Блэкаут

- Только передай этому ведущему, Филимонову, да? Так вот, чтобы о личной жизни ни единого вопроса не задавал, - отчеканил в трубку Сергей и прервал разговор.
Сергей уже сталкивался с Филимоновым. Было это два года назад, и Филимонов еще не был «медийным лицом», а работал в мелкой газетенке «Смежные линии» главным редактором. У Сергея на тот момент, помимо полусотни бездарных стихотворений, было написано четыре рассказа, один из которых он очень хотел опубликовать хотя бы в таком незаметном издании как «Смежные линии». Убогий рассказ о привокзальных бомжах для убогой газеты. Достойный союз.
Впрочем, Филимонов был настроен не слишком дружелюбно.  Для начала он долго ворчал, почему Сергей не выслал ему свое творение по электронной почте.
- Очень много работы, столько встреч, а тут еще такая бесцеремонность с вашей стороны, - сокрушался Филимонов, спешно закрывая сайты с обнаженкой и делая вид, что редактирует какой-то текст.
Сергей стоял в прокуренном кабинете, кивал да виновато улыбался, ожидая, когда же этот увалень наконец прочитает несчастные две тысячи слов. Они так тяжело дались Сергею. Практически полностью бессонная неделя, постоянно зависающий ноутбук, ругань с хозяйкой квартиры из-за курения в туалете (ну атмосфера там своя, курительная, особенно с ноутом на коленях) и вот результат – четыре листа философских рассуждений о местной богеме. Точнее, о конфликте одного из представителей этой самой богемы с двумя вокзальными патрульными, в результате чего бомж становится инвалидом и каждый день, будучи навсегда прикованным к больничной койке, с улыбкой смотрит в потолок. А там – его деревня, поля бескрайние, лошади скачут, родственники все живые. Словом, наступило наконец-то в жизни этого падшего во всех смыслах человека счастье, причем постоянное. Как в детстве.
Но Филимонов не оценил. То ли потому, что от голых лесбиянок отвлекли, то ли потому, что до обеда было еще часа полтора.  В общем, человек был не в настроении, и рассказ забраковал, назвав «чернухой». Сергей в долгу не остался, послал Филимонова туда, где лесбиянкам не место, хлопнул дверью и пошел писать дальше. Знал бы он, что Филимонов после этого перекроет Сергею пути во все редакции региона. Перекроет намертво.
В интернет Сергей свое творчество выкладывать не желал принципиально, считая всемирную сеть сборищем мусора, в том числе и литературного, и не хотел становиться частью интерактивной помойки. Ему хотелось нормального, человеческого признания.
Но признания не было. Рассказов и случайных собутыльников становилось все больше, но вот доверия начальства на работе - все меньше. Кончилось тем, что Сергея, некогда одного из лучших механиков на АТП-2 (где работали еще Сергеевы отец и дед) с позором выгнали за систематические опоздания и драку в бухгалтерии. Квартальную премию Сергей после этого, конечно же, не получил. Только расчет и сапоги для рыбалки в подарок от сочувствующих.
Сапоги пришлось продать через две недели соседу. А еще через неделю и ноутбук. На еду хватало впритык, что уж говорить о квартплате. Сергей даже пить бросил, но финансово это все равно не помогло. Выяснилось, что на выпивку он тратил не так уж и много.
Вскоре пришлось съехать и, скрепя сердцем, пойти на унижение – попроситься пожить к бывшей жене. Все-таки не чужие, да и вдруг вновь срастется… Жаль, что ее нынешний ухажер развеял эти надежды. Да еще и скандал устроил. Пришлось снова драться, но на этот раз и получать по всем частям тела – ухажер оказался тренером по рукопашному бою. Да, с бухгалтерией было проще…
В итоге все-таки пришлось ехать к маме. Жила она в пригороде, теперь добираться до центра было совсем неудобно. Хотя, теперь центр и не нужен был – работы нет, в Дом Печати ехать незачем, все равно за год так ничего и не опубликовали. Словом, можно посвятить себя чему-то, требующему большей усидчивости, чем рассказ на две-три тысячи слов.
Сергей купил пачку бумаги для принтера, упаковку простых карандашей, самую дешевую точилку и заскрипел графитом на три месяца. Из комнаты выходил только по нужде, ел один раз в день, а вместо прогулок брал табуретку и сидел на балконе не более получаса. Мать переживала, но терпела. Устраиваться на работу от сына не требовала. Благо, пенсия позволяла спокойно жить вдвоем. Еще и сын непьющий, всем соседкам на зависть. Да и материнское чутье подсказывало, что ребенок делает нечто очень важное.
- Жаль, муж не видит, - говорила она коту Матфею. - Хотя, хорошо, что не видит. Этот черт к интеллигенции всегда как фашист к евреям относился…
Раньше в своих рассказах Сергей всегда пытался (иногда специально, иногда подсознательно) произвести на читателя не просто впечатление, а вызвать шок. Ему казалось, что, повергнув человека в состояние психологического ступора, он добьется главной цели своего творчества  - заставит своих читателей смотреть на мир по-другому. И неважно, в какую сторону будут изменения. Главное – повлиять. Короче, Сергея распирала гордыня.
Он никак не хотел быть не просто аутсайдером, но даже третьим или вторым. Несложно представить, во что превратилась самооценка Сергея после всех пережитых неудач на литературном поприще. На тот момент, когда он перебрался жить к маме, Сергей превратился в обросшего бородой и длинными волосами интроверта, стал носить очки, перестал стричь ногти, а когда те отрастали, грыз их, отчего становился похожим на неандертальца в красной клетчатой рубашке.
Сергей оставил все свои амбиции и желание «свалить наповал» позади. Книга шла очень легко и почти не исправлялась. Сергей только и успевал вновь и вновь затачивать карандаш, писать своим мелким бисерным почерком по тридцать страниц в день, нумеровать листы, сортировать главы и спать на кровати прямо в одежде, продолжая формировать новые сюжетные линии даже во сне.
Когда роман был окончен, Сергей не стал его перечитывать. Сходил в душ, сбрил бороду, похлестал себя по щекам желтыми от никотина ладонями, пропитанными отцовским лосьоном после бритья, надел потертый вельветовый пиджак, водолазку и джинсы, поцеловал мать и пошел в центральную библиотеку. Там для приличия взял книгу «Пермский звериный стиль», а сам занял один из компьютеров, достал кипу бумаг и принялся переписывать рукопись. Брал по двести листов за раз, чтобы не особо привлекать к себе внимание. И в течение дня успешно переносил их на печатный вариант. На третий день, точнее уже под вечер, когда очередные двести страниц были почти переписаны, уборщица шваброй задела розетку и компьютер благополучно выключился. Так Сергей приучил себя сохраняться каждые пять минут. И купил уборщице коробку конфет «Птичье молоко». Так сказать, за то, что преподала ему жизненный урок. Но легкая обида все равно осталась. Был бы благодарен от всей души, купил бы что-нибудь с орехами и непременно от фабрики имени Крупской.
Как затем распечатывал роман на принтере в магазине канцтоваров, Сергей помнил смутно. Не помнил и очереди из недовольных студентов, стоявших за его спиной и тоже желающих напечатать, только не романы, а рефераты и курсовые работы. Не помнил изумленного лица кассирши, насчитавшей пятьсот семьдесят три страницы двенадцатым шрифтом. Не помнил даже, как пришел в союз писателей, бахнул на стол свое творение в приемной и буркнул секретарше: «Кому-нибудь из вашего правления».
Через неделю Сергею позвонили. С этого звонка началась новая жизнь.

***

Теперь Сергею Семеновичу Токареву звонили ежедневно, но звонками занимался уже не он. Уже полгода всё и вся крутилось вокруг него. После ошеломительного успеха  дебютного романа «Свинцовый пульс» с господином Токаревым хотели увидеться не только представители ведущих СМИ страны, но и куда более видные люди. А когда вдобавок еще и вышел сборник его рассказов, ахнули все, даже прежние недоброжелатели и завистники. Какая чувственность, какой драматизм… И как вас раньше-то не замечали, господин Токарев!
Токарев не отвечал. Он вообще стал мало общаться не только с прессой, но и с людьми в целом. Переехал в Москву, купил трехкомнатную квартиру в новостройке на шестнадцатом этаже, завел рыбок, раз в неделю вызывал элитных проституток. Словом, жизнь наладилась, но что-то все равно не давало покоя…
Как-то раз, сидя за написанием новой вещи, он радостно вскочил и шлепнул ладонью по лбу.
- Ну конечно! Про маму-то забыл!
Тут же позвонил маме, предложил перебраться к нему в столицу. Наотрез отказалась. Тогда связался с лучшими строителями в их городе, сделали маме прекрасный ремонт, застеклили балкон, поменяли страшные радиаторы на биметаллические батареи, полностью обложили ванную комнату и туалет плиткой, кухню на заказ поставили… Мама потом плакала от восторга  и, всхлипывая, кричала в трубку:
- Сережа, пол не скрипит! И выключатели в темноте светятся!
Стало так радостно, что Сергей решил снова запить. Открыл подаренный депутатом Госдумы (вроде бы, коммунист) «Хеннеси» и выдул за час. Потом всю ночь рвало. И снова стало тяжело. У Сергея явно было какое-то незаконченное дело.
Через три дня Токареву позвонил Руслан. Молодой парнишка двадцати двух лет, только что с отличием окончил журфак МГУ по специальности связи с общественностью. Руслан занимался всеми организационными вопросами Сергея Семеновича и, несмотря на то, что разница в возрасте у них была всего шесть лет, Токарев вел себя с ним как крестный отец в гангстерских фильмах. Смотрелось смешно, но только не для Руслана.
- Сергей Семенович, не отвлекаю?
- Раз ответил на звонок, то нет.
- Тут такое дело. Очень вас хотят на одну передачу.
- Я же сказал, Русланчик, в этом месяце ни-ку-да не-пой-ду. Зачем меня отвлекаешь, а?
- Да я просто перепроверить. Меня заверили, что на эту фамилию вы непременно отреагируете.
- На какую еще фамилию?
- Филимонов хочет видеть вас на своем ток-шоу.
- К-кто…
- Филимонов. Ну, этот, в прайм-тайм на «Москве сейчас» шоу ведет о богатых и успешных. Он вроде как ваш земляк. Говорит, вместе начинали.
Токарева зашатало. Он уперся рукой в стену и тяжело засопел.
- Да, Русланчик, я его знаю. И чего он еще говорит?
- Ну, что дружили, в одних кругах крутились. Всегда в вас верил и вот теперь хочет с вами пообщаться в прямом эфире. Как вы на это смотрите? Они тем более очень неплохие деньги за передачу предлагают. Можно, конечно, и в записи выйти, но за прямой вдвое больше получим, Сергей Семенович…
- Да-да, все, понял, не тараторь… Скажи им, что я согласен. Когда эфир?
- Вроде как сегодня даже можно. У них Носков слетел. Николай который, певец.
- Да знаю я Носкова, Руслан, ты чего!
- То ли заболел, то ли не захотел в последний момент.
- То есть Филимонов мной дыры залатать решил…
- Что, простите?
- Нет, ничего, Русланчик. Все готовь, вечером едем к ним. Поболтаем с Филимоновым об успехе и богатстве. В прямом эфире.
- Отлично! Я в семь заеду, будьте готовы. До связи!
- Только передай этому ведущему, Филимонову, да? Так вот, чтобы о личной жизни ни единого вопроса не задавал.
Очень уж хотелось напоследок поставить какое-нибудь условие, и Сергей Семенович его поставил. Просто так, для порядка.
Токарев подошел к окну, с ухмылкой посмотрел на видневшийся вдали Кремль.
- Ну, сучок, я тебе устрою сегодня. А вам, господин Носков, огромное спасибо.

***

Филимонов не особо изменился. Только второй подбородок появился и седых волос больше стало. Лет на сорок пять выглядел, но никак не на тридцать семь. Он посмотрел на Токарева и помахал рукой, а затем отвернулся и заговорил с кем-то по телефону.
- Вот гад, - сквозь зубы процедил Токарев.
- Сергей Семенович, - к Токареву подошла миловидная девушка с двумя короткими косичками. – Я Алина. Сейчас я вам расскажу, как и что делать.
- Я думал, что сяду в кресло и буду отвечать на вопросы.
Алина засмеялась.
- Вот сразу видно, что вы не очень-то медийный. Значит, план такой. Когда начнется эфир, вы будете стоять за декорациями. Пойдемте.
Токарев послушно последовал за Алиной по огромной студии, попутно оценивая ее бедра.
- Здесь ваше место. Как только Сан Саныч, то есть господин Филимонов, вас представит, вы выходите и садитесь на кресло напротив ведущего. Кроме беседы с ним, будут вопросы из зала и ответы на пару звонков.
- Да без проблем.
- Ну и славненько, - улыбнулась Алина. – И еще… Вы не подпишете?
Она достала из маленького рюкзачка книгу Токарева.
- Я просто сражена вашим романом. Скажите, как вам это удалось? Вместить столько несчастья и безысходности в одного персонажа?
- Я не мылся, почти не ел, оброс и почти превратился в пещерного человека. А затем, дабы совсем не стать обезьяной, я взял карандаш и настрочил вот это.
Токарев ткнул пальцем в роман и засмеялся. Алина в ответ расхохоталась так, что на нее стали оглядываться.
- Ну вы и шутник, Сергей Семенович. Ни за что не поверю, что вы так выглядели.
- Шутка, Алина, шутка.
- Внимание, пять минут до эфира! – загремел голос извне. – Все по местам. Зрители, напоминаю, аплодисменты по команде!
Токарев резко начал потеть, в голове зашумело. Сейчас, Филимонов, ты за все ответишь. Говоришь, друзья мы с тобой были. Ну-ну. Сейчас тебя вся страна узнает. И как ты порнуху в кабинете смотрел, и как мне кислород перекрыл, да так, что меня нигде читать не хотели… Меня теперь миллионы любят Им ох как не понравится увидеть того, кто мне палки в колеса вставлял.
- Пять, четыре, три , два, один… Вышли!
- Добрый вечер друзья, с вами в прямом эфире на «Москве сейчас» вновь я, Александр Филимонов, и ток-шоу «Знакомые лица»! Но перед тем, как представить нашего сегодняшнего гостя, я бы хотел, что называется, прелюдно, на всю Россию, попросить у этого человека…
И вдруг стало темно и тихо. Да так темно и так тихо, что Токарев грешным делом подумал – всё, помер… Секунды через три в студии началось шуршание и возня.
- Всем оставаться на местах! – раздался уже знакомый голос извне, только без помощи микрофона. Видимо, режиссер программы. – Саша, что за нах? Звони технарям!
- Да звоню уже. Только, похоже, это по всей Москве. Блэкаут короче.
- Какой еще бл…
- Блэкаут, чего ты орешь! Массовое отключение электричества! Алло, что там у вас? По району? Надолго это? А на резервных почему выйти не можем? Да вы с ума сошли что ли!
Токарев вышел из-за декораций, глаза уже понемногу начали привыкать к темноте. Через несколько шагов он увидел приближающегося к нему Филимонова.
- А я тебя на хер в прямом эфире послать хотел, - растерянно проговорил Токарев.
- И правильно бы сделал, - ответил Филимонов. – Хочешь, дай в морду, пока никто не видит.
- А если свет дадут? Эфир сорву.
- Да ты и так его сорвать хотел. Чует мое сердце, не будет сегодня уже ничего.
Оба сели на диван для гостей возле кресла ведущего. Народ уже потихоньку начали выводить из студии. Включилось тусклое аварийное освещение.
- А может это ты наколдовал? – вдруг спросил Филимонов. – Я слышал, что если очень сильно ненавидеть кого-то, то можно одной только мыслью навредить.
- Может и я, - пожал плечами Токарев. – Тогда радуйся, что я промахнулся, и в технику своими мыслями попал, а не в тебя.
Оба громко расхохотались.
- Куда поедем? Пятница же.
- Сейчас Руслану позвоню, он нам что-нибудь устроит. Хороший парень, но умный слишком, бесит иногда. Алло, Руслан… Да успокойся ты! Давай-ка выпьем сегодня где-нибудь за первый блэкаут в нашей жизни.