Г. Н. Флеров. В науке очень важно идти своим путем

Фраза академика Г. Н. Флерова, которой я озаглавил свои заметки-воспоминания, осталась в брошюре "Эти вездесущие ионы", и к ее истории еще вернусь. Она очень точно, на мой взгляд, характеризует Флерова-ученого и его личность. Даже само построение фразы, если оторваться от ее содержания.  "В науке" - это не только обстоятельство места, отвечающее на вопрос "где?". Это главное содержание его жизни. "Очень важно" - не просто наречие с усилением. Это образ его действий, сконцентрированных на главном, отметающих второстепенное. Глагольная форма "идти" согласуется по всем правилам с притяжательным местоимением и подлежащим, но подчеркнуто: "своим". Из многих фраз Георгия Николаевича, сказанных и записанных мною по разным поводам, в память врезалась именно эта…

Один день Георгия Николаевича,
или Многовалентный Флеров

Материалы к 70-летию со дня рождения академика Георгия Николаевича Флерова мы в еженедельнике "Дубна" планировали заранее, и редактор Светлана Кабанова предложила: "Молчанов, а почему бы тебе не сделать об академике авторский материал? Опиши только один его рабочий день и покажи, как много он в себя вмещает".

Надо сказать, что таких прецедентов в газете еще не было - к подобным юбилеям обычно готовились специальные статьи за высокими подписями в журнал УФН ("Успехи физических наук") и дублировались в газете. Например, у нас в редакции на стене висит большой портрет Михаила Григорьевича Мещерякова. Стол перед ним завален цветами, из-за которых выглядывает горлышко еще не початой бутылки коньяка. В руках одного из отцов-основателей Дубны - наша газета, которую он внимательно читает. Газета, думаю, раскрыта как раз на юбилейной статье, к написанию которой непременно приложил руку сам юбиляр. Кому же еще доверить столь важное дело? Но ГН был именно той фигурой, которая притягивала к себе журналистов, и, в отличие от некоторых иных фигур подобного масштаба (достаточно закрытых), такое сотрудничество поощрял. Светлане это было очень хорошо известно.

Идею редакции до директора лаборатории довел Владимир Борисович Кутнер, бывший в то время секретарем лабораторного партбюро, то есть как бы в  ранге советника директора, большой друг нашей газеты и, кроме всего прочего, мой земляк и тоже выпускник второй школы на Большой Волге. Так что  лицо заинтересованное и сочувствующее. ГН наш замысел (описать его рабочий день) воспринял нормально, можно даже сказать, с молчаливым одобрением, и в один из февральских дней 1983 года я стал его тенью. И даже удостоился приглашения на обед -  когда еще можно поговорить со вкусом?

А надо сказать, обычно мы обедали вчетвером за одним столом в ресторане "Дубна" (дешево по тем временам и вкусно): Кабанова, Анна Гиршева, Эржебет Фритц, задушевная Светина подруга из Будапешта, референт от Бога, работавшая в ученом секретариате, и я. Публика в ресторане собиралась примерно одна и та же, занимала свои излюбленные места, и Флеров там тоже часто столовался. В этот день наша четверка распалась. ГН пригласил на обед также директора завода на полуострове Челекен, с которым его связывали общие интересы. Челекен был помечен на  картах как одна из точек поиска сверхтяжелых элементов в природе.
Сидели мы за обычным флеровским столиком у большого окна с видом на набережную Волги и парк, укутанный февральскими сугробами. Осиротевшая тройка моих дам бросала на меня и моих собеседников через зал по диагонали заинтересованные взгляды, время от времени что-то весело обсуждая. Я же продолжал как ни в чем не бывало записывать застольные фразы в маленький блокнотик, находясь "при исполнении".

"Ну, что, как наш академик? - спросила меня Кабанова на следующее утро. - Когда завершился ваш рабочий день?" - "Около девяти вечера, - сказал я. - Больше оставаться было неудобно. Да и надоел я ему, наверное". - "Чтобы и дальше не надоел, садись и пиши!".

И я стал писать. И… написал то, что мы вместе окрестили "дневником табельщицы" - это был протокольно точный хронометраж рабочего дня с вкраплениями диалогов и перечнем встреч, совещаний и пр. Кстати, перечитав этот "дневник", извлеченный из архива тех лет, я все-таки нашел там некоторые фрагменты, не вошедшие в газетный очерк, но довольно интересные сегодня, четверть века спустя… Например, короткий телефонный разговор с академиком Александром Михайловичем Балдиным.  Кажется, обсуждались ускорительные темы, может быть, связанным с ионными источниками, а потом, как следовало из реплик ГН, беседа свернула в сторону общеинститутской научно-технической политики, для выработки, так сказать общих точек зрения. Отношения между директорами лабораторий в те времена складывались не всегда просто, и порой заседания институтского парткома, на которых каждый из них отстаивал интересы своего коллектива и своего научного направления, превращались в настоящие баталии.
 
В нашем жанровом определении первого варианта текста как дневника табельщицы были некие реалии той эпохи, предвосхищающие короткий период андроповского затягивания гаек: ГН решил упорядочить течение лабораторной жизни и повелел завести в вестибюле компостер и табельные карточки, которые сотрудники должны были пробивать, чтобы учитывать рабочее время. Как это часто бывало, он начал с себя и лихо пробивал любую бумажку, если ему не попадалась на глаза карточка учета времени. Это, так сказать, лабораторный фольклор, который отнюдь не умалял значение и роль директора в глазах сотрудников. Наоборот, "утеплял" его образ.
Нечто похожее придумали для него еще раньше начальники смен ускорителя на пульте управления. Зная его страсть   руководить личным примером и опасаясь за параметры циклотрона, они несколько реконструировали управляющую систему. Была на пульте у ГН;а любимая ручка, которую он часто крутил и в азарте сбивал параметры, заботливо поддерживаемые операторами.  В конце концов те отсоединили от ручки все проводки. И теперь "ручка ГН;а" ни на что не влияла. А он все так же   приходил в пультовую, следил за показаниями приборов и начинал крутить "свою ручку". Потом победно оглядывал дежурных: "Ну вот, теперь хорошо"…
Итак, мы с редактором долго обсуждали, как выстроить этот материал. В редакционную "кухню" входили тогда, помимо пишущих машинок, бумага, ножницы и клей, а мозги - в качестве приправы. И было решено полностью переработать мой "хронометраж", усилив его публицистическое звучание.. Сказано - сделано. Окончательный вариант текста Флеров принял с первого предъявления, что, как убедился я позже уже в качестве соавтора ученого, бывало далеко не часто.
Второго марта, в день юбилея академика, вышел мой  эксклюзив в нашей газете и его сокращенный вариант - в "Комсомольской правде". Правда, в центральной молодежной газете заголовок "Многовалентный Флеров" изменили, не согласовав со мной, на "Один день директора", но что попишешь, у каждого органа свои издержки… В 2003 году этот текст, несколько переработанный, вошел в мою книгу "Беседы о Дубне", в главу под названием "Знакомых улиц имена", посвященную "отцам-основателям".

…К концу того самого дня, в который мне выпала роль стать тенью ученого, я был выжат, как лимон, а 70-летний Георгий Николаевич - свеженьким, как огурчик. Когда я собрался уходить, он достал из директорского портфеля оттиски свежих статей и предполагал еще поработать. А ранним утром, как обычно, кого-то из его сотрудников разбудил телефонный звонок: "Не кажется ли вам, что мишень слабовата, ведь скоро мы повысим интенсивность пучка?".

Главное в жизни ученого - темп, писал я, вдохновившись общением и стараясь донести до непокорного листа бумаги обаяние личности Георгия Николаевича. Темп и - чувство времени. Трудовой путь  Флерова начался в первый год первого пятилетнего плана. "Время, вперед!" - этот девиз определял атмосферу, в которой формировался характер будущего ученого.

О молодом Флерове рассказывали, что, когда И. В. Курчатов взял его к себе стажером, то приобрел преемника по "спринтерскому бегу": новый сотрудник с таким азартом мчался по институтским коридорам, что все от него буквально шарахались. Спорт всегда играл не последнюю роль в жизни Георгия Николаевича. Вот и в тот памятный для меня день он говорил, слегка перефразируя известную фразу Гете: "Лишь тот достоин жизни и здоровья, кто каждый день идет за них на бой". С этими словами не спеша спускался в воду, проплывал четыре круга попеременно брассом и своим любимым народным стилем "на боку", делал зарядку. Потом подходил к тренерскому столику, где установлен телефон, набирал номер:

- А знаете, что я придумал? Может быть, взять лавсан толщиной пятьдесят микрон? Давайте посмотрим, что это может дать...
Несколько минут продолжался телефонный разговор. Рабочий день начался и для кого-то из сотрудников.

Когда эта книга готовилась к изданию, я встретился с сыном Георгия Николаевича в московской квартире, где был последний раз, когда ГН визировал  рукопись нашей брошюры "Эти вездесущие ионы", и Николай Георгиевич передал мне некоторые материалы из архива отца - почтовые открытки, фотографии, рукописи, газеты, фонограммы  интервью  корреспонденту английского ТВ и немецкому журналисту Хайнеману. Услышав на пленках знакомый голос, я как будто снова перенесся в те времена, когда мы встречались во флеровском коттедже в Дубне для работы над рукописью… Но оставим эмоции. Расшифровав фонограммы, я нашел фрагменты, которые как бы подытоживали эту разностороннюю и яркую жизнь, и решил привести их здесь, ничего не меняя: как сказано, так сказано, и главное, чтобы было услышано.

…Я был моложе на десять лет Курчатова, и сейчас остаюсь таким же, моложе на десять лет. И поэтому бегал лучше. И по секундомеру я на пять секунд его опережал. Очень я гордился, надувался - это бывает иногда - а Курчатов мне сказал: "Ну что ж, бегаете вы лучше меня. Но это не физика. Вот, физика будет в том, если вы сделаете так, чтобы не нужно было бегать". И тогда я засел за радиотехнику, с азов, так же как Курчатов. Ученики ведь подражают учителю…

Разносторонность интересов директора лаборатории поражала воображение многих. В книге "На пути к сверхэлементам", которую он написал вместе со своим сотрудником кандидатом физико-математических наук А. С. Ильиновым для "Библиотечки Детской энциклопедии", выходившей в издательстве "Квант", на карте земного шара указаны места, в которых были взяты образцы для поиска сверхтяжелых элементов. Метеориты, руды, минералы, вулканическая лава, геотермальные воды, железомарганцевые конкреции со всех концов света - только ледовый материк Антарктида, кажется, не подвергся "атакам" физиков ЛЯР, направлявшихся Г. Н. Флеровым в экспедиции для поиска сверхтяжелых элементов в природных образцах.
Столь же широким был и охват "полей посева" - около 90 организаций страны использовали в практике результаты ядерно-физических исследований ЛЯР. Об этом было и утреннее совещание, в котором участвовали сотрудники отдела прикладной ядерной физики. Рядом с Георгием Николаевичем чувствовалось, как сжимается, уплотняется время, потому что дела десятков людей, которые он направлял, в конечном счете распространялись на тысячи людей и дел. "Абстрактные" научные открытия, по глубокому убеждению Флерова, всегда влекут за собой цепь важных практических применений. В тот день, рядом с ГН, я впервые начал понимать, что многое из того, чем он занимается сегодня, начиналось еще давно…

…В Казани в эвакуации было больше половины Академии. Было холодно, голодно, ничего делать было нельзя, а тут какие-то фантазии. Поэтому отношение было холодное, особенно имея в виду, что Курчатов в этот момент в Севастополе занимался минами. И я, значит, в одиночку убеждал: оставьте то, что  кажется очень важным сегодня, а займитесь выяснением, какая должна быть бомба, чтобы, может быть, помешать немцам сделать эту бомбу. После доклада я сначала лично с Иоффе беседовал, а потом с Капицей, он мне сказал: "Вы сейчас один, а вдвоем с Курчатовым - большая сила. Напишите ему письмо". Это письмо я написал, изложив свои соображения, почему и что нужно делать. Ну, и, даже тогда, в той обстановке, как-то фантазируя… Там была конструкция вот этой самой… атомной бомбы, которая в общем совпала с тем, что американцы использовали в Хиросиме.
В научной работе, в общем, как в шахматах, за одним ходом должен следовать следующий, потом следующий, - логика должна быть одинаковой. Я в этом убедился в Вашингтоне, когда мы выступали с докладами о том, что делалось в каждой стране, и  увидели, что делали то же самое…

- Каков бюджет вашего завода? - несколько врасплох застал вопрос академика очередного гостя-практика, директора завода с полуострова Челекен, где размещались установки ЛЯР для анализа геотермальных вод. - Ну, а мы до последнего времени больше тянули из государства. Но с помощью ядерных фильтров расходы окупаются с избытком.

- К сожалению, Дубна - город мононауки, говорил он чуть позже, отвлекшись от сиюминутных дел, бумаг, распоряжений. - От этого же страдают и другие научные центры - Протвино, Пущино. И сейчас эта односторонность определенным образом начинает сказываться. Не случайно же очень интересные работы делаются в Новосибирске, в тех точках роста науки, которые лежат на границах многих областей знаний. Сейчас ощущаю: задачи, которые дают результат, должны основываться на многих достижениях. Очень хорошо, что к нам едут геологи, биологи, геохимики. И науку начинают уважать в горнорудных карьерах, шахтах, рудниках, геологических партиях, а наши сотрудники сами идут к практикам, советуются с ними, демонстрируют преимущества новых методов. Ведь практиков порой необходимо заставить повернуть к тому новому, что с примерной периодичностью в два года появляется в ядерной физике.

Голос корреспондента: Как вы представляли себе в 1945 году, сколько времени вам потребуется для  получения управляемого деления реакции?

Голос Флерова: Каждый по-своему. Но Курчатов вел себя так, как будто он действительно все знает, что все получится и получится быстро. Хотя на самом деле он сомневался, конечно, больше, чем мы. Но он понимал, что сомнение начальника скажется на работе подчиненных. Хотя все-все, в общем, висело на ниточке. Но вот я рассказывал, что геологи только в 45-м году нашли достаточное  количество урана. Из Германии было получено мало, из Чехословакии - мало. Советский уран был получен именно в 1945 году, когда пошли партии, когда дозиметры давались военным и школьникам, когда науку привлекли: ищите,  потом будете объяснять. И, действительно, нашли…

С сорок пятого года после Хиросимы и Нагасаки мы продвигались большими шагами. Если (для работ по проекту - Е. М.) сначала отозвали сто человек, то потом  это были тысячи, десятки тысяч, и очень резонно Курчатов не сюда вытягивал людей, а в своих институтах ставил задачи, и тех, кто лучше работает, уже потом вытягивал к себе. Если я скажу, что к концу Атомного проекта уже сотни тысяч людей были (заняты в нем -  Е. М.), я думаю, что вот так. В той или иной степени связанных общей проблемой.

В течение дня в своем кабинете, в коридорах лаборатории, в комнатах физиков директор подсказал немало идей, дал адреса, куда можно обратиться за помощью или, наоборот, где можно помочь. "Работала" та самая география, которая десятками нитей связывала лабораторию со многими уголками мира. "Работал" тот самый опыт, который пришел к одному из помощников Курчатова в годы "ядерного штурма".

На занятии методологического семинара Георгий Николаевич обратился к каждому из докладчиков с вопросом: что из сделанного вами имеет значение для применения в смежных областях науки, в практической деятельности? И сам задал общий тон:

"Мы должны сегодня очень остро ставить вопрос о добросовестности ученого, повышении его отдачи. Недавно в Госкомитете по науке и технике взяли под контроль несколько открытий, имеющих существенное значение для практики. Оказалось - они либо не внедрялись, либо процесс проходил так медленно, что со временем пропадала необходимость в этих работах. Не знаю, как вы, а я спросил себя: что же я сделал?.. Думаю, надо продолжать исследования, которыми мы занимаемся, и постараться довести до практического использования их результаты.
Немного раньше, отвечая на другие вопросы: почему вы постоянно охвачены новыми планами, новыми идеями? не возникает ли у вас желания отдохнуть или заняться более спокойной деятельностью? - ГН в книге о сверхэлементах написал: "Мне кажется, можно дать простой совет, который поможет найти ответ на такие вопросы. Нужно выбрать минутку, посмотреть на свое дело со стороны и подумать, много ли еще осталось сделать по сравнению с тем, что уже сделано. Если меньше или примерно столько же, то, возможно, и стоит поискать какое-нибудь другое занятие".
 
Здесь все было ясно. Не ясно было только одно: когда это Георгий Николаевич находит-таки свободную минутку, чтобы остановиться и оглянуться...

Голос корреспондента:  Были вы на первом советском испытании? Можете ли вы описать его и подготовку к нему?

Флеров:  Пленки не хватит. Был. И поскольку стоял мой детектор, следил за тем, не получится ли отклонение от проектного значения. Поэтому,  естественно, я там был. Последним спускался с башни. И потом вместе с Курчатовым был в каземате. И когда взрыв уже получился,  Курчатов  в этот момент, видимо, снял с себя это страшное напряжение: выйдет - не выйдет. Десять процентов было за то, что не получится. Он выскочил из каземата и закричал: "Получилось! Получилось!" Такие слова. Однако облако пыли пошло на каземат, я тоже в состоянии возбуждения, хотя, примерно, коэффициент был ноль, семь от Курчатовского, но, тем не менее, схватил его в охапку и затащил в каземат. Вот как все это было. То, что запомнилось.

Слово "темп", столь популярное в тридцатые годы, заканчивал я свой рассказ об одном дне директора, определяет стремительный ритм современной ядерной физики, а крылатое "Время, вперед!" реет над каждым будничным ее днем. Обычным днем, когда не разбиваются о магнит нового ускорителя бутылки с шампанским, не раздаются возгласы "Эврика" и не присуждаются Государственные премии...

В лаборатории, которая носит его имя, светлый образ учителя сохранился в памяти многих. Преемник Георгия Николаевича академик РАН Юрий Цолакович Оганесян так характеризует первого директора: "Незаурядная личность, физик от Бога, человек убежденный, страстный, решительный, целеустремленный, обладавший фантастической научной интуицией и владевший даром увлекать своими идеями многих воспитанных им ученых, он основал новое научное направление - физику тяжелых ионов... Личность этого человека во многом определила научное лицо и исследовательский почерк лаборатории".

Он был горячим патриотом Дубны, и хотя прекрасно видел все недостатки, связанные с "однобоким" развитием центра мононауки, и никогда не декларировал свою любовь к этим местам, в которых очутился по воле своего научного руководителя И. В. Курчатова, - тот огромный багаж, который оставил ГН своим преемникам, будет служить еще много лет. Так же как на многие годы и эпохи в Периодической таблице элементов прочно занял свое место один из новых элементов, открытый в ОИЯИ под его руководством и названный Дубнием.

"Эти вездесущие ионы", или О плодах светоносной науки

Описав в 1983 году один день академика Флерова, я еще не предполагал, что вскоре нас вновь сведет судьба и мы станем соавторами научно-популярной брошюры, посвященной практическим приложениям методов, развитых в исследованиях по физике тяжелых ионов.

В 80-е годы издательство "Советская Россия" выпускало серию небольших книжечек в мягкой обложке, которая называлась "Наука - народу". В качестве авторов этой серии привлекались ученые и журналисты, писатели, которые "на два голоса" достаточно популярно излагали современные  научные идеи и технические решения. В редакции научно-популярной литературы, куда я пришел с предложением, мою заявку восприняли благосклонно - имя академика Флерова и здесь производило магическое действие, открывало все двери. Заручившись поддержкой в издательстве, я пришел к Георгию Николаевичу с проектом плана-проспекта и авторской заявки в издательство. Посоветовав кое-что изменить и подправить, Георгий Николаевич неожиданно легко согласился на подготовку брошюры… Однако наша совместная работа оказалась долгой и кропотливой. Первоначальный замысел изменился неузнаваемо. В последней, четвертой редакции, едва ли осталась четверть от первого варианта.

Сейчас, уже много лет спустя после благополучного завершения той работы, перебирая в памяти все ее перипетии, я вряд ли согласился бы снова начать "бесконечные хлопоты эти", как пелось когда-то в песне про газетчиков. Георгий Николаевич оказался, мягко говоря, очень беспокойным соавтором. Наверное, если бы мне довелось тогда попросить совета у Александра Ильинова, который работал вместе с ГН над книжкой "На пути к сверхэлементам", я бы отказался от намеченной миссии. Но Саша к тому времени уже из Дубны уехал, а некоторые замечания "по поводу такого соавторства" от сотрудников Флерова я услышал гораздо позднее, когда была пройдена примерно половина пути и перелопачены многие книжные страницы, записаны флеровские монологи и его ответы на мои вопросы.

Но, в конце концов, как говорил один древний философ, в нашем диалоге с жизнью важен не наш вопрос, а ее ответ. За плечами Георгия Николаевича была жизнь с ее неожиданными поворотами, я же только задавал вопросы да переписывал  некоторые свои репортажи из Лаборатории ядерных реакций.   В них (репортажах) шла речь о том, как запустили в ЛЯР ускоритель ИЦ-100, модернизированный в последние годы и вновь работающий сегодня, как сложен и многогранен процесс производства ядерных мембран, как детекторы, созданные для поиска следов ядер, приспособили для предсказания землетрясений, как с помощью микротрона анализируют процентный состав азота в злаках, как развивается в Дубне радиационное материаловедение… Многое из описанного тогда подпадает под сегодняшнее определение нанотехнологий, лишний раз подтверждая прозорливость Георгия Николаевича. Первоначальный охват "полей посева" оказался чрезвычайно широким, но уже к третьей редакции брошюры, совершенно отказавшись от заявленного издательского плана, Георгий Николаевич оставил только одну, но магистральную тему - ядерные мембраны: их получение и применение.

Сейчас я, кажется, понимаю причину: таков стиль лаборатории, заданный ее основателем, - сосредоточивать все усилия на главном направлении, отметая все второстепенное,  идти своим путем…

Процесс писания казался вначале простым: вечерами мы собирались у Георгия Николаевича в дубненском доме, по выходным иногда встречались в московской квартире или "методическом кабинете" в доме на Соколе, построенном для курчатовских сотрудников во времена "ядерного штурма". Флеров щедро разбрасывал образы, идеи, вспоминал эпизоды яркой своей жизни. Кое-какие факты и сюжеты заимствовались из научных докладов, популярных статей в периодике. Потом все написанное в очередной раз подвергалось нещадной критике.

Текст этот передавался из рук в руки, был объектом строгой экспертизы коллег и учеников академика. Для себя я понял, что было два круга консультантов - "малый", дубненский, и большой, московский академический. Потому все так затянулось, пока, наконец, в один прекрасный весенний день в московской квартире не была поставлена последняя точка. Историю создания этой брошюры я изложил в предисловии к изданию, которое в 1998 году было напечатано… в издательском отделе ОИЯИ, хотя по планам "Советской России" намечалось на 1990 год. Но - план издательства в то время трещал по швам, не было бумаги, издательство было вынуждено пойти на расторжение договоров с большинством авторов…

Кое в чем к моменту ее выхода эта книжечка, конечно, уже устарела. Развитие ядерно-физических технологий не стоит на месте. Хотя я вижу несомненную роль академика Флерова, как и основателей других научных школ в нашем Институте, в том, что Дубна выиграла в начале 2006 года российский конкурс на присвоение статуса Особой экономической зоны. Однако мне эта брошюра и сегодня дорога тем, что сохранила мысли и идеи Георгия Николаевича о развитии науки, ее практическом значении. О необходимости ее перестройки. О гибельных для науки административно-чиновных подходах. О новых планах и надеждах. Он по природе своей был оптимистом.

Строки эти писались в первые годы перестройки (сейчас это название часто заключают в кавычки). Жизнь бурлила ключом. Духовное освобождение несло надежды, что творческий труд превратится, наконец, в главный смысл жизни.

Георгий Николаевич очень ждал выхода "Этих вездесущих ионов", предвкушал, как разошлет брошюру своим коллегам, друзьям, смежникам, которых у него было великое множество. Огорчался, когда в издательстве в очередной раз отвечали, что выпустить брошюру с иллюстрациями нет технической возможности. "Ну, ничего, - говорил он себе в утешение. -  У Туманова есть прекрасные фотографии, мы разошлем их вместе с книжкой по всем адресам".

В Дубне и издательский отдел ОИЯИ, и Юрий Туманов, и я постарались учесть пожелания Георгия Николаевича. Жалко, конечно, что это случилось так поздно. И все же, оставшиеся на страницах этой брошюры размышления ученого, мечтавшего еще при своей жизни получить "плоды светоносной науки" и всеми силами добивавшегося воплощения этой цели, - и сегодня представляются современными и своевременными, характеризуя образ мыслей одного из ярких представителей плеяды первопроходцев.

Нет-нет да и вспоминаются мне вечера в коттедже Георгия Николаевича, что мы провели вместе над рукописью "Этих вездесущих ионов", вспоминаются сказанные им слова: "В науке очень важно идти своим путем, пусть рискованным и трудным, но лишь на этом пути могут быть одержаны настоящие победы. Они не только обогатят мировой запас научных знаний, идей, результатов, но и будут ярким выражением нашего бойцовского духа".

Он ставит на стол печенье, достает коробку с пакетиками чая и, прежде чем начать работу, предлагает:
- Давайте-ка, Женя, сначала чаю выпьем…

Хроника последних лет,
или "Нет времени для разбега, есть время для прыжка"

Что было дальше? Попробуем восстановить ход дальнейших событий по подшивкам газеты "Дубна" второй половины восьмидесятых - начала девяностых, на которых сохранились если не автографы, то явные следы кипучей деятельности академика Флерова, прерванные лишь его неожиданной для всех кончиной…

В январе 1986 года дирекция Института вместе с руководством Института ядерных исследований в Троицке организовала для членов Ученого совета экскурсию на строящуюся Московскую мезонную фабрику -  выездное заседание-семинар. Создававшийся там ускорительный комплекс был колоссальным сооружением, и экспертов из стран-участниц ОИЯИ, руководителей ведущих научных направлений нашего Института заинтересовало очень многое из увиденного и услышанного. В Троицк отправились рано, а в Дубну вернулись только поздним вечером. На выходе из автобуса и в холле гостиницы я решил записать последние  короткие интервью-впечатления. В том числе подошел и к Георгию Николаевичу.

- Завтра мы с Юрием Цолаковичем Оганесяном обсудим кое-какие идеи, которые использованы на  ускорителе в Троицке, - сказал он. - Вероятно, их можно будет применить на наших циклотронах. Очень интересные работы. Очень молодой, способный на большие дела коллектив создан в Троицке.

С высоты своего научного и жизненного опыта он строго и четко отфильтровал впечатления дня, чтобы вернуться к ним завтра, перелив в очередные действия. А лаборатория жила в те дни главной задачей - коллектив шел на штурм 110-го элемента. Вовлеченный в этот драматический процесс, я, бывало, по полдня проводил в этой  лаборатории, встречался с химиками, физиками,  конструкторами, ускорительщиками, записывал в блокнот ключевые фразы, которые складывались в короткие рассказы о людях, чуждых всякого пафоса, но осознающих, тем не менее, важность своего дела.
 
Мой репортаж, опубликованный в газете 26 февраля 1986 года, назывался просто: "На пути к 110-му". Это был очередной этап "ядерного штурма", и на собрании коллектива лаборатории директор подчеркивал, что эксперименты по синтезу 110-го "требуют от нас максимальной мобилизации усилий, так как западногерманские физики в Дармштадте планируют лишь через два месяца начать сеансы на своем ускорителе, также нацеленные на  синтез 110-го элемента". Конкуренты дышали в спину - здесь были и спортивный азарт ожесточенного состязания, и выверенный расчет, и высокая надежность работы всего коллектива. Об операторах на циклотроне У-400 физики говорили мне: "Золотой народ. Абсолютно надежный. Их волнует не только работа ускорителя, но и конечный результат - исход наших экспериментов". И не случайно, оценивая первые итоги, Георгий Николаевич подчеркнул:

- В последнее время значительно возрос энтузиазм людей, которые работают на главном направлении… Это напоминает мне период 60-70-х годов, когда в лаборатории был синтезирован ряд новых элементов. Может быть, на эту атмосферу подъема оказали влияние и другие достижения, например, создание ускорителя ИЦ-100, которое показало, что у нас есть еще порох в пороховницах (хотя мы мирные люди). Во всяком случае, коллектив ЛЯР вновь показывает, что умение сконцентрировать  усилия на главных в данный момент направлениях может дать хорошие плоды. Думаю, что за 110-м нас ожидают последующие элементы, с синтезом которых тесно связаны перспективы лаборатории.

Но не все так ладно складывалось в "датском королевстве" (каламбуря, мои друзья в ЛЯР после выхода газетных материалов к юбилеям Флерова и Оганесяна, ряда других "юбилейных" статей, окрестили меня "датским" журналистом, то есть приурочивающим свои материалы к памятным датам).  4 февраля 1987 года была опубликована  моя корреспонденция "Активность мнимая и действительная". В ее основу был положен один из редких прецедентов, когда публичной критике на общелабораторном партсобрании подверглись не только "руководящая и направляющая сила" в лице партбюро, но и основатель лаборатории. Три оратора были настроены особенно по-боевому, а один из них, наиболее горячий "борец за перестройку", уже имел в своем личном архиве более трехсот страниц писем-жалоб в разные инстанции и ответов на них.

Своими точными аргументами и фактами выступившие на собрании в ответ на критику сотрудники свели эмоциональный запал "ниспровергателей" на нет. Не обращая внимания на выпады в свой адрес ("в лаборатории сложился плохой моральный климат"), Г. Н. Флеров сообщил, что дирекция лаборатории распространила среди руководителей научных тем анкету, которая позволит проанализировать состояние и перспективы развития научно-исследовательских работ, сделать выводы.. Своеобразной "госприемкой" при оценке новых проектов, результатов проведенных работ, по мнению директора лаборатории, может стать участие в этом экспертов - ведущих ученых других лабораторий, институтов мира. Сегодня эта практика работает уже на  уровне общеинститутских программно-консультативных комитетов по основным научным направлениям, а в Ученый совет входят эксперты из ведущих научных центров.

С собрания расходились поздно. В коридорах, кабинетах все еще обсуждали все перипетии. "Небось, мое выступление не напечатаете?" - спросил возле проходной один из горячих "борцов за перестройку". - "Отчего не напечатаем? С точностью, как говорится, до смысла".

Когда я перечитал эту корреспонденцию двадцать лет спустя, мне не было стыдно за написанное…

Шутливое прозвище "датского" журналиста навеяло воспоминание, которое связано с материалами, выходящими за заявленные хронологические рамки, но, мне кажется, они пополнят новыми личностными штрихами газетную хронику.  Это были "несколько рассказов - о кавалере ордена Ленина, лауреате Государственной премии СССР,  механике Лаборатории ядерных реакций Василии Максимовиче Плотко, записанных со слов его коллег". Юбиляр (ему исполнялось 60 лет) был в отпуске, когда я готовил этот материал, потому и обратился к его коллегам и соавторам за помощью. Вот что рассказал о Плотко Георгий Николаевич:

"Когда я впервые познакомился с Василием Максимовичем, то узнал, что он по специальности геодезист. Но еще о том, что у него есть старый мотоцикл, который он поддерживает в идеальном состоянии. Значит, человек понимает и любит технику, металл. Такие люди нам всегда были нужны.

Изобретательство  у Плотко всегда конкретно связано с насущными задачами лаборатории. На основании многолетних наблюдений могу сказать, что Василий Максимович - человек образцовый во всех отношениях. Всем известны его постоянная готовность придти на помощь, беззаветная преданность делу. Его работа близка по своей сути к научной работе, но, в счастью,  избавлена от того, что называется эгоцентризмом и иногда сопутствует последней" (1979).

Такие слова академика о рабочем-механике дорогого стоят. Они даже раскрывают его (директора лаборатории) принципы "работы с кадрами". Узнал, например, что старый мотоцикл поддерживает в идеальном состоянии, или в геодезии разбирается, - и дальше с помощью метода дедукции нетрудно догадаться, чего человек стоит как специалист и что может он дать лаборатории. А если к такой дедукции - да еще и легендарная флеровская интуиция…

Кстати, из рассказов сотрудников лаборатории мне было известно, что с каждым из новичков директор обязательно беседовал при приеме на работу лично. Так попал "на ковер" к Георгию Николаевичу и выпускник Горьковского госуниверситета Владимир Кутнер. Это было 13 августа 1968 года. Дипломная работа выпускника по теоретической ядерной физике заинтересовала академика. Но первый же вопрос несколько огорошил свежеиспеченного физика-теоретика:

- А вы знаете, что такое  масляный вакуумный насос?

- Знаю, Георгий Николаевич, в университете учат всему, - не растерялся
Володя.

- Ну вот и хорошо. А сейчас, - директор обратился к своему заместителю, - Женя, покажите молодому человеку лабораторию

Все впервые увиденное было очень интересно. Особенно работы, которые выполнялись в секторе Евгения Денисовича Донца.

- Нет, Володя, вы не угадали задумку Георгия Николаевича, - сказал интригующе Евгений Дмитриевич. -  Скорее всего, вам предстоит заниматься ионными источниками. Этой группе сейчас нужен молодой физик.

Так начался первый "личный" штурм В. Б. Кутнера в лаборатории, научный стиль которой можно охарактеризовать гетевской формулой "бури и натиска"…

Август, пора отпусков. Трехнедельный отпуск, положенный молодым специалистам, пришлось сокращать до трех дней. "Медовый месяц" у молодоженов Володи и Нелли не состоялся.

- Вы еще успеете отдохнуть, Володя, а сейчас у нас очень горячее время. - Вторая беседа с директором была уже вполне конкретной. - Нам нужны новые пучки ионов, чтобы проводить новые эксперименты. Попробуйте получить двенадцатизарядный ксенон…

И не просто получить, но и добиться рекордной интенсивности в 10 микроампер. Задача для теоретика нетривиальная. Но рядом были учителя - А. С. Пасюк, Б. Н. Марков, В. М. Плотко, лауреаты Госпремии, был разработанный в ЛЯР уникальный стенд. Была увлекательная работа с плазмой - солнечной материей, сосредоточенной в объеме карандаша и имеющей температуру 1.140.000 градусов Цельсия. И на нее можно было посмотреть!

В общем, первая задача была выполнена. И ГН потребовал немедленной публикации. Этот первый препринт В. Б. Кутнера в ОИЯИ был самым коротким - полторы странички.

В дальнейшем ставились и решались сверхзадачи уже иного уровня, но по-прежнему стиль работы команды, которую со временем возглавил Кутнер, определялась девизом: "Нет времени для разбега, есть время для прыжка". Цитирую Володю и вдруг понимаю, что по духу фраза очень близка его учителю -  Г. Н. Флерову…
(1995).
Но вернемся в наши хронологические рамки - конец 80-х. Отмеченная коллегами Георгия Николаевича еще в молодые годы его "многовалентность" с годами отнюдь не ослабевала. 11 февраля 1987 года газета опубликовала большой отчет с совещания по мультинейтронным системам - исследованию ядер, состоящих из одних нейтронов. Георгий Николаевич с интересом участвовал в этом совещании и прокомментировал свою заинтересованность:

"Для меня это совещание является особенным. С одной стороны, оно пробудило воспоминания, связанные с пуском в нашей стране первого реактора нейтронов, с другой стороны, открыло перспективы исполнения самых смелых замыслов сегодняшнего дня, связанных с экспериментальным обнаружением многонейтронных ядер. Когда около сорока лет назад под руководством И. В. Курчатова был пущен реактор,  в течение нескольких дней "в порядке отдыха" после напряженного пускового периода на нем велись поиски бинейтрона. Это был предел мечтаний ученых той поры. Сегодня результаты некоторых  теоретических исследований говорят о возможности существования четырех-, пяти-, шестинейтронных систем. Слово - за экспериментом.

В нашей лаборатории есть все условия для проведения таких исследований - мощные пучки тяжелых ионов,  развитые химические методы, низкофоновые установки. Есть предложения ускорять на циклотроне ядра трития до энергии 50 МэВ на нуклон, и тогда, возможно, будут зарегистрированы "нейтронные капли" и другие экзотические объекты...

Вот почему я на два дня оставил все дела и постарался не пропустить ни одного доклада. На мой взгляд, совещание дало ответ на главный вопрос: как дальше развиваться этой области ядерной физики. В научной программе нашей лаборатории, наряду с синтезом сверхтяжелых элементов (а сейчас идут контрольные эксперименты по 110-му), с традиционным поиском спонтанных излучателей в природных образцах, поиск и изучение "сверхтяжелых" изотопов легких ядер заняли достойное место. Может быть, некоторым скептикам обсуждавшиеся на совещании идеи показались даже фантастическими. Но нет предела человеческим знаниям и дерзаниям!"

Но 110-й по-прежнему остается приоритетной задачей ЛЯР - 9 августа 1987 года Г. Н. Флеров публикует в еженедельнике "Дубна" большую (по газетным меркам) статью, фактически, программную, - "110-й элемент: новый путь к синтезу сверхтяжелых". Процитирую лишь некоторые ее фрагменты.

"110-й элемент имеет для нас особое значение, эксперименты по его синтезу показали, что мечта физиков и химиков - достижение "острова стабильности" - близка к воплощению…

В многочисленных горячих дискуссиях у нас в Дубне сформировалась своя точка зрения, как дальше идти к новым элементам. Правильность этого пути вначале вызывала сомнения даже у нас самих. Оказалось, что он очень сложен, но не безнадежен. Нужно было исследовать реакции совершенно нового типа: урановую мишень бомбардировали ускоренными ядрами аргона. Образующиеся ядра 110-го элемента буквально тонули в фоне ядер-имитаторов (так можно назвать ядра легких элементов, имитирующих свойства 110-го). В то же время ожидаемый выход элемента 110 вряд ли мог составить больше нескольких атомов в сутки…

Синтез 110-го элемента открывает перспективы продвижения в новую область Периодической системы. По сути дела, теперь у нас есть метод, который позволяет получать многочисленные изотопы, идти дальше - к элементу 114. В настоящее время мы обладаем интенсивными пучками ионов, мощными методиками, необходимыми для решения этой задачи. Это обязывает ко многому. Но мы не хотим оставаться монополистами в своей области научных исследований. Развивая дальше сотрудничество с научными центрами стран-участниц ОИЯИ, мы обратились к ученым и из других лабораторий, в которых проводятся эксперименты по синтезу новых элементов, с предложением участвовать в совместных исследованиях в Дубне".
Наверное, это был решающий этап «ядерного штурма» - Дубна, Беркли, Дармштадт, а позднее и присоединившиеся к ним японские ученые перешли от конкуренции к сотрудничеству, начав активный обмен идеями, аппаратурой, результатами, откликаясь на предложение Дубны.

…Мы в нашей газете никогда не были в общепринятом смысле этого слова журналистами, хотя работали в разных жанрах - репортаж, корреспонденция, очерк. В наши вопросы к ученым мы чаще всего вкладывали то, что от нас желали услышать собеседники. Просто мы знали, на какую аудиторию работаем. "Затейливость" наших вопросов читателей не волновала - им были важны ответы. И к 75-летию Георгия Николаевича я "обнаглел" до того, что подготовил "заочное" с ним интервью, использовав уже готовые к тому времени наработки для брошюры "Эти вездесущие ионы". В тексте отчетливо вырисовывалась его гражданская позиция, там были его мысли, его характерный почерк. ГН даже сказал мне какие-то приятные слова, визируя для газеты этот материал ("Путь к прогрессу - через дерзание", 1989).

В коротком газетном отчете о научном семинаре, приуроченном к 75-летию ученого ("Дубна", 16 марта 1980), перечисление выступивших заняло  большой  абзац...  Все это были сподвижники, коллеги, ученики, "облученные" Флеровым, затянутые в его многовалентные орбиты на разных этапах научного творчества.

Георгий Николаевич поделился на семинаре своими мыслями о перспективах развития основных научных направлений, над которыми работает коллектив ЛЯР, использования методов ядерной физики в смежных областях науки, техники, народного хозяйства.

Наступил 1989 год. Лаборатория ядерных реакций прощалась с одной из самых заслуженных своих базовых установок - циклотроном У-300, верой и правдой служившим науке и практике почти тридцать лет. В тот мартовский день  немало было сказано и грустных, и ободряющих слов. "Прощай, молодость!" - говорили ветераны ЛЯР, для которых с первыми экспериментами на этом циклотроне была связана романтическая пора надежд, энтузиазма, дерзаний и открытий.

Из Ленинграда пригласили конструктора У-300 - главного научного сотрудника НИИЭФА имени Д. В. Ефремова Ивана Федоровича Малышева. И почетный директор ЛЯР Г. Н. Флеров вспомнил, как лет двадцать назад оппонировал на его защите в Ленинградском физико-техническом институте. Защита проходила в просторном зале, где нашлось даже место для большой высоковольтной установки Но если бы здесь пришлось собрать чертежи, изготовленные Иваном Федоровичем и его сотрудниками, то вряд ли они поместились бы в этом  необъятном помещении… (Это подлинные слова ГН, сказанные на "прощальном митинге"). А теперь И. Ф. Малышева привели в лабораторию не только общие воспоминания, но и стремление помочь коллегам в Дубне создать циклотрон У-400М, который займет место своего предшественника. А У-300 останется и в памяти ветеранов, и в сознании молодежи одной из важных вех истории не только ЛЯР, но и становления и развития физики тяжелых ионов… (12 апреля 1989)

Следующая веха в истории лаборатории и биографии ее почетного директора -  присуждение группе сотрудников ЛЯР в составе большого авторского коллектива премии Совета министров СССР за разработку и внедрение систем подготовки особо чистой воды на основе мембранного метода микрофильтрации в производстве изделий микроэлектроники. 9 августа 1989 года Георгий Николаевич  прокомментировал вклад своих дубненских коллег:

"В нашей лаборатории созданы научные основы метода и доказана высокая эффективность применения ускоренных тяжелых ионов для промышленного производства ядерных мембран. Комплекс оборудования, разработанный у нас для производства ядерного фильтровального материала, включает установки для облучения, физико-химической обработки,  контроля, а также специализированный ускоритель ИЦ-100.

Внедрение фильтровального оборудования в технологию производства изделий микроэлектроники позволило обеспечить выпуск изделий с высокой степенью интеграции, практически полностью отказаться от закупок соответствующего оборудования за рубежом…"

"50 лет с делением". Встречи на земле Америки" - так называлось  интервью профессора Юрия Цолаковича Оганесяна, который вместе с Георгием Николаевичем принимал участие в международной конференции «50 лет открытия деления ядра», проходившей в  Вашингтоне 26-28 апреля 1989 года (23 августа 1989)...

- Академик Г. Н. Флеров сделал интересный доклад об основных этапах развития ядерной физики в СССР до 1941 года, - отметил Ю. Ц. Оганесян - и, к моему удивлению, совсем мало рассказал об открытии спонтанного деления ядер, показав, что оно явилось звеном в той цепи бурно развивающихся научных событий в области ядерной физики, которые имели место в нашей стране в конце 30-х годов. Доклад Георгия Николаевича, который встретили долгими аплодисментами, закончился словами: "Затем началась война"…

Последний год…

1990-й для коллектива ЛЯР начался с продолжения прежних дел: монтаж магнита ускорителя У-400М закончили и начали подготовку к магнитным измерениям. Об этом рассказал в первом номере газеты главный инженер лаборатории И. В. Колесов. А для ученых серьезной проверкой на прочность стало проведенное в ЛЯР с 12 по 19 февраля совещание группы экспертов международных союзов по чистой и прикладной физике и химии (ИЮПАП и ИЮПАК) с авторами работ по синтезу новых элементов с атомными номерами 102 - 110. Заседание группы в ЛЯР, как сообщил в газетном обзоре В. Михеев ("Дубна", 21 марта 1990), началось с обзорного доклада Г. Н. Флерова, посвященного развитию ядерной физики в СССР. Ведущие ученые лаборатории сделали доклады по основным направлениям синтеза сверхтяжелых элементов. На своем заключительном заседании члены  экспертной группы  отметили хорошие условия, созданные в ЛЯР для их работы, большое количество информации, которое они получили, открытость авторов дубненских работ, их желание объективно представить свои результаты. Завершить работу первого этапа работы группы экспертов предполагалось в Праге - выработкой критериев открытия трансфермиевых элементов.

Дальше - совсем другая тема, возвращающая читателей газеты к трагическим событиям четырехлетней давности, связанных с Чернобыльской катастрофой. Всем, кто знал Георгия Николаевича, было известно, как близко к сердцу он воспринял эту трагедию, как много сил потратил на то, чтобы диффузионные респираторы, или "искусственное легкое", придуманное и сделанное по его заданию соратником по "Атомному проекту" Евгением Дмитриевичем Воробьевым, послужило защитой для ликвидаторов аварии. 25 апреля 1990 года этот факт и другие отметил в своем интервью "Чернобыль. Четыре года спустя…" ведущий научный сотрудник отдела биофизики ОИЯИ профессор Владимир Иванович Корогодин, основатель радиобиологического направления в ОИЯИ:

" В Дубне накоплен большой опыт создания трековых систем для оценки альфа-распада различных излучателей - эти работы были инициированы в ЛЯР академиком Г. Н. Флеровым. Здесь же изобретены диффузионные респираторы на основе ядерных фильтров, которые нам жизненно необходимы. Они существуют пока в единичных экземплярах и были высоко оценены правительственной комиссией еще в 1986 году, чему я сам был свидетелем. Однако прошло четыре года, а их пока нигде не производят…".

Да, Владимир Иванович обратил внимание на проблему, которую ГН не уставал решать на протяжении всей своей жизни. И не это ли имел он в виду, когда с такой болью в сердце говорил о проблемах внедрения, заботясь прежде всего о том, чтобы результатами научных достижений могли воспользоваться все его соотечественники. Впрочем, и некоторые научно-методические направления, по тем или иным причинам теряющие приоритет, но еще не потерявшие перспектив, как для дальнейшей разработки - пласты ценных геологических пород, - он тоже не терял из поля зрения. Не без его инициативного участия состоялось в Дубне международное совещание "Твердотельные трековые детекторы ядер и их применение". Оргкомитет его возглавил В. П. Перелыгин, который отметил, что эта встреча в Дубне стала одной из первых попыток возобновить прежние контакты с коллегами на Западе, прерванные в последнее десятилетие, одно из самых трудных для российской науки.  Вспоминает профессор кафедры физики МИИТ И. Г. Берзина:

- В 1963 году академик Г. Н. Флеров предложил мне заняться прикладными работами, основанными на методике твердотельных трековых детекторов. С тех пор я регулярно бываю в Дубне,  здесь приобретала необходимые знания, когда трековые исследования только начинались. В последующие годы в ЛЯР развились разнообразные научные направления, связанные с регистрацией треков тяжелых частиц… В области твердотельных трековых детекторов Дубна считается одним из ведущих научных центров. Это признано всеми учеными мира. (23 мая 1990).

Для Института этот год был во многом переломным - достаточно перечислить заголовки дискуссионных статей, публиковавшихся на страницах институтской газетым. И первые итоги этих дискуссий были подведены 2 - 3 октября на внеочередном совещании Комитета полномочных представителей правительств стран-участниц ОИЯИ. Во "врезку" газетного отчета об этом совещании были вынесены следующие тезисы. От практики пятилетнего планирования - к тематическим программам и ежегодному финансированию. Проект комплекса накопителей ОИЯИ - объект международной экспертизы (речь шла о создании новой общеинститутской установки - комплекса накопителей электронов, позитронов и ионов с детекторами - так называемой С-тау-фабрики - Е. М.). Членские взносы и финансирование ОИЯИ: ряд вопросов остается открытым. ЦЕРН - ОИЯИ - ИФВЭ: к новому международному распределению труда. Единая Германия начинает переговоры о продолжении участия в деятельности ОИЯИ.
Конечно, названные темы далеко не передавали остроту и накал кипевших в то время страстей. В обсуждении вопросов развития Института приняли участие академик Г. Н Флеров, профессор И. А. Савин, член-корреспондент АН СССР М. Г. Мещеряков, профессор В. Н. Пенев,  член-корреспондент  АН СССР В. П. Джелепов, поставившие ряд острых проблем будущего ОИЯИ как международного научного центра. Если же говорить прямым текстом, то будущее это было под серьезной угрозой.  (10 октября 1990).

…Удивительно, все-таки, путешествовать по газетным подшивкам: переворачиваешь несколько листов - и глобальные проблемы развития Института переливаются в удивительную человеческую судьбу. Статья о юбиляре - Евгении Дмитриевиче Воробьеве подписана Г. Н. Флеровым, Ю. Ц. Оганесяном, Ю. Э. Пенионжкевичем, В. Д. Шестаковым, В. И. Кузнецовым. К этому абзацу ГН явно  имеет прямое отношение: "…Одному из нас довелось впервые встретиться с Евгением Дмитриевичем… в холодную зиму 1952 года, каких не бывает в центральной России. Тогда великолепное чувство эксперимента, замечательная инженерная интуиция позволили ему внести ряд предложений,  существенно повлиявших на решение важнейших инженерно-технических задач, стоявших перед большим коллективом научных и технических работников. Евгений Дмитриевич очень быстро вживался в сложные проблемы. Многие из них были поставлены и решены по-новому благодаря его усилиям...". Еще не открыты многие архивы, еще не обнародованы первые страницы истории Советского атомного проекта. Поэтому в завуалированном тексте столько недомолвок: приметы уходившего времени… (17 октября 1990).

…И здесь в газетной хронике надо поставить пробел между абзацами. Прошло два месяца человеческой жизни - восемь газетных номеров. Ох, как не хочется листать подшивку дальше, потому что знаешь, что тебя ждет…

19 ноября… на 78-м году жизни… после тяжелой болезни…

Портрет на 4-й полосе… В траурной рамке крупным шрифтом над газетным разворотом: Георгий Николаевич Флеров…

В этом номере газеты от 21 ноября есть еще подборка коротких отрывков из разных книг, посвященных академику Флерову, - этот материал хранился в моем  архиве, но я никогда не думал, что в ближайшие годы он может пригодиться по такому печальному поводу…

В редакционном вступлении к этой подборке говорится: "…Он всегда был в движении, в пути. "Я хочу изменяться, потому что не устал расти", - мог бы повторить Георгий Николаевич эти слова известного писателя, который всю долгую жизнь доказывал своими книгами, что человек всегда может оставаться в творчестве молодым. Еще совсем недавно, в начале октября, на совещании Комитета полномочных представителей почетный директор ЛЯР высказал неожиданную для многих идею,  что ориентиром для Института мог бы стать не только Запад, но и Восток, где развиваются самые передовые технологии, быстро продвигается вперед наука и где готовы к взаимовыгодному сотрудничеству. И последняя его научная командировка была в Китай…"

Тема не закрыта. В Институте и лаборатории проведут не один Флеровский семинар. Появится в Дубне улица Флерова. Назовут его именем школу-лицей № 6. Станут присуждать молодым ученым именные Флеровские стипендии. Развесят по стенам лаборатории самые знаменитые изречения ее отца-основателя, его портреты. "Летучие выражения" физика из легенды расцитируют научные журналисты по разным массовым изданиям. Начнутся серьезные и конструктивные переговоры дирекции ОИЯИ с научным руководством Китая о возобновлении членства этой страны в Институте. Кабинет сделают мемориальным, заботливо сохранив все, как при жизни… Но главное, не прервется эстафета научных идей, составив основу этой книги.

Эстафета научных идей

Три майских дня 2007 года Лаборатория ядерных реакций имени академика Г. Н. Флерова отмечала свое пятидесятилетие. Почтенная публика, собравшаяся 25 мая в Доме культуры "Мир" на торжественное заседание юбилейного симпозиума по физике тяжелых ионов, представляла практически все научные центры мира, тесно связанные исследовательской тематикой с ЛЯР. И ведущий это заседание научный руководитель лаборатории академик Юрий Оганесян, представляя выступающих, находил для характеристики каждого какие-то главные и точные слова.

Первое слово - директору Института. Член-корреспондент РАН Алексей Сисакян подчеркнул, что юбилей лаборатории - знаменательное событие для всех присутствующих в зале гостей, неразрывно связанных с судьбой этого коллектива. И одна из ярких характеристик этого коллектива - то, что с самых первых дней заметный след в его деятельности принадлежит ученым и специалистам из стран-участниц, которых сумел привлечь основатель лаборатории академик Г. Н. Флеров. Эта традиция так же, как и многие другие, активно развивается его преемниками.

Министр промышленности и науки Московской области Владимир Корзырев:
- Губернатор области Борис Громов уполномочил меня передать от его лица горячие приветствия юбилярам. Вчера в нашей области состоялось большое событие, которое транслировалось по каналу "Культура", - праздничный концерт в подмосковной Коломне, посвященный Дню славянской письменности и культуры. И вот сегодня эту эстафету приняла Дубна, потому что научный подвиг академика Флерова, его коллег и продолжателей - это один из пластов высокой культуры…

Профессор Борис Мясоедов, ученый секретарь Президиума Российской академии наук:
- С первым сообщением о синтезе сверхтяжелых элементов Г. Н. Флеров выступил на Ученом совете Института ядерных исследований в 1954 году и получил горячую поддержку академика И. В. Курчатова. Это были теперь уже легендарные исследования сектора № 7, который возглавлял будущий основатель новой лаборатории. Необыкновенные времена, удивительная творческая обстановка, которую мог создать только Флеров, - остались навсегда в памяти у всех, кто был вовлечен в эту эпопею. И огромный путь, который пройден Лабораторией имени Флерова, навсегда останется в "золотой копилке" Российской академии наук…

Профессор Катрин Бреженьяк - президент Национального центра научных исследований Франции (CNRS), член Французской академии наук и Академии технологий Франции:
- Сегодня, в этот знаменательный день, хочу напомнить о начале нашего сотрудничества. В 1957 году Фредерик Жолио-Кюри организовал лабораторию ядерных исследований на юге Парижа. Через год он приехал в Дубну и по возвращении в Париж много рассказывал своим коллегам о новой лаборатории Флерова. К 70-м годам прошлого века в Дубне уже были получены выдающиеся научные результаты, и тогда же первый директор CNRS Жан Тейяк и его коллеги создали первый линейный ускоритель с источником тяжелых ионов. В 70-е годы была создана еще одна лаборатория, объединившая многие исследовательские группы, которые занимались физикой тяжелых ионов, и между нашими научными центрами и Дубной начался плодотворный обмен учеными. Началась личная дружба между ними - во многом благодаря профессору Юрию Оганесяну, который одним из первых приехал работать в Орсэ (1965 год - прим. ред.)… И сегодня, много лет спустя, я нахожу юбиляров такими же энтузиастами  науки и вижу прекрасное будущее нашего сотрудничества.

Доктор Ежи Барр, Полномочный посол Республики Польша в Российской Федерации,  доктор исторических наук:
- В Польше, как и в России, открывается "второе дыхание " в развитии экономики, возрождается интерес к атомной энергетике, ядерным исследованиям. Объединенный институт всегда был той платформой, где этот интерес превращается в конкретные разработки - плоды интеллектуальной деятельности международных коллективов. Дубна - это еще и человеческие контакты сотен коллег из многих лабораторий мира. И если говорить о Лаборатории ядерных реакций -  ее школу прошли десятки польских ученых и инженеров.

Профессор Ингмар Бергстрём, экс-директор  Нобелевского Института физики в Стокгольме (теперь Манн – Зигбан институт):
- Мой первый визит в Россию пришелся на 60-е годы. Мы приехали из Хельсинки в Ленинград на поезде… Молоденькая девушка-гид, которая показывала нам город, не догадалась, что мы из Швеции. У памятника Петру, который у вас называют Медным всадником, она рассказала, что он грозно смотрит на поверженного змея, который олицетворяет Швецию. И тогда я сказал, что должен от имени соотечественников извиниться за все содеянное когда-то шведами в России… А в 1967 году впервые приехал в Дубну. Флеров в десять утра принял меня в своем кабинете и предложил коньяка, наверное, армянского. Вечером он пригласил к себе домой и угостил каким-то экзотическим напитком, кажется, из Вьетнама, в котором оказалась заспиртована змея! И тут я вспомнил о том змее, из первого рассказа, но извиняться уже не стал. Все присутствующие с некоторой опаской продегустировали напиток. Никто не умер. Еще с той первой встречи Георгий Николаевич остался в моих воспоминаниях чрезвычайно доброжелательным и отрытым человеком… Сегодня и от себя, и от моих коллег я чрезвычайно рад приветствовать дубненских ученых и пожелать им новых прекрасных результатов!

Рассказ одного из патриархов физики тяжелых ионов профессора Вальтера Грайнера был проиллюстрирован многочисленными, можно сказать, уже раритетными с точки зрения истории науки фотографиями и  вместил в себя много имен, фактов, воспоминаний…

Профессор Джозеф Натовитц долгое время был директором Циклотронного института Техасского А/М университета США, отмечен титулом «выдающийся профессор США» (distinguish professor):
- Мне очень повезло, что в свое время установились такие плодотворные и дружеские отношения с коллективом Флеровской лаборатории и это сотрудничество разрослось до таких масштабов. Например, вспоминается сотрудничество с бельгийскими физиками в эксперименте DEMON. Вы понимаете, что ничего общего с демоническим состоянием эта аббревиатура не имеет. Меня всегда потрясала фантастическая преданность дубненских коллег своему делу. Когда в Техасе лето, в Дубне суровая зима, но у любви не бывает сезонных границ, и мы не замечали за своей работой перепадов температуры… Конечно, хорошо строить воздушные замки, но лучше построить дом на земле. А ЛЯР - это тот замок, который стоит на земле и стал достоянием всего мира. Он опирается на твердую почву и обещает новые достижения и открытия. И это заслуга и основателя, и  всех сотрудников лаборатории, которые всю свою широкую душу вкладывают в наше общее дело.
Хайнц Геггелер - вице-директор Пауль Шеррер Института в Швейцарии:
- Во-первых, извините меня за плохой русской язык - полутора лет в Дубне оказалось мало, но сейчас мне припомнилась одна альпинистская поговорка: "Не очень сложно стать хорошим альпинистом, но очень трудно - старым". Зная лабораторию, я вижу на ее примере, что обязательно надо ставить перед собой только самые сложные, высокие  цели. Как и в альпинизме. Георгий Николаевич очень любил природу, любил горы, геологию, и это хорошо видно в его рабочем кабинете,  заботливо сохраненном в лаборатории, с его любимой коллекцией минералов. И последние результаты по синтезу сверхтяжелых элементов, полученные в Дубне, можно считать Эверестом в ядерной физике…

Имя в таблице Менделеева

Наконец, еще одно поистине драгоценное свидетельство высочайшей оценки трудов Георгия Николаевича, его коллег и учеников. 24 октября 2012,  Центральный дом ученых РАН. На торжественную церемонию в связи с официальным признанием открытия и присвоением названий двум новым химическим элементам Периодической таблицы Д. И. Менделеева  с атомными номерами 114 и 116  прибыли руководители Международного союза теоретической и прикладной химии (ИЮПАК), ведущих мировых исследовательских центров, работающих в области  синтеза сверхтяжелых элементов,  Объединенного института ядерных исследований, послы и ответственные работники посольств стран-участниц ОИЯИ, представители Российской академии наук, федеральных министерств, а также мэры двух городов, российской Дубны и американского Ливермора, где расположены лаборатории, в честь которых названы новые элементы – флеровий и ливерморий.

Открыл церемонию вице-директор ОИЯИ профессор Михаил Иткис. Краткий экскурс в историю исследований в области синтеза сверхтяжелых элементов, от их  начала до открытия в 1998–2001 годах в Дубне, в сотрудничестве с учеными Ливерморской национальной лаборатории имени Лоуренса (США),  элементов 114 и 116,  дал в своем докладе  академик РАН Юрий Оганесян, научный руководитель  Лаборатории ядерных реакций имени Г.Н. Флерова. Он назвал эти элементы «первыми птицами с острова стабильности»: доказательство существования такого острова (полосы относительно стабильных элементов в нестабильной трансурановой области), предсказанного теоретиками, ведущие лаборатории мира искали четыре десятилетия, а удалось это сделать впервые именно в Дубне.

– Элемент с номером 114 теперь называется "флеровий" – в честь Флеровской лаборатории. Элемент с номером 116 теперь называется "ливерморий" – в честь Ливерморской национальной лаборатории", – торжественно объявил президент ИЮПАК профессор Кацуюки Тацуми под дружные аплодисменты зала.

С поздравлениями международной коллаборации ученых, добившейся столь яркого успеха в синтезе новых элементов,  выступили руководители ведущих лабораторий Франции, Германии, США,  работающих в этой области исследований, а также представители Российской академии наук. Мэр города Ливермора Джон Марчанд вручил своему коллеге из подмосковной Дубны Валерию Проху, научному руководителю ЛЯР имени Г. Н. Флерова академику Юрию Оганесяну и вице-президенту РАН академику Сергею Алдошину памятные настенные грамоты с высокой оценкой выдающегося научного достижения.

– Сегодняшнее празднование демонстрирует, что прошедшие двадцать лет были очень успешными и наше сотрудничество с русскими учеными – очень плодотворным, как для американской науки, так, мы надеемся, и для российской науки, – отметил заместитель профессор Вильям Гольдштейн, заместитель директора по науке и технологиям Ливерморской национальной лаборатории имени Лоуренса.

– Сделан еще один шаг в изучении фундаментальных свойств материи, который значительно расширил границы нашего знания о  мире и имеет большое значение для современной науки, – сказал вице-президент РАН Сергей Алдошин. – Открытие новых сверхтяжелых элементов, обладающих новыми и необычными химическими свойствами,  сравнительно долгим временем жизни, подтвердило гипотезу  наших ученых и наших зарубежных коллег о существовании острова стабильности. Это позволяет по-новому осознать ряд проблем ядерной физики. - Он отметил также, что синтез  флеровия и ливермория в очередной раз подтвердил основополагающий  закон периодичности  свойств химических элементов  – закон Д. И. Менделеева, гениального творения русского ученого, сыгравшего важную роль в  развитии всей химической науки.

  –  Поэтому с особой гордостью хочется подчеркнуть роль российских ученых в этом открытии, – продолжил вице-президент РАН. –  Их многолетняя кропотливая работа, талант, приверженность традициям научных школ принесли свои плоды.  За десять последних лет,  несмотря на тяжелое для российской науки время, в Лаборатории ядерных реакций имени академика Флерова под руководством академика Ю. Ц. Оганесяна, благодаря уникальному ускорительному комплексу,   новым прецизионным ядерно-физическим  установкам, способным исследовать редкие процессы образования и распада тяжелых ядер, были синтезированы шесть новых самых тяжелых элементов  Периодической таблицы с атомными номерами от 113 до 118, а также около 50 наиболее тяжелых изотопов известных элементов – от 104 до 112-го.  Именно в Дубне удалось впервые поставить эксперименты и получить первые данные о химических свойствах этих новых сверхтяжелых элементов, которые позднее были подтверждены учеными  Германии, США и других стран. Фактически открытия российских ученых-экспериментаторов сформировали новое научное направление – химию сверхтяжелых элементов.

– Впереди еще много интересных научных работ и экспериментов, в частности связанных с проявлением очертаний острова стабильности, исследованием химических свойств новых элементов. Но новая яркая страница в историю мировой науки уже вписана, – констатировал Сергей Алдошин. –  Это прорыв в ядерной физике и в физике ядерных реакций, который дал   колоссальный импульс новым исследованиям и экспериментальному поиску для многих ученых мира.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

К 95-летию  со дня рождения Георгия Николаевича Флерова в Дубне состоялась презентация книги "Георгий Флеров. Ученый, творец, первопроходец" .

Авторы воспоминаний, собранных в этой книге, - известные российские и зарубежные ученые, работавшие с Георгием Николаевичем и сохранившие самые теплые воспоминания об общении с этим поистине незаурядным человеком.

Книга открывается воспоминаниями А.Н.Сисакяна "Ученый-легенда. Штрихи к портрету", которые подытоживают множество встреч, бесед, хранят особый аромат человеческих отношений:

"Боголюбов, Блохинцев, Франк, Флеров, Понтекорво, Шапиро, Марков, Мещеряков, Джелепов, Векслер, Балдин, Говорун, Чувило, Саранцев... Это неполный перечень имен только российских ученых-гигантов, на плечах которых стоит сегодня научная Дубна - мировая столица физики атомного ядра и элементарных частиц.

Они были такие непохожие друг на друга - люди, создавшие отечественную и мировую ядерную науку...

...Нередко по утрам (около 6 часов!) меня будил телефонный звонок. Характерный голос (немного в нос) Георгия Николаевича очень вежливо осведомлялся, не разбудил ли случайно...

Разговор иногда шел о перспективах развития ОИЯИ. Г.Н. высказывал разумные (иногда спорные), но всегда смелые идеи о реформировании науки и Института, давал советы по кадровым вопросам. Разговоры с ним всегда были интересными и, как правило, неожиданными...".

Совершенно не случайно, что страницы этой книги, посвященной одному ученому, вместили множество имен, вписанных в скрижали истории науки, да и не только науки. Обратившись к молодым годам своего учителя, Ю.Ц.Оганесян в коротких строчках биографической хроники показал, насколько тесно судьба ученого была связана с судьбой Отечества, которому он служил честно и преданно:

"Мне кажется, что если бы Георгий Николаевич выбрал другую специальность, например, конструктора, строителя, механика, то он определенно стал бы столь же известным специалистом, каким проявил себя в физике...

Физтех стал для Георгия Николаевича его alma mater. О школе А.Ф.Иоффе и Физтехе 30-х годов современниками написано много. Наверное, надо было бы написать еще больше об этом уникальном институте послереволюционных лет, в котором трудились такие выдающиеся физики, как Курчатов, Капица, Алиханов, Семенов, Френкель, Фок, Арцимович, Обреимов и многие другие..."

Немало ярких эпизодов припомнили авторы этой книги в своих воспоминаниях. В них отразился твердый, бескомпромиссный характер ученого. У Г.Н. было необычайно развито чувство гражданской ответственности, - пишет в своих воспоминаниях С.Н.Дмитриев. - Сыграв весьма заметную роль в Советском атомном проекте, он постоянно ощущал свою ответственность "за содеянное". Трагедия 1986 года в Чернобыле застала нас в Лейпциге. Известного советского физика постоянно атаковали местные журналисты. Он сильно нервничал, но был абсолютно откровенен. Он не повторял звучащие в те дни в центральных СМИ СССР правительственные заявления, а открыто говорил о трагедии, о ее возможных последствиях. Сразу же по возвращении в Дубну Г.Н. уехал в Чернобыль. На себе он испытал новый, созданный под его руководством респиратор на основе ядерных фильтров (сейчас мы называем их трековыми мембранами)...".

"Георгию Николаевичу Флерову, этому увлеченнейшему, замечательному и легендарному человеку, выпала счастливая судьба. Его имя - первооткрывателя спонтанного деления урана, одного из главных создателей отечественного атомного оружия, первопроходца таблицы элементов Менделеева - навсегда останется на страницах истории". Так завершает свои комментарии к письмам Г.Н.Флерова к С.В.Кафтанову, И.В.Курчатову и И.В.Сталину (1941-1942 гг.) физик и историк науки Ю.Н.Смирнов.

О стратегии и тактике научного поиска, развитии идей Георгия Николаевича рассказывают его ученики Г.М.Тер-Акопьян, Р.Ц.Оганесян, Ю.Э.Пенионжкевич, В.А.Карнаухов, И.Звара, В.А.Щеголев. О памятных встречах с Флеровым вспоминают А.Хрынкевич, К.Детраз, В.Грайнер, М.С.Хозяинов, В.Н.Багдасарова, автор этих строк...

"Чешский технический университет в Праге, - завершает свои воспоминания один из старейших чешских ученых Ч.Шимане, - отметил выдающийся вклад академика Г.Н.Флерова в развитие ядерной физики присуждением ему звания почетного доктора... Академик Флеров прибыл в Прагу со своей супругой Анной Викторовной, на которую этот торжественный акт произвел глубокое впечатление. Я был очень рад, что мне доверили миссию промотора. На память об этой сессии сохранилась фотография: в окружении чешских коллег - почетный доктор наук, всемирно известный физик, связанный глубокой дружбой с нашей страной, академик Г.Н.Флеров. И меня всегда греет мысль о том, что с этим замечательным ученым меня тоже связывала многолетняя дружба".

Штрихи к портрету ученого дополняют воспоминания его сына - Н.Г.Флерова, в которых есть много личных, мало кому известных деталей из истории семьи, подробностей жизни и быта:

"На даче Георгий Николаевич с удовольствием занимался самым разным физическим трудом, приучая меня к нему с раннего детства. Обычно я получал определенное задание: выполнил - можешь играть. Родители объездили за многие годы практически весь Союз, и из своих поездок часто привозили растения, в том числе и считавшиеся в то время экзотическими. Эти садовые новинки высаживались с соблюдением всех возможных агротехнических приемов; растения старались вовремя подкормить, полить, прополоть. Со временем наш сад похорошел и разросся, он производил впечатление даже на специалистов, с которыми мы менялись растениями и чьи рекомендации использовали на практике. Георгий Николаевич всегда старался поддержать мой интерес к окружающему миру. Когда он рассказывал мне о вновь привезенных растениях, то постепенно переводил разговор на историю тех мест, откуда они прибыли, рассказывал об интересных людях, которых он с мамой там встретил. И постепенно я тоже загорелся желанием путешествовать, как мои родители, и как можно больше узнать о своей Родине не только из книг...".

Ко всему сказанному остается только добавить, что книга вышла в московском издательстве "Этерна" по заказу Лаборатории ядерных реакций под общей редакцией Ю.Ц.Оганесяна и С.Н.Дмитриева, фото из архивов Юрия Туманова и Лаборатории ядерных реакций.

Дубна - Москва, декабрь 2006 – декабрь 2012.