Марусино детство. Сад

Во всех садах тогда росли нехитрые цветы. Почти у всех одни и те же. Прабабушки, да и некоторые бабушки считали их пустой тратой земли – всё шло под овощи, яблони, под еду.
Потихоньку, с боем, выкраивались места под прекрасное, но неприхотливое.
Сад просыпался неспешно. Под громкие ночные соловьиные песни.
Самым первым просыпался гусиный лук, рассыпанный под старой яблоней, облюбованной воронами, у бабы Нади. Пока трава ещё спала, его яркая зелень и золотые колокольчики так радовали глаз на фоне прошлогодней листвы и долгой грязи! Мы отчаянно втихаря пытались рассадить его маленькие красно-белые луковки по всему двору, поближе к нашей песочнице среди вишен и вдоль канав, чтобы и к нам весна приходила быстрее.
На улице, в зарослях сирени у Пушкинской, расцветала синяя пролеска. Небесные подснежники. Каждый год мы приносили ещё один цветок в наш сад на маленьком совочке - наше голубое облако становилось всё больше, а на старом месте из остатков луковки вырастал новый цветок.
Из земли вылезал вечнозелёный бессмертный хрен, на грядке показывались ростки чеснока, посаженного ещё под зиму - чудное слово «озимый». Кто-то выращивал семена на стрелках, а мы с мамой осенью отбирали самые крепкие и крупные зубцы на посадку, перед тем как сплести чесночные косы.
Весной мы собирали остатки прошлогодней листвы, аккуратно разгребая её среди нежных первых ростков.
Показывались красноватые листья тюльпанов, тонкие листья нарциссов. К девятому мая распускались красные тюльпаны, большие жёлтые, и маленькие белые ароматные совсем обычные нарциссы – славили павших воинов.
Просыпалась нехитрая примула и принесенные с поля жёлтые баранчики. Прямо из земли распускались первые розетки бордовых и белых первоцветов, когда-то выращенных из семян. От их корней сладко пахло розой, а тонкие сладкие стебли жёлтых баранчиков источали медовый аромат.
Нарциссы уступали своё место красноватым пальмам тигровых рыжих лилий, тёмной пыльцой которых так легко можно было испачкать нос.
Постепенно у нас появилась полянка из крокусов, гиацинтов. Тюльпаны с каждым годом добавляли новых форм и цветов: чёрные, жемчужные попугайные, махровые.
Сначала родители добывали новые семена и луковицы новых интересных растений, потом они расползались по нашему саду.
Мама покупала золотистые шёлковые луковицы гладиолусов, они просыпались рано, пускали ростки, но терпеливо ждали тепла и своей очереди, чтобы занять местечко в саду.
Мы с папой вдоль дорожек сажали полулунные семена календулы. Крендельки и полумесяцы разных форм и размеров, оставшиеся с прошлого года, бросали уже в прогретую солнцем землю. Через неделю нас встречали дружные всходы. Всё лето до поздней осени рыжие солнышки радовали глаз, а мы вновь бережно собирали семена на будущий год в жестяную коробку из-под чая.
Просыпались бабочки.
Родители снимали с роз зимние укрытия, очень переживали за замерзшие кусты, обрезали погибшие побеги. Особенно берегли огромные алые розы Софи Лорен – цветы у них были с мою голову, никак не меньше, а аромат настоящий - розовый. Золотой корень - родиола розовая, потому что пах болгарским маслом из деревянного футляра в виде башенки, раскрывал свои шишки над землей.
Расцветал дуб. Да! Дубы невероятно красивы, когда цветут. Сильные грозные великаны распускают нежно-зелёные серёжки, когда минуют все сильные холода.
В мае распускались сады.
Распускались груши, вишни и, наконец, огромные старые яблони превращались в бело розовые бесконечные облака. С крыши было видно только море цветов, среди которого островками торчали верхушки бревенчатых домов с кирпичными трубами и самодельными рогатинами антенн.
Ночью в свете фонаря в цветах старой сливы копошились майские жуки, мы ловили их, гладили по мохнатому брюшку, матовой коричневой спине и считали «реснички» на усиках. Жуки жужжали – летели лакомиться только распустившимися листьями берёз, стучали в окна и заборы, будили тёплую весну.
Потом наша улица утопала в безумном аромате сирени. У каждого дома распускались огромные цветочные облака. Сиреневые, белые, махровые. Сиреневые сумерки, смешанные с дымом костров из прошлогодней листвы дурманили голову и тревожили разум.
Сады отцветали. Ветер нещадно срывал лепестки и носил на своих невидимых руках этот нежный снег.
Деревья обрастали зелёными листьями, разрешая тени поселиться под собой, укрывая от ненужных глаз окна домов.
Сиреневые туманы сменялись нежными розовыми ароматами шиповника. Распускались простые розовые цветы, и дедушка доставал свои снасти и отправлялся «за карасём». Жуки-пожарники сидели на кустах шиповника, растили ягоды, а мы собирали пожарников в спичечные коробки.
То тут, то там попадались в кустах голубые изнутри скорлупки певчих птиц. Соловьи замолкали – все гнезда были построены, заняты, свадьбы сыграны, теперь у них появлялись новые заботы. Пришла пора выкармливать своих птенцов.
Распускался белый жасмин – чубушник. На станции были огромные, высокие как голубые ёлки, жасминовые заросли вдоль всей платформы. Вечером в прохладном закатом воздухе в ожидании электрички наслаждалась сумасшедшим ароматом. Озорной ветер срывал и эти лепестки – бросал их навстречу проезжающим поездам, приносящим на станцию вкусный дымок, доносящийся из титанов, поедающих тонкие сосновые щепки и греющих чай для путешественников.
Наконец набирали свои огромные бутоны пионы. Самыми первыми распускались папины – красные, он их рассаживал, закапывал под них вываренные косточки из мясного бульона, говорил, что им нравится. Затем вступали розовые, белые – под дождём их кудрявые головы намокали, тяжелели от набранной воды, но источали самый сильный тонкий аромат. Среди лепестков копошились пьяные нектаром бронзовки, покрывая свою зелёную спину желтой пылью пыльцы.
Королевские розы наполняли сад своим ароматом. Появлялись большие свечки красивой, но ядовитой наперстянки, огромные красные маки, лазурные, синие как небо шпаги дельфиниумов на солнце у уличного забора, розовые ромашки целебной эхинацеи, любимой бабочками всех мастей и столько раз спасавшей мои разодранные коленки ничуть не хуже подорожника.
Вдоль заборов и дорог распускалась немахровая бледная мальва, у калиток возвышались огромные шапки золотых шаров. На поле бушевало люпиновое море.
У террасы распускались синие башмачки – ядовитый аконит, открывал свои сине-голубые домики для пчёл и шмелей. Напившись нектаром допьяна, она засыпали  в этих цветах до следующего утра.
Перед домом вырастали стены из розовых и белых флоксов, а у тёти Любы каких цветов их только не было!
Их лепестками мы выкладывали себе «маникюр». Оторвав и послюнявив лепесток, приклеивали его на ногти – было так красиво! Да и лаком нам тогда ногти красить ещё не разрешали.
Ещё не проколотые уши мы украшали спелыми вишенками на двойных ножках. Губы красили кусочком сырой свёклы.
Такие мы были красавицы! Глаз не отвести!
В каждом дворе, где были дети, обязательно высаживалась неприкосновенная грядка, на которой выращивались астры, циннии, гладиолусы. Эти цветы охранялись получше многих банков мира мамами и бабушками до первого сентября -  они с самого первого дня готовились к своей миссии – быть врученными любимому учителю. Трогать их категорически воспрещалось и нам, и котам. К сентябрю они уже были на пике своей красоты и складывали свои головы вместе с нашим отъездом.
Лето проносилось со скоростью света в играх и заботах, цветы бушевали среди огородов, наполняя нашу жизнь ароматами, красками, эмоциями – помогали познавать мир и чувствовать прекрасное.
Родители научили помогать им, и работа в саду никогда не была для меня бременем или повинностью.  Я постепенно училась чувствовать её, запускать пальцы в тёплую землю. Руки с каждым годом зеленели до самого локтя.
Дарить новую жизнь становилось для меня таким естественным и необходимым.