Солнечные письма

 (О стихах Льва Гольдина)    

 Чем привлекают, очаровывают, завоёвывают читателя стихи Льва Гольдина?
Яркостью, своеобразием, необычностью образов, природной свежестью, красотой словесной вязи? Да, всё это есть в его произведениях, но самое подкупающее в них – радостная интонация, они пронизаны солнцем, добротой, любовью, их можно читать, когда тяжело на сердце. В них есть  то мандельштамовское «счастье лёгкое дышать и жить», которое достаточно редко встречается у современных поэтов.
 Лев Гольдин родился в городе Павлодаре, учился в Новосибирске, приехал в Санкт-Петербург продолжить обучение искусству живописи. Можно сказать, что принесло его к нам, в невскую дельту, свежим сибирским ветром с прииртышских степей да берегов Оби. И сибирская вольность, широта, неразгаданность в его стихах отразилась.
 Первая книга Льва Гольдина называется примечательно «Солнце в кладовке», что подчёркивает чувство родства, единения  автора с окружающим миром, со всеми его проявлениями, даже со старыми вещами в дедушкиной кладовке. В книге достаточно много стихов сельской тематики, но нет провинциальности, а присутствует универсальная земляная укоренённость, связь с родной почвой, с поколениями предков, живших на ней. Открывают книгу такие строки:
                Заборы виляют хвостами,
                Трутся об ноги тёплыми боками,
                Путаются под ногами,
                Бегут впереди большими прыжками.
                <…>
                Это моя земля взасос целуется с сапогами.
Поэзия – всегда удивление, она необъяснима, а ещё у неё есть свойство, о котором упомянул Евгений Баратынский, сказав о Пушкине: «Всё под пером своим шутя животворящий». Поэзия способна «животворить», одухотворять. Это свойство зародилось в незапамятных веках человеческого младенчества,
когда люди, живя среди дикой природы, являясь сами её частью, не умея объяснить её явления, одушевляли и даже обожествляли их, населяли леса, реки, болота вымышленными существами, молились с священных рощах, на лесных полянах или холмах своим языческим богам. Можно сказать, что древние люди были, в некотором смысле, стихийными поэтами, а нынешние поэты чем-то напоминают язычников. Таким образом, поэзия движется сквозь время. Даже в самой новейшей поэзии есть это первобытное удивление явлениям жизни, а  разнообразные средства художественной выразительности, одним из которых, возможно, наиболее действенным является метафора, помогают поэтам одушевлять реальность.
 Удивительные метафорические превращения можно обнаружить на каждой странице книги Гольдина. Кажется, его глаза обладают особой способностью всё время совершать открытия, видеть в обыденном откровения:
                С букетом из скрипа дверей и лопат,
                Из крика грачей и собачьего лая,
                Её за углом дожидается март
                И за руку держит, домой провожая.

                И в белой рубахе стоит во дворе,
                И чёрные брюки запачканы глиной,
                Вот локоть отставил галантный апрель.
                В груди его плещется писк воробьиный.
 Лирический герой (ЛГ) Льва Гольдина, его поэтический двойник чувствует себя родным живой природе, представляет порой себя её частью. Он то сравнивает себя с коровой, «что на рынок вели продавать», то с лошадью:
                Был бы я лошадью!
                Ржал бы издалека, тебя увидев.
                <…>
                Все прохожие
                Говорили бы, улыбаясь:
                Смотрите, лошадь.
Или с берегом реки:
                Я берег твой, я в хмеля колтунах
                И с соловьём под мышкой.
Автор может населять свой мир совсем особыми, небывалыми существами.
При этом, созданные его фантазией неологизмы, не вызывают отторжения, кажутся органичными:
                Здесь разные жили племена.
                В пионах – жужжане и кружане,
                Бодались с отражением летяне,
                По тарелкам бродили трепетане
                И некоторые тонули в сметане.
                За полкой пели прятичи,
                Поклонялись грушам полосатичи…
 Имеется в книге произведение с заголовком «Заговор деревней. (Читать вслух, иначе не подействует)». Это большое сочинение, на 11 страниц, я бы назвала поэмой. Слово «заговор» в словаре Ожегова определяется как «словесное  выражение обладающее, по простонародным представлениям, магической, колдовской или целебной силой». Использование такой, необычной для современного поэта, стихотворной формы приближает творчество Гольдина к фольклору, народной традиции. Заговор деревней, деревней, поселением самым близким к природе, где жители ещё не оторвались от родной земли, чувствуют её силу и, возможно, верят в заговоры, как народные средства от несчастий и болезней. Произнося заговор, заклинание, стараются настойчиво произносимыми словами воздействовать на силы природы  или состояние человека. Сочиняющий заговоры верит в необходимость своего слова, способность его воздействовать на других людей, их самочувствие. Заговоры – народная психотерапия, лечебные стихи. Автор в них не сосредотачивается на своих переживаниях, а стремится быть услышанным, помочь кому-то избавиться от мучительных эмоций, или телесных страданий. Для сочинения таких стихов нужна душевная сила и мудрость. Небольшая цитата:
                На розовой коже твоей души бородавка скорби,
                Словами её соскоблим,
                Не причиняя вреда большого,
                (Словно держишь в руках лягушонка).
  Далее продолжается заговор всеми стихиями и явлениями деревенской жизни: воздухом «в бантиках из мух», «стеной ливня», пламенем «весёлым, драным, юродивым», скворцами, пчёлками, собаками, звёздами, солнцем, небом, «земелькой черногубой», которая даёт силы, радость и душевное здоровье.(Вспомним миф об Антее.) О ней написано необыкновенно:
                Земля, лежащая при заборе,
                Подними-ка лицо рябое.
                Никуда не торопишься,
                Держишь на пальце воробушка,
                Ветер качает шубу твою,
                В каждом кармане по соловью,
                На плечах коровы пасутся.
                <…>
                Ты добрее Иисуса
                Не кричишь про зло и несправедливость
                Лишь бы счастье чьё-нибудь длилось.
Картина мира в «Заговоре» разнообразна. Есть в ней: стрижи, сорока, окуни, «женщина, продающая беляши», влюблённые, которые «словно украденного коня,/ Радость ведут по городу», стихи «длинные, как высунутые языки», и конечно, заклинания:
                …собаками, полюбившими небо –
                Заклинаю от гнева,
                <…>
                Рыбами, забившимися в купавы –
                От зависти и славы.

                Нежными лошадиными ноздрями ночи –
                От всего, что голову морочит.

                Дятлом, бьющим о брёвна рёбер,
                Заклинаю – будь добр.
Следует сказать автору спасибо за такие слова и строки.
 Из книги можно догадаться, что народную мудрость и привязанность к земле, природе Лев Гольдин унаследовал от своих дедушки и бабушки, в сельском доме которых, очевидно, проводил в детстве и юности много времени. Целый цикл стихов посвящён этим, родным автору, людям. Он занимает значительное место в книге. С особенной любовью Л.Г. пишет о своём дедушке: «Хорошее видел он в людях и досках, <…> Ему улыбались чужие собаки, / Чужие младенцы, поля буераки». Из стихов узнаём, что звали дедушку Василий Щигорев. Дедушка по праву является героем книги и характеризуется автором как герой: «Он бронзовый был, словно памятник жизни, / Прошедшей в работе, во славу отчизне».О бабушке тоже написано с душевной теплотой:
                А бабушка, света весеннего ради,               
                Бодливым козлёнком скакала в ограде,
                Она с чердака вылетала скворцом,
                В бурьяне из молний брела сорванцом.
С пронзительной грустью и сожалением пишет автор об этих ушедших людях, о том, что ушло вместе сними, что они не успели ему рассказать : «И время сомкнулось над ними, как ряска. <…> Стою рыбаком. Ни крючка, ни грузила, / ко мне прикасалась, со мной егозила / Великая тайна».
  ЛГ чувствует себя наследником, преемником этих людей и всех предыдущих поколений, связанным памятью о них, обязанным жить как бы вместе с ними, продолжить их жизнь. Он представляет себя вождём  племени предков и заявляет: «Во мне теперь не меньше вечного, / Чем в старых фресках – ад и рай». По-моему, это очень патриотично считать себя ответственным за продолжение дела своих предков, своего рода.
 Есть в книге стихи о любви мужчины и женщины, о счастливой любви, что особенно ценно: «Когда радость/ Кустом винограда висела <…> Ты, любимая,/ Лозой протягивалась каждой <…>. А виноградник мчался с горы навстречу,/ Руками вскидывая,/ И птицы пели/ Короткими, как счастье, голосками».
 Чувство любви, сугубо личное, интимное переживание, изображённое словами, художественно воплощённое в стихах, становится символом, иероглифом, возможно, даже камертоном, по которому читатели могут сверять свои чувства. И в этом – щедрость художника, делящегося с людьми своей радостью. А передать небанально радость в стихах труднее, чем грусть и тоску. У Л.Г. это получается. Вот, например, несколько строк из более позднего произведения:
                А мы с тобою были
                В короне скомканной листвы,
                В фате из яркой пыли,
                Мы были – двое из травы.

                А после на вокзале
                Мы были – двое из ларца.
                И где мы появлялись,
                Казалось, пели два скворца.
 Поэма «Побег из Пушкинских Гор или прощай практика» тоже посвящена любви. В ней: «счастье было длинным, как/ Собачья добрая улыбка».
 Есть расхожее выражение: «поэзия (стихи) – зеркало души». Я бы сказала иначе: поэзия – живопись красками души. И мы можем убедиться, что краски эти у Л.Г. яркие и радостные, что выгодно отличает его от некоторых молодых поэтов, не буду называть их фамилии, нашего города, пишущих стихи пропитанные унынием, тоской, неприятием действительности, одним словом. «чернухой». 
 Довольно много у Гольдина дорожных стихов, написанных в пути, или по впечатлениям от поездок. И вся громадность страны, нескончаемые километры её дорог угадываются за строчками:
                Четвёртый – на десятый путь,
                Когда, когда ещё случится
                На полпути куда-нибудь
                Осиной к ветру прислониться?
                <…>
                Как будто тронулся состав
                И ты один за всё в ответе
                Среди качающихся трав,
                Среди полей, на целом свете.
 Интересны красивые пейзажные стихотворения: «Весне», «Летнее утро», «Ночь стекала по стволам», «Лес», «Осенний лес» и другие. В них Л.Г. не ограничивается описанием того, что видит. Он не просто любуется красотой природы, а чувствует её тайную жизнь и неразгаданную мудрость, и вечные вопросы бытия, навеянныё общением с ней, превращают его пейзажную лирику в философскую: «Печально то, что мне печально <…> От хруста ветки под ногою, / Величины пустого неба. / Как будто платишь ты собою / За всё – за чай, за запах хлеба, / За каждый день, за дождь и вёдро, / За куртку, мокрую от пота, / За подосиновиков вёдра». Ещё пример подобных размышлений из стиха «На степном ветру»:
                Я плачу, сам не зная почему.
                И мысль моя мучительно простая,
                Что жизнь есть погружение во тьму,
                Где дышит только тишина земная.
 Пейзажная лирика Л.Г. фантасмагорична той непридуманной фантасмагоричностью, которая постоянно нас окружает, но ощущается немногими. В изображениях обычной российской природы, в оживших, насыщенных метафорами пейзажах, Гольдину удаётся передать тот нездешний ветерок из «незримого очами» мира, о котором в своё время так пеклись символисты, в них присутствует ощущение многозначности, запредельной глубины. Например, в стихотворении «Осенний лес»:
                Не лес, а хлещет мгла небес
                В лицо берёзовыми струями,
                Тоской земною вырос лес
                И осыпает поцелуями.
                <…>
                То жизнь пульсирует во тьме
                С невиданною прежде силою.
                Я слышу песню о зиме,
                Холодным ветром уносимую
                За край земли.
 Обращает на себя внимание стихотворение «В сумерках» с посвящением Велемиру Хлебникову. Выше я характеризовала поэзию, как живопись красками души, но возможно и совсем другое определение, данное Б. М. Эйхенбаумом: «Стих – лаборатория речи». Мне думается, что стих «В сумерках» под это определение подходит. Он наполнен неологизмами:
                Соловьются в кустах трепенцы, древенцы,
                И во взвёзднутом доме дремлица блествы,
                Волноглодка и плёсла молчелей, концы
                И начала смешались, и всё это – Вы.
Во всём стихотворении я насчитала 34 неологизма. Возможно, некоторые из этих придуманных слов достойны войти в нашу речь. Но я воспринимаю это  произведение как интересный эксперимент без особых последствий. Русский язык достаточно красочен и разнообразен, сочинять для него новые слова следует только в особых, редких случаях. И это изящно подтверждает окончание стиха:
                И ты бабочкой мятой на пальцах чужих
                Собираешь пыльцу, покружил и затих.
                Ветер держит в ладони, подносит к лицу,
                И ты хочешь, чтоб пальцы вернули пыльцу.
 Моё сочинение подходит к концу. Возможно, оно излишне комплиментарно.
Наверное, при желании в книге можно найти недостатки, но мне не хочется о них писать.
В заключение скажу, что в стихах Льва Гольдина есть обаяние. (Обаяние от старинного русского слова «обаяти» – околдовать словами.)

Светлана Хромичева
 январь 2019 года