Отморозок по фамилии Морозов

88-летний снайпер Советской Армии: кого боялись немцы на Волховском фронте
Дедуля-снайпер. Самому старому участнику Великой Отечественной было…88 лет!
Когда весной 1942 года командиру одного из батальонов, державших оборону участка Волховского фронта, представили нового снайпера, майор слегонца прихуев, подумал, что стал жертвой чьей-то злого подъебона. Перед ним стоял дряхлый дедан с седой бородой, в гражданском шмоте, едва (как показалось в самом начале) держащий в руках винтовку-«трёхлинейку».
— Сколько же вам лет, дедуля? — в полном ахуе вопросил командир.
— В июне восемьдесят восемь исполнится… — флегматично ответил дедок. — Не ссы комбат, меня не призвали — в тылу всё заебись. Я доброволец. Покажите чё, каво и кого валить. Скачух и послабух мне не надо, х@ячить буду на общих основаниях.
Почётный член Академии Наук СССР, бессменный (с 1918 года) директор Естественно-научного института им. Лесгафта Николай Александрович Морозов начал заёбывать военкомат с требованием отправить его на фронт ещё 22 июня 1941 года — в первые же часы, когда объявили о нападении Германии.
В 1939 году он закончил курсы Осоавиахима, и с тех пор постоянно упражнялся в тактикульности и снайперской стрельбе. Несмотря на очки, Морозов стрелял метко, о чём и постоянно двойным CAPS LOKOM указывал в своих заявах в военкомате.
Академик был ватнее любого нынешнего квасного-патриота, потому справедливо полагал — в тот момент, когда Отечество в опасности, и русскую землю топчут немецкие сапоги, все должны ебашить для достижения Победы. Ведь Гансы ежедневно обстреливают улицы Ленинграда, он хочет ответить им тем же, поквитаться за убитых женщин и детей.
Страшно охуевшее от такого напора начальство военкомата, в конечном итоге заебавшись выпроваживать дедулю за дверь, сообщило: — Товарищ, бл@дь, академик, можете уёбывать на участок фронта вблизи Ленинграда и ебашить фашню, только больше не трахайте нам мозг и не переводите бумагу своими малявами (с ней и так напряги в стране)! Но, ввиду преклонного возраста, исключительно, в качестве боевой командировки, безпалевно и то на один-единственный месяц, иначе нам пиzда от товарища Сталина (академика, етить вашу мать, не уберегли!) …
Появившись в окопах, Морозов моментально заставил отвиснуть еб@льники, в стадии полного охуения, у всех — тем, что он ходил без палочки, легко (в случае обстрела) проявлял чудеса гибкости, змеёй шуруя между окопов, траншей и воронок, а с винтовкой обращался, как бывалый спец-пиzдец, выпиливающий Гансов пачками, как в крутом геймшутере. Для начала академик пару дней выбирал себе позицию для стрельбы — и, наконец, залёг в засаде в траншее. Он пролежал так два часа, в довольно прохладную погоду, приморозив яйца и задницу, пока не нашёл свою цель — нацистского офицера. Тщательно прицелившись, Морозов заработал первый фраг: заминусил немца с первого выстрела.
Этот случай ещё более приколен тем, что советский академик-снайпер — учёный с мировым именем! Ну, представьте, Альберт Эйнштейн взял бы ствол и отправился воевать на фронт.
Сын ярославского помещика и крепостной крестьянки (!), потомственный дворянин Николай Морозов считался конченным отморозком с самой юности. Вскоре после гимназии (откуда его исключили за неуспеваемость) он вступил в подпольную террористическую организацию «Народная воля» (Аль-Нусра нервно курит в сторонке): между прочим, состоял в числе тех, кто планировал состоявшееся 1 марта 1881 года убийство императора Александра II. Террорюга, етить колотить.
Отмотал «четвертак» (25 лет) в тюрьме, как с куста, да и то был выпущен на свободу по амнистии (его, если чо, «полосатиком» нарядили), последовавшей за революцией 1905 года. Самое охуительное, но именно за решёткой «террорист» заинтересовался наукой (тюрьма,сука, как и армия – иногда, не х@ёвый университет по жизни). Морозов самостоятельно выучил 11 языков (французский, английский, итальянский, немецкий, испанский, латинский, древнееврейский, греческий, древнеславянский, украинский и польский). Занялся физикой, химией и астрономией, увлёкся также математикой, философией, политэкономией. Не как прочие урки – не проводил время за картишками и чифирём. Учись, босота!
В камере Морозов заболел туберкулёзом, и почти склеил ласты — однако, выжил благодаря придуманной им системе специальной гимнастики (цыгун - х@ята!): болезнь отступила. Откинувшись из мест не столь отдалённых, Морозов с головой погрузился в науку — достаточно сказать, что он опубликовал 26 (!) научных трудов, собрав ебейшее количество лойсов по всему миру.
В 1910-м году учёный совершил полёт на ероплане, изрядно подсадив на очко официальные власти — жандармы посчитали: бывший террорюга может из облаков бросить гранату в государя Николая II, и устроили шмон-омон на его квартире. Пруфов «подрывной деятельности», впрочем, не нашли. Тем не менее, будущего академика повязали ещё дважды — в 1911 и 1912 годах. Всего он провёл на киче почти 30 (!) лет.
После революции Морозов не стеснялся открыто теребить свой стручок на Ленина, заявляя — дескать, не разделяет большевистские взгляды насчёт строительства сициализма: буржуи и работяги должны сотрудничать, друг без друга им не в масть, промышленность нужно не грубо отжимать, а мягко национализировать.
Уважуха к Морозову, как учёному была такова, что большевики не вынимали языка из жопы, предпочитая помалкивать. Ведь по объёму исследований в области физики и химии, в двадцатых годах XX века, во всём мире не было научных светил, равных Морозову по авторитету и результатам.
Даже после того, как при Сталине в 1932 году закрыли «Русское общество любителей мироведения» (изучения геофизики и астрономии), и повязали (а частично и задвухсотили) всех участников, председателя общества Морозова не тронули (очканули, хули) — тот послал всех нахуй и уехал в своё бывшее имение Борок, где работал в специально построенной астрономической обсерватории.
И вот человек подобного уровня, светило, мать его, мировой науки, автор гениальных блять, трудов, создатель научного центра, приезжает добровольцем на фронт — в качестве рядового солдата: воевать за Родину! Живёт в землянке, трескает баланду из солдатского котла, не еб@шит и не стонет за тяготы войны — несмотря на то, что он глубокий старикан. Красноармейцы чешут репу, глядя на него — на удивительного дедушку приходят, как в зоопарк позырить из других частей, радостный пиzдёжь, о нём распространяется по всему фронту, со скоростью курьерского поезда.
Академик негодуэ — идите вы все нахуй, мне воевать надо! Но, сражался сука, смело. Без лишнего кипиша, не спеша, изучив траекторию полёта пули, особенно в условиях влажности (физик, ёпта, - ему ли не знать!), Николай Морозов выпилил ещё несколько немецких фрагов. Чем раскалил пердак фашни до точки плавления - те, принялись охотиться за лихим академиком, подвергая частому орудийному обстрелу, из всех калибров, все возможные укрытия старого снайперюги (старый урка шарил, как правильно шкериться – «Осавиахим», х@йне не научит!).
В результате перепуганное руководство (солдаты заебались окопы и блиндажи строить, стоит только Морозову выйти на охоту – потом арта перепахивает все постройки и фортификации, - ну его нахуй, покою на фронти нету!), невзирая на протесты Морозова, вернуло учёного с Волховского фронта назад, наказав перекладывать бумажки и тяжелее ручки не подымать, на научной работе. Академик ещё несколько месяцев выхуяривал, кипишевал и беспределил, требуя снова отправить его сражаться на передовую простым снайпером,но сотрудники военкоматов запирались на ключ в кабинете и прятались в сейф или несгораемый шкаф, шифруясь от неугомонного старикана, ещё бы чутка и начались бы суицииды на рабочем месте, но Морозов (Слава те, Хосподи!), огорчился на всех и успокоился.
В 1944-м году, оценив воинскую доблесть, Морозова наградили медалью «За оборону Ленинграда» и орденом Ленина. В письме Сталину от 9 мая 1945 года учёный с радостью сообщил: «Я счастлив, что дожил до дня Победы над германским фашизмом, принёсшим столько горя нашей Родине и всему культурному человечеству!».
10 июня 45-го Николай Александрович Морозов был награждён ещё одним орденом Трудового Красного Знамени. Он выразил сожаление — увы, ему так мало удалось сделать на передовой для Победы (кровожадный старикан, как ни крути, маньячила). Учёный умер в возрасте 92 лет, 30 июля 1946 года.
В нашей памяти он останется самым старым участником Великой Отечественной — не подлежавшим призыву, но отчаянно рвавшимся на фронт, военкоматчики тоже вспоминают его с содроганием и ужасом, накапывая карвадол от одного только упоминания его фамилии (от же заебал, чес слово!)