Неувядаемый цвет

В автомобиле было неестественно тепло. Так, наверное, печет на каких-нибудь тихоокеанских островах, но не здесь, на севере России, да еще и в промозгло-могильный разгар весны. В эту пору все похоже на кладбище. Такое же вязкое, холодное, отталкивающее. Как холм, таящий под собой обветшалый жизненный фундамент, обставленный венками, не выражающими, по сути, ровным счетом ничего.
Да, не всегда и не везде весна прекрасна. Разве что на обоях для рабочего стола в миллионах мониторов угрюмых соотечественников. Хотя, чем она, мечтательная девушка, отличается от них? Такая же побитая дождем ворона, выжидающая, на кого бы накаркать с высоты собственной печали.
- Я в последнее время все ассоциирую с кладбищем, - сказала Татьяна ему.
Игорь, словно киборг, не моргая, смотрел на пустую загородную дорогу и сосредоточенно вел машину. Даже очень сосредоточенно, подумала, Татьяна. По такому же сценарию ведут даму во время вальса – контролируя все и вся вокруг, пытаясь полностью владеть ситуацией. Только у Игоря вместо дамы партнершей был массивный руль. Кстати, если сейчас нажать на сигнал, то этот страшный немецкий внедорожник взвизгнет так же, как если во время вальса девушке наступили бы на хрупкую ножку.
Татьяне тут же стало смешно от такого сравнения. Жаль, Игорь не поймет. У него с фантазией совсем беда.
- Это все твоя литература, - вдруг заговорил он. – Я как-то читал, что педагоги вообще люди депрессивные. Особенно если работают в школе.
- Ничего я не депрессивная, - стала оправдываться Татьяна. – Просто весна у нас ну совсем какая-то траурная, разве нет? Ты посмотри вокруг. Сплошное кладбище.
- Вот почему сразу кладбище, Тань? Почему не что-то более живое? Вечно у тебя - то кресты на холмах, то грачи над монастырями. Вот тебе и влияние поэзии. Не читают нормальные люди стихов, это извращение какое-то. Потом и рождаются такие образы.
Татьяну будто кто-то уколол в самое сердце, отчего боль разнеслась по всему телу. И не физическая, а другая, более сильная. И пускай стихи не любят «нормальные» люди, всякие мнения в мире присутствуют. Обидно было, что такое ей сказал именно он.
- И почему же поэзия – это извращение, умный ты наш? – пошла Татьяна в атаку.
Игорь внешне продолжал оставаться невозмутимым. Но она-то знала, что где-то глубоко он уже начал закипать. Ругаться, конечно, глупо и неприятно, но за «извращенку» он ответит.
- Потому что в природе, в настоящей жизни, люди стихами не говорят. Это сказочки какие-то. Ты пошел туда, там была вода, тра-та-та-та-та… Ну что это? Вот писатели пишут романы. Там все, как надо. Предложение к предложению, строчки нормальные. А стихи…
- Поэзия – это совершеннейшая форма литературного языка, - уверенно произнесла Татьяна.
- Ну вот зачем ты мне сейчас это говоришь. Очень здорово, что поэты для себя придумали эту ерунду, про совершеннейший язык. Я очень рад. Только мне с ними не по пути.
- Я вообще-то тоже стихи пишу. Тебе и со мной не по пути?
Тут Игорь начал догадываться, в какую передрягу попал. Нужно было срочно реабилитироваться. И одними извинениями отделаться не получится.
- Поехали через то поле, - предложил он. – Конечно, рановато еще, но там первые одуванчики твои любимые уже должны расти.
- Ты – жук.
- Да.
- Поехали.

***

Мама Татьяны жила примерно в сорока километрах от города. Ее день рождения приходился как раз на этот самый «могильный» период, и не было для Тани большей радости, чем нарвать для мамы букет желтых, как цыплята, цветков.
Из года в год – одно и то же. Весенняя апатия, поле, цветы. Поле, цветы, весенняя апатия. И так далее. И за что он ее полюбил… Не особо страстная, красота обычная, одевается… А как учительницы одеваются? Платье в пол, вся закроется, как в танке, и пошла про Пушкина с Анной Керн рассказывать.
Нет, что-то в ней было такое, чего ни у кого не встречалось – ни во взгляде, ни в поведении. Игорь потому и называл частенько Таню инопланетянкой. Когда только начинали встречаться, ей такое сравнение очень нравилось. А затем что-то изменилось. Шутки Игоря превратились, с ее слов, в похабщину, а его интересы вообще удостаивались более категоричных определений. Например, покупка внедорожника была встречена многозначительным закатыванием глаз и постукиванием себя ладонью по лбу, тем самым намекая на скромные умственные способности Игоря.
- Зачем нам этот гроб? – говорила она. – Купили бы отечественную, и ездили бы на здоровье.
Игорь никак не мог объяснить Тане, что на «тазах» русского производства ездят только неудачники. Такое надо чувствовать. А чувствовала Игоря Таня все меньше. И раньше бы он этого испугался. А теперь даже самому становилось жутко, что стало все равно.

***

Вот и поле. Точнее, лишь его край. Остальное пространство утонуло в густом, перинообразном тумане. Тишина стояла неестественная. Казалось, что природа и рада щебетать да сновать туда-сюда, но туман провозгласил на все это запрет, табу. И пока он лежит на этом поле, мир обязан подчиниться тишине.
Вышли из машины. Игорь тут же сунул в рот сигарету, задымил. Татьяна недовольно на него посмотрела.
- Помогаю туману стать более могущественным, - отшутился он.
Но шутку не оценили.
- Здесь, по краю, ни одного цветочка. Только трава еле пробивается.
- Тогда поехали уже.
- А без цветов как?
- Никак. Что в этом страшного-то, не пойму. Один раз без твоего букета обойдемся.
Татьяна медленно подошла к Игорю, положила маленькие ладони ему на грудь и посмотрела так виновато, словно сожгла квартиру из-за невыключенного утюга или расцарапала машину, неудачно припарковавшись.
- Игорь, сходи туда, а? – она кивнула в сторону поля. – Я точно знаю, что цветы здесь уже есть. Просто боюсь, ты же знаешь.
Он помнил, как Таня рассказывала, что однажды, еще до школы, она отстала от мамы в лесу и заблудилась. В итоге пришлось ночевать под деревьями, ежесекундно слушая непонятные шорохи и загробные совиные уханья. Наутро ее нашли, но страх потеряться остался.
Только Игорь почему-то вскипел.
- Слушай, Тань, - он демонстративно бросил окурок под ноги и с силой на него наступил. – Ты меня начинаешь бесить.
В груди у Татьяны снова кольнуло. Несколько минут назад ее невыносимый, но любимый человек, по сути, проговорился, что «ему с ней не по пути». Хотя, речь шла не о Тане конкретно, и все до этого момента можно было бы списать на плохое настроение, погоду… Но никогда Татьяне еще никто не говорил, что она может именно бесить.

***

Не «злить», не «огорчать», а именно это животное слово, применяемое в нынешнее время при любом удобном случае. Даже по отношению к своим ученикам Татьяна уже не раз слышала от их родителей что-то в духе: «Не беси меня под вечер». Получается, что человек – осознанно или нет, это не важно – говорит в лицо другому: ты вызываешь во мне бешенство. То самое бешенство, что овладевает, скажем, собакой, волком или медведем. И тот кидается на всех без разбору, загрызает своих же детенышей, убивает уже не ради еды, но ради утоления бесконечного гнева. И вот ты, мой вроде как любимый, вроде как дорогой ребенок, после трудового дня вызываешь именно такие чувства. Нет, не злишь, мой хороший, а бесишь. Заставляешь чувствовать к тебе подсознательное желание расквитаться с тобой. А если ты и этого не понимаешь, то в запасе имеется еще более разрушительная фраза: «Я тебя убить готов».
И убийственная программа запускалась – ребенок слышал эти страшные слова от отца или матери, впускал полные ярости возгласы в свой разум. Слова оседали, подобно радиации, на чутком детском сердце, и начинали медленно, но методично его разъедать. Татьяна с ужасом осознавала – настанет час, когда этот яд в сердцах ее учеников может выплеснуться на их же родителей, особенно ближе к старости последних. Уже они, старики, будут «бесить» - мешать, доставать своей немощностью, хотя ни в чем не виноваты. Правда, их повзрослевших и озверевших детей это ни коим образом волновать не будет. Ибо бешенство сносит на своем пути не только целые государства, но и самые крепкие отношения…
…Отца у Татьяны никогда не было, так уж получилось. Им стал для нее Игорь в каком-то смысле. Он вообще взял, да и превратился в самого главного мужчину в ее жизни. Для этого у Игоря имелись все необходимые качества. Такой вот персональный космос, в котором Таня с удовольствием растворилась. Хорошо это было или плохо, нельзя ответить однозначно. По крайней мере, до той самой секунды, когда космос вселенским басом продекларировал: отныне ты вызываешь во мне чувство бешенства. В одночасье образовалась черная дыра, принявшаяся всасывать в ничто планеты, созвездия, даже время.

***

Она убрала ладони с его груди.
- Это как? – выдохнула Татьяна вопросительно.
Но вместо ответа огромные руки Игоря со всей силы толкнули ее в грудь, и она, оторвавшись от земли, упала спиной на мокрый асфальт, не веря в происходящее и чувствуя, как грязь превращает ее джинсы и куртку в отвратительное тряпье.
- Меня достало все это слушать! – выпалил все еще любимый Игорь. – Какие цветы, какое кладбище, какие, к черту, стихи? Ты ненормальная, Тань. Тебе вообще наплевать на реальный мир. Ты вообще думаешь, что если я сейчас туда попрусь в своем костюме, то выйду оттуда, как бомж? Но да, зато с цветочками для твоей мамы. Ни секунды адекватных мыслей, постоянно городишь какую-то чушь. Видеть тебя не могу.
Вытирая грязными руками черные от размазавшейся туши глаза, Таня, плача и ощущая гибель прежнего мира, почему-то спросила:
- А куда мне идти?
- Хотела собирать цветы, так иди и собирай, - ответил Игорь, повернувшись к ней спиной и доставая новую сигарету.
Подняв свое тело, дрожа от холода и отчаяния, Татьяна вошла в туман. Вошла так тихо, что Игорь даже не заметил ее исчезновения. Лишь обнаружил пустынную дорогу да внедорожник, когда оглянулся.
Сел в машину, включил печку посильнее и стал ждать Татьяну в тишине.
- Может, теперь одумается, - произнес он вслух. – Только о себе и думает. Совсем на наши отношения положила с прибором, только о школе да о фантазиях сумасшедших разговоры.
Тут Игорь осознал, что разговаривает с прикрепленной чуть левее от бардачка иконкой. Он и знать не знал, кто на ней изображен, Таня покупала. На Игоря смотрела женщина с мальчиком на руках. Стало быть, Мария с Иисусом.
Маму и ребенка окружали цветы в виде пышного венка. Бутоны были красными и белыми, а прорисованы настолько реалистично, что Игорю даже захотелось их понюхать. В правой руке женщина держала тонкий стебель, на конце которого красовались два желтых цветка. Яркие, как два солнца. Или как две души. Они же вроде как светятся, Таня рассказывала когда-то. Душа, говорит, сама по себе крохотная, и внешне одна на другую как две капли похожи. А тела по сравнению с ними – огромные, друг от друга внешне отличаются. Вроде бы так…

***

Точно, Таня об этом говорила, когда они впервые остались вдвоем на ночь. Игорь буквально вымолил ключи от дачи у своего давнего приятеля, они раньше вместе в техникуме учились.
- Ты пойми, тут все серьезно. Я ее не хочу, как хотят остальных. С ней очень хочется просто посидеть в тишине, что ли. Дрова, печка, коты соседские бродят вокруг… Ну, не жмись, дай ключи! – почти что кричал он тогда.
И товарищ пошел навстречу. Очень по-доброму улыбнулся, протянул связку ключей. Только попросил не дебоширить и не мусорить.
Но ни дебоша, ни мусора, ни даже интимной близости тогда не случилось. Игорь с Таней до того разболтались, что не заметили наступления утра. Не притронулись ни к чаю, ни к еде, которую с собой привезли. Алкоголя и вовсе не купили. Оба как-то почувствовали, что он может встать между ними «третьим лишним». А было крайне важно встретиться один на один, в тишине, без свидетелей и всякого шума в голове из-за выпитого спиртного.
- Если представить тело неким механизмом, вроде автомобиля или подъемного крана, или трактора и так далее, - говорила тогда Таня, - то душа выступает в роли водителя этого транспортного средства, понимаешь?
Игорь, конечно, кивал в ответ, но не успевал за потоком мыслей этого большеглазого чуда.
- Я это к чему говорю, Игорь. К тому, что надо любить не сам автомобиль, каким бы красивым он ни был, а его водителя. Бывает, этот водитель прячется за тонировкой. Но если очень захотеть, то он обязательно покажется, опустит стекла и скажет: «Вот и я, наконец-то мы друг друга разглядели».

***

Туман становился все гуще, проглотив остатки поля. Прошло уже, наверное, больше получаса, а Тани все не было. Телефон не отвечал. Когда же Игорь вышел из внедорожника, пытаясь дозвониться до Татьяны, то услышал неподалеку знакомый рингтон. Он доносился оттуда, из молочной мглы.
Сердце остановилось.
Осторожно, но уверенно, Игорь двинулся навстречу незамысловатой мелодии из любимого Таней комедийного фильма. Телефон лежал на траве, высвечивая крупные буквы: «Любимый».
- Тань, ты где? – громко спросил пустоту Игорь, сбрасывая вызов.
Ничего, ни единого звука.
- Господи, - откуда-то из глубины задеревеневших чувств вырвалось у Игоря.
И он побежал. Сам не зная, куда, но в надежде сию же секунду наткнуться на Таню. Она же боится всего этого – лесов, туманов, темных комнат. Даже в туалет по ночам его будит, и идет за ним по коридору, потому что висящая в прихожей одежда во мраке смотрится ну очень недружелюбно.

***

Никогда он ее не бросал, не оставлял в беде. Как тогда, после кино, полтора года назад. Уже прямо перед подъездом их обступила какая-то гопота, человека четыре. Пьяные, наглые. Мол, мужик, бабу свою оставь, а сам иди.
И все бы ничего, но кто-то из них взял, да и шлепнул Таню по ягодице…
…Уже потом, в травмпункте, Татьяна плакала и ругала Игоря, гладя его по перебинтованной голове. Кстати, тогда-то он ей впервые и сказал, свистя разбитым носом: «Я тебя люблю». А затем почему-то добавил: «И шлепать тебя могу только я».
Таня так расхохоталась, что сидевший рядом мужик со сломанной ногой выдал: «Во бабы пошли. На парне живого места нет, а ей весело».

***

Теперь его любимая предпочла бежать навстречу главному страху, опустошенная предательством и звериной яростью своей половины. Не просто сбежала. Исчезла.
Нога угодила в лужу, которая жадно проглотила ботинок стоимостью в несколько десятков тысяч рублей. Мертвые деньги за обувь из мертвой кожи, вот и вся красота, пронеслось в голове Игоря.
- Таня! – крикнул он изо всех сил, срывая второй ботинок и бросая его на скользкую землю.
Галстук превратился в удавку, стало тяжело дышать. Мгновение спустя эта змея из натурального шелка тоже оказалась рядом с ботинком. Сшитый по заказу пиджак также превратился в мертвый груз, и Игорь содрал его с себя, как рептилия - омертвевшую кожу.
- Да не молчи же ты! – взмолился он.
А затем, ведомый позабытой интуицией, обратился к туману.
- Это не она ненормальная, это все я. Отдай ее мне. Пусть потом с ней разбежимся, только отдай. Ей здесь нельзя.
Беспощадная тишина разорвалась знакомым голосом:
- Игорь, я здесь! Я телефон потеряла, прости, пожалуйста! Забери меня отсюда!

***

Однажды Таня уже это говорила. Тогда они здорово поругались, и она пропала на весь день и вечер, выключив трубку. Игорь обзвонил кого только можно, но никто не знал, где же его ранимое золото спряталось от горя. Ближе к полуночи Таня объявилась.
- Забери меня отсюда, я хочу домой, - протянула она в трубку, из которой орала клубная музыка.
В ту ночь Таню сильно рвало, пить она не умела совсем. А наутро оба как ни в чем не бывало обнялись и продолжили клеить обои на кухне. Воскресенье все-таки, надо время с пользой проводить. Правда, договорились больше никогда не терять друг друга из виду.

***

- Я бегу, не двигайся с места! – выпалил Игорь, устремившись навстречу голосу любимой.
- Да не шевелюсь я, - ответила Таня сквозь слезы. – Сижу на камне. Дурак ты, понял?
- Понял, родная, понял, - задыхаясь от бега, ответил он. – Я уже близко.
На Татьяне, казалось, вообще не было чистого места. Она была похожа на ребенка, который наигрался во дворе и не хочет идти домой, поскольку ему влетит от родителей, купивших новую одежду своему чаду каких-то пару дней назад.
Такой же грязный, Игорь медленно подошел к этой насмерть перепуганной девочке, взял на руки и заплакал. Мужские слезы в такие моменты выглядят особенно пугающими. Тем более, Таня никогда не видела любимого в таком состоянии.
Оттого и сама разревелась. Как тогда, смотря на него спящего после их первого раза.
- Давай я тебя отсюда выведу, а потом ты меня пошлешь куда подальше, ладно? – выдавил из себя он.
- Помолчи. Просто давай так еще постоим. Ты меня в последний раз на руках держал сто лет назад. Тогда еще динозавры по земле бродили.
Они рассмеялись. Смех у обоих был просто кошмарным, но и Игорь, и Таня находили его друг в друге прекрасным.
- В машине иконка, ты мне ее подарила на 23 февраля. Как она называется?
- Неувядаемый цвет.
- Цвет или свет?
- Цвет. Там про цветы.
- Точно.
- Игорь, туман рассеялся!
Когда завеса земного пара совсем исчезла, пространство озарило поле из золотых одуванчиков, посреди которого Игорь и Таня стояли. Вдалеке виднелся их громоздкий, уродливый автомобиль.
- Я от него избавлюсь, обещаю. Возьмем что-нибудь из отечественного, - тихо сказал Игорь, не выпуская из рук свое счастье. – Сейчас нарвем цветов, и к маме. Вот только как объясним, что мы все грязные с головы до ног?
Таня погладила Игоря маленькими ладонями по щекам.
- Очень просто. Поскользнулась, упала, потеряла сознание. Очнулась – ты. Пока приводил в чувства, сам замарался. Или очистился.