Игра. Глава 17. В расчете на государственный интер

     Я еще раз осмотрелся вокруг. Запечатленное на фотографиях людское "счастье" наглядно доказывало, что эксперимент идет, идет широко, охватывая сотни людей и, вероятно, требует колоссальных затрат. Он может перерасти в укоренившуюся практику. Он может продолжаться долго, при жизни не только моего поколения... потому что в комнате у окна сидел мальчик. И только теперь я обратил внимание на то, что и Вит в серой пижаме с номером на груди...

     – Вы не смотрите с осуждением на его форму: он тоже участник эксперимента. – услужливо пояснил психоаналитик. – Сейчас мой сын успешно осваивает навыки, необходимые в ролевых играх. Пока, в основном, на сказках. Сказки – его конек. – Фотограф улыбнулся, подмигнул мальчугану и благоговейно вздохнул. – Даю ему все, что он хочет. В детстве и юности я сам не мог получить столько. Вы знаете, будучи еще студентом, я увлекся теорией ролевых игр. Понял, что при соответствующих условиях человек делает и говорит то, чего от него хочешь добиться, только так, как он это видит... Пытался пробить через муниципалитет идею создания городской школы социальных ролей. Сказали, что интересно... Но так и не поддержали ничем. Потом я окончил аспирантуру и по-прежнему грезил своими идеями. Однако и позже не смог их реализовать. Обществу не нужны были ни мои знания, ни мой талант. Государству казалось не очень серьезным занятием тратить деньги на игру, на детское "баловство". Я это точно помню: на детей в казне никогда не хватало денег. Я бился как рыба о лед, но никому ничего доказать не мог. Самое обидное, что я знал: мои идеи стоят дорого, очень дорого, но доказать их значимость не мог. По сути, я был не нужен бюрократической машине, не нужен обществу, которое меня сделало таким, какой я есть. Это настоящая трагедия, когда государство не способно использовать человеческий гений. Грош цена тогда системе людских отношений и общественных ценностей...

     Страшно признать, что в этом тщедушном старике, если отбросить его болезненное самолюбие, я узнавал себя.

     Экспериментатор резко опустил патетически поднятую голову и мгновенно впал в странное оцепенение. Уставленные в пол глаза остекленели, в них уже не было и намека на только что высказанные мысли – они словно провалились куда-то вниз, под бетонные перекрытия, оставив голову хозяина совершенно опустошенной.

     В комнате, освещаемой через узкие окна, напоминающие бойницы в средневековом замке, стало довольно сумрачно. Видимо, там, за пределами этого убежища обиженного на мир человека, день подходил к концу.

     К нам подошел Виталий. Должно быть, ему было никак не меньше четырнадцати. Во взгляде этого отпрыска была какая-то мольба и поэтическая взволнованность. В своем сером одеянии со спущенными до пальцев рукавами и нелепых желтых ботинках, торчащих тупыми носками из-под широких брюк, он выглядел совсем несуразно и напоминал Пьеро.
 
     Вдруг совершенно неожиданно сын экспериментатора громко стал нести сущую нелепицу:

     – О, только раз еще сверкните и просияйте вы, милые золотые змейки, только раз еще дайте услышать ваш хрустальный голосок! Один только раз еще взгляните на меня вы...

     Эта тирада вывела из оцепенения психоаналитика, и он поразил меня еще больше:

     – Не вопите, сударь, так ужасно в темноте и не беспокойте добрых людей... – Он запнулся и занервничал, смешно и беспомощно замотав перед собой руками.

     Мальчик отошел от нас, сохраняя блаженную мечтательность, к иллюминатору в центре комнаты, а фотограф еще некоторое время не мог прийти в себя:

     – Гофман. "Золотой горшок". Я выучил эту сказку почти наизусть. – Пояснил он – Вит в последнее время вообразил себя Ансельмом. Он взял роль спящего на ходу студента, а я должен играть все остальные.

     Психоаналитик как будто был несколько смущен. Он прокашлялся в сжатый кулак и продолжал:

     – Вот так... Вот так мы и живем! На чем же мы с вами, сударь, остановились?.. Ах, да!.. Только много лет спустя удалось нащупать этот пресловутый государственный интерес. И я все-таки сумел связать его со своими идеями. Конечно, кое-что пришлось в них подправить. Но машина была запущена. Созданная субкультура, мои ролевые игры для взрослых – это, можно сказать, реализация или, если хотите, компенсация моей нерастраченной энергии молодости.