Шесть дней на реке. День четвёртый

Мы ещ; спали, когда папа с Поликарпом Григорьевичем и Гришкой уехали косить траву, на покос. А нам т;тя Анисья сказала, что мы сейчас пойд;м губы ломать. Она так и сказала — «губы ломать»! Что это такое? Оказывается, губами они называют грибы, а ломать, значит, собирать их. Мы говорим собирать, а они — ломать. Ну, мы и пошли.


БУРУНДУК

Мы шли по тропе, и осины с бер;зами шумели вокруг нас. На кустах висела паутина, а в ней запутались комары, всякая мошка и даже здоровенные слепни.
Вдруг через тропу побежал какой-то маленький зверёк!

— Смотрите, бурундук! — закричала мама.

Бурундук заскочил на ближнюю сосну и замер на нижней ветке. Нам его хорошо было видно. Он был маленький, пушистый, а хвостик у него просвечивал на солнце, словно маленькая свечка. Только свечка наоборот, потому что он свесил хвост вниз с сучка, на котором сидел.

Бурундук сидел около самого ствола и, если бы он не побежал, мы бы его не увидели. Мама сказала, чтобы мы не шумели, а медленно подошли к самому дереву и стояли спокойно. Мы так и сделали, а бурундук вдруг заволновался и стал вниз головой спускаться прямо к нам по стволу. Он всё время вздрагивал хвостиком и распушал его. Коготки его шоркали по коре, и кусочки летели прямо нам на головы.
Анжела не выдержала и сказала: «0й, какой хорошенький!»

Бурундук тут же заверещал и взлетел пулей опять на свою веточку. И стал оттуда на нас поглядывать. Но мы опять все замерли, и бурундук снова стал спускаться к нам, но только по другой; стороне ствола.

Тогда я стал потихоньку обходить сосну, чтобы посмотреть, что он там делает, а бурундук хотел от меня спрятаться и перебежал на ту сторону, где стояли все. Он никак не мог понять, что ему делать и метался то на одну сторону ствола, то на другую, а потом опять забрался повыше и уже не шевелился, а замер, как будто примёрз к ветке.

— Давайте-ка, спрячемся от него, — сказала мама. — Интересно, что он будет делать.

Мы сразу отошли за кусты и спрятались, как будто нас нет. Бурундук, вот любопытный зверёк, сразу опять забеспокоился, стал крутиться на ветке, но спускаться было ему боязно. И хотелось ему, видно, выяснить, куда это мы подевались, но он боялся, что мы его поймаем, и не спускался. Мы всё-таки выдержали и пересидели его.

Бурундучок спустился по стволу до самого подножия сосны и, задержавшись на мгновение, стрелой пустился по земле к соседнему дереву, но не успел, потому что я выскочил из-за куста и побежал к нему. Тогда бурундук заскочил на маленькую сосенку, метра три высотой. Он забрался на её тоненькую макушку и обвился вокруг неё.

Все выскочили из-за кустов и побежали ко мне, но бурундук, словно мешочек с песком, упал в траву и прямо мимо моих ног промчался так быстро, что я даже не успел его рассмотреть.


МЕДВЕДИ И ГРИБЫ

Потом мы разделились, а Анжела с т;тей Анисьей куда-то пропали. Наверное, набрели на грибы и собирали их. Нам тоже хотелось набрать грибов, но они как-то нам не попадались, и мы пошли дальше.

А тут солнышко спряталось за облаками. Стало пасмурно.

Наконец, за деревьями стало светло. Мы вышли на поляну, а там земляники было! Мы тогда прямо сели в траву, стали собирать эту землянику и есть. Крупные были ягоды и сладкие.

Вдруг мама замерла и только смотрела на другую сторону поляны.

Там стояла медведица! Около неё, как столбики, замерли два медвежонка. Трава была невысокая. Они видны были хорошо.

Мне стало ужасно страшно и почему-то очень жарко. Мы все, и медведица с медвежатами, и мама с нами, замерли и смотрели друг на друга. Конечно, хоть кому доведись такое, любой бы со страху помер, Так мы смотрели друг на друга несколько минут. Это мне так показалось, но потом мама говорила, что так неподвижно мы стояли всего несколько секунд.

Интересно, наверное, было на нас посмотреть со стороны. Медведица была от нас совсем недалеко, и мне её было очень хорошо видно. Она не шевелилась. Только её нос чёрный двигался из стороны в сторону. Наверное, она нюхала воздух и старалась узнать, кто же мы такие. Для неё мы тоже были как бы звери. Человечица с двумя человечками. Она, наверное, поняла, что мы такая же семья, как и она со своими медвежатами.

Мы стояли на коленях в траве, а мама вся целиков была над землёй, как медведица, и та поняла, что мы — люди.

Потом медведица, как-то сразу упала на передние лапы, ухнула, и медвежата кинулись к лесу, даже не оглядываясь. Медведица бежала за медвежатами молча, и все они моментально скрылись в лесу.

Я посмотрел на маму, а она вся была белая-белая. Она сказала, что надо потихоньку уходить в противоположную сторону. И мы поднялись из травы, не стали даже собирать ягоды для варенья, потому что было страшно оставаться в этом месте, где мы встретились с медведями. Потом нам папа сказал, что она могла и броситься на нас, потому что у неё были медвежата.

Мы шли и молчали. Мама держала меня за руку, а Нинка шла сзади. Шли мы недолго, потому что мама сказала, что мы, наверное, заблудились.

Уже и лес стал совсем другой. Берёз и осин стало мало. Вокруг нас было много ёлок, а вместо травы везде был мох, и в нем торчали грибы с красными и коричневыми шляпками. Подосиновики и подберёзовики. И было много черники.
Тут впереди за маленькими ёлочками что-то как загрохочет. И мы увидели, как с земли поднялась огромная птица и помчалась в глубину леса. Она задевала крыльями за ветки и сшибала сухие сучки. Это взлетел глухарь! Он так сильно захлопал крыльями, прямо загрохотал, что мы сразу испугались. А мама сказала:

— Ох, страсти-мордасти! Я думала — опять медведь! И села прямо на мох, на моховую кочку.

Нинка стала ныть и говорила, чтобы мы шли искать дорогу домой, на кордон. А мама сказала:

— Ну, давайте всё равно грибы здесь соберём. Отдохнём немного и соберём. Гляньте, как много их здесь.

Я подумал, что она совсем не боится, что мы заблудились, и стал собирать грибы. Они были все одного роста, как будто выросли за одну ночь, крепкие и холодненькие. Мы собирали только подосиновики-красноголовики, потому что подберёзовики быстро мнутся в корзине.

Мы скоро набрали в этом ельнике много грибов и стали советоваться, куда нам идти.
В ельнике нашем было мрачно и тихо, а макушки деревьев раскачивались. Там наверху был ветер и сильно шумел.

А потом Нинка стала ворчать:

— Ну, что это! Мы что ли целый день так будем ходить? Давайте пойдём домой.

А мама сказала:

— Это же надо сначала найти дорогу домой, тропу. Куда же мы пойдём? Я уже не знаю, где Шижим.

И ещё она сказала:

— Артём! Ты у нас единственный мужчина остался. Давай, мужичок, выводи нас из тайги.

Тут я стал соображать, куда нам теперь идти. Надо было в первую очередь вспомнить, откуда дул ветер, когда мы были на кордоне. Он ведь дул оттуда, куда течёт Печора, с низовьев. Значит — с запада. А Уральские горы от нас на востоке. Значит, нам надо идти на юг, потому что, когда мы пошли с кордона, горы у нас были с правой стороны, и мы шли на север.

Папа всегда говорил, что, если заблудились, не надо пугаться, а сначала определить, куда надо идти.

Я сказал маме, что сейчас залезу не самую высокую ёлку и посмотрю, откуда дует ветер, и в какой стороне горы. Тогда можно будет узнать, куда надо идти.
Я полез на такую ёлку. А на ёлки очень плохо лезть, потому что у них много маленьких тонких сучков. Они сразу ломаются, и кусочки сыплются за воротник. Правильно папа говорил, что у ёлки всегда много сухих сучочков, из которых можно сделать разжигу для костра. И там ещё, на этой ёлке, было полно паутины. Я её очень не люблю, потому что она липнет к рукам и ко лбу. И даже пауки, могут при¬цепиться. Но я всё равно лез, потому что надо было узнать, в какой стороне Шижим, и куда нам идти.

Мама мне всё снизу говорила: «Артём, осторожнее! Артём, осторожнее! Держись крепче!» А я залез очень высоко. Никогда так высоко я не залезал. Ёлка раскачивалась от ветра.

В этом месте, куда я забрался, было очень много шишек на ветках. Они все были зелёные и в смоле. На других ёлках тоже висели шишки.

Тут я увидел далеко-далеко, на самом горизонте, Уральские горы. Они были синие-синие. И тайгу сверху было видно хорошо. В той стороне, куда я смотрел на горы, она становилась ниже. Я сообразил, что там течёт речка Шижим, которая впадает в Печору около кордона. Тогда же понял, куда надо идти, и начал слезать.

Когда я слез, то сказал маме и Нинке, в какой стороне кор¬дон. Она и Нинка сидели на моховой кочке, как в кресле, и даже не хотели вставать. «То — домой, домой! А тут даже подняться не могут. Мне что ли легко было вверх и вниз по ёлке лазить», — так я им и сказал. А мама сказала, чтобы я не сердился: «Ишь ты, сердитый какой! Командир!»

Мы пошли в сторону Шижима и скоро вышли на тропу. Мама обрадовалась: «Вот и наша дорога!»

И вдруг я увидел, как прямо на меня летит какая-то птица! Только крылья были видны и голова большая! Даже не голова, а как будто лицо! Она пролетела над самой у меня головой! Даже ветром обдало. Ух, я и напугался! Это была какая-то очень большая сова. Потом папа мне сказал, что это была, бородатая неясыть, самая большая из сов. У не; где-то неподал;ку гнездо. Вот она его и защищала. А сам говорил, что совы на людей не нападают! Да ещ; дн;м!

Неожиданно впереди раздался выстрел!

— Это папа! Это папа! — воскликнула радостно мама. — Ау! Мы здесь!

Навстречу нам выскочил из леса папа с ружь;м, а за ним быстро шли т;тя Анисья с Анжелкой.

— Как же вы заблудились? — сказал папа. — Перепугали всех! Я-то боялся, что вы тут в Шижимскую пещеру провалитесь. Есть тут такая! Очень глубокая и незаметная.

— Вот беда! Вот беда! — прямо запричитала т;тя Анисья. — Я уж Жанку-то от себя не отпускала! Вс; время-то она со мной была рядом.

А Анжела обиделась на нас, что она с нами не заблудилась.


БОБРЫ

Вечером мы решили ехать по речке Шижиму смотреть бобров.

Папа велел нам сесть поближе к носу, потому что речка Шижим очень мелкая и можно побить винт о камни и песок. Все вещи мы вытянули из лодки на берег, и она стала просторной, стало можно по ней ходить, но мы сидели тихо, потому что очень хотели увидеть бобров.

Папа зав;л мотор, и мы поехали. Мотор работал на малых оборотах и папа всё пробовал рукой, идёт ли вода из контрольного отверстия, потому что речка была мелкая, в ней много было водорослей, и они могли забить мотор. Тогда вода не будет идти в него, и он сразу же перегреется. Когда наш мощный мотор работает на малых оборотах, то шумит совсем не сильно. Можно даже разговаривать в лодке вполголоса. Но папа не разрешил нам разговаривать, потому что бобры не так боятся звука мотора, как человеческого голоса.

Сначала вдоль берегов было много разных деревьев и за ними ничего не видно на берегах. Только утки то и дело срывались с воды и улетали за первый же поворот. А за этим поворотом оказывалось, что они уже сидят на воде. Мы их снова спугивали, и они снова и снова летели и летели за очередной поворот.

Мелкие кулички тоже жили на это маленькой таёжной речке и подпускали они совсем близко и также кланялись нам, словно говорили нам: «Здравствуйте!»
Речка была такой неширокой, что наша лодка, если бы начала разворачиваться, то не уместилась бы в ней и уп;рлась бы кормой и носом в противоположные берега.
Уже начали попадаться места с высоченной травой, а в этой траве были тропы, натоптанные бобрами, но самих бобров не было видно, они, наверное, все попрятались от нас.

В одном месте мы увидели бер;зу, поваленную бобрами, и она лежала вершиной в реку, чтобы бобрам было удобнее таскать ветки на корм. И вся она была изгрызана бобрами. Прямо со всех сторон.