Пока горит зелёный свет

(Мои невыдуманные истории)

Часы живут в доме лет 45, а то и больше. Такие солидные, в полированном деревянном корпусе. Они всегда стояли на красивой витрине-серванте с инкрустацией из грушевого дерева и, как бы, венчали его.  Часы честно отрабатывали своё элитное положение – шли точно и никогда не ломались.

Когда у мамы начались проблемы со здоровьем, часы забарахлили – то отставали, то неприлично быстро бежали вперёд. Мама пыталась с ними договориться, но  ничего из этого не получалось. Часы жили в своём ритме. В конце концов, было решено отнести их в мастерскую. Неподалёку от дома такая была. Маленькое, метра в два, помещение находилось в парикмахерской. Добродушные тётеньки, работающие всю жизнь  на этой «точке»,  выделили для мастерской небольшой угол в своей бытовке, установили ширму и отдали часовщику старые списанные шкафы.


В те далёкие советские времена город знал своих ювелиров, портных, мясников, сапожников и часовщиков. За мясом всегда ходили в гастроном, где рубщиком был Марк Григорьевич. Он знал правила раздела туши и никогда не нарушал законы сортности. Ремонтировать обувь доверяли только Ашоту, а для пошива нового пальто за месяц вперёд записывались к Людмиле Петровой. Также и с ювелирами. Отнести дорогое золотое колечко, чтобы подогнать размер, оставить эту драгоценную вещь у незнакомого дяденьки в окошечке мастерской в Доме быта, получив взамен маленький клочок бумаги под названием «Квитанция» – это очч-чень рискованно. Если только ювелир – не Ефим Александрович. У него – репутация ювелирного Бога! Он честен и аристократичен. Всегда встаёт со стула с  приветственным поклоном  при виде нового клиента. И от него исходит запах дорогого парфюма. Было очень дерзко в то время – иметь в собственности французский мужской парфюм и активно им пользоваться.


А теперь про часового мастера. Это сейчас часы практически не ремонтируют. Если они недорогие, то выбрасывают без сожаления при первых признаках их плохого поведения. Если фирменные и очень дорогие – то они просто не ломаются никогда. Как, впрочем, и многое другое.


Помню, как несколько лет назад, попав в Карловых Варах под сумасшедший летний ливень, не смогла уберечь от этого шквала воды свой  фотоаппарат (на тот момент это была качественная дорогая «мыльница»). В отчаянии пошла искать мастерскую по ремонту фотоаппаратов. Высматривала нужную вывеску, спрашивала разноязычных продавцов – никто не мог понять, что я ищу. И, наконец, встретился молодой человек, гражданин России, имеющий в Карловых Варах небольшой бизнес. Он очень  деликатно объяснил тщетность моих поисков.  «Не ищите здесь никакие ремонтные мастерские! Их давно уже нет. Вещи носят или используют некоторое время, а потом просто складируют в специально отведённые для этого боксы. И покупают новые. Это доступно по цене и позволяет всегда идти в ногу со временем!». Во как!


Но когда-то всё было по-другому.


Мама понесла взбунтовавшиеся часы в мастерскую к тому самому  Борису Яковлевичу, которого знал, кажется, весь город. Часовщик отодвинул на затылок свой «третий глаз» (специальную лупу - важный инструмент в его работе). Очень внимательно посмотрел на маму. Она не могла не понравиться – выразительные карие глаза, милая улыбка, приятный голос. Часовщик как-то быстро понял, что часы надо оставить для ремонта на день-два, а не исправлять поломку сразу. Он так и сделал. Отдал квитанцию,  вышел из-за своего закутка и галантно проводил маму до выхода. Открыл дверь, придержал тугую пружину на ней и с разными любезностями попрощался.


В парикмахерской часовщика любили. Называли дядей Борей, опекали, угощали домашними пирожками. В таких салонах был особый микроклимат. Общие перекусы,  праздничные обеды, кассы взаимопомощи. Все знали друг про друга всё. Ссоры с мужем, проблемы с детьми,  капризные клиентки, коварные любовные истории, вчерашний сериал и проблемы с  лишним весом – не полный список обязательных тем для ежедневного обсуждения. А если уж дядя Боря кому-то из клиентов улыбнулся – это вообще  «делало день»!


Дядя Боря на этот раз очень даже улыбнулся. Он ждал прихода своей клиентки. И отремонтированные часы ждали тоже. Мастер не только оживил их, он прошелся полиролью по корпусу часов, натёр до блеска круглое стекло.  Навёл порядок на своей столешнице и снял сатиновый рабочий халат.


Мама была очень хлопотливой, заботливой, приветливой. Идеально содержала дом, готовила необыкновенно вкусно, любила гостей и никогда не уставала. Диваны в доме были больше обязательным предметом мебели – на них редко кто-то лежал. Всё больше для  весёлых праздничных сборов. Мама всегда всё успевала. Никогда не опаздывала. Вот и в мастерскую пришла хоть и «по пути», но вовремя.


Борис Яковлевич встретил маму стоя и даже почти торжественно. Продемонстрировал чёткий ход часов, завернул их в бумагу и отдал клиенту. Ритуал достаточно обычный и короткий. Дело сделано и нет повода для продолжения общения. Разве только… вновь проводить, открыть дверь и попрощаться.


Прошло месяца два. Часы начали отставать и вскоре остановились вновь. Мама с досадой и намерением высказать слова глубокого возмущения часовщику отправилась в мастерскую.


Дядя Боря изобразил искреннее удивление – как же так, часы должны работать! И, придумав на ходу легенду о гарантированном ремонте, оставил их на полную ревизию. Оплату не потребовал, назначил время получения на завтра. Мама что-то беззлобно пробурчала в ответ и ушла. Часы получила на следующий день. А через несколько месяцев они… Да-да-да, остановились.


Решение было принято конкретно и бесповоротно  - часы отслужили своё. Пора покупать новые. А эти… разве что… к часовщику отнести, подарить на запчасти…


Когда часы оказались в знакомой мастерской, дядя Боря засмущался и пообещал еще раз их отремонтировать. Так, просто на удачу. А вдруг пойдут? И они пошли.


Однажды мама рассказала мне про эти походы к часовщику, и я поняла: «Да он просто влюбился в тебя! Никакого другого способа видеться с тобой, как делать частичный ремонт часов, он и придумать не мог. Часы не виноваты, выбрасывать их не стоит, а Борис Яковлевич – культурный порядочный человек, так наивно выражает свои чувства». «Не повезло ему, – ответила мама. – Он думает, что для него зелёный свет горит. А на самом деле горит красный. Он же не знает, что я замужем».


Прошло время.  Мама овдовела, а через год и её не стало. 1 января в 10 часов утра. Мгновенно. Ни она, ни я не успели понять, что произошло…


Через сорок дней после маминого ухода отцвели все её любимые цветы – амариллисы, декабрист, кактусы, фиалки. Больше они не зацвели ни разу. А  вскоре остановились часы. Я долго к ним не прикасалась, потому что и сама полу-жила.  Выбросить не решалась, даже пыль не вытирала. А когда от горя очнулась, понесла часы к тому же мастеру. Специально к нему. Чтобы он тоже знал…


Борис Яковлевич возился с большими настенными часами и попивал кофе. Со мной поздоровался сухо, официально,  не поднимая глаз. Я молча достала часы, поставила на стол. Он автоматически взял их и руками «понял», чтО это за часы. Медленно прошёлся, как слепой музыкант, пальцами по лаковому корпусу, сжался весь и со страхом посмотрел на клиента. Долгая сцена молчания…Грустные глаза…Казенные слова про сроки исполнения заказа. Он понял, что говорить со мной не о чём. Он понял, почему пришла я.


Мамы нет уже пятнадцать лет… Часы идут. Немного торопятся иногда, привлекая так к себе моё внимание, но потом вновь выравнивают шаг . Ни разу в ремонте они больше не нуждались…