LHC без магии

В  издательстве "Этерна" в 2009 году  вышла в свет книга "В глубь материи", которую по современной издательской терминологии можно причислить к корпоративным изданиям. Тираж небольшой. Тема – участие ученых и специалистов России и стран-участниц Объединенного института ядерных исследований в Дубне в создании уникального экспериментального комплекса – компактного мюонного соленоида для исследований на Большом адронном коллайдере в ЦЕРН. Автор публикуемых ниже заметок принимал участие в работе над этой книгой как редактор, жил и работал в Женеве вместе с участниками "коллайдерной эпопеи" и авторами статей, составивших этот сборник.


Приятель мой вычитал на церновском сайте в Интернете историю с супермодулями LHC, на которых написано (в его условном переводе)  «LHC без магии». Это название цикла передач местной телекомпании. Супермодуль, водруженный на трак, возили по всем женевским и французским городкам и деревенькам, расположенным по кольцу коллайдера (27 км),  и записывали беседы с местными жителями, на вопросы которых отвечали компетентные сотрудники ЦЕРН...
 
В это время мы сидели в сороковом корпусе ЦЕРН, представляющем из себя архитектурный аналог соленоида – электромагнита в форме буквы П и цилиндрической катушки, в котором кипит-бурлит интеллектуальными полями высокого напряжения персонал двух крупнейших экспериментов на Большом адронном коллайдере (LHC). В чем-то эти проекты - ATLAS и CMS, занимающие каждый "свою" половину "соленоида" по вертикали, дополняют друг друга, в чем-то конкурируют. Сами установки, расположенные в подземных залах по пути 27-километрового кольца в местах столкновения протонов (на глубине от 80 до 100 метров),  – это чудо экспериментального искусства.

Профессор Йос Энгелен, заместитель генерального директора ЦЕРН по научным исследованиям, принял нас в своем небольшом рабочем кабинете в административном билдинге ЦЕРН.

– До пуска LHC остаются считанные месяцы. Какие чувства вы испытываете, какие возлагаете надежды?

– Завершение создания Большого адронного коллайдера и экспериментальных установок – самых крупных в области физики частиц – это действительно большое событие.  Если посмотреть на историю проекта, – для его реализации потребовались самые передовые технологические решения как в отношении ускорителя, так и экспериментальных установок. Я совсем недавно вновь осознал это, когда посмотрел на ускоритель… Его можно было построить только на основе колоссального опыта в ускорительной физике, накопленного за многие годы в ЦЕРН, в Европе и в мире. Речь идёт не только об опыте непосредственных создателей LHC,  но и об опыте тех, кто строил ускорители предыдущих поколений. И здесь, действительно, есть что-то нетривиальное. Это относится и к экспериментам.

Вначале, когда мы приступили к проектированию, ещё не было подходящих технологий для создания детекторов. Но мы сказали себе, что разработаем такие технологии, и сумели это сделать, добились радиационной устойчивости детекторов,  быстродействия электроники. Это было очень важно.

В современной физике есть Стандартная модель, которая работает очень хорошо, но ей не хватает экспериментальных подтверждений. И может так случиться, что стандартный механизм Хиггса и соответствующая частица - бозон Хиггса станут решающими элементами в разгадывании  этой головоломки. Я не думаю, что это действительно последние кусочки головоломки, скорее, только часть ее, которую мы намерены собрать с помощью LHC, обнаружив либо частицу Хиггса, либо какой-нибудь иной компонент, делающий теорию состоятельной в области высоких энергий. Очень убедительные теоретические экстраполяции говорят в пользу того, что природа подскажет, какое решение выбрать, чтобы теория правильно работала при энергиях, которые впервые будут достигнуты на LHC. Я верю, что с помощью LHC мы увидим какие-то принципиально новые закономерности физики, природы, потому что шагнём по шкале энергий вперёд на порядок величины, а до этого уровня теория работает очень хорошо и предсказывает, что мы должны обнаружить.

Я испытываю понятное волнение, физики делают определенно очень хорошую работу, и я уверен, что LHC действительно позволит нам узнать больше о природе и ответить на вопросы, которые мы задаём уже много лет, по крайней мере, связанные с механизмом Хиггса, а, возможно, нас ждет и что-то большее. Мы надеемся на успех и предвкушаем научные открытия, но, конечно, не можем быть определённо уверены…
 (Ноябрь 2007)

Экс-помощник генерального директора ЦЕРН Николас Кульберг пригласил меня пообедать в церновском ресторанчике. Как водится, разговорились. О Дубне и Женеве, об общих знакомых, о началах наших карьер. О поэзии, которая нам одинаково близка, только один предпочитает строгие размеры и рифмы, другой больше склонен к верлибру. Наши стихи встретились в небольшой антологии "Физики - лирики", вышедшей в Дубне в 2002 году. И даже портреты на обложке обращены друг к другу

Мы – не физики. Но один из нас посвятил жизнь ЦЕРН, другой – ОИЯИ. На наших глазах разворачивалась современная история международных научных центров – западного и восточного. Эта история не могла существовать отдельно от политических и экономических отношений между странами с разным строем. Но «железный занавес» первыми пробили физики. И об этом было громко сказано на открытии совместной ЦЕРН – ОИЯИ выставки «Science Bringing Nations Together» –«Наука объединяет народы». В канун Миллениума она экспонировалась в ряде европейских стран, и для многих посетителей новым смыслом наполнилось выражение Знание – Сила. ЦЕРН и ОИЯИ очень непохожи. Но люди, которые работают здесь, делают науку вместе. Мы решили рассказать об этих людях и этой науке именно сейчас, когда самый крупный научный проект ХХI века уже запущен. Протоны, ускоренные до огромных энергий, сталкиваются, рождая новые частицы. Понимание этих процессов выводит человечество на новый виток знаний. Человечество становится сильнее.

Кульберг вспоминал свои встречи с российскими учеными и политиками, рассказывал о дипломной работе в Женевском университете, посвященной творчеству Бердяева…  Его альянс с ЦЕРН пришелся на  студенческие годы, когда на три-четыре часа он приезжал сюда и просматривал снимки с пузырьковых камер. Знание русского языка пригодилось потомку русского генералиссимуса Кутузова, когда первые визиты советских ученых в ЦЕРН стали все более частыми. От переводчика – до помощника директора. Он вспомнил забавный случай с Петросьянцем (многолетний председатель Госкомитета СССР по атомной энергии и Полномочный представитель правительства СССР в ОИЯИ), чью книгу когда-то перевел на французский язык. Благодарный Адроник Мелконович  поинтересовался, не может ли он что-то сделать для Николая. Тот подумал и спросил, нельзя ли для него и для мамы организовать билеты от Одессы до Марселя на пароходе? На следующий день человек от Петросьянца позвонил и сообщил, что это возможно в течение месяца (!). И тогда кто-то из знакомых предложил прийти с французскими духами к девушке, которая занимается продажей билетов в транспортном агентстве. Через два дня билеты были в кармане. И тогда Кульберг начал что-то понимать в русской (советской) жизни.

Николас   с интересом отнесся к идее написать книгу "двумя перьями"… Она не должна быть похожа на глянцевые издания, в которых помещены красивые фотографии разных установок и строгие подписи к ним. И на канонические описания "жизнедеятельности" отдельных великих ученых. И на отчеты с научных конференций. Да мало ли на что еще она не должна быть похожа? А на что - должна? Мне кажется, она должна быть похожа… на музей истории ЦЕРН, увидев который, хочется сюда еще не раз вернуться.

Модели микромира и макромира еще со времен планетарной модели атома Резерфорда – Бора, как говорят иногда физики, взаимно не исключают друг друга. Микрокосм и макрокосм и Европейской организации ядерных исследований сосуществуют не только мирно, но и наглядно. При въезде на площадку ЦЕРН вас встречает сферообразный павильон в форме глобуса – подарок международной научной организации от Швейцарской Республики, который когда-то вмещал в себя экспозицию страны на одной из международных выставок. Сейчас здесь выставочный зал, одна из "визитных карточек" ЦЕРН, в котором рассказывают добросовестным налогоплательщикам о жизни современной науки. Рядом с кантином – постоянно действующая экспозиция «Микрокосм», по «материальным» элементам которой и печатным - постерам, фотографиям, документам можно проследить более чем полувековую историю центра...

О том, что российские ученые, инженеры (множество имен!) и в более широком смысле - российские научные школы сыграли в этой истории заметную роль, свидетельствует комментарий академика РАН Виктора Матвеева:
– На всех уровнях руководства ЦЕРН неоднократно подчеркивалось, что вклад ученых, специалистов, институтов и предприятий России и некоторых республик бывшего СССР в проработку и  реализацию этого проекта исключительно велик. Это касается не только материально-технического обеспечения ряда ключевых позиций, но и использования передовых достижений и идей в физике и технике ускорителей. Не случайно две улицы ЦЕРН носят имена российских ученых, внесших основополагающий вклад в ускорительную науку. Академик В. И. Векслер – основатель Лаборатории высоких энергий ОИЯИ и «отец» дубненского синхрофазотрона разработал принцип автофазировки, который лежит в основе всех современных ускорителей. Идея использования встречных пучков для получения максимально высоких энергий частиц принадлежит академику Г. И. Будкеру – основателю признанной в мире научной школы и Института ядерной физики РАН. Многие передовые научные идеи и «ноу хау» были заложены в проект создания на базе У-70 в Протвино Ускорительно-накопительного комплекса (УНК), но, к сожалению, по политическим и экономическим причинам так и не были реализованы. Однако в истории  отечественной физики частиц УНК сыграл ту же роль, что многоразовый космический корабль «Буран» – в развитии космонавтики.

В реализации проекта LHC, как в капле воды, отражаются характерные особенности современной физики частиц. Эта область естествознания, как никогда ранее, имеет ярко выраженный интернациональный характер, интегрируя национальные программы  развитых стран мира. Этому способствовал целый ряд важных объективных причин. Критическая проверка предсказаний существующих теорий, поиск и открытие новых фундаментальных частиц и закономерностей на непостижимом ранее уровне проникновения в глубь материи требуют достижения предельно возможных на сегодняшний день значений энергии, чувствительности приборов, колоссальных объемов экспериментальных данных и  их обработки в реальном режиме времени, создания гигантских, уникальных экспериментальных установок. Решение столь сложных задач по плечу лишь интернациональным объединениям ученых многих стран, обладающих значительными интеллектуальными и материальными ресурсами и современными промышленными технологиями.

Из моего церновского дневника. Телеканалы наши, центральные, вчера как взбесились, один круче другого стали передавать «горячие репортажи» из ЦЕРН, где, якобы, начались работы по пуску коллайдера. Красивые картинки, комментарии специалистов, где-то профессор Саврин, где-то профессор Русакович, где-то профессор Голутвин мл., на блоге РТР – академик Сисакян, где-то другие «наши». Записали в Интернете сюжеты. Смотрели в офисе вместе с коллегами и сошлись на том, что вообще дело полезное, такой пиар не вреден для науки. Но вопросы… вопросы, как и раньше, в основном сводились в «черным дырам»: а не грозит ли пуск коллайдера Швейцарии, Франции и всем земному шару, не перерастет ли «большой взрыв», вопроизведенный в ускорителе, в угрозу всему земному шару?.. И прочая  и прочая...
 
Связался с коллегами из газеты "Поиск" и передал им свой комментарий:

Жаркие дни стоят в Женеве. Это если говорить о погоде. Что же касается научных новостей, то здесь, в Европейской организации ядерных исследований (ЦЕРН), в соответствии с графиком и отнюдь не в «горячем режиме», а в режиме охлаждения обмоток сверхпроводящих магнитов до свернизких температур, ведется подготовка ускорительного комплекса LHC (Большой адронный коллайдер) к физическому пуску…

Ведется последняя проверка всех элементов установки, детекторы тестируются по частицам космического излучения, чтобы к моменту физического пуска все системы были готовы к набору и обработке экспериментального материала. Запуск Большого адронного коллайдера производится в соответствии с графиком работ, а этот график в течение последних лет выполняется с точностью до недель. Что не может не вызывать уважения и удивления даже у специалистов, хорошо представляющих себе, насколько сложен этот ускорительный комплекс, из каких поистине уникальных систем он состоит. Сейчас электромагниты сверхпроводящей ускоряющей системы уже охлаждены до расчетной температуры 1,9 K (градусов Кельвина). На август намечены первые сеансы инжекции протонов в камеру ускорительного комплекса и их проводка по нескольким сегментам 27-километрового кольца. В сентябре будет осуществлена  циркуляция пучков в камере ускорителя, а в конце сентябя – начале октября предполагается зарегистрировать первые столкновения встречных пучков протонов. К концу года будет зафиксировано достаточно соударений для получения первых физических результатов при энергии  встречных пучков 10 ТэВ (терраэлектроновольт).

Все шло по намеченным планам, однако в сентябре информационные агентства облетела весть об аварии на LHC, в результате которой произошла утечка нескольких тонн жидкого гелия, применяемого для охлаждения сверхпроводящих магнитов и систем коллайдера. На сайте ЦЕРН стали регулярно публиковаться отчеты комиссий о причинах аварии, а затем о ходе устранения ее последствий. А слово коллайдер уже к тому времени прочно укоренилось в массовом сознании,  подобно спутнику и синхрофазотрону в пятидесятые годы. Его стали употреблять даже ведущие телевизионных ток-шоу. Только, в отличие от 50-х, когда новые понятия вызывали исключительно позитивные эмоции и веру в дальнейший прогресс науки, в начале 21-го века эта вера сменилась глубоким скепсисом и боязнью глобальных катастроф. К тому же беллетристы типа Дэна Брауна значительно опережают самих ученых и по времени, и по тиражам, формируя тем самым в сознании масс устойчиво негативные образы людей науки и рожденных ими монстров.

…Но была, была июльская прогулка по набережной Женевского озера, в воскресенье, после многотрудных часов сиденья перед компьтером. Прогулка не бесцельная – здесь уже недели две экспонировалась фотовыставка известного в Европе мастера, которого в ЦЕРН считают своим, примерно как в Дубне Юрия Туманова или  в Новосибирске Владимира Новикова. Мы с коллегами переходили от стенда к стенду и не уставали удивляться метафоричности  ярких образов, созданным мастером, и в то же время точной деталировке. Многочисленные жители Женевы и гости города, обмениваясь беглыми впечатлениями, кое-где задерживались. У портрета легендарного и колоритного теоретика Джона Эллиса, которого, кажется, не миновал ни один журналист, аккредитованный в ЦЕРН.  Российских работяг, снятых на Родине, в Питере, где они демонтировали снарядные гильзы (перекуем мечи на орала!), пошедшие в переплавку для одного из детекторов на LHC. Александра Куренкова из Дубны – одного из бригадиров монтажных работ на сборке детекторов. Команды айтишников в умопомрачительном виртуальном мире… Из цельности и законченности образов складывался мир и жесткий и романтический и вполне доступный освоению на эмоциональном  уровне.

Эта выставка была чисто авторской, но сам ЦЕРН патронирует фестивали научно-популярного кино, участвует совместно с ОИЯИ в организации фотовыставок "Наука сближает народы", которые проходили в крупнейших европейских столицах и штаб-квартирах международных организаций. Издает собственную корпоративную газету и международный научный журнал "ЦЕРН Курьер". Пресс-центр, в котором работают несколько профессионалов, принимает десятки журналистов каждый месяц. И, наконец, до закрытия шахт на LHC в экспериментальные залы спускались тысячи туристов. Доходило до того, что персонал иногда возмущался: все захвачено туристами, а в самом посещаемом месте, намекая на зоопарк, повесили табличку: "Просим персонал не кормить!". Так что в образованной Европе удалось сформировать образ этой международной научной организации, адекватный ее статусу. И "коллайдерный бум", пугающий человечество  черными дырами, прошелся, в основном, по России и Уганде. Нормальное соседство…

Из церновского дневника. В наших временных жилищах, биваках, берлогах, караван-сараях... идет своя обычная жизнь. Ранний подъем, поздний подъем, кто-то приходит раньше, кто-то позже, в целом же присутствует обстановка толерантности, и иногда атмосфера этого общежития напоминает мне польскую выставку «Люди и атомы», когда мы – стендовики и журналист – жили в студенческом общежитии как три дубненских поколения, передавая друг другу за вечерней трапезой самое ценное – личный опыт и, в зависимости от таланта и темперамента рассказчика, разные поучительные историии. Вот и сейчас «наш Сережа» - Белов, молодой программист, с неподдельным, мне кажется, интересом слушает наши почти стариковские воспоминания…  Сергея и его ровесников старшее поколение заботливо опекает, понимая, что именно от них зависит дальнейшая судьба проекта, в который вложено столько сил и средств. С молодыми учеными и студентами из России я знакомлюсь все в том же сороковом корпусе: «Здравствуй, племя младое!...»

Андрей Крахотин, физик, 31 год, аспирант ИТЭФ. С пятого курса его руководитель Владимир Борисович Гаврилов, с которым несколько назад я встретился в Дубне на одной из конференций, и он рассказал подробно и без "заумной" физики о проблемах, которые будут решаться с помощью этого детектора. Кто ж тогда знал, что встречусь здесь и с ним самим и с его учениками, о которых он еще тогда, еще в Дубне, упоминал. В том числе называл и Андрея. .Первая самостоятельная тема  молодого ученого – тяжелые «хиггсы»...

Почему-то первый вопрос вырвался сам: существует ли в науке сегодня вообще и для Андрея в частности  конфликт поколений. Он слишком буквально  понял смысл вопроса и  рассказал, что в его семье – нет, потому что папа с мамой занимаются станкостроением и от его профессиональных интересов далеки. Если вообще о науке, то здесь работают в основном энтузиасты, и старшие «инвестируют» (он так и сказал) в молодежь свои знания, опыт...

– Сейчас я занимаюсь калибровкой переднего калориметра на радиоактивном источнике кобальта-60, – сообщил Андрей.– В этой «калибровочной» группе основной  костяк составляют российские специалисты, руководит нами Ольга Кодолова из НИИЯФ МГУ. Хотя к этой работе привлечено много специалистов, основное здесь в наших руках. Думаю, что с началом экспериментов на пучках этот вклад будет более заметен… А вообще, в ЦЕРН очень много коллег, работающих в той же области, постоянные митинги, семинары... Что-то здесь «зацепляет», сама атмосфера стимулирует активную работу.  А дома... наука, в принципе, «в загоне», зарплата и все такое. А всего-то для работы нужен компьютер и доступ к сети.
Здесь много легендарных людей. Жоржа Шарпака – изобретателя искровых камер  слышал и видел, с известным церновским теоретиком Дж. Эллисом встречался. О нем рассказывают, что в молодости он произвел своим «хипповым» видом большое впечатление на английскую королеву, которая посетила ЦЕРН и удостоила его беседой. Открыватель джи-пси частиц Тинг, Майани - это тоже выдающиеся физики, Зикики, который много внимания уделяет популяризации науки, ведет в Италии телепередачу типа нашего «Очевидного – Невероятного»…

Дмитрий Константинов, 29 лет,  родился и учился в Протвино, мама инженер-конструктор, папа – инженер-физик. Дмитрий поступил в МИФИ на тот же факультет, что окончил отец.  Помнит с детских времен, как отец, уходя на работу, говорил: «Пойду, попилю немного  и вернусь», - сын воспринимал шутку едва ли не буквально и до окончания второго курса слабо себе представлял, чем занимается отец.

– Вот и сейчас я здесь «пилю». Конечно, попал в этот коллектив не сразу... Знаете, я работать люблю, а говорить не умею... Вы уж извините... Как ни странно, здесь всегда царит рабочая обстановка. Вы знаете, что начиная с лета 2007 года проводятся «бим-тесты» - исследования аппаратуры на пучке SPS, и я занимаюcь обработкой данных с электромагнитного калориметра. Кроме этого идут измерения с трех других систем установки, там работают около тридцати физиков, а я здесь, на этой системе,  один, на мне и калибровка и все-все-все. И пора уже подводить свои результаты к логическому завершению, поскольку информация по всем системам должна сводиться к «общему знаменателю».

Иван Белотелов, 30 лет, кандидат физико-математических наук. Учился в средней школе города Надым. Профессией во многом обязан отцу, окончившему физфак МГУ и воспитывавшему сына в любви к физике. Не случайно на своей защите соискатель, хорошо зная общепринятые правила, весьма рискованно выразил в заключительном слове благодарность сначала отцу, а потом научным руководителям. В отличие от большинства одноклассников, связавших дальнейшие свои судьбы с нефтеносным севером, Иван, еще в школе сдавший вступительные экзамены в Академию имени Губкина, все же подал после школы документы в МГУ, на физфак.
Дипломную работу делал на кафедре радиобиологии под руководством профессора Е. А. Красавина, она была связана с распознаванием образов в цитогенетических экспериментах: "Изобретал велосипед, который уже был известен как минимум по сотне патентов... И  это не очень понравилось. Поступая в аспирантуру, решил обратиться за советом к профессионалам. Так и попал в проект HERA-B в Гамбурге, вернулся в лоно физики частиц. По этой теме подготовил и защитил диссертацию.

– Как ты представляешь себе свои ближайшие 10-15 лет?

– Я думаю, что это может быть интересное для меня время. Помню, подготовка к защите на время очень сильно отвлекла от других проблем, не касающихся работы... А будущее? Участие в интересных делах, профессиональный рост.

Павел Бунин, 25 лет. Инженер. Учился в филиале МИРЭА на кафедре профессора И. Н. Мешкова (экспериментальные  физические установки). С третьего курса работает в ОИЯИ. Диплом защищал в ЛЯР, по плазменному ЭЦР ионному источнику. Не все из того, чему учили в МИРЭА, пригодилось: глубокая высшая математика, ионные источники – конечно, вещь важная, но после защиты диплома приоритеты изменились, во главе угла сегодня системное программирование, анализ физической информации.
– Сейчас занимаюсь проблемами калибровки адронного калориметра, участвовал в летних бим-тестах (программирование софта для калибровки и анализа и на пучках, и с помощью радиоактивного источника). Поскольку у меня уже был опыт экспериментальной работы, когда я пришел в эту группу, есть с чем сравнивать. Мне очень нравится здесь атмосфера, нравятся коллеги, очень дружелюбные взаимоотношения людей разных поколений. Такое ощущение, что все заинтересованы в продвижении молодежи, направляют туда, куда надо, дают возможность себя проявить. Вот, например, со мной в группе Петра Мойсенза работает Алексей Каменев, тоже калибровкой занимается, и с Игорем Алцыбеевым сложились дружеские отношения, коллектив у нас молодой.

Сергей Петрушанко, 32 года, кандидат физико-математических наук, НИИЯФ МГУ. Мама по образованию геолог, папа окончил Киевский политех, стал кадровым офицером, всей семьей колесили с места на место, менялись школы, учителя, но с юных лет увлекался астрономией, потом ядерной физикой. Школу окончил во Владимирской области, в МГУ сразу не прошел. Год упорно занимался и достиг той планки, которая была нужна для поступления. Сотрудничает с журналом "КомпьюТерра", автор нескольких публикаций. Увлекается музыкой (серьезный рок), искусством.
– Сейчас занимаюсь двумя главными вещами. Кроме мелких, конечно... Это калибровка адронного калориметра, различных каналов реакций. Здесь очень важно так настроить электронику, чтобы энергия частиц измерялась максимально точно. И уже получены неплохие результаты. Здесь больше инженерии, чем физики. Вторая задача ближе к чистой физике. Это тяжелые ионы, тематика для нашей группы, можно сказать, определяющая. Сейчас вместе с нами работают коллеги из США, Кореи, Индии, и хотя нас стало меньше, но вклад по-прежнему определяющий.

На самом деле, я могу считать считать себя счастливым человеком. Во-первых, недавно дочь родилась, Дашенькой назвали. Во-вторых, повезло с аспирантурой, в-третьих, с кандидатской. Не уехал из России. Не ушел в бизнес. Нельзя же всю жизнь посвятить зарабатыванию денег. Не изменил тому пути, который сам же и выбрал. Сужу по моим однокурсникам.  Кто-то уехал из страны. Кто-то в бизнесе. ЦЕРН – очень удобное место, полная погруженность в работу, ничто не отвлекает. Особенно важны встречи с коллегами, работающими в той же области, митинги, обсуждения, и это общение не может заменить никакая телеконференция. Здесь за полтора месяца я успеваю сделать примерно столько же, как в Москве за шесть.
Игорь Алцыбеев, 22 года, студент-дипломник (на декабрь 2007 года). Окончил в Кирове физико-математический лицей. Легко поступил на физфак. Интерес к физике развивался от астрономии, оптики, нанотехнологий – к более общему, цельному, системному началу. Физические задачи воспринимает скорее как программист, нежели  как теоретик. Кстати, руководитель дипломной работы Игоря – Иван Белотелов.

– Есть вектор движения, включенность в большие задачи. Осваиваю методику, технику работы, участвую в семинарах. Очень большая часть моих ровесников стремится найти «хорошую работу», что в их понимании означает высокие зарплаты. Меня же больше привлекает сама возможность участвовать в таком глобальном всемирном проекте. Это и физика, и программирование, и интересные технологии – все лучшее, что есть на сегодня в мире. Есть чему учиться здесь и кроме физики. Например, хочу освоить французский язык.

"Здравствуй, племя младое, незнакомое…"  – эти слова классика русской поэзии не раз вспомнились мне в сороковом корпусе ЦЕРН, где записывал я рассказы молодых участников "коллайдерной (или хиггсовой) эпопеи". Наверное, на их слух, слишком "пафосно" звучат строчки… Что же до моей попытки набросать штрихи "собирательного портрета" – хорошо бы вернуться к нему, как Дюма к своим героям, …дцать лет спустя. В проект коллайдера пришло уже новое поколение, а те, кто начинал его 15-16 лет назад совсем молодыми, занимают сегодня ключевые позиции.

Женева – Дубна, ноябрь 2007– март 2009