По ту сторону, окончание

6
Кен угрюмо торчал у облупленной четырехугольной колонны, покрашенной масляной краской в синий цвет. Из задумчивости его вывел голос с сильным кавказским акцентом:

– Куда едэм, зэмляк?

Кен поднял голову. Рядом с ним стоял худощавый человек лет около тридцати в сером мешковатом костюме. Нос крючком, лицо темное, на голове фуражка в стиле «аэродром», на котором мог бы без особого труда совершить посадку стратегический бомбардировщик «ТУ 134». В руке у него был черный дипломат.

– В Славянск, – ответил Кен. – А что?

– Заработать хочешь?

– Ну?

– Ест дэло. Совсем маленькый дэло. Надо пэрэдать одын мой знакомый вот этот дыпломат.

– А сам чего не передашь? – спросил Кен.

– Э! Долго объяснят! Мнэ не с рукы.

– А что в нем?

– А тэбэ какой разница? Тэбэ что, нэ все равно? Ты пэрэдаешь – я плачу тэбэ дэньги! Всэ дэла!

– А, может быть, там наркотики, – сказал Кен. – Или взрывчатка. Меня повяжут, а ты останешься в сторонке.

– Э! Зачем так говорышь? – абрек зацокал языком, огорчено покачивая «аэродромом». – Совсэм нэхорошо говорыш! Какой наркотык? Какой взрывчатка? Тут разный падаркы для одын мой знакомый дэвушка. Но я нэ хочу, чтоб люди знал, что подаркы от меня.

– И что даешь?

– Дэсять рублэй!

Ну вот, обрадовано подумал Кен, послал Господь удачу!

– Лады. Давай свой чемодан!

Дело было пустяковым. Выйти на третью платформу, дождаться прихода автобуса из Новой Александровки. Из него выйдет «самый шикарный блондынка, настоящий королэва красоты» в лимонном плаще. Имя королевы красоты – Наташа. Ей надлежало передать дипломат и сказать: «От Арсена». После чего наступал приятный момент получения червонца. За который можно будет не только доехать домой, но еще и выпить чашечку кофе с рогаликами в привокзальном буфете.

Операция прошла успешно. Подошел нужный автобус, из него вышла расфуфыренная девица, и Кен спросил у нее:

– Вы Наташа?

Она окатила его надменным взглядом своих синих ледяных глаз и процедила-пропела через капризно надутую губу:

– До-пус-тим…

– Это Вам. От Арсена, – сказал Кен и галантно протянул ей презент.

Абрек наблюдал за процедурой передачи своего груза через окно в кассовом зале, и когда Кен, блестяще справившись с его поручением, входил в двери автовокзала со стороны платформы, спина вольнолюбивого горца уже мелькала у другой двери. Кен прытко кинулся в погоню:

– Эй, ара, ара! – закричал он. – Погоди!

Он настиг абрека.

– Погоди, тебе говорят!

Вольнолюбивый сын гор обернулся, сложил ладонь лодочкой и, с удивлением тараща глаза, приставил пальцы к груди:

– Это ты мне?

– А кому же еще, – сказал Кен, приближаясь к горцу. – Я передал дипломат!

– Вах! Молодэц, – похвалил его абрек и сделал движение, свидетельствующее о его намерении продолжить свой путь.

– И теперь хочу получить свои деньги.

– Дэньги? – переспросил кавказец, недоуменно тараща глаза. – Какие дэньги?

– Червонец, как ты и обещал.

– А! – горец всплеснул руками, точно он только сейчас вспомнил о таком пустяке, как какие-то там деньги. – Сейчас…

Они стояли на привокзальной площади, почти безлюдной в этот поздний час. Тротуарный фонарь едва освещал их лица. За площадью сгущалась тьма, в которой скрывался старый запущенный парк, и с той точки, где они находились, можно было различить темные пятна деревьев.

– Э, сейчас… – проворчал горец, с превеликой неохотой запуская руку в боковой карман своего пиджака. Он вынул оттуда тугой кошелек, набитый купюрами всевозможных достоинств, отслюнявил от пачки два рубля и протянул их Кену поистине королевским жестом: – На! Получай свои дэньги!

– Но здесь два рубля, – сказал Кен, беря у абрека «свои дэньги».

– А ты што хотел? Миллион?

Кен поднял на горца свои ясные серые глаза, так нравившиеся женщинам. Он сказал ему миролюбивым, но, вместе с тем, твердым тоном:

– Послушай, ара, я сделал свое дело, не так ли? Так что надо бы расплатиться. С тебя еще восемь рублей.

– Вах! Какой восем рублэй? – абрек нахально выпучил глаза – Какой дэло? Ты что, совсэм с ума сошел? Прошел два шага по пэрону и отдал красывый дэвушка посылку – и за это хочешь получать червонэц?

Черт с ним, подумал Кен. Лишь бы добраться до дома.

– Ладно, – сказал он. – Аллах с тобой. Гони пятерик – и разошлись краями, как в море корабли.

– Э! – абрек зацокал языком, покачивая фуражкой. – Какой жадный! Нехорошо быть такой жадный! Зачем так любыш дэньги? Что дэньги? Это самый главный в жизни, что ли?

– Послушай, мужик, – сказал Кен, стараясь не поддаваться выползавшему из его груди раздражению. – Ведь мы с тобой уже обо всем перетерли, не так ли? Я выполнил свою часть договора. Теперь дело за тобой. Давай еще трояк – и в разбежную.

– Э! Да ты совсэм оборзэл! – изумился горец. – Какой жадный чэловэк! Вах, вах! Ну, ладно! Раз ты такой жадына, на тэбэ еще одын рубл! Подавысь!

С «царского плеча», с оттяжкой, гордый джигит швырнул рубль наземь. Купюра полетела под ноги Кена, в самую грязь. И в этот миг словно кто-то невидимый нажал на спусковой крючок. Чувство одиночества, тоски по отчему дому, смешавшись в его груди с ощущением своей неполноценности и униженности, вдруг отлилось в слепую ярость, туманящую рассудок.

Когда Кен оторвал взгляд от валявшегося у его ног рубля, это был уже совсем другой человек. Он посмотрел волчьим взглядом в спину удалявшегося горца. Потом последовал за ним. Он двигался, как тень, как хищный зверь, крадущийся за своей жертвой.

Рубль так и остался лежать в грязи – у Кена тоже была своя гордость! И эта гордость, смешанная с осознанием того, что его унизили и обвели вокруг пальца, дала дьявольский коктейль.

Он настиг абрека уже в парке. Горец шел по темной безлюдной аллее. Кен поднял валявшийся на земле камень и тихонько окликнул его: эй, ара!

Джигит обернулся.

– Что такой?

Кен подскочил к нему и ударил его камнем в висок. Абрек пошатнулся, и тогда Кен, изо всех сил, ударил его камнем еще раз.

 

7
– Не переключайтесь! Сразу же после короткой рекламы смотрите далее в нашей документальной телепрограмме «Паранормальные миры»! Эксклюзивное интервью с двумя местными жителями, общавшимися с неизвестным мужчиной на автостанции поселка Новые Кулички ровно за 35 минут до того, как он растворился в воздухе! Из их слов явствует, что загадочный мужчина не имел при себе денег на то, чтобы купить автобусный билет до Славянска! По свидетельству наших очевидцев, человек, растворившийся в воздухе, заявил им, что он приехал в Новые Кулички из населенного пункта, которого не существует на современной географической карте земного шара! Неизвестный мужчина сказал также, что он потерялся в нашем мире! И, возможно, свалился с Луны. Из его слов вытекало, что он прибыл в Новые Кулички на поезде, хотя железных дорог поблизости от этого поселка нет! Откуда же появился этот таинственный мужчина? Кто он, селенит или землянин? Не переключайтесь. Смотрите далее в нашей программе. Смелая гипотеза доктора физико-биологических наук Пивняка-Жигулина, объясняющая феномен чудесного исчезновения предполагаемого убийцы…

Едва началась реклама, Ирина приглушила звук, сходила в туалет, и минут десять посвятила водным процедурам. Потом пошла посмотреть на детей, мирно сопящих носиками в своих кроватках. Навязчивая реклама все тянулась и, казалось, ей не будет конца. Но вот на экране вновь возник подтянутый, суровый и энергичный Андрей Цветков. Он брал интервью у двух мужчин – бывших работников новокуличевского целлюлозного комбината. После закрытия их предприятия в результате горбачевских реформ, они, наконец-то, стали жить по-новому: собирать бутылки на автовокзале. И, поскольку уволить их теперь уже не могли, а сумасшедший дом, на фоне всеобщего бедлама, их тоже не пугал, они говорили, не скрывая своих лиц.

После интервью с этими двумя важными свидетелями, подтвердившими факт растворения загадочного человека в окружающем пространстве, Андрей Цветков обратился за разъяснением природы этого редкого феномена к доктору физико-биологических наук, Пивняку-Жигулину. Ученый очень долго и туманно рассуждал об антителах, торсионных полях, отрицательной плотности космического вакуума, патогенных зонах, астральном эфире, туннелях в пространстве, и уже где-то к полуночи бедная женщина, с распухшей от всякого вздора головой, выключила телевизор и отправилась спать. Муж ее находился в командировке, ночь была темная, безлунная и душная – за окном столбик термометра показывал плюс 27 градусов по Цельсию. Ирина сняла халатик, трусики, бюстгальтер и улеглась на кровать нагишом. Уснуть ей долго не удавалось – то ли из-за духоты, то ли из-за всей этой телевизионной галиматьи, которую не могла бы вместить в себя ни одна здравомыслящая голова. Наконец молодая женщина все же забылась в каком-то вязком тяжелом полусне. И вдруг раздался легкий, но отчетливо слышный скрип отворяемой двери. Спросонья Ирина подумала было, что в спальню вошел ее муж, и окликнула его: «Женя, это ты?» Однако муж не отозвался, и тут она вспомнила, что он в командировке, и что в доме никого, кроме нее и детей нет! Испуганная Ирина напрягла зрение. В полутьме комнаты, освещенной слабым звездным сиянием, чернел проем закрытой двери... И вот в тишине зашаркали чьи-то тяжелые шаги, и женщина с ужасом поняла, что кто-то направляется к ее кровати. Ирину сковал страх. «Кто это? – пискнула она сдавленным голоском». Внезапно, как бы при вспышке молнии, она увидела возле своей постели силуэт мужской фигуры в поповской рясе и с желтым портфелем в руке. На месте лица у него плавало что-то зыбкое, неуловимое, а глаза-угольки горели тусклым вожделенным огнем. Ирина хотела крикнуть – но голоса не было. Попыталась шелохнуться – и не смогла. И тут… Тут она ощутила, как по ее ноге скользнула мужская рука, и чьи-то губы стали целовать ее груди. Пришелец навалился на нее всем телом, раздвинул ей колени, и… и… ах, боже ты мой!

 

8
Он стоял в буфете и пил кофе с рогаликами. Кофе был крепким и ароматным, а рогалики свежими, с румяной корочкой, и они вкусно хрустели у него на зубах.

В кармане у Кена лежал билет на Славянск, и автобус, если верить большим круглым часам, висевшим на стене зала, должен был подойти через пятнадцать минут.

Он допил свой кофе и направился в туалет. Все чувства у него были обострены, как у матерого волка, нутром чующего опасность.

Он знал, что тело убитого им горца могли найти в любой момент, хотя он и оттащил его в кусты, а затем присыпал жухлыми листьями. Кошелька он брать не стал – просто вытащил из него деньги, а кошелек забросил куда подальше.

Сейчас Кен не испытывал угрызений совести – напротив, он ощущал какую-то затаенную радость. Возможно, позже он еще раскается в содеянном. Но не теперь...

Даже удивительно, как легко и ясно он соображал, заметая следы преступления.

Когда Кен ударил кавказца камнем – кровь брызнула ему на рукав пиджака. Потом, когда он наносил ему второй удар, кровь попала ему на воротник и на лицо. Но Кен не испугался теплой человеческой крови, оросившей его лоб и щеки – наоборот, он пришел состояние какого-то пьянящего восторга. Он вытер кровь носовым платком, а платок, спустя какое-то время, выбросил по пути к автовокзалу.

На стоянку он попал с боковой, слабо освещенной стороны станции и сразу же двинулся к одному из автобусов с потушенными фарами. Здесь он снял пиджак и старательно потер его о скаты колес теми местами, на которые попала кровь. Затем посучил эти места, отряхнул их несколько раз, снова надел пиджак и, невозмутимо продефилировав по платформе, вошел в кассовый зал.

– Мужчина, – окликнула его какая-то дамочка, – где это вы так измазались?

– Где? – Кен скосил глаза на свое левое плечо.

– Да вон же, на рукаве! И еще на воротнике!

– Ух, ты! – сказал Кен, делая вид, что наконец-то и он заметил следы грязи. – Да это я, наверное, обтерся, когда менял колесо на машине. Ну, теперь все, держись, славяне! Жена устроит мне головомойку!

Он улыбнулся глазастой даме.

– Надо бы вытереть пиджак ацетоном, пока еще не засохло, – посоветовала женщина.

– Да где ж его тут возьмешь? – сказал Кен, улыбаясь. – Ладно, дома почищу.

Его легенда сошла на все сто – женщина поверила ему. Пока все складывалось удачно. Он зашел в туалет и вымыл руки над умывальником. Над заржавелым краном торчал осколок зеркала с отбитыми краями, и Кен посмотрелся в него. В нем отразилось лицо совершенно незнакомого ему человека. У него было вострое старческое лицо с сухой морщинистой кожей. Глубокие складки пролегали по лбу и на щеках вдоль рта, а глаза были жесткими и беспощадными. Это новое существо не имело ничего общего с тем смиренным благообразным человеком, которого Кен привык видеть в себе до сих пор.

На сердце стало очень тоскливо.

Пока он находился в туалете, прошло минуты три-четыре, и теперь до прихода его автобуса – если шофер выдержит график – оставалось около десяти минут. Кен решил, что перед тем, как выходить на платформу, можно позволить себе выпить еще чашечку кофе.

Итак, он потягивал свой кофе, изредка бросая взгляды на настенные часы, когда услышал за соседним столиком разговор, заставивший его насторожиться.

– Ты слышала новость? В парке у вокзала только что нашли убитого мужчину!

– Да ты что! Не может быть!

Кен незаметно взглянул на говоривших. Тот, что сообщил об убийстве, был коренастым мужчиной средних лет, в сером костюме и вишневой рубахе с галстуком. Он только что подошел к столику, за которым стояла женщина. На ней был бежевый плащ с расстегнуты­ми пуговицами, и под ним виднелся желтый свитер крупной вязки. Волосы у нее были приподняты от затылка вверх, хохолком, лоб широкий, губы полные, а глаза – с какой-то хитринкой. Рядом вертелась девочка-стебелек, едва достававшая своей белобрысой головой до локтя матери.

– Точно тебе говорю, – сказал мужчина. – На него случайно набрела какая-то парочка. Они сразу примчались на вокзал, и сообщили об этом дежурному милиционеру.

– Ах, Боже мой! Ах, Боже, Боже! – воскликнула женщина, покачивая головой. – А я ж как раз недавно там с Иришкой проходила! Это ж и на нас тоже могли напасть и убить!

В этот момент в зале появились два милиционера с дубинками на поясах. Они начали обходить пассажиров, сидящих на скамьях, и проверять их документы. Кен не стал дожидаться, когда очередь дойдет до него. Улучшив момент, когда они повернулись к нему спинами, изучая чьи-то паспорта, он тронулся к выходу. Светиться на платформе ему не было резону, и он затаился у боковой стены автовокзала, за углом, готовый в любой момент нырнуть в темноту. Со своего места он мог видеть лавочку у фонаря, и  ту троицу, с которой недавно беседовал. Между тем автобус опаздывал. Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем он появился, и за то время, что он тут торчал, его так и подмывало бежать, куда глаза глядят.

Когда автобус, наконец, подошел, Кен не тронулся с места. Из своего укрытия он наблюдал, как из него выходят одни пассажиры и входят другие. Потом из кабины выскочил водитель в потертой кожанке и, пригибаясь, затрусил к диспетчеру с маршрутным листом в кулаке. И лишь когда шофер, сделав отметку в маршрутке, стал возвращаться назад, Кен вышел из темноты.

Он уже прошел половину пути к автобусу, стараясь ничем не привлекать к себе внимания, когда за его спиной раздался властный окрик:

– Мужчина!

Кен сжался в комок – кричали ему! И, тем не менее, он продолжал идти вперед неспешными шагами.

– Эй, кому говорят! – теперь за его спиной послышался тяжелый топот бегущих людей. – Стоять!

Кен напрягся, казалось, сердце сейчас выскочит из его груди, и…


9
и его дух вошел в тело.

Он открыл глаза.

Он лежал на двуспальной кровати, рядом с ним мирно посапывала его супруга, матушка Пелагея. В окошко светила белая луна и за стеклом чернели пятна деревьев на церковном дворике.

Отец Михаил (в миру Иннокентий Фролов, а для друзей – просто Кен) лежал как полено, не в силах пошевелиться.

Миры, в которых странствовала его душа, ошеломили его своей парадоксальностью и неземной остротой ощущений. Как он попал в них, ему было неведомо, но реальность их существования не вызывала в нем сомнений.

Это казалось немыслимым, но там, за гранью этого материального мира, бурлили такие сферы инобытия, о которых он и не помышлял даже.

Очень, очень неприятной оказалась для него страшная весть из этих тонких сфер! Оказывается, он был совсем не тем, кем мнило себя его льстивое сердце!

Он-то ведь полагал, в потаенных глубинах своей души, что уже заполучил билет в рай. И что он, подобно апостолу Павлу, будет вознесен на седьмые небеса. А он-то, оказывается, эвон кто! Это ж какие мутные рыбины плавают в глубинах его сердца!

Это открытие словно пригвоздило его к постели.

Так кто же он, на самом деле?

Благочестивый и рассудительный батюшка, произносящий такие умилительные проповеди своим прихожанами? Заботливый и любящий супруг? Или же убийца и насильник? Лютый зверь, способный убить человека за трояк? Стукнуть его камнем по голове, и опьянеть от пролитой крови, как Каин!

Неужели же это он?

Разве он способен убить человека и изнасиловать женщину – одну из своих прихожанок?

Что за наваждение!

Но не бросал ли он на нее тайных вожделенных взоров, когда она приходила к нему на исповедь?

Ах, если бы знала она, перед кем кается! Кому поверяет свои сердечные тайны!

А ведь он ежедневно возносит молитвы Господу Богу! И при этом блуждает, как слепой котенок, по изнанке преисподних миров!

Так, где же он – настоящий?

Какие еще чудища скрываются в его душевной тине?

Мысли эти плыли в его голове, как клочки облаков. Но вот стало светать, и отец Михаил осторожно, чтобы не разбудить матушку, поднялся с кровати. Он перекрестил лоб, сходил по нужде, умылся и облачился в рясу – так токарь перед тем, как встать к токарному станку, надевает на себя свою спецодежду.

За окошком начал сеять дождик, и отец Михаил видел сквозь оконное стекло, как колышутся от легкого ветерка верхушки деревьев в церковном дворике. Он слушал монотонный шелест дождя, смотрел на деревья, и ему было приятно от сознания того, что он находится в этом уютном, теплом и предсказуемом мире.

Отец Михаил встал на утреннюю молитву перед иконой Спасителя – но молитва продвигалась как-то вяло, без душевного тепла.