потому-то ему и в голову не приходило, что его зять Мохаммед, может оказаться банальным аферистом, а  что за этим последует,   тоже знать не мог.  А вопроса «Ты кто?» он не то, чтобы  не хотел задать, а попросту   не мог, не владея английским, и в разговорах, исполнял роль такого,  вечно кивающего китайского болванчика, ни бельмеса не понимая из того,   о чём говорила его родная  дочь с его  зятем  и  со своим мужем,   глупо улыбаясь и вежливо  поддакивая им, не имея понятия даже, не называет ли его в тот момент Мохаммед,  тоже вежливо,  козлом.  По сей причине и знал Игорь   только, что Мохаммед, не владея   русским, вот тут они были просто похожи один в  один, зять  с тестем, круто   устроился на  работу   визажистом, правда, потом цирюльником, ещё   парикмахером, ну,   просто трудности перевода, и работал   где-то там, хоть и у нас в стране, без какой-либо конкретики,  но  при этом   зарабатывал в разы больше его дочери  — и это было, по его мнению, хоть и был он спартанцем, одним из главных  факторов везения его дочери.

На вопросы знакомых,   есть ли у зятя семья там,  в Иордании, спартанец  так же глупо улыбался, и говорил, что да, наверное есть, но он-то не понимает по- английски,  и потому не знает наверняка, что было весьма логично. Не логично была вообще вся эта случившаяся   история  с замужеством  его дочери,   и  ещё не известно с каким концом.

     Но ведь  лучше вообще ничего не знать, чтобы было спокойно на душе, на той, в которой только Бог, но которая одновременно была  и полностью бездушной.  Так что, где там был этот  Бог,   не совсем было понятно, ну, возможно,  в той части, которая находится ниже поясницы на спине у каждого   человека,  там и  расположился    Бог,  в которого  просто безоговорочно и свято верил Игорь Владимирович,  каждый раз повторяя,  что  без Бога  плохо, он везде   и в его бездушной душе,   в первую очередь.

При этом,  этот святоша не верил в загробную жизнь, считая,  что смысла и здесь –то нет, в земном существовании,  и видно,  потому, не зная ещё и того, что Иисус вовсе не приветствовал употребление  спиртного, называя вино, как полезный для здоровья напиток, только  молодое, не забродившее, по сути,  виноградный сок, о чём говорилось в любимой  книжке  Игоря,  в Евангелие, и даже  не единожды, когда рассказывалось  о совершаемых преступлениях, прелюбодеяниях и прочих  проступках  исключительно в   состоянии алкогольного опьянения.

     "Не смотри на вино, как оно краснеет, как оно искрится в чаше, как оно ухаживается ровно: впоследствии, как змей, оно укусит, и ужалит, как аспид; глаза твои будут смотреть на чужих жен, и сердце твое заговорит развратное, и ты будешь, как спящий среди моря и как спящий на верху мачты. [И скажешь]: "Били меня, мне не было больно; толкали меня, я не чувствовал. Когда проснусь, опять буду искать того же"  - говорилось в Притче 23:31-35

 
Короче, пить нельзя   было по христианским  православным  обычаям, но Игорь,  который полностью соответствовал  своей фамилии белорусского происхождения,  Нехочин, пил, потому что  знал, только,  не убий и не укради, но   ничего другого в этой жизни  знать не хотел. Не  только того, кого это привезла   с собой его дочь Алёна из Египта,   но и того, что в его  собственной   стране происходит.


При этом,  много читая, предпочитал он   из  русских  писателей Достоевского, и это-то как раз и понятно, даже цитируя его книжку «Братья Карамазовы» почти на каждом шагу и  каждый раз прибавляя для верности " Иван Карамазов, пером Ф.М. Достоевского." И  в тоже время совершенно  не  видел,  что писатель в своих  произведениях описывал  весь нищенский  быт того времени, но сам Игорь  говорил о том, что только Мандельштам в своих стихах упоминал о плохих  условиях  жизни в России, ни Толстой  Лев не писал о не лучшей доле крестьян, ни Некрасов, у которого, как видно, не было в стихах бурлаков,  не было и  тех, что  стояли  у  парадного подъезда, потому что,  как тогда, так и сегодня жизнь  в России,  на взгляд этого читателя,  была просто   хороша.

      И,  да, так оно и  есть, если не желать ничего  знать, быть Нехочиным по всем статьям, тогда и  жить сразу   становится   просто здорово, тебе одному,  там,  на Щукинской в Москве,  но вне проблем и настоящей жизни своей страны. То есть можно быть живым и мёртвым одновременно, живым на Щукинской, и мёртвым для остальной страны, не зная всей истинной правды происходящего в ней.

    Но самое  печальное, что таких "нехочиных" было и есть  достаточно  много в этом мире  и  в нашей стране в частности, тут  Игорь Владимирович был не одинок, сидя в своей квартире на Щукинской, тех, которые  тоже вроде,  жили в России, но вне её и правового  поля, и вне её  реальных  жизненных условий. Они, как и Нехочин Игорь, искренне считали, что после 90-х и после Ельцина у нас наступил обещанный демократический рай, забыв или даже не зная, что та самая демократия была самим Ельциным и расстреляна в 93-м, и что такая форма  гос. устройства подразумевает выборную систему, а нынешнего главу никто не выбирал, его в новогоднюю ночь на блюде выкатил  перед всем честным народом  ебн, завернутым, как подарок,  в хрустящую целлофановую обёртку,  и подарил всем гражданам России, а так как дарёному коню не принято в   зубы смотреть, то, что подарил, то подарил. А тем более, когда не хочется,  знать, что  конкретно за  подарок сделал старый президент перед  своим уходом со  своего поста главы государства, так же легче воспринимать худшую действительность, ещё и смотря всё в тот же телеэкран, где первый раз увидел выбранного президента, правда не тобой лично,  и оттуда же и продолжать   черпать    всю информацию о том, как всё здорово в стране.
 
И продолжать гнобить старый  советский  строй, проклиная, отсутствие тогда  свободы слова  и прочей свободы, потому что тогда не было возможности открыто демонстрировать свою душу,   в которой всегда присутствовал   Бог, а теперь, вот, пожалуйста. Сколько хочешь,  рассуждай о смысле и о Боге, никто тебе слова  не скажет. Никто в эту душу не заглянет,  не проверит, тем более, когда и души –то  той нет, а сплошное бездушие, когда плевать на всё, кроме своей честности, оставаясь при этом,  порядочным,  потому что видеть не хочешь и знать  о том, что люди умирают, что вымирают города и сёла, а  регионам дышать нечем, что нынешний  режим, хуже советского, уже  почти Пиночет, но нет, этого нет.  Есть отличное,  доступное всем образование и такая же,  медицина,  всё есть, еда есть, а куры, так и вовсе дешевле, чем в советские времена, не важно, что такое сравнение просто не  корректно-безграмотное,  выпивка же  тоже есть, и это главное. И  можно и дальше быть честным,  честно не смотреть в чужой  паспорт,   но честно смотреть в незнакомые  глаза, честно  не  задать вопроса о том,  кто ты, чтобы узнать,    ничего ли  дочери не угрожает, потому что честно  не знаешь  языка, на котором твой зять разговаривает,   хотя  незнание   законов не освобождает от ответственности.   Но это же не  уголовной и не административно-гражданский   закон, это закон твоей совести, нежелание  ничего знать, чтобы спокойно  спать и долго жить, а другие пусть  умирают, это только у Игоря Владимировича   такая привилегия    жить, а главное не тужить.  Не тужить по поводу судьбы своей страны, тем более, что везде одно и то же, во всём мире так,   говоря каждый раз,  что всё равно все мы умрём когда-нибудь, так какая разница, и потом патриотизма    у нас в достатке, как и всего остального, и душа, когда полностью становится чёрствой, не чувствительной ни к чему,  то вообще не способна  уже что-либо воспринимать, кроме потребностей своего  организма, уже даже отказываясь порою от  веры  в Бога, особенно, когда в  стакан   надо лишний  раз плеснуть. Тут нам Иисус не авторитет,  не сын божий,  а так, тем более, что  тоже по - русски не разговаривает, так что, честно не спросишь его, а правильно ли я поступаю, и потому  останешься навсегда порядочным.


     Собственно, поэтому-то,   когда дочь  Игоря Владимировича   всё же однажды пропала, уехав со своим иорданским мужем к нему на Родину,  православный христианин и отец-спартанец  спокойно  продолжил свои рассуждения на тему бытия и смысла жизни, которого, как он был убеждён, не было, даже в тот момент, пока ты живой, и потому он продолжил пускать густые клубы дыма прямо   в лица святых на деревянных иконах, в огромном количестве  украшающих стены его квартиры, по-прежнему пил свои таблетки от давления, потом от холестерина и ещё,  чёрт знает от чего, не видя смысла    в своём пребывании  в этом мире, но желая, зачем-то  продлить его,  лично для себя.   Он так и не знал, что случилось   с его дочерью, жива ли она, не стала ли наложницей в каком-нибудь гареме, да такого и быть не могло, ведь её восточный муж по имени Мохаммед был то ли визажистом, то ли цирюльником, и какая разница, кем он вообще,  был, главное, что Игорь видел зеркало его души, тёмные карие  глаза благородного оленя, и потому не пытался даже, что-то   разузнать на счёт судьбы своей Алёны, ведь чем меньше знаешь, тем лучше спишь и дольше живёшь.  А жить ему хотелось и ещё как, он даже пил за своё здоровье, наливая себе  в бокал беленькой, сам с собою чокаясь и сам на утро,  отходя от похмелья за бутылкой пива, никогда не пересекая черты, всё помня, даже, когда голову разбил в кровь, не удержавшись на ногах после выпитого, и проломив своим черепом даже хлипкую столешницу на  кухонном  столе, окончательно   привыкнув к жизни в одиночестве.  Так было по всем меркам  проще, никому не надо ничего делать и помогать, как и раньше, проходя мимо нищих попрошаек у храма, не видеть их и не слышать их просьб,  хоть  на хлеб подкинуть копейку, а с гордым видом честного человека идти дальше, так и оставаясь честным перед самим собой, не удосужившись даже рассмотреть паспорт иностранного гражданина,   мужа своей дочери. Впрочем,  даже, если с ней,  что-то и случилось, а он об этом не узнает, это же даже лучше,  помогать ей  не придётся, и он проживёт ещё подольше, дожив   уже до   67  в   таком вот,  размеренном ритме.


    И  проживёт же.  Потому что,  таких как он, этот Игорь Владимирович и сам чёрт не возьмёт, об этом хоть в Библии и не написано, но  сам-то он  давно догадался о таком, и потому пил и курил, плевал на людей, желая только одного —жить так, как он считает нужным, не считаясь с остальными.  И это у него вполне получалось, ведь проживал Игорь Владимирович в Москве на станции метро Щукинская, но за пределами Российского государства, вне его проблем и вдали от своих сограждан, родившись в этом городе в далёком 51-м,   а сейчас шёл уже 2019-й год.


23.01.2019 г.
Марина Леванте