Пушкин и гвардия

1.Гвардейский род
2.  Гвардейская хунта
3 Взлет и закат гвардии
4  Изображение политических наук
5.  Вдохновители либеральности
6. Рабовладельцы против крепостничества
7.  Пушкин и Дионис
8 Гвардейский капкан

(с картинками - здесь https://www.peremeny.ru/blog/22893 )



Вряд ли кто-нибудь  будет спорить с тем, что именно ощущение надвигающейся революции сделало стихи Маяковского гениальными. Говоря напыщенно, разломы общества  прошли сквозь сердце поэта. А что же Пушкин? Какие социальные  напряжения заставляли звучать его «изнеженную лиру»?  Оголоски  Великой Французской революции?  Или крестьянский вопрос?   Или это одно и то же? Попробуем повнимательней приглядеться к эпохе.


1. Гвардейский род


Вот  начало «Капитанской дочки»:
«Глава I. Сержант гвардии.
Отец мой Андрей Петрович Гринев в молодости своей служил при графе Минихе и вышел в отставку премьер-майором в 17.. году. С тех пор жил он в своей Симбирской деревне, где и женился на девице Авдотье Васильевне Ю., дочери бедного тамошнего дворянина… Матушка была еще мною брюхата, как уже я был записан в Семеновский полк сержантом, по милости майора гвардии князя Б., близкого нашего родственника. Если бы паче всякого чаяния матушка родила дочь, то батюшка объявил бы куда следовало о смерти неявившегося сержанта, и дело тем бы и кончилось. Я считался в отпуску до окончания наук…
Вдруг он обратился к матушке: «Авдотья Васильевна, а сколько лет Петруше?»
— Да вот пошел семнадцатый годок, — отвечала матушка….
«Добро, — прервал батюшка, — пора его в службу….
…трудно описать мое восхищение. Мысль о службе сливалась во мне с мыслями о свободе, об удовольствиях петербургской жизни. Я воображал себя офицером гвардии, что, по мнению моему, было верхом благополучия человеческого».

Да ведь это Пушкин пересказывает историю своего рода!
Прадед поэта «Александр Петрович Пушкин родился, вероятно, в 90-х годах XVII века… в 1718 - 1719 гг. был солдатом л.-гв. (лейб-гвардейского,  выделение  здесь и далее  - мое – А.П.) Преображенского полка, где в 1722 году был каптенармусом. Около этого времени он женился на Евдокии Ивановне Головиной, дочери одного из любимых "деныциков" Петра Великого, впоследствии генерал-кригс-комиссара и адмирала - Ивана Михайловича Головина (ум. в 1738 г.)…
Лев Александрович, дед поэта, родился 17 февраля 1723 г. Будучи в детстве записан в л.-гв. Семеновский полк, он в 1739 г. определен был капралом в артиллерию, в которой и прослужил до выхода своего в отставку в сентябре 1763 года, подполковником…
Сергей Львович, отец поэта, родился 23 мая 1770 г. Получив, как и старший брат, светское, французское воспитание и записанный сперва в армию, он в 1775 г. был перечислен в гвардию, а с 1777 по 1791 г. числился сержантом Измайловского (гвардейского – А.П.) полка, потом произведен был в прапорщики и до 1797 г. служил в л.-гв. егерском полку, откуда вышел в отставку майором, - в 1798 г. После этого он состоял в Комиссариатском штате, сперва в Москве (в это время родился поэт), а затем в Варшаве (начальником Комиссариатской комиссии резервной армии)…» (Б.Л. Модзалевский,  «Род Пушкина»,   I).

Разница разве  в том, что в повести   Андрей Петрович Гринев выбрал для сына более трудный путь,   чем Лев  Александрович Пушкин – в жизни.
Другой прадед Пушкина, знаменитый Абрам Петрович Ганнибал, начинал службу в том самом гвардейском Преображенском полку, что и «русский» прадед Александр Петрович.
«На другой день Петр по своему обещанию разбудил Ибрагима и поздравил его капитан-лейтенантом бомбардирской роты Преображенского полка, в коей он сам был капитаном» (А.С. Пушкин,  «Арап Петра Великого»).
(Добавим еще, что бабушка поэта с материнской стороны Мария Алексеевна Ганнибал была внучкой любимца Петра Великого Юрия Ржевского, который тоже служил в Преображенском полку, а затем был вице-губернатором Нижнего Новгорода).
Абрам Петрович сделал неплохую карьеру, дослужившись до  генерал-аншефа. За верную службу ему «всемилостивейше пожаловали во Псковском уезде пригорода Воронича Михайловскую губу…  а во оной … по переписи генералитетской пятьсот шестьдесят девять душ со всеми к ней принадлежащими землями в вечное владение..."  (Указ императрицы Елизаветы Петровны от 12 января 1742 года). При этом считается, что в переписи под душами понимались лишь взрослые мужчины, то есть общее число крестьян было минимум раз в пять больше.  По ревизской же сказке 1744 года за А. П. Ганнибалом в Михайловской губе числилась 41 деревня, 806 крепостных душ, не считая находящихся на оброке. Два сына Абрама Петровича также дослужились до генеральских чинов. Третий – дед Пушкина Осип Абрамович – служил в морской артиллерии, вышел в отставку в чине капитана 2-го ранга.
 За отцовской же ветвью предков А.С. Пушкина числилось село Болдино неподалеку от Нижнего Новгорода. В 1718 году его унаследовал прадед Александр Петрович.  В 1798 году в Болдино было 1044 души.
Попробуем оценить масштабы богатства прямых предков Пушкина.
«Как пишет Джером Блан, «во время царствования Екатерины II и Павла удачливые придворные получили в общей сложности 385 700 крепостных»… В период с 1762 г. по 1801 г. семьдесят девять дворян, получив каждый от 1000 до 3000 крепостных, в общей сложности приобрели 120 400 душ. А восемнадцать дворян, каждый из которых в среднем получил от 5000 до 10 000 крепостных, — 43 000. Однако во главе этого списка стояли восемь человек, каждый из которых получил более 10 000, а все вместе — 154 200 крепостных, что от общего числа составляло почти 40 процентов» (Л. Доминик, «Аристократия в Европе. 1815—1914», Академический Проект, СП-б, 2000, гл.2).

Таким образом,  размер пожалований  предкам  А.С.Пушкина, как с отцовской, так и с материнской стороны,  примерно соответствовал ста крупнейшим пожалованиям за период с 1762-й по 1801-й год. Предположив,  что примерно такие же по численности пожалования  крепостных были сделаны в период от Петра I до Екатерины II (cм., например, Васильчиков А., князь,  «Землевладение и земледелие в России и других европейских государствах» [В 2-х т.].-Т.I. - СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1876. - С. 443-454), мы можем заключить, что прямые предки А.С. Пушкина   входили    в  две сотни  богатейших родов России.  Мы полагаем, что это было неразрывно связано с их принадлежностью к гвардейскому сословию. Петруша Гринев не так уж и ошибался, считая ее «верхом благополучия человеческого».   
Что же это было за сословие? Складываться оно начало за сто лет до рождения А. С. Пушкина.


2.  Гвардейская хунта


В 1698  году в Москве случился стрелецкий мятеж. По выражению английского придворного поэта Джона Харингтона   «мятеж не может кончится удачей, в противном случае его зовут иначе» (Treason doth never prosper, what's the reason? For if it prosper, none dare call it Treason. Перевод С.Я.Маршака)
Однако подавление мятежа означало вовсе не  возвращение к прежним порядкам. Победившая сторона во главе с Петром Первым   осуществила перемены, которые  смело можно  назвать государственным переворотом.
Перемены эти в «Истории Карла XII» описал Вольтер.  Первым делом Петр ставит под контроль своей «регулярной полиции» русские города. Следующим шагом стало смещение обладавшего до этого огромной властью Патриарха, а Петр объявил себя главой Церкви.  Петр распустил 30-тысячное войско стрельцов и заменил их регулярной армией, в основном, из иностранцев.  Вольтер отмечает крайнюю жестокость, с которой Петр проводил свои преобразования.  Говоря о них, Вольтер проводит аналогию с завоеванием Мексики Кортесом.  И  аналогия эта очень точная.
Произошли изменения и в положении крестьян. Петром было,  фактически,  введено рабство.  Ведь право помещика по своему усмотрению наказывать крестьянина вплоть  до смертной казни,  распоряжаться его имуществом, продавать по отдельности членов крестьянской семьи и есть прямое определение рабства. (Все эти свинцовые мерзости русской жизни существовали и при Пушкине:  продавать людей отдельно от их семейств, было запрещено только в 1833 году, а регламентация наказаний, которым помещики подвергали крестьян, была введена в 1846-м).  Василий Ключевский так описал установившийся порядок: «Россия - … строго рабовладельческое царство античного или восточного типа» (В.О. Ключевский,  «Русская история» ,  Лекция LXXII).
 Чем были вызваны эти преобразования?  17-й (то есть допетровский) век в российской торговле получил название голландского.  Голландские купцы   (торговые агенты империи Габсбургов) осуществляли вывоз из России зерна, которое производили крепостные крестьяне. Зерно это, в частности, было нужно для снабжения возникших к тому времени европейских массовых армий.
Вывоз зерна шел через Балтику, поскольку торговый путь через Белое море был блокирован англичанами. Однако в конце 17 века на контроль над балтийской торговлей начинает претендовать  Швеция. Начавшиеся в 1698 году петровские реформы и были направлены на то, чтобы создать армию, способную разбить Швецию и не дать ей установить контроль над балтийскими торговыми путями, Вдобавок решалась задача увеличить   объем  вывоза из России. Для этого и была установлена жесткая петровская диктатура.
Кто же осуществлял эту диктатуру? Гвардейская корпорация или, вернее сказать, хунта.   Власть держалась на штыках гвардейцев.
«Гвардия являлась ядром русской армии...Петр I часто доверял гвардейцам среднего звена командование целыми армейскими соединениями... Гвардейские полки стали школой командного состава» (Екатерина Болтунова, «Гвардия Петра Великого как военная корпорация», Москва, РГГУ, 2011,, с.49-51).
Но не только на штыках. Гвардия срослась с   государственным аппаратом.   «В первой четверти 18 века... гвардия практически участвует в работе государственного аппарата, становится своего рода аппаратом, особой надстройкой над основной гражданской системой. Преображенцы и семеновцы используются для выполнения полицейских обязанностей, таких, как сбор контрибуции, изъятия контрабандных товаров, задержания обвиняемых, караул арестованных и их имущества. На протяжении первой четверти 18 в. они неизменно доставляют рекрутов для армии, ремесленников для «спешных» строек, дьяков и подьячих для работы в Священном Синоде, плотников для переселения в новую столицу, кузнецов для строительства пристаней. Они «понуждали губернаторов и вице-губернаторов и воевод о высылке в Санктпитербурх всякого чина людей, которым надлежит строитца на Васильевском острову», надзирали за рубкой леса, выполняли разного рода курьерские обязанности, сопровождали грузы и «казну». Во все время царствования первого русского императора преображенцы и семеновцы производили самые разные аресты..., а также конвоировали колодников... Со временем чины Преображенского и Семеновского полков стали привлекаться в процедуре следствия и суда. При этом гвардейцам поручали расследования самого разного порядка, начиная от бытового воровства и заканчивая делами о государственных преступлениях и коррупции...  утверждались временные комиссии для рассмотрения дел по государственным преступлениям о «похищении казны», или так называемые майорские розыскные канцелярии... они были ликвидированы в 1724 году, однако возникшая вслед за тем Тайная канцелярия по своей форме и по существу практически повторяла всю эту систему. Гвардия принимала также активнейшее участие и в системе административного управления страной... Гвардейцы назначались на административные должности, как в прифронтовых районах, так и в областях, удаленных от очагов войны...  На преображенцев было возложено огромное количество мелких, но чрезвычайно важных для государства дел... они участвовали в укреплении городских сооружений, строительстве самих городов, создании фортификационных сооружений, дорог и  мостов, каналов  и шлюзов, пристаней и кораблей, литье пушек и доставке провианта, организации работы на верфях и на новых промышленных предприятиях, планировке садов и парков новой столицы, сборе статистической информации... Совершенно уникальным представляется участие гвардии в формировании внешнеполитической линии России указанного периода. Участие преображенцев и семеновцев в решении дипломатических  задач было чрезвычайно активным и многоплановым...» (там же, с. 59-65).   

Деятельность их  хорошо вознаграждалась.  Помимо жалования «гвардейцы постоянно получали  земли, наделы под строительство домов в Санкт-Петербурге... они просили о прибавлении деревень, о решении в их пользу вопросов о наследстве, о защите собственности и взыскании невыплаченных денег, об утверждении за собой земель, «исконно принадлежащих» и «незаконно» кем-то захваченных... Примечательно, что решения по большинству подобных дел, даже самых мелких, были положительными» (там же, с.111).

Гвардия была государством в государстве: она «долгое время оставалась особой группой и в рамках судебной системы страны. Все дела по тяжбам гвардейцев (взимание долгов, производства разного рода выплат, споры с сослуживцами и другими помещиками, противоправные действия принадлежавших гвардейцам крестьян, сыск беглых, разбор случаев грабежа или нанесения ущерба) рассматривались в Преображенском и Семеновском полках» (там же, с.87), то есть внутри своей корпорации.

 Императора  со своей гвардией связывали особые отношения: «фактически гвардейцы петровского царствования находились в курсе  всех более или менее крупных  военно-политических дел. Петр I лично сообщал о событиях такого рода своим многочисленным друзьям в гвардии...» (там же, с.61).
 В этом нет ничего удивительного, ведь Петр сам начинал свою военную карьеру в качестве бомбардира в гвардейском Преображенском полку.
С 1800 года в гвардии утвердилась система шефов полков (почётных командиров). Шефами ряда гвардейских полков были назначены император, императрица и великие князья. Последний российский император Николай Второй в чине полковника был командиром батальона в том же Преображенском полку.
Об особых отношениях императоров  с гвардейцами говорит случай с отцом поэта  Сергеем Львовичем Пушкиным: «Он не любил носить перчаток и обыкновенно или забывал их дома, или терял. Явившись однажды ко двору, на бал, он чрезвычайно смутился и даже струсил, когда государь Павел Петрович изволил  подойти к нему и спросить по-французски: «Отчего вы не танцуете?» - «Я потерял перчатки, Ваше величество». Государь поспешно снял с руки своей перчатки и,  подавая их, ободрительным тоном сказал: «Вот вам мои, - взял его под  руку и, подведя к одной даме, прибавил: «А вот вам и дама» (Воспоминания о детстве А.С. Пушкина со слов сестры его О.С. Павлищевой).   
Добавим, что  браки гвардейских офицеров строго контролировались – вплоть до конца XIX  века женитьба на дочери купца, банкира или биржевика влекла за собой выход из гвардейского полка. Таким образом поддерживалась замкнутость корпорации.
 
А что же прочие российские дворяне, не гвардейцы?  В 1762 году  Петр III  издал так  и нереализованный в его время  указ  «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству».  И это была не фигура речи. Дворяне, конечно, пользовались, в сравнении с крестьянами, определенными привилегиями, однако, положение их также мало отличалось от положения рабов.
Петр Первый  требовал от дворян «обязательной службы, поголовной и бессрочной.. Он хотел завести точную статистику дворянского запаса и строго предписывал дворянам представлять в Разряд, а позднее в Сенат списки недорослей, своих детей и живших при них родственников не моложе 10 лет, а подросткам-сиротам самим являться в Москву для записи …Так, в 1704 г. сам Петр пересмотрел в Москве более 8 тысяч недорослей, вызванных из всех провинций. Эти смотры сопровождались распределением подростков по полкам и школам.  В 1712 г. … их гужом отправили в Петербург на смотр и там распределили на три возраста: младшие назначены в Ревель учиться мореплаванию, средние -- в Голландию для той же цели, а старшие зачислены в солдаты…. Вместе с недорослями или особо вызывались на смотры и взрослые дворяне, чтоб не укрывались по домам и всегда были в служебной исправности. Петр жестоко преследовал "нетство", неявку на смотр или для записи. Осенью 1714 г. велено было всем дворянам в возрасте от 10 до 30 лет явиться в наступающую зиму для записи при Сенате, с угрозой, что донесший на неявившегося,  кто бы он ни был, хотя бы собственный слуга ослушника, получит все его пожитки и деревни. Еще беспощаднее указ 11 января 1722 г.: не явившийся на смотр подвергался "шельмованию", или "политической смерти"; он исключался из общества добрых людей и объявлялся вне закона; всякий безнаказанно мог его ограбить, ранить и даже убить; имя его, напечатанное, палач с барабанным боем прибивал к виселице на площади "для публики", дабы о нем всяк знал как о преслушателе указов и равном изменникам; кто такого нетчика поймает и приведет, тому обещана была половина его движимого и недвижимого имения, хотя бы то был его крепостной… Военная служба в продолжение бесконечной Северной войны сама собой стала постоянной, в точном смысле слова непрерывной. С наступлением мира дворян стали отпускать на побывку в деревни по очереди, обыкновенно раз в два года месяцев на шесть; отставку давали только за старостью или увечьем. Но и отставные не совсем пропадали для службы: их определяли в гарнизоны или к гражданским делам по местному управлению: только никуда не годных и недостаточных отставляли с некоторой пенсией из "госпитальных денег", особого налога на содержание военных госпиталей, или отсылали в монастыри на пропитание из монастырских доходов».  (В.О.Ключевский, «Курс русской истории», Лекция LXII).
Согласно указу от 23 марта 1714 года – так называемому указу о единонаследии – дворянин становился не владельцем, а, по существу, смотрителем земельного имения. Имение  нельзя было отчуждать, то есть продавать, дарить и т.п. Имение   нельзя было дробить – у него мог быть только один наследник. Остальные дети помещика  вынуждены были существовать на жалование, получаемое за службу.
Только в 1785 году, при Екатерине,  появилась  и была внедрена в жизнь  «Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства» (т.н. Жалованная грамота дворянству). Согласно грамоте всему дворянству предоставлялись те же права и привилегии, которые до сих пор имела только гвардейская верхушка:  они получили свободу от обязательной службы, от телесных наказаний, свое корпоративное судопроизводство  - дворянский суд, право частной собственности на свое имущество, в том числе недвижимое и т.д.
Итак, и отец и мать А.С.Пушкина происходили из гвардейских родов, которые в 18 веке были в России хозяевами жизни. Однако при жизни А.С.Пушкина, в 19 веке, положение гвардейцев было уже совсем не то, что в предыдущем  18-м. Что же случилось?



3 Взлет и закат гвардии


Всесилие гвардии в 18 веке было таково, что гвардейцы легко меняли неугодного им императора: «почти все правительства, сменившиеся со смерти Петра I до воцарения Екатерины II, были делом гвардии; с ее участием в 37 лет при дворе произошло пять-шесть переворотов… она хотела быть самостоятельной двигательницей событий; вмешивалась в политику по собственному почину» (В.О. Ключевский, «Русская история», ч.4, «Дворцовые перевороты (I)»).
Гвардейцы были, конечно, не совсем самостоятельной политической силой, и производили смену правителя, ориентируясь на политические и экономические изменения в Западной Европе. Менялся европейский лидер и, соответственно, к другой стране  переходили рычаги, управляющие    торговлей  с Россией, – гвардия меняла своего правителя. Но императорам было от этого не легче. Задачей их было построить абсолютистскую монархию, то есть обеспечить неукоснительный и мирный  переход власти от отца к сыну. Для этого надо было обуздать гвардию. Как? Противопоставить  ей  дворянство. Начал борьбу с гвардией  Петр III, издавший, как уже было сказано,  указ «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству». Свою борьбу Петр III проиграл и был убит гвардейцами. Возведенная гвардией на трон, Екатерина Вторая, тем не менее, осторожно продолжала дело Петра III. В 1785 году она, как мы тоже уже сказали, формально уравняла дворян в правах с гвардейской верхушкой.  Сын Петра III и Екатерины  Павел, придя к власти 6 ноября 1796 года, сразу же начал активную борьбу с гвардейской системой.   
«Уже 10 ноября гатчинские батальоны влились в русскую гвардию чин в чин,  что вызвало массовое недовольство старых гвардейских офицеров. (Гатчинские батальоны были в распоряжении Павла еще в бытность  его наследником престола. До этого гвардейский чин приравнивался к более высокому - на одну или даже две ступени- армейскому – А.П.)… были определены строгие правила продвижения по службе…Положение гвардии переменилось разительно. Полковой адъютант Измайловского полка Е.В.Комаровский писал: “Образ жизни наш, офицерский, совершенно переменился. При императрице мы думали только о том, чтобы ездить в театры, общества, ходили во фраках, а теперь с утра до вечера сидели на полковом дворе и учили нас всех, как рекрутов”. Непривычные, невиданные ранее тяготы службы вызвали массовые отставки. В Конногвардейском полку из 132 офицеров выхлопотали отставку за три первые недели нового царствования 60 или 70 человек. Но вновь открывшиеся вакансии позволяли честолюбивым офицерам, даже низкого происхождения, быстро расти по службе. … Все эти полезные меры вызывали резкое и однозначное неприятие со стороны офицерского корпуса в гвардейских полках» (Ю.Н. Власов, «Павел I – коронованный тиран или просвещенный реформатор?», История философии, вып.4 , ИФ РАН, 1999). 
Как и его отец, Павел погиб  в результате своего противостояния с гвардией.  Внутренние реформы Павла сопровождались разрывом с Англией и прекращением торговли с ней, а за счет колониального вывоза в Англию жили  и гвардейцы, и дворяне.    Наиболее недовольная происходящим гвардия осуществила убийство неугодного императора.

Пришедший к власти Александр Павлович  в первом  же  манифесте объявил, что  собирается   "идти по стопам бабки своей Екатерины Великой», то есть восстановить привилегии гвардии.  Однако именно судьба отца была для Александра, очевидно, самой весомой причиной, чтобы  покончить с всевластием гвардии.  Ненавистный гвардейцам Аракчеев продолжил начатые при Павле реформы армии. Более того, с 1810 года стали создаваться военные поселения: «К  концу царствования императора Александра I было поселено всего: в Новгородской губернии — 12 гренадерских полков и 2 артиллерийские бригады, в Могилевской губернии — 6 пехотных полков, в   Слободско-Украинской,  Херсонской и Екатеринославской губерниях — 16 кавалерийских полков, в  Петербургской губернии — 2 роты служителей Охтинского порохового завода» (ЭСБЕ, Военные поселения). Солдаты этих полков  наделялись жилищами и земельными участками, на которых с помощью предоставленных  орудий труда и скота  вели свое хозяйство в свободное от службы время. То есть у властей в руках были надежные рычаги, управляющие поведением  поселенцев.   Подчинялись полки военных поселений  Аракчееву.     Гвардейцы понимали, что военные поселения направлены непосредственно  против них. «Со времени введения Аракчеевым в обучение войск муштры, а в особенности после учреждения военных поселений среди офицерства, преимущественно в гвардии, появилось недовольство не только своим положением, но и положением России»  (А. С. Гришинский, В. П. Никольский, Н. Л. Кладо,   «Исторiя русской армiи и флота» т.2,  М:, . Кн-изд. Т-во «Образование»,  1911, гл. Возникновение тайных обществ).
«Военные поселения … - в декабристских кругах являлись главным предметом политической агитации» (А. С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 томах. М.: ГИХЛ, 1959—1962. Т.9, прим. к письму к П.Б. Мансурову).
 А.С. Пушкин и сам  упомянул их   в письме П. Б. Мансурову от 27 октября 1819 г. в следующем контексте: «Поговори мне о себе — о военных поселеньях. Это все мне нужно — потому, что я люблю тебя — и ненавижу деспотизм».
Немедленная ликвидация военных поселений было одним из  пунктов программы  декабристов .  Этот пункт есть и в «Конституции»  Никиты Муравьева (гл. 3, 28) и в   «Русской правде» Павла Пестеля. (гл.3).

Прямым ответом на  угрозу военных поселений  стали события 25 декабря 1825 года, которые советская историография назвала восстанием декабристов, а до этого они совершенно справедливо именовались  гвардейским бунтом. На Сенатскую площадь  в Петербурге вышли Московский и Гренадерский лейб-гвардии полки, а также Гвардейский морской экипаж (батальон). 30 гвардейских офицеров вывели на площадь около 3 тысяч солдат-гвардейцев.
Многие из предводителей гвардейского мятежа были потомками екатерининских (а то и петровских)  вельмож, часто тоже гвардейцев. 

К примеру:

Сергей Трубецкой («диктатор» мятежа в Санкт-Петербурге) – потомок «сподвижника Петра Первого»  Юрия Юрьевича Трубецкого,

Братья Муравьевы – Никита (глава Северного общества) и Александр. Отец Михаил Никитич Муравьев:   служил в Измайловском гвардейском полку. Дослужился до генерал-майора.

Братья Муравьевы-Апостолы – Сергей и Матвей. Отец Иван Матвеевич Муравьев-Апостол: служил в Измайловском гвардейском полку, участвовал в заговоре против Павла I.

Павел Пестель (глава Южного общества). Дед Борис Владимирович Пестель – статский советник с 1782 года . Отец Иван Борисович Пестель: тайный советник, сенатор,  генерал-губернатор Сибири.   Дядя Андрей Борисович Пестель:  начал службу в Преображенском гвардейском полку. Дослужился до генерал-майора.

Сергей Волконский. Прадед  Федор Михайлович  Волконский: князь. участник Петровских походов.

Михаил Бестужев-Рюмин. В роду  Алексей Петрович Бестужев-Рюмин: канцлер Российской империи при Елизавете  Петровне.

Вернемся, однако,  немного  назад,  в конец 10-х годов 19 века,  к Александру Сергеевичу Пушкину. 




4  Изображение политических наук



«Отечество нам Царское Село!
….
Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена…»
А.С. Пущкин,  «19 октября (1825 г.)»

11 декабря 1808 года Сперанский читает императору Александру свою записку «Об усовершении общего народного воспитания» и представляет на рассмотрение проект «Предварительные правила для специального Лицея», в котором излагаются принципы обучения и воспитания в будущем Царскосельском лицее. Первоначально предполагалось, что в Лицее будут обучаться  младшие братья Александра I  Николай и Михаил.

В 1811 году в Императорский Царскосельский лицей,  благодаря протекции друга Сергея Львовича Пушкина, Александра Ивановича Тургенева,   был зачислен А. С. Пушкин.
Большинство лицеистов - товарищей Пушкино было из знатных, подчас гвардейских, родов. Многие стремились к службе в гвардии.  Из 30 лицеистов первого набора      после окончания Лицея, по свидетельству И.Пущина,  шестеро были приняты в гвардию: «Мы шестеро учились фрунту в гвардейском образцовом батальоне…» (И.И. Пущин, « Записки о Пушкине»).  «Перед выходом из лицея Пушкин мечтал о военной службе. Незадолго перед тем появившийся Высочайший указ предоставлял право определяться прямо в гвардию офицерами, и 12 товарищей Пушкина тотчас же избрали военное поприще. Жизнь военная и молодому поэту представлялась в самом привлекательном виде. Уже давно он познакомился с нею в кругу квартировавших в Царском Селе офицеров. .. Пушкину хотелось поступить в лейб-гусары, и один знакомый генерал обещал ему содействие, но не удалось молодому поэту носить военного мундира. Свидание с отцом расстроило все его планы. Сергей Львович наотрез объявил, что не в состоянии содержать сына в гусарском полку, и позволил ему определяться в один из пехотных полков гвардии; но Пушкин не захотел этого и через четыре дня по выходе из лицея записался в министерство иностранных дел, что вполне соответствовало его склонностям: служба эта, будучи номинальною, предоставляла ему много досуга» (А.М. Скабичевский, «Пушкин. Его жизнь и литературная деятельность»).
.
Впоследствии, по крайней мере,   пять   лицеистов  - товарищей Пушкина проходили    по делу о гвардейском бунте.  В такой среде не могли не найти отзвук оппозиционные  к  режиму Александра Павловича и Аракчеева настроения, охватившие в то время всю гвардейскую   корпорацию.
Эти оппозиционные настроения были вызваны   двумя главными (и связанными друг с другом) причинами:
1) Борьбой гвардейской корпорации за восстановление своей власти,
2) Борьбой за отмену крепостного права и сгон крестьян с земли. (О связи между первой и второй  задачами гвардейской оппозиции скажем позже).
Однако реальные причины оппозиционных настроений были спрятаны за призывами ограничить произвол самодержца законами (конституцией)  и ликвидировать «тощее» (А.С. Пушкин. «Деревня»)  крепостное рабство, как противоречащее  идеалам  просвещения и гуманизма. 

Сразу заметим, что в случае прихода к власти сами гвардейцы-декабристы никакими законами ограничивать себя не собирались: предполагалось  «правление из 2-х или 3-х лиц, которому подчиняются  все части высшего управления, то есть все министерства. Совет, Комитет министров, армии, флот. Словом, вся  верховная, исполнительная власть…» ("Восстание декабристов". Материалы, т. 1. Под общей ред. М. Н. Покровского. М.-Л., Госиздат 1925 стр. 107—108).  Царская семья в случае  сопротивления  новому порядку подлежала уничтожению. 

Здесь уместно вспомнить начало работы Маркса и Энгельса «Немецкая идеология» (1846): «Люди до сих пор всегда создавали себе ложные представления о себе самих, о том, что они есть или чем они должны быть». И далее: «Уже реакционеры знали, что буржуа устраняют конституцией стихийно возникшее государство и учреждают и делают свое собственное государство… реакционеры обвиняли буржуа, то их политическая идеология не что иное,  «как мистификация, внушаемая  имущим классом классам неимущим».

Это хорошо подходит к нашему случаю, но может возникнуть вопрос: - Разве гвардейцы-декабристы – это буржуа? На этот  вопрос мы ответим в разделе 6.


С  идеалами свободы и правового государства лицеистов знакомил адъюнкт-профессор Александр Петрович  Куницын, находившийся,  как считается, под сильным влиянием Руссо и Канта (мы  усматриваем сходство взглядов  Куницына  также с идеями книги Монтескье «О духе законов» (1748)).  Учился Куницын  в Геттингенском университете в Саксонии, а   в Лицее читал курс нравственно-политических наук  из  двенадцати дисциплин, среди которых было  естественное право.  На основе своих лицейских лекций Куницын написал книгу  «Право естественное», которая вышла в 1818 году (а в 1821 году Министерство народного образования  решило книгу Куницина  «как вредную запретить повсюду к преподаванию по ней» и «чтоб она и чрез продажу не была распространяема в употреблении»).  Приведем ряд выдержек из этой книги (А.П. Куницын,. «Право естественное»,  ч.1. – СПб,  Тип. Иос. Иоаннесова, 1818):
«Нравоучение повелевает разумныя существа почитать целями и потому предписывает не только не ограничивать, но еще  распространять их свободу; Право повелевает только не употреблять других людей как средства( с.10)…   Сохранение свободы есть общая цель всех людей, которую могут они достигнуть только соблюдением взаимных прав и точным исполнением обязанностей (с. 15)…
Кто нарушает свободу другого, тот поступает противу его природы, и как природа людей, несмотря на различие их состояний, одинакова, то всякое нападение, чинимое несправедливо на человека, возбуждает в нас негодование (с.21)… несправедливым в юридическом смысле только то называется, что внешнюю свободу других людей нарушает (с.22)… каждый человек может располагать своими духовными и телесными силами по своему усмотрению и требовать от других, чтобы ему в том не препятствовали…. Посему кто поступает с другими людьми, как с вещами, тот противоречит понятиям собственного разума.  Унижая других людей до простых орудий, человек наружно только не признает их права личности, внутренне же допускает оное со всей силой (с.53)…На праве свободно мыслить и действовать основывается право свободного исповедания религии(с. 65)… в благоучрежденных Государствах предоставлена совершенная свобода  всем вероисповедованиям (с..67)» .
А это из 2-й части книги Куницына: «властитель общества, как ограниченный, так и неограниченный, обязывается наблюдать: а) права членов; б) права самого общества, и, наконец, с) условия или коренные законы, содержащиеся в договоре соединения и в договоре подданства,
Употребление власти общественной без всякого ограничения есть тиранство, и кто оное производит, тот есть тиран. Никто не имеет права быть тираном, ибо никто не может быть без законных пределов в употреблении власти». (ч.2, § § 271 -272).
 
 Сохранились также  конспекты лицейских лекций Куницына, сделанные лицеистом Горчаковым (вероятно, Горчаков скопировал рукопись, которую лицеистам давал сам Куницын). В лекциях  Куницын был еще более радикален, Конспект, к примеру,  содержит главу «О республиканских органах  правления», которой нет в книге.  Извлечение из конспекта: «Граждане независимые делаются подданными и состоят над законами верховной власти: но сие подданство не есть состояние кабалы. Люди вступая в общество, желают свободы и благосостояния, а не рабства и нищеты: они подвергаются верховной власти, но только на том условии, чтобы она избирала и употребляла средства для их безопасности и благосостояния». (А.Куницын. Начало курса лекций «Изображение политических наук»).

Как вспоминал Пущин: «Пушкин охотнее всех других классов занимался в классе Куницына». И хотя  «мало что записывал»,  но оппозиционные настроения  усвоил.  Об этом свидетельствует стихотворение лицейского периода «Лицинию».
Юный поэт осуждает  рабство и превозносит свободу вполне в духе лекций Куницына:

«О Ромулов народ, скажи, давно ль ты пал?
Кто вас поработил и властью оковал?...
      Навек оставлю Рим: я рабство ненавижу…
       …Свободой Рим возрос, а рабством погублен».

А параллельно  обличает  «любимца деспота» Ветулия: 

«Любимец деспота сенатом слабым правит,
На Рим простер ярем, отечество бесславит»
Стихотворение    отражало  настроения  гвардейской корпорации:  в   Ветулии  читатели видели любимца Александра I Аракчеева. По-видимому, вскоре после выпуска из Лицея Пушкин пишет  на Аракчеева эпиграмму:    
«Всей России притеснитель,
Губернаторов мучитель
И Совета  он учитель,
А царю он — друг и брат.
Полон злобы, полон мести,
Без ума, без чувств, без чести,
Кто ж он? Преданный без лести,
<****и> грошевой солдат».
(****ью  Пушкин называет  сожительницу Аракчеева Минкину).
А осенью 1819 года появилась следующая эпиграмма  на  того же Аракчеева:
«В столице он — капрал, в Чугуеве — Нерон:
Кинжала Зандова везде достоин он ».

Вот этот Занд прекрасно показывает, чего стоили все либеральные идеи а ля профессор Куницын. Немецкий студент Карл Занд 19 мая 1819 года убил кинжалом в Мангейме  вовсе не тирана или его фаворита, а … писателя  Августа фон Коцебу.  «Виноват» Коцебу был именно своими пророссийскими писаниями.  Так что  юный Пушкин  верно уловил то, что стояло за лозунгами о свободе и законности.

Помимо Куницына,  источниками фрондерских политических идей, усвоенных Пушкиным, были еще одни «геттингенцы»  -  братья Тургеневы.



5.  Вдохновители либеральности


«Как бы приятно было видеть все дарования на стороне либеральных идей!.. Пишите же в пользу либеральности!»
Н.И. Тургенев. Письмо В.А. Жуковскому

 «С. Л. Пушкин - Князю П. А. Вяземскому
      1 февраля 1838.
      Любезнейший князь Петр Андреевич!
      Я бы желал, чтобы в заключение Записок биографических о покойном Александре, было сказано, что Александр Иванович Тургенев был единственным орудием помещения его в Лицей и что через 25 лет он же проводил тело его на последнее жилище. Да узнает Россия, что она Тургеневу обязана любимым ею поэтом!..»

Отец Александра и Николая  Тургеневых Иван Петрович начал свою карьеру в чине сержанта Санкт-Петербургского пехотного полка. Участвовал  в покорении Крыма. Дослужился до полковника и вышел в отставку в чине бригадира.    Был сослан в свое симбирское поместье, вероятно, за тесные связи с попавшим в опалу Н.И. Новиковым. (Новиков начал свою карьеру в лейб-гвардии Измайловском полку. Был произведен в унтер-офицеры за участие в перевороте, приведшем к власти Екатерину Вторую.  Затем активно занимался издательской, что называется,  просветительской деятельностью,  ратуя за отмену крепостного права. В 1792 году был по приказу императрицы  заточен в Шлиссельбургскую крепость. По всей видимости, за то, что, как говорится, бежал впереди паровоза – власть и сама понимала  все выгоды отмены крепостного права, но у нее  были веские причины этого не делать (см. ниже). Об этом сама Екатерина предупреждала Новикова на страницах издаваемого императрицей журнала «Всякая всячина»: «о том никому не рассуждать, чего кто не смыслит… никому не думать, что он один весь свет может исправить» (Полемика Новикова с Екатериной II в 1769 г. // Н.И. Новиков. Избранные произведения. М.; Л.: Гос. изд-во худож. лит., 1951. С. 711—715). Новиков предупреждению не внял). Павел Первый вернул И.П. Тургенева из ссылки, присвоил чин действительного тайного советника  (соответствовал чину генерала-аншефа) и назначил директором Московского университета. (Новиков также был освобожден из заключения).   
Старший из братьев Тургеневых Александр изучал историко-политические науки в Геттингенском университете.  Вернувшись в Россию, служил в министерстве юстиции, в 1817 году возглавил Департамент духовных дел в новообразованном Министерстве духовных дел и народного просвещения. Имел чин действительного статского советника (соответствует генерал-майору) и придворное звание камергера.  Именно сочетание руководства  духовными делами с камергерством отразил Пушкин в несколько ироническом  «Послании  к А.И. Тургеневу»  (1819):
В себе все блага заключая,
Ты наконец к ключам от рая
Привяжешь камергерский ключ.

А еще А.И. Тургенев    с 1805 года работал в Комиссии по составлению законов.   Дело в том, что российские самодержцы  не хуже профессора Куницына были наслышаны о том, что наличие свода законов и их соблюдение приносят стране процветание. Тем более, что законы должны были ограничить гвардейский произвол. Поэтому, начиная с Петра Первого, предпринимались попытки  такой свод законов создать. При Петре Первом появилась   Палата об уложении, а затем Комиссия по  принятию свода законов. К этой идее вернулся  Петр II.  Комиссия эта дотянула  до воцарения Екатерины II, которая Манифестом от 14 декабря 1766 года предписала созвать новую Комиссию  «для заготовления проекта нового уложения»  или Уложенную комиссию. Комиссия же по составлению законов, в которой трудился А.Тургенев,  появилась в царствование Павла I и просуществовала до 1826 года. Чтобы завершить эту анекдотическую историю, скажем, что «Свод законов Российской империи» был опубликован только в 1833 году. Все предыдущие,  более, чем столетние, попытки кончались ничем.  Одна из причин такой «неспешности» очевидна: гвардейская корпорация препятствовала попыткам ограничить ее власть  законодательной системой.  Другая причина была в том, что в крепостнической стране свод законов непременно должен был зафиксировать  повинности крестьян и  их статус. К этому власть была не готова, поскольку вплоть до Павла I повинности крепостных  крестьян постоянно увеличивались, права их сокращались,   доля крепостных росла (в том числе при Павле)    за счет раздачи во владение крепостникам  государственных крестьян. (Подобным образом имение с дворцовыми крестьянами получил в свое время А.П. Ганнибал).   
Стараясь  сломать  гвардейскую  систему, Павел I попытался изменить  и ее экономическую основу – рабство крестьян и поставить отношения помещиков и крестьян под свой контроль.. 5 апреля 1797 года  он  издает так называемый Манифест о трёхдневной барщине, который впервые со времени появления в России крепостного права юридически ограничивал использование крестьянского труда в пользу двора, государства и помещиков тремя днями в течение каждой недели и запрещал принуждать крестьян к работе в воскресные дни. 16 февраля 1797 года была запрещена продажа дворовых и безземельных крестьян «с молотка или с подобного на сию продажу торга». 16 октября 1798 года было  запрещено продавать дворовых людей и крестьян без земли. Было  запрещено и  разделение крестьянской семьи при переходе к другому владельцу.
(Манифест и другие указы относительно крестьян   бойкотировались российскими помещиками еще при жизни Павла, а уж тем более после его смерти).
Однако Павел вовсе не собирался отменять крепостничество.  «Повелеваем, чтоб все помещикам принадлежащие крестьяне, спокойно пребывая в прежнем их звании, были послушны помещикам своим в оброках, работах и, словом, всякого рода крестьянских повинностях», - гласил его  манифест  от 29 января 1797 года. «Будучи убежден, по незнакомству своему с действительным положением вещей, будто участь помещичьих крестьян лучше участи казенных, Павел за время своего кратковременного царствования роздал до 600 000 душ казенных крестьян в частное владение» (К. Валишевский, «Сын Великой Екатерины. Павел I»).

 В этом   Павел расходился с гвардейцами, уже взявшими курс на ликвидацию крепостного строя. Поэтому пришедший к власти в результате гвардейского переворота Александр I в первые годы своего правления продемонстрировал намерение постепенно отменить крепостничество. «С 1801  г. запрещена  была  раздача населенных имений в частную собственность. .. 20  февраля   1803   г.  издан   был   указ   о   свободных   хлебопашцах : помещики   могли   вступать   в   соглашение   со   своими  крестьянами ,  освобождая   их   непременно   с   землей   целыми  селениями   или   отдельными   семьями . Эти  освобожденные  крестьяне , не записываясь в другие состояния, образовали особый класс « свободных   хлебопашцев ».Закон  20   февраля   был  первым решительным выражением правительственного намерения отменить крепостное право»  (В.Ключевский,  «Русская история», лекция LXXXIII).
Однако Александр I не спешил с этой  отменой. В 1819  году брату Александра Тургенева,  Николаю,  было поручено представить  императору записку о крепостном праве, вернее, о его ограничениях. Николай также учился в  Геттингенском университете. В 1813-15 годах под началом Генриха Штейна, руководителя  Центрального управления освобожденных территорий Германии, работал над созданием Германского союза. Генрих Штейн в 1807-8т гг. возглавлял прусское правительство, эдиктом 1807 года отменившее крепостное право.   Вернувшись в Россию, Николай Тургенев в 1818 году издает книгу «Опыт теории налогов», основанную на взглядах Адама Смита,  полемизировавшего с меркантилистами.  (Недаром   Николай прослушал в Геттингене лекции последователя Смита Г.Сарториуса).
Эту полемику «смиттианцев»  с меркантилистами Пушкин отразил в «Евгении Онегине»:
«………………………………
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита,
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог».

Тургенев полемизировал  с теорией меркантилизма, однако писал:   «Занимающийся  Политическою Экономиею, разсматривая систему Меркантилистов, невольно привыкаешь ненавидеть всякое насилие, самовольство и в особенности методы делать людей счастливыми вопреки им самим» (Предисловие). О феодализме Тургенев сказал так:  «Верховная власть, основанная по большей части не на положительных законах, но на праве сильного,  жестокое рабство, коим были угнетены бедные поселяне, буйная независимость сильных Вассалов,  довольно свидетельствуют недостаток в хорошем  внутреннем устройстве  и управлении» (I, Происхождение налогов).
Поданная Николаем Тургеневым императору записка  « Нечто о  крепостном состоянии в России»  не содержала ничего, что противоречило бы взглядам самого Александра I. Видимо, Тургенев хорошо помнил судьбу Новикова.  По существу, он рекомендовал … начать исполнять манифест  Павла I, ограничивший барщину тремя днями, и  его же запрет продавать крестьян без земли, а еще доработать закон самого Александра I о вольных хлебопашцах.      Поэтому не удивительно, что «Нечто…» императору понравилось.   Правда, ничего из предложенного выполнять он не стал.

Мы начали разговор  о том, как на Пушкина повлияли братья Тургеневы.
Но  сейчас уместно будет сказать, как на появление    «Нечто…»  повлияла «Деревня» Пушкина.
«В 1819 году император Александр захотел познакомиться с произведениями Пушкина, памятного ему еще с Лицея, и поручил Васильчикову (командиру гвардейского корпуса – А.П.)  достать ему что-нибудь из них для прочтения. Васильчиков обратился к Чаадаеву (адъютанту Васильчикова – А.П.),  который доставил ему известную пиесу „Деревня“, или „Уединение“, оканчивавшуюся в подлиннике следующими стихами:
Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная заря?
Государю очень понравились эти стихи, и он сказал Васильчикову: «Remerciez Pouchkine des nobles sentiments qui inspirent ses vers“ («Поблагодарите Пушкина за добрые чувства, вдохновляющие его стихи» (франц.)» (М.Н. Лонгинов, цит. по М.А. Цявловский Представление «Деревни» Пушкина Александру I).

(Это «по манию Царя» Пушкин, очевидно, позаимствовал из стихотворения Жуковского  «Императору Александру» (1814):
Воззри на Твой народ, простертый пред тобою,
………………………………………………………………….
Преобразованный, исполнен жизни новой,
По манию Царя на все, на все готовой…)

Александр I, видимо,  решил ознакомиться с произведениями Пушкина, поскольку ему жаловались, что Пушкин пишет злые эпиграммы на Аракчеева и самого императора. Лукавый  Пушкин передал через Чаадаева вполне невинную «Деревню», в которой он сообщал, что, в целом, картина жизни в российской деревне  вполне удовлетворительна:    
«Везде следы довольства и труда…»
Однако поэт смотрит на действительность с точки зрения истины, закона и просвещения:
«Я здесь, от суетных оков освобожденный,
Учуся в истине блаженство находить,
Свободною душой закон боготворить,
Роптанью не внимать толпы непросвещенной…»

И тогда замечает отсутствие закона и «тощее рабство»:

«Здесь барство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого владельца»

Недостатки эти связаны исключительно с местным «барством», отсутствие же закона не позволяет сделать рабство менее тощим, то есть извлечь из труда крестьян большую прибыль.

Эти недостатки в финале стихотворения предлагается устранить «манием царя».

Не удивительно, что все это весьма понравилось императору, который был изображен  как просвещенный арбитр посреди доставшейся ему по наследству «дикости». 

Изложенное  Пушкиным также весьма близко  как к  лекциям Куницына, так и к соответствующими идеям сочинения Тургенева  «Опыт теории налогов». Разве что  Пушкин благоразумно не отразил следующий пассаж Куницына: «Употребление власти общественной без всякого ограничения есть тиранство, и кто оное производит, тот есть тиран».

М.А. Цявловский полагал, что узнав об отзыве Александра I, Николай Тургенев и решился представить императору  «Нечто о крепостном состоянии в России» (там же).

Вполне резонно, однако,  вдобавок предположить, что «Деревня» Пушкина была написано в том же 1819 году чуть ли не под прямую диктовку братьев Тургеневых с целью прозондировать настроения Александра I. На это, на наш взгляд, указывает ее крайняя, не свойственная Пушкину, вежливость по отношению к императору. 
 
(Заметим, что братья Тургеневы происходили не из гвардейцев, то есть в непримиримых противоречиях с императором у них не было, они,  напротив, являлись  императорскими чиновниками,  поэтому их вполне могло устраивать участие в реформационном процессе, в случае, если им бы руководил Александр I.   
«Наиболее полно свои мысли о желательности постепенных реформ в России Н. И. Тургенев изложил в специальном «проекте», внесенном в дневник 2 июня 1816 года. Все реформы должны быть проведены в течение 25 лет.  «Самодержавная власть ограничится, но не так, как в Англии и во Франции и проч.: у нас она всегда должна быть сильнее: могущество, сила и внешняя слава России сего требуют»  (Пугачев В. В. «Предыстория Союза благоденствия и пушкинская ода "Вольность"// Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом), М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962. т. 4.  с. 94—139)).

В самом деле, известно, что именно братья Тургеневы вдохновили Пушкина на написание т.н. «Оды вольности» (или «Оды на свободу»):  «Из людей, которые были старее Пушкина, всего чаще посещал он братьев Тургеневых; они жили на Фонтанке, прямо против Михайловского замка, что ныне Инженерный, и к ним, т.е. к меньшому Николаю, собирались нередко высокоумные молодые вольнодумцы. Кто-то из них, смотря в открытое окно на пустой тогда, забвенью брошенный дворец, шутя предложил Пушкину написать на него стихи. С этим проворством вдруг вскочил он на большой и длинный стол, стоявший перед окном, растянулся на нем, схватил перо и бумагу и со смехом принялся писать. Окончив, показал стихи и, не знаю почему, назвал их «Одой на свободу»(Ф. Ф. Вигель. «Записки», т. VI, с. 10). Предложение написать эти стихи было вовсе не случайным. «1 декабря (н. с.) 1817 года С. И. Тургенев (младший брат Александра и Николая Тургеневых – А.П.) записал в дневнике: "Мне опять пишут о Пушкине как о развертывающемся таланте. Ах, да поспешат ему вдохнуть либеральность и, вместо оплакиваний самого себя, пусть первая песнь его будет: Свободе" (П. Врем., т. 1, с. 197) (Переписка А. С. Пушкина. В 2-х т. Т. 1, М., "Художественная литература", 1982). Сергей и Николай Тургеневы стремились привлечь к пропаганде прогрессивных преобразований талантливых литераторов. Вот что Сергей написал в тот же день в дневнике о Жуковском «Он поэт, но я ему скажу по правде, что пропадает талант его, если не всему либеральному посвятит он его. Только такими стихами можно теперь заслужить бессмертие; восхищая душу, поэты должны просвещать умы» (Пугачев В. В.,  «Предыстория Союза благоденствия и пушкинская ода "Вольность»). Отметим, что Сергей Тургенев заносил  в  дневник то, что, как правило, писал в письмах своим братьям. Оттого-то его призыв создать песнь Свободе и привел к появлению «Оды на свободу» или «Оды вольности».
Однако, в отличие от «Деревни», «Ода…» навлекла на Пушкина гнев императора и только благодаря заступничеству Карамзина и Жуковского он отделался переводом в Кишинев в канцелярию наместника Бессарабии Ивана Никитича Инзова.
Гнев императора был  неслучаен. Уже в третьей строке Оды появляется «гроза царей, Свободы гордая певица».  И затем «Тираны мира трепещите….Восстаньте падшие рабы».  Дальше больше:
Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.

Александр I вряд ли поверил, что это относится только к Людовику XVI. Но, вероятно, сильнее всего Александра взбесило описание убийства гвардейцами его отца императора Павла:

…в лентах и звездах,
Вином и злобой упоенны,
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх.
Молчит неверный часовой,
Опущен молча мост подъемный,
Врата отверсты в тьме ночной
Рукой предательства наемной…
О стыд! о ужас наших дней!
Как звери, вторглись янычары!..
Падут бесславные удары…
Погиб увенчанный злодей.

Напомним, что официальной причиной смерти Павла был апоплексический удар. И упоминания о его убийстве тут же вызывали подозрения о причастности к заговору Александра I.

(Интересно, что во время убийства гвардейцами отца Павла Петра III «неверным часовым» у моста был упомянутый выше Н.И. Новиков, за связи с которым пострадал отец братьев Тургеневых).

Возникает вопрос, отчего же дерзкая «Ода…», написанная не ранее декабря 1818 года так резко отличается от  безобидной «Деревни», появившейся, как мы полагаем,  в 1819-м ?   
Думаем, все дело в том, что у «Оды…» и «Деревни» были разные адресаты. «Деревня», как мы считаем, предназначалась императору Александру с целью подтолкнуть его к реформам. А вот «Ода…», на наш взгляд, адресовалась  ее вдохновителем  Николаем Тургеневым гвардейцам,  как наиболее радикальной силе, способной уничтожить крепостничество. Именно гвардейцам особенно было понятно упоминавшееся  в стихотворении убийство «увенчанного злодея». (В 1817 году  тайное «Общество спасение» уже принимало решение убить государя», правда,  затем отказались от своего замысла).

Возможно, Николай Тургенев рассматривал оба  варианта ликвидации крепостного строя: один - под руководством императора, второй – при свержении императора членами тайного общества. Но более вероятно, что тайное общество рассматривалось им как элемент давления на императора с целью подвигнуть его к реформам.    Вспомним фразу из его дневника:   «Самодержавная власть … у нас она всегда должна быть сильнее…»

В 1819 году Тургенев вступает в тайное общество  «Союз Благоденствия». В начале 1820 года  принимает участие в собрании руководящего органа Союза – Коренной Думы, где обсуждался политический строй, который следовало установить в России. (Поднимался  и вопрос цареубийства).
Таким образом,  Тургенев решил задачу вхождения в руководство тайного общества -  вполне вероятно, в немалой степени благодаря тому, что за счет появления «Оды вольности» продемонстрировал свою  способность  обеспечить гвардейскому движению пропагандистскую поддержку.   

А вот Александр Пушкин  6 мая 1820 года  выехал из Петербурга вместе со своим дядькой Никитой Козовым, получив следующую подорожную:
"Показатель сего, Ведомства Государственной Коллегии иностранных дел Коллежский секретарь Александр Пушкин отправлен по надобностям службы к Главному попечителю Колонистов Южного края России г. Генерал-Лейтенанту Инзову; почему для свободного проезда сей пашпорт из оной Коллегии дан ему в Санкт-Петербурге мая 5 дня 1820-го года" ("Временник Пушкинской комиссии", 1962, с. 17 – 18).

И заступники поэта, и его начальство среди причин удаления из столицы на первое место ставили именно «Оду вольности».

«Над здешним поэтом Пушкиным если не туча, то по крайней мере облако, и громоносное: служа под знаменами либералистов, он написал и распустил стихи на вольность, эпиграммы на властителей и проч., и проч.» (Н. М. Карамзин – И. И. Дмитриеву, 19 апр. 1820 г. – Письма Карамзина к Дмитриеву. СПб., 1889, с. 287).
«Несколько поэтических пьес, в особенности же ода на вольность, обратили на Пушкина внимание правительства… Г. г. Карамзин и Жуковский, осведомившись об опасностях, которым подвергся молодой поэт, поспешили предложить ему свои советы, привели его к признанию своих заблуждений и к тому, что он дал торжественное обещание отречься от них навсегда. Г. Пушкин кажется исправившимся, если верить его слезам и обещаниям. Однако эти его покровители полагают, что раскаяние его искренне… Отвечая на их мольбы, император уполномочивает меня дать молодому Пушкину отпуск и рекомендовать его вам… Судьба его будет зависеть от успеха ваших добрых советов» (Письмо гр. К. В. Нессельроде (управляющего иностранной коллегией – А.П.) ген.-лейтенанту И. Н. Инзову от 4 мая 1820 г., одобренное императором и данное Пушкину для вручения Инзову. – Рус. Стар., 1887, т. 53, с. 241).



6. Рабовладельцы против крепостничества


Пока Пушкин едет из Петербурга в Екатеринослав, попробуем разрешить  парадокс:  отчего же представители гвардейской корпорации, могущество которой стояло на крепостном рабстве, к 20-м годам 19 века стали выступать за освобождение крестьян?
Не пилили ли они сук, на котором сидели?
Может быть, на них так повлияла Великая Французская революция?
Да, согласимся мы. На них повлиял главный экономический результат Французской революции.
В чем же он состоял?  Заглянем в учебник.
«Промышленный переворот во Франции начался позже, чем в Англии. Он проходил медленными темпами, что объясняется… отсутствием значительной пролетаризации … крестьянства… революционные события конца XVIII в. ускорили переход страны к промышленному перевороту… Крах феодального режима ускорил дифференциацию крестьян и облегчил их миграцию. Складывался столь важный для фабричной промышленности рынок рабочей силы»»  (История мировой экономики: Учебник для вузов/ Под ред. Г.Б. Поляка, А.Н. Марковой. - М.: ЮНИТИ, 2002,  20.2. Особенности социально-экономического развития Франции).

Ключевые слова здесь, на наш взгляд, это – пролетаризация крестьянства, Она же – индустриализация крестьянства. Первой этот процесс начала Англия. В начале 17 века эта страна лишилась опоры своего экономического могущества – Московской компании. В результате австрийско-польской интервенции 1609-1618 гг. деятельность Московской компании прекратилась, вывоз англичанами товаров из России (Московии) оборвался. Как следствие, Англия погрузилась в тяжелый экономический кризис, результатом его стала Гражданская война (так эти события называют сами англичане; марксистская теория нарекла их Английской буржуазной революцией). Революция, то есть кардинальное изменение экономического строя,  в Англии, действительно, произошла, но несколько позже,  когда крестьян согнали с земли. В Англии этот процесс получил название «огораживания». Лишенные средств к существованию крестьяне образовали армию пролетариев.  «В рядах крестьянства, разоренного и экспроприированного переменами в сельском хозяйстве, промышленники находили резерв дешевой рабочей силы» (Хилл К. , «Английская революция», М.: Изд-во «Иностранная лит-ра», 1947). Сверхприбыль, полученная за счет дешевой рабочей силы, была направлена английским правящим классом на осуществление промышленной революции. В результате  в  18 веке Англия постепенно возвращается в европейскую и мировую политику.
Как метко написал современный автор:
«И уже в 20-е гг. XVIII века континентальная Европа обнаружила, что эти странные англичане на своем туманном гриппозном острове создали оригинальную экономическую и социальную систему, и именно в ней кроются причины небывалых британских успехов» (Валерий Бондаренко,  «Лики истории и  культуры. Туман вокруг Альбиона»).
Система эта была основана на сгоне крестьян с земли.
Французы прекрасно усвоили английский урок. В ходе Великой Французской революции  под лозунги о свободе, равенстве и братстве крестьяне лишились общинных земель.
«Крестьянство, составлявшее 90 с лишним проц. населения страны, … страдало от малоземелья (в некоторых местах оно осваивало не больше 20 проц. наличной земли), впадало в крайнее нищенство (перед революцией Франция насчитывала 11 млн. остро нуждающихся в помощи)» (Софья Андреевна Лотте, «Пролетариат и буржуазия в Великой Французской революции»,  Борьба классов. 1933, № 6. С.52-71).
Часть общинных земель была на момент начала  революции уже изъята у крестьян. Та же, что оставалась, как правило, целиком сдавалась в аренду. Доход от нее позволял держаться на плаву самым бедным. 
«14 августа (1792 г.) Законодательное собрание…  постановило под шумок следующее: 1) Начиная с нынешнего года немедленно после уборки хлебов все общинные земли и общинные права, иные, чем на леса, будут разделены между всеми гражданами каждой общины; 2) эти граждане получат свои участки в полную собственность; 3) общинные земли, известные под названием пустошей и остатков (sursis), будут также разверстаны между жителями…
Таким образом, исподтишка наносился общинному землевладению смертельный удар в ту минуту, когда общественное мнение, взволнованное взятием Тюильри, занято было совершенно другим…
Почти везде деревенская буржуазия, т. е. крестьяне побогаче, поднимали вопрос о разверстке общинных земель; но этому противилась масса более бедных крестьян, как тому противятся теперь крестьяне в России, в Болгарии, в Индии и т. д. — везде, где еще удержалось общинное землевладение…
В пользу разверстки общинных земель и перехода их в частную собственность всегда ратуют, как известно, крестьяне, нажившиеся какой–нибудь торговлей и надеющиеся скупить впоследствии за бесценок участки у обедневших хозяев…. лишая этим более бедных крестьян права пользования угодьями, без которых им прожить было трудно….
Теперь нам понятно озлобление, вызванное этим законом среди более бедного крестьянства против республиканцев… Это был прямой грабеж на пользу сельской буржуазии» (Кропоткин Петр Алексеевич, «Великая Французская Революция 1789–1793»,   XLVIII).
Декрет «О способе раздела общинных земель» от 10 июня 1793 г. гласил: «Каждый гражданин пользуется полученным им после раздела участком на основе полной частной собственности…Если 1/3 голосов выскажется за раздел, то таковой будет произведен».

В результате этого раздела беднейшие крестьяне были лишены постоянного дохода от сдачи в аренду общинных земель и, чтобы не умереть с голоду,  вынуждены были пополнить армию пролетариев, влившихся во французскую промышленность.

«Лион, в котором насчитывалось не более 6800 ткачей в 1800 году, имел их до 15 500 перед кризисом 1811 года;
Ним производит тафту, шелковый трикотаж, смешанные ткани; с 1800 по 1812 год число его станков увеличилось с 1200 приблизительно до 5000, число рабочих — с 3450 до 13 700…
Металлургическая промышленность быстро вырастала… Продукция (в 1812 г.)
составляла 99 000 тонн чугуна в чушках, что давало 69 000 тонн сортового железа против 61 000 тонн чугуна и 46 000 тонн сортового железа в 1789 году. Чугунное литье увеличилось с 7000 тонн до 11 000» (Эрнест Лависс; Альфред Рамбо,  «Время Наполеона. Часть первая. 1800-1815», ОГИЗ, 1938, гл. XII).
Таким образом, за десятилетие численность текстильных рабочих возросла  от 2-х до 4-х раз, Более чем в полтора раза увеличилась металлургическая продукция.
При этом  «рабочие находились в бесправном положении и всецело зависели от хозяев. Заработная плата была низкой и отставала от роста цен. 14-18-часовой рабочий день являлся обычным даже для квалифицированных рабочих» (Лотте, там же). Также широко эксплуатировался женский и детский труд
Вот на эту сверхприбыль, получаемую от труда созданной армии пролетариев, Франция и осуществляла в 19 веке промышленный переворот.
Кроме того, «за счет спроса на амуницию, оружие и прочее в период революционных событий и наполеоновских войн расширился внутренний рынок»  (История мировой экономики: Учебник для вузов/ Под ред. Г.Б. Поляка, А.Н. Марковой. - М.: ЮНИТИ, 2002, 20.2. Особенности социально-экономического развития Франции).
Иными словами, часть свехприбыли шла на создание и оснащение армии – уже не армии пролетариев, а настоящей армии. Ее-то и пополняли эти пролетарии, которым во Франции нечего было терять. Сгон французских крестьян с земли и стал основой «чуда Наполеона» - его обширных завоеваний.

 Все это прекрасно понимали российские гвардейские заговорщики, стремившиеся перепрыгнуть из  рабства в капитализм, сняв сливки с процесса индустриализации согнанных с земли крестьян.
Все преимущества создания армии пролетариев осознавало и российское императорское правительство.  «Указ об освобождении крестьян в Эстляндии был издан в 1816 году,  в Курляндии - в 1817 году и  в Лифляндии  - в 1819 году… главное основание реформы всюду было одно и то же: узы личной крепостной зависимости были разбиты, дворянство сохранило право на всю землю… крепостной получал свободу, но он не получал земельного надела, который бы позволял ему жить. Лишенный средств к существованию, освобождаемый принужден был поступать на службу к помещику в качестве арендатора или поденщика. Свобода … создала пролетариат…» (М.А. Литвинов, «История крепостного права в России», М:, Общеполезная библиотека для самообразования, 1897, с. 124).
Но Александр I не спешил отменять крепостное право в  России и создавать российский пролетариат. И у него были весьма основательные причины.
Во-первых,  этому сопротивлялись помещики-дворяне. Создавая в противовес гвардейской корпорации  союзника в виде дворянства, правительство, конечно, не могло рисковать его лояльностью, отменяя крепостное право.  (В этом еще одна причина провала восстания декабристов – дворянство не поддержало их программу освобождения крестьян и стало опорой императорского режима).

Во-вторых,  на крепостном праве покоилась  сила (то есть размер)  русской армии. Так у солдата в английской армии начала 19 века "годовое жалованье было в одиннадцать раз больше, чем у русского солдата... Система ежегодного набора рекрутов давала возможность российской армии оставаться крупнейшей и самой дешевой в Европе..."  (Доминик Ливен, « Россия против Наполеона. Борьба за Европу. 1807-1814»: М., Российская политическая энциклопедия, 2012, Россия - великая держава).
В-третьих, на крепостном праве основывалось продовольственное снабжение русской армии. Проблема продовольственного снабжения войск возникла одновременно  с появлением в Европе массовых армий. Особенно остро она стояла во время Тридцатилетней войны 1618- 1648 гг.  Как раз в это время во французской армии стала складываться так называемая магазинная система довольствия.
Напомним, что именно недостаток продовольствия привел к поражению армии Наполеона в войне с Россией. Причем проблема эта возникла сразу после перехода российской границы: «Люди и лошади большой армии Наполеона переносили ужасные лишения, что вызвало страшный падеж лошадей и скота и мародерство в войсках, вынужденных отыскивать себе пропитание. Бедствовали даже войска, остановившиеся в Вильно. Вот как описывает свое положение командир гвардейской батареи, простоявшей десять дней в Вильно «От Вильна до Витебска каждый корпус, каждый полк, каждая рота должны были продовольствоваться собственным попечением; каждый капитан был интендантом своей роты. Как только становились на бивак, войска брели во все стороны, отыскивая продовольствие. Солдаты приносили снопы или муку, но им не удавалось найти хлеба. Если случалось найти печь, то ночью пекли хлеб. Утром масса повозок, нагруженных мукой, в виде авангарда двигалась с бивака в поисках печей и мельниц. За неимением лучшего сыпали муку в бульон. Большинство солдат в течение всей кампании не имели другой пищи» («История русской армии от зарождения Руси до войны 1812 г.»,  СПб.: ООО «Издательство Полигон», 2003, От Немана до Смоленска).
А вот задача продовольственного снабжения русской армии была решена более успешно. Опиралось  это снабжение на хлебные запасные магазины. «Хлебные запасные магазины  – это продовольственные склады, создаваемые в Российской империи в  XVIII - начале XX века… Наполнение хлебных  запасных   магазинов   и   формирование продовольственных   капиталов  осуществлялось за счет населения… Изначально хлебные запасные магазины создавались для обеспечения армии в случае военной интервенции для максимально оперативного обеспечения войск продовольствием. ..» (С.И. Чудов, «Хлебные запасные магазины на Европейском севере России в  XVIII – начале XX века»,
Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук «Сыктывкарский государственный университет имени  Питирима Сорокина» 2017).

В мирное время хлебные запасные магазины должны были предотвращать голод в неурожайные годы. В  случае же войны хлебные запасы направлялись на нужды армии. К примеру, «хлебо-запасная система Псковской губернии располагала огромными запасами хлеба — не менее 3890806 кг, — которые можно было пожертвовать в русскую армию в Отечественной войне 1812 г.» (там же).  «Согласно указу императора Александра Iот 13 марта 1812 года губернии в театре военных действий должны были беспрекословно выполнять требования главнокомандующего по сбору и доставке запасного провианта. Оплата за выданный под квитанции провиант должна была производиться в полевой конторе при штабе армии по заранее утвержденным  расценкам.  Фактически, оплата либо задерживалась, от нескольких месяцев до нескольких лет, либо местное дворянство из патриотических соображений отказывалось от денег… Незадолго до начала войны в России была создана система «сельских магазинов», в которых под наблюдением властей хранился «помещичий хлеб».  В случае военных требований государство могло его взять у помещиков, либо с предварительной оплатой, либо «взаимообразно» и обеспечить боевые действия русских войск в данной местности. Только при наличии данных предпосылок стал возможным своевременный сбор и отправка провианта и фуража в армию » (Шведов С. В. «Роль запасных провиантских магазинов в планах командования русской армии в 1812 году.Обзор источников»:Отечественная война 1812 года и российская провинция в событиях, человеческих судьбах и музейных коллекциях: Материалы Всероссийской науч. конф. (24 октября 2009 г.). Малоярославец, 2009. С. 49-69)..
Фактически, это была  реквизиция хлеба, собранного с крестьян при помощи помещиков: оплата производилась по установленным губернаторами ценам и, как правило, с отсрочкой.

(Непосредственное отношение к снабжению русской армии, в том числе во время войны с Наполеоном, имел отец А.С. Пушкина Сергей Львович.
«Начиная с 1802 года, он служил в Москве в штате военного комиссариата, который ведал вооружением и обмундированием армии. С 1811 года он – военный советник комиссариатской комиссии. К началу Отечественной войны в Москве были сосредоточены огромные запасы вооружения и воинского имущества, которые надо было вывезти с приближением неприятеля. 20 августа комиссией был получен приказ об эвакуации. Воинское имущество было погружено на 1700 подвод и 23 барки и отправлено по Оке в Нижний Новгород. Прибыла сюда в полном составе и Московская комиссариатская комиссия, которая была переименована здесь в Нижегородскую. Об этом рассказывают документы Центрального военно-исторического архива. Комиссия имела отношение к снабжению ополчения и обеспечивала укомплектование всем необходимым резервной армии, которая формировалась неподалеку от Нижнего – в Муроме, Арзамасе, Лукоянове. Сергей Львович, естественно, принимал в этом самое непосредственное участие. В декабре 1812 года, например, он был командирован из Нижнего Новгорода в Муром для отправки формирующемуся там соединению оружия и обмундирования. Сохранился его рапорт генерал-кригскомиссару князю Д.И. Лобанову-Ростовскому «об отправлении 20 тысяч кожаных ранцев, 7 500 англинских ружей, 3 миллионов патронов». 24 декабря 1812 года С.Л. Пушкина назначают начальником Комиссариатской комиссии всей Резервной армии. Покинув в самом конце года Нижний Новгород, возглавляемая им Комиссия перемещалась на запад вслед за штабом резервной армии – на Орел, потом она базировалась в Варшаве» (В.Ю. Белоногова, «Отечественная война 1812 года и Нижний Новгород  (литературный аспект)». Вестник Нижегородского университета, 2013,  № 1(2), с.19).

С проблемой продовольственного снабжения армии непосредственно столкнулся и сам А.С. Пушкин при  путешествии в Арзрум  во время похода 1829 года: «На половине дороги, в армянской деревне, вместо обеда съел я проклятый чурек, армянский хлеб, испеченный в виде лепешки, о котором так тужили турецкие пленники в Дарьяльском ущелье. Дорого бы я дал за кусок русского черного хлеба, который был им так противен»).
Для России продовольственное снабжение армии было особенно важно в связи с участием в так называемом вековом конфликте с Османской империей, в котором Россия выступала на стороне империи Габсбургов. «Освободив» крестьян, Россия рисковала потерпеть поражение.
Это, собственно,  и произошло в Первую Мировую. Проиграв Крымскую  войну с  промышленно  более развитыми  Англией и Францинй. Россия была вынуждена осуществить освобождение крестьян от земли, для того, чтобы начать промышленный рывок. Через 5 лет после окончания Крымской войны  в 1861 году   Александр II отменяет крепостное право.  После «освобождения» или лишения крестьянина средств существования должно пройти некоторое время, прежде чем образуется армия пролетариев, которая  начнет  создавать своим трудом  огромной прибавочный продукт, направляемый на промышленную революцию. Источник этого прибавочного продукта  - в тяжелых условиях труда, продолжительном рабочем дне, низкой заработной плате.  В конце 19 века продолжительность труда на односменных предприятиях в России составляла 14-15 часов, на двухсменных – 12 часов. Зарплата была в 2 раза ниже, чем в Англии и в 4 раза ниже, чем в США. Лишенным средств существования  бывшим крестьянам приходилось идти на такие условия  за «скачок» в городскую жизнь.
Полученный таким образом прибавочный продукт привел к тому, что в России 1893 году начался бурный промышленный подъем.

Однако, вступив в августе 1914 года в Первую Мировую войну, Россия почти сразу же столкнулась с трудностями в продовольственном снабжении армии.  «К осени 1915 г. в России обозначился продовольственный кризис. Особенной остроты он достиг осенью 1916 г., когда не только Петроград, но и другие города сидели на голодном пайке… Россия единственная из воевавших стран переживала продовольственный кризис при наличии внутри страны избытков хлеба… По правительственным расчетам общие избытки хлеба в стране в 1915/16 сельскохозяйственном году составляли более миллиарда пудов. Следовательно, хлеб в стране был. Поэтому продовольственный кризис, возникший во время войны, обусловливался не отсутствием продовольствия, а другими причинами… Непрерывное повышение цен обеспечивало спекулянтам большие прибыли. Главную роль в развитии спекуляции играли банки и крупные хлеботорговцы. При этом помещики и кулаки, ожидая повышения цен на продовольственные товары, стремились создать запасы…У крестьян не было стимула к продаже своих продуктов ввиду недостатка промтоваров, вызванного переключением промышленности на военное производство…Уже в  феврале 1915 г. совет министров предоставил право командующим войсками тыловых военных округов по согласованию с главным управлением землеустройства и земледелия устанавливать цены на покупаемые для нужд армии продовольствие и фураж, а также производить реквизиции продовольствия в случае недостаточности их на рынке (Шигалин Г. И., «Военная экономика в первую мировую войну». М.: Воениздат, 1956, гл.10).
Именно в это время, а вовсе не при советской власти, и появилось понятие продразверстка:  «в декабре 1916 г. правительство в лице нового министра земледелия (он же председатель особого совещания по продовольствию) Риттиха вынуждено было пойти на крайнюю меру — на введение обязательной поставки хлеба в казну по твердой цене согласно разверстке. Разверстку хлеба в количестве 772 млн. пудов предполагалось произвести подворно» (там же).
Таким образом, отказ от крепостной системы снабжения армии вызвал в России в военной время продовольственный кризис.
Февральская революция, приведшая к падению монархии, началась именно  с хлебных бунтов. «Волна голодных стачек в городах быстро нарастала. О том, что с лета 1916 года интенсивность рабочего движения определялась уже не политическими и военными событиями, не призывами партий, а голой экономической реальностью, говорит появившаяся с этого времени прямая корреляция между числом стачечников и ценой на хлеб.  В начале 1917 года речь шла уже не о росте цен, а об отсутствии хлеба… Наиболее опасным для властей было то обстоятельство, что на фронте заканчивались запасы продовольствия. В начале февраля на Северном фронте продовольствия оставалось на два дня, на Западном фронте запасы муки закончились и части перешли на консервы и сухарный паек . 22 февраля Николай II срочно отправился из Петрограда в Ставку спасать армию от продовольственного кризиса . Но на следующий день под воздействием того же продовольственного кризиса начались массовые волнения в Петрограде…. В течение первых двух месяцев 1917 года установленный план снабжения Москвы и Петрограда хлебом был выполнен только на 25%. Петроград жил на счет запасов, которые стремительно уменьшались…Обеспокоенная продовольственной ситуацией Петроградская городская дума 13 февраля высказалась за введение нормирования продажи хлеба; 19 февраля градоначальник Балк решил ввести карточную систему с первых дней марта. Слухи о введении карточек быстро распространились; с середины февраля печать сообщала о предстоящем в ближайшее время введении карточной системы и о том, что на взрослого едока будет отпускаться не более 1 фунта хлеба в день. 1 фунт в день – это норма, недостаточная для нормального питания взрослого человека, что же касается детей, то на них планировалось отпускать вдвое меньше. Разумеется, это вызвало стремление запастись хлебом, которое быстро переросло в продовольственную панику. Необходимо подчеркнуть, что паника не была случайностью – это была естественная реакция населения на стремительное уменьшение запасов…
Один из информированных агентов охранки (член Выборгского районного комитета большевиков) составил для властей обстоятельный обзор событий 23-25 февраля. «…Движение вспыхнуло стихийно, без подготовки и исключительно на почве продовольственного кризиса»… Вечером 25 февраля на Невском проспекте произошли два больших столкновения, в ходе которых офицеры, чтобы сдержать натиск толпы, по собственной инициативе приказывали солдатам открывать огонь. Властям становилось ясно, что без применения оружия не обойтись….26 февраля войска получили приказ стрелять в демонстрантов…К вечеру центр города с помощью пулеметов был «очищен» от митингующих. Самый большой расстрел произошел на Знаменской площади… здесь было убито больше сорока человек… Но затем произошло неожиданное – и вместе с тем давно ожидавшееся, то … что уже не раз повторялось при подавлении голодных бунтов: войска перешли на сторону народа… Утром 27 февраля восставших солдат насчитывалось 10 тысяч, днем – 26 тысяч, вечером – 66 тысяч, на следующий день – 127 тысяч, 1 марта – 170 тысяч, т.е. весь гарнизон Петрограда»( С.А.  Нефедов,   «Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. Конец XV - начало XX века»,  Екатеринбург, УГГУ, 2005, 5.4). Дальнейшее известно. Российская империя перестала существовать.
Для чего мы предприняли этот исторический экскурс на целых 80 лет вперед от смерти Пушкина? Мы полагаем, что Пушкин в свои зрелые годы осознавал опасности, ждущие империю при отмене крепостного права.  Вот что писал сын начальника Комиссариатской комиссии Резервной армии в «Мыслях на дороге», над которыми он работал с 1833 по 1835 годы: «Самая необходимая и тягчайшая из повинностей народных есть рекрутский набор... Но может ли государство обойтиться без постоянного войска?..  Власть помещиков, в том виде, в каковом она теперь существует, необходима для рекрутского набора. Без нее правительство в губерниях не могло бы собрать и десятой доли требуемого числа рекрут. Вот одна из тысячи причин, повелевающих нам присутствовать в наших деревнях, а не разоряться в столицах под предлогом усердия к службе, но в самом деле из единой любви к рассеянности и к чинам".
Без энтузиазма относился он и к «освобождению» крестьян и превращению их в армию пролетариев: «Прочтите жалобы английских фабричных работников: волоса встанут дыбом от ужаса. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! какое холодное варварство с одной стороны, с другой какая страшная бедность! Вы подумаете, что дело идет о строении фараоновых пирамид, о евреях, работающих под бичами египтян. Совсем нет: дело идет о сукнах г-на Смита или об иголках г-на Джаксона. И заметьте, что все это есть не злоупотребления, не преступления, но происходит в строгих пределах закона. Кажется, что нет в мире несчастнее английского работника, но посмотрите, что делается там при изобретении новой машины, избавляющей вдруг от каторжной работы тысяч пять или шесть народу и лишающей их последнего средства к пропитанию...» (там же).
Соответственно, (говоря о Радищеве и его радикализме) Пушкин замечает: «Он поносит власть господ как явное беззаконие; не лучше ли было представить правительству и умным помещикам способы к постепенному улучшению состояния крестьян?..» (там же).
 В зрелые годы изменилось и отношение Пушкина к ненавистному для гвардейцев графу Аракчееву.  21 апреля 1834 года Пушкин написал жене: "Аракчеев умер. Об этом во всей России жалею я один. Не удалось мне с ним свидеться и наговориться" (А.С. Пушкин Полное собрание сочинений в 10-ти томах, 1979, т. 10, стр. 371).
По-другому зрелый Пушкин стал  смотреть  и на «свободы», сопровождающие сгон крестьян с земли. (см. стихотворение 1836 года «Из Пиндемонти»).
Но это все зрелый Пушкин.  Возможно, сомнения в идеях декабристов были у него и в начале 20-х годов 19 века. Однако в 1827 году, обращаясь к сосланным в Сибирь декабристам, он писал:
«Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье» (В Сибирь).
Под «трудом»  гвардейских бунтовщиков, совершенно очевидно, имеется  в виду свержение самодержавия. Причем этот труд не должен пропасть, то есть замыслы  их должны рано  или поздно воплотиться.
Так что, скорее всего,  не сомнение в  «прогрессивных» идеях уберегли Пушкина от участия в гвардейском бунте  и подарили ему еще 12 лет активной творческой жизни.  Главным было то, что гвардейцы сами не взяли Пушкина в свое тайное общество. Отчего же они не приняли в свои ряды поэта, который с таким талантом воспевал милые их сердцам идеалы?



7.  Пушкин и Дионис


Я музу резвую привел
На шум пиров и буйных споров,
Грозы полуночных дозоров;
И к ним в безумные пиры
Она несла свои дары
И как вакханочка резвилась…

А. Пушкин, «Евгений Онегин», гл.8, III.

Вот отзыв о Пушкине члена Общества соединенных славян И. И. Горбачевского (1800 – 1869), содержавшийся в письме Горбачевского другому участнику гвардейского мятежа, М. А. Бестужеву (1800 – 1871): «нам от Верховной Думы было даже запрещено знакомиться с поэтом Александром Сергеевичем Пушкиным, когда он жил на юге. И почему было прямо сказано, что он по своему характеру и малодушию, по своей развратной жизни сделает донос тотчас правительству о существовании Тайного общества. И теперь я в этом совершенно убежден…»
А вот характеристика, данная  Пушкину-лицеисту  директором Лицея Егором Антоновичем Энгельгардтом: «Его сердце холодно и пусто: в нем нет ни любви, ни религии; может быть, оно так пусто, как никогда еще не бывало юношеское сердце. Нежные и юношеские чувствования унижены в нем воображением, оскверненным всеми эротическими произведениями французской литературы, которые он при поступлении в лицей знал почти наизусть, как достойное приобретение первоначального воспитания» (Е. А. Энгельгардт, официальный отзыв. – В. П. Гаевский. Пушкин в лицее. – Современник, 1863, № 8, с. 376).
И нас не должно удивлять, что взгляды на поведение Пушкина гвардейских заговорщиков и царского чиновника и приближенного Энгельгардта совпали. Ведь Энгельгардт в пятилетнем возрасте был записан в гвардейский Преображенский полк, а с 16 лет начал там действительную службу и поначалу был ординарцем самого Потемкина. И декабристы, и Энгельгардт (и император)  были представителями одной и той же гвардейской корпорации с общей моралью.
«Деятельность по насаждению в обществе морально-этических норм вело не только правительство. Другим нормообразующим центром гражданского поведения в 1818—1820 годы был Союз благоденствия (тайное общество т.н. декабристов – А.П.), и направление кодифицирующих усилий правительства и Союза благоденствия во многом совпадали, различаясь лишь в одном, правда, очень существенном отношении: правительство учреждало в стране религиозное вольномыслие и некоторое равенство христианских конфессий, тогда как декабристы пытались отстаивать приоритет национального начала в гражданской этике и в религиозной жизни.
Таким образом, «веселое кощунство» Пушкина воспринималось как враждебное не только правительством, но и декабристами…» (И.Немировский,  «Либералисты и либертены: случай Пушкина»,  НЛО, 2011, №111).
Это серьезное отношение к религии со стороны членов гвардейской корпорации вовсе не случайно. Как уже было отмечено, эта корпорация пришла к власти в стране  в 1698 году после подавления стрелецкого мятежа. Однако она продолжила дело, которое с момента своего воцарения  вершила династия Романовых: установление в стране крепостного строя  с целью организации зернового экспорта в Западную Европу. В 1649 году романовский режим принял и ввел  Соборное уложение, согласно которому в стране не должно было остаться свободных крестьян. Началом  же закрепощения стала Перепись 1625 года.   До этого  хозяйственная  жизнь организовывалась, в первую очередь,   монастырями, которые  были крупными торгово-промышленными центрами, стоявшими на перекрестках торговых путей. (К современному состоянию монастыри были приведены в результате более чем полуторавековой борьбы с их экономической независимостью, которая продолжалась еще и при  Екатерине II.  «За первое десятилетие после учреждения синода (1721)  большая часть русских епископов побывала в тюрьмах, была расстригаема, бита кнутом и т.п.» (Л.А. Тихомиров,  «Монархическая государственность»,  М., 1905, ч.3, гл.XXV). Выборность церковных иерархов сменилась назначаемостью. Духовный регламент 1721 года запрещал монахам более четырех раз в год покидать монастырь, под страхом тяжелого телесного наказания монахам запрещалось без ведома настоятеля иметь бумагу и чернила и писать какие-либо письма). Селившиеся вокруг монастырей крестьяне были связаны с ними товарно-денежными отношениями. Монастыри привлекали новых поселенцев льготами, такими как освобождение на длительные сроки от всех податей, то есть, по существу, конкурировали за крестьян (Кулишер И.М., «История русского народного хозяйства», Челябинск: Социум, 2004., ч.1, гл.4). Все это хорошо совпадает с определением  «эпидемия свободы», которое известный французский историк Фернан Бродель применил к экономической жизни Восточной (и не только) Европы в 15-16 вв.:  крестьянство Восточной Европы  было «еще свободным в XV веке», а до этого  «крестьянская личная свобода как эпидемия распространялась по определенной части Европы, захватывая преимущественно активные зоны, но затрагивая по соседству и менее привилегированные области. Так, коснулась она королевства Неаполитанского и даже Калабрии… Крепостная зависимость крестьян, прикрепление к земле исчезли»  (Фернан  Бродель, « Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв.»,  т. 2  М.,  Прогресс, 1988 c.250).  «Вторичное закрепощение в XVI в. в Польше вернуло под гнет крестьянина, уже имевшего опыт прямых рыночных отношений с городом или даже с иноземными купцами (там же).
В Польше крепостническая фольварочно-барщинная  система была создана в 16 в., на век раньше, чем у нас. Цель была та же – экспорт зерна в Западную Европу.   «Торговля зерном в мировом масштабе была сосредоточена в руках амстердамских купцов. До середины 17 в.  (! – А.П.) избытка зерна в России не было... в 17 веке голландские представители начинают уговаривают московского царя резко увеличить экспорт зерна. Голландцы просят у царя монополию на вывоз хлеба... Уже в 1629 году было получено разрешение на вывоз до 20 тысяч четвертей (московская осьмипудовая четверть – 128 кг) для отправки в Амстердам и Бремен. В следующем году из Московии было вывезено уже несколько сот тысяч четвертей зерна»  ( Б.Кагарлицкий,  «Периферийная империя: циклы русской истории», М., ЭКСМО, 2009: с. 205-207).  То есть зерновой экспорт начался вскоре после  Переписи 1625 года, положившей начало массовому  закрепощению.
Русские крестьяне  ответили на закрепощение сопротивлением, в том числе, вооруженным. 17 век в русской истории получил название Бунташного.
Несомненной реакцией на закрепощение был Русский раскол. Неуважительно по отношению к нашим предкам искать причину того, что они бежали на край света и даже сжигали себя вместе с семьями,  в  простом нежелании креститься тремя перстами вместо двух. Нет, это был ответ на изменение всего строя народной жизни.  Поэтому столь жесткой была ответная реакция властей на раскол, как на протест против вводимого крепостничества: "На церковном соборе 1654 г. все противники реформы патриарха Никона были отлучены от церкви, а церковным собором 1667 г. сторонники старой веры объявлены еретиками. Тем самым старообрядцы автоматически подпадали под действие Уложения 1649 г., которое устанавливало жестокие наказания, вплоть до смертной казни, за преступления против православной веры. Сразу же после собора одни руководители старообрядцев были казнены, другие заточены в острог, монастырь или сосланы в самые отдаленные места страны...С 1676 г. стали издаваться специальные указы о преследовании раскольников, предусматривавшие наказание кнутом, пытки, ссылку с конфискацией имущества и смертную казнь. Для искоренения раскола были созданы специальные инквизиционные учреждения: тайных раскольничьих дел канцелярия, следственная и обвинительная камеры. Раскольников лишали имущества, заключали в тюрьму, били кнутом, прижигали раскаленным железом, вырывали ноздри, вырезали язык, отравляли в ссылку. В 1681 г. были сожжены несколько наиболее влиятельных расколоучителей. Царевна Софья в 1684 г. издала указ о сжигании «в срубах» нераскаявшихся приверженцев старой веры" (Маслова И.И., «Веротерпимость в России: историческая ретроспектива (X-XX вв.)»\ Свобода совести в России: исторический и современный аспекты. Сборник докладов и материалов межрегиональных научно-практических семинаров и конференций. 2002-2004гг. М., 2004).


Процитируем  соответствующий раздел Соборного Уложения: «Будет  кто  иноверцы,  какия ни буди веры,  или и русской    человек,  возложит хулу на Господа Бога  и  Спаса  нашего  Иисуса Христа, или на рождьшую Его Пречистую Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию,  или  на  честный  крест,  или  на  Святых  Его
угодников,  и  про то сыскивати всякими сыски накрепко.  Да будет сыщется про то допряма,  и  того  богохулника  обличив,  казнити, зжечь".

Пришедшая затем к власти гвардейская корпорация также стояла на страже зернового экспорта в Западную Европу, только методы ее были еще более жесткими, чем у Романовых в 17 веке.  Крестьяне были превращены в рабов, для борьбы с бунтарями-раскольниками была создана инквизиция.
«Инквизиция учреждена была в Москве. Строитель московского Данилова монастыря Пафнутий назначен был "протоинквизитором"; в каждую епархию назначены "провинциал-инквизиторы", которым были подчинены "инквизиторы", находившиеся по городам и уездам. Декабря 23-го 1721 года святейший синод составил для них особую инструкцию, напечатанную в "Полном Собрании Законов Российской империи" (VI, N 3870)...   В распоряжение духовной инквизиции назначена была особая команда вооруженных солдат; они употреблялись для отыскивания раскольников по лесам и пустыням, для истребления устроенных там их жилищ, для отыскания "потаенных раскольников", для отправки их на каторгу и для вырезывания ноздрей, для истребления у раскольников и нераскольников старопечатных и харатейных книг и т. п.  К счастью, инквизиция существовала у нас недолго. Она была уничтожена при Екатерине I» (Мельников П. И. (Андрей Печерский). «Счисление раскольников»,   Полное собранiе сочинений. Изданiе второе.  С.-Петербургъ, Издание Т-ва А.Ф.Марксъ. Приложенiе къ журналу "Нива" на 1909 г. Томъ седьмой, с. 384-409).
Несмотря на жесткие меры, число раскольников в России на 1851 год составляло около 10 миллионов человек, то есть не менее 15% населения «русских» губерний (там же).
Естественно, правящий класс России, к которому принадлежали гвардейцы, не мог не считаться с таким количеством потенциальных бунтовщиков, Отсюда столь строгое  отношение  гвардейцев к религии. Помимо всего прочего, эти потенциальные бунтовщики-раскольники вполне могли помешать  плану гвардейских заговорщиков по «освобождению» крестьян от земли. (Известно, кстати, о значительной роли, которую раскольники-староверы сыграли в низвержении царизма).

Но Пушкин не просто нарушал официальную религиозную мораль.
Отметим, что многие гвардейские заговорщики входили в масонские ложи. Собственно, по образцу масонских были написаны уставы их Тайных обществ. А ведь  католическая церковь еще в 1783 году посчитала масонство несовместимым с христианством: вступивший в масонскую ложу подлежал отлучению от Церкви. Но в России сам император Павел был масоном, а  Александр I относился к масонству вполне лояльно.
Так что не само по себе пренебрежение религиозной моралью делало Пушкина фигурой, неприемлемой в гвардейские тайные общества. Неприемлемым было сходство поведения Пушкина, его, по выражению  Б.В. Томашевского, веселого кощунства, с обычаями староверов-раскольников, то есть всех до-романовских русских.

- Но какая связь между староверами и Пушкиным? – может спросить читатель.
Начнем со староверов.
«С самого водворения христианства на Руси и вплоть до конца XVII столетия раздается громкий протест духовенства, направленный против народных игрищ… Послание Елеазарова монастыря игумена Памфила псковским наместнику и властям 1505 года говорит:"...встучит бо град сей и возгремят в нем людие си безаконием и погибелью лютою, злым прелщением пред Богом, стучать бубны и глас сопелий и гудут струны, женам же и девам плескание (ударенье в ладоши) и плясание и главам их накивание, устам их неприязнен кличь и вопль, всескверненые песни, бесовская угодил свершахуся, и хребтом их вихляние и ногам их скакание и топтание... В поучении митрополита Даниила высказаны такие обличения: "...и в песнех бесовских, и в безмерном и премногом пиянстве, и всякое плотское мудрование и наслажение паче духовных любяще"....Стоглав вооружается против следующих явлений: “в мирских свадбах играют глумотворцы и арганники и смехотворцы и гусельники, и бесовские песни поют; и как к церкви венчатися поедут, священник со крестом едет, а перед ним со всеми теми играми бесовскими рыщут, а священницы им о том не возбраняют. — В троицкую субботу по селом и по погостом сходятся мужи и жены на жальниках (кладбищах) и плачутся по гробом с великим кричаньем, и егда начнут играти скоморохи, гудцы и прегудницы, они же от плача преставше начнут скакати и плясати и в полони бити и песни сотонинские пети”…  В 1636 году, по указу патриарха Иоасафа, дана была память поповскому старосте и теуну наблюдать, чтобы на праздники владычии, богородичны и нарочитых святых не было в Москве бесчинств; а то “вместо духовного торжества и веселия восприимше игры и кощуны бесовские, повелевающе медведчиком и скомрахом на улицах и на торжищах и на распутиях сатанинские игры творити и в бубны бити, и в сурны ревети и руками плескати, и плясати и иная неподобная деяти”.  Против тех же обычаев предостерегает и царская окружная грамота 1648 года; она требует, чтобы православные не призывали к себе скоморохов с домрами, сурками, волынками и всякими играми, чтобы медведей не водили и никаких бесовских див не творили" (А. Афанасьев,  «Поэтические воззрения славян на природу», гл. Гроза, ветры и радуга).
Повторим вкратце то, что обличают церковники: «глумотворцы и арганники и смехотворцы и гусельники, и бесовские песни поют  … скакати и плясати и в полони бити и песни сотонинские пети…  хребтом их вихляние и ногам их скакание и топтание … и в безмерном и премногом пиянстве, и всякое плотское мудрование и наслажение паче духовных любяще… игры и кощуны бесовские… бесовские дива».
Заметим, что все вышеперечисленное совпадает с описанием вакханалий, то с оргиастических праздников в честь бога Вакха или Диониса.

(В скобках добавим, что именно рельефное изображение возносящегося на грифонах  Диониса находится на южном фасаде Дмитриевского собора во Владимире. (Атрибуция изображения, как вознесение Александра Македонского, предложенная графом Уваровым, явно ошибочна). Остатки аналогичных композиций  присутствуют также на южных порталах Успенского собора во Владимире и Георгиевского собора в Юрьеве-Польском. Дмитриевский и Георгиевский  белокаменные соборы, древнейшие из дошедших до нас соборов Владимиро-Суздальской Руси, щедро покрыты рельефными изображениями грифонов, львов, кентавров, драконов или змиев, «виноградных» орнаментов, тесно связанных с культом Диониса).

А вот выдержки из стихотворения Пушкина «Торжество Вакха» 1818 года:

Откуда чудный шум, неистовые клики?
Кого, куда зовут и бубны и тимпан?
Что значат радостные лики
 И песни поселян ?

…………………………

          Вот он, вот Вакх! О час отрадный!
         Державный тирс в его руках;
         Венец желтеет виноградный
         В чернокудрявых волосах...
         Течет. Его младые тигры
         С покорной яростью влекут;
         Кругом летят эроты, игры,
         И гимны в честь ему поют.
         За ним теснится козлоногий
         И фавнов и сатиров рой,
         Плющом опутаны их роги;
         Бегут смятенною толпой
         Вослед за быстрой колесницей:
         Кто с тростниковою цевницей,
Кто с верной кружкою своей;
Тот оступившись упадает
И бархатный ковер полей
Вином багровым обливает
При диком хохоте друзей.

……………………………………….

Власы раскинув по плечам,
Венчанны гроздьем, обнажены,
Бегут Вакханки по горам.
Тимпаны звонкие, кружась меж их перстами,
Гремят и вторят их ужасным голосам».


Конечно, можно объяснить вакхические мотивы Пушкна заимствованиями у любимого Пушкиным в молодости, французского поэта (и креола)  Эвариста Парни.

Вот отрывки из поэмы Парни «Война богов» (1799):

«Песнь пятая

Прекрасные вакханки спаивают и соблазняют
христианских святых, осаждающих Олимп.
……………………..
Святые нахвалиться не могли.
Они не ощущали беспокойства,
Забыв гроздей магические свойства.
Был Исраил немало удивлен:
Покинуло его благоразумье,
Шальное овладело им безумье...
Как весел стал, словоохотлив он!
Такой же грех с другими приключился:
Все охмелели... Своего добился
Не силою, а хитростью Амур
………………………………………….

Как много их, жриц Бахуса задорных!
Как томен взор очей их страстных, черных!
Они ласкают взапуски святых,
Их лысины венками украшают,
И прямо в рот им гроздья выжимают;
Нескромны все прикосновенья их.
Остатки смысла здравого девались
Неведомо куда у бедняков.
Какие речи без обиняков,
Какие тут "амини" расточались!
…………………………………………………

Все под руку с вакханками, все пьяны.
Тут прочие святые к ним идут.
Себя предосудительно ведут
Отступники, весельем обуянны:
Шатаются и чепуху плетут,
Красоток хороводом обступают,
Танцуют, взявшись за руки, орут,
Хохочут, и бранятся, и толкают
Друг друга, обнимаются, поют».

(Перевод В.Г.Дмитриева).


Однако заметим, что строки Пушкина гораздо больше напоминают  игрища   до-романовских русских, чем довольно рассудочную поэму Парни.  Мы полагаем, что поведение Пушкина было, в первую очередь, связано с еще не ушедшей до конца русской народной традицией. Ведь известно, что «Пушкин легко сходился с мужиками, дворниками и вообще с прислугою. У него были приятели между лицейскою и дворцовою царскосельскою прислугою»   (П. И. Бартенев. Рус. Арх., 1899, т. III, с. 615).

Вот именно это поведение Пушкина в духе народных игрищ, глумотворцев, смехотворцев и скоморохов пугало и отталкивало ликвидировавших народные вольности гвардейцев.  Их отношение к Пушкину выразил лицейский товарищ Пушкина,  сын тайного советника и сенатора,  сам  достигший чина действительного тайного советника, Модест Корф:  «В свете Пушкин предался распутствам всех родов, проводя дни и ночи в непрерывной цепи вакханалий и оргий… В нем не было ни внешней, ни внутренней религии, ни высших нравственных чувств,.. в близком знакомстве со всеми трактирщиками, непотребными домами и прелестницами петербургскими, Пушкин представлял тип самого грязного разврата».

В самом деле, каким влиянием Парни можно объяснить следующий эпизод?
«Однажды он побился об заклад, что рано утром в Царском Селе он выйдет перед дворец, станет раком и подымет рубашку. Он был тогда еще лицеистом и выиграл заклад. Несколько часов спустя его зовут к вдовствующей императрице. Она сидела у окна, видела всю проделку, вымыла ему голову порядочно, но никому о том не сказала»  (Н.А. Маркевич,   «Из воспоминаний»).

Следующий  эпизод   вполне характерен для исступленного участника вакханалии : «Директор Лицея хотел его наказать, он ножом черкнул себе по руке и нанес себе такую глубокую рану, что принуждены были заняться не наказанием, а лечением» (там же).

А вот  скоморошеский лицейский эпизод с княжной Волконской: «Один раз под вечер, когда все кошки делаются серыми, Пушкин, бегая по какому-то коридору, наткнулся на какую-то женщину, к которой пристал с неосмотрительными речами и даже, сообщают злоязычники, с необдуманными прикосновениями. Женщина подняла крик и ускользнула, однако же успела рассмотреть и узнать виноватого. Она была немолода, некрасива и настолько знатна, что слух об этом маленьком происшествии дошел до ушей самого государя. Государь приказал немедленно Пушкина высечь. Энгельгардт этого приказания не исполнил» (М. И. Жихарев,  «П. Я. Чаадаев. Из воспоминаний современников», Вестн. Европы, 1871, № 7, с. 192).


Заметим, однако,  что,  несмотря на разгульный образ жизни и «две болезни не русского имени», о которых сообщал А.И. Тургенев, как и положено скомороху-акробату,  «физическая организация молодого Пушкина, крепкая, мускулистая и гибкая, была чрезвычайно развита гимнастическими упражнениями. Он славился, как неутомимый ходок пешком, страстный охотник до купанья, до езды верхом и отлично дрался на эспадронах (разновидность шпаги), считаясь чуть ли не первым учеником известного фехтовального учителя Вальвиля» (Анненков П.В.,«Материалы для биографии Пушкина». 2-е изд. СПб., 1873. С. 38).

Более того, по сообщению А.И. Райтблата, в 1828 году на рассмотрение III (жандармского) Отделения был представлен «Проект об учреждении в С.-Петербурге частного гимнастического общества», включающий в себя устав предполагаемого Общества любителей гимнастических упражнений и список потенциальных членов, одним из которых значился «Пушкин, неслужащий чиновник 10-го класса» («Пушкин-гимнаст», НЛО, 2013, №123). А.И. Райтблат довольно убедительно доказывает, что это был А.С. Пушкин.

Это  заставляет вспомнить известную латинскую пословицу «в здоровом теле здоровый дух».   На здоровый народный дух опирался Пушкин в своем противостоянии с официальной моралью  крепостников-гвардейцев. Противостояние это, однако, закончилось трагически.




8 Гвардейский капкан



Мы переходим к последнему году жизни и истории дуэли Пушкина. История эта хорошо известна и изложена в школьных учебниках. Кто же ее автор? Ответ может показаться неожиданным – император Николай I.
Из письма Николая I младшему брату, великому князю Михаилу Павловичу от 3 февраля 1837 г.:
«Дотоль Пушкин себя вел, как каждый бы на его месте сделал; и хотя никто не мог обвинять жену Пушкина, столь же мало оправдывали поведение Дантеса, и в особенности гнусного его отца Геккерена. Но последний повод к дуэли, которого никто не постигает и заключавшийся в самом дерзком письме Пушкина к Геккерену, сделал Дантеса правым в сем деле. Вот случай сказать: гони природу в дверь, она влетит в окно…
Пушкин погиб и, слава богу, умер христианином. Это происшествие возбудило тьму толков, наибольшей частью самых глупых, из коих одно порицание поведения Геккерена справедливо и заслуженно; он точно вел себя, как гнусная каналья. Сам сводничал Дантесу в отсутствие Пушкина, уговаривал жену его отдаться Дантесу, который будто к ней умирал любовью, и все это тогда открылось, когда после первого вызова на дуэль Дантеса Пушкиным, Дантес вдруг посватался на сестре Пушкиной; тогда жена открыла мужу всю гнусность поведения обоих, быв во всем совершенно невинна» (Щеголев П. Е. «Дуэль и смерть Пушкина»,   Сб. Пушкин и его современники, вып. XXV-XXVII. П., 1916, с.67).
То есть через  10 дней после дуэли, через неделю после смерти Пушкина и в день ПЕРВОГО заседания военного суда по делу о дуэли, Николай I уже сформулировал официальную версию событий. Естественно, что при жизни Николая I никто в России ни в мемуарах, ни в письмах, которые просматривались властями, эту версию не оспаривал.  Ограничивались, как, к примеру, Петр Вяземский,  смутными намеками:  «О том, что было причиною кровавой и страшной развязки, говорить много нечего. Многое в этом деле осталось темным и таинственным для нас самих.  Довольно нам иметь твердое задушевное убеждение, что жена Пушкина непорочна…» (Из письма А. Я. Булгакову от 5 февраля 1837 года). Отметим, что «задушевное убеждение» Вяземского полностью совпадает с  тезисом Николая I «никто не мог обвинять жену Пушкина».
В полном соответствии с версией Николая I  были стремительно   проведены   «гвардейские» следствие и суд по делу о дуэли:  «2 февраля 1837 года флигель-адъютант лейб-гвардии Конного полка полковник Бреверн получил от генерал-майора Мейендорфа, командующего 1-й гвардейской кирасирской бригады, уведомление: "Вследствие приказа по Отдельному гвардейскому корпусу от 29 января за №14 Кавалергардского ее величества полка поручик барон Геккерн за бывшую между им и Пушкиным дуэль предается военному суду при вверенном мне лейб-гвардии Конном полку…»  («Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккерном», М., Белый город, 2012).
Суду и следователю вменялось "в непременную обязанность открыть, кто именно были посредниками при означенной дуэли и вообще кто знал и какое принимал участие в совершении или отвращении оной. Дело сие окончить сколь можно поспешнее".
За поспешностью дело не стало, несмотря на вопросы,  возникшие у некоторых членов комиссии: «Военно-судная комиссия по собрании всех изъясненных сведений в определении своем 13-го минувшего февраля заключила: привесть сие дело немедленно к окончанию. Определение это подписали все члены: как презус, так и асессоры, но производитель дела, аудитор лейб-гвардии Конного полка 13-го класса Маслов, не скрепивши его, на другой потом день подал в Военно-судную комиссию рапорт, в котором изъяснил следующее: что, хотя комиссия и заключила привесть дело к немедленному окончанию, но он, Маслов, по лежащей на нем обязанности… считал бы неизлишним потребовать чрез с. – петербургского обер-полициймейстера установленным порядком от жены камер-юнкера Пушкина объяснение в том, и именно:
1) не известно ли ей, какие именно безымянные письма получил покойный муж ее, которые вынудили его написать 26-го января к нидерландскому посланнику барону Геккерну оскорбительное письмо, послужившее, как по делу видно, причиной к вызову подсудимым Геккереном его, Пушкина, на дуэль;
2) какие подсудимый Геккерн – он сам сознается – писал к ней, Пушкиной, письма или записки, кои покойный муж ее в письме к барону Геккерну от 26-го января называет дурачеством; где все сии бумаги ныне находятся, равно и то письмо, полученное Пушкиным от неизвестного еще в ноябре месяце, в котором виновником распри между подсудимым Геккерном и Пушкиным назван нидерландский посланник барон Геккерн и вследствие чего Пушкин еще прежде сего вызывал подсудимого Геккерна на дуэль, но оная не состоялась потому, что подсудимый Геккерн предложил жениться на его свояченице, а ее сестре;
и 3) как из письма умершего Пушкина видно, что посланник барон Геккерн, когда сын его, подсудимый Геккерн, по болезни оставался дома, говорил жене Пушкина, что сын его умирает от любви к ней, а после уже свадьбы Геккерна, как Пушкин 27-го января у виконта д’Аршиака в присутствии секунданта своего подполковника Данзаса объяснил, что они, Геккерны, дерзким обхождением с женой его при встречах в публике давали повод к усилению поносительного для чести их, Пушкиных, мнения, то посему он, аудитор Маслов, считал бы нужным о поведении г-д Геккернов в отношении обращения их с Пушкиной взять от нее также объяснение»(там же).

Приговор (сентенция) был следующим: «Комиссия военного суда находит следующее: что между камер-юнкером Пушкиным и поручиком бароном де Геккерном с давнего времени происходили семейные неприятности…  Военно-судная комиссия признает как его, Геккерна, так и камер-юнкера Пушкина виновными в произведении строжайше запрещенного законами поединка, а Геккерна и в причинении пистолетным выстрелом Пушкину раны, от коей он умер, приговорила: подсудимого поручика Геккерна за таковое преступное действие по силе 139-го артикула воинского Сухопутного устава и других под выпиской подведенных законов повесить; каковому наказанию подлежал бы и подсудимый камер-юнкер Пушкин, но как он уже умер, то суждение его за смертью прекратить; а подсудимого подполковника Данзаса (секунданта Пушкина – А.П.)…, который …не донес заблаговременно начальству о предпринимаемом ими злом умысле и тем допустил совершиться дуэли и самому убийству, которое отклонить еще были способы, то его, Данзаса, по долгу верноподданного не исполнившего своей обязанности, по силе 140 воинского артикула повесить» (там же).

(Успокоим читателей: никто повешен не был -  Данзасу император заменил повешение двумя месяцами ареста в Петропавловской крепости; Дантеса разжаловали в рядовые, к чему император добавил: «рядового Геккерена, как не русского подданного, выслать с жандармом заграницу, отобрав офицерские патенты». Секундант же Дантеса атташе французского посольства Оливье д’Аршиак 2 февраля отбыл из России и в приговор не попал).

Нашел отражение в сентенции и тезис императора  о Геккерне-отце, который, по словам Николая I,   «вел себя, как гнусная каналья»: «Военно-судная комиссия на основании вышеприведенного высочайшего его императорского величества повеления в особо составленной записке изъяснила меру прикосновенности к настоящему делу …  министра нидерландского барона Геккерна. По имеющемуся в деле письму убитого на дуэли камер-юнкера Пушкина видно, что сей министр, будучи вхож в дом Пушкина, старался склонить жену его к любовным интригам со своим сыном, поручиком Геккерном, по показанию подсудимого инженер-подполковника Данзаса, основанному на словах Пушкина, поселял в публике дурное о Пушкине и жене его мнение на счет их поведения, а из собственного его, барона Геккерна, письма, писанного к камер-юнкеру Пушкину в ответ на вышепомянутое его письмо, выражениями оного показывал прямую готовность к мщению, для исполнения коего избрал сына своего, подсудимого поручика барона Геккерна» (там же).
(У Николая I был, что называется, зуб на Луи Геккерна. Причина ясна из письма к русскому императору  Вильлельма Оранского, короля нидерландского и великого герцога люксембургского, женатого на сестре Николая I: «Я должен сделать тебе, дорогой мой, один упрек, так как не желаю ничего таить против тебя, - как же это случилось, мой друг, что ты мог говорить о моих домашних делах с Геккерном, как с посланником или в любом другом качестве? Он изложил все это в официальной депеше»(26 сентября 1836 года).
Как опытный политик Николай I убивал одним выстрелом двух зайцев (извините за грустный каламбур): в апреле 1837 г. Луи Геккерн покинул Россию).
 
Итак, следствие было завершено, а дело закрыто, хотя, как говорится, вопросы остались и «генерал-адъютант Бистром, препровождая в Аудиториатский департамент Военно-судное дело о поручике де Геккерне и подполковнике Данзасе, в отношении своем присовокупил, что при ревизии этого дела в штабе Гвардейского корпуса замечены упущения:
1) что не спрошена по обстоятельствам, в деле значащимся, жена умершего камергера Пушкина;
2) не истребованы к делу записки к ней поручика барона Геккерна, которые, между прочим, были начальной причиной раздражения Пушкина…» (там же).  Генерал-адъютант, по существу, повторяет вопросы аудитора Маслова, однако у него отчего-то выпал первый вопрос Маслова относительно полученных Пушкиным безымянных писем.  (К ним мы скоро вернемся).

В ходе дела  получили развитие и были официально  оглашены тезисы государя императора о предистории и причинах дуэли: «Генерал-аудиториат по рассмотрении Военно-судного дела … произведенного по высочайшему повелению …находит: Предшествовавшие сей дуэли неудовольствия между камер-юнкером Пушкиным и поручиком бароном Егором Геккерном возникли с довольно давнего времени. Поводом к сему, как дело показывает, было легкомысленное поведение барона Егора Геккерна, который оскорблял жену Пушкина своими преследованиями, клонившимися к нарушению семейственного спокойствия и святости прав супружеских. В ноябре месяце прошлого 1836 года неудовольствия сии возросли до того, что Пушкин вызывал Геккерна на дуэль, однако ж после сам же уничтожил свой вызов, узнавши, как видно из письма его к чиновнику французского посольства виконту д’Аршиаку, что Геккерн решился жениться на свояченице его, фрейлине Гончаровой. За всем тем и после женитьбы Геккерна на девице Гончаровой неудовольствия к нему Пушкина не только не погасли, но день ото дня усиливались еще более. Письмо Пушкина к отцу Егора Геккерна, министру нидерландского двора барону Геккерну и объяснения его с секундантами перед дуэлью обнаруживают, что Егор Геккерн и после свадьбы не переставал при всяком случае изъявлять жене Пушкина свою страсть и дерзким обращением с нею в обществах давать повод к усилению мнения, оскорблявшего честь как Пушкина, так и жены его; кроме того присылаемы были к Пушкину безымянные равно оскорбительные для чести их письма, в присылке коих Пушкин тоже подозревал Геккерна, чего, впрочем, по следствию и суду не открыто. Напоследок, 26-го января сего года, Пушкин по получении безымянных писем послал к отцу подсудимого Геккерна, министру нидерландского двора, письмо, наполненное поносительными и обидными выражениями. В письме сем Пушкин, упоминая о неприличном поведении подсудимого Геккерна в отношении жены его, Пушкина, писал, что жена его, удивленная низостью Геккерна, не могла удержаться от смеху и что досада, которую она имела на эту сильную и высокую страсть, погасла в самом холодном презрении и заслуженном отвращении. Причем, коснувшись и самого министра Геккерна, укорял его, что он родительски сводничал своему сыну и руководил его поведением и, внушая ему все те жалкие выходки и глупости, которые он позволял себе писать, сам, подобно старой развратнице, сторожил жену его, Пушкина, на всех углах, чтобы говорить ей о любви к ней незаконнорожденного своего сына и даже тогда, когда он оставался дома больной венерической болезнью, говорил ей, что сын его умирает будто бы от любви к ней. В заключение Пушкин, изъявляя желание, чтобы Геккерны не имели никакого сношения с его семейством и прекратили предосудительные свои в отношении к нему поступки, назвал Егора Геккерна подлецом и негодяем. Следствием сего письма был вызов на дуэль, предложенный Пушкину от Геккернов через находившегося при французском посольстве виконта д’Аршиака. По изъявленному Пушкиным на это согласию избраны секундантами: со стороны Егора Геккерна помянутый д’Аршиак, а со стороны Пушкина инженер-подполковник Данзас» (там же).
Отличие текста генерал-аудиториата от письма императора  состояло разве в том, что вместо «последнего повода к дуэли, которого никто не постигает», появляется ничем не мотивированное объяснение: «26-го января сего года, Пушкин по получении безымянных писем послал к отцу подсудимого Геккерна, министру нидерландского двора, письмо, наполненное поносительными и обидными выражениями» (там же). В деле нет никаких упоминаний о безымянных письмах, полученных Пушкиным не в ноябре 1836-го, а в январе 1837-го. Поэтому резонно предположить, что указание поместить в дело это объяснение исходило от государя императора.
Есть еще одна странность.  В деле присутствует целый ряд писем:  «камергером князем Вяземским …приложенные два письма, писанные к нему секундантами виконтом д’Аршиаком на французском диалекте и инженер-подполковником Данзасом… и два письма, предложенные комиссии презусом оной, врученные ему графом Нессельроде, писанные камергером Пушкиным на французском диалекте … от 17-го ноября 1836 года к графу д’Аршиаку от 26-го января сего года к барону де Геккерну» (там же).
Вдобавок  в деле есть  копия  «с письма Пушкина к г-ну д’Аршиаку, писанную рукой сего последнего и оставленную им у князя Вяземского вместе с письмом о всем происходившем во время дуэли», а также «найденные между бумагами покойного камергера А.С. Пушкина письма, записки и билет: … 1) Письмо графа д’Аршиака к камергеру двора его императорского величества А.С. Пушкину от 26-го января 1837 года,
2) Два письма его же, графа д’Аршиака, к А.С. Пушкину от 27-го января 1837 года,
3) Письмо барона де Геккерна к А.С. Пушкину, подписанное также Георгом Геккерном,
4) Визитный билет графа д’Аршиака, на коем надпись, его же рукой сделанная» (там же).

Однако в деле нет (как нет упоминания о нем  в письме Николая I) так называемого диплома рогоносца («безымянных писем»), после получения которого Пушкиным в ноябре 1836 года открыто началась дуэльная история.  Более того, несмотря на вопросы о безымянных письмах аудитора Маслова (а это означает, что все об этих письмах были наслышаны), упоминание о ноябрьских письмах.  отсутствует в описании событий по дуэльному делу, данном генерал-аудиторатом.  Возникает ощущение, что при составлении описания дуэльной истории генерал-аудиторат убрал упоминания о ноябрьских письмах и переместил появление этих писем в январь, чтобы объяснить поведение Пушкина накануне смертельной дуэли.
 (При этом «экземпляр пасквиля, полученный графом Виельгорским, в III отделении был, хранился в секретном досье»   (Щеголев П.Е. «Дуэль и смерть Пушкина», М.: Жургазоб'единение, 1936,  Анонимный пасквиль и враги Пушкина, I). Впервые же в печати диплом рогоносца появился только в 1875 году   в  книжке "Материалы для биографий А. С. Пушкина. Лейпциг. 1875").
Отчего же следствие игнорировало важную улику, способную пролить свет на причины дуэли? Ответ очевиден: оттого,  что в письме было ясно сказано -  жена Пушкина Наталья Николаевна является любовницей государя императора Николая I.

«4 ноября 1836 года Пушкин получил по городской почте анонимный пасквиль — «диплом на звание рогоносца». Текст «диплома» и адрес на конверте были воспроизведены печатными буквами, небрежно начерченными. Этот документ запечатан был красным сургучом. Печать изображала некие эмблемы наподобие масонских: тут были и циркуль, и пингвин, и огненный язык с «оком» внутри. Вот перевод французского текста: «Великие кавалеры, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев, в великом капитуле, под председательством уважаемого великого магистра Ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно выбрали Александра Пушкина коадъютором великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом Ордена. Непременный секретарь граф И. Борх».
Каков смысл этого пасквиля? Для Пушкина он был ясен. При чем тут Нарышкин? Вот именно в нем-то и было все дело. Дмитрий Львович Нарышкин был знаменитым супругом знаменитой красавицы Марии Антоновны, любовницы императора Александра. Он был великолепным рогоносцем и величаво нес этот титул всю свою жизнь. Пасквиль объявил Пушкина «коадъютором» Нарышкина, то есть его заместителем, иными словами: М. А. Нарышкина была наложницей царя Александра, а теперь занимает ее место в алькове царя Николая не кто иной, как Наталья Николаевна, супруга поэта» (Г.И, Чулков, «Жизнь Пушкина»,  гл.14, IV).

Далее Г.Чулков (как и все,  согласные с официальной версией) хочет отстоять тезис о супружеской верности Наталии Николаевны, но отчего-то не замечает, что рисует Пушкина в совсем уж неприглядном свете: «Пушкин был в ужасе от, очевидно, уже распространившихся слухов об интимной связи Натальи Николаевны с царем, Пушкин знал, что связи не было, но он также знал, что клевета бывает иногда равносильна действительному факту. И, кроме того, нет дыма без огня. Ухаживания царя и кокетство с ним Натальи Николаевны не были плодом его воображения. Очевидно, все это знали. И он, Пушкин, пользовался милостями того самого царя, который рассчитывал цинично на благосклонность его жены! На поэта напялили придворный мундир и дали ему денег, не достаточных для жизни, но совершенно достаточных для позора. Что делать? Прежде всего, надо делать вид, что он, Пушкин, не понял страшного намека. Надо покончить с этим негодяем Дантесом. Пусть все думают, что «диплом» намекал на этого кавалергарда» (там же).
То есть Пушкин вызывает на дуэль (где участники часто гибнут)  молодого человека, который просто «ухаживал  за ней (за Натальей Пушкиной – А.П.), как и за многими другими дамами» (там же) с целью развеять неприятный для него слух.  Тогда выходит, что прав Владимир Соловьев, писавший: «Нет такого житейского   положения,  хотя  бы   возникшего   по  нашей собственной вине, из которого нельзя бы было при доброй воле выйти достойным образом.  Светлый  ум  Пушкина хорошо понимал,  чего от  него требовали  его высшее призвание и христианские убеждения; он знал, что должно делать, но он все более и  более  отдавался страсти оскорбленного самолюбия  с  ее  ложным стыдом и злобною мстительностью… Не   говоря  уже  об  истинной   чести,  требующей   только  соблюдения внутреннего  нравственного достоинства,  недоступного ни для какого внешнего посягательства,  -  даже  принимая честь в условном значении согласно светским понятиям и обычаям,  анонимный пасквиль ничьей  чести вредить не мог,  кроме чести писавшего  его. Если бы ошибочное предположение было  верно  и автором письма  был действительно  Геккерн,  то он тем самым лишал себя  права  быть вызванным  на  дуэль,  как человек,  поставивший  себя  своим  поступком вне законов  чести; а если  письмо писал не он, то для вторичного вызова не было никакого основания.  Следовательно, эта несчастная дуэль произошла не в силу какой-нибудь внешней для Пушкина необходимости, а единственно потому, что он решил покончить с ненавистным врагом» (В.C. Соловьев, «Судьба Пушкина»,  X, XI).

И там же: «Разве не унизительно для великого человека быть пустой игрушкой чуждых внешних воздействий, и притом идущих от таких людей, для которых у самого этого человека и его поклонников не находится достаточно презрительных выражений?»

Но вся ситуация и облик Пушкина меняются, если ненавистным врагом Пушкина был не балбес Дантес, а государь император Николай I.

Напомним вкратце историю отношений Пушкина и Николая I.
В сентябре 1826 года Пушкина из Михайловской ссылки вызывают в Москву, где в это время после коронации находится император Николай I. Состоялась личная встреча Пушкина с императором. После беседы Пушкин получил разрешение жить там, где он хочет. Свои произведения для разрешения на публикацию он должен был теперь направлять самому императору.  В июле 1831 года недавно женившийся  Пушкин пишет начальнику III отделения Бенкендорфу письмо с просьбой разрешить ему «заняться историческими изысканиями в наших государственных архивах и библиотеках». Николай наложил резолюцию: «принять его в Иностранную Коллегию… для написания Истории Петра Первого». «Высочайше повелено требовать из гос. казначейства с 14 ноября 1831 года по 5.000 руб. в год на известное его императорскому величеству употребление, по третям года, и выдавать сии деньги тит. сов. Пушкину»  (Резолюция на рапорте гр. Нессельроде  от 4 июля 1832 г.). При этом в николаевское время «обычный губернаторский годовой оклад со столовыми составлял 3432 руб.» (Л. Беловинский, «Жизнь русского обывателя. От дворца до острога». Кучково поле, 2014, гл.3). То есть оклад у Пушкина был больше, чем у губернатора.

В  самом конце  1833 года Пушкину был  пожалован придворный чин камер-юнкера. (Отметим, что таким образом Пушкин попал «за кавалергардов»:  «Одно из преимуществ придворных чинов и дам, которое они разделяют вместе с высшими государственными сановниками, заключается во входе за «кавалергардов», т. е. в праве собираться во время больших при Высочайшем Дворе выходов  в зале, ближайшем ко внутренним апартаментам. Подле этого зала ставится в некоторых торжественных случаях пикет кавалергардского полка, отчего произошло и самое выражение: «вход за кавалергардов» (ЭСБЕ, Придворные чины и придворное ведомство)). Вот как Пушкин в дневниковой записи отреагировал на пожалование: " 1 января. Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Dangeau.
Скоро по городу разнесутся толки о семейных ссорах Безобразова с молодою своей женою. Он ревнив до безумия. Дело доходило не раз до драки и даже до ножа. Он прогнал всех своих людей, не доверяя никому. Третьего дня она решилась броситься к ногам государыни, прося развода или чего-то подобного. Государь очень сердит. Безобразов под арестом. Он, кажется, сошел с ума.
Меня спрашивали, доволен ли я моим камер-юнкерством. Доволен, потому что государь имел намерение отличить меня, а не сделать смешным, — а по мне хоть в камер-пажи, только б не заставили меня учиться французским вокабулам и арифметике…»
(Аничков – это Аничков дворец, которым владел Николай I и в котором он часто жил.  Маркиз Филипп Данжо был известен своими мемуарами о дворе Людовика XIV, для которых, по словам публикатора  П.-Э. Лемонте, характерны «низменные подробности и плоский стиль». О том, кто такой Безобразов, скажем чуть позже). 
«По просьбе Пушкина царь разрешил ему получить 20 000 рублей заимообразно из казны для напечатания «Истории Пугачева»»  (Чулков, гл.13, I).  Долг должен был быть погашен продажами книги, которую Пушкин еще даже не написал.
Однако, несмотря на все эти царские милости, 15 июня 1834 года Пушкин пишет  Бенкендорфу довольно дерзкое письмо с просьбой об отставке: «Граф! Поскольку семейные дела требуют моего присутствия то в Москве, то в провинции, я вижу себя вынужденным оставить службу и покорнейше прошу ваше сиятельство исходатайствовать мне соответствующее разрешение. В качестве последней милости я просил бы, чтобы дозволение посещать архивы, которое соизволил мне даровать его величество, не было взято обратно. Остаюсь с уважением, граф, вашего сиятельства нижайший и покорнейший слуга Александр Пушкин.15 июня. С.-Петербург» (А. С. Пушкин,  Собр. Сочинений в 10 тт., М.: ГИХЛ, 1959—1962. Том 10. Письма 1831–1837).

Пушкин, однако, отозвал свою просьбу, получив от Жуковского следующее письмо: «Государь опять говорил со мной о тебе. Если бы я знал наперед, что побудило тебя взять отставку, я бы ему объяснил все, но так как я и сам не понимаю, что могло тебя заставить сделать глупость, то мне и ему нечего было отвечать. Я только спросил: нельзя ли как это поправить? – Почему ж нельзя? отвечал он. Я никогда не удерживаю никого и дам ему отставку. Но в таком случае все между нами кончено. Он может однако еще возвратить письмо свое».
Что Пушкин и сделал: «Граф! Несколько дней тому назад я имел честь обратиться к вашему сиятельству с просьбой о разрешении оставить службу. Так как поступок этот неблаговиден, покорнейше прошу вас, граф, не давать хода моему прошению. Я предпочитаю казаться легкомысленным, чем быть неблагодарным. Со всем тем отпуск на несколько месяцев был бы мне необходим. Остаюсь с уважением, граф, вашего сиятельства нижайший и покорнейший слуга.
Александр Пушкин.3 июля».


В письме Жуковскому от 4 июля Пушкин объясняет свое прошение об отставке тем, что оно было сделано  «в минуту хандры и досады на всех и на все».  Однако 6 июля в ответ на упреки Жуковского, что письма Бенкендорфу написаны слишком «сухо», Пушкин уже так оправдывает свои мотивы: «Идти в отставку, когда того требуют обстоятельства, будущая судьба всего моего семейства, собственное мое спокойствие – какое тут преступление? какая неблагодарность?»

Так отчего же уйти в отставку и покинуть двор требуют «будущая судьба всего моего семейства, собственное мое спокойствие»? Ведь  биографы Пушкина считают, что Наталья Николаевна познакомилась с Дантесом только в 1835 году. В чем тогда причина желания Пушкина покинуть двор через пол года после своего назначения  камер-юнкером? Ответ очевиден: на красавицу Наталью Николаевну, грубо говоря, положил глаз сам Николай I.

Еще в 1833 году Пушкин в письме жене в Петербург из Болдина призывал: «не кокетничай с царем» (11 октября 1833 г.).

Об этом едва ли не во всех письмах жене из Болдина:
«Не стращай меня, женка, не говори, что ты искокетничалась» (8 октября 1833 г. Из Болдина в Петербург).

В письме 30 октября Пушкин уже не сдерживается: «Ты, кажется, не путем искокетничалась. Смотри: недаром кокетство не в моде и почитается признаком дурного тона. В нем толку мало. Ты радуешься, что за тобою, как за сучкой, бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая <тебе задницу>; есть чему радоваться!... Гуляй, женка; только не загуливайся… Да, ангел мой, пожалуйста не кокетничай. Я не ревнив, да и знаю, что ты во все тяжкое не пустишься…» (30 октября 1833 г. Из Болдина в Петербург).  В этом письме царь не упоминается, однако это вполне закономерно при таком тоне и опасности перлюстрации письма.

И вскоре опять: «…кокетство ни к чему доброму не ведет… К хлопотам, неразлучным с жизнию мужчины, не прибавляй беспокойств семейственных, ревности etc. etc. Не говоря об cocuage…» (6 ноября 1833 г. Из Болдина в Петербург). Cоcuage  - это положение рогоносца. Такая была у поэта золотая Болдинская осень.


А вот что Пушкин  писал  жене непосредственно после своего прошения об отставке:
«… А о каком соседе пишешь мне лукавые письма? кем это меня ты стращаешь? отселе вижу, что такое. Человек лет 36; отставной военный или служащий по выборам. С пузом и в картузе. Имеет 300 душ и едет их перезакладывать — по случаю неурожая. А накануне отъезда сентиментальничает перед тобою. Не так ли?
А ты, бабенка, за неимением того и другого, избираешь в обожатели и его: дельно. Да как балы тебе не приелись, что ты и в Калугу едешь для них. Удивительно! — Надобно тебе поговорить о моем горе. На днях хандра меня взяла;. Подал я в отставку.  Но получил от Жуковского такой нагоняй, а от Бенкендорфа такой сухой абшид, что я вструхнул, и Христом и богом прошу, чтоб мне отставку не давали. А ты и рада, не так? Хорошо, коли проживу я лет еще 25; а коли свернусь прежде десяти, так не знаю, что ты будешь делать и что скажет Машка, а в особенности Сашка. Утешения мало им будет в том, что их папеньку схоронили как шута и что их маменька ужас как мила была на аничковых балах» (Около (не позднее) 14 июля 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод).

Выделенный в письме  курсивом тот (обожатель) – так Пушкин, опасаясь вскрытия своих писем,  называл императора.
Вот, к примеру, каким комментарием сопровождено близкое по времени написания еще одно письмо  Пушкина жене: «На того» — т. е. на Николая I по поводу перлюстрации писем» (Пушкин: «Письма последних лет, 1834—1837»,  Л.: Наука, 1969., письмо 40,  Прим.9).
Вот еще об обожателе: «Сам Пушкин говорил Нащокину, что <царь>, как офицеришка, ухаживает за его женою; нарочно по утрам по нескольку раз проезжает мимо ее окон, а ввечеру, на балах, спрашивает, отчего у нее всегда шторы опущены» (П.В. и В. А. Нащокины, « Рассказы о Пушкине, записанные П.И. Бартеневым»).
Вот письмо, которое  Пушкин  из Москвы написал жене в Петербург: «Какие бы тебе московские сплетни передать?...И про тебя, душа моя, идут кой-какие толки, которые не вполне доходят до меня, потому что мужья всегда последние в городе узнают про жен своих, однако ж видно, что ты кого-то довела до такого отчаяния своим кокетством и жестокостию, что он завел себе в утешение гарем из театральных воспитанниц. Нехорошо, мой ангел: скромность есть лучшее украшение вашего пола» (6 мая 1836 г.)
«Кто-то» – это, по общему мнению,  опять император, который был большим любителем балерин.
Завершим этот ряд следующим свидетельством: «Император Николай был очень живого и веселого нрава, а в тесном кругу даже и шаловлив. При дворе весьма часто бывали, кроме парадных балов, небольшие танцовальные вечера, преимущественно в Аничкинском дворце, составлявшем личную его собственность еще в бытность великим князем. На эти вечера приглашалось особое привилегированное общество, которое называли в свете "аничковским обществом" и которого состав, определявшийся не столько лестницею служебной иерархии, сколько приближенностью к царственной семье, очень редко изменялся. В этом кругу оканчивалась обыкновенно масленица и на прощание с нею в folle journee//безумный день (фр.)//, завтракали, плясали, обедали и потом опять плясали. В продолжение многих лет принимал участие в танцах и сам государь, которого любимыми дамами были: Бутурлина, урожденная Комбурлей, княгиня Долгорукая, урожд. графиня Апраксина, и, позже, жена поэта Пушкина, урожденная Гончарова» (Граф М. А. Корф, «Из записок». Рус. Стар., 1899, т. 99, стр. 8) .


 Николай I, вообще, был большим любителем амурных приключений с многочисленными дамами. Эти приключения сам он благодушно называл «васильковыми дурачествами». При этом император, по его понятиям, вел себя довольно благородно и после более-менее длительной связи выдавал свою любовницу замуж с хорошим приданным, а затем обеспечивал ее мужу быстрое продвижение по службе. Для краткости процитируем Н. А. Добролюбова:  «Можно сказать, что нет и не было при дворе ни одной фрейлины, которая была бы взята ко двору без покушений на ее любовь со стороны или самого государя или кого-нибудь из его августейшего семейства. Едва ли хоть одна из них, которая бы сохранила свою чистоту до замужества. Обыкновенно порядок был такой: брали девушку знатной фамилии во фрейлины, употребляли ее для услуг благочестивейшего, самодержавнейшего государя нашего, и затем императрица Александра начинала сватать обесчещенную девушку за кого-нибудь из придворных женихов». (Статья Добролюбова  «Разврат Николая Павловича и его приближенных любимцев» появилась в 1855-м, в год смерти Николая I). Защитники добродетелей Николая парируют, что Добролюбов был разночинцем и о придворных нравах знал понаслышке. Однако именно такую ситуацию рисует граф Лев Толстой в повести «Отец Сергий». Вполне вероятно, что в повести Толстого нашла отклик история С.Д. Безобразова, рассказом об одном эпизоде которой Пушкин вроде бы случайно разбил в  дневниковой записи  рассуждения о своем камер-юнкерстве.
«Дело, конечно, в том, что Пушкин вновь пользуется приемом расшифровки своих мыслей смежным эпизодом. Флигель-адъютант Безобразов ревновал красавицу-жену к Николаю Павловичу, ухаживающему по созданной им традиции за той, кого он сделал фрейлиной и которую сам недавно выдал за Безобразова. Отсюда понятны и бессильное бешенство Безобразова, и ее попытка апеллировать к царице, и гнев царя, кончившийся арестом Безобразова и его ссылкой на Кавказ» (М.А. Цявловский,  «Записи в дневнике Пушкина об истории Безобразовых»).

 Отметим, что традиция, согласно  которой Николай I  строил  свои отношения с женщинами,  сложилась  при дворе русских императоров  с самого начала. Мы назовем эту традицию гвардейской. Хотя бы потому, что у истоков ее стоял первый (и по времени, и по положению) гвардеец Петр Первый, который сам называл себя Kaptain Piter.
Вот известная история женитьбы Петра на Екатерине I (до коронации Марте Скавронской) в современном изложении: «во время войны в Ливонии при взятии Мариенбурга Марта попала к некоему капитану Бауеру в качестве подарка от солдата, который таким способом надеялся выслужиться в унтер-офицеры. А потом сам Бауер, движимый теми же мотивами, подарил красивую девушку самому фельдмаршалу Шереметеву. У престарелого по тем временам пятидесятилетнего Шереметева Марта прожила не меньше полугода, числясь в прачках, но фактически выполняла роль наложницы. В конце 1702 года или в первой половине 1703 года она попала к Александру Меншикову. Как получил ее любимец Петра, достоверно неизвестно, однако, скорее всего он попросту отнял миловидную девушку у фельдмаршала. У самого Меншикова Марта прожила тоже недолго. К этому времени светлейший князь надумал остепениться, и у него появилась невеста из приличной дворянской семьи — Дарья Арсеньева. Случилось так, что Петр, бывая в доме у своего фаворита, познакомился с Мартой и забрал ее себе». История дошла до нас в нескольких вариантах, которые  различаются лишь количеством переходов Марты из рук в руки. Оставим за скобками вопрос: не является ли эта история, относящаяся к временам легендарным, вымыслом? Главное в другом: никто ее не опровергал. То есть если всего этого и не было, то оно вполне могло произойти при утвердившихся при дворе Петра нравах.

Следующая же история задает образец поведения, которому исправно следовал Николай I: « Одной из подруг Петра до его женитьбы была Авдотья (или Евдокия)  Ржевская, которую царь выдал замуж в 1710 году за своего денщика Чернышева. . В приданое от Петра I Авдотья получила 4 тыс. душ крестьян, что весьма обогатило жениха, не имевшего собственного состояния. Но встречи с Авдотьей Петр не прекратил и после ее замужества и своей женитьбы. У Авдотьи  родилось от царя четыре дочери и три сына; по крайней мере, его называли отцом этих детей.   Муж Авдотьи Ржевской стал родоначальником  графского рода Чернышевых».
(Пушкин, кстати, был дальним родственником Авдотьи Ржевской).
Судя по всему, Чернышев, как и Петр, бал гвардейцем: «у 14-летнего Петра появились в Преображенском селе денщики из числа «потешных»… Денщики обычно проходили по спискам одного из гвардейских полков (чаще всего, Преображенского), и через определенное количество лет государь отмечал наиболее отличившихся из них, возводя в высокие чины и поручая ведать государственными делами»
(Григорьев Б. Н., Колоколов Б. Г. , «Повседневная жизнь российских жандармов»,
 М., Молодая гвардия, 2007).
У отца Николая I Павла одной из любовниц была камер-фрейлина Анна Лопухина. После многолетней связи он выдал ее за Павла Гагарина, которого то такому случаю перевел в Преображенский лейб-гвардии полк  и произвел из майора  в генерал-адъютанта при Особе Его Императорского Величества. Дальнейшие  отношения императора с Лопухиной описываются так: «После замужества княгиня Анна Петровна Гагарина осталась при дворе, и Павел Петрович продолжал оказывать ей царские милости».
И напоследок о Д.Л. Нарышкине, упомянутом в дипломе рогоносца. Он являлся  мужем Марии Антоновны, которая на протяжении пятнадцати лет своего замужества была любовницей императора Александра I. После женитьбы император пожаловал Нарышкину придворное звание гофмейстера  и обширные земли в Тамбовской губернии. Отец Дмитрия Нарышкина Лев,   которого жаловали Петр III и Екатерина II, начал свою службу в гвардейском Преображенском полку. Брат Дмитрия Александр также начинал службу в гвардии. Так что Дмитрий Нарышкин происходил из гвардейской среды и был продолжателем гвардейской традиции.
Гвардейцем был и Жорж (или, как его именовали в полку,  Егор) Дантес. Лермонтов так написал о нем:
«На ловлю счастья и чинов
 Заброшен к нам по воле рока».

 В 1834 году Дантес был  зачислен в Кавалергардский полк, сразу получив офицерское звание корнета, хотя полагалось  до этого несколько лет прослужить в унтер-офицерах.

«Дворяне поступали на службу в войска сразу унтер–офицерами (первые 3 месяца они должны были служить рядовыми, но в унтер–офицерском мундире), затем они производились в подпрапорщики (юнкера) и далее - в портупей–прапорщики (портупей–юнкера, а в кавалерии - эстандарт–юнкера и фанен–юнкера), из которых на вакансии производились уже в первый офицерский чин… На офицерскую вакансию командир полка представлял обычно старшего по службе из унтер–офицеров - дворян, прослужившего не менее 3 лет… В конце 20–х гг. XIX в. срок выслуги в унтер–офицерском звании для дворян был сокращен до 2 лет» (С. Волков,  «Русский офицерский корпус»,   М., Центрполиграф, 2003).
Именно об этом Пушкин написал в своем дневнике 26-го января 1834 г.
: «Барон д`Антес  и маркиз де Пина, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет». (Шуаны – это французские монархисты).

И вот этот ловец чинов Дантес мог отважиться перейти дорогу самому императору?  Ему что, про судьбу Безобразова не рассказали? Нет, поверить, что Дантес без указания императора мог демонстративно ухаживать за женой Пушкина, никак нельзя.
Потому-то русская аристократия и продолжала привечать Дантеса после дуэли и его высылки из России. 29 января 1837 года императрица Александра Федоровна записала в дневнике: «… разговор с Бенкендорфом, полностью за Дантеса, который, мне кажется, вел себя как благородный рыцарь…»
«А вот … свидетельство об отношении к Дантесу и Пушкину государева брата, великого князя Михаила Павловича. Это свидетельство принадлежит князю Одоевскому и извлечено из его дневника: "Встретивши Дантеса (убившего Пушкина) в Бадене, который, как богатый человек и барон, весело прогуливался с шляпой набекрень, Михаил Павлович три дня был расстроен. Когда графиня Соллогуб-мать, которую он очень любил, спросила у него о причине его расстройства, он ответил: "Кого я видел? Дантеса! - Воспоминание о Пушкине вас встревожило? - О, нет! туда ему и дорога! - Так что же? - Да сам Дантес! бедный!- подумайте, ведь он солдат" (Щеголев П.Е., « Анонимный пасквиль и враги Пушкина», 5).

Встреча Михаила Павловича с Дантесом в Баден-Бадене произошла летом 1837 года. О Дантесе сообщается и  «в письмах Андрея Николаевича Карамзина к матери Е. А. Карамзиной, писанных летом 1837 года из Баден-Бадена… Русская аристократия по сезонам всегда переполняла его; так было и в летний сезон 1837 года… И среди этого русского общества царил Дантес. .. "за веселым обедом в трактире, подстрекаемый шампанским, он довел нас до судорог от смеха. На балу в присутствии семьи герцога Баденского Дантес предводительствовал мазуркой в паре с графиней Борх… А вот и русский бал у Полуектовой... "Странно было, - писал Карамзин, - мне смотреть на Дантеса, как он с кавалергардскими ухватками предводительствовал мазуркой и котильоном, как в дни былые"» (там же).

Изложим теперь наиболее вероятный, на наш взгляд, ход событий, приведший к гибели Пушкина.
 Весной-летом 1836 года в жизни Пушкина наступает некоторое затишье. Начинается оно с печального события: 17 марта 1836 года в Петербурге умирает его мать Надежда Осиповна. Однако из-за траура Наталья Николаевна не выходит в свет и не ездит на балы. Вдобавок она ждет ребенка. На лето Пушкин снимает дачу возле Петербурга на Каменном острове и там 23 мая рождается его младшая дочь Наталья. "Я приехал к себе на дачу 23-го в полночь, и на пороге узнал, что Наталья Николаевна благополучно родила дочь Наталью за несколько часов до моего приезда, она спала. На другой день я ее поздравил и отдал вместо червонца твое ожерелье, от которого она в восхищении. Дай Бог не сглазить, все идет хорошо" (Пушкин – Нащекину).
«Все идет хорошо»  до сентября, когда Пушкины возвращаются в Петербург.  За исключением одного события. Летом сестер Гончаровых нередко посещает Дантес: Кавалергардский полк стоит неподалеку в Новой деревне на летних учениях. Из воспоминаний сослуживца Дантеса А.В. Трубецкого:
«Нер;дко, возвращаясь изъ города къ об;ду, Пушкинъ и заставалъ у себя на дач; Дантеса. Такъ было и въ конц; л;та 36-го года. Дантесъ засид;лся у Наташи; прі;зжаетъ Пушкинъ, входитъ въ гостиную, видитъ Дантеса рядомъ съ женой и, не говоря ни слова, ни даже обычнаго «bonjour», выходитъ изъ комнаты; черезъ минуту онъ является вновь, ц;луетъ жену, говоря ей, что пора об;дать, что онъ проголодался, здоровается съ Дантесомъ и выходитъ изъ комнаты. «Ну, пора, Дантесъ,
уходите, мн; надо идти въ столовую», — сказала Наташа … Когда Дантесъ пришелъ къ себ; въ избу, онъ выразилъ мн; свое опасеніе, что Пушкинъ зат;ваетъ что-то недоброе… Все это Дантесъ разсказалъ, переод;ваясь, такъ какъ торопился на об;дъ къ своему дяд;. Едва ушелъ Дантесъ, какъ денщикъ докладываетъ, что Пушкинская Лиза принесла ему письмо и, узнавъ, что барина н;тъ дома, наказывала переслать ему письмо, гд; бы онъ ни былъ. На конверт; было написано tr;s press;e. Съ т;мъ же денщикомъ было отправлено тотчасъ-же письмо къ Дантесу… Спустя часъ, быть можетъ съ небольшимъ, входитъ Дантесъ. Я его не узналъ, на немъ лица не было. «Что случилось?»— «Мои предсказанья сбылись. Прочти». Я вынулъ изъ конверта, съ надписью tr;s press;e, небольшую записочку, въ которой Nathalie изв;щаетъ Дантеса, что она передавала мужу, какъ Дантесъ просилъ руки ея сестры Кати, что мужъ съ своей стороны тоже согласенъ на этотъ бракъ. Записочка была составлена по-французски, но отличалась отъ прежнихъ не только vous вм;сто tu, но и вообще слогомъ, вовсе не женскимъ и не дамскимъ billets doux.
— Что все это значитъ?
— Ничего не понимаю! Ничьей руки я не просилъ» («Разсказъ объ отношеніяхъ Пушкина къ Дантесу. Записанъ со словъ князя Александра Васильевича Трубецкаго 21-го іюня 1887 года»).

Ситуацию эту трактуют следующим образом. Пушкин требует у жены объяснений, что у нее делает Дантес. Наталья Николаевна отвечает, что Дантес приходил свататься к ее сестре Екатерине. Тогда Пушкин заставляет супругу под его диктовку написать Дантесу записку  с согласием на этот брак.
Возникают два вопроса.
1) Отчего Пушкин в этот раз так среагировал на присутствие «нередко» бывавшего у него на даче Дантеса?
2) Отчего Наталья Николаевна прибегла к столь странному объяснению присутствия Дантеса, не принимая во внимание, что Дантесу это объяснение покажется диким?
(Добавим:  «Письма Екатерины Николаевны (сестры Н.Н.) за этот период совершенно не говорят о ее увлечении Дантесом»  (Ободовская И.М., Дементьев М.А., «Наталья Николаевна Пушкина: По эпистолярным материалам»,  М., Советская Россия, 1985,   К истории гибели Пушкина).

Думаю, наша версия не будет слишком смелой: Дантес был связным между женой Пушкина и императором. Поэтому Наталья Николаевна была уверена, что Егор  проглотит любую ее «отмазку».
Почему Пушкин вдруг так среагировал на очередное посещение Дантеса? Видимо, каким-то образом узнал, что Дантес – связной.


В ряде не очень скрупулезных заметок говорится, что Дантес был ординарцем императора. Правильнее сказать – бывал.
«Во время маневров и учений при императоре  неотлучно дежурил офицер-ординарец»
(Л. В. Выскочков,  « Будни и праздники императорского двора»,  СПб. : Питер, 2012).
К примеру, 9 октября 1836 года «Дантес был назначен ординарцем при особе императора, причем назначен сразу после суточного дежурства» ( Я. Л. Левкович, «Новые материалы для биографии Пушкина, опубликованные в 
1963—1966 годах»,   Пушкин: Исследования и материалы. Т. V. Л.: Наука.1967).
Установивший это Михаил Яшин «вновь пересмотрел камерфурьерские журналы и приказы по Кавалергардскому полку» (там же). Яшин полагает, что Дантес был назначен ординарцем по желанию императора. Таким образом, император мог отдать Дантесу указания (или записку для передачи) не только на балу во дворце, но и с глазу на глаз, как своему ординарцу.
В сентябре семейство Пушкиных возвращается в Петербург в снятую  внаем квартиру в доме княгини Волконской (ныне Мойка, 12). Гром грянул в конце октября, когда Пушкин узнает о свидании Натальи Николаевны на квартире Идалии Полетики. (Идалия – незаконнорожденная дочь графа Строганова и жена полковника Кавалергардского полка).
С кем было свидание?  Припертая мужем к стенке, Наталия Николаевна использовала ту же увертку, что и на даче, и поведала, что свидание было с Дантесом.
«Мадам (Полетика), по настоянию Гекерна (Дантеса), пригласила Пушкину к себе, а сама уехала из дому. Пушкина рассказывала княгине Вяземской и мужу (выделение наше – А.П.), что, когда она осталась с глазу (на глаз) с Гекерном, тот вынул пистолет и грозил застрелиться, если она не отдаст ему себя. Пушкина не знала, куда ей деваться от его настояний; она ломала себе руки и стала говорить как можно громче. По счастию, ничего не подозревавшая дочь хозяйки дома явилась в комнату, и гостья бросилась к ней» (П.А. и В.Ф. Вяземские, « Рассказы о Пушкине, записанные П.И. Бартеневым»).

Мы должны (вслед за Пушкиным) поверить, что Дантес настолько сошел с ума от любви, что затеял непристойный скандал с угрозой самоубийства на квартире своего гвардейского начальника. На Дантеса это совершенно не похоже. Нет, вся эта история – плод напуганного воображения двадцатичетырехлетней Наталии Николаевны. Более того, вот еще одна деталь этого свидания, о которой сообщает дочь Наталии Николаевны и П.П. Ланского: «В числе ея (И.Полетики)  поклонников самым верным, искренно влюбленным и беззаветно преданным был в то время кавалергардский ротмистр Петр Петрович Ланской. Хорошо осведомленная о тайных агентах, следивших за каждым шагом Пушкиной, Идалия Григорьевна, чтобы предотвратить опасность возможных последствий, сочла нужным посвятить своего друга в тайну предполагавшейся у нея встречи, поручив ему, под видом прогулки около здания, зорко следить за всякой подозрительной личностью, могущей появиться близ ея подъезда» (Арапова А П., «Н. Н. Пушкина-Ланская», Приложение к газ. „Новое время". 1908. 2(15) янв. с. 2).
Непристойный скандал Дантеса охраняет старший по званию гвардейский офицер?   Арапова говорит «ротмистр», но Петр Ланской 6 января 1834 года был произведен в полковники. Кроме того, 23 апреля того же года Ланской был назначен флигель-адъютантом императора («История кавалергардов и Кавалергардского Ее Величества полка, с 1724 по 1-е июля 1851 года», СПб.: Военная типография, 1851. — С. LXV), то есть состоял в свите Николая I.
Вот это «флигель-адъютант императора»  все и объясняет.
На квартире полковника-кавалергарда в казармах Кавалергардского полка под охраной другого полковника-кавалергарда, флигель-адъютанта императора (плюс упомянутых Араповой тайных агентов) с кем  могла встречаться Наталья Николаевна? С молодым офицером Дантесом? Не много ли чести?
 Нет, это был император.
(Еще  в 1938 году в книге «Жизнь Пушкина» версию об интимных отношениях Натальи Николаевны с императором  «после смерти Пушкина» выдвинул   Г.И. Чулков.  В 2000 году появилась статья Игоря Ефимова «Дуэль с царем» (Звезда, 2000, №6), само название которой говорит о позиции ее автора. То же утверждал и Николай Петраков  в книге «Последняя игра Александра Пушкина» (2003).   Он также обратил внимание на то, что только свиданием Пушкиной с императором можно объяснить охрану квартиры Полетики Ланским. Мы согласны с их выводами).
Добавим еще несколько слов о Петре Ланском,  Наталье Николаевне  и Николае I. В  начале 1843 года тридцатилетняя красавица Наталья Николаевна возвращается ко двору. В конце того же года П.П. Ланской производится  в генерал-майоры, а в 1844-м  Николай I, по старой гвардейской традиции (см. выше), выражает желание быть посаженым отцом на свадьбе Наталии Николаевны и своего флигель-адъютанта. Сразу после свадьбы Петр Ланской назначается командиром Конногвардейского полка.  «Когда исполнилось двадцатипятилетнее чествование шефства императора Николая Павловича конногвардейским полком (1849 г.), – П. П. Ланской, бывший в то время полковым командиром, испросил у государя разрешения поднести альбом в память этого события. Государь дал свое согласие, выразив при этом желание, чтобы во главе альбома был портрет Наталии Николаевны Ланской, как жены командира полка. Желание его было исполнено. Портрет Нат. Ник. был нарисован известным в то время художником Гау. С тех пор этот альбом хранится в Зимнем дворце» (А. П. Арапова. Новое Время, 1908, № 11446, иллюстр. Прил).
Но вернемся в октябрь 1836-го. Итак, по ряду обстоятельств «можно датировать свидание у Полетики с точностью до нескольких дней: оно произошло между 28 октября и 3 ноября»(С. Л. Абрамович, « Пушкин в 1836 году», Накануне 4 ноября).
3 ноября названо потому, что 4 ноября Пушкин получает т.н. диплом рогоносца и посылает Дантесу вызов на дуэль. Мы уже приводили мнение Владимира Соловьева, что ничто не вынуждало  Пушкина реагировать таким образом на анонимные письма.
В подобном роде оценивает этот вызов на дуэль  и  современная итальянская  исследовательница  Серена Витале: «Летопись поединков в России не помнит случая, чтобы сатисфакции требовали по анонимным письмам, но это едва ли было единственным нарушением Пушкиным ритуалов и традиций. Удивительно другое: поединок с Дантесом серьезно скомпрометировал бы жену Пушкина, ведь общество, не знающее о дипломах, будет гудеть, посыплются обычные перлы чешущих языки – нет дыма без огня. Тогда поступки гораздо более серьезные, чем чрезмерно навязчивое ухаживание, были бы приписаны поклоннику Натальи Николаевны. Но Пушкин, закаленный знаток «шепота, хохотни глупцов», человек, сведущий в законах «пустого света», так или иначе проглядел это. Вместо этого преобладающими чувствами были гнев и боль, острое чувство оскорбленной гордости и чести, ярость. Они возобладали и заглушили голос рассудка и здравого смысла. Как мы знаем, поэт не отличался ни тем ни другим» (Серена Витале,   «Тайна Дантеса, или Пуговица Пушкина», «Алгоритм»,  2013, Анонимные письма).
 Заметим вдобавок, что вызывать Дантеса на дуэль за то, что тот угрозой самоубийства хотел склонить даму вступить с ним в интимную связь, все равно что вызывать на дуэль буйнопомешаного.  С.Витале сама себе противоречит, говоря об «оскорбленной чести»: поведение Дантеса, как о нем рассказала Наталья Николаевна, ничьей чести, кроме самого Дантеса, не оскорбляло. Поэтому-то, вызвав Дантеса на дуэль, Пушкин не сообщил ему никакой причины своего поступка.
«Когда вы вызвали меня, не сообщая причин, я без колебаний принял вызов, так как честь обязывала меня к этому…»(Ж. Дантес-Геккерн — Пушкину. 15—16 ноября 1836 г. Петербург).
Странно, не правда ли? Пушкин хочет  защитить честь – свою и\или жены – но не сообщает причину вызова. Мы полагаем, что Пушкин действовал следующим образом: Наталья Николаевна говорит, что на свидании  был Дантес, а не император – вот я и пошлю вызов Дантесу.
Понятно, что Пушкин не мог вызвать на дуэль императора. Его сразу же, как Чаадаева, отправили бы в сумасшедший дом. Этим ему уже угрожал Жуковский,  когда Пушкин в 1834 году запросился в отставку: «Надобно тебе или пожить в желтом доме. Или велеть себя хорошенько высечь, чтобы привести кровь в движение…» (Жуковский - Пушкину А. С. 6 июля 1834, Царское Село). 
О том, что Пушкин серьезно оценивал угрозу желтого дома говорят его строки «Не дай мне бог сойти с ума. Нет, легче посох и сума».  Стихотворение это точно не датировано, его относят к промежутку 1830 – 35 гг. Мы полагаем, что  написано оно в 1834-м, поскольку  точно описывает обе угрозы для Пушкина, проистекающие от монаршего гнева: психлечебницу и разорение.
Как мы сказали выше, исходя из рассказа Натальи Николаевны о свидании, вызывать на дуэль Дантеса было не за что. А вот за что  Пушкин вызвал бы  на дуэль Николая I, если бы не непременное последующее заточение в желтый дом? Говоря современным языком, за использование служебного положения при склонению к сожительству.
Итак, Пушкин вызывает Дантеса вместо государя императора, не сообщая, за что. Но если окружающие не поняли бы настоящую причину этого вызова, смысл дуэли был бы потерян. Пушкин нужно было каким-то образом  на эту истинную причину указать. Поэтому мы разделяем гипотезу Николая Петракова, изложенную им в книге «Последняя игра Александра Пушкина»: автором «диплома рогоносца» был сам Пушкин.
Диплом как раз объяснял всем  причину дуэли. То есть делал то, что и было нужно Пушкину. Предположить же, что автором диплома был кто-то другой трудно по двум причинам:
1) Автор рисковал навлечь на себя нешуточный гнев императора,
(«Папа  (Николай I) … поручил Бенкендорфу разоблачить автора анонимных писем» («Сон юности. Записки дочери Николая I великой княжны Ольги Николаевны, королевы Вюртембергской»,  Париж, 1963., с.66-67)).

2) В светском обществе считалось, что быть мужем любовницы императора – почетно и выгодно.  (Вероятно, именно об этом сказал Лермонтов: «восстал он против мнений света», как предположил тот же И.Ефимов). Считать, что это оскорбительно мог, пожалуй, один Пушкин.
В ситуацию вмешался Николай I, что, по-видимому, и было целью Пушкина – заставить императора, по существу, публично оправдываться. В самом деле, не  мятеж же против императора  хотел Пушкин вызвать дуэлью с Дантесом?
А вот почему вмешался Николай I? Прежде всего, это означает, что он следил за ситуацией. Мы сомневаемся, что он бы за ней следил, если бы она касалась не его лично, а отношений  камер-юнкера  и камер-юнкерской  жены с поручиком-кавалергардом. Но главное, по-видимому, было в том, что из-за «васильковых дурачеств» императора могли перестрелять друг друга люди, вхожие «за кавалергардов», то есть принадлежащие к «ближнему кругу». Вероятно, Николай I не рискнул на этот раз  продемонстрировать своему окружению, что он не контролирует ситуацию, которую сам и создал. Гвардейский бунт 1825 года и убийство его отца Павла I в 1801 году были не так уж далеко. 
(Забегая вперед, вспомним серьезные меры безопасности, которые были предприняты во время отпевания Пушкина: «Начальник штаба корпуса жандармов Дубельт в сопровождении около двадцати штаб- и обер-офицеров присутствовал при выносе. По соседним дворам были расставлены пикеты: все выражало предвиденье, что в мирной среде друзей покойного может произойти смута. Слабая сторона предупредительных мер заключалась в том, что в случае полного успеха они не оправдываются событиями. Развернутые вооруженные силы вовсе не соответствовали малочисленным и крайне смирным друзьям Пушкина, собравшимся на вынос тела» (П. П. Вяземский,   «Александр Сергеевич  Пушкин. 1826 — 1837»)).
То есть император боялся смуты, поэтому и вмешался, предотвращая первую дуэль Пушкина и Дантеса: «23 ноября 1836 года, в начале четвертого, после обычной для него дневной прогулки царь Николай I принял Пушкина в своем личном кабинете в Аничковом дворце» (С.Витали, там же).  «…государь, встретив где-то Пушкина, взял с него слово, что, если история возобновится, он не приступит к развязке, не дав знать ему наперед» (П.А. и В.Ф. Вяземские, « Рассказы о Пушкине, записанные П.И. Бартеневым»).
 «После истории со своей первой дуэлью П<ушкин> обещал государю больше не драться ни под каким предлогом ( Письмо Е. А. Карамзиной сыну  от 2 февраля 1837 г).
Также Николаем I «Дантесу было приказано жениться на младшей сестре Наталии Пушкиной, довольно заурядной особе» («Сон юности. Записки дочери Николая I великой княжны Ольги Николаевны, королевы Вюртембергской»,  Париж, 1963., с.66-67).
То есть дело было разрешено в соответствии с  «отмазками»  Натальи Николаевны: на свидании в квартире Полетики был де не император, а Дантес, и был он там потому, что хотел жениться на Екатерине Гончаровой, о чем уже просил до этого летом на даче на Каменном острове. Вот пусть и женится.  Дантес был вынужден все это проглотить и согласиться на женитьбу, которая состоялась 10 января 1837 года.  А Пушкин, вероятно, посчитал император, должен был удовлетвориться незавидным и даже позорным положением, в которое попал Дантес.
Однако, как мы знаем, Пушкина это не  удовлетворило, поскольку противником  его был не Дантес.  Мы не знаем, что именно произошло между 23 ноября и 26 января, но догадываемся, что отношения Николая I и Пушкиной не прекратились.  26 января Пушкин посылает оскорбительное письмо приемному отцу Дантеса  Луи Геккерну, который в это время был  чрезвычайным посланником и полномочным министром Нидерландов при императорском дворе в Санкт-Петербурге.
Княгиня Вяземская сообщает о следующем разговоре с Пушкиным в этот день:«Мы надеялись, что все уже кончено». Тогда он вскочил, говоря мне: «Разве вы принимали меня за труса? Я вам уже сказал, что с молодым человеком мое дело было окончено, но с отцом – дело другое. Я вас предупредил, что мое мщение заставит заговорить свет» (Кн. В. Ф. Вяземская – Е. Н. Орловой).
Письмо Пушкина не сохранилось. Луи Геккерн объяснял, что Пушкин обвинял его в сводничестве между Натальей Николаевной и Дантесом. Возможно, Пушкин опять вывернул ситуацию наизнанку: в реальности Жорж Дантес выступал в роли сводни между Пушкиной и императором.

Но более важным является другое: Пушкин выводил скандал на новый уровень, вовлекая в него голландского дипломата. Напомним, что Голландия была очень важным партнером России: голландские банкиры предоставляли России крупные займы, а с начала  правления Николая I до 1843 года внешний долг России вырос почти в полтора раза – деньги были нужны как на войны, так и на строительство железных дорог. Поэтому скандал с участием голландского дипломата не мог не сказаться отрицательно  на репутации России.
Вдобавок Пушкин обострил отношения с Николаем I, открыто назвав вещи своими именами. И через одиннадцать лет после дуэли император не забыл об этом разговоре: «Под конец жизни Пушкина, встречаясь часто в свете с его женою, которую я искренно любил и теперь люблю, как очень добрую женщину, я раз как-то разговорился с нею о комеражах ( сплетнях ), которым ее красота подвергает ее в обществе; я советовал ей быть сколько можно осторожнее и беречь свою репутацию и для самой себя, и для счастия мужа, при известной его ревности. Она, верно, рассказала это мужу, потому что, увидясь где-то со мною, он стал меня благодарить за добрые советы его жене. «Разве ты мог ожидать от меня другого?» – спросил я. – «Не только мог, – ответил он, – но, признаюсь откровенно, я и вас самих подозревал в ухаживании за моею женою». Это было за три дня до последней его дуэли» (М. А. Корф, «Из записок»,  Рус. Стар., 1900, т. 101, с. 574. Ср.: Рус. Стар., 1899, т. 99, с. 311).   Пушкин вдобавок словно насмехался над императором: Я дал слово не стреляться с Дантесом? Я с ним и не стреляюсь. Посылаю оскорбительное письмо его отцу.
Дерзкое  поведение Пушкина и провоцируемый  им дипломатический  скандала, по видимому, перевесили желание Николая I избежать дуэли в «ближнем кругу». Император принимает решение уничтожить Пушкина. Заметим, что Луи  Геккерн мог не отвечать вызовом на дуэль на оскорбления Пушкина (что он и сделал):  по причине дипломатического статуса это не роняло его честь. Но Николай I, очевидно, посчитал, что Пушкин на этом не остановится. Поэтому вызов Пушкину вместо Луи Геккерна послал Дантес.  Дантес был превосходным стрелком: еще в 1829 году во время учебы во Франции в военной школе Сен-Сир он получает приз в соревнованиях в  стрельбе по летящим голубям (Валерия Елисеева,   «За Бога, короля и даму!»,  Вокруг света»/ Август 2008). Вполне вероятно, что на дуэли Дантес целился Пушкину в пах, обрекая того на мучительную смерть.
О предстоящей  дуэли стало известно, но власти предотвращать ее не стали. Об этом сохранилось несколько свидетельств, в том числе, секунданта Пушкина Данзаса: «На стороне барона Геккерна и Дантеса был, между прочим, и покойный граф Бенкендорф, не любивший Пушкина. Одним только этим нерасположением, говорит Данзас, и можно объяснить, что дуэль Пушкина не была остановлена полицией. Жандармы были посланы, как он слышал, в Екатерингоф, будто бы по ошибке, думая, что дуэль должна была происходить там, а она была за Чёрной речкой около Комендантской дачи» (К.К.Данзас,  «Последние дни жизни и кончина А.С. Пушкина в записи А.Амосова»). О том же пишет племянник Пушкина Л.Павлищев: «Бенкендорф …посылает на другой день с жандармами кого следует, но… не к месту встречи, а в противоположную сторону, едва ли не в Екатерингоф»   («Кончина Александра Сергеевича Пушкина, Сост. его племянник Лев Павлищев»,  Санкт-Петербург: П. П. Сойкин, 1899).
Если эти свидетельства правдивы, то трудно поверить, что Бенкендорф, посылая жандармов в сторону от дуэли,   мог действовать без санкции Николая I.

Итак, Пушкин больше не выглядит, как в традиционной версии дуэли, человеком, у которого «злобная мстительность» заглушила  «голос рассудка и здравого смысла». Становится ясным масштаб его трагедии. Против чего именно восстал Пушкин? Против права императора на прелюбодеяние. Заметим, что «гвардейская» мораль высшего света вполне допускала и прелюбодеяние и, тем более, полное право на него императора. Надо было только соблюдать определенные приличия, не провоцируя конфликты среди своих.  В то же время, как в случае юного Пушкина, эта крепостническая мораль строго осуждала  оргиастическое вольное поведение в духе народных праздников-вакханалий, свойственных до-романовской России.  Как уже было сказано, мы полагаем, что причина этого осуждения - в борьбе рабовладельцев-крепостников  с остатками «эпидемии свободы», характерной для России до 17 века и основанной на  товарно-денежных отношениях между людьми. Этой «эпидемии свободы» соответствовало соблюдение Закона Моисея, запрещавшего  прелюбодеяние (то есть связь с чужой женой), но отнюдь не препятствующего  наличию у человека нескольких жен и наложниц.  Дошедшие до нас данные о до-романовских русских, таких как жидовствующие (они же субботники),  свидетельствуют: они исповедовали «превосходство Моисеева закона над законом Христовым» (С.В. Булгаков Справочник по ересям, сектам и расколам. «Современник», Москва, 1994), одновременно допуская многоженство. Многоженцами были также молокане и беспоповцы.
Таким образом, причина конфликта  Пушкина с Николаем I, на наш взгляд,  глубже только неприятия Пушкиным права государя на прелюбодеяние.  Опираясь на народную традицию, Пушкин отстаивал  также право человека (пусть только дворянина) на независимость от власти, в том числе на независимость экономическую (пусть Пушкиным и не достигнутую).

Вместо заключения

Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!

А.Блок

Гвардейский мятеж 1825 года почти пополам разделил, что называется, общественную жизнь Пушкина:
1811-й  (поступление в Лицей) – 1825-й;
1825-й  - 1837-й.
Пушкин жил на переломе эпохи:  господство  гвардейской корпорации  сменялось  бюрократической державой  Николая I, опиравшегося на жандармов.
Гвардейская среда породила Пушкина, она же его и убила. Но гибель  Пушкина стала результатом  его борьбы за личную  свободу.  В России и до Пушкина были оппозиционеры, выросшие внутри самого правящего  класса: Н.И. Новиков, А.Н. Радищев, П.Я. Чаадаев. Они тоже, как и гвардейские заговорщики-декабристы, рисковали жизнью, высказывая свои взгляды,  но их разногласия с властями, как и у декабристов,  по сути, касались способов эксплуатации населения страны:  все они предлагали «освободить» крестьян от земли, создав из них армию пролетариев.  Конфликт Пушкина с царской властью лежал в другой сфере.
Летом 1836 года Пушкин написал стихотворение, которое озаглавил «Из Пиндемонти». Сейчас уже никто не сомневается, что  мысли, в нем высказанные, принадлежат самому Пушкину. Приведем стихотворение полностью.
(Из Пиндемонти)

Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова.
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспоривать налоги
Или мешать царям друг с другом воевать;
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
Всё это, видите ль, слова, слова, слова.[
Иные, лучшие, мне дороги права;
Иная, лучшая, потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа —
Не всё ли нам равно? Бог с ними. Никому
Отчёта не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья.
Вот счастье! вот права…

5 июля 1836

Повторим, Пушкин отстаивал именно право на личную свободу независимо от господствующего политического режима.
Именно потому, по словам Аполлона Григорьева, Пушкин – это наше все, что «не только в мире художественных, но и в мире общественных и нравственных наших сочувствий — Пушкин есть первый и полный представитель нашей физиономии» (А. Григорьев, «Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина», 1859).

Но позволим себе отчасти не согласиться с А.Григорьевым: Пушкин не только «полный представитель», но, во многом, именно он  сформировал эту нашу физиономию. В том числе, своей гибелью.


Рецензии
Вы молодец! Жму руку! В восхищении от Вашей статьи.

Елена Шувалова   09.06.2022 15:51     Заявить о нарушении
Спасибо за поддержку!

Андрей Пустогаров   10.06.2022 22:30   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.