Шесть дней на реке. День пятый

Начинался новый день и в этот день мы решили ехать в пещеры. До них от кордона Шижим восемнадцать километров. Вчера прошёл дождь, и воды в Печоре прибавилось.
— Но сначала, — сказал папа, — надо заправиться горючкой, а потом заехать к дяде Сер;же и отдать ему метку, которую нашли у филина в гнезде.


У ДЯДИ СЕРЁЖИ

Избушка, в которой жил дядя Сер;жа, построена была на самом обрыве над Печорой. Он вышел нас встречать и стоял на берегу. Видно, он услышал наш мотор. Мы ему отдали метку, которую нашли в гнезде филина. Он страшно обрадовался и сразу пошёл в избушку смотреть в своих тетрадках. И узнал, что эту белку он в прошлом году пометил.

Он угостил нас копчёным хариусом. Он их сам коптит. У него там, в обрыве над рекой прокопана дырка. В ней — как бы печка. Там он раскладывает костёрчик. Только, чтобы он не горел, был без огня и дымил, клад;т вместо дров гнилушки. А дальше, где дым из земли выходит, поставлена старая бочка и в ней висят хариусы. Висят и коптятся помаленьку. Очень вкусные копчёные хариусы. Сначала их солят, а уж потом коптят.

Я сказал папе, что нам тоже надо так дома сделать. А он сказал, что дяде Серёже хорошо, здесь ни собак, ни кошек нет, а у нас в посёлке они моментально всё разворуют.

У дяди Серёжи недалеко от избушки живёт медведь. Один раз он с ним на тропе около беличьих ловушек встретился. И медведь убежал. Даже большие звери человека боятся.

И ещ; он нам показал свою ловушку на белок, самую ближнюю. Он называет такие ловушки — плашки. Там прямо к ;лке приделана доска, будто столик на палке. На доске положена чурка, расколотая пополам. У не; вынута сердцевина трухлявая, а с концов прибиты дощечки. Получается вроде как корытце перев;рнутое. Дядя Сер;жа с одной стороны приподнимает эту чурку и ставит под не; насторожку с приманкой. Белка тянет приманку, чурка падает и накрывает белку, а та не может выскочить из ловушки. Дядя Сер;жа показал нам даже, как падает эта чурка. А потом мы поехали дальше.


УТКА С УТЯТАМИ

Посреди реки, на спокойной воде плавала утка с утятами. Как только она нас увидела, то сразу же поднялась с воды и полетела к нам. Она хрипло каркала и упала на воду неподалёку от лодки.

— Это гоголюха. Смотрите, сейчас она будет притворяться раненной, — сказал папа. — Это она так отводит от своих утят разных врагов.

Утка то подлётывала, то снова падала в воду, словно у неё было подбито крыло. Утята в это время широкой шеренгой быстро плыли к берегу. Около берега росло много лопушника, и они, наверное, решили там спрятаться. Но наша лодка приближалась к ним, а утка-гоголюшка всё пыталась привлечь наше внимание к себе, а мы быстро подъезжали прямо к утятам, а тем ещё оставалось до берега порядочно.
Но как только лодка стала наезжать на утят, они один за другим нырнули под воду.
Ох, и здорово же они ныряли! Вскинет головку, мгновенно привстанет на лапках, головой вниз!.. Пуль! И нет его. Только брызги летят вверх.

Вода была прозрачная-прозрачная, и был отлично видно, как утята плывут под водой. Работают лапками вовсю, крылышками себе помогают. А крылышки у них маленькие, словно обрубочки какие-то, и все они ещё пуховички. И ныряли-то они один за другим — пуль,.. пуль,.. пуль!! Словно кто-то камушки в воду бросил горстью.

Папа выключил мотор. Стало совсем-совсем тихо. Не видно ни утят, ни утки. Потом в лопухах залопотало что-то — видно, это утята спаслись от нас и прятались уже под прикрытием травы. Утка, мамаша ихняя, тоже поднялась на крыло из лопухов и быстренько облетела нашу лодку. Это она проверяла, наверное, не собираемся ли мы преследовать и искать её детенышей. Но мы потихоньку плыли по течению и гонять малышей не стали. Тогда она ещ; раз облетела лодку и вернулась к утятам.


ЛОВЛЯ ХАРИУСОВ

Мы выехали на такое широкое место, где Печора была мелкая, а ниже по течению было глубоко.

— Вот место хорошее, должно быть здесь хариус есть — сказал папа и выключил мотор. — Здесь будем ловить. Арт;м, кидай якорь! Рыбачить будем только я и Арт;м. Иначе мы все перепутаемся лесками.

Потом он достал дощечки, на которых были намотаны лески с мушками, и одну дал мне. А мушки это просто рыболовные крючки с примотанными на них нитками. Нитки лучше брать разноцветные, будто это бабочки или какие-нибудь другие насекомые. Мушки просто пускают по течению и немножко подд;ргивают. Хариус бросается на эту мушку, хватает е; и зацепляется за крючок. Тут его надо и вытаскивать.

У папы на леске была привязана не только мушка, но ещ; и бл;сенка. Это такая маленькая медная или бронзовая штучка. Она похожа на чайную ложечку, только без ручки. Е; можно далеко забрасывать в реку. Туда, где хариусы чаще плещутся, выпрыгивают из воды. Папа три раза вытащил по два хариуса сразу.

Хариусы брались на мушку хорошо. Я поймал четыре рыбы, а папа целых десять. Мы сложили их в коробичку, которую взяли на кордоне.

— Хватит, — сказал папа и зав;л мотор. Я вытащил якорь, и мы поехали дальше.


ПЕЩЕРА

Я не знал, где находится эта пещера, а догадался только, когда папа стал подворачивать лодку к берегу. На берегу росло много деревьев. Никаких скал не было видно, и я тогда подумал, что он просто решил остановиться на какое-то время, чтобы передохнуть.

— Вот мы и добрались, — папа выключил мотор.

— А где же пещера? — в один голос спросили Нинка и Анжела папу.

— Успеете. Ещё надо нам идти по лесу. Там сами увидите эту пещеру. Их там целых три — Ледяная, Туфовая и самая главная, Медвежья. Выгружайсь!

И мы стали вылезать из лодки.

— Артём, опять якорь забыл выбросить! — сказал папа, и я потащил якорь на берег. Везде была крупная галька, скользкая и мокрая. На противоположном берегу реки стоял стеной тёмный-тёмный лес и, когда я бросил якорь на камни, он сильно громыхнул, а оттуда чётко ответило эхо.

— Вот здорово! — сказала мама и крикнула. — Кто украл хомуты?!

А с той стороны тут же крикнуло эхо: «Ты-ы!»

Все обрадовались и стали кричать разные слова.

— Не кричите. Не надо шуметь в лесу и тем более в заповеднике, — сказал папа. — Нехорошо зверьё пугать. Лучше вытаскивайте вещи на берег, мы сегодня будем здесь обедать.

— Давайте лучше сначала сходим в пещеры, а потом уж будем устраиваться, — сказала мама. — Вон Артёму уж не терпится поскорее увидеть, что это такое, пещеры.

И мы пошли в пещеры. Сначала тропа повела нас по высокой траве и вывела к небольшому ручью, через который были уложены две жерди. Эти жерди лежали прямо в воде, и от берега до берега в этом ручье было метра три, наверное. Правда, ручей был неглубокий, и утонуть в нём было невозможно, но всё равно не хотелось купаться. Папа пош;л первый по этим жердям. Они под ним прогнулись. Папа упирался палкой в дно и перешёл очень быстро на другой берег. Потом он перекинул этот шест нам, и я пош;л вторым. Жерди были такие скользкие, что я еле-еле удержался и чуть не упал в воду. Потом перешли все остальные.

Сразу за ручьём тропа пошла немного в гору, и я подумал, что скоро должны быть пещеры.

Папа повернул влево и подошёл к невысоким скалам. Они сплошь заросли мхом и травой, а между ними было небольшое отверстие. Я наклонился и заглянул внутрь. Оттуда тянуло холодом. Там был сплошной лёд! Надо же! Сплошной лёд, а на улице тепло! Вот это здорово! Прямо как у нас в сарае на леднике. Папа всегда на лето набивает в сарае яму мокрым снегом, и у нас всё лето бывает настоящий холодильник.

— А туда можно? — спросил я.

— Попробуй, если залезешь. — Он наклонился и посмотрел в глубину пещеры, а я мимо него полез внутрь.

Там прямо всё заросло льдом, и было темно, только снаружи прорывался свет и отсвечивал в глыбах льда. Они были большие и в самой глубине пещеры поднимались к потолку как-то странно, будто кто-то их вылизал. Потолок был низким, и мне приходилось сидеть на корточках.

— Ну как там? — крикнул мне папа.

— Нечего долго там торчать, — сказала мама, а девчонки сразу полезли вслед за мной.

Ну, конечно, мы тут же вылезли, потому что было холодно в этой пещере. Папа спросил меня, обратил ли я внимание, какие там фигуры изо льда. Я ему сказал, что весь лёд как будто кто-то языком лизал снизу вверх. Почему это?

— Этот лёд очень древний, — сказал папа. — Он тает летом только сверху, а зимой снова нарастает. А снизу лежит лёд, который намёрз ещё в доисторические времена.

— Вот здорово! — сказал я. — А кто же его там вылизал?

— А это его воздухом так, — сказал папа. — Там всё время тянет ветром. Заметил? Воздух тёплый, вот он как будто и вылизывает лёд.

Папа сказал, что в других пещерах, которые рядом, льда нет. Только в этой. Почему, неизвестно.

И мы пошли к другим пещерам.

И вот, мы подошли к Медвежьей пещере. К ней надо было забираться по крутой осыпи. Когда выбрались к входу в пещеру, я обернулся и увидел широкий лог. Папа сказал, что называется он лог Иорданского. По фамилии уч;ного, который его открыл.
Вершины деревьев стояли почти вровень с нами и казались круглыми и плотными. Было пасмурно, и воздух был каким-то синеватым. На противоположной стороне лога поднялись скалы, а прямо против пещеры стояла высоченная каменная стена.

— Эй! — крикнул папа в сторону этой стены.

— Эй! — громко ответила стена папиным голосом.

— Артём! — крикнул я.

— Артём! — сказала скала.

Вот это было эхо! Не то, что на берегу от леса. Чёткое, ясное. Каждую буковку повторяла за нами скала. И мы все по очереди и хором кричали разные короткие слова, и каменная стена передразнивала нас. Можно было бесконечно перекликиваться со скалой. Она замолчала только тогда, когда мы сами уже не могли больше ничего придумать и кричали только одно и то же — наши имена. Мне показалось, что на той стороне, прямо в скале сидит какой-то человек и повторяет всё, сказанное нами. Главное, что нашими голосами. Даже когда мы кричали несколько слов подряд, с той стороны слышались целые слова.

Вход в пещеру был широкий и высокий. Скала нависала над входом, как карниз. На середине входа росла ёлка. Выросла она под карнизом, и верхняя её часть, когда доросла до скалы, начала огибать её и, изогнувшись, стала расти прямо вдоль камней всё выше и выше. Ветки у ёлки были только с одной стороны, а та сторона, что прижималась к скале, была вся потёрта. Видно, когда ёлку качал ветер, она, тёрлась о скалу и ободрала всю кору с той стороны.

Мы полезли в пещеру. Сначала потолок пещеры был высокий, как в комнате. Нам даже не приходилось нагибать головы. Мама не полезла с нами, а осталась ждать нас снаружи. Наверное, она просто побоялась лезть с нами в эту темень. Папа сначала тоже говорил, что давайте, мол, лучше не будем туда лазить, там и смотреть-то нечего — одна темнота да кости. Кости от всяких доисторических животных. Мне папа рассказывал раньше, что в этой пещере жили первобытные люди очень давно. Здесь была их стоянка. И они охотились около этой пещеры, а кости в ней, может быть, натасканы этими доисторическими людьми. Ну, конечно, нам хотелось посмотреть на такое удивительное место. Как же так, побывать прямо у пещеры и не залезть в неё. Ведь может быть никогда потом нам не удастся этого сделать. Ведь не в каждой пещере встречаются кости доисторических животных.

Мы упросили папу, и мы полезли внутрь. А мама вслед нам всё говорила, что не надо туда лазить.

Вход был просто как зал с высоким потолком, и там лежали огромные глыбы, камней, которые обрушились в давние времена с этого потолка. Мне стало вдруг страшно, что нам на голову вдруг обрушатся новые камни, и всех нас придавит, и мама нас уже никогда не увидит. Я чуть было не сказал об этом папе, но промолчал и лез за ним всё дальше. А там уже наступал мрак, и света от входа в пещеру проникало всё меньше и меньше. Мы лезли в глубину горы, и впереди было неизвестно что.
Потолок в пещере становился все ниже и ниже. Наступал полумрак. Вход в пещеру остался позади. Там, когда я оглядывался, была видна мама. Мне стало её очень жалко. Как же она там будет ждать нас одна. Всё-таки тайга вокруг, лес и всякие дикие звери. Вдруг к пещере придёт медведь. Что она тогда будет там делать одна? Куда ей прятаться? Мне захотелось скорей вернуться обратно к маме, но я сдержался и папе ничего не сказал.

Теперь уже почти наощупь мы перелезали через огромные глыбы. Папа мне объяснил, что весь потолок обрушился очень давно. Возможно ещё в то время, когда в этой пещере жили люди каменного века. Может быть, этот обвал придавил и всё племя этих людей, когда они сидели около костра и жарили мясо лося или мамонта. Если бы можно было перевернуть все эти глыбы, под ними нашлись бы и кости этих первобытных людей и даже каменные топоры. Но глыбы были такие огромные, что их можно было бы свернуть с места только какими-нибудь тракторами или бульдозерами.
Потом стало совсем темно, и папа включил фонарик и, согнувшись, почти на четвереньках, пробирался впереди нас, а мы вереницей, держась друг за дружку, ползли вслед за ним.

Наконец папа полез в какую-то дыру. Очень узкая была эта дыра, и свет фонарика пропал на некоторое время, потому что папа, пролезая в дыру, просунул сначала фонарик в неё, а потом полез сам. Мы остались в полной темноте.
— Сначала лезут в дыру девочки, а ты, Артём, потом, — сказал папа, и девчонки на четвереньках полезли в дыру. Я представил себе, как в древности первобытные люди тоже вот так лезли по этой дыре. У них были шкуры и каменные топоры и были они босиком. И вот мы теперь тоже лезем и трогаем те же камни, до которых дотрагивались они, первобытные.

За дырой, в которую мы пролезли, потолок у пещеры стал выше, и можно было стать почти в рост. Правда, потолка почти не было, потому что стены у пещеры в этом месте были наклонными и сходились вверху углом. Папа светил туда. Стены были влажными и мазались сырой извёсткой, от фонарика на стенах прыгали наши тени. Папа сказал, чтобы мы притихли и не шевелились, чтобы послушать пещерные звуки. Но звуков никаких не было. Тишина стояла такая, что звенело в ушах. Потом мы услышали, как в глубине пещеры, где-то капает вода. Папа сказал, что это вода капает уже вот так много тысяч лет, и там есть сталагмиты. Это такие наросты из извёстки.

— Давайте дальше, что здесь сидеть, — сказала Нинка, и мы полезли дальше.
Весь пол в пещере был из глины, а из неё торчали кости. Папа сказал, что это всё кости доисторических животных, на которых охотились пещерные люди. Они, вероятно, стаскивали эти кости сюда в самые отдалённые уголки пещеры. Но вот зачем они таскали их сюда, а не выбрасывали наружу непонятно. Не ели же они мясо здесь в темноте. Хотя они могли светить себе факелами из берёсты или раскладывать здесь костёр. Конечно, в пещере было совсем не жарко, хотя снаружи было лето. Папа сказал, что в пещере и зимой теплее, и пещерные вполне могли существовать в этой пещере и зимой и летом.

Я думаю, что звери и сами могли залезать сюда и жить в этих ходах пещерных. Особенно медведи. Недаром же они называются пещерные. Здесь они и помирали, а их кости оставались на месте. Потом вода натекала вместе с глиной, и закрывала постепенно эти кости. К вот теперь, когда люди современные открыли эту Медвежью пещеру, они нашли огромное количество разных костей.

— Эти кости что ли первобытные сюда натащили? — спросила Нинка. А папа сказал, что, может быть, и первобытные, но только учёные говорят по-другому. Все эти кости принесла сюда постепенно вода. Ведь всё это происходило не год и не десять лет, а многие тысячи лет. Капля за каплей, песчинка за песчинкой, вот и получилось это. Вода и передвигала постепенно и заносила песком и глиной эти кости. И пещеры тоже от воды образовались. Вода текла постепенно через трещинки в горе и промывала себе дорогу. Ведь все эти горы из известняка. Это так камни эти называются. Они, правда, не такие уж и твёрдые. Если ножиком поцарапать, то след останется. Вот вода промывает горы всё больше и больше, и получаются пещеры.
Надо же! Ни за что бы не поверил. Но папа знает. Он ведь научный сотрудник.
А Нинка и Анжела сказали, что всё-таки, наверное, эти кости сюда натащили первобытные. И мне, честно говоря, тоже кажется так.

— А как же их завалило глиной? — сказал папа. — Это всё-таки сделала вода. И не спорьте.

Потом мы стали рассматривать все эти кости, и папа наш;л челюсть какого-то большого хищника. Из челюсти торчал здоровенный клык. Папа сказал, что это челюсть пещерного медведя. Мы её решили взять домой. И мы ещё нашли два медвежьих клыка. И тоже взяли. Пусть дома лежат. Будем потом на них смотреть и вспоминать, как были в пещере.

И мы полезли наружу.

Мне очень хотелось маму увидеть. Как она там одна? Не напал ли на неё медведь?
А ничего с ней и не случилось.

Когда мы вылезли, она так и сидела. На том же месте. Только и сказала, почему мы так там долго были и что она начала волноваться. И мы все были словно вымазанные в извёстке.


ЭХОВАЯ СКАЛА

Мы спустились в лог, и за деревьями не стало видно ни скал, ни пещеры. По тропе мы пошли на другую сторону лога, где была та самая Эховая скала — так мы её назвали. По узкой и крутой лощинке, среди деревьев мы карабкались вверх и вверх, и потом как-то сразу открылась синяя-синяя даль. Она была будто дымкой какой-то затянута. Сквозь дымку просвечивали дальние леса, а там, где Печора, был тёмный провал. Неподалеку были видны вершины двух кедров, прямо вровень с нами. На них прыгали три кедровки и кричали противными голосами. Кедровки сшибали молодые шишки и уносили расклёвывать куда-то в глубину леса. Ветер несильно дул из вершины лога, листва на осинах и берёзах шевелилась, словно деревья эти были живые, а лес был прямо под нами.

Потом мы подобрались к самому краю Эховой скалы, легли на животы и стали смотреть вниз. Там было очень высоко!

— Да! Сорвёшься — охрипнешь кричать, пока донизу долетишь! — сказал папа и бросил камень. Мы долго следили, как он летел вниз, а потом ударился о другой камень у подножия скалы, раскололся на мелкие кусочки, и исчез в кустах.

Мама стала беспокоиться, как бы мы тоже вслед за камнем не покатились. «Юркнете туда, лучше на глаза не показывайтесь. Сразу всем всыплю!» — сказала мама. Это она так шутила. Но шуточки, конечно, с такой высотой плохие. Запросто можно улететь было вниз.

Папа сказал, что древние люди, вероятно, в этом месте охотились на диких зверей загоном. Гнали стадо прямо к обрыву. Оленей, например, или каких-нибудь других копытных зверей. Они, не разбирая дороги, мчались сюда и кучей валились вниз, разбивались.

Вполне могло быть такое и здесь, потому что я слышал, что учёные установили, что древние, в каменном веке которые жили, очень часто таким способом охотились на зверей. Вот только куда они столько мяса девали, непонятно. Их ведь, наверное, не так уж много было в этом месте. Но потом я вспомнил про ледяную пещеру и подумал, что они вполне могли сохранять мясо даже летом на льду.

А потом мы вернулись к пещере, а от не; по тропе пошли к берегу.


КАК ДОБЫВАЮТ ОГОНЬ

— Вот я что приготовил! — сказал папа и достал из рюкзака какие-то деревяшки. — Сейчас у нас будет огонь без спичек. Будем его добывать, как первобытные люди.
Мы все сразу не поверили. Особенно мама. А я подумал и поверил, потому что у папы всегда всё получается. И стал смотреть.

А он достал эти деревяшки и велел мне срезать ветку с куста. Он сказал, чтобы она была с большой палец толщиной и длиной с мою ногу. Я принёс ему палку эту. Он привязал с одного конца верёвочку, согнул палку, а другой конец верёвочки — к другому концу палки. И получился лук. Из какого стрелами стреляют.

— Это лук получился. На охоту что ли пойдём? — сказала мама. — Как первобытные?

— Не лук, а лучок, — сказал папа.

Потом он достал толстую сухую палочку, которую с собой принёс. Она заострённая была с двух концов. С одной стороны поострее, а с другой потупее. Папа обернул её петелькой верёвкой от лучка и вставил одним концом, который поострее, в специальную дощечку. В дырочку на этой дощечке. Потом другой дощечкой, смоченной, прижал эту палочку сверху и начал водить лучком вперёд и назад. И палочка стала вертеться быстро-быстро. Папа нажал посильнее, и из-под нижнего конца палочки вдруг полезла коричневая труха. Я потрогал, а она была горячая.
Папа вертел палочку все быстрее и быстрее. И вдруг пош;л дым.

— Ой! Дым! — сказала Анжела.

Она во все глаза смотрела, как папа огонь добывает.
Дым пош;л ещё сильнее и вдруг в этой, уже почти чёрной, трухе появилась искра! Огонь!

Папа бросил вертеть палочку и стал потихоньку эту искорку раздувать. Сначала ладошкой, а потом подсунул туда маленький измятый пучок сухой травы, дунул, и эта трава вспыхнула.

— Ура! Огонь! — закричал я.

— Вот так! — сказал папа. — Как будто мы первобытные люди. Не пропад;м без спичек?

— Ну, отец, ты даёшь, — сказала мама. — Не знала я за тобой таких талантов. Ну и ну!

А папа, видно было, радовался больше всех. Он вообще такой. Когда ему что-нибудь удаётся, он радуется, как маленький. Даже может прыгать и кричать «ура». Это он с виду строгий, а так он весёлый и очень хороший.

— А ты откуда узнал, что так древние огонь добывали? — спросил я папу.

— В книжке прочитал, вот откуда, — сказал он. — Даже и сейчас так добывают. В наше время. В Австралии, в Америке на реке Амазонке.

— Дети! — торжественно сказала мама. — Читайте книги и будете всё знать как папа.

И она засмеялась, и все мы засмеялись и стали жарить хариусов, которых наловили, а жарили их на костре, который разж;г папа без спичек.


ПРО СТАРИНКИ

Когда мы оттолкнулись от берега, папа мотор не включил и сказал, что поплыв;м просто так, самосплавом.

Хорошо плыть по реке без мотора. Гораздо больше можно увидеть и птиц и зверей. Кулички подпускают, потихоньку бегут перед лодкой и только, если шевельнёшься или скажешь слово, улетают немного вперёд. Иногда кулички сидят на камушке, кланяются, словно приветствуют нас: «Здравствуйте, здравствуйте! Как поживаете?» А я шёпотом, чтобы девчонки не слышали, отвечаю: «Здравствуйте, птички, как поживаете?»

Вот так мы и плыли и даже не разговаривали. Папа потихоньку веслом пошевеливает, мама сидит и дремлет, даже девчонки притихли и перестали болтать о своих делах.
Мне вот интересно просто смотреть на берег, на кедры, на воду. Будешь болтать, так просмотришь что-нибудь интересное. Мне папа всегда говорит, что надо постоянно смотреть вокруг себя и обязательно увидишь такое, что потом в жизни никогда не повторится.

Вот на второй день мы чуть не просмотрели, как по воде плыл клочок медвежьей шерсти. Если бы папа его не увидел и не показал нам, мы бы не знали, что реку переплывал медведь. Я этот клочок спрятал в пустой спичечный коробок. Пусть на память останется.

И вообще я люблю собирать на память всякие разные вещи. Потом, когда откроешь свои коробочки, так интересно рассматривать всю эту мелочь и вспоминать, где ты нашёл это, и как тогда было.

Но девчонки вообще не любят, я думаю, заниматься такими делами. Они всё больше с тряпками возятся да с куклами.

Вот у нас в посёлке раньше по всему берегу стояли амбары купеческие. Это ещё до революции было, до сих пор остались в земле ямы от столбов, на которых они стояли. В эти ямы хорошо прятаться, когда играем в войну, как будто в окопе.
И сейчас ещё в заповеднике есть два амбара, которые были купеческие, а сейчас в них хранят всякое заповедницкое имущество — моторы для лодок, верёвки, смолу и много ещё всякой всячины. Когда дядя Ваня-завхоз открывает склад, мы любим туда заглядывать. Я там видел даже всякие старинные вещи из железа, кованые. Валерка нашёл около склада на берегу старинную монету. На ней было написано «денежка» и стоял год 1852. Вот уж после этого мы каждый день рылись на берегу в песке и искали эти монеты. Я нашёл две монеты медные — пятак и три копейки. А Васька нашёл очень старинную монету, 1787 года! Как мы завидовали ему. Вот повезло, так повезло! Потом Сан Саныч, учитель истории, просил Ваську отдать ему эту монету, но Васька не отдал и правильно сделал, потому что такой монеты больше ни у кого не было, и едва ли ещё раз можно такую же найти. А потом один приезжий приходил к Ваське и просил даже продать её, и Васька сказал, что он её продал за пятьдесят рублей. Врёт, наверное.

Я очень люблю искать всякие старинки. Мне кажется, что в посёлке весь берег ими завален. Только они все затерялись где-то в камнях и надо просто каким-то механизмом перетрясти камни и песок и тогда можно найти столько старинок, что хватило бы на всех ребят.

На берегу и полях можно найти старые стреляные гильзы от винтовок и пистолетов. Здесь в гражданскую войну бились красные и белые, даже есть на берегу могила красногвардейцев.

Однажды я нашёл в поле, когда пахали землю под картошку, старую-старую гильзу от винтовки. На ней, на шляпке, было написано какое-то слово на иностранном языке. Папа прочитал это слово и сказал, что гильза эта от японской винтовки и выпускала эти патроны фирма «Кайнок».

У нас дома есть ещё осколок от немецкой бомбы. Его папа нашёл на Украине, очень давно, когда меня на свете не было.

Кто посмотрит этот осколок, удивляется, ну что в нём особенного. Осколок как осколок. Ржавая железка. Но потом, когда папа покажет, в чём его особенность, все начинают удивляться по-настоящему и говорить, что какая это редкость и его надо отдать в какой-нибудь музей. А дело в том, что вырван он из такого места бомбы, что на нём как раз выпуклыми буквами написано по-немецки слово «КРУПП». Это фамилия того, который на своих заводах выпускал снаряды, пушки и танки, чтобы с нами воевать.


ВЫДРЫ

Вдруг папа осторожно качнул лодку. Раз и два. Это у нас такой был знак. Если увидишь что-нибудь на берегу или в реке, либо услышишь, то надо качнуть лодку. Тогда сразу все обратят на тебя внимание. Так мы договорились делать потому, что если голосом предупредить об увиденном или услышанном, то можно спугнуть зверя или птицу. А уж когда на тебя обратят внимание, то надо показать или на глаза — а это значит — смотри! — или на уши — слушай! А рукой надо показать в ту сторону, где что-нибудь увидел или услышал. Тогда все вместе с тобой тоже смогут увидеть или услышать интересное.

И вот папа два раза качнул лодку, показал сначала рукой на уши, а потом вперёд. Там сквозь шум переката были слышны какие-то всплески. Я подумал, что это какой-то зверь ходит в реке и хотел спросить папу, что он там услышал, но он приложил палец к губам — тихо! Я снова стал вслушиваться, и все слушали эти всплески в реке вместе со мной. Всплески были неравномерные, будто человек бросал в реку куски земли. Плюх! Потом тишина. Снова — плюх! Плюх! И опять — тишина. Через несколько секунд сразу — плюх! плюх! плюх!

Что же это такое? Я никак не мог понять, что там творится, а папа полегоньку стая подгребать веслом в ту сторону, откуда слышалось это плюханье. Вдруг я подумал, что это может быть медведь, и мне стало немножко страшно, потому что если там купаются медвежата и при них медведица, тогда нам придётся туго. Но папа уже явно знал, что там за зверь, и наоборот прижимал лодку всё ближе и ближе к берегу. Я немного успокоился, и в этот момент плюханье началось снова и совсем близко, за мыском, на котором росли кусты черёмухи и ивы. Уже было слышно не только плюханье, но и какое-то шевеление и возня.

Лодка тихо двигалась метрах в пяти от берега, а кусты стали понемногу проплывать мимо меня. Из-за них я увидел, что по воде около берега после очередного плюханья пошли круги, И тут же рядом с кустами метрах в пяти от меня из воды высунулась голова. Выдра! Я не ожидал, что смогу когда-нибудь увидеть этого зверя так близко!

Голова выдры была мокрая и блестящая, т;мно-коричневая и усы у неё топорщились в разные стороны. Выдра нырнула, нос лодки миновал кусты, и мы все увидели ещё трёх выдр. Две из них по камням выбирались из воды на берег, а третья катилась на пузе по глинистой горке в воду. Плюх!! Выдра с разгона вся в брызгах влетела в реку и исчезла. А те две продолжали выбираться на берег, и одна их них смотрела, как та первая нырнула в реку. В этот же момент она увидела и нас и нашу лодку и моментально скользнула в воду. Она свистнула, и последняя выдра тоже нырнула за ней. На ходу она свистнула, и последняя выдра тоже улизнула за ней. Лодку нанесло на них, и всех трёх выдр я успел ещё увидеть. Под водой они были длинные, широкие и плоские.

Папа быстро развернул лодку прямо около того места, где выдры устроили каталку, и приткнул лодку к берегу.

Он сказал, что раньше слышал от охотников и читал, что выдры частенько занимаются таким катаньем, но вот сам он увидел такое впервые. Обычно это делает выводок выдр, мамаша с детьми. Я тоже читал в одной из папиных книг про такие места, где выдры устраивают себе катушки, как там написано, и вот я тоже увидел такую катушку собственными глазами.

Теперь, когда мы причалили к берегу и вылезли на него, чтобы рассмотреть это место, можно было разговаривать громко. Папа сказал, что выдры вообще-то очень осторожные. Нам просто необыкновенно повезло, потому что когда так, затаясь, сидишь в лодке, а мотор не шумит, можно увидеть всё, что случается на берегах реки.

Выдровая катальная горка была небольшой. Всего метра четыре. Но они её видно очень хорошо раскатали и занимались этим уже давно. Она была гладкой и ровной и начиналась от кустов. В этом месте, наверное, весенний ручеёк нанес много глины на берег, и выдры решили использовать его для своих игр.

Папа сказал, что Поликарп Григорьевич говорил ему об этом месте. Он его заметил уже недели две тому назад, но самих выдр не видел ни разу, хотя и проезжал здесь. И папа тоже нам ничего не сказал об этом, когда мы ехали вверх и проехали мимо него почти вплотную. Он рассмотрел его, пока мы проезжали, но решил на обратном пути попробовать тихонько подъехать к нему и, если повез;т, понаблюдать за выдрами. Вот нам и повезло. Да как ещё повезло! Из наших ребят в посёлке никто такого никогда и не видел.

— Везёт же нам! — сказал папа. — Вот это встреча!

— А всё почему? — сказал я. — Да потому что сидим тихо, и мотор не работает.

— Да мне уже и самому надоело его урчание, — сказал папа. — У меня уже от него голова начала болеть.


ОРЛАН

Слева, на высоком скалистом берегу стояла сухая сосна. На ней сидел огромный орёл. Мне его показал папа, и я стал смотреть на него в бинокль. Хоть и далековато было, но я рассмотрел его. Орёл был тёмно-коричневый, а хвост у него был белого цвета.

— Это орлан-белохвост, — сказал папа. — Высматривает поживу.

— Он, наверное, хочет словить сёмгу, — сказала Нинка. Она слышала, как папа нам рассказывал про жизнь птиц, и вспомнила про это.

— Скорее всего, да, рыбу, — сказал папа. — Орлан ведь в основном рыбой питается. У него на пальцах есть даже специальные зазубринки, чтобы рыба не выскочила из лап.

Папа нам начал объяснять про то, как живут птицы около воды. Я слушал, а сам всё время смотрел на орлана в бинокль. Потом Нинка стала ныть, чтобы я дал ей тоже посмотреть. Я бинокль отдал ей, и сразу стало видно хуже. Разве сравнишь с биноклем!

До орлана оставалось, наверное, ещё метров сто, как он вдруг словно оттолкнулся от ветки, на которой сидел, развернул свои огромные крылья, начал планировать вдоль реки. Потом он сложил их, набрал скорость и пошёл круто вниз. Вдруг я увидел, что он нападает на выводок крохалей. Утка-мать кувыркалась и подлётывала над водой. Крохалята мчались, как моторные лодочки, по течению широкой шеренгой. Как только орлан ухнул на них сверху, все они разом нырнули. Только фонтанчики поднялись над водой.

Орлан развернулся и полетел вниз по реке. Он медленно взмахивал крыльями, но даже с такого расстояния было видно, какая это огромная птица. Казалось, что летит он очень медленно, но он сразу скрылся за деревьями. Не верилось, что такая огромная птица может сразу набрать такую большую скорость, когда нападает на добычу.


СТРИЖИ

Над лесом и над рекой вились стрижи. Это, наверное, старшие учили молодняк летать. Мы вдруг услышали не похожий ни на что звук. Или свист с шипением. И я увидел, как стрижи один за одним мчались к реке вниз и быстро-быстро пролетали над самой водой. Так они близко к ней пролетали, что оставалась полоска на воде. Казалось, что они прямо касались воды. Она была спокойная, спокойная и тёмная, в ней отражались сосны и пихты. Стрижи прямо, мне показалось, чиркали почему-то по воде и снова взлетали над деревьями. А оттуда опять кидались вниз. Это от их крыльев шёл такой свист с шипением.

Я спросил папу, что это они такое делают? Зачем? Но папа сказал, что не знает и сам видит такое первый раз. А потом он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и громко сказал: «Да! Первый раз вижу, как стрижи пьют воду на лету! Первый раз!»
И он достал записную книжку и стал записывать туда, что видел. А я тоже теперь понял, как они пьют воду на лету. Стриж разгоняется и летит над самой водой. Потом он раскрывает клюв и чиркает им по воде. И вода от скорости прямо сама наливается ему в горло.


МЕДВЕДЬ

Уже совсем свечерело, и на перекатах стали очень сильно прыгать хариусы. Папа сказал мне, чтобы я бросил якорь, чтобы порыбачить.

Лодка остановилась неподал;ку от берега. Там были очень большие кусты. И вдруг в этих кустах кто-то большой стал кидаться из стороны в сторону. От нас это было совсем недалеко, и нам всё было хорошо слышно. Папа поднял палец и погрозил нам, чтобы мы не шевелились и не шумели, а сам потянул ружь;, что лежало на вещах под тентом. И тут вдруг в кустах раздался какой-то жалобный крик: «Ме-е-е!» Так лосята маленькие кричат на лосеферме. Мне стало очень страшно. Да тут ещё папа сразу кинулся к мотору, а мне сказал, что бы я поднимал якорь. Он ещё сказал почти ш;потом, что, вероятно, это медведь ловит лосёнка, и если он нас услышит, может на нас броситься, чтобы защитить свою добычу.

И он сразу завёл мотор, а я поднял якорь, и мы уплыли от этого опасного места. И да самого кордона молчали. А на кордоне мы узнали, что приехал один научный сотрудник заповедника, ихтиолог, и мы завтра поедем неводить, ловить хариусов неводом и ставить им метки. А ихтиолога звали тоже дядя Сер;жа.