Сукины дети

День у Аркадия Петровича выдался не очень. На работе вновь урезали зарплату, по дороге домой его обматерил толстый кавказец на белоснежном внедорожнике, мол, слишком медленно переходишь дорогу и вообще, старик, сиди дома по вечерам, и так далее по списку. А еще в магазине не было любимого коньяка по «социальной» цене, да и груши, которые он купил жене и дочери, оказались тверже железа, а на первый взгляд казались очень даже созревшими. Уже дома, откусив от груши кусок, Аркадий Петрович тут же сплюнул и, вытерев седые усы кухонным полотенцем, в который раз проклял весь персонал его некогда любимого магазина за то, что «в хлеву скотину и то лучше кормят».
А коньяк Аркадий Петрович все-таки купил. Пускай и не любимый - с двуглавым орлом на этикетке, - а другой, дороже раза в два, но зато якобы армянский. И то хорошо, подумал про себя Аркадий Петрович, нарезая лимон и предвкушая приятный спокойный вечер в семейном кругу и обязательно возле своего обожаемого, огромного лампового телевизора, который ему достался после смерти бабушки. К слову, только он по этому телевизору передачи и смотрел – жене с дочкой он купил импортный, с плоским экраном и кучей разноцветных кнопок на пульте, но вот поставить его в большой комнате вместо своего любимца напрочь отказался. В итоге женщины были вынуждены смотреть свои любимые вечерние шоу в комнате дочки, а Аркадий Петрович на любимом кресле с чекушкой коньяка и в дорогих сердцу синих спортивных штанах - в большой комнате. В «главной комнате», как он любил говорить своим любимым, но таким вредным и ничего не понимающим в этой жизни женщинам.
Унылый и монотонный голос диктора перечислял районы, в которых за последнюю неделю с рабочим визитом побывало руководство региона. Аркадий Петрович фыркнул и выпил залпом первую рюмку. Ему никогда не нравилось, когда новости вел этот тип с деревянным лицом и мешками под глазами. Другое дело – молодая красавица Светлана, чей нежный голосок мог поведать хоть о техногенной катастрофе, и Аркадий Петрович, слушая ее, был бы все равно по-человечески счастлив. Но сегодня нет ни любимого коньяка – хоть и этот не плох, - ни Светланы.
Налив вторую рюмку, Аркадий Петрович уже было открыл рот, дабы стать еще на пятьдесят граммов ближе к душевному спокойствию, как вдруг нелюбимый суровый ведущий начал читать следующую новость:
- Сегодня ночью из городского собачьего питомника пропало около двухсот собак. Как выяснилось позже, за исчезновение четвероногих ответственны активисты из общества «Друг», которые выступают против усыпления бездомных животных. Молодые люди вывезли собак на окраину и разместили их в нескольких нежилых частных домах. Как утверждают активисты, тем самым они решили обратить внимание, цитата, «на одну из самых главных и актуальных проблем нашего города», конец цитаты, в надежде на то, что среди горожан найдутся те, кто готов приютить у себя собаку, тем самым спася ей жизнь. Что думают по этому поводу местные власти, пока не сообщается. Однако, как нам стало известно, некоторые собаки находились в муниципальной собственности, а значит, активистов могут привлечь к уголовной ответственности. Мы будем следить за развитием ситуации. Ну а сейчас реклама, оставайтесь с нами!
Аркадий Петрович поставил рюмку на стол и медленно встал.
- Надя! – крикнул он жене. – Поди сюда! И активистку нашу с собой захвати!
В комнате появилась жена Аркадия Петровича, Надежда Игоревна, а следом и Юля, их семнадцатилетняя дочка. Обе в это время обычно смотрели свои любимые танцы на льду и частенько в компании с ведерком мороженого. Вот и на этот раз без мороженого не обошлось – обе держали в руках ложки.
- Вот, в новостях уже про вас говорят, – начал говорить Аркадий Петрович, показывая пальцем на свой любимый телевизор. – У вас, молодых, что в головах-то творится? Вы в тюрьму захотели?
Жена быстро переводила взгляд то на мужа, то на дочку, вообще не понимая, что происходит. Юля же, немного помолчав, вызывающе посмотрела на отца и уверенно ответила:
- Если нужно будет сесть, то я сяду. Но собак в обиду не дам.
- Да что происходит, вы мне можете объяснить? – всплеснув руками, крикнула Надежда Игоревна.
- Они собак из питомника вывезли, - фальшиво засмеявшись, ответил жене Аркадий Петрович. – Двести собак, Надя! Погрузили в машины, уж не знаю, где они транспорт раздобыли, и увезли их на окраину.
Мама, прижав ложку обеими руками к груди, посмотрела на дочь.
- Юля… Это было очень глупое решение. Это же воровство.
- Мам, ну какое это воровство, - ласково ответила дочка. – Собаки эти никому не принадлежат, они же бездомные.
- Голова у тебя бездомная, - перебил ее Аркадий Петрович. – Там некоторые псы в собственности муниципальной были. Это статья, Юля.
Увидев стремительно белеющее лицо жены, Аркадий Петрович подошел к ней и положил руку на плечо.
- Не волнуйся, это произошло поздно ночью. Юля в это время была дома.
- А должна была быть там,- дрожащим голосом проговорила дочь. – Мне даже никто не сказал, что собак собираются освобождать. Опять все без меня решили…
Аркадий Петрович смотрел на Юлю и видел в ней себя. Дело даже было не в чертах лица, а в той едва уловимой искре, которая таилась в глазах этого ребенка в оболочке уже взрослого тела. Он вспомнил себя, такого же запальчивого и принципиального, готового свернуть горы во имя справедливости и защиты слабого. И сейчас ему искренне хотелось похвалить Юлю, но что-то внутри останавливало, приказывая спрятать чувства куда подальше и вспомнить об отцовской строгости во имя безопасности любимой дочери.
- Псы твои никому, кроме вас не нужны, - строго сказал Аркадий Петрович, выключая телевизор. Затем посмотрел на недопитую рюмку коньяка и, засунув руки в карманы спортивных штанов, медленно двинулся в сторону дочери.
- Только за прошлый год бродячие собаки покусали в городе около восьмидесяти человек, - продолжил он. – Из них, насколько я помню, человек двадцать – это дети. Собравшись в стаю, это уже не просто собаки. В них просыпаются очень опасные инстинкты, особенно когда у них брачные периоды, скажем так. И я с содроганием смотрю на малышей, которые идут одни поздно вечером домой через темные дворы. Эти дети ростом-то с собаку. Если, не дай бог, случись что, они и на помощь никого не успеют позвать. Но нет, с этими псами сюсюкаются в питомниках, как с пожизненно заключенными маньяками, вместо того, чтобы расстрелять их к едрени матери. И ты, Юля, откармливаешь потенциальных убийц, вот мой тебе ответ. Я видел, как ты кормила эту суку в соседнем дворе.
- Аркадий! – вскрикнула жена.
- А что я такого сказал, - удивился Аркадий Петрович. – В соседнем дворе собака женского пола, сука в простонародье, ощенилась и прячется в подвале. А наша комсомолка-спортсменка ходит и кормит ее. Позавчера твоими пирожками кормила, которые ты ей в школу дала.
Губы дочери задрожали, глаза заблестели. Аркадий Петрович видел, что Юля очень хотела ему что-то ответить, но не смогла из-за плача. Вместо этого она кинула к его ногам ложку от мороженого и, закрыв лицо ладонями, убежала в свою комнату. Следом за ней убежала и Надежда Игоревна.
Аркадий Петрович поставил почти полную бутылку коньяка в холодильник, вылил в раковину из рюмки то, что так хотел, но не смог выпить и посмотрел в окно. Шел первый снег.
- Пойду прогуляюсь, - буркнул он в никуда, надевая потертую дубленку и зимнюю шапку.

***

Снег огромными хлопьями валил с черного неба. Аркадий Петрович сразу вспомнил, как в детстве они вместе с друзьями шутили, будто снег – это божья перхоть. Захотелось засмеяться, но почему-то Аркадий Петрович сдержался, хоть и не считал себя человеком верующим. А вдруг все-таки…
Двор уже был весь белый. Припаркованные машины постепенно становились похожи на погребальные курганы, о которых Аркадий Петрович пару дней назад читал в интернете. Впрочем, он тут же поймал себя на мысли, что курганы на фотографиях все-таки были повыше. И вообще, что за сумбурные мысли – перхоть бога, автомобили-курганы… Этот бред обычно в головах гуманитариев, наподобие его жены – учительницы русского языка и литературы. Да и Юлька в ту же степь пошла со своими картинами и планами поступать в колледж культуры на художника. Вот и  жизненные идеалы у нее такие же сумбурные, как и картины. Собак бездомных защищает. Господи, дожили…
Аркадий Петрович вдруг вспомнил, что в соседнем дворе совсем недавно открыли небольшое кафе. А морозный воздух и легкий ветерок будто нашептывали хором: «Кофе, Аркадий. Купи кофе. С бутербродом. Станет очень хорошо».
Заскрипел снег под ногами. Загудел ветер в ушах. Защипало щеки, а изо рта повалил пар. Зима в этом году пришла рановато, подумал про себя Аркадий Петрович, подходя ко двери, над которой желтыми и красными лампочками горела вывеска: кафе «Анфиса», пиво в розлив.
Пива не хотелось, а вот мысль о кофе с бутербродом становилась все навязчивее. Предвкушая вечернюю трапезу, Аркадий Петрович чувствовал, как постепенно успокаивается после ссоры с семьей.
Зайдя в кафе, он увидел пухленькую женщину-продавца с тонной косметики на лице и довольно агрессивным взглядом. Кроме них в помещении никого не было. И, судя по всему, продавец собиралась начать считать выручку, так как стояла за прилавком с калькулятором и какой-то тетрадкой в руках.
- Мужчина, - протянула она. – Вы на часы смотрите? Мы до десяти, а сейчас уже пять минут одиннадцатого.
- Извиняюсь, не обратил внимания, - почему-то заволновавшись, промямлил Аркадий Петрович. – Девушка, мне бы кофе и бутерброд с колбасой, и я тут же уйду.
- Кофе-машину лично для вас я включать не буду, - недовольно цокнув и закатив глаза, ответила женщина. – Я ее уже помыла, так что только бутерброд дам.
- Ишь ты, как вы работаете быстро, - не удержался от сарказма Аркадий Петрович, подходя к прилавку. – Пять минут как закрыты, а уже и кофе-машина помыта. Друзьям скажу, чтобы со своим термосом к вам ходили. Ну да бог с вами. Дайте тогда пять бутербродов с колбасой.
Продавец начала краснеть. Аркадий Петрович ликовал в душе, враг разбит его остроумием и находчивостью. Это хорошо он про термос придумал, надо будет потом друзьям рассказать!
- С колбасой только два осталось, не видите что ли, - прошипела женщина, не сводя глаз с нарушителя ее покоя.
- Не вижу, красавица. Зрение уже совсем ни к черту. Ну давай тогда два с колбасой и три вон те… Хотя, нет, не тянись, они какие-то зеленые уже. Давай-ка лучше этих вот, которые самые дальние. Хотя, стоп, подожди! Уже почти достала? Ну, положи на место. Ты вот что, эти два бутерброда с колбасой лучше положи на место и дай мне пять пирожков с капустой. Да не дуйся ты. Сдачи не надо. Спасибо. И вот еще что… В следующий раз как десять стукнет – сразу закрывайся на ключ. А то ходят тут всякие, нагибаться на ночь глядя заставляют.
Вылетев пулей из кафе, Аркадий Петрович разразился таким смехом, что даже закашлялся. Да уж, вот люди бывают… Хуже собак. Надо бы Юльку спросить, нет ли у них в приюте лишнего места для этой бестии. А то такая может и в кофе плюнуть, или чего похуже.
Дойдя до ближайшей скамейки возле подъезда, Аркадий Петрович достал пирожок из прозрачного целлофанового пакета и принялся осматривать его со всех сторон.
- Вдруг ведьма яду подсунула… - рассуждал он вслух, ковыряясь пальцем в тесте и довольно хихикая. – Ладно уж. Была не была.
И только Аркадий Петрович открыл рот, как из-под темной подъездной лестницы вылезло нечто черное со светящимися глазами. Нечто тяжело дышало и смотрело прямо на Аркадия Петровича.
- Твою мать, - прошептал он. – Это что вообще…
В голове моментально родилась мысль, что продавец и вправду оказалась ведьмой и вот теперь, закрыв свое кафе, решила всерьез заняться Аркадием Петровичем. Отступив на шаг, до смерти перепуганный Аркадий Петрович зачем-то замахнулся на тварь пирожком с капустой, но спустя несколько секунд облегченно вздохнул.
Перед ним стояла та самая собака, которую его дочка подкармливала вот уже несколько дней. Обычная потрепанная дворняга, на морде несколько шрамов, хвост калачиком…
- Вот ты зараза, - выдохнул Аркадий Петрович и уселся на мокрую скамейку. – Разве так можно? Ты же как привидение появилось, ей богу!
Собака немного опустила голову и слегка прижала уши, уставившись на руку Аркадия Петровича, сжимавшую пирожок.
- Это ж надо, я тебя пирожком убить хотел, - засмеялся он. – Ох, видела б ты, кто мне эти пирожки только что продал… Как есть – ведьма. Даже есть боязно.
Собака аккуратно села и слегка облизнулась. Выглядела она очень истощенной. Ребра можно было пересчитать все до единого. А взгляд… Аркадий Петрович, выросший в семье алкоголиков, прекрасно знал, что такое голод. Он для всех одинаков – и для люмпенов, и для дворняг.
- Развелось вас, спасу нет, - прошептал Аркадий Петрович, чувствуя, как жалость, словно воспаленный нерв, начинает буравить его сердце. – Лови, доходяга. Заодно проверим, ядовитые пирожки или нет.
Собака на лету поймала брошенную ей еду и, как показалось Аркадию Петровичу, проглотила, даже не пережевывая.
- Кормишь там, в подвале своих щенят… А они потом вырастут, и вместо титьки твоей тоже нормальной еды захотят, и чего тогда с вами делать? Стрелять вас надо. Чтобы заразу всякую не распространяли и людей не пугали своими стаями. Лови еще.
Аркадий Петрович кинул собаке второй пирожок, который упал прямо к ее лапам. Спустя мгновение и он исчез в дворняжьей пасти.
Во дворе стояла мертвая тишина. Несмотря на относительно непоздний час – половина одиннадцатого вечера, - кругом не было ни единого человека. Только огни в окнах, гул самолета, парящего где-то рядом со звездами и они – Аркадий Петрович и разродившаяся сука.
- А ведь я в молодости твоих сородичей должен был топить, - немного помолчав, сказал Аркадий Петрович и, собрав со скамейки снег, начал лепить комок. – Я когда в армии служил, у нас местная собака ощенилась прямо под эстакадой. Как же ее звали… Гертруда вроде. Да, Гертруда, кто-то из офицеров Шекспира любил читать на досуге, вот и назвал. В общем, ощенилась она. А прапорщик тогда собрал всех щенков, положил в ведро и говорит мне, иди, набери воды из шланга и сверху на щенков камень положи. Я говорю, хоть режьте, товарищ прапорщик, но топить не буду.
Аркадий Петрович перевел взгляд со снежного комка на собаку. Та все так же неподвижно сидела и смотрела то на Аркадия Петровича, то на пирожки.
- Ну так вот, - выпрямив спину, продолжил он. – Прапорщик тогда от меня все равно не отстал. Раз, говорит, струсил щенков топить, то иди яму для них рыть. Глубина – два штык-ножа. Надо было глубже копать, как потом выяснилось, но не суть… Вырыл я эту яму, и тут приходит прапорщик с ведром. Берет и выливает вместе с водой этих щенков, прямо в яму. Меня тогда даже вырвало. А закапывал я их, глядя в сторону…
Аркадий Петрович резко встал, взял третий пирожок и швырнул собаке.
- Когда забирали щенков, то собаки не было. Убежала куда-то ненадолго. А как вернулась, сразу принялась детей своих искать. Смотреть на нее было страшно. Очень страшно. Две недели она металась по части, как ошпаренная. Все углы излазила, еды от нас не принимала. Благо, мы хорошее место нашли, где щенков закопать. В жизни бы никто не нашел. А она взяла и нашла…
Снег стал валить еще сильнее. Где-то вдалеке завыла сирена «скорой помощи», но Аркадий Петрович все равно вздрогнул от неожиданности, словно машина пронеслась совсем близко.
- Откопала она их и принесла к себе в будку. И, видать, знала, что мы придем к ней, потому решила крепко держать оборону. Чем мы ее только не пытались выманить и вытащить из этой будки… А как она скалилась и кидалась на нас. Одним словом – мать. В итоге, услышав шум, пришел командир части, и приказал собаку застрелить. Так она в будке и осталась со своими щенками, до вечера пролежала, пока мусоровоз не приехал.
Аркадий Петрович почувствовал, как ком сдавливает горло, а глаза наполняются слезами.
- Я как вспомню все это… Давно не вспоминал… Очень давно…
Собака медленно начала вилять хвостом и поскуливать, косясь на два оставшихся пирожка.
- Наглая ты морда, - улыбнулся Аркадий Петрович. – Лопай оба, мне не хочется без кофе. Не знаю, что с тобой будет в будущем, хотя знаю… И тебе это не понравится. Но знаешь, пока никто не видит, что я тут с тобой беседую, хочу сказать - большое человеческое тебе спасибо. Не дала мне забыть то, о чем нельзя забывать. Прощай.
Аркадий Петрович, чувствуя, что сейчас расплачется, как  какой-нибудь семилетний пацан, рванул в сторону дома, не оглядываясь. Забежав в подъезд и не вызывая лифта, лихо добежал до родного седьмого этажа. Встал напротив двери в квартиру, немного отдышался, затем вставил ключ в замочную скважину, но двери открыть не успел. За него это сделала Надежда Игоревна.
Она была перепугана, синие губы дрожали, а в руках были бутылек с валерьянкой и граненый стакан с водой. За Надеждой Игоревной стояла не менее перепуганная Юля.
- Ты чего делаешь-то, Аркадий, - прошептала жена. – Испарился на ночь глядя из дому, телефон не взял, никому ничего не сказал… Я уже участковому…
- Ну все, все, - пробурчал Аркадий Игоревич, снимая шапку и обнимая жену. – Дай поцелую. Обещаю, что больше так делать не буду, честное пионерское. А ты, дочка, провокаторша, неформалка недоделанная, слушай мою команду. Завтра у нас выходной? Выходной. Вот мы с тобой с утра собираемся и едем на вашу собачью ферму. Щенка брать будем. Да подожди ты целоваться! Только одного, поняла? Все, договорились. А теперь всем спать. Хотя, нет, у меня еще коньяк остался, я на кухне посижу часок… Надя, не смотри так на меня. Хорошая собака, как говорил один мальчик в мультфильме, еще никому не мешала. А мы выберем самую лучшую.