Притча седьмая

   И было так. Родившись в середине прошлого века Нелли Викторовна, изящная премиленькая бабуля, нынче сидит и читает книгу. Однако нам больше интересен стул на котором сидит она и вслух её обсуждает, якобы с незримым собеседником беседует она, кокетливо кланяясь и плавно обводя книгу кистью, будто б рисует сферу нежности вокруг нее. Змеиный шелковый язычек закладки, нелепо болтаясь, кажется единственно живым в этой картине, это как если бы книга высунула язык и смеялась над вами... а сама Нелли Викторовна увязла в закатно-маслянистом свете заходящего августовского солнца, будто фотокадр потёк, но успел-таки вытянуть шлейфом красоту. В нежном звоне золотого солнца тает она в вечности.
   А  десятью годами ранее умер тот с кем беседует пожилая женщина, обсуждая книгу. Он знал Нелю в школьные годы в эпоху оттепели, они прожили короткий бурный роман начав его в конце 70-х, и окончив в середине 80-х, так и не женившись, в 90-х он исчез, и оказалось навсегда. Но дело в том, что вопреки всеобщему заблуждению Владимир Сергеевич Опалов, оркестровый виолончелист, музыкант от бога, "молодость подающая надежды" справедливо замечали в коллективе, умерший от пагубных пристрастий, упоминанием коих мы заниматься не станем во избежание критики в свой адрес; впрочем организм был сильный и сдался больше от скуки и однообразия, чем от разрушения, однако нужно признать, что отсрочку он получил большую и бОльшую часть времени уже проводил один за любимым делом - виолончель. Нелю Володя любил, она отвечала взаимностью, со временем разладилось, и господь пути их развёл. А если вглядеться поглубже, кабы ни волненья высших сфер резвым ли юрким режущим Стикс смычком  Владимира Сергеевича, то не видать ему рая и жизни второй...
   А было так. Умер без литературного "вдруг" и даже спокойно. Во сне. Слава богу, что хоть после отблагодарил шелестом листьев, осыпавшись в медную осень. Поскольку инструмент Володи был выполнен из махагона, оное определило второе воплощение Владимира Сергеевича. И ушла душа ни вверх как водится и часто говорят, а вниз, в землю, и стал Владимир Сергеевич быть деревом именуемым махогон, стал безмолвен, стал неподвижен, стал видеть одно и то же всегда, рос в древе и поднимался к небу, слушая во второй раз мир земной. Ох сколько минуло эпох и закатов на фоне крон его рвущих ствол фееричным крещендо... и об Нелли он помнил, но одна немецкая фабрика его спилила, очевидно долгое время за ним наблюдая и из него сделали прекрасный exposition de meubles, если обозначить его как стул, то это больше трон, а если сказать кресло - оскорбить представления и ожидания покупателя пожелавшего нечто вроде мини-дивана с оттенком барочного фарса. Сей "трон для чтения", как позже стал именовать его муж дочери, попал к Нелли Викторовне когда дочь ее забрала к себе из Петербурга в Дрезден на счастливую старость, точнее будет сказать, что она "попала в его объятия", а  в дом стул попал стараниями мужа дочери, работник исторической дрезденской библиотеки; меняли мебель, кто-то ли выставил стул из общего зала, увидел ли стул намеренно выставленным муж Нелиной дочери уже додумывать не стоит, однако ж мил высший, распределяющий мир в своей виртуозности. За сим и окончим.