Рот луны

Роман Арнольдович сидел в маленьком кафе и уже несколько минут не мог сделать хотя бы одного глотка ромашкового чая, заказанного по традиции вместе с овсяным печеньем. На него, неприглядного библиотекаря, награжденного от природы отвратительной залысиной и выпуклой родинкой над бровью, не сводила глаз привлекательная женщина. Она сидела недалеко от выхода, одетая в белые джинсы и такую же белую футболку. Ее черные вьющиеся волосы слегка колыхались от летнего ветра, проскальзывающего через приоткрытую входную дверь. А ее карие глаза – их цвет он все-таки смог рассмотреть через свои древние квадратные очки – излучали некую загадочность, какую он, так и не познавший за свою жизнь ни одной женщины, все равно не встречал ни в одном взгляде противоположного пола.
И вот она подошла к нему. Села напротив. Еще более прекрасная и гипнотическая, чем издалека. От нее пахло яблоком и корицей – весьма интересный парфюм. Пересилив страх, Роман Арнольдович представился.
- Татьяна, - ответила она.
О, этот голос. Журчащий, словно талый ручей и обволакивающий, словно шелк. Если небеса и существуют, то ангелы имеют точно такой же тембр голоса, без сомнения. А эта кожа, цвета спелой пшеницы и слегка вздутой артерией возле ключицы, умиляют и пленят не одного мужчину, в этом Роман Арнольдович тоже был твердо уверен.
Они проговорили больше часа.  Говорил прежде всего он.  До этого закрытый и нелюдимый, Роман Арнольдович как на исповеди перед своим новоиспеченным божеством, с упоением рассказывал о своих увлечениях черно-белой фотографией, тяжелых буднях трудовика и непослушных мальчишках, с каждым годом все более насмехавшихся над его профессиональными навыками. И о женщинах зачем-то тоже рассказал, о чем сначала пожалел, но затем забыл, охваченный азартом своего повествования.
Татьяна слушала, иногда кивала, частенько улыбалась и, в конце концов, сказала:
- Роман Арнольдович, хочу с вами поделиться. Сегодня закончилось мое одиночество. И я очень хочу, чтобы вы разделили со мною мою радость.
- Как же я могу вам помочь? – Роман Арнольдович подался вперед, поправил очки и застыл, ожидая ответа очаровательной собеседницы.
- Я хочу побыть вами наедине.
- Но… Как… Я не понимаю вообще, что происходит… Это сон, или что?
- Если это сон, то советую не просыпаться. Идемте в парк, там луна ярче, чем обычно.
Парк был через дорогу. Было уже за полночь, но всюду мелькали люди, преимущественно пары. Именно поэтому, когда Татьяна взяла Романа Арнольдовича под руку, он вдруг впервые в жизни почувствовал себя таким же, как и все – с правом на счастье, пускай и мимолетное, но точно такое же, как и у большинства. Идти под руку с женщиной.
Вокруг ни души. Прохладный парк, мерцающие фонари орды насекомых, стремящихся к фальшивому свету. Наивная мошкара, подумал Роман Арнольдович, усаживаясь на скамейку вместе со своей спутницей.
- Посмотри на меня, пожалуйста, - прошептала она, медленно снимая с него очки.
Без очков Роман Арнольдович видел совсем плохо, но в какой-то момент лицо Татьяны оказалось настолько близко, что он смог разглядеть то, чего не видел до этого момента. Рыхлые, множественные морщины под ее уставшими и почему-то наполнившимися слезами глазами.
Глаза. Этот взгляд. Он такой знакомый.
Словно окунувшись с головой в воды Стикса, Роман Арнольдович увидел во взгляде Татьяны отражение его глаз. Того самого мальчика, которого чуть больше года назад он такой же ночью тащил в лес за железную дорогу, а затем, уже ничего не осознавая, накинулся на него, утолив свое скрытое звериное естество лишь под утро.
Его шестнадцатый, предпоследний.
- Как ты меня наш…
Больше Роман Арнольдович ничего не смог сказать. Холодный клинок вошел в его горло несколько раз, а затем, когда он руками инстинктивно попытался зажать раны, Татьяна что есть силы всадила любимый перочинный нож сына ему в спину.
Роман Арнольдович упал спиной на холодный асфальт, отчего лезвие вошло в тело еще глубже. Татьяна стояла прямо над ним. От белоснежного одеяния не осталось и следа, как и от ее ангельского выражения лица.
- Мое одиночество закончилось. Смотри на луну.
Женщина села на скамейку рядом с умирающим Романом Арнольдовичем, достала телефон, набрала экстренный вызов и, достав сигарету, осталась дожидаться наряда полиции.
Последним, что Роман Арнольдович увидел в своей страшной и осатанелой жизни, была полная луна, один из кратеров которой превратился в омерзительную пасть, так похожую на его рот в порывах убийственного экстаза.
Этой пастью он и был проглочен спустя три минуты.