М. М. Кириллов Терапевтические общества России Оче

М.М.КИРИЛЛОВ


ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ОБЩЕСТВА РОССИИ.
ЖИВЫ ЛИ ОНИ СЕЙЧАС?
Очерк

      Впервые о существовании общества терапевтов в Ленинграде я узнал и стал посещать его заседания только в 1963 году. Тогда началась моя учёба в  клинической ординатуре при кафедре профессора Н.С.Молчанова в Военно-медицинской академии им. С.М.Кирова. Поскольку до этого я семь лет служил врачом в Рязанском парашютно-десантном полку, то об этой возможности ранее я мог бы только слышать и мечтать. Служба не позволяла. А ведь, наверное, и в Рязани было своё терапевтическое общество. Мог бы приобщиться.
      Оказалось, сходить на общество с коллегами по кафедре было всё равно, что сходить в театр. Ощущение новизны и радости. И это чувство сохранилось на всю жизнь. Заседания общества проходили ежемесячно, традиционно, в 7 корпусе мединститута в обширной учебной аудитории. В Президиуме сидели видные ленинградские терапевты того времени, среди которых сразу запомнились профессора А.А.Кедров, В.А.Бейер, А.Д.Адо, Т.С.Истаманова, П.К.Булатов, М.И.Хвиливицкая и В.Т.Вышегородцева. Говорили, что многие из них в прошлом были блокадниками и фронтовиками.
       Народу было всегда много. Заседания заканчивались поздно вечером, также как и спектакли в театрах, которые я, кстати, из-за занятости посещал тогда редко. А на следующий день на кафедре впечатления о посещении общества бурно обсуждались. Молодые мы были, и всё нам казалось новым. Городской терапевтический мир постепенно приобретал реальные размеры и формы и позволял выходить из-под доминанты только лишь близкой нам академической среды. Происходило осознание того, что мы вживую встречаемся с первоисточниками. Такое было время: мы активно росли чужим умом и незаметно создавали свой.
      А года через два я и сам уже выступил на заседании этого общества. Это было связано с сообщением о крайне редком случае первичного амилоидоза.
       Клиника — такое место, где взаимное обогащение опытом неизбежно. Как-то я вёл больного 32 лет, очень тяжёлого, с выраженной сердечной недостаточностью и с плотными белыми отёками — такими, что по ногам его из пор сочилась жидкость, и её можно было собирать в пробирку. Считалось, что он болен ревматизмом с комбинированным поражением митрального клапана. Его не раз смотрел со мной и мой Учитель профессор Евгений Владиславович Гембицкий.
        Дело шло к развязке: у больного нарастали явления сердечной астмы, и применяемые препараты наперстянки и мочегонные эффекта не давали. В один из обходов Евгений Владиславович высказал предположение, что на фоне ревматизма у больного, по-видимому, развился амилоидоз, что и объясняло крайнюю выраженность отёчного синдрома.
        Больной умер. Когда я направился на секцию, Евгений Владиславович попросил меня специально напомнить прозектору о необходимости исследований на амилоидоз. На вскрытии был выявлен жесточайший стеноз митрального клапана, расширение левого предсердия и правых отделов сердца, большая печень, асцит, отёки... Диагноз порока сердца был подтверждён, и я поднялся в отделение.
        Прислонившись к стене, в коридоре стоял Е.В., с группой слушателей. Я бодро доложил ему о результатах вскрытия. Он внимательно выслушал и очень серьёзно и тихо спросил: «А для исследования на амилоидоз взяты ткани?». К моему ужасу, я должен был сознаться, что забыл сказать об этом прозектору, тем более, что у того и сомнений в диагнозе не было. Профессор как-то по-особому, как бы изучая, огорчённо посмотрел на меня и, оттолкнувшись от стены, медленно пошёл по коридору, не сказав ни слова.
       Опомнившись, я быстро вернулся в прозекторскую. Труп ещё лежал на столе. Я упросил патологоанатома вернуться к исследованию и взять соответствующие образцы тканей.
       Все последовавшие за этим 2—3 дня я избегал встречаться с Гембицким: мне было стыдно за свою недалёкость и оплошность. Вскоре стало известно, что гистология подтвердила признаки амилоидного перерождения не только в обычных для этого органах, но и в необычных местах, в том числе в сердечных клапанах. Нафаршированные амилоидными глыбками створки клапанов симулировали порок сердца, создавая все условия для развития сердечной недостаточности. А данных за ревматизм... получено не было.
       Конечно, я рассказал об этом Евгению Владиславовичу. Он, как будто между нами ничего не произошло, тут же поделился своим предположением о первичном характере амилоидоза — редкой разновидности этого заболевания. Сказал, что необходимо изучить соответствующую литературу и доказать это. Просидев в Фундаментальной библиотеке Академии как проклятый неделю, я проштудировал всю литературу, что была, начиная с работ конца XIX века. Выяснил, что наше наблюдение амилоидного порока сердца — единственное в отечественной литературе. Меня так увлёк поиск литературных доказательств, что я ни о чем другом и думать не мог. Имению тогда, я убедился, что осмысленный поиск рождает поразительную работоспособность.
        Мне казалось, что я реабилитировал себя перед Евгением Владиславовичем. Но он поставил мне задачу доложить об этом редчайшем наблюдении на заседании Ленинградского терапевтического общества, а позже направить его описание в журнал «Кардиология». Всё это было выполнено, но на мои просьбы выступить соавтором этих сообщений следовал неизменный отказ. Это даже обижало. Лишь с годами мне стало ясно: он был Учителем, а для настоящего Учителя интересы ученика всегда выше собственных интересов, и он учил меня этой щедрости впрок.
       А мой доклад на заседании Общества прошёл вполне успешно и даже вызвал интерес у присутствовавших за счёт уникальности и доказательности представленного наблюдения. Подумать только, меня слушали корифеи, профессора М.И.Хвиливицкая и А.А.Кедров!
      Запомнилось и моё последнее посещение этого общества, на котором с докладом выступал тогда ещё полковник м/с, а теперь всем известный генерал-полковник м/с, патриарх отечественной терапии, профессор Ф.И. Комаров. Речь шла о роли витаминотерапии, причём были приведены доказательства не только её общеизвестной пользы, но и вреда передозировки. А вот это было чем-то новым.
       Позже мне довелось побывать и на нескольких заседаниях Московского терапевтического общества. Это было уже в 80-90-е годы. Все эти заседания выглядели тоже торжественно и многозначительно, тем более, что концентрация известных учёных в Москве была несравненно выше, чем в Ленинграде. Там выступали академик М.И.Перельман, проф. А.Л. Гребенёв, проф. В.И.Шумаков и многие другие. И необязательно терапевты. Как-то мне повезло, и я слушал доклады даже своих учителей академика Е.В.Гембицкого (о С.П.Боткине) и проф. М.Я.Ратнер (о дисфункциях почечных канальцев).
        Добираться до МГУ, что у Манежной площади, в одном из зданий которого обычно и проходили эти заседания, было не близко, а так как я обычно бывал в Москве проездом, то происходило это часто случайно, второпях, и делало весьма отрывочным представление о работе московского общества в целом. И «театральный эффект» здешних заседаний общества показался мне менее предсказуемым и часто менее значительным. Москва – большой и избалованный новостями город, здесь трудно кого-либо чем-нибудь удивить. Но  вспоминаю я и об этих, нечастых, но памятных, московских, встречах на обществе с благодарностью.
       Посещение, работа и, тем более, организация  съездов или конгрессов врачей-терапевтов, пульмонологов, кардиологов, гастроэнтерологов и т.п., - в чём мне позже неоднократно приходилось участвовать, всегда были более сложной и более многоцелевой задачей, чем обычная будничная работа соответствующих местных врачебных обществ, о которой в основном и идёт речь в этом очерке. Их объединяют разве что общие идеи профессионального усовершенствования врачей и неизбежный эффект «профессионального театра», так необходимый людям. И само их содержание, конечно. О более значительном, съездовском, опыте мне уже приходилось писать ранее («Пульмонологи России», «Профессор Н.А.Ардаматский», «Киев», «Владимиро-Суздальская земля», «Академик Г.Б.Федосеев» и другие публикации).
      Я – ленинградец, но большую часть своей профессиональной жизни мне пришлось работать в Саратове, в Военно-медицинском институте и в Саратовском медицинском университете. Около пятидесяти лет. Соответствующий опыт, естественно, накапливался, в том числе в создании и работе местного терапевтического общества.
     В первую же свою осень в Саратове – в 1966 году - я впервые посетил здешнее областное общество терапевтов. Оно заседало где-то на улице Московской (тогда улице Ленина). Там я единственный раз увидел проф. Л.А.Варшамова, бывшего последние годы председателем Общества. Он был уже очень болен и сдавал полномочия. Было известно, что терапевтическое общество в Саратове существовало даже во время войны.
        Руководил тем моим первым заседанием профессор Л.С.Шварц. Я видел его впервые. Вальяжный такой, одетый с некоторым лоском и, как мне показалось, не чуждавшийся подобострастия окружающих. Это подчёркивала его нарочитая значительность. Но, по-видимому, он всё-таки этого и на самом деле заслуживал. Это был большой терапевт.
      Уже не помню, о чём на этом заседании шла речь, но чувствовалась определённая борьба представителей институтских кафедр. Некоторых профессоров я запомнил уже тогда. Это были Е.Ю.Махлин, Л.С.Юданова, М.С.Образцова, П.И.Шамарин и другие. Поведение рядовых участников заседаний отличали непривычный для столичных обществ демократизм и невыдержанность. Споры нередко напоминали профсоюзные собрания. Но всё равно было интересно.
        Доминировала в те годы, несомненно, кафедра проф. Л.С.Шварца. С 1966 по 1974 год он и был председателем Саратовского общества врачей-терапевтов.
      Профессор Леонид Сигизмундович Шварц, как он сам считал, был учеником ленинградских профессоров биохимика Е.С.Лондона и терапевта Г.Ф.Ланга. Перед войной он возглавил кафедру госпитальной терапии здесь, в Саратове.
     Знатоки говорили, что те, кто тесно работали с Лангом (проблемы артериальной гипертонии), весомо и солидно произносили, имея в виду и себя: «ЛАНГ, ЛАНГ, ЛАНГ», те, кто работал с ним не очень долго, произносили это тише: «ланг, ланг, ланг». А те, кто был с ним лишь едва знаком, говорили громко, к месту и не к месту повторяя: «ланг-ланг-ланг», хотя звучало это уже, как отдалённый звон колокольчика… Но всё равно, для всех даже упоминание о Ланге – было внушительно! 
      Профессор Л.С.Шварц был, конечно, известный в Саратове кардиолог, лет тридцать возглавлял ведущую кафедру института и был признанным создателем целой терапевтической Школы.
       Естественно, что именно Л.С.Шварц и возглавлял Областное общество терапевтов в Саратове. Коллектив его кафедры дружно посещал заседания и участвовал в их работе. Им разрабатывались в основном вопросы кардиологии. Другие терапевтические кафедры ещё только набирали тогда свою силу. Но я не помню, чтобы профессор Шварц сам часто выступал на заседаниях общества.
        Все эти годы заседания общества проводились уже в Актовом зале мединститута (университета). Это было признанием.
      Леонид Сигизмундович Шварц часто болел и в 1974 году умер. Школа его осталась и функционировала ещё многие годы.
        С 1974 по 1983 год Саратовское общество терапевтов возглавлял профессор Военно-медицинского факультета (позже института) при СГМИ Клячкин Лев Михайлович. На кафедре военно-полевой и госпитальной терапии, которой он руководил, работал и я, сначала доцентом, а позже и профессором.
          Какое-то время общество жило в основном работами нашей кафедры. Так было проще им руководить. Наша кафедра предложила врачебному обществу новые для Саратова вопросы военно-полевой терапии – болезни у раненых, ожоговая болезнь, поражения хлором и т.д.. Выступали и сам проф. Л.М.Клячкин и мы, его сотрудники (я, М.Н.Лебедева, А.А.Кажекин, Л.Д.Алекаева). Позже, с открытием на нашей кафедре пульмонологического Центра, на заседаниях общества стали звучать и вопросы пульмонологии. Появились и диссертационные работы. Всё это вносило определённую новизну и привлекало членов Общества. В те годы в его работе участвовали профессора и из других кафедр института - Э.Ш.Халфен, М.С.Образцова, Н.А Чербова, Г.Г.Орлова.
        В 1983 году проф. Л.М.Клячкин получил кафедру в Москве, и терапевтическое общество в Саратове возглавил заведующий кафедрой факультетской терапии Университета профессор Николай Андреевич Ардаматский.
       Фронтовик, он был одним из учеников проф. Л.С.Шварца. Чувствовалась традиционно высокая клиническая культура коллектива его клиники. Мы с ним сразу сблизились. Особенно тесным наше общение стало после того, как в 1983 году я возглавил свою кафедру и крупнейшую тогда в городе клинику пульмонологии. В работе Общества терапевтов принимали активное участие профессора. Л.С.Юданова, В.Я.Шустов, Л.Н.Гончарова.
     В 1987 году стало известно, что в следующем году планируется проведение у нас, в Саратове, Всесоюзного учредительного съезда Общества врачей-пульмонологов.
      Съезд начал свою работу 15 октября 1988 года и продолжался трое суток. Он собрал тысячу делегатов из всех союзных республик. Президентом съезда был объявлен проф. Ардаматский Николай Андреевич. Главным итогом работы съезда должно было стать создание Всесоюзного Общества врачей-пульмонологов.
        Вся ответственность легла на наше Общество терапевтов. Мы встречали на вокзале и в аэропорте гостей отовсюду и устраивали их в гостиницах города. В этом участвовала вся кафедра проф. Н.А.Ардаматского, наша кафедра и другие коллективы института.
      Саратовцы тогда неожиданно стали очень популярны и приобрели массу знакомых и друзей из всего Советского Союза. Обстановка на съезде была исключительно доброжелательной и интернациональной. Я и сейчас помню гостей из Узбекистана, из Тулы, из Литвы, с Украины. Из Сибири, Алтая, Дальнего Востока и из других мест. И, конечно, из Москвы и Ленинграда. Были не только пульмонологи, но и  все ведущие терапевты СССР.
        Руководил съездом академик А.Г.Чучалин, Отечественная пульмонологическая и терапевтическая Волга после съезда потекла активнее, и наша задача была лишь не дать ей заилиться.
      Прошедший съезд оказался наиболее крупным научным событием в жизни самого нашего саратовского Общества терапевтов, в том числе и за последовавшие 30 лет.
       Сразу после его завершения, в Саратове, как и во всей стране, было создано местное общество пульмонологов. Возглавил его я и в последующем руководил им до 2001 года. Моими его сотрудниками, членами этого общества, из числа которых следует упомянуть пульмонолога Л.Д.Бриль, в ближайшее же десятилетие было проведено 23 научных семинара по пульмонологии для врачей области и защищено 20 кандидатских и 2 докторских диссертаций. Сказать об этом тем более важно, что всё это пришлось на «девяностые годы», когда сотрудникам подчас задерживали зарплату и когда у больницы нехватало денег даже на оплату стирки больничного белья.
        «Девяностые годы» ограбили нас, но и сделали  умнее. Понимание преувеличения значимости и даже пагубности многих зарубежных достижений, в конце концов, пришло, но успешная советская терапевтическая школа, как и всё советское, была, во многом разрушена.
    Конгрессы и сейчас успешно проводятся как площадка для обмена опытом и информирования мало читающей врачебной аудитории. Это и Конгрессы пульмонологов (академик. А.Г.Чучалин), и ежегодные съезды врачей-терапевтов Северо-Запада нашей страны (академик Г.Б.Федосеев), и Конгресс «Гастронеделя» (академик. В.Т. Ивашкин) и т.п. Некоторое значение имеют и публикация в материалах этих Конгрессов об определённых научных достижений. Но все эти форумы, к сожалению, по-прежнему остаются зеркалом рыночных реформ, власти денег и коррупции в стране. Ничего удивительного: мы ведь живём в буржуазном обществе. В обществе наживы немногих и обнищания миллионов. Былой радости от общения делегатов съездов в последние годы тоже заметно поубавилось. Радоваться стало нечему.
     А былые местные терапевтические Школы страны постепенно исчезают. Центры расформировываются. Врачебные общества в областях распадаются или попросту умирают. Саратов этому пример: у нас, в частности, уже давно нет ни кафедры, ни общества, ни диссертационного совета по пульмонологии. Правда, городское пульмонологическое отделение, когда-то созданное нами, существует и сейчас.
      Последний председатель нашего терапевтического Общества проф. Н.А.Ардаматский в 2001 г. скончался. Время тут же разрушило ранее плодотворную работу Общества как такового. Что-то ещё происходило и позже, вероятно, но в памяти не осталось. Достойной смены недавнему прошлому так и не нашлось. Какую-то, имитирующую роль в последние годы, конечно, выполняло централизованное проведение уже упомянутых «национальных» конгрессов. А почти повсеместно прекратившиеся заседания местных терапевтических Обществ, а, следовательно, и инициативу собственно самой врачебной общественности, заменили редкие конференции  и тематические семинары, эпизодически проводимые в городах и весях нашей страны заезжими столичными учёными-специалистами, рекламные зарубежные лекарственные агентства и фирмы. В этих условиях родники собственно отечественной медицины быстро заилились. Это и понятно, для творчества медиков государству, как минимум, их нужно кормить.
        Дело последовательного разрушения медицины в стране завершили тесные рамки страховой медицины, потогонная система работы и крайне низкий уровень зарплаты врачей и специалистов высшей медицинской школы. Ныне медики не живут, а выживают. Им уже не до посещения заседаний обществ, даже если бы они и были, не до участия в Конгрессах и даже чтения книг.
       Что такое былые, массовые терапевтические общества России? Это же организованные сотни тысяч врачей, объединённые добровольно своими профессиональными интересами, это же реальная инициатива полезной коллективной энергии, это же родники творчества, опыта и перспективы, внутренний источник и естественный бесплатный университет профессионального усовершенствования. Всё это за редким исключением ныне уничтожено. Замечательно, конечно, что такие терапевтические общества, как ленинградское (С-Петербурга) имени С.П.Боткина, всё ещё существуют. Честь им и слава!
        Это важно, так как, без местных врачебных обществ медицина чахнет и становится разрозненной и частной.
       Если в миллионном городе Саратове Государственный медицинский Университет имени Разумовского, имитируя своё величие и благополучие, сосуществует с одновременно происходящим разрушением врачебных обществ, грош ему цена. Очевидно, что если это и «король», то интеллектуально и идеологически это «голый король». Без массовых врачебных обществ Университет становится «бездетным».
       Правдивый и квалифицированный анализ жизнеспособности, терапевтических, обществ на местах давно назрел, если не сказать больше, и это меня очень тревожит. Жива ли ещё столь славная прежде советская (российская) система местных обществ врачей-терапевтов в наши дни? Как Вы думаете?
 Г.Саратов, январь 2019 год.