Кочегар

     В семидесятых годах прошлого века служил я в Красной армии. Служил как большинство - рядовым.
Дедовщины и прочего безобразия в то время не было, по крайней мере, у нас в части. Так что солдатикам неплохо служилось, а порой даже весело. Два года, казавшиеся тогда мне бесконечными, пролетели, однако, со скоростью проходящей юности, быстро, как и сама юность. Остались воспоминания. Об армейской жизни, о сослуживцах, имена которых уже не все  и помню, о том, как торжественно присягал на верность армии государства, которого уже нет. И хотя в армейской жизни было всякое, память выветрила все негативное, и остались только  самые теплые воспоминания.
     Первые полгода служил я на севере нашей Родины, в учебной части, попросту - в учебке, где из меня готовили классного специалиста. Осенью по ее окончании  меня  направили для дальнейшего прохождения службы  в засушливую казахскую степь, летом больше походившую на пустыню. Летом под пятьдесят, ветер и песчаные бури. Дожди крайне редко. Деревья, если и есть, то все посаженные. В естественных условиях растут одни только колючки, да цветы весной. Только верблюды, гады ползучие и скорпионы могут жить в таких условиях. И люди еще, военные. Зимой минус двадцать, да  пронизывающий холодный ветер. Но скоро привык. И к суровым климатическим условиям, и к трудностям армейских будней. 
     Ночь в степи - красивейшее, доложу я вам, зрелище. Небо до самого горизонта - чистое, звезды яркие, близкие, кажется, вытянешь руку и достанешь. Бесконечность.
     Летом я, как положено, работал по своей технической военной специальности, а вот зимой… 
     Вот про мои армейские зимы и будет настоящий рассказ.
     Казармы наши располагались недалеко от города, а основное место службы находилось в шести километрах на полигоне, и на работу нас возили на грузовиках. На обед возили назад в казармы, потом снова на работу и вечером обратно домой. В субботу как положено общественные работы, потом баня. В воскресенье - выходной. Поход в армейский магазин, кино в неделю два раза, да еще футбол на песке, поскольку травы к середине мая уже вовсе не оставалось от зноя. Вот, пожалуй, и все наши солдатские развлечения. Увольнения в город  редко - раз в три - четыре месяца.
     Как-то осенью, теплую еще в начале ноября, вызывает меня к себе командир. Я как положено:
    - Рядовой Львов по вашему приказанию прибыл!
    -Вот что Львов, решил я перевести тебя на зимний сезон в кочегарку (прошлого кочегара выперли за пьянство). А то что за специальность у тебя в личном деле указана - библиотекарь, смех один. Будешь кочегаром!
Так я стал кочегаром нашей полигонной кочегарки.
     Надо сказать, что работа кочегара была хотя и грязновата, но считалась «блатной». Во-первых, потому, что жили кочегары здесь же, в кочегарке на полигоне, а не в казарме, а значит, были далеко от офицерского и старшинского глаза. А во-вторых, зиму проводили в тепле, в то время как прочий личный состав вкалывал на свежем воздухе на ветру и на морозе. Спали мы здесь же, на сооруженной нами кровати, недалеко от печей. Здесь же принимали пищу, стирали одежду, и отдыхали за небольшим столом у окна. Мы - это я и мой напарник, старший кочегар. А стало быть, мой начальник. Завтраки и обеды нам привозили в армейских котелках наши ребята из столовой, а за ужином мы ездили сами, поочередно. Пока эти котелки довезут, еда уже вся остыла. Поэтому приноровились мы готовить на месте, и в столовую ездили больше затем,чтобы запастись продуктами. А поскольку первый год я ходил в младших кочегарах, то ездить за ужином  чаще приходилось мне. В столовую я уезжал вместе со всеми после работы, а вот обратно возвращаться приходилось самому, обычно на попутной машине, которую, если повезет, голосовал на дороге, а если не повезет, то пешочком. Так и топаешь с вещевым мешком шесть километров в любую погоду. Когда в столовой дежурили свои,  у нас был праздник живота. Можно было и рыбкой разжиться, и огурчиками, и картошкой. А уж если сала перепадет, то готовь стол! Я-то тогда еще не пил, ну разве что за компанию, но народ у нас был по этому делу разный.  Готовить мы приспособились здесь же, на дымоходах, что шли и от печей. Поставишь сковороду на воздуховод, и через три минуты  все горит, только успевай смотреть. Ребята  наши часто заходили погреться, чайку выпить. Кое-кто и завидовал, но с подавляющим большинством  мы  крепко дружили. 
     Как-то раз прибегает кто-то из наших.
     - Львов, тебе посылка!»
Посылка! Это же для каждого солдата первейшая радость на службе. Мама положит чего-нибудь вкусненького, сладкого, теплые носки и письмо вложит. Иногда посылки вскрывали. Фрукты изымали - запрещено было. Иногда и спиртное присылали. Чаще забирали, а когда и проносило - не проверяли. У меня за две недели до Нового года день рождения, и поэтому я получал из дома большую, двойную так сказать, посылку. В этот раз была как раз такая посылка: банка шпрот, банка сгущенки, колбаса копченая, шоколадные конфеты, печенье и банка варенья. Конфеты с печеньем поделил пополам и передал ребятам в казарму. Остальное разделили - что на сегодня, отметить мои девятнадцать лет, а что оставить на Новогодний стол. Девятнадцать лет - возраст солидный. Как сейчас помню это празднование. 
     День выдался морозный, а вечер и того холоднее. Ветер, снег. Вечером телефонный звонок. У нас свой телефон в кочегарке, а как же, положено. Звонит мой коллега, тоже кочегар, только с другого конца полигона. Мы дружили.
    - Слух прошел - ты посылу получил?
    - Получил, однако.
    - Мне тоже прислали, - говорит.  Давай скинемся. Посидим.
    - Давай, говорю. У меня День рождения завтра, закуски хоть отбавляй.   
    - А мне водку прислали - в грелке
Был такой способ - водку в резиновой грелке присылать. Иногда проходило. Вот и в этот раз коллеге повезло. Я, конечно, поделился этим разговором со своим начальником, старшим кочегаром.
    - Так, так… 
задумчиво произнес начальник.
    - Я вот что подумал, на зайца надо идти.
А зайцев у нас в степи видимо-невидимо. Правда, самих этих зайцев я не видел ни разу, но следов по свежему снегу вокруг кочегарки было полно. Утречком выйдешь за порог, глянешь вокруг – весь снег вокруг истоптан. Как стемнело, пошли с собакой на охоту. Собаку командир из дома привел. Чтобы пожила у нас, пока он с женой не помирится. Они из-за этой собаки-то и разругались. Еду нам приносил для собаки. Только ей почти ничего не доставалось. Охотничья была собака. Спаниель. Только маленький. Но ведь и зайцы маленькие. Пошли. Никакие автоматы не брали, да у нас их не было, они в казарме в оружейке хранились. Я за всю службу видел их раза три, четыре. Охотились долго и упорно. Собаку спускали. Но безрезультатно.  Мой старший подумал и говорит: «Петли ставить надо. Сейчас пойду, поставлю штуки три. Старый охотничий способ». Я, городской, конечно ничего такого не умел. А напарник мой парень деревенский, опытный, ловкий. Поставил. Спать легли. А наутро, не поверите, в одной петле - заяц. Болтается, трясется. Позвонили сразу коллеге на тот конец полигона, у которого водка в грелке. Есть заяц! Гуляем. Вечером в кочегарке разделали мы этого зайца как положено. Сняли шкурку, сварили. Жесткий, подлец попался! Ничего, мы его и такого, под водочку и под огурцы соленые, что я с кухни привез. Сами понимаете, по армейской жизни - пир! Выпили, закусили зайцем, еще выпили. Только водка та резиной сильно воняла. Мой совет - не пересылайте водку в грелке. Потом гулять пошли, песни орали так, что разносилось за версту в звенящем морозном воздухе. Хороший был день девятнадцатилетия!
      Первую зиму топили мы керосином. Форсунку в котел поставили и милое дело - капает себе потихоньку, горит. Чисто. Ночью спишь, вполглаза поглядываешь, если надо - прибавляешь, Всего-то и делов!  Однажды закончилось наше счастье. Рвануло! Видимо форсунку не закрыли как следует, вот и рвануло. Меня так швырнуло головой об стенку, что я на миг выключился. А когда очухался, гляжу - в стене дыра, с метр в диаметре! Тут началось! Начальник штаба прибежал, командир. Переполох. Дошло, конечно, и до командира полка. Беспокоились, жив ли кочегар? Жив. Ничего мне не сделалось. Только рожа вся в копоти. Следователи приехали. На допрос меня вызвали. Я все честно: знать не знаю, оглушило. Думал, с кочегарки снимут. Не сняли, оставили - посчитали несчастный случай, и вины моей в том нет. Но  на следующий день вышел приказ – перевести все кочегарки полигона на уголь. Уголь. Кидаешь его кидаешь, грузишь его грузишь. Кошмар, одним словом. Так меня все мои коллеги кочегары проклинали. Рожа вся черная, рубаха - как из задницы вылез! Ну, натуральный кочегар! Все последующие годы только углем и топили.
      Пролетел год службы. Закончилась зима, весна пришла вся в цветах ненадолго, высохла трава на жарком казахском солнце, прошли осенние редкие дожди, сменился личный состав нашей роты. Старики, а за ними и черпаки разъехались по домам, мы сами стали сначала черпаками, а потом стариками. Наступила следующая зима. Мой старший весной  на дембель ушел. Я стал переживать, поставят на кочегарку или нет, припомнят, как я стену разнес? А я летом дизентерией заболел,  месяц в госпитале валялся. А после болезни меня в наряд на кухню нельзя, в столовую нельзя. Куда меня? Оставили кочегаром. И стал я старшим кочегаром - начальником кочегарки. Должность! Вот уже и следующий Новый год уже на носу. А значит, опять что-нибудь придумаем. Придумали.
       А дело так было. Тридцать первого числа приехал я, как обычно, в столовку за ужином. Мороз, помню, стоял крепкий, под двадцать. В столовой дежурили наши и я хорошо разжился. Хека взял  килограмма два, огурцов соленых хороших, картошки не мороженой, что бывало не всегда, сливочного масла. Мне опять пришла посылка. А ребята в казарме спиртом у пожарных разжились. Мне отлили, поделились, а я им в ответ колбасы московской, сервелата дефицитного, что из дома  прислали. Такого и на гражданке в те времена в магазине не купишь, а уж на периферии, откуда было большинство моих сослуживцев, и подавно. На полигон пешком возвращался. Замерз.
 Праздничный ужин приготовили на славу. Водку, что из спирта сделали, по кружкам разлили, подняли тост под куранты. Все как положено: «За нас! За дембель!» Последний год наступал, весной домой!  Понимать надо! Тут стук в дверь. Часовой знакомый из роты охраны заходит. Автомат через плечо, морда кривая от мороза. Как посмотрел на наш стол, так ему совсем плохо стало. Мы хека  сковородку нажарили, с картошкой, с луком, а еще  и сервелат и шпроты… Налили ему, конечно, согрели.  Он и говорит:
     - Я тут ходил, ходил, табун видел, пасется. Недалеко, метров восемьсот.
У нас и правда недалеко казахи табун лошадей пасли, низкорослых таких, неказистых.
     - Пойду, отобью. Покатаемся!
     - Как отобьешь? - говорю.
     - Так, - говорит.
Ну, значит, думаю, знает, что говорит. Им, жителям степей, наверное, привычное дело.
Пошел. Отбил. Приводит кобылку. Страшненькая кобылка, неухоженная. Аж жаль ее стало. Хлебом ее накормили и кататься пошли. Еще приняли перед этим,  само собой. Часовой молодец - что-то перекинул, что-то подвязал, шинельку кинул и вскочил в миг. И понесся по степи – только снежная пыль под копытами летит. Представьте себе картину. Ночь, полигон, свет прожекторов и пьяный  чурка-часовой в тулупе, верхом на лошади, с автоматом. Да еще кричит на своем непонятном русском:
     - Ну что? Похож я на пограничника?
Прискакал.
     - Теперь, - говорит,ты давай.
Я вообще первый раз в жизни сел на лошадь. Понравилось. Только на шинельке, без седла всю жопу себе отбил. Накатались мы в тот вечер до дури. Часовой наш доволен - дом вспомнил, наверное. 
     - Ну что?  Завтра кататься будете?, - спрашивает.
     - Что? Опять пойдем ловить лошадь?
     - Зачем ловить?, - говорит.
     - Вы ее не отпускайте. В  летнем душе заприте, а завтра еще покатаетесь и отпустите. Завтра Саид, младший сержант наш  дежурит.
Так и поступили. Заперли лошадь в летнем душе, хлеба дали. Наутро дежурный офицер приехал на работу. Мы это не учли. Топим, а у самих только одна мысль в голове. Пронесет? Не пронесет?!  Точно посадят, если лошадь в душе найдут! А она еще ржать начала. Ржет себе и ржет, сволочь! Жрать хочет - вот и ржет!  А в сарай не зайти, он на виду. Приходит дежурный.
      - Послушай, Львов. Что это у нас звуки какие-то странные целый день?
      - Какие звуки, товарищ капитан? Я ничего такого не слышал»
      - Не слышал? Значит показалось!
А сам точно чего-то заподозрил. Ходил, ходил кругами, слушал, нюхал, но зайти в душ так не догадался.  Пронесло! Уехал дежурный офицер. Вечером все повторилось.   
      У нас со  вчерашнего дня осталось, закуска тоже. Спирт мы хорошо разбавили, водки много получилось. Пришел Саид, мы ему налили, дали лошадь. Он проехался кружок, другой и опять выпить просит. Выпили снова. А он дурной оказался. Развезло его родимого.  Забрался на крышу кочегарки и сидит, поет и высматривает что-то. Как назло гляжу, на дорожке сидит кто-то, опять заяц! Я же говорил – их тут по ночам полно! Ну, он и дал пару раз одиночными, потом еще раз, и орет от радости. Я пошел поглядеть, но только уши от зайца и нашел. Вдребезги его разнесло. Еще бы, из Калашникова, с сорока метров! Сами-то мы уже хорошенькие, но соображаем!
    - Саид, - говорю, Ты иди, лошадь отведи и к себе возвращайся от греха.
А сами в кочегарку, прибрались и притихли как мыши. Вроде он лошадь отвел. Ну, думаю, ушел. Прошло, может с полчаса. Вдруг свет автомобильных фар. Дежурный по полигону возвращается с охраной.
     - Что за стрельба? - спрашивает.
     - Какие выстрелы? У нас все тихо - отвечаем.
А сами с напарником вот-вот в штаны наложим.
      - Пойдем, посмотрим.
Дошли до склада, свернули за угол, глядь - Саид! Спит паразит, а автомат в стороне, в метре от него лежит,валяется. Забрали они его. А мы, как прежде стали топить, такое наше качегарское дело.  Слышал потом от ребят, что с него лычки сержантские сняли и на губу, на пять суток отправили. И правильно! А ты не спи пьяный на посту! Не кочегар,  поди!
      Закончилась моя служба. Уволился я в запас. И не просто так, а имея значок  и свидетельство «Специалист первого класса». Хотя, честно говоря, специалист я был так себе. Зато кочегаром стал настоящим!