Воспоминания отца

Лет 20 назад я подал отцу идею записать на магнитофон его воспоминания о своем детстве. Он подхватил это предложение с энтузиазмом, мы сидели на арбатской квартире, отец рассказывал о местах, где родился, о людях, которые тогда жили, о своих ранних впечатлениях. Иногда что-то в рассказ вставляла мама. Надо сказать, что отец уже был весьма преклонного возраста. Ему было восемьдесят с лишним. Он сам меня предупреждал, что использует слова, которые приходят в голову, вместо тех, которые из головы выскакивают, и рассказ его нужно будет редактировать. И вот через двадцать лет я, наконец, расшифровал и немного отредактировал этот текст, стараясь сохранить особенности повествования.
***
Брянск
Родился я в Брянске. Город стоит на отрогах Валдайских вершин, и река Десна омывает его полукольцом. На север и на юг простираются мощные леса. Когда-то на территории, где сейчас стоит завод Арсенал появился рынок, люди съезжались в эти места, торговали, со временем появился завод, вокруг которого и формировался город.
Назвали этот город Дебрянск, потому что его окружали дебри дремучих лесов.
В лесах было много дичи. И в наши дни сохранилась охота на кабанов, на волков, а вот оленей в этой местности в моем детстве уже не было. Охотились на разную птицу. К сожалению, и на такую редкую, как аист. А ведь, аисты доверительно делали гнезда прямо на наших крышах. Желающий завести аиста забивал в крышу кол, надевал на него старое колесо от телеги и накрывал сверху соломой, перемешанной с сеном, так, чтобы она не проваливалась и быстрее сохла. Была охота на рыбу, конечно. Рыбой кормились почти все. В нашей семье ее не ела только мама.
Главным деревом в те времена был дуб. И сейчас ещё на левом берегу Десны довольно много дубовых рощ. Например, в местечке «Соловьи», ниже по течению, стоят гиганты дубы, которые с трудом обхватят три человека. Помню особняком стояли три дуба: два вполне здоровых мощнейших, а третий неудачливый, на него ополчились молнии, всё время сжигали его верхушки, и он выглядел довольно жалко, как огромный столб. Раньше в этом месте стояла большая дубрава, но Десна все время подмывала правый берег, на котором и стояла наша Зарецкая, и дубы подмывало, и они валились в Десну, лежали веками и погружались все глубже в ил. Такое дерево не гниет, а лишь дубеет, становится прочнее. Живых от всей дубравы на том месте, когда я там бывал, осталось всего несколько деревьев.
Ниже по течению располагалась Нижняя Зарецкая, это место было на точке выпрямления потока Десны, и дубовая роща там сохранилась. Через эту рощу текла река Снежка.
Брянск экзотичен своими паводками, которые приносили большие неприятности и большие удовольствия для ребятишек - заливало улицы, заливало дома, иногда в домах вода поднималась до уровня днища печи.

Родословная
Наша семья формировалась на почве кузнечной профессии – прадед, дед, отец, дядька все были кузнецами, все работали на заводе Арсенал. Один, правда, (Дядя Федя - брат теток по материной линии) устроил себе частную кузницу. Она очень выгодно была расположена между деревней Тимоновкой и Брянском, и когда тимоновские крестьяне ехали в Брянск продавать свою продукцию, они всегда проезжали мимо этой кузницы.
Отца звали Никифор Васильевич, маму Феврония Николаевна. Феврония - это греческое имя. Раньше ведь как, имена выдавались, когда рождался ребенок, можно было выбирать имена в течение недели и обязательно нужно было вписаться в те, которые перечисляются в церковной книге в этот период.
По материнской линии дед Николай был плотовщиком. Они рубили деревья (главным образом строевые сосны) в лесах Брянска, и в плотах сплавляли по реке Десне. Во время половодья спускали лес до Украины (до Херсона). Из этого леса строились корабли, дома и так далее. Умер дед Николай при следующих обстоятельствах. Однажды после тяжёлой работы он пошёл в баню. После бани заложил малость, выдвинулся домой и вдруг вошёл в такой туман, что не видно было протянутой руки. Бродил, бродил, и никак не мог найти своего дома, своего огорода и в конце концов решил отдохнуть, прилёг. Дело было в мае месяце, земля еще холодная, получил крупозное воспаление легких и скончался. А бабушка, его жена, прожила до 74 лет и ухаживала за нами в существенной степени.

Ранние воспоминания
Я родился в 1915-м году. И в 1918 году мне было уже три года. В виду того, что года с 1915-го по 1919-й были очень тяжелые, очень голодные, некоторые женщины, в том числе и моя мама, кормили детей до сравнительно солидного возраста грудью. Мне было три года, я уже свободно разговаривал и частенько обращался к маме, формулируя свою просьбу таким образом «Мам, пойдем пососемся», имея в виду, что я пососу мамину грудь. Мама тут же подхватывалась, хватала меня и мы приступали к делу. Видимо, я стал слишком вольно себя вести на эту тему. О чем свидетельствуют следующие события. Вечером женщины собирались на посиделки - располагались на бревнах возле одной из изб и обсуждали жизненные проблемы. Однажды в такой момент мне захотелось обратиться с просьбой к матери. Я пошел в это общество и стал ходить возле. Женщины уже знали, что я такой балбес, пользуюсь неположенными услугами и отваживали меня «иди, иди еще погуляй». Я же не мог произнести слова, которые можно было говорить только в интимной обстановке и все не уходил. Видимо, возникла проблема, как меня отучить от этого дела, и одна соседка сказала маме, что проблема решается очень просто – надо помазать сосок горчицей и это произведет нужный эффект. Что мама и сделала. Когда я почувствовал новый вкус – я чуть не задохнулся, это был настолько тяжелый удар и по физическим ощущениям и по моей совести. Это было мое последнее обращение к матери с подобной просьбой.

Пойменная земля
18-й год, идет гражданская война. Везде голод. Рабочие Зарецкой голодают. Озабочены тем, как сохранить жизнь семье и себе. Река Десна имела очень широкую пойму луговое пространство, где вырастала высокая трава. Земли эти принадлежали Свенскому монастырю. И горсовет вынес решение – эту землю забрать у монастыря и передать рабочим и в том числе рабочим Зарецкой слободы. Кроме того, были выданы определенные ссуды на приобретение скота. Во многих домах появились коровы, что сразу улучшило материальное положение рабочих и их семей. Появилась и у нас во дворе корова, которую прозвали Лыской, потому что на лбу у нее было белое пятнышко, а сама она была рыжая. Помню как вели корову на наш двор. Бабушка побежала скорее взять заслонку от печки. Если заслонку положишь возле ворот, и корова наступит на нее, значит корова принесет много счастья. Если не наступит, то на счастливую жизнь рассчитывать трудно. Лыска на заслонку наступила, и жизнь у нас потекла в соответствии с этим поверием.
Решение горсовета о передаче земли рабочим и наделении их коровьим стадом привело к необходимости коллективного взаимодействия между рабочими – дело в том, что луга простирались на очень большие расстояния и вширь, и вдоль реки – появилась необходимость поделить эти земли по-честному. Было не ясно, как этот вопрос решать. В конце концов, постановили создать комитет из бедноты. Председателем этого комитета избрали моего отца, и не потому что он был больно грамотен. Он окончил всего два класса церковно-приходской школы, но тем не менее мог читать и писать, что уже делало его человеком авторитетным. Была создана комиссия по разделу лугов. Вопрос довольно сложный. Дело в том, что пойма реки содержала и озера, и холмы, и трава в разных местах была разной сочности, разной высоты. Выделение одинаковых по площади участков, когда они не все прямоугольные, и то было проблемой. Кроме того на равных площадях можно получить разный объем сена и разного качества. Нарезались участки разной формы. Объявлялся сход, приносили мешок, куда бросали номера участков, трясли и потом каждый подходил и брал свой номер. Но даже при таком внимании к справедливости, многим казалось, что им достался далеко не лучший участок.

Драки
Большое значение в детстве и юности имели драки, игры и спорт.
Драки были строго очерчены – как сходиться, куда можно бить, куда нельзя.
Были драки юных и были такие, где дрались все, кто умел. Такими были зимние драки на реке Десне. Там участвовала и молодежь и довольно солидного возраста мужчины. Как только Десна покрывалась льдом, так что через нее можно переходить – начинались драки. Начинались они зеленой молодежью, потом вовлекались все более взрослые ребята, и со временем все это превращалось в настоящее боище. Иногда в эти события вовлекалось и более старшее поколение. Сравнительно пожилые мужики (но не старше пятидесяти) частенько сидели возле окон и смотрели как развивается битва: чья берет. И когда видели, что дело плохо, и «наши» могут потерпеть поражение, подхватывались и босиком бежали из избы по снегу на лед. И от того, что ногам было очень холодно, они такие были подвижные, такие размашистые и виртуозные, что вокруг них вскоре образовывались кольца поверженных противников.
Однажды во время такого побоища на реке убили человека. Советская власть вынесла решение категорически запрещающее драки на Десне, и побоища эти были потушены.
Бывало, что драки и до перестрелки доходили. Однажды брат мой Павел подвергся такой опасности. Подрался он с Ленькой Горкиным - ровесником. Было это, видимо, неподалеку от Ленькиного дома. Ленька заорал, выскочил отец с винтовкой. Пока Горкин старший подбежал к сыну и понял, что тот жив и почти здоров, Павел уже сиганул с обрыва (наш берег был крутой, противоположный пологий) спрыгнул и дал деру по берегу. Когда Лёнькин отец дошел до обрыва, там не то что стрелять - разглядеть Павла было почти невозможно.
Бывали драки детско-юношеские. В этой среде победа над противником тоже почиталась за честь высокую. Одним из видов драк среди детей были перестрелки «печёнками». На большом бугру ребята рыли землянки. Землянки делали не на вершине бугра, а на косогоре, так что можно войти в землянку, сделать отверстие в потолке, соорудить что-то наподобие печки, зажечь огонь и наслаждаться теплом при холодной погоде.
Вот на этом бугре и происходили побоища. Собирался детский люд (примерно от 12 до 17 лет) откапывали на склонах дерен, оставшийся от рытья землянок, делали запасы. Дерны (их называли печенками) выкладывались перед фронтом с одной и с другой стороны бугра двумя разными командами. И потом сходились, кидали друг в друга этими печенками – вели битву.
Кончилось эти игры тоже печально. Один из парней пришел домой вроде здоровым, но как потом говорили «был он немного чокнутый». Сказал, что устал, лег спать, а утром не поднялся. Оказалось впоследствии, что умер он от сильного сотрясения мозга. И эти перестрелки после такого случая ликвидировали.
Были еще и третьи побоища - детские. Когда во рву таял лед, он приходил в такое состояние, что если взять кусок такого льда и бросить на землю, то он весь рассыплется на отдельные кристаллы. Такое оружие применялось тогда, когда по льду уже ходить нельзя, но можно у берега брать куски и через ров вести сражение. Так однажды твой батька высунулся из-за великого вяза, и сразу получил в висок удар рассыпчатым куском льда. Если бы лед не был рассыпчатым, то наверное, я бы не рассказывал сейчас эти истории. Я сразу потерял сознание и повалился на землю. Как потом узнал, ребята за время пока я был без сознания, оттащили меня на теплое место. У вяза были огромные корни, которые представляли собой целые стволы. Вот на такой широченный корень меня и положили. Через некоторое время я очнулся, и меня отнесли домой. Позвали фельдшера. Фельдшер обслуживал весь Арсенал. Он был человек грамотный. Быстро сообразил что к чему. Сказал, что класть меня лежа нельзя, надо положить под голову подушки чтобы голова была в вертикальном положении. Так я пролежал всю ночь, и почти всю ночь рядом со мной сидела бабушка, рассказывала сказки.

Игры
Были игры. К ним относились серьезно. Были очень строгие правила и понятие чести. Тех кто шельмовал били. И та команда, которая выпустила шельмеца, не имела права его защищать.
Самой популярной игрой была лапта. Подбрасывается резина и в момент, когда она летит вниз надо специально обструганной палкой ограниченной ширины попасть по этой резине, ударить и она летит черт ее знает куда. Резина – это не обычный мяч, которым играли в городе, где игра носила «наивный» характер, наша резина готовилась особо. В Зарецкой были пролетки, можно было купить резины для починки колес. Обрезок долго-долго кипятили в молоке (это при всей бедности тогдашней жизни) так что резина становилась мягкой, но когда таким мячиком тебе попадали куда угодно, то приходилось очень туго.
Но и, конечно, был футбол. Футбольный мяч делали из бычьего мочевого пузыря, которые покупали у мясников. Область эта была довольно тухлятая, отрезали по возможности все прилегающие части, через трубочку надували пузырь, перевязывали, получался мяч и начинался футбол.
Мяч был достаточно прочным. Часто кончали три тайма, и мяч еще был в полном порядке. Видно, этот материал, который держит мочу, имеет сложную структуру и высокую прочность. Но всё-таки иногда дырявили мяч. Тот, кто протыкал мяч, был обязан купить новый.
Были еще игры малышей. Игра в клец. Игра в классики – надо бросать «монетку», прыгать на одной ноге не наступать на черту. Наступил – «скусился» – проиграл.
Бывало, что игры кончались драками. Помню случай, когда мама защищала нас от взрослого парня, который хотел устроить взбучку моим братьям то ли Павлу, то ли Ивану. Была такая игра (названия ее уже не помню) –по периметру большого кольца выкапывались конические ямки, использовался деревянный мяч – у игроков были палки загнутые на конце и этими палками каждый защищал свою лунку от мяча. Когда разыгрывалась сильная страсть – вот-вот тебе загонят мяч, а ты хочешь этому обязательно воспрепятствовать, тут начинали орудовать палкой, не взирая на внешние обстоятельства. Врежешь кому-нибудь по ноге и тут уже начинается открытая схватка. И вот при одном из подобных событий из соседнего дома выскочил мужик лет тридцати пяти на защиту своих братьев и начал расшвыривать подростков. Мать увидев, что взрослый мужик поднял руку на ее детей, выскочила в одном платье на холод, подскочила к этому мужику стала грудью напротив него, сорвала с шеи платок и кричит «Ты что же это детей собрался покалечить?! На, бей меня, если тебе так ударить кого-то хочется». Мужик опешил, сообразил, что ведет себя недостойно, что игроки гораздо младше его, взял за руку своего младшего брата, который продолжал плакать, и поплелся с ним домой.

Злоключения
Много было со мной происшествий в детстве, уж больно я был шустрый – совал нос куда совать его не обязательно.
Лет мне было не много, в школу я тогда еще не посещал. Часто гулял в одиночку. Иногда выходили друзья. Жили все очень бедно. Многие не могли гулять, потому что не было обуви, пальто. Некоторые сидят дома любуются как одетые ребята играют в комки. Так называлась у нас игра в снежки. Иногда ребята не выдерживают, выбегают босоногими, включаются в игру, а потом скорее бегут обратно в избу.
В тот день я вышел с санками на «свою речку». Своей речкой называли участок реки возле дома длиной примерно в сотню метров. Дома стояли вряд, и каждый такие места называл «своей речкой». Берег против нашего дома был крутой. В тот день был довольно сильный мороз, выпал снег, речка покрылась льдом. Я решил прокатиться, поехал с крутого берега, набрал большую скорость и понесся по льду. Оказалось, что на средине реки, где быстрое течение, лед еще не замерз. Я катился не сидя на санях, а лежа на животе и, выскочив на лед, полынью увидел не сразу, но быстро понял, что я к ней стремительно приближаюсь. Я стал пытаться тормозить ногами и одновременно пальцами рук и даже ногтями хвататься за лед, но санки мчали меня в промоину. Я уже почувствовал как лед прогибается под моей тяжестью, потом услышал треск, но затормозить все никак не мог. В какой-то момент я изловчился, вытолкнул из-под себя санки вперед, а сам упал на лед.
Санки въехали в полынью и пошли ко дну, у них были тяжелые железные полозья. Я лежал на тонком льду, под моим весом образовалась ложбинка, в которую натекла вода и я по мокрому люду по воде развернулся и пополз назад. Я был так напуган, что полз до самого берега, не вставая на ноги, а потом побежал домой.
Первой меня встретила бабушка. Мама была домохозяйка, а бабушка, можно сказать, ее помощницей. Мама обычно занималась делами в горнице, а бабушка чаще в передней, там стояла печка, где в чугунке варилась еда для скота: очистки от картошки, морковки, свеклы, всех тех овощей, что сажали у нас в огороде. В этой передней бабушка меня и встретила.
У меня весь живот и вообще все фасадное место было мокрое.
Бабушка, как меня увидела, запричитала,
- Ах ты, пралик тебя ударь, где же ты так искупался?!
Слово паралич, не было в употреблении, зато «пралик» всеми использовалось как ругательное.
Я стою дрожу не потому, что холодно, а от того, что только что остался жив и от мыслей, которые на тот момент не давали думать ни о чем другом - где бы я сейчас был, если бы не успел спрыгнуть с санок – я был бы подо льдом, и умирал ужасной смертью.
Тут подскочила мама, обе они меня раздели и двинули на горячую печку.
Санки пропали, но отец был кузнец, ему не многого стоило сработать другие, а я остался жив.
Другой случай. Мне было лет, наверное, восемь, я шел с мальчишками из школы и кто-то затеял игру в салочки. В это время по дороге ехал извозчик, который въезжая в Брянск, решил, видимо, блеснуть перед пассажиром возможностями своего транспортного средства, и погнал лошадь побыстрее. В какой-то момент я убегая от водящего, выскочил на проезжую часть, лошадь ударила меня копытом в лицо и сбила с ног. От удара я упал, лошадь не остановилась, сани проехали мимо, но какой-то крюк на санях зацепился за мое пальто и потащил меня за собой по мостовой. Был конец зимы, на дороге были остатки льда и снега. Через какое-то время (не сразу) кто-то из прохожих заметил, что меня волочит по мостовой и остановил кучера. Лошадь встала, вокруг меня собралась куча народу. Кто кричит, кто ругает извозчика предпоследними словами. Пассажир решил расплатился с извозчиком и удалиться на всякий случай. Какие-то мужики развернули лошадь и повезли меня обратно в сторону больницы в Брянск Первый. Маме уже как-то передали о прошествии, она прилетела как ветер в эту больницу и сразу меня обнаружила. Взяла на руки. То ли от страха, то ли от тряски, которая имела место пока меня трепало об дорогу, я, видимо, в штаны немного наложил и сам чувствовал, что от меня слегка попахивает. Несмотря на это меня всё-таки доставили в кабинет врача. Как-то похоже помыли, осмотрели, наложили швы. Потом мама закутала меня в одеяло, положила в сани и меня отвезли домой. Дома положили на печку. Я продолжал вздрагивать, и эта дрожь не оставляла меня почти всю ночь. А к утру я, видимо, утомился и уснул. Какое-то время из больницы приезжали сестры милосердия, настроенные определенным образом тем доктором, который меня осматривал в больнице, делали мне перевязки и через полтора месяца я вылечился настолько, что смог идти в школу. Хотя потом еще долго у меня оставался рубец на щеке.

Лазанье по деревьям и не только
Мы очень любили лазить по деревьям – это было так занимательно, так щекотало душу, что трудно было удержаться не забраться на какое-нибудь дерево. Мы залезали на деревья, перекликались, шумели, кричали. Соревновались кто выше, карабкались на самую макушку. Случались довольно сильные ветры, вершины деревьев качались с довольно большой амплитудой. Все это было предметом смелости и гордости. Лазили мы в основном на вязы, на деревья, которые были наиболее распространены в Зарецкой. Были вязы и у дороги, которая шла от станции в Зарецкую. Вязы имеют очень пушистую крону и с макушки можно было видеть всех прохожих, оставаясь абсолютно невидимыми. И возможно поэтому кому-то в голову пришла дурацкая идея. Собственно ясно, какая могла возникнуть мысль, очевидно, какой мог возникнуть великий соблазн для подобной публики. Некоторые прохожие были очень наивными и искренне удивлялись откуда вдруг случается дождь, при такой солнечной погоде. Не все были наивны, со временем хулиганство обнаружилось, и было решено его пресечь. Поскольку к тому времени пострадали уже многие, то желающих организовать поимку и наказание хулиганов оказалось достаточно, и к мероприятию отнеслись серьезно. Как только нас застали за нашим развлечением, внизу поставили стражу, которая поджидала, когда мы спустимся на землю. В конце концов, компанию нашу изловили. Пострадавших, желающих поквитаться, оказалось на удивление много, хорошо, что на нашу защиту пришли старшие братья. За меня заступались Иван и Павел, у других тоже были заступники. В результате нас все-таки передали на суд родителей. Дома состоялась лекция о хороших людях и нехороших. Было объяснено, что если мы такое дело не прикончим внезапно и немедленно и не поклянемся, что больше никогда не будем писать на головы прохожих, то будет очень плохо. На этом собственно наше развлечение и закончилось.

Гиганы
Ходили по Зарецкой мужики, не имеющие профессии, не работающие ни на каком предприятии, промышляющие, видимо воровством, и при этом обладали они определенной фантазией, определенным гонором, заигрывали с молодежью и устраивали разные развлечения для детворы. В частности, устраивали в Зарецкой недалеко от нашего дома, так называемые, «гиганы», или гигантские шаги.
Оснастка для этого аттракциона готовилась следующим образом. Закапывается глубоко (метра на два, на два с половиной) ровное длинное бревно. На верхний торец бревна прибивается вращающийся диск с крючками для веревок-канатов. На нижнем конце канатов завязывается петля, в которую можно вставить ногу. Все бегут в одном направлении все быстрее и быстрее и в конце концов, центростремительное ускорение дает возможность делать гигантские шаги, вращаясь вокруг столба. Бывали во время такого развлечения и печальные события. Например, можно споткнуться, долететь до столба и приложиться любым местом. Дисциплины особой не было, сочувствия тоже. Но все-таки, старались прекратить вращение, когда упавшего заматывало канатом. А мужики, которые делали гиганы, еще и оказывали свои услуги. Брали длинную палку с вилкой на конце, упирали ей в основание каната, и раскручивали участников, прикладывая усилие по касательной к вращающемуся диску. По команде все начинали бег, потом когда диск раскручивался, мужики продолжали его вращать и катать детвору уже на большой высоте. Ребята могли подниматься метра на три четыре от земли. Потом по команде рогатины убирали, и карусель вращалась сама по инерции. При этом бывали крайне опасные события. Иногда один из канатов цеплялся каким-то образом за столб, канаты начинали накручивались на столб - ребята налетали друг на друга, кто-то старался подтянуться к верху, кто-то защищался, получалось настоящее месиво.
Силами этих мужиков создавались и другие развлечения. Был установлен, например, турник и брусья. Этот спортивный инструмент появился в Зарецкой примерно в 19-м году, когда мне было четыре года и сохранялся примерно до 25-го. Делали луки, и были весьма опасные состязания.

Церковные праздники
Отмечались церковные праздники. Одним из наиболее веселых праздников было Рождество. Мы проявляли определенную активность - собиралась группа ребят, у нас была, сделанная старшим братом пятиконечная звезда, оклеенная прозрачной красной бумагой, и с этой звездой мы ходили по улице и предлагали односельчанам свои услуги, предлагали прославить Христа. Не все относились к нашему энтузиазму одинаково. Одни с радостью приглашали а дом, другие приглашали умеренно, а третьи давали от ворот поворот, как устно так и физическими способами, прекращали нашу общественно полезную деятельность на корню. Мы ходили по домам и пели церковные песни, основная цель которых была прославить Христа. Я не знал всех песен, вернее молитв, и когда наш хор начинал петь, то я приспосабливался. Когда я не мог расслышать слов, то мычал в общем хоре, а когда слышал два или три слова - произносил их со всей присущей мне мощностью голоса.
Хождение по домам начиналось уже после церковной службы. Праздник начинался с того, что стоявшей в углу церкви гроб, в котором был облик Иисуса, выкатывали на каталке в центр церкви и грамотные мужики читали возле гроба молитву. Рядом с Христом становился человек, брал библию, и мало популярным тоном читал жизнеописания Христа Спасителя. Шла долгая священная служба. Мы всегда были очарованы этим зрелищем. Иисуса надо было по процедуре целовать в лоб, руки и ноги.
Младшее поколение было в меру набожным. О чем свидетельствуют такие воспоминания. В церкви стояла тарелка, в которую надо было бросать монеты. Наша братия, не располагающая сколь ни будь существенными финансами, прибегала к такому фокусу. Брали три копейки бросали со звоном в тарелку, а пятак при этом брали и клали себе в карман. Церковный староста вскоре такой маневр сам увидел, то ли ему доложили об этом. Он становился неподалеку и когда видел, что православный тянется за пятаком, давал ему такого щелконца по затылку, что эта практика вскоре была закорочена.
К празднику у детворы были свои приготовления. Старший брат делал «хлопанцы» - сворачивал из бумаги цилиндр, туда засыпался порох, затем чугунная стружка, отверстие затыкалось, вставлялся фитиль, потом фитиль поджигался, пугач бросали, он извергал горение опилок, а в конце хлопал и разлетался на мелкие части. Некоторые ребята пытались украсить праздник забрасыванием таких хлопонцов на территорию церкви. Но староста был мужик весьма строгий, степенный и с изрядными телесами и тому кто бросил хлопанец доставалось изрядно.
А на пасху Христос воскрес. Главным событием на Пасху было варить яйца и красить их в разные цвета: красный, зеленый, синий и так далее. И была такая игра. Надо было биться. Один биток держит в руке яйцо, а другой бьет в головку, потом в попку. И тот у кого яйцо погибло, тот вынужден был его отдавать.
Мне бабушка на Пасху давала три яйца из довольно солидной кучки. Бабушка проращивала овес и сверху клала в кучку разноцветные яички.
Не было еще рассвета, я уже выскакивал из дома биться яйцами. Не проходило и пяти минут, как я оставался без яиц и бежал опять к бабушке клянчить.
-Бабушка, ну ты мне не три, ты мне два дай.
- Иш-ты, два ему, и одного будет достаточно, - говорила бабушка - если будешь биться, ни одного яйца не получишь.
Что делать? Искушение великое. Ведь опасность вроде как обоюдная, вероятность равновеликая. Можно провалиться, но ведь можно и отыграться. Но почему-то так получалось, что все мои яйца оказывались мягкими.
Оказалось, что мошенники как-то наловчились стискивать так яйцо, что лобовая часть его укреплялась от этого давления. Я тогда не постигал основ сопромата и прочих наук и всё время проигрывал. Вот так начиналась Пасха. А часам к 12:00 почему то на Пасху весь народ выходил на улицу.
Помнится на Пасху уже была темная земля с мелкой порослью травы и кое-где в тени виднелись снежные кучи. У нас, мальчишек, было такое состязание. Надо было найти «теплое» место (на самом деле все они были ледяными) и выстоять как можно дольше на этом месте босиком. Это тоже была возможность проявить геройство и себя показать и на других посмотреть. Для сохранения здоровья мы всё время подпрыгивали босыми ногами на этом «теплом» месте.
На Пасху часто было половодье. Затапливались многие дома, но церкви стояли на пригорке и поэтому церкви окружали с лодками и собиралась очень много людей. В церкви начинался Крестный ход. Брали религиозные реликвии, знамена, и на баркасах с фонарями плыли вокруг церкви. Это производило очень сильное впечатление на всех.
Была ещё, Масленица, пекли блины и угощались, и угощали, и ходили к друг другу в гости.
Так протекали в Зарецкой религиозные праздники.

Катенька
Бывали застолья на именины. В Зарецкой было изрядное количество хулиганов и воров - молодых людей, которые занимались тем, какое счастье пошлет им случай. Они, конечно, развращали молодежь и даже самых маленьких. Было определенное влияние и на меня. Помнится мне года четыре. И у моей крестной (тёти Кати) именины.
Зная об этом старшие мальчишки меня настрепалили. Иди к застолью, пропой гостям песенку и крестная даст тебе рубль. И научили такой песенке.
Ах ты Катенька
Распузатенька
В печку лазила,
Титьки мазала
На улицу выходила
И всем показывала
Я вооруженный стихотворением, в котором не знал половину слов, пришел домой, где за столом уже сидели гости, обратился ко всем и предложил исполнить именинную песенку. Предложение было принято, меня поставили на видное место, и я начал. По мере того, как я исполнял эту песенку, воодушевление за столом все возрастало, а к концу все хохотали буквально до упада. И в этот прекрасный момент моего торжества, когда я был невероятно польщён реакцией взрослых, и ждал обещанного рубля, кто-то взял меня за ухо и повел в другую комнату. Этим кем-то оказалась моя мама. Так вместо необыкновенной заслуги, я получил столь сомнительное вознаграждение.

Пионерия
Церковь определяла праздники. Церковная одежда, иконы, роспись - все это производило впечатление и интересовало ум, который только начинал разворачиваться. Но вскоре в школе организовался пионерский отряд и меня как недоросля туда не допускали. Но как известно, запретное сладко. Я долго добивался, и, наконец, эти усилия увенчались успехом. Главным образом потому, что мой старший брат был уже пионером и составил мне некоторое протеже. Мне не хватало года или даже нескольких лет, но по протекции брата меня все-таки приняли. Многое из того, что говорилось в пионерском отряде очень прельщало меня и вызывало большой интерес. Среди прочих выдвигался тезис о диктатуре пролетариата, который я воспринимал в его прямом смысле. Что люди бедные станут управлять людьми богатыми, и тогда установится мир на земле. Трудно сейчас обсуждать существо этого тезиса, но в свое время он был очень привлекателен. В пионерском отряде было очень много интересного. Выдающимся событием того времени было то, что я впервые смотрел кинокартину «Красные дьяволята». Демонстрировался фильм в закрытой уже в то время церкви. Зрители сидели на полу, а киноаппарат устанавливался на треноге. Частями показывался фильм, который говорил о героизме таких же малышей как мы сами. И когда я посмотрел этот фильм, то еще сильней убедился, что возможна такая жизнь, при которой бедные могут противостоять богатым и даже выигрывать в этой классовой борьбе.
Замыслы воплощения пионерской деятельности были самые грандиозные, например, по инициативе старшего брата мы стали выпускать газету «Зарецкий маяк». Мы видели много пороков в Зарецком обществе: пьянка, дебоши и прочие отрицательные явления и решили эти пороки изобличать, перевоспитывать людей с низменной нравственностью. Один из первых номеров помню до сих пор. Во весь лист был изображен маяк со сверх ярким лучом, освещающим реку Десну и небо. И в этом маяке было немало всякого фактичекского материала, изобличающего пороки наших односельчан. Эту газету в первую ночь кто-то сорвал и никто ее по существу не читал и не видел. Такой факт повторился и второй раз и, наконец, мы компанией отправились за поддержкой в Брянский отдел райсовета, который имел административные функции. Нас направили в отдел литературы, мы принесли нашу газету, и нас уж больно хвалили. Во-первых, за саму идею, в какой-то мере отзывались лестно и о наших художественных способностях и самих материалах и т.п. Поддержанные райсоветом, мы принялись за газету с новыми силами. Финал этого первого политического начинания закончился весьма плачевно. Однажды мы всей семьей за исключением Ивана пошли в гости к моей крестной матери тете Кате, и, когда мы шли обратно, нам сказали «у вас пожар!» Мы, конечно, побежали что есть сил, прибежали к дому - никакого пожара нет. Оказалось, что пока никого кроме Ивана не было, кто-то проник в наш двор. Во двор выходило одно из окон. Окно было раскрыто. Уже темнело, Иван зажег керосиновую лампу, и с этой лампой двигался по направлению к письменному столу. В этот момент через окно был брошен галун, который ударил по стеклу лампы, сбил стекло. Иван выронил и саму лампу, она упала но керосин не загорелся и никакого пожара не занялось. Ограничилось все волнениями Ивана. После таких событий нам уже в райсовете не рекомендовали заниматься этим видом политической деятельности.
По инициативе среднего брата Ивана мы стали выпускать семейную стенгазету с тем чтобы сор не выносить из избы, вешали эту газету на стену в доме и там всех описывали понемножку. Но самый трудный эпизод выпал, как всегда, на мою долю. В газете эпизод из моей жизни был отражен очень кратко. А между тем история о том, как я остался без штанов имеет право быть описанной более подробно. Дело было в разгар лета. А надо сказать, что неподалеку от нас – под Татаркой было озеро с холодной ледяной водой (там били ключи), такой холодной, что там никто не купался, не решались. На том озере были красивейшие кувшинки. И вот однажды меня вдохновила мысль сплавать за этими кувшинками. Один я идти не решился, а позвал соседского паренька, который был меня на два года младше. Кличка у него была Панас. Мне было лет восемь, а ему значит шесть. Одеты мы были не очень обильно в трусиках, легких рубашках и ничего больше.
Пришли мы на озеро, я стал раздеваться.
Говорю «Вот тебе мои трусы и рубашка, присмотри за ними» и полез в воду, а Панас стал прыгать по прибрежным кочкам.
Я как вошёл в воду – почти оцепенел, такая вода холодная, нарвал несколько цветов и один раз только нырнул чтобы посмотреть на дно. Дно было потрясающее - там были заросли водорослей похожих на деревья. Вылез я, дрожу и говорю Панасу - давай одежду. Он мне подает рубашку. Я спрашиваю остальное где? А он говорит - ты мне больше ничего не давал. Я говорю Да ты что?! И чувствую, он потихонечку начинает от меня отдаляться, переступает с кочки на кочку и так все дальше от меня. А как ступил на твердый грунт, так вообще дал деру. То ли в воду трусы уронил, то ли ветром их унесло. Струсил и убежал. Я сначала по кочкам прыгал пока на ровное место выскочил, потом припустил за ним, добежал до дороги, где люди ездят, как дальше побежишь, стыдно, вернулся к озеру, стал ждать некоторого помутнения в атмосфере, чтобы пробираться к своим.
Мне было неловко пересекать дорогу по которой шли телеги и я просидел возле озера пока не начало темнеть. А дома паника, ушел на озеро и не вернулся. Когда изрядно стемнело, я огородами добрался до нашего сарая, сидел на сене и прислушивался. Мне показалось, что мама плачет в доме и только тут я подал сигнал. Семейство бросилась на мой зов, окружили сарай, и сначала меня хотели высечь. Потом по-моему Павлуша забрался по лестнице на чердак меня спустили вниз, мама тут же схватила меня и утащила спальню. Никто меня не сек, ни тогда и не после.

Кузнечный цех
Отец работал кузнецом на Брянском Арсенале, старом оружейном заводе, который создавался еще во времена правления Екатерины. По рассказам отца за несколько лет до моего рождения на заводе произошла страшная авария. Завод стоял на берегу реки Десны. Достаточно близко к берегу находился Кузнечный цех, в котором работал отец. И вот однажды ночью этот цех целиком провалился сквозь землю. Погиб тогда один человек – сторож, рабочих в это время на заводе не было. Событие это сопровождалось таким грохотом, что собрался весь Брянск. Появились разные версии случившегося. Дело в том, что Брянск расположен на правом высоком берегу Десны, почва которого насыщенной известью. Ручьи промывали каналы, происходило постепенное вымывание породы, образовывались так называемые «судаки», и поскольку в кузнице шло постоянное сотрясение, то со временем произошло обрушение и под землей исчез целый цех. Образовавшийся проем долго пытались засыпать землей, но сделать этого так и не удалось. Внизу бурным потоком текла вода и вымывала ссыпаемый грунт.
Событие это произошло примерно в 1910 году -в то время, назревала первая мировая война, и нужно было форсированным темпами восстанавливать кузнечный цех, приступать к созданию военной оснастки. Пришли к выводу, что надо строить новый цех и строить очень быстро буквально неделями. Цех строили ангарного типа, используя гибкие металлические профили похожие на шифер. Ширина такого ангара была небольшой (около ста метров) при значительной длине. Металлический лист нагревался солнцем, под крышей были открытые горны, гарь и копоть поднималась наверх, работать там было тяжко.
Отец работал на производстве якорей. В кинофильме Пётр I есть эпизод где Петр вместе с кузнецом делали Якорь. У якоря имеется основной стержень и к нему приделываются лопатки. Бывает четыре лопатки, бывает три и были двух-лопаточные якоря, этими разными якорями усеяна вся река Десна. Бывали разные аварии и эти якоря уходили в землю.
У отца было два молотобойца. Части, которые надо сварить, разогревали в Горне до белого каления, отец всыпал какие-то флюсы, потом укладывали детали одну на другую, отец молотком показывал, куда надо наносить удары, и молотобойцы долбили кувалдами пока одна деталь не срастется с другой.
Тяжёлые условия жизни на этом заводе приводили к тому, что кузнецы как правило жили лет до пятидесяти не больше. Они умирали в основном от туберкулёза, или от других болезней, а также от того, что закладывали лишнего за воротник. И вот отец уже стал совсем слаб, внимание и реакция была не очень хорошей. И однажды один молотобоец ударил его скользящим ударом по голове, отец не успел увернуться. Но при этом не было удара внутрь мозга, удар был скользящий. Отца отвезли в больницу, и он стал выздоравливать, но после этого сотрясения у него возник инфаркт, он стал сердечным больным. Кроме того у отца были слабые легкие. Фельдшер, который обслуживал весь завод (один человек примерно на 5000 человек) запретил отцу работать в цеху. Отец подался в артель инвалидов, которая в основном состояла из евреев. Занимались они в основном торговлей. На более легкой работе отцу не становилось лучше, ему было трудно дышать. Он болел и инфарктом и туберкулезом и бесконечным воспалением лёгких. В конце концов, врач сказал, что для того чтобы выздороветь, отцу нужно сменить место проживания – переехать из низины (мы жили в Зарецкой в низком месте, которое затапливалось во время половодья) на Петровскую гору, где теплее, чище воздух, и меньше влажность. Договорились с каким-то рабочим и отец поселился в комнатушке на Петровской горе. Вскоре отец умер прямо у меня на руках.
А я вскоре поступил на завод, было мне тогда 15 лет. На заводе среди прочего делали оси тележек орудий. Оси вытачивали, а потом термически обрабатывали в кузнечном цеху: закаливали и отпускали, при этом должна была обеспечиваться определенная твердость, которую я проверял на прессе Бринелля. Были у меня задачи в других цехах. В кузнечном цеху мне приходилось бывать по полтора два часа в день, для испытания на твердость различных изделий. Остальная работа проистекала в других цехах. Когда я выбегал из кузнечного цеха и выплевывал слюну, то она была похожа на нефть (чёрная жидкая масса). Кузнечный цех в описанном мною виде просуществовал почти до начала второй мировой войны. К концу тридцатых годов было почти закончено строительство нового фундаментального цеха. Кстати, с строительство этого цеха велось при участии немецких специалистов. Называлось это русско-германская строительство. Незадолго до войны это сотрудничество прикончили. Новый цех был высоченный, воздух чистый, вентиляция, совсем другая культура производства. Но закончено его строительство было когда я уже ушел с завода. Я поступил на завод в тридцатом году, когда мне было 15 лет, а ушел в восемнадцать чтобы поступать в институт. Я окончил только семь классов, в институт принимали с 18 лет. Работая на заводе я сдал экстерном школьные экзамены и готовился к сдаче экзаменов в Бауманский институт.
***
На этом повествование отца обрывается. Замечу от себя. Что отец поступил в Бауманский и продолжал заниматься технологией сварочного производства. Проработал он в Бауманском более 50 лет. Защитил докторскую, организовал лабораторию технологической прочности, обучил десятки аспирантов из Советского союза, Китая и других стран (так называемого социалистического лагеря), написал фундаментальную двухтомную монографию «Физические процессы в металлах при сварке». Занимался проблемами горячих и холодных трещин, прочностью сварных конструкций, получил десятки патентов на различные изобретения в этой области. Но подробностей об этой части своей жизни он мне рассказать не успел, хотя и планировал. Но вот не случилось. Хорошо, что успел рассказать о своем детстве, а я успел рассказать об этом детстве вам, мои дорогие читатели.