Кн. 2, ч. 2 Двое в одном зеркале глава 5

   Когда Елене взбрело в голову посетить тайком от Мендеса Лущицкий лес, между Бет и Галиной разгорелась нешуточная перепалка, не заметная неподготовленным взглядом и слухом: скупые фразы, едкие замечания, сверкающие взгляды, бесконечные колкости в адрес друг друга. Мендесом было категорически запрещено отлучаться с Еленой дальше Старицкой поймы, и Бет стояла на том, чтобы испросить на это разрешение. А Галина, всегда скрупулёзно придерживающаяся предписаний, внезапно встала на сторону Елены. Вообще-то, ни та, ни другая не имела права её сопровождать,  Ангел резко воспротивился, и Елене стоило большого труда его уговорить. Стойкий к женским чарам, Ангел сопротивлялся долго. Если бы о заговоре стало известно Фернандесу, то, несмотря на его лояльность,  планы Елены рухнули бы в тот же миг.

Почему ей не пришло в голову поделиться душевными муками с Мендесом,  Елена и сама не знала. Боялась, что он её не поймёт? Запретит? Или не хотела зря его тревожить своими капризами? Она тоже потом горько пожалела о своём недоверии к любимому. Но всё это было потом. А пока…

Симпатизировавший Галине Ангел был не прочь позволить ей выехать с Еленой на тайный «пикник», а Елена стояла горой за Бет. Зажатый между двух огней, Ангел, скрепя сердце, согласился. И горько пожалел об этом впоследствии. Он подвёл своего наставника Фернандеса так, что оба едва не угодили в подвал.

Итак, в один из сухих и на редкость тёплых октябрьских дней, оставив детей на Алесю и Марту, Елена выехала на «мустанге» со своими телохранителями (вернее, телохранительницами) за пределы очерченного круга. Она сама не знала, отчего мечется и мается. Мысль о том, что отцом её детей мог оказаться другой, что пропавший без вести Лео никогда уже не сможет иметь ребёнка, и она никогда ему не родит ни сына, ни дочь, и что все её мучения в лесу были напрасны, - не оставляла Елену. Она не могла понять, жалеет ли она, что ребёнок не от Лео, или, наоборот, воспринимает с облегчением. Ведь если Лео нет в живых, это было бы единственным, что осталось после него. Может быть, эта поляна со сторожкой в лесу поможет ей – год спустя – разобраться в себе и избавит от чувства вины.

В городке Лущицы, состоявшем из нескольких слившихся сёл, почти ничего не изменилось. Было построено несколько новых богатых домов, с трудом умещающихся в тесной одёжке небольшого участка. Большой торговый центр вместо сельского рынка и прилегающих магазинчиков, объединивший всё и вся. Только административный центр красовался в гордом одиночестве, как и прежде, но аккуратно отреставрированный, да новая школа с детским парком возникла на расчищенном пустыре.

Серафима жила теперь не на краю поля, а в противоположной стороне, ближе к холмам, но всё равно на отшибе – так ей было необходимо. Обновили и заасфальтировали поселковые дороги, поставили автозаправку и ремонтную мастерскую, отремонтировали водопровод  и газопровод – Лущицы стали выглядеть цивильно и скучно, потеряв колоритную архаичность. Елена понимала, что здесь не обошлось без поддержки Мендеса.

Елене было немного стыдно ехать теперь вдоль знакомой до мелочей улицы, словно это она была виновата во всех бедах, свалившихся на общину. Она пыталась съёжиться на сидении, спрятать лицо. За поселком она велела остановить машину, и дальше пошла пешком. В лес уставом общины въезд машинам был по-прежнему запрещён, дорогу перегораживал шлагбаум.

Бет и Галина тянулись следом.

Елена шла и вспоминала, как ходила по этой запутанной дорожке почти каждый день, и могла идти здесь хоть ночью, хоть с закрытыми глазами. На подходе к поляне её охватило волнение. Здесь было ужасно – словно какой-то неведомый великан, не соизмеряя сил, порезвился и позабавился, учиняя погром. Кругом торчали только пни в окружении мелкой поросли, было голо и бесприютно, поляна вдвое увеличила своё королевство, пополнив дворню лопухом.

Обгоревшие деревья спилили и вывезли, место тщательно очистили от горелых сучьев, чёрные проплешины уже буйно зарастали бурьяном, милосердный кипрей душил в своих объятиях бренные останки дома, поднимаясь куда выше фундамента. Ручей, раньше таившийся за домом и кустами, теперь пел свою однообразную песенку совсем на виду. Часть поляны была выкошена, на чистом пятачке лежали аккуратным штабелем свеженькие кирпичи, и рядом – горка брёвен и досок, заботливо прикрытые рубероидом – кто-то собирался снова обосноваться здесь.

Всё было чужим и незнакомым. Елена попыталась вспомнить то лето, отрешившись от окружающих звуков и останков – и не смогла. Это был уже совсем иной мир, другое измерение. Пока Елена стояла, раздумывая, не сбежать ли ей отсюда, не отгородиться ли от мучительных воспоминаний о пожаре окончательно и бесповоротно, как вокруг что-то опять неуловимо изменилось. Она почувствовала тревогу, надвигающуюся со всех сторон, словно близился новый пожар. Подняв голову, она вдруг увидела отчаянный взгляд Бет, переместившейся на шаг вперёд и застывшей с приподнятой ногой, услышала сзади резкий шорох и щелчок – и в её шею ткнулось холодное железо. Елена даже не почувствовала, как Галина подошла к ней сзади: она затерялась в своих собственных ощущениях.

По ушам ударил резкий, холодный голос: - Не двигайся, выполняй то, что я скажу.
И громко – в сторону Бет: - Если не хочешь, чтобы её труп копы повесили на тебя, иди вперёд, руки за голову. Иначе прихвачу и тебя тоже.

Бет медленно повиновалась. Губы её дёргались, зрачки сузились: - Проклятье! Я должна была догадаться! – вырвалось у неё.

- Кишка тонка! – с презрительной усмешкой бросила Галина. – Иди не спеша, к ручью – там разберёмся.

Бет знала, что ей отсюда живой не уйти. Галина Шторм изменилась – вместо серой мыши перед ней была властная, жёсткая профессионалка. Бет старалась двигаться как можно медленнее, спотыкалась и запиналась, пытаясь оказаться ближе к Елене. Та двигалась с напряжённым, белым лицом. Предчувствия её не обманули, но явились слишком поздно. Ей снова было страшно.

Шорох и треск нарушили тишину – по другую сторону от ручья  какой-то парень, в старых джинсах и белой футболке, шёл мимо, негромко и фальшиво насвистывая старомодную песенку. Следом бежала большая чёрная собака.

- Жучок, рядом! – сказал парень зарычавшему псу. – Он не тронет, не бойтесь. – Он махнул женщинам издалека, не сбавляя шаг. За его спиной был увесистый рюкзак, и он  для равновесия слегка наклонялся вперёд. Рыжеватая бородка закрывала всю нижнюю часть лица, защитная панама – лоб, из-под которого торчали в разные стороны выцветшие прядки волос.

«Такой же светловолосый, как Лео…» - машинально подумала Елена. – «Мне бы хотелось его разглядеть…»

- Всем стоять, - негромко приказала Шторм.

Парень споро прошагал мимо, а зловредный пёс, потихоньку отставая, делал вид, что срочно вынюхивает нечто чрезвычайно необходимое, и именно поблизости от женщин. Когда хозяин скрылся из виду, он снова грозно стал на них надвигаться. Вот он одним махом перепрыгнул ручей и вновь устрашающе зарычал – ему очень не нравились пришелицы.

«Умница, умница собачка!»  – подумала Бет, и начала пятиться назад.

- Я собаки боюсь! – сказала она дрожащим голосом. – Я всегда их боялась – меня в детстве покусали…

- Идиотка! – с досадой бросила Шторм. Но собака мешала и ей тоже. – Возьми палку, отгони. Иначе пристрелю.

Этого было достаточно для Бет. Галина поняла свою оплошность на секунду позднее. Бет бросилась под ноги Елене и отбросила её в сторону. Это был рискованный маневр, но он ей удался. Теперь Бет оказалась лицом к лицу с Галиной. Грянул выстрел, почти одновременно с броском Бет, но пуля взрыла землю рядом с собакой, которая тоже посчитала момент подходящим и, продолжая злобно рычать, запрыгала вокруг. Шторм, не зная, на кого в первую очередь направить пистолет, опять замешкалась на долю секунды, выстрелила в собаку – и промахнулась. Зато Бет теперь была в своей стихии. Запоздавший выстрел лишь задел её плечо. Бет взлетела.

В прыжке она вышибла пистолет из руки противницы, перекатилась за ним к остову сосны, о который пистолет ударился, улетев из руки Галины. Та не стала тратить силы на драку в лесу, и метнула нож. Бет отбила его пистолетом.  Лезвие воткнулось в землю рядом с рукой Елены, продолжающей сидеть на корточках рядом с обгорелым пнём. И тогда Галина прыгнула на Бет. В лицо ей полетел ком глины – это разъярённая Елена очнулась от шока. Как ни странно, брошенная наугад грязь попала в цель – Елена оказалась точна, видимо, от отчаяния. Галина взвыла и на секунду ослепла.

А затем сразу два выстрела достали Галину Шторм. Подоспевший почти вовремя Ангел стрелял по ногам, Бет стреляла влёт. Её пуля оказалась смертельной. Галина рухнула на неё, успела схватить за горло, но сил сжать руки  уже не было. Она страшно усмехнулась ей в лицо: «Ты победила…»

Ангел помог Бет освободиться от прощальных объятий Шторм. Елена, рыдая, бросилась к ней на грудь.

- Не плачь, подружка, всё позади. Скажи Виктору, пусть осмотрительнее заводит телохранителей.

Елена кивала головой – потрясение ещё не прошло полностью, её била крупная дрожь. Рана Бет оказалась не опасной, а вот Галину вряд ли можно было довезти живой до дома. Ангел склонился над ней.

- Кто твой хозяин? – спросил он чётко и раздельно. – Кто тебя послал? Говори!

Женщина слабо шевельнула серыми губами, пытаясь что-то сказать.

- Кто? Гу… дальше, дальше что?

- Гу… - снова выдохнула Шторм, и когда Ангел наклонился к ней поближе, вдруг собрала все силы и отпустила грязное ругательство. С этим её душа отлетела в отдельный рай для шпионов и наёмных убийц.

 Отказавшись от срочной перевязки, Бет тщательно обыскала её, но нашла лишь записную книжку и рацию для связи с шофёром, коим сегодня выступал Ангел. Ангел же и дотащил труп Галины до машины. Собственно,  это было уже без надобности, но труп необходимо было предъявить Мендесу. Поскольку связи не было, труп засунули в багажник. Поездка обратно напоминала какую-то дурную американскую комедию, но всем троим было не до смеха.

Мендес решил, что в этом не было необходимости: труп можно было закопать на месте.

 Елене пришлось долго оправдываться, подлизываться, уламывать. Она подвела не только себя, но и его, и детей. Она была на волосок от гибели. Она взяла с собой обеих неблагонадёжных женщин. Мендес был потрясён в большей степени тем, что она не предупредила его о своей прихоти, чем тем, что Бет сделала то, чего от неё никто не ожидал: спасла его любимую. Недоверие должно было уйти, но Мендес не спешил выказывать симпатию к Элизабет Спенсер. Подождёт. Успеется.  Зато Ангел за потакание получил сполна: его разжаловали из помощников Фернандеса, и то, что он подоспел на поляну вовремя, не умалило его вины.

Хотя, Мендес сознавал, что винить в первую очередь надо было себя самого. Ко всем прочим недостаткам и порокам прибавились мягкотелость и недальновидность – видимо, рождение детей сделало его слишком податливым и разомлевшим. Он расслабился. Недопустимо. Впредь он не будет жалеть провинившихся и находящихся под подозрением, не будет таким доверчивым. Где его былая жёсткость и проницательность?

 Исчезновение Элеонор – первый звоночек, Галину необходимо было ликвидировать сразу же после него.

Елена в тот же день тайно вернула Бет её «штучки-дрючки» и, не давая Мендесу опомниться, стала требовать, чтобы он вооружил и её тоже. Это было вполне выполнимо.

Происшествие должно было ещё больше сблизить их, бросить в объятия друг друга. Всем казалось, что именно так и произойдёт.

Мендес встретил её и, кинувшись навстречу, обнял прямо у машины – его руки дрожали. Он потерял сестру, и вот сейчас едва не потерял любимую – это кого угодно способно выбить из колеи. Он подхватил её на руки и отнёс в дом, сам раздел, отвёл в свою гостиную. Все распоряжения – потом, сейчас самое главное – это она.

 Держа её за плечи, на некотором расстоянии от себя, он осматривал Елену так, словно видел впервые: упрямый рот, пышные рыжие волосы, стянутые в пучок, крошечный шрамик около уха, дрожащая тень от ресниц на загоревшем холмике щеки, страдальчески сморщенный нос, готовые разразиться потоком влаги, зеленоватые фонарики глаз... Родное и знакомое до мелочей лицо – почему оно всегда приковывает к себе его взгляд? Почему никогда не надоедает?

Елена чувствовала себя неуютно, но не могла ни дёрнуться, ни сбежать, словно находилась в тисках.

- Почему ты не взяла с собою меня? Неужели ты думала, что я не способен тебя понять? – спрашивал он с горечью и недоумением. – Зачем ты туда поехала… одна?
В его голосе зазвучала вдруг такая обида, что Елена смешалась. Она всегда терялась и удивлялась, узнавая вдруг в человеке, казавшемся металлическим, человеческие слабости.

- Я… боялась, - шепнула она, боясь разрыдаться.

- Чего боялась? Наказания?

- Не знаю…

- Тебя стоило бы наказать! Ремнём – и в угол! Кажется, у вас так наказывают глупых и непослушных детей? А потом лишить сладкого! Что там сегодня на десерт? Клубничное желе? Мороженое с вишнями? Отменить!

- Нет, нет, нет, - поспешно перебила Елена, - я не в том смысле…

- Ага,  а в каком же смысле?

- Тебя!

- Что – меня?

- Боялась…  - Елена совсем упала духом, не находя слов.

- Меня?  Ну и ну!  Я… похож на монстра?

- Не то, чтобы похож… Просто мне кажется, я никак не могу к тебе привыкнуть! – Елена поняла, что сказала что-то не то и не так, но поворачивать назад было поздно.

- Не можешь привыкнуть? – он поднял брови. – Что ж, давай привыкать заново.

Он наконец-то привлёк её к себе.

- Смотри, вот это мои руки. Нет, это крабовые клешни, или даже щупальца осьминога. Они тебя обвивают, они словно присасываются к тебе… - Елена вздрогнула и замерла. Одна рука обнимала её лопатки, другая опускалась вниз, на крестец, затем его нога раздвинула её ступни в стороны,  и рука проникла между ягодиц.

- Чувствуешь? Мои щупальца собираются скрутить тебя в бараний рог! А мои телескопические глаза посылают гипнотические импульсы, и ты уже больше не сможешь сопротивляться! Да? Смотри на меня!

Елена попыталась зажмуриться – и вправду не смогла.

- Вот это – рот вампира. Сейчас я его открою – и ты увидишь мои зубки. Я собираюсь высосать твою кровь! А ещё у меня есть жало, и оно собирается в тебя вонзиться. Короче, перед тобою абсолютное нечто! Жуткое и безжалостное.

Мендес зловеще вытаращил глаза, оскалился, прижал к себе её бёдра – Елена не успела ни засмеяться, ни испугаться, только ойкнула, когда его губы взяли её в плен.

- А теперь тебе надо срочно под душ.  Ты чумазая, а нечто не потребляет чумазых, только чисто отмытых.

Они оба стояли под душем, и Мендес нежно водил мыльными пальцами по её телу, такому бесконечно желанному. Елене казалось, что никогда в жизни ей ещё не было так хорошо, и она готова была пройти через всевозможные ужасы, чтобы это повторилось вновь и вновь.

- Тебе это нравится?

- Ужасно… А можно – я тебя тоже поглажу?

Она с боязливым восторгом двигалась по нему, забираясь во все потайные места, пока сдерживаться обоим не стало больше никакой возможности…

Потом они лежали, не двигаясь, ужаленные друг другом в самое сердце, просто ощущая друг друга…

- С тобою так удивительно… Я больше никогда не уйду одна…

- А я и не позволю.

- Что ты чувствуешь? – спросила она.

- Я чувствую, что я в тебе. А что чувствуешь ты?

- Я чувствую, что ты во мне… Я хочу, чтобы ты был во мне всегда. Не уходи.

- Я не ухожу… Я тоже хочу быть в тебе всегда.

- Ха-ха, так и будем жить сдвоенные! Сиамские близнецы. Вот сейчас я хочу прогуляться. Идём?

- Идём.

- Ха-ха! Ой, мне щекотно, что ты делаешь? Мы же не идём, а сидим…

- А вот теперь пошли… Раз-два, раз-два… О Господи, моя голубка!..

Им не удалось уйти далеко.

…И Елене, и Мендесу казалось, что их вновь обретённому блаженству не будет конца.

Но проблемы не рассасывались и не отступали. Они окружали их глухой стеной и пытались оторвать «сиамских близнецов» друг от друга без наркоза и предварительной подготовки.

 «А без ссор не обходится ни одна нормальная семья – не верьте счастливым парам, если они говорят, будто живут, не ссорясь, душа в душу. На самом деле, они просто давно охладели друг к другу, и им нечего обсуждать и ловить в этой жизни…» - так любила говаривать Марта. И кто опровергнет, что её привязывала к Клаусу Венцелю именно любовь?