Любовь на стальных колесах

    
     Легендарный поезд Харьков-Владивосток, рекордсмен книги Гиннеса, как самый протяженный в мире по маршруту следования, в две тысячи девятом году ушел в историю.
    
     С тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года осуществлял он перевозки пассажиров почти через всю огромную страну.
    
     Вот, на этом легендарном поезде, через весь Советский  Союз, предстоит осуществить поездку в Харьков курсанту второго курса военного училища.
      
     Месяц отпуска - каникул в поселке на берегу Японского моря оставил следы бронзового загара на крепком теле Пашки. Счастливые дни каникул стрелой промчались, нужно собираться в поход, штурмовать вершины военных знаний.
      
     И, вот, наш Павел, сменив «цивильную» одежду на мундир военный, с чемоданом не большим на перроне вокзала Владивостока посадки в поезд ждет.
      
     Часы, минуты ожидания не тягостны для нашего героя. Он пока, ведь, еще в отпуске. С удовольствием будущий офицер проводит свое время, созерцая все кругом. Ему все интересно.
    
     Вот, видит он маленького роста китайцев-челноков с их огромными сумками и очень занятной, не понятной, речью.
    
     А, вот, атлеты в южном загаре республик Закавказья, невесть откуда  взявшиеся на Дальнем Востоке, со своей, хоть и знакомой, но крайне не понятной речью.
      
     Вот и вездесущие цыгане, в основном, женщины и дети, с тюками вещей в вечных приставаниях с протянутой рукой к прохожим.
    
     Видит Пашка торговцев пирожками, соленьями, орехами кедровыми, грибами. Вот,  кто-то предлагает ему из под полы купить «тряпки» - итальянский, как бы, болонь. А, вот, и торговцы вяленой корюшкой, сушеной камбалой, морским окунем, трепангами и гребешками, настойкой женьшеня.
    
     Подпольный бизнес на перроне в самом разгаре.
    
     С восхищением наш курсант замечает, как дежурный наряд милиции, что твой  коршун в стае мелких воробьев-проказников наводит «шорох», вносит порядок должный у стен вокзала, до времени положив конец любой коммерции.
    
     Кажется, даже цыгане стали вести себя тише, перестали  клянчить у всякого малую копейку.
    
     Наконец, гудок паровоза знаменует собой начало посадки. Подходит к платформе перрона вереница коней железных многотонных. Мустанги дорог железных своими стальными круглыми копытами постепенно ослабляют стук на перемычках рельс стальных. Состав в визге-скрежете его тормозных колодок колесных пар, наконец, останавливается.
    
     Двери вагонов распахиваются, бригады обслуживания поезда, протерев вагонные поручни, вежливо встречают своих пассажиров.
    
     «Как здорово, - думает Пашка, - обслуживают нас практиканты-студенты. Как  много девчонок прелестных, с которыми весело будет общаться!»
      
     С этими мыслями подходит курсант к проводнице, начинает «копаться» в бумажнике, билет достает. Проводница спокойно и терпеливо ждет. Наконец, Павел, подняв голову, вручает к просмотру билет командиру вагона, девчушке.
      
     А та, внимательно изучив его, ему билет и возвращает, пожелав счастливого пути. Подняла она свою прелестную головку в волосах каштановых, ресницами своими пушистыми, как тетивой лука монгольского, плеснула синью бездонной своих глаз, как молнией-стрелой, на нашего мужчину. Все, пропал наш мужичок, Павлуша. Стрела Амура пронзила его сердце. 
   
     Казалось, от ее глаз, звука ее голоса, даже от запаха духов ее, земля  качнулась под ногами Пашки. Адреналин, мгновенно участив биение его сердца, вызвал испарину на его лбу. Вытираясь платочком носовым, наш герой, едва живой, как подстреленный, с трудом поднимается в вагон и занимает свое место.
    
     Тут слышит он какие-то причитания женские, плач женский. Видит наш, как бы удалец, сраженный женским взглядом, провожающих кого-то у дверей вагона. Видит он, отъезжающий один, также курсант. А провожающих не меньше трех десятков: мужчины, дети, женщины и старики. Многие из них слезу роняют на пол, прощаясь.  «Не хватало еще духового оркестра с исполнением «Прощание славянки», на крайний случай, - тройки с бубенцами и цыган с медведем! Ну, курсант, блин, ну, барин!» - думает Пашка.
    
     Отвернулся к стенке: «Разумно поступил я, простившись с мамой на крыльце дома, а не здесь, на вокзале. Хорошо и то, что отказался ехать на вокзал на служебной машине отца. А то сейчас были бы здесь проводы добровольцев на войну!»
    
     С ранних лет, воспитываясь в семье с солидным достатком, герой наш уяснил два правила: «чем тише едешь, тем меньше пыли» и  «будь проще, и народ к тебе потянется».
    
     Наконец, закончена посадка пассажиров. Провожающих просят покинуть вагон. Слышен гудок паровоза, резкий толчок, победивший инерцию, «вокзал побежал».
    
     Покачиваясь на стрелках, в перестуке колес стальных на рельсах, убыстряясь, железнодорожный состав устремляется просторы покорить Союза.
      
     Успокоились уже все пассажиры от волнений проводов на вокзале, по-домашнему оделись, у проводников постели получили. Кто-то уже и кушает, чем бог послал. А кто-то чаевничает или пьет кофе из термоса. Иные пьют «служебный», платный чай. Любители попить «погорячее» из под полы, чего-то опасаясь, успевают выпить одну-другую рюмашку горькой, не забыв и соседа, плеснув и ему втихаря, хитро моргнув своим глазом.
    
     Все это знакомо Павлу, не интересно. Пропал у него аппетит, и жажда не стала его мучить. Мысли о славной брюнетке, не давая минуты покоя, к действиям решительным зовут.
      
     Не знал наш герой, что даже у французов было принято стремиться избегать знакомств с дамами-брюнетками, как с роковыми созданиями бога.
    
     Со временем, на своем сердце, на себе самом, наш Павел с горечью поймет, как были правы наши друзья-французы. Но это все в будущем.
    
     А пока, наш молодой человек, с пронзенным стрелой Амура сердцем, к предмету вожделенья своему спешит.
    
     Дело к вечеру идет, в вагоне уже зажжен свет. Титан у дверей «служебки» вагона девчонками уже давно растоплен. Своим содержимым, крутым кипятком, готов он уже потчевать желающих испить чайку.
    
     Подходит Пашка к служебному купе проводников, без проблем знакомится с ее обитателями. В служебке -  хозяева, брюнетка лет двадцати Люба, шатенка  Варвара, постарше. Здесь же сидит и курсант, которого, Павел прозвал «барином». Пашка подумал: «Ну, вот, опять предстоит битва без правил за женское сердце. Ничего, мы  еще повоюем, есть у нас аргументы солидные в виде бумажек, что греют мой  карман!»
      
     Впрочем, как позже выяснилось, никаких битв и сражений вести не требовалось: курсанта четвертого курса Харьковского авиационного института, Виктора,  интересовали девочки постарше.
      
     Дежурить по вагону была очередь Любаньки (так озорно она представилась Павлику при их знакомстве, жеманно сморщив свой прекрасный лобик и закатив свои голубенькие глазки под потолок). Протянула она ему и свою тоненькую ручку матово - белой кожи, присев слегка в неглубоком реверансе. Пашка наш был окончательно сражен ее манерой поведения.
    
     Красавица с удовольствием приняла ухаживания молодого джентльмена.
      
     Пашка наш расцвел как куст сирени в мае, «перышки» свои распушил, как тот глупый павлин в самолюбовании бесцельном хвост свой чудесный распускает.
      
     На первой же большой станции наш ловелас бежит на площадь при вокзале, покупает в киоске цветов огромный букет алых роз, Любушке своей в служебке на коленях и вручает.
      
     Любаша, также сраженная манерами Павлуши, за то разрешила ему разок себя в щечку поцеловать. И как это выглядело дивно, мило. Выпячив свои пухленькие  губки, слегка склонив на бочок прелестную головку, вспыхнув румянцем утренней зари, красавица, слегка постукивая своим тоненьким пальчиком по своей розовой  щечке, улыбнулась ласково: «Ну, как же тут откажешь в ласке такому кавалеру»!
      
     Павел, чувствуя учащенный стук своего сердца в висках, во всем теле,  слегка лишь прикоснулся своими огрубевшими на морском ветру и солнце губами к этому сказочному цветку, ее нежной щечке.
      
     Прикосновение это, как и при поцелуе ручки прелестницы при их знакомстве, пронзило все существо Пашки, его душу, казалось, мириадом невидимых иголок.
      
     Казалось, вселенная, все ее звезды, галактики, домены, начали вращаться вокруг его Любаньки, приняв ее за ось мира.
      
     Варвара, напарница Любови, с Виктором в купе проводников проводили ночь.
      
     Наша пара, Люба и Павел, ночь напролет все говорили, говорили. Беседам их не было видно и конца.
      
     Прерывались те беседы лишь небольшими остановками состава для посадки и высадки пассажиров вагона.
    
     Поезд до Харькова идет почти десять суток. Все это время, в часы дежурства Любы, они, она и Павел, между собой общались.
      
     Пашка ее уже считал своей навек, решил сознаться ей в своей любви, подумывал уже и о предложении выйти за него замуж.
    
     Ох, уж эти наши желторотые юнцы! Видно было, что Пашка, как тот ночной мотылек, на свет костра летит в поисках призрачного счастья, в нем и сгорит без следа и без остатка.
    
     Денежки у Павлуши водились не малые. Что ему та курсантская стипендия в виде червонца?
      
     Каждый месяц учебы помимо того содержания денежного курсанта он тратил не мене двух сотен целковых. А, это вам скажу, деньги, и деньги не малые. Солидную должность занимал его родитель на судоремонтном заводе, и мама, главный бухгалтер, не забывала про младшего сынка. А, тут, еще и две родимых тетки, как же, любили, по - своему, мальчишку - племяша.
      
     Уезжая из дому, Пашка имел карман, прилично набитый деньгами.
    
     За неделю общения, свиданий с юной девой, наш транжира, как бы в забытьи, или в гипнозе, а, скорее, в плену своих иллюзий, четыре сотни рублей и  «раздербанил», прокутил.
      
     Цветы, духи из привокзальных ларьков, конфеты, вино, коньяк -   все шло в дело «становления новой советской семьи», он так считал. Требовали они вложений денег, и денег не малых, как же.
    
     Любушка его, как он уже считал ее своей, в том ему и не препятствовала, а только одобряла.
    
     К концу недели езды и работы в вагоне проводником, уже, совместной, сложился союз душ и сердец. Призналась наша счастливая пара друг другу в любви взаимной, навек.
    
     В своих планах на жизнь совместную было у них уже все оговорено. Даже решили, что Любанька, после замужества, будет жить в доме родителей Павла, при этом  воспитывая трех совместных детей.
    
     Тут, наконец, состав прибывает к конечному пункту. Пассажиры все в  Харькове покидают вагоны.
    
     Влюбленный наш Пашка, плененный брюнеткой без боя, вагон не покидает.
    
     До окончания отпуска еще двое суток, которые он должен был провести у своей родной харьковской тетки.
   
     Состав поезда отправляют на станцию Харьков-Сортировочная.
    
     Павел с завидным старанием помогает девчонкам – проводницам бельишко с вагона собрать, посчитать, сдать в пункт стирки, получив чистое. Помогает он, засучив рукава, в наведении порядка в вагоне.
    
     Варя с Виктором поехали в город.
    
     К вечеру состав подвижной моют на мойке вагонов.
    
     Паша наш, в ожидании чуда в постели, ждет с нетерпением ночи.
      
     Сердце его уже начинает щемить безудержная тоска по любимой, хотя они еще и не расстались.
      
     Пашка наш уже имел любовный опыт, но лишь с взрослыми дамами, так случилось. И весь этот «опыт» был получен, как бы мимоходом, во время одного из пикников семьи и ее друзей на побережье Японского моря.
      
     К Любушке же своей Пашка относился с чувством благоговения, ее он боготворил.
    
     И, все же, мужское начало в нем брало свое.
    
     Итак, наша пара в купе готовится к ночному отдыху. Как должно, пройдя вечерний туалет, ложатся они в постель.
    
     Пашка наш, чтобы не напугать и не рассмешить Любашу, трусы свои курсантские и белье нательное меняет заранее на плавки. И Любушка его легла на полку не в ночной рубашке, а в плавках-трусиках и шелковой футболке, бюстгальтер не сняла.
    
     Это была первая в жизни ночь с любимой для Пашки.
    
     В купе вагона горел только плафон малого света. Окно было зашторено.
   
     Люба попросила Павла отключить освещение. Щелкнув выключателем, Павел осторожно, едва дыша, прилег на самый краешек полки, зажмурившись.
    
     И чего было пугаться? Вот же, она рядом! Рядом с тобой девчонка близкая, родная, чудная, желанная. И в тоже время, она и далекая, и незнакомая.
      
     До этого, во время ночных дежурств, они часами сливались в долгом поцелуе, до хруста ее тонюсеньких косточек и обнимались. Целовались так, что уже и губам было невыносимо больно, до синяков, до слез счастья. Казалось, стук их сердец, слившийся в едином любовном порыве, разбудит весь вагон.
    
     А сейчас, в постели, Павлик оробел! Слишком все доступно, никто не помешает. И в тоже время, как-то, не понятно, неприступно. Ведь это его, его девочка. Как ее не обидеть? Лежит наш бедный любовник рядом с вожделенным предметом жизни молодой своей, в мыслях ее целует, обнимает. А наяву, на  деле, едва дыша, слушает дыхание любимой.
    
     Проходит час, и два, и три, а Пашка наш лежит, не шелохнувшись. Любушка его уже видит десятый сон, произведение Морфея.
    
     Наконец, во сне, а, может, специально, устав ждать ласки, Любанька на плечо Павла кладет свою тоненькую ручку.
    
     Паша придвигается к Любе уже поближе, своим телом чувствует уже ее тепло, вдыхает аромат ее тела. Прекрасные округлости ее животика, груди младой девы  ввергают его тело в озноб и дрожь.
    
     Дыхание Павла зашлось, запнулось, руки его ласкают тело любимой. Она уже не спит, робко ему отвечает на его ласки. Гладит его волосы нежно, целует она его губы, его руки, шею, все сильнее прижимаясь к его ждущему телу.
      
     Паша наш, счастливый, как говорится, не только был готов съесть, не жуя, этот комочек зовущей плоти, а, просто, взять и проглотить ее всю-всю в едином поцелуе.
      
     Хотелось Павлу раствориться в ее теле, поцеловать само сердце, душу любимой. Так он ее любил! Видит, чувствует молодой любовник, взаимны их желания.
      
     Ах, эта футболка, бюстгальтер. С глаз долой этот «бронежилет»! Два тела, как одно, в едином жизни поцелуе взывают к вечности, любя.
      
     Казалось, купе их вагона в темноте светиться счастьем стало, взывая к небесам: «Любима я, и он любим!  Жизнь-сказка! Будем вечно мы любить!»
      
     Поцелуи Паши ниже, ниже. Вот губами своими он ощущает бархатистость ее волос под щелком трусиков. Остановка. Ведь нужно преодолеть последний бастион.
       
     Губами, потягивая нежную резинку трусиков, Паша по миллиметру, по сантиметру, пытается войти в ее тело. Пускает в ход он не мыслимый, в словах, арсенал, взывая деву к бесстыдству, отдаться милому без сожаленья.
      
     Казалось, победа ждет у входа в тело своего наездника, Павел к тому готов.
      
     Однако, сквозь сумрак своего полусознания от счастья слышит он полушепот: "Пашка, любимый мой! Остановись, прошу тебя я. Все у нас еще будет, милый,  подожди. Остановись и потерпи, ведь жизнь мою ты можешь загубить!"
    
     Счастливый до корней волос, до озноба в теле, с болью, однако, в сердце, Павел очнулся от несбывшихся надежд.
    
     Так, с совершенно голыми телами, до дневного светила, обнявшись, и пролежали, не смыкая глаз, два  влюбленных, но бесконечно одиноких человека.
 
     Примечание: Продолжение следует