Ксения Евгеньевна

   В своё время, живя в Ленинграде, я много путешествовал по Карельском перешейку.   Особенно нравились мне конец лета, начало осени. В начале августа я собирал янтарного цвета морошку на болотах, в сентябре там же - розово-красную клюкву, а в борах – бруснику и белые грибы. Большие бурые шляпки грибов уже издали хорошо были видны на фоне белого мха – ягеля.
    Из озёр я облюбовал одно небольшое, но глубокое, на территории одного из дачных посёлков. Приходил обычно на его берег рано утром, когда солнце только начинало пробиваться сквозь ветви елей, а ночная прохлада ещё не сошла на нет. Я заходил в раздевалку, грубо обитую листами поржавевшего железа, переодевался.  Ни скамеек, ни лавочек на берегу не было, и одежду я клал тут же - на старый пенёк.  Сделав небольшую зарядку, заходил в воду, довольно прохладную, но зато дающую бодрость. Часто в такие часы бывал я один. Иногда на берегу появлялась немолодая женщина с собачкой – мелким пудельком. Женщина была невысокого роста, худощавая. Со спины можно было принять её за девушку. Перед заходом в воду она делала доволько интенсивную разминку. Разговорились мы не сразу - где-то после третьей, или четвёртой встречи. Так и познакомились. Женщина назвалась Ксенией Евгеньевной. Рассказала, что у неё здесь дача, и что живёт она одна со своей Зеткой - собачкой.  Исподволь я наблюдал за упражнениями, которые делала Ксения Евгеньевна. Отметил гибкость её стройного тела. А поскольку сам был из бывших гимнастов, то сразу почувствовал, что она тоже из этой когорты. И когда спросил у неё об этом, то да - получил подтверждение. Оказывается Ксения Евгеньевна когда-то была чемпионкой Ленинграда по спортивной гимнастике среди девушек. Участвовала и в соревнованиях по лёгкой атлетике. И хотя ей уже за семьдесят, она не оставляет свою работу учительницы физкультуры в одной из ленинградских школ. Так и сказала мне: «Не могу бросить своих учеников».
   Я обратил внимание Ксении Евгеньевны, что кроме нас никого на берегу нет. А ведь часы раннего утра наиболее подходят для занятий по укреплению здоровья. Она ответила мне: «В этом нет ничего удивительного. Культура заботы о своём теле ещё очень слабо развита в нашей стране. Скажу вам больше, до недавнего времени на человека, делающего зарядку в парке или бегущего в спортивном костюме на улице, большинство людей смотрили, как не ненормального.    
   Однажды Ксения Евгеньевна пригласила меня к себе. Я с радостью согласился. Она встретила меня у калитки, и прежде чем пригласить в свой дачный домик повела вдоль нескольких грядок, заросших разными травами. В течение десяти-пятнадцати минут она, указывая на растения, называла их, в том числе и на латыни, рассказывала при каких заболеваниях следует их применять. Насколько я помню сейчас, на грядках росли мята, мелисса, чабрец, пустырник, череда, шалфей... Каждое растение источало свой аромат, и воздух был насыщен соцветьем приятных запахов.
   После этой экскурсии мы вошли в дом. Две небольшие комнаты отличались чистотой и уютом. На веранде мы пили чай, заваренный хозяйкой из фиолетовых цветков иван-чая, с брусничным вареньем. Говорили. Рассказала она и о своей жизни.             Вышла замуж перед самой войной – ей тогда было 19 - за своего друга по команде гимнастов Николая Граненова. В первые же дни войны он ушёл на фронт, а она осталась в городе, который вскоре стал блокадным. Как могла помогала армии в  обороне города. Участвовала в рытье окопов, подвозила к линии фронта боеприпасы,  разбирала руины разбомблённых домов, спасала раненых, а также падающих от голода людей на улицах. Спортивная закалка и самодисциплина помогли  ей выжить в суровые блокадные годы. Муж вернулся с фронта после ранения в 44-м, когда блокада города была прорвана. Оба они закончили физкультурный институт и работали учителями физкультуры в разных школах. Своих детей у Ксении Евгеньевны не было. Вероятно, на её здоровье пагубно повлияли голод и стрессы блокадных лет. Вместе с мужем они и построили этот домик на бывшей финской территории. Но мужу не суждено было долго попользоваться дачей – вскоре он умер от инсульта.
   С этого моего посещения и доверительной беседы мы подружились. Вместе ходили в лес по грибы – их по осени было много в карельских лесах, говорили о жизни, о спорте, художественных выставках, о премьерах в ленинградских театрах. Такие наши встречи и дружеское общение продолжались до середины 90-х прошлого столетия.
   В один из тёплых солнечных дней северного бабьего лета мы пошли с Ксенией Евгеньевной в лес. Как обычно впереди нас, перебирая дорогу своими мелкими, как барабанные палочки, лапками, бежала Зетка. Время от времени она оглядывалась – проверяла, не потеряла ли нас. Ксения Евгеньевна, повернув ко мне голову, спросила у меня: «Что с вами? Вы как-то не в себе». «Вы проницательны, - ответил я. Всё не решаюсь сказать вам, что скоро нам придётся расстаться. Я с семьёй получил разрешение на на постоянное жительство в Германию». Она остановилась. Остановился и я. Я посмотрел на свою спутницу,  в её расширевшиеся от удивления глаза. Через минуту она сказала: «Да, вы меня на самом деле расстроили, но я рада за вас. Я понимаю вас. У вас подрастают дети, они достойны лучшей жизни, чем та, которую сейчас может им предоставить наша страна». И добавила: «Да и с учётом вашей национальности... собственно так же, как и моей».
  Очевидно, увидев теперь и на моём лице удивление, продолжила: «Я ведь немка. Моя девичья фамилия Кох. А Граненовой я стала, когда вышла замуж за Николая. Эта фамилия не раз спасала меня. В том числе и в августе 41-го, когда власти стали очищать Ленинград от этнических немцев. Да и финнов тоже».  А дальше она стала рассказывать историю своей семьи. Нам было уже не до грибов. Мы ходили по тропкам осеннего леса, и я внимательно слушал Ксению Евгеньевну. Признаюсь, о судьбе российских немцев в те годы ничего не знал. Это тема в советской идеологии была под запретом. Даже в годы горбачевской перестройки ею никто, как мне известно, из историков не занимался.
   Так вот, предки Ксении Евгеньевны жили в Петербурге с первых же дней основания города. Тогда немцы были одной из основных этнических групп. Они занимались разного вида деятельностью. Среди них были офицеры и царские придворные, шлюпочные матросы и ремесленники, купцы, учёные, архитекторы, врачи, аптекари...      
   Немцы селились в самом центре Петербурга на главной улице Немецкой слободы. Улица не раз меняла своё название – Немецкая, Большая Немецкая, Луговая, Халтурина, Миллионная. Вместе с русскими и другими иностранцами немцы создавали город. Не случайно Петербург по своему духу, по архитектуре и планировке стал самым западным из российских городов. Как когда-то сказал Гоголь: «Петербург — это аккуратный немец, больше всего любящий приличия».
  Ксения Евгеньевна родилась через пять лет после октября 1917 года уже в другом районе Петербурга, окраинном, в коммунальной квартире. О том, что заставило её семью покинуть аристократический центр, родители не рассказывали. Хотя нетрудно догадаться, что с ними произошло то же, что со всеми высшими слоями российского общества после революции.
 Но главные драматические события для ленинградских немцев, как и всех её соплеменников по всей стране произошли в августе 1941 года. Немцы Ленинграда оказались между «двух огней», двух очагов насилия – внешних и внутренних. Многие из её родственников и друзей были насильственно выселены из Ленинграда, некоторые были репрессированы по надуманному обвинению в шпионаже или вражеской пропаганде.
   Я сказал тогда Ксение Евгеньевне, что у неё, как этнической немки, тоже есть возможность выехать на родину своих предков. «Ну что вы, - ответила она. – Я люблю этот город, здесь могилы моих предков и моего мужа, люблю своих учеников. А тот круг общения, который создавался десятилетиями, я не приобрету нигде. Я здесь – своя. Да я и не одна такая. Кроме того, в моём возрасте менять уже ничего нельзя. Но вы, надеюсь, напишите мне вы обустроились на новом месте...»
  После этой нашей встречи, сидя в электричке, что шла в Ленинград, я думал о том, как несправедливо, а точнее, преступно несправедливо поступила страна к своим преданным ей соотечественникам – российским немцам, которые считали её своей страной, любили её и много сделали для её становления и процветания. 
   С этой нашей последней встречи прошло более двух десятков лет. Мы переписывались. Но, как это часто бывает, к сожалению, время и расстояния, накладывают свой отпечаток на дружеское общение. С годами письма от Ксении Евгеньевны стали приходить реже. А когда однажды ко мне вернулось моё письмо с припиской, что адресат выбыл, я предположил, что Ксении Евгеньевны уже нет в живых.
  Но тут - читаю в Интернете «Новости» Комитета по физкультуре и спорту мэрии Санкт-Петербурга» и натыкаюсь на такое сообщение:
    «13 октября свой 95-летний юбилей отметила Ксения Евгеньевна Граненова, посвятившая всю свою жизнь развитию ленинградского, а затем и петербургского спорта.
   Ксения Евгеньевна родилась в Ленинграде, после окончания Политехнического института работала на стадионе «Буревестник».
   В тяжелые блокадные годы участвовала в строительстве окопов для нужд армии и обороны города от фашистских войск. В послевоенные годы окончила Институт физической культуры имени П.Ф. Лесгафта, после чего работала учителем физкультуры в школе Московского района №525.
  Ксения Евгеньевна имеет I разряд по легкой атлетике и спортивной гимнастике. Её стараниями было воспитано не одно поколение детей со стойким спортивным характером.
  Комитет по физической культуре и спорту выражает искреннюю благодарность за большой вклад в развитие и пропаганду спорта в Санкт-Петербурге, деле воспитания молодого поколения».
   Моей радости не было предела.
               
 Исай Шпицер