Покидая тысячелетие. Книга 2. Глава 1

Роман о том, как я социальный статус делал… Все совпадения случайны.

Можно измерять жизнь днями, годами, веками.
Эта книга о том, как мы из второго тысячелетия так и не вошли в тысячелетие третье. Но, может быть, и в предыдущих не жили? Ответ на вопрос - итоги минувшего, то есть условия жизни современников.


Билет у меня был до Хабаровска, а там надо было покупать новый, на какой-то сложный маршрут – Острог-Иркутск и куда-то в Среднюю Азию.
Где я буду жить на материке? У меня никогда не было своего угла, только общежития и редакции, в перерывах между ними – жилища друзей-холостяков, какие-то ночлежки и заезжки, но более всего – мастерские художников. Там у меня прошли годы…
Конечно, у меня, как и у всякого человека каторжного края, было довольно много знакомых и родственников. Но я даже представить себе не мог, что буду стучаться к ним. Зачем, вообще, заходить в дома людей? По какому праву вторгаться в чужой мир? И что я там буду делать? Кушать и смотреть телевизор? Беседовать на какие-то совершенно непонятные мне темы? Интересоваться скотиной и огородом, если это село? Спрашивать о здоровье и достатке, дядьях, тетях, детях? Но это же неискренне, нечестно. Притворство это! Зачем притворяться, а в мыслях искать совсем другое место для своего тела и дела. Почему-то я всегда чувствовал себя уютно среди преступников и проституток, бродяг и художников.
Куда ехать? Сразу к тёте в Байкальск? Остановиться в общежитии «Комсомольца окраины» в Остроге, оттуда лететь в Акатуй-Зерентуй к Чижову? Или сразу к Людоеду в мастерскую?
Острог, конечно, родной город. Кстати, название ему дали декабристы, сами же и строившие острог, а потом запланировавшие по всем правилам градостроительства целый город. С тех пор Острог  разделен вдоль и поперёк на прямые, как линейка, улицы. Остальные города Сибири и Дальнего Востока, это – спуски и подъёмы с неожиданными обрывами и впадинами, ничего прямого и вычерченного. По Владику и Хабаровску вообще ходить трудно, а Байкальск построен на каких-то оврагах, которые пересекаются и одна выходит из другой. Там только буряты и трамваи ходят прямо.

В аэропорту Хабаровска я купил билет до Острога, вылет был на завтра. Бесцельно бродя по городу, я купил газеты, и теперь размышлял о девятнадцатилетнем немце, который умудрился посадить свой самолёт на Красную площадь. Вообще, происходило что-то совершенно непонятное. Мне казалось, что я всё время выпадаю из пространства и времени, а попав обратно, оказываюсь уже другим человеком, который должен жить заново, но не может. Не может!
Стоя с газетой на тротуаре, я тупо читал «Ул. им. А. К. Флегонтова». Что-то переключилось у меня в голове, и я мучительно размышлял над фамилией, пока ясно не представил село Олочи, стоявшее на самом берегу Аргуни. И вдруг точно вспомнил: это же один из персонажей, о котором я должен написать целую главу в романе! Немец Руст выбил у меня из головы всю историю каторжан…
Алексей Канидиевич Флегонтов, мужик из нашего каторжного края, стал здесь первым председателем крайисполкома. Из Олочей. Года три назад, изучая его биографию, я смеялся: Флегонтов оказался пожизненным партизаном. Кто может представить себе пожизненного партизана? А я – могу. Такое возможно только в нашем, каторжном, краю. Матиас Руст, конечно, может стать героем, если только технология позволяет. Попробовал бы он прославиться с голыми руками?

Сев на скамейку в каком-то сквере, я выбросил газету с немцем в урну. Что ты, Виктор Борисович, забеспокоился о ночлеге и вообще, о своём угле? Ты подумай об Алексее Канидиевиче Флегонтове, который был организатором партизанского движения в Гражданскую войну на твоей каторге и Дальнем Востоке. С началом Великой Отечественной войны, он, за несколько дней, написал брошюру «Спутник партизана», отправил рукопись Сталину, после чего проник с группой бойцов в тыл врага и организовал там партизанскую бригаду «За Родину!». Один из руководителей партизанского движения, Герой Советского Союза, генерал-майор. О нём у меня должна быть целая глава.
Как же так получается? Я знаю наизусть десятки биографий, а биографию Флегонтова – до мелочей, но на его улице – забываю. И всё потому что немец посадил свой самолёт на Красной площади! Выбросил я только газету, но немец не улетит обратно, событие не повернётся вспять. Оно случилось! За ним случатся и все остальные, какие тебе, Виктор Борисович и присниться не могут.
В гостинице мне предложили только двухместный номер, где уже был постоялец. Естественно, я согласился. Номер был открыт и постоялец, плотный и смуглый мужик с черной щеточкой усов, уже выпивал и закусывал. Пригласил и меня к столу. Отказываться не стал, а потому сходили вместе за второй.
В полночь заговорили на все темы разом: политика, страна, перестройка, сельское хозяйство.
- А почему коза серит горошками, а казах лепёшками?
- Ты в говне не разбираешься, а туда же – в сельское хозяйство!
Мы чуть не подрались. Потом познакомились. Бахыт Сериков, зоотехник. Прибыл с целью сбыта баранины и говядины. Ах вот почему он взбеленился на меня за вопрос – казах с фамилией Сериков. В общем, мы с ним подружились и послали Матиаса Руста к чёрту. Но ведь не улетит же обратно! Вот привязался…

Тяжелый, с похмелья, я подлетал к Острогу. Над землей клубились огромные облака дыма, закрывая тайгу и сопки, озёра и реки. Города не видно было вообще. Что это? Всепланетная катастрофа? Врезался метеорит? Атомная бомба? Внизу горело всё, что может гореть! Дым становился уже чёрным, клубы его поднимались и растекались лохмотьями. Время в салоне стало военным, фронтовым стало время. Рёв двигателей усилился, люди тревожно шептались, внизу полыхала битва.
В голове у меня взрывались кошмары.
Самолет сел с третьей попытки. Сквозь дым мелькали силуэты вертолётов, самолётов и машин. И только в аэропорту сказали: седьмые сутки горит тайга. Таких пожаров каторга никогда не знала и не видела? Природные? Не может быть! Поджигают какие-то диверсанты? Но откуда они? С прилётом Матиаса Руста стало возможно всё.
В моём сознании вспыхнуло, как табло: тайгу жгут в глобальных масштабах специально, цель – вывоз за границу. И это только начало.

В «Кошаре», то есть общежитии «Комсомольца окраины» было всё по-прежнему. Будто бы и не улетал никуда. За окном – дым, в квартире – пьянка и разврат.
- Китайцы по всей тайге лес готовят! – сообщили комсомолята.
- Всех, наверное, купили. Сами не жгут, а людей нанимают.
- Так они всю планету сожгут!
- А почему бы и нет? Ты же не охраняешь.
- Кто их запустил?
- А кто немца пустил на Красную площадь?
- Ребята, машинка пишущая есть?
- Витька прилетел! У Сашки в комнате есть. Но он там с чувихой кувыркается. Зайди, да возьми. На подоконнике пристраивайся.
- Или к Сашкиной бабе.
- Здорово, Азар, садись – водки дам!
Картина стала ясной. Жизнь здесь становится всё хуже и хуже, но никто и не думает об этом. Принцип старый «Нас толкнули – мы упали, нас подняли – мы пошли». Герои! Любую войну выиграют, смело войдут в чужие города, а в свои вернутся со страхом…
Спасибо Барабашу: бухгалтерия начислила мне столько денег с коэффициентами и гонорарами, что хватило бы прожить месяц в условиях города, да ещё снимая квартиру. В Остроге оставаться нельзя. В «Кошаре» ничего не напишешь, не издашь, не придумаешь. Воображение там одно – пьянка и разврат. Остаются – тётя Белла и Чижов. Первая – издательство, второй – работа и жильё.
Значит, надо всё-таки съездить к тёте. Отчитаться за наработанный социальный статус. Три экземпляра половины написанного романа у меня есть. Тоже товар, не серу же варить, как раньше. Можно где-нибудь ещё и гонорею, то есть гонорар надыбать, как говорят на каторге.
Теперь я снова упаковывал сумку.
- Ты куда? Только зашёл и снова собрался.
- В Байкальск.
- Во даёт Азар! А поговорить?
- Некогда, мужики.
Снова я сбегал по лестнице с пятого этажа, и снова слышал вслед треньканье гитары и хриплые голоса зассанных «диссидентов» каторги. Никогда я не осуждал и не собираюсь этого делать. Ведь это мои друзья и современники. А их не выбирают.
Улицы – в дыму, троллейбус идёт чуть ли не наощупь. Все ждут спасительного ветра, который должен разнести дым. Дурачьё, ветер, наоборот раздует пожар до вселенских масштабов.
- Говорят, что вся власть сбежала!
- Кто же это такую панику распускает?
- Слухи говорите? В каждом слухе – чуткое ухо!
- Никто не тушит. Что же это творится? Никогда таких пожаров не было!
- Лес кому-то нужен. Не понятно что ли. Списывать легко на горельники, а под них полстраны вывезти в Китай.
Троллейбус трясло. Правильная поговорка – управляет один, а трясутся все. Вот и вокзал – лежбище шныряющих по стране толп и родной дома цыган.
Билеты до Байкальска есть всегда. На челябинский поезд, посадка уже идёт! Ох, отвык я от материка! Маленькие размеры портят большие чувства.

Успокоился я только у окна вагона. Казалось, что вагон специально набили пьяными вперемешку с цыганами. Нельзя ли прицеплять для них отдельный, цыганский, вагон? Откуда-то нестерпимо воняло тухлым мясом. Студентам что ли продукты везут. Нахера такой тухлятиной дитё кормить? Дань традициям? Человек меняется непрерывно. Вот в эту минуту он совершенно отличается от своего предка, который жил десять или пятьдесят лет тому и вынужден был есть кисло-молочные продукты и жирное мясо, которое, кстати, не у каждого могло быть. Сегодняшнему существу, вопиющему о славных делах своих кисломолочных предков, очень вредно поглощать продукты, требуемые человеку хотя бы пятьдесят лет тому назад. Химия уже другая...

По проходу протискивались молчаливые мужики и бабы с кипами газет, журналов, дикой порнографии, гороскопов, предлагая их купить. Народ совал им синими от татуировок руками синие рубли. Говорили, что остановки, вокзалы и поезда облюбовали карманники, откуда-то вынырнули банды грабителей. А тут ещё пожар. И дым!
Часа через два, подложив под голову чёрную кожаную куртку, я вжался в угол. Но сна не было. Гудела и вихрилась какая-то нереальная реальность. Внезапно я оказывался в детстве и, счастливый скакал куда-то на коне вдоль берега реки, то ехал с отцом и матерью на нашем «ГАЗ-67», и все мы смеялись, ветер развевал наши волосы, вдоль обочин быстро мелькали трава и цветы, то бежал к пенящимся волнам моря в детском лагере «Орлёнок». Погрузившись в бездну счастья, я внезапно выныривал и оказывался в грязном вагоне, среди суетящихся, а оттого давящих друг друга людей, изрыгающих грязную похабщину и страшно пропахших водкой и табаком, тухлой едой и помоями. Также же пахнет в любом подъезде любого сибирского города.
Ночью эта неистребимая вонь обновлялась запахами едкой гари и дыма. Вагон храпел и стонал. Где-то натужно и страшно кашляли, казалось, что человек собирает в невероятном комке гноя половину себя, всю свою судьбу, чтобы выхаркнуть на всех нас. Конечно, каждый из нас может собрать таким образом себя и свою судьбу.
Все мы такие! Все – гной. Все мы одно несчастье и безумье…

- Братка, братка, дай закурить! – Чья-то лапка осторожно проникала под голову, устремляясь к моей куртке.
Выпрямился я мгновенно, так же мгновенно отпустив пружину левого кулака. «Братка» улетел в провал прохода, обо что-то ударился, но даже не пискнул. Бывалый.
- Правильно, братуха! Втихаря подлюка подлез! – Рассмеялся кто-то третий чуть ли не с третьей полки.
- Каратист что ли? – Отозвался ему кто-то в темноте.
- На станции, наверное, забежал, - лениво сказал ещё один.
Куртка была на месте, бумажник – тоже. Сумка – подо мной, в ящике. За окном светало. В провале никто не суетился. Уполз куда-то карманник.
Мы подъезжали к Байкальску. Дым был и здесь.
Теперь я просыпался в новой реальности, уже не выпадая из пространства и времени. И знал, что эти пожары выгодны тем, кто сидит на самых верхах, в ЦК, обкомах и местных властях. Это какие-то неизвестные нам корпорации, которые собираются продавать лес мегасоставами. Кто перед ними жалкий карманник, который, возможно, где-то моет под краном свою окровавленную башку, выплёвывая выбитые зубы под ругань пьяной матери?
А если горит вся страна?
В соседнем отсеке бреньчала гитара, звучала бурятская речь, нетрезвые и хриплые голоса напевали:
Сопки голы и не голы,
Поле ровное, как стол.
Здесь одни жидо-монголы.
Может, я – жидо-монгол?

Новое племя зародилось за годы советской власти? Вполне может быть. Каторга дробит и смешивает всех. Тут особые химические процессы.

Продолжение следует.