Пуховик

- Ты его видишь?
    - Прикалываешься? Как его в такой массе различишь. – Лианг опять прильнул к окулярам морского бинокля, провожая контейнеровоз, забитый контейнерами. – Поплыл возможно. – Лианг, скользнув по морской глади перевел бинокль на далекий порт. Попытался сфокусировать картинку. - Не мешай.
    - Дай, я посмотрю, - Ксиу нетерпеливо дергала за рукав спутника.
    - На, все равно ничего не увидишь.

        Завладев биноклем, Ксиу долго всматривалась в ряды морских контейнеров, заполнявших палубу уходящего контейнеровоза. Запрыгала, не отрывая бинокль от глаз.

    - Вижу, вижу, вижу, наши денежки поплыли.
    - Что ты там видишь?
    - Четвертый ряд от носа, сверху второй. На, сам посмотри, - протянула спутнику бинокль.
    - Они тут через каждые полчаса идут, вон еще один корабль плывет.
    - Ну и что, этот наш кораблик, – Ксиу надула пухлые губки, - наш, наш. Пусть будет наш. А?
    - Ну, хорошо, пусть будет. Посмотрела, поехали.
    - Шену сказал?
    - По телефону? – Лианг, засунув бинокль в футляр, кинул его на заднее сиденье открытой Хонды. – Нет, конечно. Через неделю сам полечу, там скажу, вместе и встретим. Еще таможню пройти надо.
    - Мы так упаковали, никто в жизни не догадается.
    - Я тоже так думаю.
    - А классно я придумала?
    - Конечно, ты же у меня умница.

        Разместившись в машине пара покинула далеко вдающийся в море мыс близ порта. Обдуваемые теплым, с запахом моря ветром, направились в город.

    На скоростной шести полосной дороге они попали в пробку. Остановившись в конце вереницы автомобилей своего ряда, Лианг, привлеченный шумом, успел рассмотреть в зеркало заднего вида, как грузовик с прицепом груженным контейнером смял машину соседнего ряда. Тягач с длинным носом, потеряв управление от столкновения, вывернув колеса, опрокидываясь, влекомый инерцией, боком несся на них сметая все на своем пути. Надвигаясь, увеличивался закрывая небо синей массой контейнера…

2
    - Мам, а Андрей штаны школьные порвал.
    - Какие? – Людмила положила тяжелую сумку с продуктами на пол крохотной прихожей.
    - От нового костюма.
    - Андрей! – Из-за шторы высунулась всклоченная голова сына. «Постричь надо совсем зарос», мелькнула мысль при виде своего первенца. - Покажи штаны.

    Андрей с готовностью протянул матери штаны от школьного костюма, мстительно скользнув взглядом по сестренке. Правая штанина на коленке была протерта до ниток, левая разодрана и хранила следы крови от ссаженной коленки.
 
    - Сильно разбил? Ну-ка, ногу покажи.
    - Домой бежал, споткнулся и вот…, - поспешил уведомить сын, предъявляя на освидетельствование свежую болячку на коленке.
    - Врет! Это он с пацанами в футбол играл и растянулся, – уточнила историю появления ссадины и порванных штанов правдолюбивая сестренка.
    - Сколько раз говорила переодеваться, как со школы пришел. А? Как дала бы!.. – Людмила, скомкав штаны, бросила их в сына, незлобиво добавив, - прибью когда-нибудь. В чем в школу пойдешь? Вот пришью латки на колени, и топай. – Про себя досадовала: «Господи! Да где ж я на вас денег-то наберусь. Новые шестьсот стоят, а в кошельке всего четыреста с мелочью осталось. Завтра еще в школу обоим дать надо». Добавив строгости в голосе, спросила. – Понял?

    Андрей, потупившись, согласно кивнул головой, прижимая к груди скомканные штаны.

    - Ели?
    - Суп доели. – Отрапортовала дочь.
    - Что стоишь истуканом? – Людмила опять обратилась к сыну, не спешившему удалиться, в надежде получить что-нибудь вкусненькое из маминой сумки. – Черные джинсы покажи. Чистые?

    Сняв пуховик, с трудом пристроила на переполненную вешалку. Вытащив из сумки пакеты с картошкой, морковью и луком, сунула в картонную коробку. Подхватив полегчавшую сумку, поставила на кухонный стол. Взяла у сына принесенные джинсы. Обревизовав видавшие виды штаны с заштопанной штаниной, грустно глянула на потупившегося сорванца.

    - Ничего, постираю, завтра в них пойдешь.
    - Мам, это нам? – Олеся, забравшись коленками на стул, показала ванильный творожный сырок, извлеченный из сумки.
    - Да. – Выложив на стол помидоры с огурцами, сунула две сардельки и три куриных окорочка в холодильник. Разложила по шкафчикам подсолнечное масло, вермишель, хлеб. Улыбнулась услышав, как Олеся по лисьи делит сырок, спросила. - Что со школы принесли?
            …
    Людмила проживала с двумя детьми в стандартной комнате, на 3-м этаже общежития коридорного типа. Отгородив часть комнаты шкафом и шторой, обустроила на входе справа подобие прихожки. Слева стол, два подвесных шкафчика над ним и холодильник образовывали некое подобие кухни-столовой с запрещенной электроплиткой на столе. За шторой – ее кровать и двухъярусная детская. Между кроватями - стол и несколько подвесных полок по стенам, собственно, вся мебель жилища. Кухня на этаже была общая, туалет тоже. Душевые, размещенные на первом этаже, имели общую раздевалку и потому было заведено: по четным - мужские дни, по нечетным - женские.

            Общежитие с вахтером на входе ранее принадлежало химзаводу. В него селили одиноких, малосемейных в ожидании очереди на квартиру, а также командировочных. Следуя веяниям времени, химзавод снял со своего баланса бремя содержания общежития. Комнаты частью приватизировали, частью выкупили. Ввиду дешевизны жилой площади, в общежитии со временем подобралась малоимущая публика и подозрительные личности. Вахтеров сократили. Некогда опрятный, обширный холл урезали, встроив еще четыре комнаты, оставив небольшое пространство для детских колясок. Холл с остатками входных дверей стал прибежищем посторонних личностей, оставляющих утром после себя мусор, порою понятное амбре. Здание обветшало, и в народе за ним закрепилось название «Бомжатник на Свердлова».

3       
    На последнем курсе института Людмила без памяти влюбилась в Стаса. Высокий с курчавыми волосами парень с параллельного курса обратил на нее внимание, когда они совместно готовили юморину к выпускному вечеру.

           Роман развивался бурно, через три месяца Людмила поняла, что «залетела». Считая отношения серьезными, поведала о том своему избраннику. Стас ответил, что в ближайшие пять-шесть лет семейными узами связывать себя не собирается, и посоветовал избавиться от нежелательной беременности, а впредь использовать «какие-нибудь таблетки». На том прервал с ней связь, став демонстративно ухаживать за ее подружкой. Людмила попыталась избавиться от плода, но не тут-то было. Уже собралась, было, на аборт, как ей сделал предложение Мишаня.

            На их курсе химанализа было мало парней, в числе немногих был Михаил. Сутулый, нескладный рохля в очках, ничем не выделяясь, буквально с первых дней запал на нее. Его ухаживания девушка всерьез не приняла. Под шутки подруг нещадно эксплуатировала недотепу Мишаню, как они его окрестили.

            Мишаня выказал нехарактерную для него осведомленность в ее ситуации и предложил выйти за него замуж. Обещал принять ребенка Стаса как своего и любить ее до гроба. Недели две Людмила раздумывала и, когда врач сказала, что время упущено, и аборт сопряжен с риском более не иметь детей, приняла предложение ухажера. Свекровь Светлана Андреевна встретила пузатую невесту в штыки, не смотря на заверения Михаила о своем отцовстве.

           Два месяца жили в просторной квартире у свекрови. Как-то Людмила услышала, как Светлана Андреевна, не особенно стараясь приглушить голос, заявила сыну, что его окрутила какая-то «смазливая прости-господи», и теперь вместо занятий наукой у него одна перспектива - стирать пеленки и гонять ее хахалей. Сняли квартиру.

    Первое время совместная жизнь с Мишаней, вроде казалось, налаживается. Михаил и вправду ни разу не попрекнул, не упомянул об отце ожидаемого ребенка. Людмила, более из благодарности заставила себя не то, чтобы полюбить мужа, наверное, скорее привязалась, позволяя любить себя.

           Свекровь, Светлана Андреевна, не посещала их на квартире, отношений не поддерживала. Даже имя, Андрей, данное первенцу с умыслом, не спасло ситуацию. Михаил, не отличаясь в институте, и на заводе не смог выделиться. Много не зарабатывал, протирая штаны в каком-то отделе. Ситуацию спасали родители Людмилы, раз в месяц, иногда чаще, привозившие из деревни сумки с продуктами. Свекровь совершенно не помогала, но и в жизнь их не вмешивалась, чему Людмила отчасти была рада. Через полтора года она родила от Михаила девочку. Свекровь пришла посмотреть, даже подержала Олесю на руках, а, уходя, заявила, что незачем плодить нищету, и ее сын теперь до конца дней будет на них горбатиться.
 
    С того дня Мишаню словно подменили. Он стал задерживаться после работы, ссылаясь на чрезмерную загруженность. Дочерью почти не занимался, развенчав общепризнанное мнение подружек, что отцы дочек любят больше. Несколько раз не ночевал дома, уведомив заранее, что будет у мамы, Людмиле и в голову не приходило его проверять.
 
    Олеся, в отличие от Андрея, была «голосистая», часто и пару часов не давала поспать, привлекая к себе внимание криком. Как-то Мишаня, разбуженный очередным криком вскочил, раздосадованный ударил пальцами по лицу дочь, словно закрывая маленький ротик. Затем дважды наотмашь шлепнул младенца по тельцу, приговаривая:

    - Ты будешь спать или нет! Маленькая дрянь! Будешь! Будешь! ...
Людмила, оттащив мужа от кроватки, влепила ему смачную затрещину, чтоб привести в чувство. Мишаня отскочил в сторону, потирая щеку, выдал тираду, смотря, как супруга нянчит зашедшуюся в крике дочь:
    - Ах, вот ты как! Да! Вот, значит, как! Не зря, значит, моя мама говорит, что я зря твоих вы****ков кормлю!
    - Пшшел вон! Дурак! – Вне себя крикнула Людмила.
    - И уйду, – словно ожидая этих слов, кинулся одеваться, – еще как уйду! …

    По прошествии недели, пришла Светлана Андреевна с предложением дать развод сыну. Получив согласие, удалилась, прихватив вещи Мишани.
 
           После развода Людмила подала на алименты только на Олесю, упрежденная свекровью о неминуемом скандале, если она попытается повесить им на шею еще и сына. Мишаня, словно зомбированный, при встречах молча опускал глаза в пол, укрываясь мамой, которая следовала за ним неотступно. Позже выяснилась причина - мама «выдала его» за экстравагантную, обеспеченную дочь своей подруги. Людмила случайно увидела их у магазина. Расфуфыренная особа в шляпе, заметно старше Мишани, указывала тому, как уложить покупки в багажник. Затем, передав ему с рук пекинеса, сама уселась за руль «Ровера», и молодожены укатили. Людмила с Олесей в коляске, оперевшись о стену магазина, стараясь быть незамеченной, проводила взглядом машину. Придержала Андрея, узнавшего Мишаню, впервые сказав сыну:

            - Не папка он тебе.

4

    До года Олеся часто болела. Детских пособий и смешных алиментов от Мишани катастрофически не хватало. Если б не помощь родителей, Людмила не представляла, как бы она выкручивалась.

        Мама, видя бедственное положение дочери, настаивала, чтобы та перебралась в деревню домой. Уговоры Людмила отвергла, работы для нее в деревне не было. Мыть полы, подрабатывая, она могла и здесь, не подвергаясь насмешкам. В городе, где соседи по лестничной клетке порой не знали друг друга, она была никому не нужна. Другое дело в деревне. Вернуться потрепанной кошкой с двумя детьми на родительскую пенсию… Встречать осуждающие взгляды селян, или саркастические улыбки отвергнутых ухажеров… А что потом? Кому она нужна, кроме родителей? У брата своя семья, да и отношения с невесткой – женой брата у них не заладились. Нет.

    Родителей Людмилы не стало, когда Олесе шел третий год. Они попали в аварию, возвращаясь на машине от дочери в дождливую погоду. Заляпанный грязью джип, обгоняя вереницу машин, подрезал их на ночной трассе. Отец, уходя от столкновения, вильнул, зацепил колесами мокрую обочину, машина, потеряв управление, крутанулась, и ее занесло под встречный грузовик. Очевидцы не разглядели номеров скрывшегося виновника ДТП.

    После поминок золовка, оставшись с Людой наедине, заявила, что «это она виновата в их смерти, она извела их постоянными заботами о себе и своем выводке, и родители, во всем себе отказывая, все деньги и продукты перли ей». Людмила проглотила обиду, возразить особо Лидии было нечего.

    Наступили тяжелые времена.

    Завод барахтался, доживая свои последние дни. Под постоянные сокращения как мать-одиночка, воспитывающая двоих детей, она не попадала. Задерживаемая на месяц, а то и более заработная плата в виду частых простоев уменьшалась, а цены в магазинах росли. Алименты на Олесю стали приходить символические. Мишаню сократили одним из первых, он перебивался случайными заработками, верно существуя на содержании новой жены. Людмила снесла в ломбард все свои более-менее ценные вещи без надежды выкупить их обратно. Квартиру пришлось освободить, сняла дешевую комнату, тогда еще не сильно загаженной общаги. Через год завод окончательно встал, и женщина пополнила ряды безработных.

    Месяца три Людмила ходила на биржу, вакансий не было. Перебивалась, подрабатывая дворником, мыла полы в подъездах. Как-то рано утром, отгребая снег от подъезда, она нечаянно кинула снег на проезжавшую мимо иномарку. Машина остановилась, и из машины грубо окликнули:

    - Что ослепла? Не видишь куда кидаешь?

    Людмила обернулась на голос. В «Мазде» за приспущенным стеклом сидела ее сокурсница по институту, подруга, жившая с ней в студенческой общаге. Бесшабашная, чернявая Мила была похожа на сценический образ актрисы Самохиной из кинофильма «Воры в законе», и за ней закрепилось прозвище Марго.

    - Марго? – Искренне удивилась Людмила, увидев старую подружку.
    - Вы кто? – Мила всматривалась в замотанное платком лицо бесформенной фигуры дворничихи, и когда Люда потянула рукой край платка с носа вниз, узнала. – Ты? … Люда?

    Марго, завизжав, выскочила из машины, кинулась к стушевавшейся подруге, крепко ее обняв. Бибикнула не весть откуда взявшаяся машина, требуя освободить проезд. Эффектная Мила в коротенькой расстегнутой шубке с копной черных волос, отстранившись от подруги, развернулась на звук. Добавив грубости в голосе, выдала:

    - Че сигналишь? – Заметив опускающееся стекло, добавила, пресекая перепалку. - Варежку закрой, а то щас народ разбудишь, бутылка или еще чего на крышу прилетит. Видишь, девушки общаются? Вот и давай…, двигай задом.
 
    В довершение показала водителю срамной жест холеным средним пальчиком с безукоризненным маникюром. Повернулась к Люде, давая водителю понять, что разговор окончен. Торопыга благоразумно прикрыл окно и, покачав головой, двинулся задом.

    - Марго, ну ты в своем репертуаре …
    - Да пошли они… - Мила беззаботно махнула рукой, отправляя всех в преисподнюю. - Ты куда пропала? Ни слуху, ни духу, сто лет тебя уже не видела. Пошли ко мне в машину, а то я уже замерзла.
 
    Освободив проезд, они долго болтали в машине, пока Люда не вспомнила о времени, пора было вести детей в детский сад. На прощание Марго вытащила из сумочки две свеженькие, не так давно пущенные в оборот, сложенные пополам пятитысячные купюры, протянув, добавила заартачившейся подруге:

    - Бери, не выеживайся. Ты здесь за месяц и половины, поди, не заработаешь. Это шальные деньги, за ночь срубила, своим что-нибудь купи, скажешь - от тети Марго. Я к тебе обязательно заеду, покажешь… - Чмокнувшись на прощание с подругой, добавила. – Людка ты не представляешь, как я рада, что тебя встретила.

    Марго работала в эскорте у Алика. Алик, в прошлом криминальный авторитет, гроза 90-х, легализовался в бизнесе. Имел строительный магазин, несколько ресторанов, две заправки, отель и эскорт для определенных услуг. Может, и еще чего, Мила не распространялась, а про эту часть айсберга знали все.
 
    Мила заявилась под вечер на следующий день, громогласно известив о своем визите жителей общаги. Может, не всей, но проживающих на 3-м этаже, это уж точно. Убирая со стола посуду после ужина, Люда услышала через звукопроницаемую дверь комнаты дробный стук каблуков, затем непонятный шум и неповторимый голос Марго.

    - Че пасть раззявил? Захлопни, говорю…, не то муха залетит.
    - …
    - Чаво-о? Двигай…, а то наподдам коленом для ускорения, в форточку стрижем вылетишь...

    Люда открыла дверь, на пороге стояла фотомодель, шагнувшая с обложки глянцевого журнала. Через три комнаты в щели приоткрытой двери виднелась изумленная физиономия приставучего, но безобидного местного забулдыги Феди, неосторожно зацепившего Марго. Стали открываться другие двери, народ с интересом выглядывал из комнат, вдыхая аромат Франции, оставленный после себя шумной визитершей.
 
    - Впустишь? Или тут стоять будем? – Мила протянула хозяйке один из пакетов, добавив. – Это нам.

    Мила покорила детей. Не подарками, которых приволокла в избытке, она весь вечер занималась с ними. Играла в настольную игру, при том шельмовала безбожно с кубиками и хохотала до слез, уличенная надувшимся от такой несправедливости Андреем. Читала им сказки, неподражаемо меняя голос, доводя до исступления, прижавшегося к ней Андрея, и безраздельно обосновавшуюся на ее коленях Олесю. Сама уложила их спать.

    Долго шептались за столом на выгороженной кухоньке, предаваясь воспоминаниям. Изливали душу друг другу, болтая обо всем, о жизни, плакали и смеялись. Люда спросила:

    - А может, к вам в эскорт? Я еще ничего.
    - Забудь. – Мила, помрачнев, разлила остатки марочного вина первой бутылки по бокалам. – Это не твое, вон, детей поднимай.
    - Да, я уже … - Люда, заплакала, оперев лицо на руки.
    - Не писай! Вытащим, - протянула подруге бокал, – давай, за детей.

    Далеко за полночь, собираясь ложиться спать вдвоем на кровати Люды, Мила критически, словно впервой осмотрела убогое жилище.

    - Нет, подруга, с этим надо что-то делать. – Приметив ползущего по стене таракана, скинула тапок, вспоминая студенческую общагу, прихлопнула насекомое со словами «да, что ж вам по ночам-то не спится?», прихлопнув еще пару, подвела итог. – Определенно. С этим надо что-то делать...

5
    Мила фактически взяла шефство над подругой. Устроила ее к своему знакомому в малое предприятие. Олег, как звали коммерсанта, выкупив у завода кое-какое оборудование, настроил выпуск бытовой химии. Дела шли хорошо, и Людмилу взяли на приличный оклад с надбавкой от реализованной продукции.

    Жизнь стала налаживаться. Людмила рассчиталась со всеми долгами. Даже выкупила в ломбарде чудом не проданные золотые сережки, подаренные матерью в честь совершеннолетия. Стала задумываться о собственном жилье, ипотеке.
 
    Мила, не имея собственных, привязалась к детям Людмилы. Дети в тете Марго души не чаяли, и Люда порою даже ревновала их к подруге. Андрей пошел в первый класс, сопровождаемый на первую линейку Милой. Сорванец к удовольствию подруги заявил, что иначе в школу не пойдет.

    На новогоднем корпоративе Олег заявил, что пора расширяться, выходить на следующий уровень. Он заключил договор на поставку новой линии по выпуску продукции и взял под нее большой кредит. Честно предупредил о временных трудностях и возможных перебоях со сроками выплаты заработной платы, до пуска линии. Народ отнесся с пониманием, шеф всегда держал слово. Отладку линии закончили в марте, уже в апреле Олег подобрал «хвосты» по зарплате, и поднял оклады сотрудникам. Людмилу перевели технологом.
 
    После Майских праздников к ним нагрянула налоговая с выездной проверкой. Выявили утаивание налогов и сбыт продукции под чужим брендом - контрафакт, нелицензионное программное обеспечение. Опечатали склад, блокировали счета предприятия. Пошли просрочки по погашению кредита, банк арестовал линию, опечатал цех. Поговаривали, что это - заказ конкурентов. Олег метался, продавая свое имущество для поддержки работников и решения вопроса, не помогало. Собрав оставшийся персонал, честно признался в своем банкротстве, развеяв последние надежды.

    Людмила сама не своя вернулась домой в думках о дальнейшей жизни.

    Беда одна не приходит, тем же вечером покалечили Милу. Она находилась, вроде, в приличной компании, отмечали какую-то сделку в ресторане. Разгорелась ссора между их столиком и соседним. Марго, в силу своего характера, кинулась разнимать подпивших мужиков. Какой-то отморозок в толчее дважды крест на крест «мазанул» ее по лицу «розочкой» (куском разбитой бутылки), превратив лицо в лохмотья. Утром, узнав о происшествии, Людмила кинулась в больницу. В челюстно-лицевом отделении хирург пояснил ситуацию. Один глаз вытек сразу, второй не задет, лицо сильно искромсано, возможно, остались маленькие осколки стекла, потребуется не одна операция. Восстановить? Хирург развел руки…, будет видно, когда снимем повязки, явно потребуется не одна операция. Разрешил посмотреть на подругу в реанимации. Людмила стояла и плакала, глядя через стекло на свою подругу с белым коконом вместо головы, подкрашенным проступившими красными пятнами крови.

    Непрактичная Мила жила одним днем и больших сбережений не имела. Продала свои драгоценности, машину, но вернуть былую красоту не удалось. Врачи ссылались на дополнительные операции и рисовали суммы, которых у нее уже не было. Алик, работодатель, открестился от ее проблем, передав конверт с пятьюстами долларами, как она сказала, «выходного пособия». Пребывая в жуткой депрессии, Марго редко выходила из своей квартиры, пропивая остатки сбережений. Ушла в себя, оживая только во время визитов подруги с детьми.
 
          Как-то Людмила, испытывая непонятную тревогу, заскочила к ней раньше обычного. На звонок никто не открыл, она воспользовалась ключами, оставленными Милой. Мила лежала в ванне с красной от крови водой. С пальчиков мертвенно бледной руки, обвисшей с края ванны, свисала сосулька с каплей крови. Бордовые капли, загустев горкой напитали коврик, расползлись багровой лужей по полу ванной. Людмила перетянула руку с вскрытыми венами, дотащила подругу, пребывающую в сумеречном состоянии, до кровати. Милу спасли, пригодилась и ее кровь, на счастье, одной группы.

    Убираясь в квартире подруги после происшествия, Люда наткнулась на папку, лежавшую на столе. Папка лежала на видном месте, явно неспроста. Открыла, в ней был листок с одним словом «Прости», под ним нотариально заверенное завещание квартиры на нее. Дыханье сперло. Ошарашенная Людмила, опустилась на стул, обхватив голову руками, расплакалась, заливая записку слезами.

    Врач объяснил. Геморрагический шок, состояние тяжелое, для реабилитации потребуется много времени. Существует большой риск нарушения работы эндокринной системы, всевозможных внутренних патологий даже онкология, как следствие, со временем - инвалидность. Набросал список необходимых медикаментов.

    Лечение Милы выливалось в копеечку. Поиздержавшаяся Людмила в последней надежде набрала номер телефона брата, который иногда заезжал к ней, завозил кое-какие деревенские продукты. Костя в деньгах отказал, сославшись на трудные времена. В последней надежде Люда попросила поговорить с Лидией, зная, кто в доме хозяин. Тут же услышала голос золовки.

    - О чем это ты поговорить хочешь?
    - Лид, у меня подруга в больнице, положение крайне тяжелое, срочно нужны деньги, я потом отдам.   
    - И много надо?
    - Лида, тысяч пятьдесят, а лучше сто. Я точно отдам, я расписку напишу.
    - Эх, какая! Откуда у меня такие деньжищи. У меня, вон, трое по лавкам, да брательник твой - алкаш, прибила бы.
    - Лид, ну очень надо, может, хоть сколько. Я отдам. Вы же родительский дом заняли, я ничего не прошу, мне ничего не надо …
    - Ах, дом. Давай так договоримся, золовочка моя. Я тебе с Костей денежки отправлю под твою половину, а ты уж расписку напиши, пожалуйста, что денежки за свою часть дома получила сполна. Ну а когда отдашь, там и видно будет...

    Брат привез пятьдесят тысяч, получив расписку, удалился, виновато пряча глаза.

    Мила выздоравливала тяжело. Словно не желая возвращаться в этот мир, ушла в себя. Людмила лишь замечала искорки в уцелевшем глазе, наполняемом набегающей слезой, когда она приходила с детьми, но этим все и ограничивалось. Врач сказал, что можно вылечить любого пациента, даже безнадежного, если он этого хочет, здесь картина противоположная, прямая дорога в психоневрологический диспансер.

    Раз в два-три дня Людмила забегала на квартиру Милы полить цветы. Удивившись открытой двери, зашла, с порога в нос ударил резкий запах дорогого парфюма. Ее встретила стройная женщина, с короткой стрижкой светлых волос. Облаченная в брючный костюм дама, с возрастом размытым хорошей косметикой, догадалась.

    - Вы, видимо, Людмила?
    - Да.
    - А я - мама Милы.
    - Очень приятно. Я забежала цветы полить.
    - Можете более себя не утруждать, милочка. Я пока здесь жить буду, – видом давая понять, что дальнейшее пребывание гостьи нежелательно.

    Уходя Люда скользнула взглядом по столу. Папки с запиской и завещанием, не тронутой ею, на столе не было.
 
        В больнице, хлопоча у койки подруги, известила Милу:
 
    - Маму твою встретила, а ты мне ничего про нее не рассказывала.
    - Приходила… - Мила вышла из безразличного состояния, печально улыбнулась скошенной шрамом улыбкой дрогнувших губ. – В одиннадцать меня в интернат определила… Апельсинов вон принесла… В тумбочке лежат, … сказала - сла-адкие.

6

    Не найдя другой работы с хорошей оплатой и возможностью заниматься детьми, Людмила устроилась на рынок торговать с лотка овощами. Хозяин платил еженедельно, добавлял процент с продаж, в сумме за месяц получалось тысяч пятнадцать, а то и более. Позволял брать домой подпорченные овощи, Людмила приспособилась меняться с продавцами фруктов. Поначалу соседки пытались обучить ее правилам лоточной торговли. Объясняли, как добавить вес на весах, устроить пересортицу, имея выгоду на разнице цен. Людмила отказывалась, покрутив пальцем у виска, опытные торговки отстали.

    Испытывая нужду в деньгах, она часто задерживалась допоздна, набивая выручку, когда многие лотки уже не работали. Как-то к закрытию подошел Ашот – хозяин лотка, предложил отметить свой день рождения в соседнем павильоне у друга. Людмила отказалась. Хозяин давно оказывал ей знаки внимания, был настойчив, просил зайти на минутку из уважения. Помог собрать овощи, выплатил причитающиеся за дневной оборот премиальные, и они прошли в соседний павильон. В мясном ларьке был накрыт стол, ей предложили шашлык, уговорили выпить немного вина.

        Оказав, как ей показалось, достаточно уважения, Людмила попыталась удалиться. Ашот преградил дорогу, удерживая за руку, настойчиво предлагал остаться, заметив при том, что ее кормили и поили, он дал ей денег и добавит еще. Пригрозив хозяину поставить в известность его жену, которую она не раз видела на рынке, вырвала руку. Видя грозно сверкающие глаза ухажера, громко хлопнула дверью на прощание, поставив точку в этом вопросе. Через день к ней подошла чрезмерно полная супруга хозяина, отчитав Людмилу за то, что она пристает к ее мужу, указала искать другую работу.

    Устроилась торговать в китайские ряды. Хозяин Шен ранее торговал сам, теперь расширился, имел несколько торговых точек, где торговали большей частью китайцы. Последнее время он стал принимать на работу местных продавцов для уличной торговли. Платили нормально, но в сильные морозы не спасали валенки и горячий чай из термоса. В такие дни Людмила, по возвращении домой по полчаса сидела безучастно на кухонном стуле, просто отогреваясь.
 
    К новому году торговля оживилась, народ покупал не только продукты. В толчее, царившей в эти дни, молодой парень попросил ее показать пуховик. Померил, попросил другой, еще один. Указал на верхний, Людмила, используя палку с рогатиной, кое-как подцепив, достала пуховик, обернувшись, не обнаружила привередливого покупателя, исчезнувшего с пуховиком. Кинулась в одну сторону ряда, затем в другую, воришки и след простыл. Вернувшись, обнаружила что пропало еще два пуховика, несколько джинсов, воришка явно действовал не один.
 
           Сумма получилась приличной. Извещенный хозяин, отнесся к происшествию спокойно, бросив «отработаешь», не выдал зарплаты. Людмила рассчитывала на деньги к Новому году, наобещав детям подарков, но Шен был неумолим. Скользнув по ней взглядом, предложил другой способ отработать долг. Все существо возмутилось предложению, в виски ударила кровь, но что-то екнуло под сердцем безысходной тоской нужды. Людмила согласилась.
 
    На подгибающихся от страха ногах пришла на указанный адрес. Шен был не один. У него был его друг Лианг, с которым они начинали свой бизнес в России. Теперь Лианг большей частью находился в Китае, приезжал редко, и друзья, видимо, решили развлечься.
 
    Далеко за полночь Людмила вышла в студеную ночь из подъезда девятиэтажки, ее колотило от пережитых унижений. У следующего подъезда прыгающий ком прорвало, ее стошнило раз, другой в подвернувшуюся урну. Расстегнула пуховик, вздохнула в себя морозного воздуха для облегчения, жар не проходил, и она опять согнулась в судорогах. Отпустило лишь тогда, когда, достала сложенную вдвое купюру в пять тысяч, сунутую Шеном ей в карман под протестующий жест Лианга, кинула в урну.
 
        Застегнувшись, угрюмо побрела домой по безлюдному городу, украшенному предновогодней иллюминацией. Остановившись у своей общаги, долго стояла, смотрела на свое окно, моргающее устроенной ею гирляндой. Бегом кинулась обратно. Купюра уже вмерзла краем в зловонную массу. Людмила аккуратно достала ее, обтерев о снег, сунула в карман. У подъезда общаги опять остановилась, истомленная неизъяснимой тяжестью груза. Извлекла из кармана злополучную купюру. С удивлением словно впервой, осмотрела пятитысячную банкноту. Желтая, мятая бумага, как нечто инородное, крайне противное, мерзкой улиткой пачкала своей слизью пропитывая руки. Почувствовав накатывающуюся тошнотворную волну, с содроганием мерзости за ней стоящей смяла купюру, отшвырнув ее от себя дальше, в снег. Тщательно до онемения оттерла снегом руки, губы.

    Дома, усевшись за стол импровизированной кухни, горько расплакалась, глуша звук полотенцем. Содрогаясь каждый раз новым приступам от всплывающих картин унизительной оргии, устроенной похотливыми извращенцами. Униженная душа разрывалась, саднила разрываемая тоской оскорбленной женщины. Кусала, рвала зубами в бессильной ярости солоноватое от слез полотенце, вспоминая снисходительную улыбки Лианга, переходящую в гримасу…

    Подошла к детской кровати, долго смотрела на подсвечиваемые всполохами новогодней гирлянды лица своих детей. Вздрогнула вдруг. Накинув платок, выбежала из начинающей пробуждаться общаги на улицу. Нашла в снегу купюру, крепко прижав ее к груди в сжатом кулачке, сотрясаемая мелкой дрожью то ли от холода, то ли от нервного возбуждения, поднялась к себе.

7
    Новый год отмечали у Милы, с месяц как выписавшейся из психоневрологического диспансера. Подруга практически не выходила из дома, опять налегая на горькую.

        Приторможенная, порой уходящая в себя Мила, оттаивала, с их визитами превращаясь вновь в тетю Марго. Встретив новый год, уложили детей спать. Олесю укладывала спать Мила. Они долго о чем-то шептались, затем Олеся стала целовать лицо Милы, доведя ту до слез. Уснула, крепко прижав ее голову к себе маленькими ручонками. Мила перенесла спящую Олесю в другую комнату, уложила на разобранный диван к Андрею. Сунула ей в руки плюшевого мишку, малышка прижала его к своему лицу, свернувшись в калачик. Накрыв ее одеялом, поцеловала обоих, прошла на кухню к убиравшейся после застолья Людмиле.

    Долго сидели, разговаривая, о чем угодно, кроме будущего Милы. Эту тему подруга отказывалась обсуждать, повергая Людмилу в беспокойный трепет. Видимо, выпив лишнего, Людмила, дав себе слово, никому не рассказывать о недавнем происшествии, выложила все подруге.
 
    - Почему мне не сказала?
    - Откуда у тебя, ты сама, бог ведает, на что живешь, я...
    - Не твое дело. – Марго, сверкнув глазом, откинулась на спинку стула. - Нашла бы.
    - Ну, в самом деле, Мила, чего теперь уже…
    - И это все ты купила на эти деньги? – Марго своим пальчиком обвела стол, затем такой же жест сделала пальчиком вверх, подразумевая новогодний праздник, устроенный подругой.
    - Мил, ну что ты заводишься…
    - Как встретишь новый год, так и проведешь.
    - Хорошо встретили.
  - Нет, с этим надо что-то делать. – Долго пристально смотрела на подругу своим глазом, чуть скосив голову, вдруг, решившись, стукнула кулаком по столу. – Определенно, надо что-то делать. Ты ведь, все равно умереть спокойно не дашь… - Подавшись к подруге, повторила с вопросом-утверждением. – Ведь не дашь же?
        - Не дам.    

    Обнявшись, они расплакались, изливая слезами женское горе.

    После новогодних праздников Мила, используя старые связи, устроилась кладовщиком. Зарплата была невысокая, но работа была в помещении, ей не приходилось общаться с многими людьми. На морозе и в минуты нервного возбуждения на ее лице страшной маской, особенно четко проявлялась сеть шрамов. Не помогала никакая косметика, и только Людмила знала, как страдала подруга. Мила перестала пить, стала сама приходить в гости, скрывая лицо шарфом и большими солнцезащитными очками. Неоднократно предлагала Людмиле перебраться с детьми к ней. Получив в очередной раз отказ, вспылила. Обидевшись, три дня не появлялась, пока Люда сама не пришла к истомившейся ожиданием ее визита подруге.

    В торговых рядах к Людмиле стал чаще подходить хозяин. В первый же раз он намекнул о продолжении отношений, растянувшись в сладострастной улыбке, не особо стесняясь соседей, предложил денег за визит. Людмила вспыхнула, заметив понимающие улыбки соседей, отрицательно покачала головой. Пообещав вернуться к этой теме, Шен удалился. Людмилу долго не покидало чувство, что все окружающие, даже покупатели осведомлены в мельчайших подробностях о событиях той ночи. Хаотичные мысли разрывали голову. От стыда, щеки вспыхивали на любой брошенный в ее сторону взгляд, не расслышанное за спиной слово повергая в трепет. Может, они смакуют картины ее унижений, перешептываясь за спиной, может молча осуждают, глядя в глаза… Поделилась с Марго, та, отмахнувшись, сказала: «Паранойя, само пройдет». Не проходило. Шен периодически напоминал о себе, бередя затягивающуюся рану. Ярость сменялась безраздельным отчаянием, не находя выхода, пульсировала кровью в висках. Чувствовала, как с каждым визитом хозяина меняется отношение к ней соседей по торговому ряду, решила уйти, но сначала подыскивать другую работу. Позволить себе роскошь остаться без работы она не могла.
 
    В конце зимы пришел новый товар. Рабочий, китаец привез ей три тюка, с «джинсой», куртками «весна-осень» и пуховиками. Людмила заартачилась.

    - Зачем пуховики привез, сезон кончился.
    - Мне какой расниса, скасала – продавать всем.

    Понимая, что с рабочим спорить бесполезно, приняла товар. На коробках, обшитых тканью, было указано количество упакованных изделий. Надо было все тщательно перепроверить. Количество всегда соответствовало, а вот на предмет качества надо было осмотреть каждую вещь. Бракованные вещи увозили в мастерскую, где их приводили в порядок, затем возвращали на реализацию, порою уцененные, сбивая доход продавцов.
 
    Отмахнувшись от данного обстоятельства, так как уже подыскала себе работу - «Все одно скоро уйду», начала разбирать товар. Коробка с пуховиками была явно подмочена, о чем свидетельствовал темный след на упаковке. Людмила внутренне негодовала, подозревая, что эту коробку специально ей подсунул Шен из залежалого товара. Вытаскивая по одному пуховики, тщательно их осматривала, все были нормальные. Разгрузив коробку на две трети, потянула следующий, по весу поняв – мокрый, началось.
 
  Пуховик был сухой, но тяжелый, вместе с пухом прощупывались вшитые плотные ленты, придающие приличный вес изделию. В другое время Людмила, несомненно, поделилась бы с соседями новостью об изобретательных мастерах поднебесной. Теперь словно изгой, может в силу своей мнительности, общалась большей частью только с покупателями. Вздохнув, отложила находку в сторону, на возврат. Остальные пуховики были нормальные, это ее отчасти успокоило.

    Покупателей было мало, да и пуховики, занимающие большую часть импровизированной витрины, мало кого интересовали, отпугивая покупателей. От нечего делать она взяла пуховик с начинкой. Вшитые ленты на ощупь состояли из нарезанной бумаги. Заинтересовавшись, Людмила аккуратно распустила нижний шов, заголяя содержимое. Под пухом ее глазам предстали зеленые, стодолларовые купюры, аккуратно распределенные полосой по простроченной полости.

    Первым порывом было желание известить хозяина о находке. Людмила уже собралась окликнуть соседку, чтоб та присмотрела за отделением на время ее отсутствия. Подняв голову, поймала кривую улыбку соседки, переговаривающейся с другой. Соседки прыснули, отвернувшись, Людмила, все принимая на свой счет, вспыхнула, потупилась, пытаясь втянуть голову в плечи.

    Решение пришло, само собой. Поражаясь своей смелости, выбрала такой же пуховик подходящего размера, надела на себя. Демонстративно повертевшись у зеркала, скинула его на стол-витрину для всеобщего обозрения. Скрупулезно проверила качество швов. На виду у всех долго сминала каждый дециметр изделия, оценивая качество пуха, удовлетворившись результатом осмотра, кинула его на пуховик с начинкой. Достав свою сумку, незаметно подменила пуховик, тщательно упаковав в нее начиненное изделие. Время до конца рабочего дня тянулось бесконечно медленно, унося с собой остатки смелого импульса, подменяя его всепоглощающим страхом.

            Излишняя нервность затравленной продавщицы не бросалась в глаза окружающим. Не помня, как сложила все по окончании работы, направилась к Миле. Сумка с пуховиком тянула, жгла руку, казалось, она лопается, открывая свое содержимое прохожим. В ощущении осведомленности всех встреченных людей, она отводила от них глаза. Ей чудилось, что они смотрят на нее подозрительно, оборачиваются, останавливаются за ее спиной, разглядывают, запоминая воровку. Может, хотят догнать и вырвать из судорожно сжатой руки ее сумку. В автобусе она прижала сумку к груди, подозревая в злом умысле соседей. Вздрогнула как от прикосновения к открытой ране на касание ее руки пожилой женщины, сидящей перед ней.

    - Девушка, вам плохо?
    - А!? – Скорее вскрикнула, чем переспросила Людмила.
    - Садитесь, пожалуйста, - женщина, поднявшись, видя еще более побледневшее лицо замершей в нерешительности Людмилы, добавила, – садитесь, мне сейчас выходить.

    Плюхнувшись на освобожденное место, Людмила взглянула на женщину, та, улыбнувшись ей, направилась к выходу. В мимолетной улыбке, ей казалось, заложен скрытый смысл понимания всей необходимости совершенного ею поступка. Прощение в безысходности ее положения или, скорее, осуждение. Кровь, спустившаяся вниз, опять ударила в голову, наполняя ее импульсами, в такт с гулким биением сердца. «Воровка? Ну и что! А ты знаешь, что это, когда жрать купить не на что? А? А дома дети, им что, рот зашить? А может это бумага, и не настоящие деньги. Я посмотрю только. Я завтра верну, все отдам. Зачем мне чужое? А вдруг настоящие, Андрюшке компьютер куплю, уж сколько просит, Олесе…, да и квартиру надо. А на квартиру хватит? Сколько же там? А завтра спросят? Что скажу? Нет. Только глянем с Милкой и отнесу…» Мысли путались, в голове зашумело, Людмила пригнулась к сумке, пряча полыхающие огнем щеки в воротник.

    Переступив порог Милкиной квартиры, как финишную черту, Людмила захлопнула дверь. Опершись спиной о стену, медленно сползла по ней чувствуя, как сознание покидает ее с остатками сил.

    - Что с тобой!
    - Я…
    - Господи! Да что ж с тобой опять стряслось!
    - Воды.
    - Господи! Горе ты мое … – Мила кинулась на кухню за водой.

    На полу спальни, засыпанной пухом, разлетающимся при каждом движении, Мила разложила в стопки начинку выпотрошенного пуховика. Несколько раз пересчитала, выборочно проверяя купюры на подлинность. Все банкноты были номиналом по сто долларов.

    - Триста тысяч. – Подвела итог Мила, обращаясь к безучастной подруге, сидящей напротив на полу, под воздействием лошадиной дозы успокоительного.
    - Класс.
    - Надо резинок с работы принести.
        - Может отдать? Глядишь чего ни будь да подкинут.
        - Умом тронулась? Ты эти деньги отработала, считай компенсацией.
    - Квартиру себе возьму.
    - По десять штук, надо пачками упаковать.
    - Моську твою отреставрируем, и еще до фига останется.
    - Зачем?
    - Ты ж у меня - красавица.
    - Чтоб под всяких козлов стелиться? Нет, подруга, сделаем так…
 
8

    Людмила пришла на работу, немного задержавшись, когда почти все продавцы уже были на местах со своей сумкой раздутой пуховиком. Демонстративно вытащила из нее пакет с муляжом пуховика (вечером изготовили с Милкой, не рискнув использовать выпотрошенный), положила в угол на коробку, известив соседку, напротив.

    - Не подошел, Тань. Одела я его дома, а он на мне – мешок мешком. 
    - А, – махнула рукой Татьяна, – я пока выберу- штук двадцать перемеряю, а через месяц - хоть выбрасывай.
 
    В накатывающем беспокойстве, не зная, чем себя занять, достала из сумки термос. Пакет с муляжом - инородным телом заполнил небольшое пространство ее отдела. Мешал двигаться, предательски возвышаясь на коробке в углу. Казалось, заполнив собою ее пространство, он пухнет, привлекая к себе внимание окружающих. Пустив в крышку термоса струйку горячего чая, обожглась, плеснув на руку, отвлеченная пакетом. «Да что же это такое! Где Милка, черт бы ее побрал. И зачем я ее послушалась. Вот, дура! Надо было отдать Шену, может, штуку, а то и две дал бы, урод…». Отхлебнув чаю, обожгла губу. «Блин!..  Господи… да что же делать-то?..» Опять украдкой выглянула в проход, высматривая среди редких покупателей свою подругу. Мила не появлялась. «Татьяна что это так на меня глянула? Соседке кивнула, нет, показалось? А может, уже сговорились и ждут Милку, чтоб с поличным взять? Сразу обоих, воровок…» Чувствуя накатывающуюся панику, стала бросать по сторонам тревожные взгляды. Пожилая женщина в драповом пальто сунула свой нос в джинсы ее стола, перебирая и поднося к очкам с толстыми линзами «лейблы» штанов. Зная характер подобных покупателей, нервничала, все более проклиная тетку. «Принесла нелегкая, сваливала бы уже, вот-вот Милка должна прийти». В который раз, выглянув в проход, вздрогнула знакомому приглушенному голосу.

    - Глицинчика пару таблеточек выпей, издергалась вся.

    Люда уставилась на гражданочку. Даже теперь она не узнавала под слоем умело наложенного грима располневшей разом подруги.

  - А покажите, пожалуйста, мне вон тот пуховичок, - добавив громкости, попросила Марго.

  Устроив кучу на столе, покупательница, определившись с покупкой, попросила упаковать пуховик. Людмила упаковала выбранный экземпляр в подготовленный пакет, незаметно подменила его на пакет с принесенным муляжом. Проводив взглядом удаляющуюся с пакетом-муляжом Марго, вздохнула свободнее. Поводила, как заведено, полученными деньгами над товаром, привлекая покупателей. Напряжение не спадало, холодком овевая грудь. Вспомнив о совете, сунула украдкой две таблетки глицина под язык из початого блистера, полученного от подруги.
 
    Нервозность не проходила, чтоб отвлечься, начала прибираться в своем отделе. Коробка от пуховиков выделялась на треть подмоченным низом. Заглянула внутрь, сухой желтый картон имел такие же следы. Не понимая, чем движима, переложила оставшиеся пуховики в коробку от предыдущей партии. Глянув по сторонам, распустила подмоченную коробку на полосы, сунула в упаковочную мешковину с другим мусором, отнесла в мусорный контейнер.

    После обеда прибежал Шен со складским рабочим. Заглянув в два своих отдела по пути следования от начала ряда, заскочил к ней.

    - Товар вчера получала, где он?
    - Вот он. – С ухнувшим вниз сердцем Людмила развела руки, обозначив содержимое отдела.

    Грубо толкнув ее плечом, Шен кинулся к коробкам. Осмотрев их, что-то пробубнил по-китайски.  Не удовлетворившись результатом, вытащил оставшиеся пуховики из коробки, сминая каждый. Пробежал по витрине пуховиков, повторив процедуру. В довершение высыпал товар из других коробок в общую кучу. Не найдя, что искал, спросил:

    - Пуховики вчера, сегодня продавала?
    - Да, – обмирая, скорее прошептала, чем ответила Людмила.
    - Сколько?
    - Один.
    - Хороший? – Буравя сузившимися в щелки глазами, добавил. - Ничего не заметила?
    - Обычный. - Ответила сжавшаяся в комочек Людмила.
    - Пошли, - кинул Шен съежившемуся, безмолвному рабочему, замершему в позе вопросительного знака. Рабочий кивнул головой, засветив распухшую губу, засеменил за хозяином к следующему отделу.
 
    Не прошло и часа пришли два китайца с рабочим, провели ревизии во всех отделах. Пересчитали, проверили все пуховики, за вычетом проданного все сошлось. Уточнили, в какой коробке получила товар. Осмотрели коробку, спросили, где от нее парусина? Получив ответ, рабочий смотался к мусорным бакам, вернувшись, что-то пролепетал своим, покачав головой, Людмила вздохнула, поняв, мусор вывезли. Не найдя искомого, троица двинулась дальше.
 
    К концу рабочего дня разнеслась весть. Шен летал в Китай на похороны друга, разбившегося в автокатастрофе. Оттуда на таможню, где оформил груз, отправил контейнеровоз, задержавшись для решения своих вопросов. Машина с контейнером пришла на сутки раньше, чем планировалось. Шен, взбесился, узнав, что контейнер разгрузили и раздали товар без него. Перевернул весь склад, носился по точкам города, разыскивая меченую коробку. Все поняли, что последний товар был с начинкой, стали подозрительно посматривать друг на друга.

    Дня три кто-нибудь из китайцев постоянно находился в их ряду. Прогуливался, стоял, смотрел по сторонам, вдруг подходил к одному из Шеновских отделов, трепался на отвлеченные темы, буравя глазами собеседника. Подходил и Шен, постояв немного, спросил о торговле, выручке. Получив ответ, тяжело вздохнув, двинулся дальше. Людмила, наглотавшись успокоительных таблеток более меры, находилась в какой-то отстраненности от происходящего. Отвечала односложно, собственно, ее состояние не привлекало особенного внимания. Пребывающая в последнее время в состоянии затравленного зверька, она менее других вызывала подозрение.

    Вскоре Шен опять начал приставать, не особо стесняясь окружающих. Людмила трепетала с каждым его визитом, не понимая, более от страха или стыда, ловя кривые улыбки соседок.

    - Мил. Я больше не могу, - недели через две после изъятия пуховика жаловалась подруге Людмила, - у меня и так от страха душа не на месте, а тут еще этот козел зачастил.
    - Терпи, пока рассчитываться нельзя, еще месяца полтора хотя бы.
    - Меня тошнит от одного его вида, - передразнила, - Людочка, как дела, это я присол. Я тебя с собой, в Китай заберу, – выругалась гадко, – уже соседки хихикают, особо не стесняясь говорят: «вон твой … идет».
    - Людочка…
    - Что Людочка? Не могу я больше, может, на больничный на недельку, другую сесть?
    - Потом вернешься, еще хуже будет, с твоей-то натурой нежной.
    - Блин. Достал он меня!
    - Слушай, - глаз Марго озорно блеснул, - а ты врежь ему.
    - Как?
    - А от всей души, так, чтоб башка отлетела. Вот увидишь - сразу полегчает.
    - Просто так, взять и врезать? Сколько времени терпела, а тут нате вам, вздыбилась кобыла.
    - Женщина - натура тонкая, но непредсказуемая, а повод, он всегда найдется.

9

    Ждать повода долго не пришлось. На следующий день, когда пик покупателей схлынул, соседки хихикнув, известили о появлении хозяина. Подошедший ухажер явно крепко заложил за воротник. Ранее в таком состоянии его не видели, может, он не позволял себе появляться при своих работниках в таком виде.
 
    - Людочка, как дела? Это я пришел, - икнув, добавил, - твой Шен.
    - Здравствуйте.
    - Пошли ко мне в офис, Танька посмотрит за твоим товаром, - взяв ее за рукав, потянул из-за прилавка, - пошли.
    - Отпусти. – Людмила высвободила руку.
    - Ты что забыла? – опустив руки вниз, сделал неприличный жест, двинув тазом, расплылся в улыбке, продолжив. – Шен сла-адкий, пошли, я тебе пять тысяч дам.
 
    Цепко ухватив жертву за руку, потянул вновь ее из-за прилавка. Соседки, наблюдая сцену, хохотнули, особо не стесняясь. Кровь ударила в голову, оглушив Людмилу, дальнейшее происходило как в тумане. Наотмашь, что было сил, Людмила влепила свободной правой рукой звучную пощечину ухажеру. Рука полыхнула болью осушенной ударом ладони. Шен отлетел, выпустив ее руку. Опершись спиной о дрогнувший угол импровизированной перегородки меж отделами, схватился рукой за щеку, мгновенно протрезвев. Из ноздри показалась капля крови. Достав платок, промокнул кровь, возбудившись ее видом, двинулся на обидчицу.
 
    - Ах, ты суць-ика, – угрожающе сверкая глазами, надвигался на нее, демонстрируя платок со следами крови из разбитого носа.
    - Не подходи, убью. – Людмила выставила перед собой схваченные с прилавка ножницы, сжимая их саднящей от боли рукой. В голове шумело, она не слышала слов из открывающегося по-жабьи рта Шена, скорее догадывалась, о чем он говорит. Махнула пару раз острыми ножницами перед лицом надвигающегося ухажера, добавила, сорвавшись на крик, – убью!
 
    Шен остановился. Оглянувшись по сторонам, с минуту хищно сверлил свою жертву взглядом, массируя рукой полыхающую щеку, принял решение.
 
    - Уходи. Уходи вон, суцька. Ты уволена.
    - Зарплату отдай. – Страх ушел с пощечиной. Перед ней стояло ничтожество, теперь она более ненавидела себя за минуты слабости, дав этому подонку возможность унижать ее. Рассматривая своего хозяина с анатомическим интересом, уточнила. – За восемь дней.
 
    Шен достал портмоне, отсчитал две тысячи четыреста рублей, швырнул на прилавок.

    - На, суцька.
    - А премиальные за оборот? – она потом сама поражалась своему хладнокровию в тот момент.   
    - На, суцька. – Шен швырнул в кучку синюю тысячную купюру.
    - Маловато будет.
    - Больше не заработала. Уходи, суцька.

    Людмила сняла с пояса сумку с выручкой, вытрясла из нее все до копейки на стол. Сложила аккуратно в нее полученную зарплату, застегнув замочек, положила ее в свою сумку, предварительно продемонстрировав хозяину содержимое. Сунув в сумку термос, двинулась, небрежно оттолкнув стоящего в проходе Шена, проводившего ее словами.

    - Суцька.
    - И вам не хворать. – Добавила на прощание Людмила своему, уже бывшему, работодателю.
 
    Не оглядываясь, удалилась в полном молчании, провожаемая удивленными, порой восхищенно-одобрительными, взглядами шушукающихся продавщиц.

    На следующий день пришла в рыбный отдел, где ранее договаривалась с хозяином о работе. Присмотренное место заняли. Пошла к Милке на работу. Милка отправила подругу в свой вагончик, отгрузив машину, присоединилась. Узнав, что место на рынке «ушло», задумчиво побарабанив пальчиками по столу, изрекла.

    - Иди пока в дворники. 
    - Там не платят ни фига.
    - Зато на виду. Раньше же хватало.
    - Раньше Олеся в садик ходила, а теперь в школу. Надо одеть обоих, да еще и сборы постоянные - то на окна, то еще на какую-нибудь фигню. Итак, почти все на еду уходит, от Мишани уж который месяц фиг-вам приходит. Если б не ты, не знаю, как бы выкручивалась.
    - Ничего, сдюжим, они наверняка присматриваться будут. Такие деньги, подруга, просто так не исчезают и не появляются.
    - И сколько мне метлой шаркать во дворе?
    - Посмотрим, есть у меня одна идея.

10

    По прошествии недели после ухода с рынка, Людмила рано утром, выгребая из урны в мусорный мешок мусор, заметила въехавшую во двор машину. Черный легковой седан привлек внимание лишь тем что, не поехал, повернув возле мусорных контейнеров, далее мимо нее, а встал в проезде, загородив его рядом с мусорными баками. Людмила еще подумала: «Ждут кого-то, и что, нельзя было встать, чтоб другим не мешать?» Мешок уже наполнился, и она понесла его к мусорным бакам. Машина повела себя странно. Водитель, увидев, что Людмила направляется в его сторону, стал сдавать назад, чуть было не впечатавшись в бок припаркованной машине. Протронув немного вперед, авто опять двинулось задом. В заставленном машинами дворе развернуться было затруднительно, и машина двигалась задом до ближайшего въезда, в который юркнула, будто желая сохранить инкогнито своих пассажиров от нее. Людмила не рассмотрела пассажиров тонированного салона авто, но что-то кольнуло подозрением. Поразмыслив, утвердилась в правильности предположения Милы.
 
    Спустя три месяца, рассчитавшись с работы, Мила оформила кредит под залог своей квартиры. Выкладывая на стол перед подругой полученные деньги, отчиталась.

    - Восемьсот пятьдесят под 24 процента годовых.
    - А что так мало? – удивилась Людмила. - Твоя двушка минимум полтора стоит.
    - Район хороший, а дом, видите ли, не новый, плюс страховка. Да пошли они … - Продемонстрировала подруге три пачки по тысяче в банковских упаковках, тонкую стопку пятитысячных и две пачки долларов. Одну в банковской упаковке, другую, перетянутую резинкой, добавила. – Вот наш стартовый капитал. 
    - А баксы откуда?
    - Купила, десять штук, прям в банке, десять - у менял.
    - Зачем? У нас же есть.
    - Чтоб инфляция не съела, - улыбнувшись, продолжила, – ну сама подумай, как я понесу баксы менять, сразу вопрос - откуда взялись. Их вообще, лучше пока не трогать.
    - Точно, слушай Марго, я бы в жизни не додумалась. А этого хватит?   
    - На первое время точно хватит, ну, а там видно будет.
 
    Мила арендовала приличное помещение в спальном районе города. где стоимость аренды была значительно ниже, на длительный срок. Окончив формальности набрала подругу, сообщив адрес.
 
            Людмила прошлась по абсолютно пустому помещению, гулко отдававшемуся звуком на каждый шаг. Вытащив из сумки бутылку шампанского, поставила на пол, извлекая бокалы, добавила.

    - Хоть бы сказала, что мебели вовсе нет, я бы газетку прихватила, что ли. Стоя обмывать будем?
    - Прелесть моя! А я как раз бокалы забыла. – Марго извлекла из своей сумки несколько газет, еще одну бутылку шампанского. Прыснув смехом, подруги выстелили газетами местечко в углу. Дополнив к убранству импровизированного стола две шоколадки, разместились на газетах.
    - Вот тут перегородку поставлю, с хозяином договорилась. – Мила показывала планируемые изменения. – В этом месте камин, там лестница типа на второй этаж. Потолки высокие, это хорошо, сделаем фальшивый потолок чуть ниже. Ракурс обалденный будет…

    Мила рассказывала о планируемых изменениях, объясняла, что и где надо поставить, описывала цвета стен, колеровку. Указывала места расстановки, предполагаемой к закупке интерьерной мебели. Людмила, откинувшись к стене, смотрела на свою подругу, размахивающую бокалом с шампанским. Перед ней была прежняя Марго, шебутная заводила с искрящимися глазами. Она вдруг представила, как Марго спускается по белой, пока существующей лишь в ее воображении лестнице. Сначала показались ее стройные ноги в туфлях на бесконечно длинных шпильках. Затем - бедра и тонкий стан, обтянутые черным платьем с глубоким декольте, высокая грудь. Следующий шаг, другой, и вот на лестнице стоит облитая искрящимся светом неповторимая Марго. Опершись на кипельно-белые перила лестницы, она поворачивает к ней милое, чистое личико, венчаемое копной черных волос…

    - Ты че ревешь? – прервалась Мила, заметив слезы, текущие по щекам подруги.
    - Марго, я так счастлива…

    Мила с головой ушла в свой проект, заразив Людмилу. В отличие от подруги, Людмила считала студию лишь средством легализации нечаянно приобретенного капитала. Вечерами, а в выходные с детьми (Ну как можно сидеть дома, когда тетя Марго, та-акое затевает.) приводили помещение в соответствие высоких требований Милы. Собственно, помощь заключалась более в уборке, пока Мила не вспомнила, что Людмила хорошо рисует. Выбрав из эскизов один с глазами кошки, долго ходила по помещению, разделенному перегородкой. Определившись со стеной, указала на ней нарисовать панно. Дети тоже были в деле, в выгороженной конторке они бились за очередь поиграть на принесенном Милой ноутбуке. Ожидающий своей очереди Андрей выносил мусор, требовал мужской работы, не получив ее, шел к Олесе. Олеся соглашалась на любую работу. С удовольствием шлепала на выделенной Милой розовой стене свои ладошки, предварительно окунув их в указанную краску.

    Окончив необходимое переустройство помещения, отделочные работы, завезли подобранную Милой интерьерную мебель, реквизит. Олеся стала лицом студии, позируя с немыслимым удовольствием в разных нарядах для рекламных буклетов студии. Андрей было фыркнул, но отказать тете Марго не смог и буклет пополнился его фотографиями. На одной в костюме с бабочкой у камина, на другой в майке и бейсболке на диване с ноутбуком.

  Назначили торжественное открытие на день «Х». Мила, не поскупившись, дала хорошую рекламу в СМИ. На запущенном к открытию, пока простеньком, сайте выложили студийные фотографии Олеси, Андрея и интерьера, отснятые профессиональным фотографом.

  В назначенный день никто не пришел, не позвонил, на следующий день та же картина. Вечером в маленькой конторке студии Людмила утешала подругу.
 
    - Да успокойся ты уже, позвонят еще. - Глядя на покрывшееся розово-бледной сетью шрамов лицо подруги, рассуждала Людмила. – Вот на рынке, я, когда первый день овощами торговала, к соседям шли, а ко мне - нет. Я уж и цену убавила, а все одно выручки за день и половины от соседской не было. Цена выше - мимо проходят. Цена ниже - нос воротят, подвох ищут. Пока своих клиентов не набила, ну, никак торговля не шла. А тут, такое дело - не каждый заинтересуется. Потом, такого у нас в городе еще не было, а все новое, сама знаешь, пока раскрутится… Это ведь не продукты, что каждый день надо.
    - Денег столько вгрохали.
    - Ну, что ж теперь, еще есть. Потом, в каждом деле тонкости есть. Вот, к примеру, привезли картошку, цена дороже, но и картоха хорошая, не берут. Так, кто-нибудь из своих подходит и начинает набирать и приговаривает, что уж такая хорошая да рассыпчатая, ну прям сплошной крахмал. Тут же еще кто-нибудь свой подходит, вторит: мол, вчера взяла - сварила, ну, короче, лучше - во всем свете не сыскать.
    - Ну, это же не картошка.
    - Ну и что, а вот с тряпками, так вообще умора. Представь, привозят, ну к примеру, те же пуховики, партия большая. Так, что удумали, ставят на входе в ряды лоток с этими пуховиками, цена в полтора раза больше. Орут, кричат, что лучше, чем у них, ни у кого нет. А дальше в рядах точно такие же у нас по обычной цене, как горячие пирожки разлетаются. Так, самое интересное, и на первом лотке с завышенной ценой тоже берут. А в магазинах сдают в отделы и продавцам доплачивают, чтоб они их товар продавали.
    - В смысле?
    - Ну, висят там те же пуховики, только «лейблы» пришиты «под фирму», хозяин за продажу своего товара продавцам процент выплачивает. А продавщицы, ты представляешь, не будь дуры, к нам, возьмут у нас в три раза дешевле, пришьют сами «лэйблы» фирменные, их сейчас любые купить можно…
    - Процент, – перебила Милка излияние подруги.
    - Что процент?
    - Людочка! Ты мое сокровище! Как же я сразу не догадалась.

11

    Первыми посетителями студии стали молодожены. Арендовав студию на час, молодая пара с друзьями увлеклись, продлив аренду еще на час. Рассчитавшись, молодая шумная компания удалилась. Фотограф, снимавший фотосессию, задержавшись на «секундочку» в конторке студии, получил от Марго свои комиссионные, они расстались чрезвычайно довольные друг другом.
 
    Подпитанная смазкой «не подмажешь - не поедешь», студия стала быстро набирать популярность в городе. Через две недели с небольшим полностью набрали сумму из выручки на аренду и взнос по кредиту.
 
    - Рассчитывайся из дворников, пришло время лепить из тебя бизнес-леди. – Мила, еще раз пересчитав дневную выручку, удовлетворенно хмыкнула, откинув на калькуляторе расходы. – Ну, что ж, подруга, для начала неплохо.
    - Не рано еще? Я опять ту машину видела. Заехала во двор, постояла минут десять и уехала, никто не выходил, не заходил. Подозрительно. – Людмила пожала плечами.
    - Еще более подозрительно будет, если моя лучшая подруга будет дворником работать, когда я тут зашиваюсь.
    - Ну, смотри…
    - Сомнения прочь, порхает в ночь, студийный…, - запнувшись, Мила, пребывая в хорошем настроении, допела, - прекрасный наш студийный коллектив.

    Несколько раз студию арендовали китайцы. Появлялись даже знакомые, Людмила не заметила даже тени подозрения от этой веселой, шебутной публики. Напротив, знакомые по рыночной торговле, радовались ей, как старой подруге. Знакомили со своими земляками, представляя ее как Люда-Мэй. Фотографировались, как правило, на принесенные с собою фотоаппараты, телефоны, придумывали затейливые композиции, никогда не прибегая к услугам профессиональных фотографов.
 
    Появившись первой в городе, студия стремительно набирала популярность. Спустя три месяца уже фотографы доплачивали, чтоб получить студию в нужное для них время. Необходимость выплачивать процент отпала, но Мила сохранила раннее достигнутые договоренности.

    - Какая в этом необходимость? – Спрашивала Людмила, - у нас на две недели вперед все часы расписаны, народ даже ночью порой студию снимает.
    - В бизнесе очень важно сохранять все договоренности в любое время, не зависимо от их необходимости в настоящий момент, – выдала Марго, – кроме того, завтра мы с тобой поедем смотреть помещение в центре.
    - Переезжать будем что ли?
    - Расширяемся.
    - Еще один?
    - Да, сокровище мое, да! – Выдернув свою подругу из конторки, она пошла вальсировать с ней по студии. – Помещение почти в два раза больше, по проспекту, рядом с ЦУМом, подъезд хороший, стоянка большая.
    - Там же аренда – космос.
    - Ну и что? Зато, место класс! В бизнесе главное не только вовремя зацепить хорошую тему, но и удержаться в ней.
    - Так, вроде, все хорошо пошло.
    - А конкуренты?
    - Какие конкуренты, мы же - единственная студия в городе.
    - Вот, чтоб они не появились, и надо быстрее еще, как минимум, пару салонов открыть, надо монополизировать этот рынок.
    - Слушай, откуда у тебя это все? – С искренним недоумением спросила Людмила.
    - Я же в прошлой жизни была бабочкой, порхала себе, порхала, а некоторые цветочки очень умные попадались.
    - Осилим? 
    - Прорвемся. Там, тара-там, там-там…, - вальсируя, напевала ритм Марго.

12

    Прошло два с половиной года.

    - Андрей, выключай компьютер, мы выходим, уже машина пришла, или останешься.
    - Мам, я уже все. Лечу. – Донеслось из детской комнаты.
    - Вот, он всегда так, - прокомментировала Олеся, - а говорит, что я долго собираюсь.
    - Правильно говорю, - Андрей, выскочив из комнаты, сунул носки ног в кроссовки. Потеснил небрежно задом сестренку, без необходимости в обширной прихожей, новой двухкомнатной квартиры. Заправил ложкой пятки, – я готов.
    - Вот, мама, посмотри, даже шнурки не развязывает, совсем от рук отбился, - ища поддержки у Людмилы, уточнила, – правильно я говорю?
    - Правильно, - подтвердив, обратилась к сыну, – компьютер выключил?
    - Да, мой господин, - копируя интонацию и диалог любимой игрушки, ответил сын.
    - Мусор захвати, игруля. Пошли Олеся.

    Андрей по-хозяйски разместился на переднем сиденье рядом с водителем, Людмила, разместившись с Олесей сзади, указала водителю - ехать в аэропорт через цветочный магазин.

    - До прилета еще сорок минут. – Подвела Людмила, отыскав требуемый рейс на табло, сверившись с часами. Рядом спорили дети за право обладания букетом.
    - Ну и таскай пока, все равно потом заберу, – пригрозил Андрей, понимая бесперспективность решения данного вопроса мирным путем с несговорчивой сестренкой.
    - Опять? – Попыталась приструнить детей Людмила. 
    - Мам, ну скажи уже ей, что женщине цветы должен мужчина дарить.
    - Какой это ты мужчина, - парировала Олеся, обратилась к маме, из осторожности заведя букет роз за спину от посягательств брата, – мама, он грозит букет отобрать, а ведь девочек обижать нельзя.
    - Я сейчас у вас его заберу, чтоб никому обидно не было…
    - И о чем это мы спорим?

          Людмила, вздрогнув на знакомый голос, уставилась на Марго в солнцезащитных очках, с небольшим чемоданчиком на колесиках и сумочкой через плечо. Облегающая юбка чуть выше колен, приталенный жакет на блузу с белоснежным жабо и шляпка довершали гардероб.

    - Марго! – Олеся, раскинув руки, с букетом роз кинулась к подруге, и тут же была подхвачена ею на руки.
    - Тетя Марго, – Андрей, проявивший более сдержанности, может из-за вероломства сестренки, лишившей его возможности умыкнуть у нее букет. Подошел к Миле и был прижат свободной рукой к груди.
    - Ты откуда? Рейс через сорок минут. – Искренне удивилась Людмила. Одернула дочь, обвившую руками шею Милы. – Олеся слезь с рук, ты уже не маленькая.
    - Оставь ее, мне не тяжело, ну иди же уже, поцелуй свою подругу, - обратилась Мила к Людмиле, с неподдельным интересом рассматривающей ее чистое лицо, – ну, как я тебе?
    - Супер. Милка, ты - супер! Фотку на паспорт менять не придется?
    - Нет, это тональный крем. Я знала, что ты на пол часа, а то и на час раньше припрешься. Самолеты через час прибывают, я тебе специально следующий рейс указала. Думаю - узнают или нет? – Лицо Милы светилось довольной улыбкой. – Встала на входе, так мимо прошли, чуть ноги не отдавили. Пришлось за вами топать.
    - Так, как узнаешь? Ни дать, ни взять, пилотку и - вылитая стюардесса.
    - Пока нельзя, солнце.
 
    Устроив небольшую кучу радостной встречи, двинулись на выход. Андрей, завладев поклажей, замыкал процессию, шурша колесиками чемодана. Объявили посадку самолета из города Н.
 
    - Жена Мишани села, – просто так сказала Людмила.
    - В смысле?
    - Когда по стоянке шли, подъехал. Отвернулся, будто не узнал, и давай рыться на заднем сиденье, пока мы не прошли, козел. У его жены недвижимость, бизнес какой-то в Н, да вон он, - Людмила указала в дальний конец огромного холла, - у зала прилета стоит.
    - Вижу, облез. – Остановившись, Мила приподняв пальчиком очки, рассматривала сокурсника. - Лысина аж сверкает. Значит, говоришь, супругу встречает.
    - Ну, да.
    - И надолго она обычно улетает?
    - Да, откуда я знаю. На неделю, может, больше.
    - На-ка, подержи, - приняв решение, Марго хищно улыбнулась, передавая букет Людмиле.

    Людмила настороженно смотрела на приготовления Марго. Та, скинув жакет, накинула его на Олесю, надела ей на голову свою шляпку. Взбив прическу, немного растрепала черную копну волос. Быстро мазанула по губам яркой помадой. Поправив жабо, спросила, не особо интересуясь ответом.

    - Как я?
    - Ты чего удумала? – Настороженно спросила Людмила.
    - Дети, заберите свою мать, ловите «мотор» и ждите меня в машине, быстро, – уперев пальчик в грудь Андрея, добавила, - ты старший.

    Не дожидаясь исполнения приказа, развернулась. Накинув на плечо сумочку, направилась в сторону Мишани.

         Мишаня, держа букет перед собою, как факел, вытягивая голову, высматривал среди выходящих свою супругу. У замедлившейся в ожидании подходящего момента Марго возникло сравнение Мишани с собакой, нетерпеливо ожидающей подачки от своего хозяина. Достаточно приблизившись, Марго, уловив момент, когда Мишаня, заметив свою жену, уже собирался помахать ей своим букетом, кинулась ему на шею. Зал огласился громким радостным криком.

    - Мишаня! Я так рада, что ты меня встретил! – Мишаня, совершенно потерявшись, даже не пытался отстраниться от красивой женщины, впившейся страстным поцелуем в его губы. – Это мне? – Марго без особых усилий выдрала из рук обалдело-хлопающего глазами сокурсника букет. Зарылась в него лицом, будто наслаждаясь, ни на мгновение, не выпуская из виду Мишаню. Почувствовав тяжелый взгляд на спине, воскликнула. – Какой прекрасный букет, какой аромат! А ты говорил, что не сможешь меня встретить. Мишаня, любовь моя! Ты смылся от своей старой, противной коровы? Сейчас же едем ко мне, я ужасно соскучилась, мы уже более суток не виделись.

    Схватив его за руку, развернулась, словно собираясь увлечь его за собой. Сверля их тяжелым взглядом, перед ними стояла супруга Мишани, в шляпе немыслимой расцветки с цветочками и маленьким контейнером для перевозки животных.

    - Ну, что ты встал? Пошли уже. - Не унималась Марго, пытаясь сдвинуть с места Мишаню, беззвучно хлопающего перепачканными красной губной помадой губами.
    - Это кто? – Указующий перст властной женщины уперся в Марго.
    - Я н-не знаю, Элеонора, – выдавил из себя Мишаня, явно не угадав в этой красивой, раскрепощенной женщине своей старой знакомой по курсу химанализа.
    - Да она вовсе не старая и не жирная, зачем ты меня обманывал? – Обратилась Марго к Мишане, критически осмотрев его жену. Словно спохватившись, сказав лишнее, прижала руку к губам. Повернувшись, она буквально вставила букет в руку безмолвной Элеоноры. – Ой! Извините, пожалуйста, так неловко получилось. Это, наверное, Вам.

    Развернувшись, направилась к выходу, походкой модели, картинно покачивая бедрами. Парадным маршем звучно цокали по блестящему бетону пола ее шпильки. За спиной Марго раздался хлесткий звук невинного букета, встретившегося с физиономией Мишани.

13

    - Еще один салон открылся позавчера. – Докладывала Людмила по дороге долго отсутствующей подруге последние события. - Напротив нашего - по проспекту. Это к двум, про которые я тебе говорила.
    - Гарик?
    - Ну, кто же еще. Цену вдвое сбивают.
    - Демпингуют. Ну, кто б мог предположить…

    Четвертый салон, как предполагалось, последний они открыли, арендовав помещение во вновь отстроенном четырехэтажном здании. Здание размещалось в хорошем, «проходном» месте с парковками. Аренда поначалу была копеечной, и подруги, польстившись, сняли помещение. Хозяин Гарик, был не против любых изменений в сдаваемых помещениях. Единственным условием являлось - сохранение обзорности видеокамер для сохранности имущества его и арендаторов от хищений. Посчитав условие разумным, подивившись лишь количеству видеокамер, подписали договор. Через полгода хозяин известил об очередном существенном повышении арендной платы. Возмущенной Миле был предъявлен подписанный ею договор аренды без ограничений по увеличению стоимости за квадратный метр арендуемых помещений. Заподозрив хозяина в жульничестве, Мила посмотрела в офисе свой экземпляр договора. Пункт, ограничивающий рост аренды, отсутствовал. Согласованный сторонами договор был явно подменен при подписании. Возмущенная наглым надувательством, Мила направились к хозяину.

    - Ну ведь согласитесь, это не разумно - вдвое стоимость через полгода поднимать. Мы столько средств вложили в помещение, еще даже не отбили толком.
    - У вас предоплата за месяц вперед есть, я могу за этот месяц вам сохранить старую цену, но со следующего придется платить полную стоимость.
    - Хорошо. Я буду подыскивать другое помещение.
    - Ваше право, – подвел итог улыбчивый Гарик.

    Салон уже раскрутился, да и средств в него было вложено немало. Прикинули - явно завышенная аренда на новых условиях будет съедать более половины прибыли, за вычетом расходов остается некоторый доход. Подруги решили еще раз поговорить с хозяином, застолбить договором новую цену от дальнейшего повышения. Может, получить отсрочку на два-три месяца в виде поэтапного повышения стоимости аренды.

    - Вы же отказались платить, – парировал предложение хозяин.
    - Я не отказывалась, я сказала, что буду подыскивать другое помещение.
    - По условиям договора вы должны были внести предоплату за следующий месяц, у меня толпа арендаторов просится, площадей не хватает, собираюсь еще этаж надстраивать.
    - Вы хотите сказать, что по этой цене у вас готовы его взять в аренду? – Съязвила Мила.
    - Да, – улыбнулся Гарик, - у меня двоюродная сестра переехала сюда, она уже внесла плату за два месяца вперед.
    - Нам надо будет все демонтировать в помещении? – Уточнила, откинувшись на спинку стула, Людмила. – Вернуть, так сказать, к первоначальному состоянию?
    - Зачем? Она собирается открыть там кафе. Многое ей придется переделывать. Я с ней поговорил, она согласна, чтоб не ввергать вас в большие расходы, заплатить вам за все сто тысяч.

    В машине, к тому времени подруги обзавелись транспортом, взятой с рук ДЭУ-Нэксией, получившей прозвище «Нюша», Мила дала волю эмоциям.

    - Вот же, козел! Вот тебе и камеры, это они наш бизнес промониторили, а теперь так красиво забирают салон. – Повернулась к подруге. - Как тебе? – Кивнула на вывеску «Запчасти для иномарок», на стене здания. – Вон, у них ребята сидели, запчастями на иномарки торговали, место раскрутили, щас там брат его, вроде как, сидит. Хорошую схему придумали. А?
    - Красавчик, ничего не скажешь. Сто тысяч - и четверти нет, от того, что мы вложили. Что делать будем?
    - Надо все демонтировать, мебель вывезти.
    - А смысл? У них денег, как у дурака махорки, через неделю все восстановят, только на деньги попадем.
    - Надо срочно салон рядом открывать, - охарактеризовав хозяина и его мифическую или настоящую сестру непечатными выражениями, Мила продолжила, – клиентов оттянем, будем дэмпинговать…

    Теперь конкурент, которого они практически сами посвятили в тонкости своего бизнеса, оборудовали и раскрутили ему первый салон, проникшись прибыльностью идеи, начинал их выдавливать.

    - Ничего, сдюжим. – Мила потерла подбородок. – Доход, конечно, упадет, но нам вполне хватит, и на ипотеку твою в том числе. А там что-нибудь, да придумаем. – Махнув рукой, громко заявила. – Все, хватит о работе. Я так соскучилась, сегодня - наш день, будем отдыхать и веселиться. Дети, кто «за»?

    Идея, получив абсолютное большинство, увлекла их сначала в торгово-развлекательный центр, затем - в ресторан.

14

    На следующий день, оставшись вдвоем в офисе, Людмила, наконец, явно испытывая неловкость, озвучила Миле предложение, повергшее подругу в шок.

    - А что у тебя с Романом? - Поинтересовалась озадаченная Мила, вникая в проблемы их предприятия после долгого отсутствия.
    - Да так, - замялась Людмила. – Просто толковый администратор, пока тебя не было, считай, всю работу тащил, порядочный. Думаю, пятьдесят процентов участия, мою долю вполне заслуживает.
    - Ага, детей обожает, тебя любит. – Мила пристально смотрела на потупившуюся подругу. - Ты на его морду посмотри. Он на шесть лет тебя младше, ему только деньги нужны.   
    - Зачем ты так? Он хороший, я же свою долю…
    - Замуж зовет? Детей усыновить хочет?
    - Ну, не сразу, ему неудобно, вроде как, альфонсом при мне быть.
    - Понятно… Любит, говоришь... Что-то я упустила. - Мила забарабанила коготками с гламурным маникюром по столу конторки первой студии, ставшей их офисом. – У меня есть один знакомый, вдовец, один дочку воспитывает, классный мужик. – Заметив растущее возмущение Людмилы, поспешила добавить. – У меня с ним ничего не было. Я давно хотела тебя с ним познакомить.
    - Ты что несешь? Или считаешь - я уже никому понравиться не могу.
    - Можешь. – Поняв свою бестактность, Мила поспешила перевести разговор на другую тему. – Я тут прикинула, надо попробовать студию на Бестужева, от нее доход совсем упал, в Арт-студию переделать. Щас модно. Попробуем, как думаешь?
    - Ты не ответила.
        …

    С год назад они приняли на работу дизайнера. Роман - вольный художник, давно оказывал им услуги в оформлении студий. Постоянной работы не имел, перебиваясь случайными заработками, и они предложили ему назревшую вакансию администратора-дизайнера. Мила прикинула, что, если он будет работать у них в команде, они обезопасят себя от конкурента. Интерьер студий быстро приедался, чтоб быть на плаву требовались постоянные изменения, новые интерьерные и цветовые решения, запас реквизита.
 
    Роман, имея свою машину, собирал выручку с салонов, принимал участие в оформлении салонов. Поначалу Мила нарадоваться не могла столь выгодному приобретению, но уже через три месяца заметила - Роман стал увиливать от работы в оформлении студий, предпочитая куда-нибудь съездить, что-нибудь привезти. Присмотревшись к работнику внимательнее, Мила отметила любовь данного персонажа к праздности и дорогим вещам. Незадолго до отъезда на пластику Мила уличила его в нечистоплотности. Не посвящая Людмилу, она переговорила с Романом, тот чистосердечно во всем сознался, деньги обещал отработать. Роман сказал, что «пал жертвой» собственной глупости, согласившись на уговоры менеджера студии утаивать часть выручки, раскидывая на двоих. Поверив Роману, Мила уволила девочку из новой студии, принятой туда, кстати, по рекомендации Романа.

    Он, на самом деле, взялся с былым усердием за работу. До отъезда Милы практически отработал похищенные из кассы предприятия деньги. Хотел отдать остаток, но Мила не взяла, оставив их ему как премиальные. Роман, рассыпаясь в благодарностях, клялся и божился, что подобного недоразумения больше быть не может.

    … Теперь, не зная, как ответить подруге, ругала себя последними словами за то, что, оберегая, не посвятила ее в детали происшествия. Оберегая, не уберегла.

    - Ну, дай мне хоть время вникнуть во все дела, – попросила отсрочки, по всей видимости, решенного Людмилой вопроса.

15

    - Может, немного голубого добавить? - Спросила Марго у Романа, работающего над панно, - не слишком мрачно будет?
    - Закончу, потом посмотрим, - Роман отложил краску, – давай я тебя нарисую.
    - Мы уже на «ты»?
    - Я должен вас нарисовать, это будет лучшее произведение в моей коллекции.
    - Ты считаешь?
    - Да. Уже неделю с того момента, как вы вернулись, я понял, что ты – совершенство, и я должен, просто обязан увековечить эту красоту.
    - Какие лестные слова, ты умеешь сделать красивый комплимент.
    - Я не только слова умею говорить, - сделал слишком прозрачный намек Роман, приближаясь.
    - Подожди, - Марго вытащила из сумочки бутылочку марочного коньяка, зная пристрастия повесы, - давай по пять капель.

    В конторке Роман разлил коньяк по бокалам. Мила лишь пригубила. Расстегнув верхнюю пуговицу блузы, глянула по сторонам, словно впервые оценивая помещение.

    - Жарко здесь, давай еще по одной.

    Роман налил себе и освежил бокал Марго.

    - Ну, давай за нас.
    - Подожди, - спохватилась Марго, – дверь закрыть надо.
    - Айн момент, – Роман двинулся к двери.

    Марго достала из сумочки маленький флакончик, быстро капнула две капли в бокал Романа. Патентованный препарат у обычного мужика в этой дозе, лишь усиливала влечение, не более. В данном случае она обрабатывала Романа в течение недели, эффект должен был быть более яркий. Ей нужна была агрессия этого похотливого самца. За эту неделю по возвращении она изучила всю подноготную данного субъекта и теперь знала наверняка, что он из себя представляет. Роман тайком жил с той подругой, которая, якобы, его подставила и была уволена Милой. Кроме того, он имел кучу долгов от своего пристрастия к азартным играм и показному шику, в котором не мог себе отказать. Вываливать информацию Людмиле смысла не было, нужно было действие.

    - А ключи где? - Уточнила Марго, зная, что двери этого салона могут не открыться снаружи, если ключ остался в замке.

    Роман, улыбаясь, поднял руку, покачав ключами как колокольчиком, потянулся за бокалом. Марго включила музыку.
        ...

    - Роман!? – Зайдя в студию, смогла лишь воскликнуть Людмила, застав своего избранника в неглиже от пояса, яростно сдирающего с упирающейся Марго блузу.

    Марго, артистично взвизгнув, оттолкнула от себя возбужденного любовника. Поправила юбку, стала застегивать измятую блузу. Роман, увидев перед собой Людмилу, не сразу пришел в себя, рявкнул:

    - Ты? Какого …
    - Марго! Как ты могла? – Людмила, закрыв лицо руками, выскочила из студии.

    Рано утром Людмила заявилась к Миле. Мешки под воспаленными глазами и распухшие губы красноречиво указывали на бессонную ночь в слезах. Глаза пылали решимостью, и Мила, ожидая подобного эффекта, втайне радовалась, что подруга жива и здорова.

    - Нам надо расстаться, – с порога заявила Людмила.
    - Проходи, – предложила хозяйка, рассматривая гостью.
    - Незачем, я хочу получить свою долю.
    - Вот так, сразу? У нас все в деле, проходи, обсудим, как делить будем.
    - Не хочу, ты говорила, что, если перевести на деньги, наш бизнес около семи миллионов стоит. Я хочу свою половину. Когда сможешь отдать?
    - Ну, еще далеко не семь, но около того, - Мила облокотилась на стену прихожей, не спуская внимательного взгляда с собеседницы, – кроме того, деньги быстро не выдернуть, потеряем много.
    - Хорошо, три тебя устроит?
    - Вполне.
    - Когда сможешь отдать?
    - А когда надо?
    - Вчера, - съязвила Люда.
        - Люда …
        - Я все сказала. – перебив, резанула. - Шалава!

    Подруги какое-то время молча смотрели друг на друга, затем Мила, кивнув головой, ушла в комнату. Погромыхав в спальне, вернулась с небольшим черным дипломатом. Протянула Людмиле.

    - Тут намного больше, детям берегла. Забирай, все одно твое.

    Словно дожидаясь этого момента, Людмила вырвала из руки Милы дипломат. Кинула на пол ключи от квартиры Милы. Будто исполняя заложенную программу, мазанула свободной рукой по лицу бывшую подругу. Нет, не ударила, она, мечтая об этом моменте всю ночь, не смогла ударить Милу. Подняв руку для удара, она лишь коснулась пальцами ее щеки. Сердце Людмилы сжалось, словно она полоснула бритвой по нему. Не Милу по щеке рукой, а себя железом с пронзительной болью. Слезы брызнули из глаз. Людмила, прижала руку к губам, сдерживая рвущийся крик, кинулась прочь.
 
    В парке, не помня, как в нем оказалась, Людмила, найдя уединенную лавочку, дала волю слезам.

    - Вам нужна помощь? – Спросила пожилая женщина, привлеченная ее рыданиями.
    - Нет, спасибо. – Людмила посмотрела на женщину, перевела мутный взгляд на ее спутника, видимо, мужа, ожидавшего поодаль. – Я уже все. Уже никто не поможет… - опять сорвалась в крик, захлебываясь слезами, повторила, - никто.
    - Возьмите таблеточку, - протянув ей белую маленькую шайбочку, незнакомая женщина обратилась к спутнику, - Вить, дай водичку, там, в сумочке есть, – дождавшись, когда Людмила выпьет таблетку, погладила ее по-матерински по плечу, голове, добавила ласково, – все будет хорошо. Все будет хорошо, голубушка.

    Постояв немного рядом безмолвно, видя, что Людмила успокоилась, пара двинулась дальше. Люда проводила взглядом удаляющуюся пару, осмотрелась. Вдали на аллее играли дети, воробьи устроили хоровод в кустах, беззаботно чирикая. Появилась молодая мамаша, толкающая перед собой коляску, жизнь продолжалась. Она положила на колени дипломат и открыла его. В нем было тридцать пачек сто-долларовых банкнот, большая часть которых была перетянута резинками. Под резинкой одной из пачек она заметила маленькую пушинку. Людмила все поняла.

    Домофон не потребовался, когда она подбегала к подъезду, из него выходила детвора. Дверь в квартиру оказалась не запертой. Рванув ручку, влетевшая Людмила застала свою подругу в той же позе, в которой оставила. Мила стояла, опершись на стену прихожей, держась за щеку одной рукой. По ее щекам катились слезы, которые она не пыталась смахивать. Целый глаз, покраснев, изменился по отношению к протезу. Живые слезы, омывая пластик, не могли изменить его цвета, бежали дальше по бледным щекам, превращая красивое лицо в скорбную маску.

    - Прости! – Люда бросила дипломат, и, упав на колени, обвила руками бедра Милы. – Прости, это все пуховик.

    Спустя время Мила заговорила, прервав затянувшуюся паузу.

    - Понимаешь, у меня там ничего нет. Пустая я. Я даже тебе не говорила. Я, когда в эскорт к Алику пошла, молодая, глупая была. Меня на отработку отправили. Там толпа была, то ли бандосов, то ли ментов, я и не помню толком. Верно, в вино чего-то подмешали. Я не знаю, что со мной творили, только я потом месяц в больнице провалялась. У меня там все вырезали, я никогда не смогу иметь детей. Понимаешь, никогда. Вы - моя семья. – Мила присела перед подругой, заглянув в ее залитые слезами глаза, добавила. - У меня в целом свете, никого кроме вас больше нет. У меня сердце большое, я же - интернатская. – Взяв руку Людмилы, положила ее на свою грудь. – Слышишь, как бьется? Это душа.
    - Слышу. – Подтвердила подруга. - Теплая.
    - Правильно, теплая. Нам ее на всех хватит. Это я - твой пуховик.


Тюмень.
Январь 2019г.