Уколы совести

( История,  похожая на сказку)

  Жил да был богатый пребогатый, очень крупный чиновник Михаил Иванович  Скоробогатов. И вот однажды он крепко задумался, куда отправиться в очередное путешествие? Все заморские страны, острова, полуострова уже приелись и надоели, а хотелось чего-то необычного, чтобы душа  вздрогнула, распахнулась  и … замерла .
  И тут из глубин памяти как-то само выплыло – а не съездить ли в деревню? Надо сказать, что был этот чиновник  из глухой сибирской деревеньки, но давно уже об этом забыл. И вдруг на малую долю секунды ему показалось, что внутри у него что-то ворохнулось и даже успело царапнуть. Может быть, тоска по детству? Ну, как говорится, задумано – сделано.
  До райцентра добрался поездом. А вот дорога до деревни не ведала о твёрдом покрытии и после дождей  была вся в колеях глубоких да непролазных колдобинах, так что растрясло Скоробогатова основательно, пока он добрался до места. Кое- как перекусив тем, что осталось ещё от дорожных запасов, кстати, в деревне магазина не оказалось, он быстро и крепко заснул. Даже утреннее  пение петухов не смогло его разбудить. Проснувшись, он сам этому удивился – давно ему так спокойно и долго не спалось.
  Вышел наш богач на крыльцо, потянулся, протяжно позёвывая, и усмехнулся: «Вот моя деревня, вот мой дом родной… Эх, деревня, ты, деревня… Три двора да улица, петух да курица». Но это как раз и будоражило  воображение заевшегося чиновника. Он представлял  себя героем, оказавшимся на краю цивилизации. Жадно втягивая ноздрями  ветерок, принёсший  лёгкий запах дыма, житель мегаполиса уже,  казалось, чувствовал в нём присутствие экстрима. Ностальгия била из всех щелей и углов  ветхого родительского дома, давно опустевшего. Обрывки детских воспоминаний внезапно выпрыгивали на каждом шагу из разных мест.
  - Ну, Михаил Иванович, какие  у Вас будут планы на сегодня? – любил он так сам с собой поговорить.  А планы диктовал желудок – хотелось есть.  Из съестного оставались только вчерашние крошки на столе.  Единственная на всё село лошадь  еле довезла их  от райцентра до деревни – то ли сбила ногу, то ли проколола. И почему он не закупил  вчера продуктов впрок в районном магазине? «Привык на всём готовеньком, Мишаня,»  - хмыкнул он издевательски и вдруг замер на месте – Мишаней  давным - давно называли его только родители. И вдруг что-то засосало у него под ложечкой, но он точно знал, что это не от голода.
  Засуетился, заторопился, забежал в дом, закинул в рюкзак  топорик, складной нож, соль, спички, случайно попавший под руку клубок капроновых ниток, ещё какой-то мелочовки, поверх спортивного костюма накинул энцефалитку, натянул кроссовки и отправился в лес.
  Путь его проходил мимо обезглавленного в годы лихие ещё его прадедами храма. Время не щадило церковь, но она,  хоть и облупилась вся, но стояла прямо,  как свечечка, гордо устремив свою расхристанную палачами голову в синеву небесную. Тут  в памяти чиновника всплыл снимок этой же церкви тех лет, когда в неё со всей округи спешил народ на службу. «Какая красавица была! - восхищённо выдохнул Мишаня, - а ведь в далёкой юности так мечтал об её восстановлении».  Рука самопроизвольно осенила его крестом.
  С пригорка, на котором возвышался храм, дорога разбегалась на две стороны. «Две дороги, две судьбы…» - вспомнились слова песни. Из детских походов с отцом он знал, что правая из них вела в ельник, где они собирали грибы и ягоды. Там,  на берегу тихого озера, была просторная землянка, которую соорудили рыбаки да охотники. Вот туда и решил Мишаня отправиться.
  Зайдя в ельник, чиновник не мог надышаться настоянным на хвое вперемешку с лесными травами воздухом. «Вот это и есть – рай на земле», - подумалось ему и даже показалось, что он чувствует, как из  него выветривается кабинетная пыль. Под ногой что-то  мягко хрумкнуло.  Наклонился – гриб!  Осмотрелся – ещё один, ещё, ещё… В азарте  грибной охоты он забрался в какую-то непролазную чащу. Грибов был уже полный рюкзак. По ходу он жадно хватал прямо ртом попадавшиеся  то тут, то там ягоды, но хотелось съесть что-нибудь посущественнее. «Сейчас бы рыбки, например, покушать, -  промелькнула в голове голодная мысль. – Но где же озеро?» Огляделся вокруг. Сверху раздался  стрекот сороки, которая сидела на макушке высокого дерева. «Чего раскаркалась, ведьма- пустобрёха? Что толку от твоих криков? Всё равно не подскажешь, где деревня или озеро. А ну, брысь отсюда, не накликай беду!» - рявкнул он на сороку что есть силы. Та, то ли испугавшись его окрика, то ли обидевшись на столь неуважительное к ней отношение, улетела, не прощаясь.
  «Ну вот, единственную живую душу прогнал, - буркнул себе под нос чиновник, - а ведь она дело говорила. Как в детстве – заблудился в лесу, забрался на дерево повыше, огляделся вокруг, где увидел церковь,  а храм виден далеко, в ту сторону и шагай. Так это в детстве, - продолжала выстраиваться цепочка мыслей, - а теперь с моими центнеровыми килограммами – какое уж там дерево… Может быть, по солнцу сориентироваться? Но оно стоит прямо надо мной. Попробуй тут понять, где север, а где юг? А поверну-ка я назад и пойду прямо, никуда не сворачивая, всё равно куда-нибудь да выйду, где-то же есть конец леса,» - продолжал он  общение сам с собой.
  Нарезал отрезков из капроновой нитки, похвалив себя за то, что взял этот клубок в дорогу. Привязал к дереву, под которым стоял, первый бант и отправился обратно, прикрепляя нитки через небольшие расстояния на своём пути  к другим деревьям. Шёл он так , шёл и только хотел привязать  в очередной раз ниточку, как увидел, что на веточке уже прикреплена такая же. Огляделся и понял, что снова стоит под тем же деревом, от которого начал свой путь, а ясное с утра небо  давно превратилось в пасмурное.
 «Что делать? И что за напасть такая? Это всё сорока накаркала. А почему накаркала? Каркают-то, вроде, вороны. Да какая разница, всё равно, выход один – лезть на дерево,» - вздохнув, безысходно подытожил он. Сбросил рюкзак на землю и подошёл к дереву. Попытался в прыжке ухватиться за нижнюю ветку  - не получилось. Ещё раз – результат тот же. Огляделся – увидел поваленное дерево рядом с  высоким тополем, с которого он сгонял сороку. Попробовал там попытать счастья. Получилось повиснуть на нижней ветке. Он изо всех сил начал карабкаться ногами по стволу дерева, чтобы хоть на немного переместиться вверх. Опора угрожающе затрещала, когда ему, наконец, удалось на неё взобраться. На соседнюю осинку  снова  примостилась сорока. Была ли это его старая знакомая или присела другая, но её стрекотание напоминало  Мишане, повиснувшему на очередной ветке, издевательский смех. «Не смейся, кликуша, под руку, а то я тебе…» - выдохнул он в сердцах, но что за расправу он собирался устроить несчастной птахе , ей так и не удалось узнать, потому что  грузное тело с диким нецензурным  воплем и с веткой в руках быстро  шло на сближение с землёй. Сорока   какое-то время, молча, понаблюдала над недвижимо лежащим человеком, но потом ей это надоело, и она, стрекоча, понесла свежую новость по лесу.
  А Мишане, находившемуся в это время на грани двух измерений, привиделась матушка, да так ясно, какой он видел её в их последнюю встречу. Всплеснув руками, она воскликнула:
- Сынок, где ты так поранился? Ну-ка, давай, сейчас мы привяжем к больной ножке вот эту травку, и она боль успокоит и рану затянет…
- Мама, мамочка, помоги… - простонал он в ответ и вдруг заметил отца, несущего с озера полное ведёрко воды, которая расплескивалась на землю, а отец улыбался молча и всё шёл и шёл, но никак не мог до него дойти.
- Пить, пить, дайте пить, - шептали пересохшие губы Мишани.
И тут ему показалось, как что-то огромное, тёмное, бесформенное  наплывало прямо на него, и он, ощутив чьё-то прерывистое, горячее дыхание над собой, резко очнулся. Было совсем темно.  По удаляющемуся  треску ветвей он понял, что только что кого-то спугнул. Сколько он пролежал – неведомо. Хотел  сориентироваться по телефону, но бесполезный для связи в этом лесу мобильник  куда-то исчез. Попробовал пошевелить руками, ногами – всё работало, но левая нога на его проверку движения откликнулась резкой болью. Попытался  приподняться -  лес пошёл перед ним кругом. Отдельными рывками, с передышками ему удалось доползти до ближайшего дерева и медленно, с опорой на ствол, сесть. Лес какое-то время ещё повальсировал, но потом всё-таки с неохотой успокоился. Мишаня ощупал руками больную ногу, наткнулся на что-то липкое… Кровь!- догадался он, и сознание резко покинуло его.
  И опять матушка шла к нему с целебной травой.
-  Сейчас, сынок, сейчас, подожди немножко, - успокаивала она. И он снова очнулся. Светало. Огляделся Мишаня вокруг. И вдруг почти рядом увидел такую же траву, которую несла ему матушка. Сразу воспрянул  духом, приподнялся. Голова попыталась ещё крутануть своего хозяина, но, немного помучив, решила не мешать его передвижению. Больной нарвал травы и привязал к ране. И опять в глазах потемнело, но на этот раз уже, видимо, от голода.
  Соорудив из оторванной ветки,  с которой он летел на землю,  справную опору для передвижения,  порадовался, что руки-то помнят, и пошёл собирать хворост для костра. Но каждый шаг отзывался сильной болью в ноге и ему пришлось  продолжить поиски  сушняка ползком, скидывая его в одну кучку. Наконец, удалось разжечь костёр и распрямить  ноги. И тут он ощутил мощный прилив счастья от первой маленькой, но всё-таки победы над беспомощностью.
   Нетерпеливо ждал, когда нагорят угольки, бросил несколько грибов на них, но они быстро сгорели. «Эх, сейчас бы сюда шампура,» - подумал чиновник, и тут краем глаза поймал, как подлетевшая молча  знакомая сорока, попыталась  своровать отброшенный им сгоревший гриб, но второпях ухватила его вместе с веточкой, на которую он упал. « А что, если…» - ворохнулось в голове. Он выбрал веточку покрепче, нанизал на неё грибы и стал их запекать над костром, как в детстве поджаривали хлеб.  Ему казалось, что ни в одном из роскошнейших ресторанов мира он не едал ничего вкуснее этих грибов.
  Так он протянул ещё три дня, меняя на ночь траву на ране, которая, постепенно очищаясь, начала затягиваться. Только вода во фляжке предательски таяла, как он её ни пытался экономить. Под вечер третьего дня показалось ему вдруг, что откуда-то впереди раздалось еле слышное кряканье. Утки? Значит, недалеко озеро?
   Утром, наспех позавтракав, опираясь на самодельный костыль, он заторопился туда, откуда вечером  послышалось обнадёживающее кряканье. И вскоре, действительно, из кустов выглянуло озеро. Добравшись, наконец, до берега, он упал лицом в воду и начал жадно, захлёбываясь, хватать её ртом.  Напившись досыта, умылся, набрал во фляжку. И тут увидел в том направлении, откуда он пришёл, дым в лесу. «Ну, нет. Неужели костёр, мой костёр? – простонал он. - Я же его не затушил, понадеялся, что сам потухнет».  И как будто из далёкого детства донёсся до него голос отца: «Оставишь костёр в лесу без догляду, Мишаня, беды не миновать».
   Заторопился он, что есть силы, чтобы вернуться быстрее назад, к дымящему костру. Когда доковылял до места своей недавней стоянки, увидел какого-то мужика, борющегося с остатками огня.
- Руки бы оторвать тому, кто всё это натворил! – крикнул он подходившему Мишане, пытающемуся тоже по-своему помочь затоптать всё ещё вспыхивающие то там, то здесь шальные огоньки.
- Хорошо, я вовремя подоспел, проходил недалеко, фитили у меня на озере стоят, - продолжил мужик, когда они, справившись с пожаром, уселись на сваленное дерево, к которому совсем уж близко подобрался огонь.
 - Не остановили, пыхнула бы, как свечка , наша с тобой беседка,-  промолвил мужик,  устало похлопав по стволу упавшего дерева. – А это не ты случайно натворил? – продолжил огнеборец, смерив подозрительным взглядом своего помощника. – Ногу-то где поранил?- продолжал он допрос. – Что-то я тебя в наших краях не видал?
  Внутри у чиновника  всё заклокотало, злобные мысли метались в голове: как смеет эта деревенщина, лапотник с ним разговаривать в таком тоне? Да я ему сейчас устрою! Как с горячих углей, дружок, подскочишь с этого дерева, когда узнаешь,  кому тут только что надерзил! Но тут его разгорячённый взгляд остановился на невыгоревшем островке травы, которую он привязывал по совету матушки к ране. Светлые воспоминания недавнего сна враз размягчили душу, заставили чаще забиться сердце, разлились теплом по всему телу. И вдруг почти физически чиновник почувствовал щелчок внутри себя, возможно, это был укол проснувшейся совести, потому что ему стало так стыдно за то, что он чуть не устроил пожар в лесу. А ведь именно лес его накормил, обогрел, целебной травой снабдил.
 - Да местный я, только давно не был здесь, - начал он виновато и сбивчиво оправдываться, - сын Ивана и Татьяны Скоробогатовых.
- Мишка что ли? – ненадолго замешкавшись, недоверчиво протянул мужик.
Михаил  согласно кивнул в ответ.
- Слыхали, слыхали, большим человеком стал, а вот про деревню родную совсем забыл. Ну, с возвращением что ли, блудный сын, - протянул ему руку уже с улыбкой мужик. – А я  Петро Дьяков. Мы возле церкви раньше жили, может, помнишь?
- Петька?! Конечно, помню,- обрадовался такому удачному раскладу событий Мишаня.
  Из рассказов Петра выяснилось, что землянка на берегу озера всё ещё жива и до сих пор служит рыбакам и охотникам  надёжным пристанищем и оснащена всем необходимым для жизни.
 - Там даже аптечка есть, - радостно вспомнил Петро, бросив быстрый  взгляд на больную ногу Мишани. – Да тут недалеко. Давай пошли, я тебе помогу добраться.
  Вскоре они были на месте. Друг детства проверил фитили, наварил ухи , напёк печёнок, и они долго и оживлённо болтали у костра. Давно Мишане не было так легко и уютно за простым разговором. Когда он поведал о своих снах-видениях в лесу, о таинственной пропаже мобильника, Пётр ни капельки не удивился.
- Вот, говоришь, чудище лесное, которое склонилось над тобой ,  так вот оно стопроцентно и спёрло твою мобилу, хотя обычно тащит что-нибудь съестное, но с тебя что взять? У тебя только грибы из еды были, а их  вон -  полный лес , ешь - не хочу. Так что с бедной овцы, хоть шерсти клок, то есть, телефон. Это точно был Немой Болтун.
Михаила рассмешил и заинтересовал оксюморон в устах Петра.
- Как, как? Немой Болтун? Это кто же такой? –переспросил он, ожидая услышать очередную сказку.
- Знаешь, лет семь – восемь назад появился в нашей деревне незнакомый мужик. Хорошо одетый, по всему видно, богатый, при деньгах. Накупил в магазине, тогда он у нас ещё работал, консервов разных и отправился в лес. Там, в самой глуши, выстроил себе избушку и стал в ней жить. В деревне появлялся редко, только за продуктами да лекарств каких-нибудь прикупить. Молчун. Слова лишнего не проронит. А деревня,  хоть у нас и глухая, но свои слуховые каналы имеет. Вот через них-то мы и узнали, что мужик этот из Москвы, был там большим воротилой, деньжищами загребал немереными, ну, там взятки крупные, хищения разные из казны государственной. Семья была, дети, внуки. Все жили в роскоши. Но бог шельму метит. Справляли какой-то праздник или юбилей семейный всей роднёй на шикарной яхте. Перепились все в зюзю, а ночью случился там пожар страшный. Он один каким-то чудом выжил. Вот и явился в нашу глушь доживать или грехи замаливать.  Потом как-то вдруг исчез надолго, нигде не появлялся. Да никто особо об этом и не переживал. Чужак он и есть чужак. И вдруг рыбаки начали жаловаться, что бродит по лесу какое-то чудище дикое, грязное, обросшее, в тёмном балахоне и что-нибудь да стянет у них из еды. А выследили его уже охотники и поняли, что это и есть бывший богач, только разум потерявший начисто. Ум-то потерял, а вот воровать-то не разучился. А  вскоре  он и в деревню стал с этой же целью наведываться. Тащил всё, что можно было съесть. Да у нас народ сердобольный. При встрече и так подавали ему  - кто яиц, кто огурчиков, помидорчиков, молочка нальют, хлебушком попотчуют. Что с него взять?  Юродивый. Всё себе под нос бормочет, бормочет, а что – не понять, не разобрать. Вот и прозвали его Немой Болтун. Немые же тоже общаются с помощью жестов для окружающих непонятных.
   А вот родители твои приходили к тебе, чтобы помочь. Они даже оттуда, - при этих словах Пётр взглянул на небо,- о нас заботятся. Видишь, мать тебе травку целебную показала, а отец, хоть и не смог воды донести, но дал намёк, что она совсем и недалеко.  Озеро-то, действительно, рядом почти. Ты просто, пока ещё мог, побоялся идти вперёд. Да, родители есть родители. Их и после смерти надо почитать. Мы вот за кладбищем следим. Да, как можем. Ну, там  вишню дикую, шиповник с могилок вырубаем, траву скашиваем, где проваливается могилка, земельки подсыплем. У ваших-то кресты вот надо бы поменять, подгнили от времени и покосились, - продолжал словоохотливо делиться деревенскими событиями Петро. И опять Мишаня ощутил болезненный укол совести:
 - В первую очередь надо было на кладбище сходить, - пронеслось укоризненно в голове, - как похоронил родителей, так и не бывал с тех пор на могилках.
- Места у нас, сам знаешь, не только красивые, но и богатые рыбой вот, например, грибами, ягодами. А нам-то самим много ли надо? Вот бы пособирал  да свёз на продажу, глядишь, копейка лишняя бы завелась, так дороги нет. В слякоть совсем отрезаны от мира, - горестно закончил Пётр свои воспоминания о былых благополучных временах, когда и село было большое, многолюдное, со своей школой, больницей, магазином.
 - Да, - как будто стыдясь чего-то, тяжко вздохнул Мишаня, - а вдруг и его уже бог пометил, как шельму?
   Всю ночь он беспокойно крутился на деревянном топчане в землянке, но не только от неудобной, жёсткой кровати, а больше от рассказов Петра, который, оставшись с ним за компанию ночевать на озере, крепко спал, слегка похрапывая.  К утру у Михаила Ивановича в голове начал проклёвываться  план возрождения родной деревни. И он  уже совершенно точно знал, что не простит себе, если его не осуществит.
   Спустя лет пять после этой бессонной ночи оказался Михаил Иванович  по служебным делам недалеко от родных мест и решил туда заглянуть по пути. От райцентра такси  легко покатило своего пассажира по ровной, асфальтированной дороге. Михаила это радовало. Вдруг его взгляд поймал одинокую фигурку девушки на обочине. Он попросил таксиста остановиться. Девушка обрадовано подбежала к ним.
 - До Княжево  довезёте? – запыхавшись,  спросила она.
 - Конечно, мы тоже туда едем, - заверил Михаил Иванович.
Когда такси тронулось, он поинтересовался у новой попутчицы:
- А что, автобусы не ходят?
 - Ходят. Но автобуса ещё два часа надо ждать, тогда я бы опоздала на открытие детского сада.
 -Да, такое событие пропустить грешно. Раз детский сад открывается, значит, Княжево – село с будущим? – улыбнувшись, спросил он у собеседницы.
 - Думаю, да, -  заверила она и затараторила дальше. -  Я сама не здешняя, приехала год назад по распределению в Княжевскую школу. Преподаю физику и математику. Уезжать не собираюсь. Коллектив замечательный. Квартиру выделили тёплую, уютную. И молодёжи у нас хватает, многие строят себе дома с помощью государства. Рядом со школой новенький модульный ФАП и Дом культуры тоже модульный. А какая у нас Мегаферма! По надоям молока наше ООО «Заозёрье» - первое в районе. На полях трудится суперсовременная техника, быстрая, мощная, удобная, точнее, комфортная для механизаторов. Скоро отреставрируют храм-красавец. Старожилы рассказывают, что все эти чудесные преображения произошли при содействии их земляка, Михаила Ивановича Скоробогатова, который даже своих личных сбережений не пожалел на восстановление села. С большим уважением и теплотой отзываются о нём люди, - заверила учительница.
  А Михаил Иванович осязал всем своим нутром,  как искренние слова признания совершенно не знакомого ему человечка отзываются в его душе  приятным теплом,  потому что  в них не было и тени лести, как, например, частенько в заискивающе-хвалебных речах его подчинённых. А это дорогого стоило.
   -Не зря, не зря, видать,  Мишаня, жизнь проживаешь,- думал он под щебет молодой учительницы. – И спасибо надо сказать судьбе за ту давнюю встряску, которую она устроила ему в лесу, так преобразив, в первую очередь, его самого, когда он, неожиданно прочувствовав исцеляющую силу уколов совести, осознал, что  значит жить, а не прожигать жизнь.