Год театра. Сергей Эйзенштейн в Смоленске. Часть 2

Сергей Эйзенштейн в Смоленске:
"И самое страшное рисовалось мне живым воспоминанием железнодорожных путей
под Смоленском в гражданскую войну..."
Часть 2.

Великий кинорежиссёр ХХ века Сергей Эйзенштейн
находился в Смоленске, как минимум, около двух недель:
с 11 июля - этим днём датировано его письмо матери из Смоленска по 26 июля 1920 года,
когда он с теочастью ПУЗАП (театральная часть Политуправления Западного фронта) переехал в Минск.
Период пребывания в Смоленске Сергей Михайлович ярко описал в своих мемуарах.

Здесь надо отметить ВАЖНЕЙШИЙ ФАКТ В ТВОРЧЕСКОЙ БИОГРАФИИ ЭЙЗЕНШТЕЙНА - УНИКАЛЬНЫЙ МЕТОД,КОТОРЫЙ ОН В ДАЛЬНЕЙШЕМ НЕОДНОКРАТНО С УСПЕХОМ ПРИМЕНЯЛ НА СЪЁМКАХ
СВОИХ ЗНАМЕНИТЫХ ФИЛЬМОВ ЗАРОДИЛСЯ, НА ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫХ ПУТЯХ СТАНЦИИ СМОЛЕНСК!!!

"Сколько раз в часы блужданий моих по путям так предательски, еле-еле постукивая, как бы прокрадываясь,
из темноты в темноту, то на меня, то мимо меня, то рядом со мной шныряли ночные чудища эшелонов…

По-моему, это они, их неумолимый, слепой, беспощадный ход перекочевали ко мне в фильмы,
то одеваясь солдатскими сапогами на Одесской лестнице, то обращая свои тупые рыла
в рыцарские шлемы в Ледовом побоище, то скользя в черных облачениях по плитам собора
вслед свечке, дрожащей в руках спотыкающегося Владимира Старицкого…

Из фильма в фильм кочует этот образ ночного эшелона, ставшего символом рока".   

Сергей Михайлович Эйзенштейн
МЕМУАРЫ
Том первый
Wie sag' ich's meinem Kinde?!
Составление, предисловие и комментарии Н.И.Клейман
Подготовка текста В.П. Коршунова, Н.И. Клейман
Редактор В.В. Забродин Художник А.А. Семенов
Москва, Редакция газеты "Труд", Музеи кино, 1997 г.

"И неумолимые зубчатые колеса раз пущенной в ход машины злодеяния, которые уже дальше
в цепь улик обращают против Клайда все то, что было им предпринято в плане совершения убийства.

Раз пущенная в ход, роковая машина преступления автоматически идет своим ходом —
хочет ли или не хочет, противится ли ей или избегает ее раз пустившее ее в ход преступное намерение.

Своего рода джин с черепом и костями на бутылке, из которой он вырывается.

В основе любезного мне этого образа — живое впечатление.

Конечно!

Ведь не впервые у меня фигурирует этот образ неумолимого, автоматического, машинизированного хода.

До этого таким же слепым, неумолимым ходом движется безликая, без лиц (без крупных планов!)
шеренга солдат вниз по Одесской лестнице.

Одни сапоги!

А позже — опять безликая, бездушная машина — прародительница гудериановских танковых полчищ —
лавина железной «свиньи» тевтонских рыцарей в «Невском».

Снова без лиц. На этот раз физически закрытых шлемами, где глазные щели повторяют контуром
бойницы будущих «тигров» и «пантер».

А дальше — роковой путь Владимира Андреевича под исступленный рев опричников, неумолимо черных,
снова как рок, снова с закрытыми лицами ведущих его траурным хором к гибели.

... Когда-то я себя спрашивал: что самое страшное?

И самое страшное рисовалось мне живым воспоминанием железнодорожных путей
под СМОЛЕНСКОМ в гражданскую войну.

Количество путей неисчислимо.

Количество товарных составов на них… еще более неисчислимо.

Вероятно, так не говорят. Но количество их именно таково.

Гигантская пробка, в которую зажаты эти темно-красные змеи, рвущиеся вслед наступающим армиям.

Пока что они притихли у СМОЛЕНСКА, но ежеминутно готовы потоками ринуться дальше.

Товарные поезда, как необъятной длины киты, лежат в заводи холодных рельсов запасных путей СМОЛЕНСКА.

с. 303

Гляньте на их спины с тонкого мостика, переброшенного через их ширину.

Длина их вправо и влево скроется вдали и сольется с пылью отдаленных разъездов, ушедших во тьму.

Так, сливаясь со мглой, исчезают без конца огни Лос-Анжелоса (города в 90 километров длины),
когда, кружась, спускается самолет. Пронзительно болят барабанные перепонки.

Стучат виски…

Так же стучат виски, когда стараешься охватить это ночное марево чешуйчатых спин эшелонов.
В темноте они движутся взад и вперед.

Забавно и хрипло играют в темноте рожки стрелочников.

Не они ли навели меня на мысль о ночных дальних свиристелках в ночной сцене,
в канун Ледового побоища в «Невском»?

Не менее необъятен и страшен этот парк неодушевленных и все же подвижных чудовищ,
когда снизу между рельсами и под колесами их пробираешься в поисках своей теплушки.

Я живу в двадцатом году в теплушке на путях.

Хотя работаю я в Политуправлении фронта, но город СМОЛЕНСК так перенаселен,
что часть из нас продолжает обитать в теплушках.

Со стуком из темноты в темноту проскальзывают плотно зажатые двери теплушки.
Или проносятся линией пунктира, какой чертят эти пути на картах,
бледные прямоугольники раскрытых вагонов порожняка.

Стучат молотки по осям, как в кошмарах Анны Карениной.

В темноте хрипят рожки.

И, мерно привскакивая, как в странном танце, переводятся стрелки.

Красный свет меняется на зеленый.

Зеленый — обратно в красный…

Но самое страшное не это.

Не ночные часы поисков своего вагона вдоль километров молчаливых вагонов,

не страшная жара раскаленных крыш под полуденным солнцем, когда лежишь больной...

но хвост эшелона, длинного, бесконечного, в десятки и десятки вагонов длиной,
хвост эшелона, который, пятясь назад, тупой мордой последнего вагона движется на вас.

Мерцает красный «тыльный» фонарик одиноким невидящим глазом.

с. 304

Ничто его не остановит.

Ничто не может его удержать.

Далеко на другом конце — машинист.

И с его места он ничего не видит.

Противник. Жертва. Случайный встречный. Все могут оказаться на его пути.

Но ничто не остановит медленного движения красного неморгающего глаза, торчащего из тупого рыла
последнего вагона, носом своим въедающегося в сумерки…

Сколько раз в часы блужданий моих по путям так предательски, еле-еле постукивая, как бы прокрадываясь,
из темноты в темноту, то на меня, то мимо меня, то рядом со мной шныряли ночные чудища эшелонов…

По-моему, это они, их неумолимый, слепой, беспощадный ход перекочевали ко мне в фильмы,
то одеваясь солдатскими сапогами на Одесской лестнице, то обращая свои тупые рыла
в рыцарские шлемы в Ледовом побоище, то скользя в черных облачениях по плитам собора
вслед свечке, дрожащей в руках спотыкающегося Владимира Старицкого…

Из фильма в фильм кочует этот образ ночного эшелона, ставшего символом рока".


ПРЕДЛОЖЕНИЕ СМОЛЕНСКОМУ ТВОРЧЕСКОМУ СООБЩЕСТВУ:
 
Провести День памяти Сергея Эйзенштейна 11 февраля 2019 года в Смоленске.
 
В июле 2019 года можно установить ПАМЯТНУЮ ДОСКУ на здании ж/д вокзала,
а ещё лучше памятник (памятный знак), ВОЗМОЖНО - ПЕРВЫЙ В МИРЕ, около ж/д вокзала.
Уверен, что все заинтересованные, неравнодушные смоляне - областная и городская администрации,
комитеты культуры, РЖД, творческая общественность поддержат и осуществят это предложение...

ПРЕДЛАГАЮ смоленским скульпторам свой вариант памятника Эйзенштейну:
КРУГЛЫЙ ШАР из изогнутых рельсов - символов извечного движения Земного шара и человеческих судеб,
а внутри парит СТАРИННЫЙ Ж/Д СЕМАФОР И МИГАЕТ СВОИМИ РАЗНОЦВЕТНЫМИ ГЛАЗАМИ...

2019 год - Год театра в России...
2019 год - Год театра в России...
В июле 2019 года исполнится 99 лет, а в июле 2020 года - 100 лет
со времени прибытия в Смоленск Сергея Эйзенштейна...

Владимир Павлов
Великие Луки
краевед

Фото: Владимир Павлов 22 января 2019 года после авторской встречи "День Эйзенштейна"
в Великолукской центральной городской библиотеке имени М.И. Семевского