Анвал КШБ Декады День 6 Мистерия 21

ДЕКАДЫ ДЕНЬ ШЕСТЫЙ


     Утром Шестого Дня Декады после тяжелого, трагического Пятого Дня Реципиенты собрались в гостиной дружно, хотя после вчерашних событий все были подавленные. Они тихо рассаживались, стараясь держаться как можно ближе один к одному. Даже у Маркияна Рахваиловича, похоже, временно исчезло предубеждение против других рас, наций, этносов и народностей и он незаметно примостился между представительницами нацменьшинств – Валерией Александ¬ровной и Феней Рюкк-Зак, время от времени искательно заглядывая в глаза то одной, то другой и нервно потирая руки. Семен Никифорович молча переживал впечатления своего кошмарного сна – ему теперь уже не казалось, что это был просто сон – это было нечто другое, для чего он не мог подобрать подходящего определения и для осознания чего было совершенно недостаточно всего его предыдущего жизненного опыта, включая даже память о невероятном успении пана Макогона. И от всего пережитого в его груди разливалась какая-то неизбывная тоска. Утром, вспоминая детали своего сна, он, горько улыбаясь самому себе в зеркало, выбрил наголо безопасною бритвою голову, умудрившись при этом порезаться два раза, и в гостиную явился в новом, оригинальном обличье, что вызвало у всех (а особенно  у Петра Кондратовича, который не брил свою голову с начала Декады и уже успел зарасти седым ёжиком) настороженное недоумение. Валерия Александровна вспомнила, что вчера она не назначила себе преемника – не до того было, и сейчас тихо передала свои полномочия Светлане.
      О вчерашнем расстреле Человека Бегущего не вспоминали.
Последними в гостиной появились Алена и Вольдемар. За ночь Вольдемару удалось восстановить свое неотразимое оружие – интеллигентное нахальство, хотя события дня вчерашнего произвели чересчур сильное впечатление и на него. Настолько сильное, что после Экспериментальных Исследований, измученный до предела, он все-таки нашел в себе силы и наглость обратиться к дежурной Кураторо¬заврихе Хаживупе с просьбой разрешить ему небольшое факультатив¬ное отправление со Светланою и, что самое изумительное и невероят¬ное, получил «санкцию со знаком плюс согласно Дисциплинарного Мониторинга» (!). Не теряя ни минуты, он «нарисовался» в ее комнате и между ними состоялся следующий разговор.
Вольдемар: Тут-тук-тук, Светик! А как вы смотрите в сторону факультативных отправлений? «Согласно рекомендаций Дисципли-нар¬ного Мониторинга», а может и в пику им? А? Только, Светик, умоляю, снимайте не очки!
     Светлана: Я вам не Светик, нахал!
     Вольдемар: Но я ведь интеллигентный! Я же не как Сократ – по гинекологическим нишам себя не позиционирую.
Светлана (снимая очки): Да идите вы все на хер – и с нишами и без ниш!
Вольдемар: Намек понял. Исчезаю! Но, надеюсь, мы еще вернемся к этой жизненно важной теме?
     Светлана (надевая очки): Не знаю, не знаю. Может быть, когда еще кого-нибудь убьют. Уходи, пожалуйста! Ты же видишь, что я сейчас не в форме.
     После этого Вольдемару не оставалось ничего другого как возвернуться в свою камеру и под видом самоподготовки заняться написанием некоего текста – его организм был устроен так, что после самых тяжелых испытаний у него возбуждался, как он говорил, «пароксизм творчества». Текст был написан довольно быстро – часа за два, и у Вольдемара осталось еще немного времени для основного обязательного отправления Ночи, которым согласно Дисци¬пли¬нар¬но-му мониторингу, как вы помните, был Cон. Еще одною особенностью Вольдемарова орга¬низма была его способность быстро засыпать и прекрасно высыпаться после актов творчества и секса. Вот поэтому-то утром шестого дня он выглядел отдохнувшим – единственный из всех Реципиентов.
     Так как все Реципиенты были в сборе, Вольдемар, оглянув грустившее –  нет, скорее деморализованное вчерашними событиями общество, усмехнулся про себя, выяснил, кто руководит сегодняшним собранием, с удовлетворением узнал, что это Светлана и взял у нее для себя слово.

Мистерия двадцать первая.
Посвященная  законам искусства

     – Коллеги! Вчера вечером, совер¬шенно случайно, вопреки настроению и, наверное, пребывая в резком противоречии с объективной реальностью, «данной нам у ощущениях», я написал некий полухудожест¬венный текст, претендующий я уж и сам не знаю, на что. Наверное, ни на что не претендующий. Сейчас я, с вашего позволения, его прочитаю. Возможно, это нас несколько развлечет. Слушайте же, а потом скажете, насколько он Lege Artis*. Итак:

                Гамлет, Принц Датский –
                Мессия Судьбоносных Событий
                (Рецензия)
     В  преддверии Судьбоносных Событий  мы перечитываем  бессмертное сочинение и с удивлением и восторгом обнаруживаем  в нем день сегодняшний. Содержание пересказывать не имеет смысла – еще живы люди, которые читали великую трагедию. Многие даже видели ее в кино.
     Поэтому остановимся на сцене, которая буквально источает из себя все последующие события. Это «стрелка» между Принцем и Призраком его собственного отца. Нам, современникам разных Судьбоносных Событий иногда нелегко бывает проводить исторические аналогии прошлого с днем сегодняшним, сопоставлять и соотносить исторических персонажей прошедшего времени с историческими персонажами времени настоящего. Политика – сложное хитросплетение личных и семейных, а также общественных интересов человечества, в том числе и населения, безусловно, требует компетентных лиц, способных увязать, устроить, согласовать несогласуемое, впихнуть, наконец, невпихуемое. Тех, кто вовремя подставит верное плечо, подаст дружескую руку и даст мудрый совет. Это отнюдь не Президенты, Премьеры, Министры, Заведующие, Управляющие, Принцы, обремененные заботой о Целом. Нет, это также далеко не Серые Кардиналы, и уж подавно не Фонды, ведущие социальные опросы для нас, чье окно в мир занавешено газетами, заставлено голубыми экранами…
Кто же эти люди: герои или мерзкие проныры? И ни то, и ни другое!  Автор дает мастерский портрет представителя этой не всегда любимой, но тайно или явно уважаемой касты. Это всесторонне образованный человек, современник, способный на создание ситуации, в рамках которой Президент, Заведующий, Управляющий или в нашем случае – Принц, под давлением контекста, созданного профессиона¬лом, выбирает правильный путь, идет на переговоры, не принимает решения… Но ближе к тексту.

                «Горацио (вглядываясь в темень):
                Поверьте, Принц,  уже который день я
                Отсюда вижу, как вокруг дворца
                Нетрезвое гуляет привиденье –
                Дух Вашего великого отца!..»

     Ситуация близка к нереальной! Это просто шок!

                «Гамлет (вздрагивает):
                Чушь!.. Он же умер!..»

     Кажется по реакции Принца развитие ситуации заведомо непредсказуемо. Горацио готов к такому повороту дел. Его аргументы как бы увязывают невозможное с нереальным и приближают действи-тельность к небытию.


                «Горацио (со вздохом):
     Многим так казалось!..
     Но этот слух, как выяснилось, лжив...
     Прошло немного лет и оказалось,
     Что Ваш отец вполне – представьте! – жив!..»

     Этим  аргументом как бы перекидывается мост между мисти-ческим опытом Принца и его стремлением к реализму. И правда, если и от живых, вполне осязаемых противников можно каждую минуту ждать каких угодно гадостей, то что уж говорить о привидении! Надо вступать в контакт. Безусловно, в ответе Принца между строк прочи-тывается доверие к посреднику.

                «Гамлет (справившись с испугом):
     Ну, ладно. Жив, так жив. Чего он хочет?
     Небось, свой курс желает навязать?»

     Все! Принятие контекста состоялось. Далее мистическая составляющая, уже преодоленная, не играет эзотерической роли. Горацио здесь использует новейшие технологии в построении контекста. Явно прочитывается «метод путаницы» (Милтон Эриксон. Стратегия психотерапии). Он, так сказать, «лечит» Принца. После введения своего Босса в контекст путем шока, он возвращает его проблемам насущным.

                «Горацио:
                Он о своих соратниках хлопочет –
                Чтоб Вы их не «мочили», так сказать...»


      Человек образованный, он понимает, что несмотря на авторитет Принца («Вы – Всенародный Принц!.. Великий Гамлет!), жесткое противостояние с побежденными несет только проблемы: замедление роста валового продукта, ускорение роста проституток, бомжей и нищих и их влияния в обществе.
     Принц уже является действующим лицом на сцене, созданной Горацио, но он все еще полон нерешительности. И это объяснимо – на нем груз ответственности за державу, на него нацелены объективы «папарацци», готовые любой его шаг трактовать как предательство национальных интересов, отступление от высших идеалов, уличить в использовании административного ресурса, злоупотреблении непотиз¬мом и панибратством.

                «Гамлет:
                Но объясни, Гораций, мне, однако,
                Чего он вдруг повадился сюда?»

     Ответ Горацио торжественен и прост.

                «Горацио:
                Он искренне надеется, бедняга,
                Что в нем еще не кончилась нужда!»

     Принц еще колеблется некоторое время, пытаясь противопо-ставить неубедительным аргументам незначительные соображения. Но главное он уже начинает понимать – ему искренне хотят помочь или по крайней мере посоветовать.

                «Гамлет (артачится):
     Нельзя ли, чтоб не ночью, не внезапно?»

     Перспектива достижения согласия близится, она уже оптичес-ки близка, начинается детализация. И Горацио опять на высоте.

                «Горацио:
                Мой Принц, Вы что, не знаете отца?
                Откажете сейчас – припрется завтра
                И будет так шататься без конца!»

                Гамлет (решительно):
                Что ж, я готов!

     Готов к такому повороту и Горацио.

                «Горацио (меняет интонацию):
                Король, Вы нас не примете ли?»

     Во всем дальнейшем уже совершенно нет метафизики, все дальнейшее это разговор двух государственных мужей.  Приводим его полностью.
               
                «Тень (ворчливо):
                Что во дворце?
               
                Гамлет (с подъемом):
                Работаем. Не ропщем.
               
                Тень (ревниво):
                Чай, мой еще не выветрился дух?
               
                Гамлет (пожимает плечами ):
                Да мы и не проветриваем, в общем...
                (Находчиво)
                Ведь старый дух дороже новых двух!
               
                Тень (ехидно):
                Я побывал в одном дворцовом зале,.
                С фонариком полазал в темноте.
                Гляжу, а все мои портреты сняли!
               
                Гамлет (конфузится):
                Не все. Вернее, все, но не везде!
               
                Тень (грозит кулаком кому-то невидимому):
                Я – так и быть! – обиду пересилю.
                Мой век еще вернется, дайте срок!»

     Забота у Тени отца простая, забота у него такая: жила бы страна родная – и нету других забот. Вопрос первый и единственный, что с державой, сберег ли ее сын в том достойном виде, в каком ее оставил отец?

                «Тень (издевательски):
                Сберег?
                Гамлет:
             Частично. Что – сберег, а что – не очень...
             Но берегу. Стараюсь, как могу.
               
                Тень (хитро):
               Не забывай, сыночек, между прочим –
               Ты у меня в пожизненном долгу!
                Гамлет (с испугом):
              В пожизненном?
               
                Тень (ядовито):
                А ты как думал, скромник?
                Все сыновья обязаны отцам.
                Ты ж мой наёмник... тьфу ты, черт... приёмник!

                Гамлет (поправляет):
                Преемник.
               
                Тень (сердито):
                Не учи меня, пацан!
                (После паузы.)
                Мне жаловались... эти... олигархи...
                Ну что ты, понимаешь, к ним пристал?
                Они – народ весьма, конечно, гадкий,
                Но я бы их замачивать не стал!
               
                Гамлет (корректно):
                Замечу Вам без умысла я злого,
                Хоть и не мне Вас грамоте учить...
                Замачивать – неправильное слово,
                А правильнее было бы – мочить!
               
                Тень (раздраженно):
                Вот я и говорю: мочить не надо,
                Не то нагрянет в Данию беда!
                Отечество подобьем станет ада!
                Ты понял, Гамлет?
               
                Гамлет (сдержанно):
                Буду краток. Да.

     Тень отца Гамлета растворяется в темноте. Снова появляется Горацио»

     В беседе отца и сына много интимного, не понятного только им одним. Принц полон сомнений, ноша кажется ему непосильной.

                «Гамлет:
                Неважно… Не волнуйся, друг Гораций.
                Отец очередной мне дал совет.
                (Взрывается.)
                К работе подхожу я с меркой строгой,
                Но лезут все с советами, – хоть плачь!
                А тут еще отец: того не трогай,
                Того погладь, а этого назначь!

                Горацио:
                Вам надо побеседовать с народом.

                Гамлет:
                Беседовал. Что толку, ё-моё!
                Народ у нас весьма неоднороден:
                На встрече всяк советовал свое.
                Один в сердцах кричал: "Даешь порядок!"
                Другой: "Свободу!" – яростно кричал.
               
                Горацио (осторожно):
                А Вы им – что?
               
                Гамлет (мрачно):
                Я был предельно краток.

                Горацио (нетерпеливо):
                Так что Вы им сказали?!
               
                Гамлет:
                Промолчал.
                Одни хотят в стране либерализма,
                Другим нужна железная рука...
               
                Горацио (успокаивает):
                У Вас такая мощная харизма –
                Вам то и то простят наверняка!
               
                Гамлет (в отчаянии):
                Одни твердят: я слишком осторожен,
                Другие – я диктатор и тиран!
                Путей – мильён. А выбор невозможен.
                Скажи, как быть, дворцовый ветеран?
               
                Горацио:
                Советом Вам помочь никто не сможет.
                Услышьте голос собственной судьбы!
                Всех Принцев лишь один вопрос тревожит...»

     Результат произошедшего не замедлит сказаться, мы в этом уверены. И хотя мы оставляем Принца в сомнении, но это оптимистическое сомнение (То be, to be, to be or not to be?!) – следующий  шаг предсказуем. Мы уже не сомневаемся, что Бандиты будут сидеть в Тюрьмах, Справедливость уже есть – нужны только Деньги, а если есть Деньги, то нужен только Праздник. Доверимся своему Артектуму безраздельно! и … спасем Данию вместе – Так или НеТак, Сяк или НеСяк  и т.д.
     Будем живы  Lege Artis, одним словом!»

      P.S. Уже после того как номер был подписан к печати, от автора пришло сообщение, в котором он выразил сомнение: кажется, рецензия им написана не на того «Гамлета», которого знает и любит все прогрессивное человечество. Он обещал во всем разобраться и готовит к печати свою следующую работу «Код «Гамлета» или «Код Шекспира» (рабочее название)».
     – Все! – завершил чтение Вольдемар, – Это конец. А теперь, коллеги – рецензируйте рецензию. 
     – Очаровательно, Вольдемар, очаровательно. Совершенно легe артис, – высокомерным генеральшиным тоном прокомментировала услышанное председательствующая ныне Светлана, – Вы это за время факультативных отправлений написали?
     – Нет, Светлана Сергеевна, за время самоподготовки, – скромно сказал Вольдемар, – бросив на нее укоризненный, ей одной понятный взгляд.
     – Прелестно, друзья, не правда ли? – обратилась Светлана к присутствующим, – Думаю, что нам всем надо брать пример с нашего поэта. Ведь это и есть именно то, что я бы назвала эффективным использованием самоподготовки, – продолжила она свои лукавые месседжи-подтексты Вольдемару. – Советую вам, Вольдемар, и впредь выбор между факультатив¬ными отправлениями и самоподготовкой делать только и только в пользу само¬подготовки. Тогда вы обогатите мировую литературу еще не одной рецензией. И вообще, мне кажется, что рецензия – это ваше призвание. Так что не зарывайте свой талант, наш критик. Продолжайте и дальше соответствовать законам искусства. Рецензируйте Lege Artis.
     – Не нужно надо мною иронизировать, дорогая Светлана Сергеевна! – сказал Вольдемар, состроив мину кротости. – Надо мною сама Судьба иронизирует! – И откинув назад голову и подняв гор; указательный палец, он горделиво обвел глазами присутствующих, как бы подчеркивая различие между ними и Судьбой.
– Ах, Володенька! – воскликнула Валерия Александровна, – какой вы молодец! А сам говорил, что писать никогда не пробовал! Не знаю, друзья, как вам, и я не очень поняла, что сказала Светлана – она, конечно, лучше меня разбирается в литературе,
     – но мне очень, очень понравилось. Прекрасная пародия! И знаете? вы чем-то напоминаете мне Сингарда. Тот, правда, был совсем мальчик. Но и вы, Вольдемар, если вдуматься, тоже еще совсем мальчишка. Не обижайтесь, пожалуйста, на старуху!
     – Ну, какая вы старуха, Валерия Александровна, – слюбезничал Вольдемар, – Вы совершенно юная девушка!
     – Ох, Вольдемар, – снова отозвалась юная девушка-бабушка Валерия, – чувствую я, что вы в ваши юные годы тоже «давали дрозда», как выражается наша милая Феня!
     – Шоб вы даже и не сомневалися! – отозвалась из своего угла мадам Рюкк-Зак. – Вы шё – не видите, шё это такой же проходимец, как мой Рюккенштруделблад?
     – Вы меня явно переоцениваете, «милая Феня», – улыбнулся Вольдемар. – Вы шё, не видите, шё я – воплощенная скромность?
Светлана пристально взглянула на него и сняла очки. Заметив это движение, Вольдемар воскликнул:
     – Светик, умоляю вас, снимайте не очки! Ой, пардон-пардон-пардон! Что же это я несу? Уважаемая Светлана Сергеевна, не соблаговолите ли вы в порядке проявления сдержанности и с целью сохранения общественного спокойствия водрузить ваши уважаемые очки на ваш прелестный носик?
     – Нахал – он и есть нахал! – улыбнувшись, сказала Светлана. Но очки все-таки надела. 
;