Униженные и оскорбленные

                УНИЖЕННЫЕ И ОСКОРБЛЕННЫЕ

            Пьеса B.C. Аулова по одноименному роману Ф.М.Достоевского
В случае постановки, обращаться vladimiraulov61@mail.ru   Образование ГИТИС
                реж.фак.

                ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
1 ИВАН ПЕТРОВИЧ /ВАНЯ/
2. НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ ИХМЕНЕВ
3. АННА АНДРЕЕВНА ИХМЕНЕВА /его жена/
4. НАТАША /их дочь/
5. ПЕTР АЛЕКСАНДРОВИЧ ВАЛКОВСКИЙ /КНЯЗЬ/
6. АЛЕША /его сын/
7. КАТЯ
8. ДЕВОЧКА /НЕЛЛИ/
9. МАСЛОБОЕВ
10. БУБНОВА
11. МАВРА
12. ДВОРНИК
                ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
                Сцена I
/Гостинная в доме Ихменевых. В комнату входят Иван Петрович, Анна Андреевна, Николай Сергеевич/
Н.С.- (Продолжая начатый разговор) ...Знаю, братец, знаю, а ведь я все-таки рад, что твоя стряпня не стихами писана. Стихи, Ваня, вздор: уж ты не спорь, а мне поверь, старику; я добра желаю тебе; чистый вздор, праздное употребление времени! Стихи гимназистам писать. Проза другое дело! Тут сочинитель даже поучать может, - ну там о любви к отечеству упомянуть или так, вообще про добродетели... да! Я, брат, только не умею выразиться, но ты меня понимаешь; любя говорю. Ведь ты нам почитай что сын.
ВАНЯ - Спасибо Николай Сергеевич.
Н.С. - А, что, Ваня, ведь и второе издание, чай, будет? Тогда опять деньги... Гм!
А.А. - И неужели вы столько денег получите, Иван Петрович? Гляжу на вас, и все как-то не верится. Ах ты, господи, вот ведь за что теперь стали деньги давать!
ВАНЯ - Да доходы-то мои не так уж и велики, Анна Андреевна. И потом, что это мы все обо мне. Вы-то как? Почему как приехали в Петербург сразу не дали мне знать? Ведь если бы не записка Наташи, не увиделись бы и теперь. Ну, так как вы, Николай Сергеевич, Анна Андреевна?
Н.С. - Да как, как? /через паузу/ Все так как-то... Знаешь что, Ваня, о делах после как-нибудь поговорим. А сейчас пойду-ка я распоряжусь насчет чая. А ты, мать, занимайся гостем. /Выходит/
ВАНЯ - Темнит что-то Николай Сергеевич. Что случилось, Анна Андреевна?
А.А. – Беда на нас снизошла, Ваня.
ВАНЯ - Что-же, говорите!
А.А. - Ты, конечно, помнишь соседа нашего по имению Петра Александровича Валковского?
ВАНЯ - Помню, хотя и не виделся с ним ни разу.
А.А. - Да и не мудрено. До последнего времени он лет двадцать там не объявлялся. А в те поры, после смерти своей жены, князь уволил тогдашнего управляющего усадьбой за воровство и предложил это место нашему Николаю Сергеевичу. А уж как уговаривал! Ну и как соседа не уважить? По дружбе Николай Сергеевич и согласился, тем более, что князь выказывал ему чрезвычайную доверенность. Прошло много лет. Имение князя процветало. И вот, летом прошлого года князь прислал в усадьбу своего сына Алешу. Мы приняли его как родного. Он стал бывать у нас в Ихменевке чуть ни каждый день. Через некоторое время приехал сам князь.
Очень уж сильно он изменился. Сделался вдруг особенно придирчив к Николаю Сергеевичу; в проверке счетов по имению выказал какую-то непонятную мнительность. Стал обвинять бог знает в чем Николая Сергеевича, и это при его-то кристальной честности. В общем произошел разрыв, но история еще этим не кончилась. По всему околотку вдруг распространилась отвратительная сплетня, что Николай Сергеевич, разгадав характер молодого князя, имел намерение употребить все недостатки его в свою пользу; что дочь наша Наташа /которой уже было тогда семнадцать лет/ сумела, влюбить в себя двадцатилетнего юношу, и что мы этой любви покровительствовали, хотя и делали вид, что ничего не замечали. Но удивительнее всего, что князь поверил всему этому совершенно и даже приехал в Васильевское единственно по этой причине, вследствие какого-то анонимного доноса, присланного к нему в Петербург. Тем временем ссора шла все дальше и дальше, явились доносчики, и князя успели, наконец, уверить, что долголетнее управление Николая Сергеевича Васильевским далеко не отличалось образцовою честностью. Разумеется, все это были одни клеветы, как и оказалось в последствии, но князь поверил всему и при свидетелях назвал Николая Сергеевича вором. Наш не стерпел и отвечал равносильным оскорблением; произошла ужасная сцена. Немедленно начался, процесс. Николай Сергеевич, за неимением кой-каких бумаг, а главное не имея ни покровителей, ни опытности в хождении по таким делам, тотчас же стал проигрывать в тяжбе. На имение было наложено запрещение. Вот мы и бросили все и решились переехать в Петербург, чтобы лично хлопотать о своем деле.
/Входит H.C. за ним идет Мавра, несет самовар/
H.C.- А вот и мы, с чаем. /Пауза/ Что это мать у тебя гость совсем уже нос повесил? О чем говорили?
А.А.- Да все о Наташе, батюшка.
Н.С.- А что Наташа? Молодец Наташа! Сейчас к ней поднимался. Как узнала, что ты приехал, Ваня, уж так обрадовалась! Сказала, что к чаю спустится.
А.А. - Да чтой-то она у нас какая-то стала такая, - не сообразишь с ней никак: здорова ли, больная ли, бог с ней!
Н.С. - А что? Ничего с ней, здорова. Так, в лета входит девица, перестала младенцем быть вот и всё. Кто их разберет эти девичьи печали да капризы?
А.А. - Ну, уж и капризы!
/Входит Наташа. Подошла к Ване. Протянула ему руку. Держась за руки смотрят друг на друга/
Н.С. - Ну, будет, будет. Еще успеете наговориться. А сейчас чай будем пить. / Все рассаживаются за столом. Мавра уходит./ Так что, Ваня, интересная, наверное у тебя жизнь. Разные истории наблюдаешь.
ВАНЯ - Как же, наблюдаю. Вот, на днях, любопытный случай со мной произошел.
К вечеру, перед самыми сумерками, проходил я по Вознесенскому проспекту. Как вдруг заметил старика, который приближался к кондитерской. В жизнь мою не встречал я такой странной, нелепой фигуры. Все его движения, делавшиеся как-то бессмысленно, как будто по заведенной пружине, его мертвенное лицо, старое пальто, разорванное по швам, изломанная, круглая, двадцатилетняя шляпа, - все это невольно пора-жало. За ним семенила собака, которой, кажется, тоже было лет восемьдесят. В кондитерской, где я его встречал уже не первый раз, он вел себя престранно. Никогда ничего не спрашивал, каждый раз проходил в угол к печке и там садился на стул. Так было и в этот раз. Войдя в кондитерскую, я увидел, что старик уже сидит, а собака лежит, как и прежде, растянувшись у ног его. Должен еще сказать, что старик, как только усаживался на своем стуле, тотчас же упирался куда-нибудь своим взглядом и уже не сводил его на другой предмет во весь вечер. Случалось и мне попадать под этот взгляд, бессмысленно-упорный и ничего не различающий: ощущение было пренеприятное, и я обыкновенно как можно скорее переменял место. В эту минуту жертвой старика был один маленький, кругленький и чрезвычайно опрятный немчик. Попивая свой пунш, он вдруг подняв голову заметил над собой неподвижный взгляд старика. Это его озадачило. Он пробормотал себе что-то под нос и молча закрылся газетой. Однако не вытерпел и минуты через две подозрительно выглянул: тот же упорный взгляд. Сцена становилась очень комическою. Наконец терпение немчика лопнуло, и он разозлился: "Зачем вы на мне так прилежно взирайт?" - прокричал он и вскочил со стула. Старик машинально взглянул на него и вдруг в его лице, доселе неподвижном, обнаружились признаки какой-то тревожной мысли. Он засуетился, нагнулся, кряхтя, к своей шляпе, торопливо схватил её вместе с палкой, поднялся со стула, и с какой-то жалкой улыбкой - униженной улыбкой бедняка, которого гонят с занятого им по ошибке места, - приготовился выйти из комнаты. "Азорка, Азорка!" - прошамкал он. "Азорка!" Азорка не пошевельнулся. "Азорка, Азорка!" - тоскливо повторил старик и пошевелил собаку палкой, но та оставалась в прежнем положении. Палка выпала из рук его. Он нагнулся, стал на оба колена и обеими руками приподнял морду Азорки. Бедный Азорка! Он был мертв. Старик с минуту глядел на него, как пораженный, как будто не понимая, что Азорка уже умер. Затем, улыбнувшись, какой-то странной, совершенно не подходящей к делу улыбкой, ускоренным, неровным шагом вышел из кондитерской. Все стояли в изумлении, а я, подняв оставленную им палку, бросился вслед. В нескольких шагах от кондитерской есть переулок, узкий и темный, обставленный огромными домами. Я нашел его там. Он сидел на приступке деревянного тротуара и обеими руками, опершись локтями на колена, поддерживал свою голову. Я сел подле него и предложил отвезти домой. "Душно!" - проговорил он едва слышно. Ему нужен был доктор. Старик было хотел приподняться, но поднявшись немного, опять упал на землю и начал что-то бормотать. Я расслышал лишь: " На Васильевском острове, в
шестой линии..." "Вы живете на Васильевском? - спросил я: "Но вы не туда пошли, это будет налево, а не направо. Я вас сейчас довезу. Старик не двигался. Он был уже мертв. Квартиру старика отыскали. Он, однако же жил не на Васильевском острове, а в двух шагах от того места, где умер, в доме Клугена, под самою кровлею, в пятом этаже в отдельной квартире, состоящей из маленькой прихожей и большой, очень низкой комнаты с тремя окнами. Жил он ужасно бедно. В столе отыскался его паспорт. Покойник был из иностранцев, но русский подданный, Иеремия Смит, машинист, семидесяти лет от роду. Спрашивали жильцов, хозяина дома, -никто об нем почти ничего не знал. Я осмотрел опустевшую квартиру Смита, и мне она понравилась. Я оставил её за собою: за шесть рублей в месяц и нельзя было достать лучше.
Н.С. - И что же, Ваня, ещё никто не наведывался о старике?
ВАНЯ - Прошло уже пять дней, как он умер, но ещё никто не приходил. /Раздался звук колокола, призывающего к вечерне/
А.А. - /вздрогнула/ Ты к вечерне собиралась, Наташа , а вот уж и благовестят. Сходи, Наташенька, сходи, помолись, благо близко! Да и прошлась бы заодно. Что в заперти-то сидеть? Смотри, какая ты бледная, ровно сглазили.
HATAШA - Я... может быть... не пойду сегодня. Я... нездорова.
А.А. - Лучше бы пойти, Наташа. Помолись, чтоб бог тебе здоровья послал.
Н.С. - Ну да; сходи; а к тому ж и пройдешься. Мать правду говорит. Вот Ваня тебя и проводит.
НАТАША - /встала, взяла шляпку/ Прощайте!
А.А. - И, ангел мой, что прощаться, далекий ли путь! На тебя хоть ветер подует; смотри какая ты бледненькая. /Наташа не двигается/.
Н.С. - Наташенька, деточка моя, дочка моя, милочка, что с тобою! Отчего ты тоскуешь? Отчего плачешь и день и ночь? Ведь я всё вижу; я ночей не сплю, встаю и слушаю у твоей комнаты! Скажи мне все, Наташа, откройся мне во всем, старику, и мы... /Обнял её/
HATAШA- Ничего, ничего, это я так... я нездорова...
Н.С.- Да благословит же тебя бог, как я благословляю тебя, дитя мое милое, бесценное дитя! Да пошлет он тебе навсегда, мир души и оградит тебя от всякого горя. Помолись богу, друг мой, чтоб грешная молитва моя дошла до него.
А.А. - И мое, и мое благословение над тобой!
HATAШA- /еле слышно/ Прощайте! /Быстро уходит/
                Сцена 2.
                /На улице Наташа ждет Ваню. Выходит Ваня/
ВАНЯ /подходит/- Наташа, что с тобой?
НАТАША - Душно!
ВАНЯ - Может быть лучше вернуться, Наташа?!
НАТАША - Неужели ж ты не видишь, Ваня, что я вышла совсем, ушла от них и никогда не возвращусь назад? /Пауза/ Ты винишь меня, Ваня?
ВАНЯ - Нет, но... но я не верю; этого быть не может.
НАТАША - Нет, Ваня, это уж есть!
ВАНЯ - Ты к нему, Наташа? Да?
НАТАША - Да.
ВАНЯ - Но это невозможно! Наташа, бедная ты моя! Ведь это безумие.
Ведь ты родителей убьешь и себя погубишь! Знаешь ли ты это, Наташа!
НАТАША - Знаю; но что же мне делать, не моя воля.
ВАНЯ - Да ведь ты же сама говорила сейчас Анне Андреевне, что, может быть, не пойдешь из дому... ко всенощной. Стало быть ты хотела, и остаться; стало быть не решилась ещё совершенно? Неужели ж ты так его полюбила?
НАТАША - Что мне ответить тебе, Ваня? Ты видишь! Он велел мне прийти, и я здесь, жду его.
ВАНЯ - Но послушай, послушай только, все это еще можно поправить, еще можно обделать другим образом, совершенно другим каким-нибудь образом! Можно не уходить из дому. Я тебя научу, как сделать, Наташечка. Я берусь вам все устроить, все, и свидания, и все... Только из дому-то не уходи! Я буду переносить ваши письма; отчего же не переносить? Это лучше, чем теперешнее. А то ведь ты совсем себя теперь губишь, совсем! Согласись, Наташа: все пойдет и прекрасно и счастливо, и любить вы будете друг друга сколько захотите. А когда отцы перестанут ссориться, тогда...
НАТАША - Полно, Ваня, оставь, добрый, добрый Ваня! Добрый, честный ты человек! И ни слова-то о себе! Я же тебя оставила первая, а ты все простил, только об моем счастье и думаешь. Письма нам переносить хочешь… /плачет/ Я ведь знаю, Ваня, как ты любишь меня, как до сих пор еще любишь, и ни одним-то упреком, ни одним горьким словом ты не упрекнул меня во все это время! А я, я... Боже мой, как я перед тобой виновата. Помнишь, Ваня, помнишь и наше время с тобою? Ох, лучше бы я не знала, не встречала б его никогда! Жила б я с тобой, Ваня, с тобой, добренький ты мой, голубчик ты мой! Нет, я тебя не стою! Видишь, я какая: в такую минуту тебе же напоминаю о нашем прошлом счастии, а ты и без того страдаешь. Послушай же, если я и люблю Алешу, как безумная, как сумасшедшая, то тебя, может быть, еще больше, как друга моего, люблю!
ВАНЯ - Наташа, это он сам потребовал, чтоб ты шла к нему?
НАТАША - Нет, не он один, больше я. Он, правда, говорил, да я и сама... Видишь, голубчик, я тебе все расскажу: ему сватают невесту, богатую и очень знатную. Отец непременно хочет, чтоб он женился, на ней, а отец,
ведь ты знаешь,- ужасный интриган; он все пружины в ход пустил. Связи, деньги... А она, говорят, очень хороша собою; да и образованием и сердцем - всем хороша; уж Алеша увлекается ею. Да к тому же отец и сам его хочет поскорей с плеч долой сбыть, чтоб самому жениться, а потому, непременно, положил расторгнуть нашу связь. Он боится меня и моего влияния на Алешу...
ВАНЯ - Да разве князь про вашу любовь знает? Ведь он только подозревал, а и то наверно.
НАТАША - Знает, все знает.
ВАНЯ - Да ему кто сказал?
НАТАША - Алеша же все и рассказал недавно. Он мне сам говорил, что рассказал отцу.
ВАНЯ - Господи! Что ж это у вас происходит! Сам же все и рассказал, да еще в такое время?
НАТАША - Не вини его, Ваня! Его судить нельзя как всех других. Ведь он не таков, как вот мы с тобой. Он ребенок: его и воспитали не так. Разве он понимает, что делает? Первое впечатление, первое чужое влияние способно его отвлечь от всего, чему он за минуту перед тем отдавался с клятвою. У него нет характера. Он вот поклянется, тебе, да в тот же день, так же правдиво и искренно, другому отдается, да еще сам первый к тебе придет рассказать об этом. Он и дурной поступок, пожалуй, сделает; да обвинить-то его за это пожалуй нельзя будет, а разве что пожалеть. Он и на самопожертвование способен и даже знаешь на какое! Да только до какого-нибудь нового впечатления: тут уж он опять все забудет. Так и меня забудет, если я не буду постоянно при нем. Вот он каков!
ВАНЯ - Ах, Наташа, да, может быть, это все неправда, только слухи одни. Ну, где ему такому мальчику жениться!
НАТАША - Соображения какие-то у отца особенные, говорю тебе.
ВАНЯ - А почему же ты знаешь, что невеста его так хороша и что он и ею уж увлекся?
НАТАША - Да ведь он мне сам говорил.
ВАНЯ - Как! Сам же и сказал тебе, что может другую любить, а от тебя потребовал теперь такой жертвы?
НАТАША - Нет, Ваня, нет! Ты не знаешь его; его надо короче узнать и уж потом судить. Нет сердца на свете правдивее и чище его сердца! Что ж? Лучше, что ль, если б он лгал?
ВАНЯ - Слишком уж любишь ты его, Наташа, слишком! Не понимаю я такой любви.
НАТАША - Да, я люблю, как сумасшедшая. Вот ты уговариваешь теперь меня воротиться, - а что будет из этого? Ворочусь, а завтра же опять уйду,
прикажет - и уйду; свиснет, кликнет меня, как собачку, я и побегу за ним... Муки! Не боюсь я от него никаких мук! Я буду знать, что от него страдаю... Ох, да ведь этого не расскажешь, Ваня!
ВАНЯ - Так он и не женится на тебе, Наташа?
НАТАША - Обещал, все обещал. Он ведь для того меня и зовет теперь, чтоб завтра же обвенчаться потихоньку, за городом; да ведь он не знает, что делает. Он, может быть, как и венчаются-то, не знает. И какой он муж! Смешно право. А женится, так несчастлив будет, попрекать начнет... Не хочу я, чтоб он когда-нибудь в чем-нибудь попрекнул меня. Всё ему отдам, а он мне пускай ничего. Что ж, коль он несчастлив будет от женитьбы, зачем же его несчастным делать?
ВАНЯ - Нет, это какой-то чад, Наташа. Чтож, ты теперь прямо к нему?
НАТАША - Нет, он обещался сюда прийти, взять меня; мы условились.
ВАНЯ - И его еще нет! И ты первая пришла!
НАТАША - Он, может быть, и совсем не придет. Что, если он поехал к ней, Ваня? /Пауза/ Он у ней. Он надеялся, что я не прийду сюда, чтоб и поехать к ней. Я ему надоела, вот он и отстает... Ох, боже! Сумасшедшая я! Да ведь он мне сам в последний раз и сказал, что я ему надоела. Чего ж я жду! /Звук подъехавшей коляски/. Вот он! /Появляется Алеша/
                Сцена 3
НАТАША - Ваня! Я виновата перед ним и не стою его. /Алёше/ Я думала, что ты уже и не придешь, Алеша. /Ване/ Забудь мои дурные мысли, Ваня.
АЛЕША - /поцеловав руку Наташи/ Не вините и меня. Как давно хотел я вас обнять, как родного брата; как много она мне о вас говорила! Будем друзьями и... простите нас.
НАТАША - Да, да, Алеша, он наш, он наш брат, он уже простил нас, и без него мы не будем счастливы. Я уже тебе говорила... Ох, жестокие мы дети, Алёша! Но мы будем жить втроем. Ваня! Вот ты воротился теперь к ним, домой; у тебя такое золотое сердце, что хоть они и не простят меня, но видя, что и ты простил, может быть, хоть немного смягчатся надо мной. Защити меня, спаси! Всё моё сердце у них! Ах, зачем мы не все счастливы! Зачем! Зачем! Боже! Что я такое сделала!
ВАНЯ /Алеше/- И вы могли потребовать такой жертвы!
АЛЕША - Не вините меня! Уверяю вас, что теперь все эти несчастья, хоть они и очень сильны, только на одну минуту. Я в этом совершенно уварен. Нужна только твердость чтоб перенести эту минуту; то же самое и она мне говорила. Вы знаете: всему причиною эта семейная гордость, эти совершенно не нужные ссоры, какие-то там еще тяжбы! Но... /я об этом размышлял, уверяю вас/ все это должно прекратиться. Мы все соединимся опять и тогда уже будем совершенно счастливы, так что даже и старики помирятся, на нас глядя. Почему знать, может быть, именно наш брак
послужит началом к их примирению! Я думаю, что даже не может быть иначе. Как вы думаете?
ВАНЯ - Вы говорите: брак. Когда же вы обвенчаетесь?
AJIEШA - Завтра или послезавтра; по крайней мере послезавтра -наверное. Завтра же мы выезжаем по псковской дороге. Тут у меня недалеко, в деревне, есть товарищ, лицейский, очень хороший человек; я вас познакомлю. Там в селе есть и священник. Однако жаль, что я до сих пор не успел ни строчки написать туда; предупредить бы надо. Пожалуй, моего приятеля нет теперь и дома... Но - это последняя вещь! Была бы решимость, а там все само собою устроится, не правда ли? А покамест, до завтра или хоть до после-завтра, она пробудет здесь у меня. Я нанял особую квартиру, в которой мы, воротясь будем жить. Я уж не пойду жить к отцу, не правда ли? Вы к нам придете; я премило устроился. Ко мне будут ходить наши лицейские; я заведу вечера, ведь сделаться семейным человеком не шутка. Я буду жить своими трудами. Хочу писать повести и продавать в журналы, так же как и вы. Вы смеётесь, я по правде, еще и давеча подумал, что это глупость, а теперь только так про это сказал, чтоб выслушать ваше решение. Если не удастся писать, то ведь я в крайнем случае могу давать уроки музыки. Вы не знали, что я знаю музыку? Я не стыжусь жить таким трудом, да, кроме того, у меня есть много дорогих безделушек, проживем на это! Наконец, в самом крайнем случае я, может быть, действительно займусь службой. Отец даже будет рад; он все гонит меня служить, а я все отговариваюсь нездоровьем. А вот как он увидит, что женитьба принесла мне пользу - обрадуется и простит.
ВАНЯ - Но, Алексей Петрович, подумали ль вы, какая история выйдет теперь между вашим и её отцом?
АЛЕША - Да, да, вы правы, это ужасно! Но что же делать? Хотя бы только её родители нас простили! О как я их люблю обоих, если б вы знали! Ведь они мне все равно что родные, и вот чем я им плачу! Ох, уж эти ссоры, эти процессы. Но ничего, мы их помирим. Они не устоят против нашей любви... Пусть они нас проклинают, а мы их все-таки будем любить; они и не устоят. Вы не поверите, какое иногда бывает доброе сердце у моего старика! Он ведь это так только смотрит исподлобья, я тысячу раз с нас-лаждением воображал себе как он полюбит её, когда узнает, и как она их всех изумит. Ведь они все никогда и не видывали такой девушки! Отец убежден, что она просто какая-то интриганка. Моя обязанность восстано-вить её честь и я это сделаю! Так ли Наташа? Но что с тобой?
НАТАША - /почти в забытьи/ Ваня, ты спасение моё! Скажи им, Ваня, что я всю жизнь, всю жизнь мою буду благословлять и молиться за них! Не оставляй их Ваня! /теряет сознание/
АЛЕША- Наташа! /берет Наташу на руки/
ВАНЯ- Вам надо ехать.
АЛЕША- Да-да. Коляска здесь за углом. /уходят/
                Сцена 4
/В комнате Вани. Он сидит за столом и пишет. Открывается дверь и входит девочка. От неожиданности, что видит Ваню, застывает. Пауза/
ДЕВОЧКА- Где дедушка?
ВАНЯ- /Оборачивается. Пауза./ Твой дедушка? Да ведь он уже умер! /Задрожавшей девочке/ Прости, прости меня, дитя моё! Я так вдруг объявил тебе, а может быть это еще и не то... бедненькая! Кого ты ищешь? Старика который тут жил?
ДЕВОЧКА/еле слышно/- Да.
ВАНЯ- Его фамилия была Смит? Да? ДЕВОЧКА- Д-да...
ВАНЯ- Так он... ну да, так это он и умер... Только ты не печалься, голубчик мой. Что ж ты не приходила? Ты теперь откуда? Его похоронили. Он умер вдруг, скоропостижно... Так ты его внучка?
ДЕВОЧКА- Азорка тоже умер?
ВАНЯ- Да, и Азорка тоже умер. /Девочка поворачивается чтобы уйти. Ваня останавливает её/ Послушай, чего-ж ты боишься? Я так испугал тебя; я виноват. Дедушка, когда умирал, говорил о тебе; это были последние его слова... У меня и книги остались; верно, твои. Вот они, возьми! Я нарочно их сберег для тебя.
ДЕВОЧКА- А разве дедушка вам говорил про меня?
ВАНЯ- Нет, про тебя он не говорил, но он...
ДЕВОЧКА - А почему же вы знали, что я приду? Кто вам сказал?
ВАНЯ- Потому, мне казалось, твой дедушка не мог жить один, всеми оставленный. Он был такой старый, слабый: вот я и думал, что кто-нибудь ходил к нему. Возьми, вот твои книги. Ты по ним учишься?
ДЕВОЧКА- Нет.
ВАНЯ- Зачем же они тебе?
ДЕВОЧКА - Меня учил дедушка, когда я приходила.
ВАНЯ- А разве потом не ходила?
ДЕВОЧКА - Потом не ходила... я больна сделалась.
ВАНЯ- Что ж у тебя, семья, мать, отец?
ДЕВОЧКА /отвернулась/- Отчего он умер?
ВАНЯ - От старости, наверное, а умирая, говорил про шестую линию. Я и догадался, что там, верно, кто-нибудь живет из дорогих ему, оттого и ждал, что придут о нем наведаться. Верно, он тебя любил, когда в последнюю минуту о тебе поминал.
ДЕВОЧКА - /тихо/ Нет, не любил.
ВАНЯ- Как тебя зовут?
ДЕВОЧКА- Не надо...
ВАНЯ- Чего не надо?
ДЕВОЧКА - Не надо; ничего... Никак не зовут. /Идёт к дверям/
ВАНЯ /снова останавливает её/- Подожди, странная ты девочка! Ведь я тебе добра желаю; мне тебя жаль... К тому же твой дедушка у меня на руках умер, и, верно, он об тебе вспоминал, когда про шестую линию говорил, значит, как будто тебя мне на руки оставлял. Он мне во сне снится... Вот и книжки я тебе сберег, а ты такая дикая, точно боишься меня. Ты, верно, очень бедная и сиротка, может быть на чужих руках, так или нет?
ДЕВОЧКА - /тихо/ Елена.
ВАНЯ- Это тебя зовут Елена?
ДЕВОЧКА - Да.
ВАНЯ- Что ж ты будешь приходить ко мне?
ДЕВОЧКА - Нельзя... Не знаю... Приду.
ВАНЯ - Как можно ходить на босу ногу в такую сырость? Неужели у тебя нет чулок?
ДЕВОЧКА - Нет.
ВАНЯ - Ах, боже мой, до ведь ты живешь же у кого-нибудь? Ты бы попросила у других чулки, коли надо было выйти.
ДЕВОЧКА- Я так сама хочу.
ВАНЯ- Да ты заболеешь, умрешь.
ДЕВОЧКА- Пускай умру. /Бьют стенные часы/ Это который час?
ВАНЯ - Должно быть, половина одиннадцатого.
ДЕВОЧКА /вскрикнула/- Господи! Она прибьет меня! /хочет бежать/
ВАНЯ- Я тебя так не пущу. Чего ты боишься ? Ты опоздала?
ДЕВОЧКА - Да, да, я тихонько ушла! Пустите? Она будет бить меня!
ВАНЯ- Слушай же и не рвись; тебе на Васильевский, и я туда же. Я тоже опоздал и хочу взять извозчика. Хочешь со мной? Я довезу скорее, чем пешком-то...
ДЕВОЧКА - Ко мне нельзя, нельзя.
ВАНЯ- Да говорю тебе, что я по своему делу, а не к тебе! Не поеду я за тобою. На извозчике скоро доедем. Идем!
ДЕВОЧКА - Ради бога, не ходите за мной. А я приду, приду! Как только можно будет, так и приду.
ВАНЯ- Хорошо, но чего ты боишься?
ДЕВОЧКА - Я никого не боюсь.
ВАНЯ- Но ты сказала: "Она прибьет меня!?
ДЕВОЧКА- Пусть бьет! Пусть бьет! /вырывается/ Я приду, приду! /убегает. Ваня сидит неподвижно, затем резко встает, одевается, уходит./
                Сцена 5
            / На улице перед домом Бубновой. Дворник, Бубнова, Девочка./
БУБНОВА - /Держит девочку, кричит/ Ах ты, проклятая, ах ты, кровопивица, гнида ты этакая! Так-то ты за мое попечение воздаешь, лохматая! За огурцами только послала ее, а она уж и улизнула! Сердце мое чувствовало, что улизнет, когда посылала. Ныло сердце мое, ныло! Вчера ввечеру все вихры ей за это же оттаскала, а она и сегодня бежать! Да куда тебе ходить, распутница, куда ходить! К кому ты ходишь, идол проклятый, лупоглазая гадина, яд, к кому! Говори, гниль болотная, или тут же тебя задушу! Мать издохла у ней! Сами знаете, добрые люди: одна ведь осталась как шишь на свете. Дай, думаю, хоть для Николая-то угодника потружусь, приму сироту. Приняла. Что ж вы бы думали? Вот уже два месяца содержу, - кровь она у меня в эти два месяца выпила, белое тело мое поела! Пиявка! Змей Гремучий! Упорная сатана! Молчит, хоть бей, хоть брось, всё молчит; словно себе воды в рот наберет, сердце мое надрывает - молчит! Да ведь за кого ты себя почитаешь, фря ты облизьяна зеленая? Околела бы без меня.
ДВОРНИК- Да что вы, Анна Трифоновна, так себя надсаждаете? Чем она вам опять досадила?
БУБНОВА- Как чем, как чем? Не хочу, чтоб против меня шли! Да она меня чуть в гроб не уходила! Я ж ей счастья хотела. Я её, поганку в кисейных платьях водить хотела, как паву нарядила! Чтож бы вы думали, добрые люди! В два дня все платья изорвала в кусочки изорвала да в клочочки, да так и ходит, так и ходит! Да ведь что вы думаете, нарочно изорвала -сама подглядела. Ну, отвела тогда душу над ней, исколотила её, так ведь я лекаря потом призывала, ему деньги платила. А она молчит, стерва, молчит! Горячит сердце мое - молчит! Ну думаю: бежит она от меня! Чулки, башмаки отняла, не уйдет на босу ногу, думаю. Глядь - а она и бежала. Где была? Говори! Кому семя крапивное жаловалась, кому на меня доносила? Говори цыганка, говори! /Бьет девочку. Шум подъезжающей коляски. Появляется Ваня/
ВАНЯ- Что вы делаете? Как смеете вы так обращаться с ребенком.
БУБНОВА /Визжит/- Это что! Да ты кто такой? Вам что в моем доме угодно?
ВАНЯ- То угодно, что вы безжалостная! Как вы смеете тиранить бедную сироту.
БУБНОВА - Господи Иисуси! Да ты кто таков навязался! Ты с ней пришел, что ли? Да я сейчас к частному приставу! Да меня, сам Андрон Тимофеич как благородную почитает! Что она к тебе что ли ходит? Кто такой? В чужой дом буянить пришел. Караул! /Появляется Маслобоев. Останавливается, наблюдает издалека/ Чего, дворник, стоишь? За что жалование получаешь?
ДВОРНИК /Ване/- Пошел! Пошел! Хочешь, чтоб шею нагладили? Двоим любо, третий не суйся. Поклон да и вон!
БУБНОВА /Девочке/- Ну, фря, ты у меня еще попомнишь! Марш на кухню! Я тебе еще покажу! /Уводит, подталкивая девочку/
ВАНЯ /дворнику/- Позвольте спросить, что такое здесь эта девочка и что делает с ней эта пьяная баба? Не думайте, пожалуйста, что я из простого любопытства расспрашиваю. Эту девочку я встречал и по одному обстоятельству очень ею интересуюсь.
ДВОРНИК- А коль интересуетесь, так вы бы лучше её к себе взяли али место ей какое нашли, чем ей тут пропадать.
ВАНЯ - Но если вы меня не научите, что ж я сделаю? Говорю вам я ничего не знаю. Эта баба, верно, хозяйка дома?
ДВОРНИК - Сама! Бубнова!
ВАНЯ - Так как же девочка к ней попала?
ДВОРНИК - А так и попала... Не наше дело.
ВАНЯ- Да сделайте же одолжение; говорю вам, меня это очень интересует. Я, может быть, что-нибудь и в состоянии сделать. Кто ж эта девочка? Кто была её мать - вы знаете?
ДВОРНИК - А словно из иностранок каких-то, приезжая; у нас внизу жила; да больная такая; в чахотке и померла.
ВАНЯ- Стало быть, была очень бедная, коли в подвале померла?
ДВОРНИК - Ох, бедная! Все сердце на неё изныло! Мы и похоронили.
ВАНЯ- А как была её фамилия?
ДВОРНИК - А и не выговорю, мудрено; немецкая, должно быть.
ВАНЯ - Смит?
ДВОРНИК - Нет, что-то не так. А Анна Трифоновна сироту-то к себе и забрала; на воспитание, говорит. Да нехорошо оно вовсе.
ВАНЯ - Верно, для целей каких-нибудь забрала?
ДВОРНИК - Нехорошие за ней дела. Нам что, мы посторонние...
MACЛOБOEB - /подходит/ А ты бы лучше язык на привязи подержал.
ДВОРНИК - Ваша правда. Не наше дело. Прощайте, сударь./Уходит/
МАСЛОБОЕВ - /подходит к Ване/ Не узнаешь?
ВАНЯ - /через мгновение/ А! Да это ты, Маслобоев! Ну и встреча!
МАСЛОБОЕВ - Да, встреча! Лет десять не встречались. То есть и встречались, да ваше превосходительство не удостаивали взглядом-с. Ведь вы генералы-с, литературные то есть-с?
ВАНЯ - Ну, брат Маслобоев, это ты врешь. Во-первых генералы, хотя бы и литературные, и с виду не такие бывают, как я, а второе, позволь тебе сказать, я действительно припоминаю, что разa два тебя на улице встретил, да ты сам, видимо, избегал меня, а мне что ж подходить, коли вижу, человек избегает. И знаешь, что я думаю? Не будь ты теперь хмелен, ты бы
и теперь меня не окликнул. Не правда ли? Ну, здравствуй! Я, брат, очень рад что тебя встретил.
МАСЛОБОЕВ - Право! А не компрометирую я тебя моим... не тем видом? Ну, да нечего об этом расспрашивать; не суть важное; я, брат Ваня, всегда помню, какой ты был славный мальчуган. А помнишь, тебя за меня высекли? Ты смолчал, а меня не выдал, а я, вместо благодарности, над, тобой же неделю трунил. Безгрешная ты душа! Здравствуй, душа моя, здравствуй! /Целуются/ Ведь я уже столько лет один маюсь, - день да ночь -сутки прочь, а старого не забыл. Не забывается! А ты-то, ты-то?
BAHЯ- Да что я-то, и я один маюсь...
МАСЛОБОЕВ - Нет, Ваня, ты не то, что я! Но вот что, Ваня, верь одному: Маслобоев хоть и сбился с дороги, но сердце в нем то же осталось, а обстоятельства только переменились. Я хоть и в саже, да никого не гаже. И в доктора поступал, и в учителя отечественной словесности готовился, и в золотопромышленники хотел, и жениться собирался, - но, тут пошла музыка не та. Протекли годы, и Я теперь хоть и не служу, но денежки наживаю удобно: взятки беру и за правду стою; молодец против овец, а против молодца и сам овца. Правила имею, и - дело делаю. Дело же мое больше по подноготной части... понимаешь?
ВАНЯ - Да ты уж не сыщик ли какой-нибудь?
МАСЛОБОЕВ- Нет, не то чтобы сыщик, а делами некоторыми занимаюсь, отчасти и официально, отчасти и по собственному призванию. Вот что, Ваня: водку пью. А так как ума я никогда не пропивал, то знаю и мою будущность. Черного кобеля не отмоешь до бела. Одно скажу: если бы во мне не откликался еще человек, не подошел бы я сегодня к тебе, Ваня. Не стою я тебя. И хоть все это сильнейшая ерунда, но мы обо мне покончим. Давай лучше о тебе говорить. Ну, душа: читал! Я, дружище, про твоего первенца говорю. Как прочел-я, брат, чуть порядочным человеком не сделался! Чуть было; да только пораздумал и предпочел остаться непорядочным человеком. Так-то... Послушай, Ваня, ты конечно прости, но лицо у тебя нехорошее, точно сейчас тебе чем надосадили, правда?
ВАНЯ- Правда.
МАСЛОБОЕВ- То-то я угадал. Я, брат, теперь в физиономистику пустился, тоже занятие! Ну, так выкладывай, поговорим...
ВАНЯ- Слушай, Маслобоев! Вот в чем дело: ты со мной откровенен, а потому и я решаюсь спросить у тебя совета, тем более что ты в этих делах мастак. Видишь ли, на днях, почитай на моих руках умер доселе неизвестный мне старик. Некто Смит. Я снял его квартиру и вот сегодня туда пришла его
внучка, девочка, которую сейчас била хозяйка этого дома Бубнова. Девочка эта сирота, на содержании у этой мерзкой бабы. Ты о её покойной матери ничего не слышал?
МАСЛОБОЕВ- Нет... Впрочем, так, кой-что о Смите я слышал, что умер какой-то старик в кондитерской. А об мадам Бубновой я действительно кой-что знаю. С этой дамы я уже взял два месяца тому назад взятку. Скверная баба! Непозволительными делами занимается. Оно бы может и ничего, да иногда уж слишком до худого доходит. Ты не считай меня, пожалуйста, Дон-Кихотом... Дело в том, что может крепко мне перепасть. Я полчаса тому назад, Сизобрюхова встретил... Так он сюда собирался.
ВАНЯ - Кто это?
МАСЛОБОЕВ - Сын известного лабазника, получил полмиллиона после отца и теперь кутит. В Париж ездил, денег там видимо-невидимо убил, так здесь уж и добивает остальное. К Бубновой спешил. Посулила она ему чтой-то. Ну, да уж я их и накрою! Я очень рад, что от тебя про эту девочку услыхал; теперь я на другой след попал. Я ведь, брат, разными частными комис-сиями занимаюсь, да еще с какими людьми знаком! Разыскивал я недавно одно дельце для одного князя, так вот я тебе скажу - такое дельце, что от этого князя и ожидать нельзя было.
ВАНЯ - А как фамилия того князя?
МАСЛОБОЕВ - А тебе на что? Изволь! Валковский.
ВАНЯ - Петр?
МАСЛОБОЕВ - Он. Ты знаком?
ВАНЯ- Знаком, да не очень. Ну, Маслобоев, я об этом господине к тебе не раз понаведаюсь, ты меня ужасно заинтересовал.
МАСЛОБОЕВ - Вот видишь, старый приятель, наведывайся, сколько хочешь. Сказки я умею рассказывать, но ведь до известных пределов, - понимаешь? Не то кредит и честь потеряешь, деловую то есть, ну и так далее. А эта Бубнова девно уж известна кой-какими проделками. Она на днях с одной девочкой из честного дома чуть не попалась. Сколько лет твоей девочке?
ВАНЯ- По лицу лет тринадцать.
МАСЛОБОЕВ - А по росту меньше. Ну, так она и сделает. Коли надо скажет одиннадцать, а то пятнадцать. К так как у бедняжки ни защиты, ни семейства, то...
ВАНЯ- Неужели?
МАСЛОБОЕВ - А ты что думал? Она и полицию надуть хочет; да врешь! А потому я и пугну, так как она знает, что я по старой памяти... ну и прочее, понимаешь. Ну, что ж пойдем...
ВАНЯ - Да войдем-то мы как?
МАСЛОБОЕВ - Как гости. Она меня знает. /Идут/
                Сцена 6
                /Комната в квартире Бубновой. Стук в дверь/
БУБНОВА - / входит со свечой/ Ась, кто это?
ГОЛОС МАСЛОБОЕВА - Кто? Как-же вы это, Анна Трифонова, дорогих гостей не узнаете? Кто же, как не мы? Филипп Филиппыч...
БУБНОВА - Ах, Филипп Филиппыч! Это вы-с... дорогие гости... Да как же вы-с… ничего-с... пожалуйте.
МАСЛОБОЕВ - /Входят. Ваня задерживается у дверей/ Куда сюда? Нет, вы нас принимайте получше. Мы у вас холодненького выпьем, да машерочек нет ли?
БУБНОВА - /ободрилась/ Да для таких дорогих гостей из-под земли найду; из китайского государства выпишу.
МАСЛОБОЕВ - Два слова, голубушка Анна Трифоновна: здесь Сизобрюхов?
БУБНОВА - З... здесь.
МАСЛОБОЕВ - Так его-то мне и надобно. Как же он смел, подлец, без меня кутить?
БУБНОВА - Да он вас, верно, не позабыл. Все кого-то поджидал, верно, вас. Сейчас рассказывал, как В Париже у мадам Жубер-с трюму разбили-с.
МАСЛОБОЕВ - Что разбили?
БУБНОВА - Трюму-с. Трюма такая была, во всю стену до потолка простиралась; а уж Карл Васильич так пьян, что уж с мадам Жубepc по-русски заговорил. Он это у трюмы стал, да облокотился. А Жуберта-то и кричит ему, по свойски то есть: "Трюма семьсот франков стоит /по нашему четвертаков/, разобьёшь! Он ухмыляется да как кулачищем-то по трюме-то стукнет - дзынь! Только осколки посыпались. Завизжала Жуберта, так в рожу ему прямо и лезет: "Что ты, разбойник, куда пришел? /по ихнему то есть/ А он ей "Ты, говорит, мадам Жубер-с деньги бери, а ндраву моему не препятствуй", да тут же ей шестьсот пятьдесят франков и отвалил. Полсотни выторговали-с. / Раздается пронзительный крик где-то в соседних комнатах. Ваня бросается к дверям, но Маслобоев останавливает его/.
МАСЛОБОЕВ - Подожди, Ваня, я сам. /Быстро уходит. Бубнова садится. Слышны звуки ударов. Мужской крик. Выходит Маслобоев. На руках у него девочка. Передает девочку Ване / Слушай, бери девочку и поезжай к себе, а здесь тебе больше нечего делать. /Ваня с девочкой на руках уходит/ Завтра уладим и остальное. /Бубновой/ Ну, а с вами сударыня, мы поговорим сегодня.
                Сцена 7
           / Комната в квартире Ихменевых. Ваня, Николай Сергеевич. Входят./
ВАНЯ /продолжая разговор/ - ... Вот и взял я её к себе. Два дня от неё не отходил. Сегодня, слава богу, легче стало. И вот я сразу к вам.
Н.С.- Да-а-а /пауза/ И мы, видишь ли, Ваня, тоже решили с Анной Андреевной сиротку какую-нибудь на воспитание взять... А то скучно нам, старикам, одним-то, гм...Только, видишь, Анна Андреевна что-то против этого восставать стала. Так ты поговори с ней, этак, знаешь, не от меня, а как бы с своей стороны... урезонь её... понимаешь? Мнe как-то неловко очень-то просить самому... Ну да что о пустяках толковать! Мне что девочка, так, для утехи... чтоб голос чей-нибудь детский слышать... а впрочем, по правде, я ведь для старухи это делаю; ей же веселее будет, чем с одним со мной.
/Входят А.А. и Мавра, которая помогает ей раздеться и выходит/
А.А.- Ванечка! Совсем забыл про нас, что давно не был?
Н.С. - С ним история случилась, с квартирой; расскажи-ка ей. А я сейчас ворочусь... /Выходит насвистывая/
А. А.- Вот он какой. Всегда-то он такой со мной; а ведь знает, что мы все его хитрости понимаем. Чего ж бы передо мной виды-то на себя напускать! Чужая я ему, что ли? Так он и с дочерью. Ведь простить-то бы мог, даже, может быть, и желает простить, господь его знает. По ночам плачет сама слышала! А наружу крепится. Гордость его обуяла. Смирил бы хоть мой-то себя, простил бы её, мою голубку, да и привел бы сюда. Обняла б я её, посмотрела б! Похудела она?
ВАНЯ- Похудела, Анна Андреевна.
А.А.- Голубчик мой! А у меня, Ваня, беда! Всю ночь да весь день сегодня проплакала... да что! После расскажу! Сколько раз я заикалась говорить ему издалека, чтоб простил-то; прямо-то не смею, так издалека, ловким этаким манером заговаривала. А у самой сердце так к замирает: рассердится, думаю, да и проклянет её совсем! Проклятия-то я еще от него не слыхала... так вот и боюсь. Тогда ведь что будет? Отец проклял, и бог покарает. Так и живу, каждый день дрожу от ужаса. /кричит/ Мавра! Я-то вот через Мавру много узнаю, а та через Агашку, а Агашка-то кресница графини Марьи Васильевны, что у князя в доме проживает. Я ведь согрешила, да её раз на кофей и позвала, когда мой на все утро по делам уезжал. Она мне всю подноготную и объснила. Князь-то, отец-то Алешин, с графиней-то в непозволительной связи находился. Графиня, давно говорят, попрекала его: что он на ней не женится, а тот все отлынивал. А падчерица её, первого её мужа, откупщика дочь, меж тем росла да росла. Графиня-то, мачеха, все прожила, а Катерина Федоровна меж тем подросла, да и два миллиона, что ей отец откупщик в ломбарде оставил, подросли. Теперь, говорят, у ней три миллиона; князь-то и смекнул: вот бы Алешу женить! Три миллиона не шутка. Князь и сообщает графине свое желание. Говорит: ты графиня не беспокойся. Именье-то свое прожила, и деньги на тебе не оплатные. А как твоя падчерица выйдет за Алешу, так их будет пара: и твоя невинная, и Алеша мой дурачок; мы их возьмем под начало и будем сообща опекать: тогда и у тебя деньги будут. На том и порешили. Вот как я слышала. Все это Марья Васильевна мне рассказала, а уж она-то знает. Ну, так вот что тут: денежки, миллионы. Богатством только и взяли перед нами. Все злодеи жестокосердные! Ну, что же она, мой голубчик, горюет, плачет? Ах, пора
тебе идти к ней! Мавра! Мавра! Разбойник, а не девка. Ах, батюшка, мало было одних бед, так видно, еще не вся чаша выпита! Помнишь, голубчик, или не помнишь, был у меня медальончик, а в нем портрет Наташечки, в детских летах, ангельчик мой. Так вот, батюшка, я, после ужасов-то наших тогдашних, медальончик из шкатулки и вынула, да на грудь себе и повесила на шнурке, так и носила возле креста, а сама-то боюсь, чтоб мой не увидал. Ведь он тогда же все её вещи приказал из дому выкинуть или сжечь, чтоб ничто и не напоминало про неё у нас. А мне-то хоть бы на портрет её поглядеть; иной раз поплачу, на него глядя - все легче станет. Только хвать вчера утром, а медальона и нет, только шнурочек болтается, перетерся должно быть, а я и обронила. Так и замерла. Искала-искала - нет! Сгинул да пропал! И куда ему сгинуть? Наверно, думаю, в постели обронила; все перерыла - нет! Коли сорвался, да упал куда-нибудь, так, может, кто и нашел его, а кому найти кроме него или Мавры? Ну, на Мавру и думать нельзя; она мне всей душой предана... /Кричит/ Мавра, да ты скоро ли самовар-то? Ну, думаю, если он найдет, что тогда, будет? Сижу себе грущу, да и плачу, слез удержать не могу /плачет/ Ах, да, и забыла вам сообщить! Слышали вы от него что-нибудь про сиротку?
ВАНЯ - Слышал, Анна Андреевна, говорил он мне, что будто вы надумали взять бедную девочку, сиротку, на воспитание. Правда ли это?
А.А.- И не думала, батюшка, и не думала! И никакой сиротки не хочу! Напоминать она мне будет горькую долю нашу, наше несчастье. Кроме Наташи, никого не хочу. Одна была дочь, одна и останется. А только что ж это значит, батюшка, что он сиротку-то выдумал? Мне в утешение что ли... на мои слезы глядя, аль чтоб родную дочь даже совсем из воспоминания изгнать да к другому детищу привязаться? Что он обо мне говорил с вами? Каков он вам показался - суровый, сердитый? Тс-с! Идет! После, батюшка, доскажете, после! Завтра прийти не забудь...
Н.С.- / входит/ Что ж самовар, неужели до сих пор не могли подать.
A.A.- /зовет/ Мавра! /входит Мавра с самоваром/ Несут, батюшка, несут... Ну, вот и принесли. /Все садятся за стол. Мавра уходит/
Н.С.- Я ведь, давеча, по делам ходил, Ваня. Дрянь такая завелась. Говорил я тебе? Меня совсем осуждают. Доказательств, вишь, нет; бумаг нужных нет; справки неверны выходят... Гм... А что ж! Чем скорей, тем лучше. Подлецом меня не сделают, хоть и решат, что я должен заплатить. Со мной моя совесть, и пусть решают. По крайней мере, дело кончено; развяжут, разорят... Брошу все и уеду в Сибирь.
А.А. - Господи, куда ехать! Да зачем бы это в такую даль?
Н.С. - А здесь отчего близко?
А.А. - Ну, все-таки... от людей...
Н.С. - От каких людей? От грабителей, от клеветников, от предателей? Таких везде много; не беспокойся, и в Сибири найдем. А не хочешь со мной
ехать, так, пожалуй, и оставайся; я не насилую.
А.А. - Батюшка Николай Сергеич! Да на кого ж я без тебя останусь! Ведь у меня, кроме тебя, в целом свете нет ник...
BAHЯ - Полноте, Анна Андреевна. В Сибири совсем не так дурно, как кажется. Если случится несчастье и вам надо будет продать Ихменевку, то намерение Николая Сергеевича даже и очень хорошо. В Сибири можно найти порядочное частное место, к тогда...
Н.С. - Ну, вот, по крайней мере, хоть ты, Иван, дело говоришь. Я так и думал. Брошу все и уеду.
А.А. - Ну, вот уж и не ожидала! И ты, Ваня, туда же! Уж, от тебя, Иван Петрович не ожидала...
Н.С.- Ха-ха-ха! А ты чего ожидала! Да чем же мы жить-то здесь будем! Деньги прожиты, последнюю копейку добиваем! Уж не прикажешь ли к князю Петру Александровичу пойти да прощения просить? Нет, в самом деле, как ты думаешь, Ваня, ведь, право, пойти! На что в Сибирь ехать! А лучше я вот завтра разоденусь, причешусь да приглажусь; Анна Андреевна манишку новую приготовит, перчатки, да и пойти к его сиятельству: батюшка, ваше сиятельство, кормилец, отец родной! Прости и помилуй, дай кусок хлеба, - жена, дети малолетние! Так Анна Андреевна? Этого ты хочешь?
А.А. - / плачет/ Батюшка... я ничего не хочу! Так с дуру сказала; прости, коли в чем досадила, да только не кричи.
Н.С. - Видишь, Ваня, мне жаль, мне не хотелось бы говорить, но пришло такое время, и я должен объясниться откровенно. Я рад, что ты пришел, и потому хочу громко сказать при тебе же, так чтоб и другие слышали, что весь этот вздор, все эти слезы, вздохи, несчастья, мне, наконец, надоели. То, что я вырвал из сердца моего, может быть, с кровью и болью, никогда опять не воротится в мое сердце, да! Я сказал и сделаю. Я говорю про то, что было... понимаешь, Ваня! И говорю откровенно и прямо именно для того, чтоб ты никак не мог ошибиться в словах моих. Повторяю: это вздор; я не желаю! Меня именно бесит, что меня, как дурака, как самого низкого подлеца, все считают способным иметь такие низкие, такие слабые чувства. Думают, что я с ума схожу от горя... Вздор! Я отбросил, я забыл старые чувства! Для меня нет воспоминаний... да! Да! Да! Да!
ВАНЯ - Николай Сергеич! Неужели вам не жаль Анну Андреевну? Посмотрите, что вы над ней делаете.
Н.С.- Не жаль! Не жаль, потому, что и меня не жалеют! Не жаль, потому что в моем же доме составляются заговоры против поруганной моей головы за развратную дочь, достойную проклятия и всех наказаний!
А.А.- /сквозь слезы/ Батюшка, Сергей Николаевич, не проклинай!.. Все что хочешь, только дочь не проклинай!
Н.С. - Прокляну! Потому что от меня же, обиженного, поруганного, требуют, чтоб я шел к этой проклятой и у ней же просил прощения! Да, да, это так! Этим мучат меня каждодневно, денно и нощно, у меня же в доме, слезами,
вздохами, глупыми намеками! Хотят меня разжалобить... Смотри, смотри, Ваня, вот тут выписки из нашего дела! /Достает из кармана бумаги/ По этому делу выходит теперь, что я вор, что я обманщик, что я обокрал моего благодетеля! Я ошельмован, опозорен из-за неё! Вот, вот, смотри, смотри! /Выбрасывает из кармана вместе с бумагами и медальон. Анна Андреевна вскрикивает, лицо её засветилось надеждой./
А.А. - Голубчик мой, так, ты её еще любишь!
Н.С.- /в ярости хватает медальон, бросает его на пол и начинает топтать/ Навеки, навеки будь проклята мною! Навеки!
А.А.- Господи! её, её! Мою Наташу! Её личико... Ногами!.. Тиран! Бесчуственный, жестокосердный гордец! /Н.С. от крика жены остановился в ужасе от содеянного. Схватил с полу медальон и бросился вон из комнаты, но сделав два шагa, упал на колени и в изнеможении склонив голову зарыдал/ Прости, прости её! /пытается обнять Н.С./ Вороти её в родительский дом, голубчик, и сам бог на Страшном суде своем зачтет тебе твое смирение и милосердие!
Н.С.- /Сквозь слёзы/ Нет, нет! Ни за что, никогда! Никогда! /Свет уходит/
                Сцена 8
                / Комната у Наташи. Ваня, Наташа /
HATAШA /продолжая разговор/- ... и ты в самом деле думаешь, что он ходил ко мне?
ВАНЯ- Не знаю, Наташа. Что грустит о тебе и любит тебя, это ясно; но что он ходил к тебе это... это...
HATAШA - И он целовал медальон? Что он говорил, когда целовал?
ВАНЯ - Бессвязно, одни восклицания; называл тебя самыми нежными именами, звал тебя...
НАТАША - Звал?
ВАНЯ - Да...
НАТАША - /плачет / Бедные! А если он все знает, так это не мудрено. Он и об отце Алеши имеет большие известия.
ВАНЯ - Наташа, пойдем к ним...
НАТАША – Когда? /пауза/ Нет, Ваня, нет голубчик; это всегдашний твой разговор, но... не говори лучше об этом.
ВАНЯ - Так неужели ж никогда не кончится этот ужасный раздор! Неужели ж ты до того горда, что не хочешь сделать первый шаг! Он за тобою: ты должна его первая сделать. Может быть, отец только того и ждет, чтоб посетить тебя... Попробуй, и он простит тебя без всяких условий.
НАТАША - Без условий! Это не возможно; и не упрекай меня, Ваня, напрасно. Я об этом дни и ночи думала, и думаю... Ведь ты знаешь сам что это невозможно!
ВАНЯ -Попробуй!
НАТАША - Нет, друг мой, нельзя. Если и попробую, то еще больше ожесточу его против себя. Безвозвратного не воротишь, и знаешь, чего именно тут воротить нельзя? Он знал и любил девочку и не хотел и думать о том, что я когда-нибудь тоже стану женщиной... Ему это и в голову не приходило. Теперь же, если б я воротилась домой, он бы меня не узнал. Если он и простит, то кого же встретит теперь? Я уж не та, уж не ребенок.
ВАНЯ -Это все правда, что ты говоришь, Наташа. Значит, ему надо теперь узнать и полюбить тебя вновь. А главное: узнать. Что ж? Он и полюбит!
НАТАША - Он потребует от меня невозможного: он потребует, чтоб я прокляла мое прошедшее, прокляла Алешу и раскаялась в моей любви к нему. Он захочет невозможного. Нет, Ваня, теперь нельзя. Время, еще не пришло.
ВАНЯ - Когда же прийдет время?
НАТАША - Не знаю. /пауза/ Что ты так смотришь на меня, Алеша, то бишь - Ваня? /улыбнулась/
ВАНЯ -Смотрю на твою улыбку, Наташа. Где ты взяла её? У тебя прежде не было такой.
НАТАША - А что же в моей улыбке?
ВАНЯ - Прежнее детское простодушие, правда, в ней еще есть... Но когда ты улыбаешься, точно в то же время у тебя как-нибудь сильно заболит на сердце. Вот ты похудела, Наташа, а волосы твои стали как будто гуще... Что это у тебя за платье? Это еще у них было сделано?
НАТАША - Как ты меня любишь, Ваня! Ну, а ты, что теперь делаешь? Как твои-то дела?
ВАНЯ - Не изменились; все роман пишу; да тяжело, не дается. Вдохновение выдохлось. Да! У меня еще случилась история... Впрочем, я потом расскажу. /пауза/
НАТАША - Ваня, я просила тебя прийти за делом.
ВАНЯ - Что такое?
НАТАША - Я расстаюсь с ним.
ВАНЯ - Рассталась или расстаешься?
НАТАША - Надо кончить с этой жизнью.
ВАНЯ - Ах, Наташа, я тысячу раз это от тебя слышал! Конечно вам жить вместе нельзя; ваша связь какая-то странная; между вами нет ничего общего. Но... достанет ли сил у тебя?
НАТАША - Прежде были только намерения, Ваня: теперь же я. решилась совсем. Я люблю его бесконечно, а между тем выходит, что я ему первый враг; я гублю его будущность. Надо освободить его. Жениться он на мне не может; он не в силах пойти против отца. Я тоже не хочу его связывать. И потому я даже рада, что он влюбился в невесту, которую ему сватают. Ему легче будет расстаться со мной. Не правда ли!
ВАНЯ - Но ведь ты не уговоришь его.
НАТАША - Я и не буду уговаривать. Я буду с ним по-прежнему, войди он хоть
сейчас. Но я должна приискать средство, чтоб ему было легко оставить меня, без угрызений совести. Вот что меня мучит, Ваня. Помоги... Не присоветуешь ли чего-нибудь?
ВАНЯ - Такое средство одно, разлюбить его совсем и полюбить другого. Но вряд ли это будет средством. Ведь ты знаешь его характер? Вот он к тебе пять дней не ездит. Предположи, что он совсем оставил тебя; тебе стоит только написать ему, что ты сама его оставляешь, и он тотчас же прибежит к тебе.
НАТАША - За что ты его не любишь, Ваня?
ВАНЯ – Я?
НАТАША - Да, ты, ты! Ты ему враг, тайный и явный! Ты не можешь говорить о нем без мщения. Я тысячу раз замечала, что тебе первое удовольствие унижать и чернить его! Именно чернить, я правду говорю?
ВАНЯ - И тысячу раз говорила мне это. Довольно, Наташа; оставим этот разговор.
НАТАША - Я бы хотела переехать на другую квартиру. Да ты не сердись, Ваня.
ВАНЯ - Что ж, он придет и на другую квартиру, а я, ей богу, не сержусь.
НАТАША - Новая, любовь может удержать его. Если и воротится ко мне, так только разве на минутку, как ты думаешь?
ВАНЯ - Не знаю, Наташа, в нем все в высшей степени ни с чем не сообразно, он хочет и на той жениться, и тебя любить. Он как-то может все это вместе делать.
НАТАША- Если б я знала наверно, что он любит её, я бы решилась... Ваня! Не таи от меня ничего! Знаешь ты что-нибудь, чего мне не хочешь сказать, или нет?
ВАНЯ - Ничего не знаю, с тобой я был всегда откровенен... Впрочем, я вот что еще думаю: может быть он вовсе не влюблен. Так увлечение...
НАТАША- Ты думаешь, Ваня? Боже, если-б я это знала наверно! Мне бы только взглянуть на него. Я бы по лицу его все узнала! И нет его! Нет его!
ВАНЯ - Да разве ты ждешь его, Наташа?
HAТAШA - Нет, он у ней; я знаю; я посылала узнавать. Как бы я желала взглянуть и на неё... Послушай, Ваня, помоги мне. Ведь ты ходишь иногда на вечера к князю Ростопчину, она там бывает. Сделай, чтоб тебя eй там представили. Вот ты бы мне все и рассказал про неё. Ax, Ваня, какая это мука! Ведь он теперь с ней, рассказывает, смеется, как здесь бывало... Не могу я ждать, когда он сам первый забудет меня. /внезапно/ А знаешь, Ваня: пойдем туда, проводи меня!
ВАНЯ - Полно, Наташа!
НАТАША - Нет, пойдем! Я тебя только ждала, Ваня! Я уже три дня об этом думаю, каждый час, каждую минуту. Об этом я и писала тебе... Ты меня должен проводить; ты не можешь отказать мне в этом... Я тебя ждала... Три дня... Там сегодня вечер... Он там... Пойдем! /раздается звонок/
ВАНЯ - Наташа, кто это?
НАТАША - /еле слышно/ Боже мой! Кто там? /в бессилии садится/
ВАНЯ - Я сам открою. /Выходит. Слышны голоса/
Голос АЛЕШИ - А, Иван Петрович! И вы здесь! Как это хорошо,что и вы здесь! Ну вот и я; видите, как же мне теперь...
Голос ВАНИ - Да просто войдите, чего вы боитесь?
Голос АЛЕШИ - Я ничего не боюсь, уверяю вас, потому что я, ей-богу не виноват. Вы думаете я виноват? Вот увидите я сейчас оправдаюсь. Наташа, можно к тебе? /входит/ Что ж это?
ВАНЯ - /войдя/ Ничего, она сейчас там была, разве что-нибудь...
AЛЁШA - /осматривает комнату, и замечает Наташу, которая стоит в углу между окном к шкафом/ Наташа, что ты? Здравствуй, Наташа... /испуганно смотрит на неё/
НАТАША - /в смущении/ Ну что ж, ну... ничего! Ты... хочешь чаю?
AJIЁШA - Наташа, послушай... Ты, может быть, уверена, что я виноват... Но я не виноват; я нисколько не виноват! Вот видишь ли, я тебе сейчас расскажу.
НАТАША - Да зачем же это? Нет, нет, не надо... лучше дай руку и... кончено... как всегда...
АЛЁША - /в восторге/ О боже мой! Если б только был виноват, я бы не смел, кажется, и взглянуть на неё после этого! /Ване/ Посмотрите! Посмотрите! Она считает меня виноватым; все против меня, все видимости против меня! Я пять дней не езжу! Есть слухи, что я у невесты - что ж? Она уже прощает меня! Наташа, голубчик мой, ангел мой! Я не виноват, и ты знай это! Напротив!
HATAШA - Но... Но ведь ты теперь там... Тебя теперь туда звали... Как же ты здесь? Ко... который час?
AJIEШA - Половина одиннадцатого! Я был там... но я сказался больным и уехал, и - это первый, первый раз в эти пять дней, что я свободен, что я был в состоянии удрать от них, и приехал к тебе, Наташа. То есть я мог и прежде приехать, но я нарочно не ехал! А почему? Ты сейчас узнаешь, объясню, я
затем и приехал, чтоб объяснить; только, ей-богу, в этот раз я ни в чем перед тобой не виноват, ни в чем! Ни в чем!
НАТАША - Ну, так рассказывай.
АЛЕША - Во-первых, я тебя все время обманывал, Наташа.
НАТАША – Обманывал?
АЛЕША - Да, обманывал, уже целый месяц, и это-то и есть самое главное. Когда отец еще не приехал, я вдруг получил от него огромнейшее письмо и скрыл это от вас обоих. В письме он объявлял мне, что дело о моем сватовстве уже кончилось, я должен жениться. И потому, чтоб приготовлялся, чтоб выбил из головы все мои вздоры и так далее, - ну, уж известно какие это вздоры. Вот это-то письмо я от вас и утаил...
HATAШA - Совсем не утаил, вот чем хвалится! Я еще помню, как ты вдруг сделался такой послушный, такой нежный и не отходил от меня, точно провинился в чем-нибудь, и все письмо нам по отрывкам и рассказал.
AЛEШA - Не может быть, и если вы оба что-нибудь угадали, это уж ваше дело, а я не рассказывал.
ВАНЯ- Я помню, Алеша, вы со мной тогда поминутно советовались и все мне рассказали, отрывками, разумеется, в виде предположений.
НАТАШA - Все рассказал! Уж не хвастайся, пожалуйста! Ну что ты можeшь скрыть? Тебе ли быть обманщиком?
AЛEШA - Ну, какая досада с вами разговаривать! Ну, положим, я действительно все вам рассказал тогда же отрывками /это я припоминаю/, но тона, тона письма вы не знаете, а ведь в письме главное тон. Про это я и говорю.
НАТАШA - Ну, а какой же тон?
AЛEШA - Послушай, Наташа, ты спрашиваешь - точно шутишь. Не шути. Уверяю тебя, это очень важно. Такой тон, что я руки опустил. Никогда отец так со мной не говорил.
НАТАШA - Ну-ну, рассказывай; зачем же тебе надо было скрывать от меня?
AЛEШA - Ах, боже мой! Да чтоб тебя не испугать. Я надеялся все сам уладить. Ну, так вот, после этого письма, как только отец приехал, пошли мои муки. Я приготовился ему отвечать твердо, да все как-то не удавалось. А он даже не расспрашивал: хитрец, как будто уже все дело решено. Со мной же стал такой ласковый, такой милый. Я просто удивился. Он мне денег дал вчера. Наташа! Ангел мой! Кончилась теперь наша бедность! Вот, смотри! Теперь уж не будем ложки да запонки закладывать! /вытащил из кармана и
положил на стол пачку ассигнаций/ Ну, так вот, ну как против него пойти? То есть, клянусь вам обоим, будь он зол со мной, а не такой добрый, я бы и не думал ни о чем. Я прямо бы сказал ему, что не хочу, что я уже сам вырос и стал человеком, и теперь - кончено. А тут -что я ему скажу? Что вы оба переглядываетесь? Наверное, думаете: вот уж его и оплели и ни капли в нем твердости нет. Есть твердость, есть, и еще больше, чем вы думаете! А доказательство, что, несмотря на мое положение, я тотчас же сказал себе: это мой долг; я должен все, все высказать отцу, и стал говорить, и высказал, и он меня выслушал.
HATAША- Да что же, что именно ты высказал?
АЛЕША - А что не хочу никакой другой невесты, а что у меня есть своя, - это ты. То есть я прямо этого еще до сих пор не высказал, но я его приготовил к этому, а завтра скажy: так уж я решил.
НАТАША - И это все?
AЛЁША - Какое! Что ты! Это только начало... Надо вам заметить, что у отца с графиней и порешено наше сватовство, но официально еще до сих пор решительно ничего не было, так что мы хоть сейчас разойдемся, и никакого скандала. Катерину Федоровну я знал еще с прошлого года; но ведь я был тогда еще совсем мальчиком и ничего не мог понимать, а потому ничего и не разглядел тогда в ней...
НАТАША - Просто ты тогда любил меня больше, оттого и не разглядел, а теперь...
АЛЕША - /с жаром/ Ни слова, Наташа, ты совершенно ошибаешься и меня оскорбляешь! Я даже не возражаю тебе; выслушай дальше, и ты все увидишь. Я не буду больше ничего говорить про Катю, не буду хвалить её, скажу только одно: она яркое исключение из всего круга. Это такая своеобразная натура, такая, сильная, и правдивая душа, что я перед ней просто мальчик, младший брат её, несмотря на то, что ей всего только семнадцать лет. Так вот я и решил все рассказать Кате, признаться ей во всем, склонить её на нашу сторону и тогда разом покончить дело...
НATAШA - Как! Что рассказать, в чем признаться?
АЛЕША - Все, решительно, все. Я просто объявил ей, что хоть нас и хотят сосватать, но брак наш невозможен; что в сердце моем все симпатии к ней и что она одна может спасти меня. Тут я открыл ей все. Представь себе, она ничего не знала из нашей истории, про нас с тобой, Наташа! Если б ты могла видеть, как она была тронута; сначала даже испугалась. Побледнела вся. Я рассказал ей всю нашу историю. Она с таким любопытством слушала, с такой симпатией. Какие у ней были глаза в ту минуту! Кажется, вся душа её перешла в её взгляд. Она благодарила меня, что я не усомнился в ней, и дала слово помогать нам всеми силами. Потом о тебе стала рас-
спрашивать, говорила, что очень хочет познакомиться с тобой, просила, передать, что уже любит тебя, как сестру, и чтобы и ты её любила, как сестру, а когда узнала, что я уже пятый день тебя не видел, тотчас же стала гнать меня к тебе...
НАТАША - /тронута/ Ах, Алеша, Алеша! Ну что ж Катя? Была рада, весела, когда отпускала тебя?
АЛЁША- Да, она была рада, что удалось ей сделать благородное дело, а сама плакала. Потому что она ведь тоже любит меня, Наташа! Она призналась, что начинала уже любить меня; что она людей не видит и что я понравился ей уже давно; она отличала меня особенно потому, что кругом все хитрость и ложь, а я показался ей человеком искренним и честным. Она встала и сказала: "Ну, бог с вами, Алексей Петрович, а я думала..." Не договорила, заплакала и ушла. Мы решили, что завтра же она и скажет мачехе, что не хочет за меня, и что завтра же я должен все сказать отцу и высказать твердо и смело. Она такая благородная. Отца моего она тоже не любит; говорит, что он хитрый и ищет денег. Я защищал его; она мне не поверила. Мы с ней дали друг дpyгy слово быть как брат и сестра. О, если б ты знала её историю, как она несчастна, с каким отвращением смотрит на свою жизнь у мечехи, на всю эту обстановку... И какое у ней доброе сердце! С ней так легко! Давно, еще две недели назад, я оценил Катю. Я ведь каждый вечер к ним ездил, ворочусь, бывало, домой и все думаю, все думаю о вас обеих, все сравниваю вас между собою.
НАТАША - Которая же из нас выходила лучше?
АЛЕША - Иной раз ты, другой она. Но ты всегда лучше оставалась. Когда же я говорю с ней, я всегда чувствую, что сам лучше становлюсь, умнее, благороднее как-то. Но завтра, завтра все решится!
НАТАША - И не жаль её тебе? Ведь она любит тебя; ты говоришь, что сам это заметил?
АЛЕША - Жаль, Наташа! Но мы будем все трое любить друг друга, и тогда...
НАТАША - /тихо/ А тогда и прощай! /Пауза. Вдруг раздается стук в дверь/ Кто это? Странно, я никого не жду. /Стук повторяется и входит князь Петр Александрович/
АЛЕША- Отец?!
КНЯЗЬ - Прошу простить, дверь была не заперта. /сразу подходит к Наташе/ Мой приход к вам в такой час и без доклада - странен и вне принятых
правил; но я надеюсь, вы поверите, что, по крайней мере, я в состоянии сознать всю эксцентричность моего поступка. Подарите мне пару минут и я надеюсь, вы сами меня поймете и оправдаете.
НАТАША - Садитесь.
КНЯЗЬ - Преяде всего позвольте мне сказать несколько слов ему. Алеша, только что, ты уехал, не дождавшись меня и даже не простясь с нами, графине доложили, что с Катериной Федоровной дурно. Она бросилась было к ней, но Катерина Федоровна вдруг вошла к нам сама, расстроенная и в сильном волнении. Она сказала нам прямо, что не может быть твоей женой. Она сказала еще, что пойдет в монастырь, что ты просил её помощи и сам признался ей, что любишь Наталью Николаевну... Все мы были почти вне себя. Ты понимаешь, как я был поражен и испуган. /Наташе/ Проезжая теперь мимо, я заметил в ваших окнах огонь. Тогда мысль, которая преследовала меня yже давно, до того вполне овладела мною, что я не в состоянии был противиться первому влечению и вошел к вам. Зачем? Скажу сейчас, но прошу наперед, не удивляйтесь некоторой резкости моего объяснения. Все это так внезапно...
НАТАША - Я надеюсь, что пойму, и как должно оценю... оценю то, что вы скажите.
КНЯЗЬ - Я и надеюсь на вашу проницательность, и если позволил прийти к вам теперь, то именно потому, что знал, с кем имею дело. Я давно уже знаю вас, несмотря на то, что когда-то был так несправедлив и виноват перед вами. Выслушайте: вы знаете, между мной и отцом вашим - давнишние неприятности. Не оправдываю себя; может быть, я более виноват перед ним, чем сколько полагал до сих пор и поверил всем наговорам, и, когда вы оставили ваших родителей, я ужаснулся за Алешу. Но я вас еще не знал. Справки, сделанные мною мало-помалу, ободрили меня совершенно. Я наблюдал, изучал и, наконец, убедился, что подозрения мои неосновательны. Я узнал, что вы рассорились с вашим семейством, знаю тоже, что ваш отец всеми силами против вашего брака с моим сыном. И уж одно то, что вы, имея такое влияние, такую силу и власть над Алешей, не воспользовались до сих пор этой властью и не заставили его жениться на себе, уж одно это выказывает вас со стороны слишком хорошей. И все-таки, сознаюсь перед вами вполне, я всеми силами решился тогда препятствовать всякой возможности вашего брака с моим сыном. Оправдывать себя не стану, но причин моих от вас не скрою. Вот они: вы
не знатны и не богаты. Вторая причина предполагавшегося брака моего сына с падчерицею графини Зинаиды Фёдоровны та, что эта девушка в высшей степени достойна любви и уважения. Алеша ведь без характера, легкомыслен, чрезвычайно нерассудителен, он неприменно должен быть под чьим-нибудь постоянным, благодетельным влиянием. Можете себе представить, как я обрадовался, встретив в Катерине Федоровне идеал девушки, которую я желал в жены своему сыну. Но я обрадовался поздно; над ним уже неразрушимо царило другое влияние - ваше. Я зорко наблюдал его, воротясь месяц назад в Петербург, и с удивлением заметил в Алеше значительную перемену к лучшему, легкомыслие, детскость - в нем почти еще те же, но в нем укрепились некоторые благородные внушения; он начинает интересоваться тем, что возвышено, благородно, честно. И все это лучшее в нем - бесспорно от вас. Вы перевоспитали его. Признаюсь вам, у меня тогда же промелькнула мысль, что вы, более чем кто-нибудь, могли бы составить его счастье. Но я прогнал эту мысль, я не хотел этих мыслей. Мне надо было отвлечь его от вас во что бы то ни стало; я стал действовать и думал, что достиг своей цели. Еще час тому назад я думал, что победа на моей стороне. Но происшествие в доме графини разом перевернуло все мои предположения, и прежде всего меня поразил неожиданный факт; странная в Алеше серьезность, строгость привязанности к вам, упорство, живучесть этой привязанности, повторяю вам: вы перевоспитали, его окончательно. Все это я сообразил и обдумал сейчас, едучи домой, а обдумав, вдруг ощутил в себе силу решиться. Сватовство наше с домом графини разрушено и восстановиться не может. Что ж, если я сам убедился что вы настоящий руководитель его, что вы уже положили начало его будущему счастью... Одним словом, я пришел к заключению, что Алеша не должен разлучаться с вами, потому что без вас погибнет. Я пришел, чтоб исполнить свой долг перед вами -и торжественно, со всем беспредельным моим к вам уважением, прошу вас осчастливить моего сына и отдать ему вашy руку. Но этого мало. Меня влекло сюда, в такой час, не одно это... я пришел сюда... /приподнялся/ я пришел сюда для того, чтоб стать вашим другом! Я знаю, я не имею на это ни малейшего права, напротив! Но - позвольте мне заслужить это право! Позвольте мне надеяться! /Наташа тоже встала и протянула ему руку, которую князь поцеловал./
AЛЕШA - Что я говорил тебе, Наташа! Ты не верила мне! Ты не верила, что это
благороднейший человек в мире! Видишь, теперь ты видишь!
КНЯЗЬ - Довольно. /Освободившись от объятий сына/ Я еду. Я просил у вас только пару минут, а просидел гораздо больше. Но я ухожу в самом горячем нетерпении свидеться с вами опять как можно скорее... Позвольте мне посещать вас как можно чаще?
HATAШA - Да, да! Как можно чаще! Я хочу поскорей... полюбить вас...
КНЯЗЬ - Как вы искренни, как вы честны! Вы даже не хотите схитрить, чтоб сказать простую вежливость. Но ваша искренность дороже всех этих поддельных вежливостей. Да! Я сознаю, что я долго, долго еще должен заслуживать любовь вашу!
НАТАША - Полноте, не хвалите меня... довольно!
КНЯЗЬ - Пусть так! Но еще два слова о деле. Можете ли вы представить, как я несчастлив! Завтра утром я уезжаю из Петербурга, но в субботу я непременно надеюсь воротиться и в тот же день буду у вас. Скажите, я могу прийти к вам на целый вечер?
НАТАША - Непоеменно, непременно! В субботу вечером я вас жду! С нетерпением жду!
КНЯЗЬ - Как-же я счастлив! Я более и более буду узнавать вас! Но... иду. /Ване/ И все-таки я не могу уйти, чтоб не пожать вашу руку. Извините! Мы все теперь говорим так бессвязно... Я давно знаю, что вы настоящий, искренний друг Натальи Николаевны и моего сына. Я надеюсь быть между вами троими четвертым. Не так ли?
HAТАШA - Да, он наш искренний друг, и мы должны быть все вместе.
КНЯЗЬ - /Ване/ Я встречал много поклонников вашего таланта и знаю двух самых искренних ваших почитательниц. Им так приятно будет узнать вас лично. Это графиня, мой лучший друг, и её падчерица, Катерина Федоровна. Позвольте мне надеяться, что вы не откажите мне в удовольствии представить вас этим дамам.
ВАНЯ - Мне очень лестно, хотя теперь я мало имею знакомств...
КНЯЗЬ - Но мне вы дадите ваш адрес! Где вы живете? Я буду иметь удовольствие...
ВАНЯ - Я не принимаю у себя, князь, по крайней мере в настоящее время...
КНЯЗЬ - Но я, хоть и не заслужил исключения... но...
ВАНЯ - Извольте, если вы требуете, и мне очень приятно. Я живу в Смирновском переулке, в доме Клугена.
КНЯЗЬ - В доме Клугена?! Как! Вы... давно там живете?
ВАНЯ - Нет, недавно. Моя квартира сорок четвертый номер.
КНЯЗЬ - В сорок четвертом? Вы живете... один?
ВАНЯ - Совершенно один.
КНЯЗЬ - Д-да! Я потому... что, кажется, знаю этот дом... Что ж, тем лучше... Я непременно буду у вас, непременно! Вы во многом можете обязать меня. Видите, я прямо начинаю с просьбы. Но, до свидания! Еще раз вашу руку! /Жмет руку Ване и Алёше, целует у Наташи и выходит. Пауза. Вдруг одновременно молодые люди бросаются друг к другу и обнимаются в беспредельном счастьи/.
                Сцена 9
                /Комната в квартире у Вани, девочка подметает пол. Звук
                отпираемого замка. Входит Ваня/
ВАНЯ - Послушай, Елена, кто же тебя заставляет пол мести? Я этого не хочу, ты больна; разве ты в работницы пришла ко мне?
ДЕВОЧКА- Кто ж будет здесь пол мести? Теперь я не больна.
ВАНЯ - Но я не для работы взял тебя, Елена. Ты как будто боишься, что я буду попрекать тебя, как Бубнова, что ты у меня даром живешь? И откуда ты взяла этот гадкий веник? У меня не было веника.
ДЕВОЧКА- Это мой веник. Я его сама сюда принесла. Я и дедушке здесь пол мела. А веник вот тут, под печкой с того времени и лежал.
ВАНЯ- Вот и платьице запачкала веником.
ДЕВОЧКА - Хотите чаю?
ВАНЯ – Хочу. Ты обедала?
ДЕВОЧКА- Дворник принес.
ВАНЯ - Да, я ему наказывал. Я ведь теперь только на минутку, тебя проведать. Непременно надо еще уйти, Леночка.
ДЕВОЧКА - Ну, уж и надо? К кому вы пойдете? Уж не к вчерашнему ли гостю?
ВАНЯ- Нет, не к нему.
ДЕВОЧКА- Вот и хорошо, что не к нему... Так к его дочери?
ВАНЯ- А ты почему знаешь про его дочь?
ДЕВОЧКА- Я все вчера слышала. /пауза/ Он дурной старик.
ВАНЯ- Напротив, он очень добрый человек.
ДЕВОЧКА - Нет, нет; он злой; я слышала.
ВАНЯ- Да что ж ты слышала?
ДЕВОЧКА - Он свою дочь не хочет простить...
ВАНЯ - Но он любит её. Она перед ним виновата, а он об ней заботится, мучается.
ДЕВОЧКА - А зачем не прощает? Теперь как простит, дочь и не шла бы к нему.
ВАНЯ- Как-так? Почему?
ДЕВОЧКА - Потому что он не стоит, чтоб его дочь любила. Пусть она уйдет от него навсегда и лучше пусть милостыню просит, а он пусть видит, что дочь просит милостыню да мучается. /пауза/ Это вы меня к нему-то в дом хотели отдать?
ВАНЯ - Да, Елена.
ДЕВОЧКА - Нет, я лучше в служанки наймусь.
ВАНЯ- Ах, как не хорошо это всё, что ты говоришь Леночка. И какой вздор: ну к кому ты можешь наняться?
ДЕВОЧКА - Ко всякому мужику /потупилась/.
ВАНЯ - Да мужику и не надо такой работницы.
ДЕВОЧКА - Ну к господам.
ВАНЯ - С твоим ли характером жить у господ?
ДЕВОЧКА - С моим.
ВАНЯ - Да ты не выдержишь.
ДЕВОЧКА - Выдержу. Меня будут бранить, а я буду нарочно молчать. Меня будут бить, а я буду все молчать, всe молчать, пусть бьют, ни за что не заплачу. Им же будет хуже от злости что я не плачу!
ВАНЯ - Что ты, Елена! Сколько в тебе озлобления и гордая ты какая! Мало знать ты видела любви... Елена, послушай, ты вот говорила, что тебя любила только одна мамаша и никто больше. А разве твой дедушка и вправду не любил тебя?
ДЕВОЧКА - Не любил...
ВАНЯ - А ведь ты плакала здесь о нем, помнишь?
ДЕВОЧКА - /задумалась / Нет, не любил. Он был злой.
ВАНЯ - Да ведь с него нельзя было и спрашивать, Елена. Он, кажется, совсем уж
выжил из ума. Он и умер как безумный. Ведь я тебе рассказывал.
ДЕВОЧКА - Да; но он только в последний месяц стал совсем забываться. А прежде он был гораздо лучше.
ВАНЯ - Когда же прежде?
ДЕВОЧКА - Когда еще мамаша не умирала.
ВАНЯ- Стало быть, это ты ему приносила пить и есть?
ДЕВОЧКА - Да, и я приносила.
ВАНЯ- Где ж ты брала, у Бубновой?
ДЕВОЧКА – Нет, я никогда ничего не брала у Бубновой.
ВАНЯ- Где ж ты брала, ведь у тебя ничего не было?
ДЕВОЧКА - Я на улицу милостыню ходила просить... Напрошу пять копеек и куплю ему хлеба и табаку нюхательного...
ВАНЯ- И он позволял!
ДЕВОЧКА - Я сама сначала пошла и ему сказала. А он как узнал, потом уж сам стал меня прогонять просить. Я стою на мосту, прошу, а он ходит около моста, дожидается; и как увидит, что мне дали, так и бросится на меня и отнимет деньги, точно я утаить от него хочу, не для него собираю. /горько улыбнулась/ Это все было, когда мама умерла. Тут он уж совсем стал как безумный.
ВАНЯ- Стало быть, он очень любил твою маму? Как же он не жил с нею?
ДЕВОЧКА - Нет, не любил. Он был злой и её не прощал... как вчерашний злой старик. Дедушка только прежде очень любил маменьку, а когда мамаша ушла от него, у него и остался мамашин Азорка. Оттого-то он и любил так Азорку. Мамашу не простил, а когда собака умерла, так сам умер.
ВАНЯ- Леночка, кто ж он был такой прежде?
ДЕВОЧКА - Он был прежде богатый... Я не знаю, кто он был. У него был какой-то завод... Так мамаша мне говорила. Она сначала думала, что я маленькая, и всего мне не говорила. Все, бывало, целует меня, а сама говорит; все узнаешь; придет время, узнаешь бедная, несчастная! И все меня бедной и несчастной звала.
ВАНЯ- Отчего же умерла твоя мамаша?
ДЕВОЧКА - От чахотки; теперь шесть недель будет.
ВАНЯ- А ты помнишь, когда дедушка был богат?
ДЕВОЧКА - Да ведь я тогда еще не родилась. Мамаша, еще прежде, чем я родилась ушла от дедушки.
ВАНЯ- С кем же ушла?
ДЕВОЧКА - Не знаю. Она за границу ушла, а я там и родилась.
ВАНЯ- За границей? Где же?
ДЕВОЧКА - В Швейцарии. Я везде была, и в Италии была, и в Париже была.
ВАНЯ- И ты помнишь?
ДЕВОЧКА - Многое помню.
ВАНЯ- Как же ты так хорошо по-русски знаешь?
ДЕВОЧКА - Мамаша меня еще и там учила по-русски. А как мы сюда с ней воротились полтора года назад, я и научилась совсем. Мамаша была уже тогда больная. Тут мы стали все беднее и беднее. Мамаша все плакала. Она сначала долго отыскивала здесь в Петербурге дедушку и все говорила, что перед ним виновата, и все плакала... А как узнала, что дедушка бедный, то еще больше плакала. Она к нему и письма часто писала, он все не отвечал.
ВАНЯ- Зачем же мамаша воротилась сюда? Только к отцу? Не знаю. А там нам так хорошо было жить. Мамаша жила одна, со мной. У ней был один друг, добрый, как вы... Он её еще здесь знал. Но он там умер, мамаша и воротилась...
ВАНЯ- Так с ним-то мамаша твоя и ушла от дедушки?
ДЕВОЧКА - Нет, не с ним. С другим, а тот её и оставил.
ВАНЯ- С кем же, Леночка?
ДЕВОЧКА - Не Леночка, нет...
ВАНЯ- Не Леночка? Как же?
ДЕВОЧКА - Нелли.
ВАНЯ- Нелли? Почему же непременно Нелли? Пожалуй, это очень хорошее имя. Так я тебя и буду звать, коли ты сама хочешь.
ДЕВОЧКА - Так меня мамаша звала... И никто так меня не звал никогда, кроме неё... и я не хотела сама, чтоб меня кто звал так, кроме мамаши... А вы зовите, я хочу... Я вас буду всегда любить, всегда любить... Я не гордая. Вы сказали, что я гордая. Нет, нет... я не такая. Я вас люблю. Вы только один меня любите. /Бросилась к Ване/ Вы любите меня? Вы только один, один!...
/свет уходит/
                Сцена 10
                /На квартире у Наташи. Наташа и Ваня/
НАТАША- /Продолжая разговор/ ...Не знаю, что тебе посоветовать, Ваня. По всему видно, что это престранное существо. Может быть, она была очень обижена, очень напугана. Дай ей, по крайней мере, выздороветь. Ты её хочешь к нашим?
ВАНЯ- Она все говорит, что никуда от меня не пойдет. Да и бог знает, как её там примут, так что я и не знаю. Ну что, друг мой, а как ты? Ты вчера была как будто нездорова!
НАТАША- Да... у меня и сегодня что-то голова болит. Не видел ли кого из наших?
ВАНЯ- Нет. Завтра схожу. Ведь сегодня суббота...
НАТАША- Так что же?
ВАНЯ- Вечером обещал быть князь.
НАТАША- Так что же? Я не забыла.
ВАНЯ- Нет, я ведь только так... А Алёша заходил?
НАТАША- /после паузы / Нет, уже три дня не виделись. /Шум подъезжающей коляски, Наташа подходит к окну/ Это князь. /Ваня встал/ Ваня, не оставляй меня с ним наедине. Этот вечер много решит. Вот ты увидишь, увидишь, что будет. Я теперь знаю все; все угадала. Виноват всему он; я много думала. Он... /раздается стук в дверь/ Войдите!
КНЯЗЬ - /входит/ Вот и я! /Нежно целует руку Наташе, дружески жмет руку Ване/ Только несколько часов как воротился. Все это время вы не выходили из моего ума, и сколько, сколько я передумал о вас! Сколько выдумал вам сказать, передать... Ну, да мы наговоримся! Во-первых, мой ветрогон, которого, я вижу, еще нет, и, кажется, я в том виноват, Наталья Николаевна, что он теперь не у вас и что мы пришли прежде него; я воспользовался случаем, и так как сам не мог быть сегодня у графини, то дал ему одно поручение. Но он явится сию минуту.
НАТАША- Он вам наверное обещал приехать сегодня?
КНЯЗЬ - Ax, боже мой, еще бы он не приехал, как это вы спрашиваете. Впрочем, понимаю: вы на него сердитесь. Действительно, он легкомысленный, ветреник; я его не защищаю, но некоторые особенные обстоятельства требуют, чтоб он не только не оставлял теперь дома графини и некоторых других связей, но, напротив, как можно чаще являлся туда. Ну, а так как он, вероятно, не выходит теперь от вас и забыл все на свете, то, пожалуйста, не сердитесь, если я буду иногда брать его часа на два, не больше, по моим поручениям.
НАТАША- И вы вправду не знали, что он у меня все эти дни ни разу не был? КНЯЗЬ - Как! Ни разу не был? Позвольте что вы говорите!
НАТАША- Вы были у меня во вторник, на другое утро он заезжал ко мне на полчаса и с тех пор я его не видела.
КНЯЗЬ - Но это невозможно! Я именно думал, что он не выходит от вас. Извините, это так странно...
НАТАША- Как вы изумляетесь! А я так думала, что вы не только не станете изумляться, но даже заранее знали, что так и будет.
КНЯЗЬ - Знал! Я? Но уверяю же вас, Наталья Николаевна, что видел его только одну минуту сегодня и больше никого об нем не расспрашивал; и мне странно, что вы мне как будто не верите.
НАТАША- Сохрани бог, совершенно уверена, что вы сказали правду. /засмеялась в глаза князю/
КНЯЗЬ - / в замешательстве/ Объяснитесь.
НАТАША- Да тут нечего и объяснять, я говорю очень просто. Вы ведь знаете, какой он ветреный, забывчивый. Ну вот, как ему дана теперь полная свобода, он увлекся.
КНЯЗЬ - Но так увлекаться невозможно, тут что-нибудь да есть, и только что он придет, я заставлю его объяснить это дело. Вы услышите, что я наговорю ему.
НАТАША- То есть сделаете, что он мною начнет тяготиться. Невозможно, чтоб при вашем уме вы вправду думали, что такое средство мне поможет.
КНЯЗЬ - Так уж не хотите ли вы намекнуть, что я нарочно хочу так устроить, чтоб он вами тяготился? Вы обижаете меня, Наталья Николаевна.
НАТАША - Я стараюсь как можно меньше употреблять намеков, с кем бы я не говорила. Напротив, всегда стараюсь говорить как можно прямее, и вы, может быть, сегодня же убедитесь в этом. Обижать я вас не хочу, да и незачем, хоть уж только потому, что вы моими словами не обидетесь, что бы я вам ни сказала. В этом я совершенно уверена, потому что совершенно понимаю наши взаимные отношения: ведь вы на них не можете смотреть серьезно, не правда ли? Но если я в самом деле вас обидела, то готова просить прощения, чтоб исполнить перед вами все обязанности гостеприимства.
КНЯЗЬ - Боже меня сохрани требовать извинений! Я вовсе не того хотел, да и не в моих правилах требовать извинения от женщины. Лучше, вместо извинения, скажите мне теперь, не могу ли я теперь же чем-нибудь доказать вам, что я гораздо искреннее и прямее поступаю с вами, чем вы обо мне думаете?
НАТАША - Вы хотите мне доказать, что вы со мной прямы и простодушны?
КНЯЗЬ - Да.
НАТАША - Если так, исполните мою просьбу.
КНЯЗЬ - Заранее даю слово.
НАТАША - Вот она: ни одним словом, ни одним намеком обо мне не беспокоить Алешу ни сегодня, ни завтра. Ни одного упрека за то, что он забыл меня; ни одного наставления. Я именно хочу встретить его так, как будто ничего между нами не было, чтоб он и заметить ничего не мог. Мне это надо. Дадите вы мне такое слово?
КНЯЗЬ - С величайшим удовольствием и позвольте мне прибавить от всей души, что я редко в ком встречал более благоразумного и ясного взгляда на такие дела... /стук в дверь/ Ну, кажется, это Алеша.
АЛЕША - /влетает/ Вот и я! Тот, которому бы надо быть раньше всех. Но сейчас узнаете всё, всё, всё! Но это впереди, а главное теперь: вот она! /Усаживается возле Наташи, целует ей руки/ Вот она! Наташа, голубчик, здравствуй, ангел ты мой! Тосковал-то я по тебе в эти дни! Но что хочешь - не мог! Управиться не мог. Милая ты моя! Как будто ты похудела немножко, бледненькая стала такая...
НАТАША - Но где же... ты был... столько дней?
АЛЕША - То-то и есть, что я в самом деле как будто виноват перед тобой; да что: как будто! Разумеется, виноват, и сам это знаю, и прибыл с тем, что знаю; Катя вчера и сегодня говорила мне, что не может женщина простить такую небрежность /ведь она все знает, что было у нас здесь во вторник; я на
другой же день рассказал/ Я с ней спорил, доказывал ей, говорил, что эта женщина называется Наташа и что во всем свете, может быть, только одна есть равная ей - это Катя; и я приехал сюда разумеется, зная, что выиграл в споре. Разве такой ангел, как ты, может не простить? "Не был, стало быть непременно что-нибудь помешало, а не то что разлюбил" - вот как будет думать моя Наташа! Да и как тебя разлюбить? Разве возможно? Всё сердце наболело у меня по тебе. Не я все-таки виноват! А когда узнаешь всё, меня же первая оправдаешь! Сейчас все расскажу, с тем и приехал. Хотел было сегодня залететь к тебе, чтоб поцеловать тебя на лету, но и тут неудача: Катя немедленно потребовала к себе по важнейшим делам. /князю/ Это еще до того времени, когда я на дрожках сидел, папа, и ты меня видел; это я другай раз, по другой записке к Кате тогда ехал. У нас ведь теперь целые дни скороходы с записками из дома в дом бегают.
КНЯЗЬ - Но если у тебя доставало времени бывать с утра до вечера у Катерины Федоровны...
АЛЕША - Знаю, знаю, что ты скажешь: "Если мог быть у Кати, то у тебя должно быть вдвое причин быть здесь." Совершенно с тобой согласен. Но, во-первых, бывают же странные, неожиданные события в жизни, которые все перемешивают и ставят вверх дном. Ну вот и со мной случились такие события. Говорю же я, что в эти дни я совершенно изменился, весь до конца ногтей!
НАТАША - Ах боже мой, да что же с тобой было! Не томи, пожалуйста!
АЛЕША - Ах, друзья мои! Что я видел, что делал, каких людей узнал! Во-первых, Катя: это такое совершенство! Я её совсем, совсем не знал до сих пор! Да она и сама таилась от меня, но теперь мы совершенно узнали друг друга. Мы с ней уж теперь не те. Несколько горячих слов, несколько ощущений, мыслей, прямо высказанных, и мы - сблизились навеки. Ты должна, должна её узнать, Наташа! Как она рассказала, как она растолковала мне тебя! Как объяснила какое ты сокровище для меня! Мало-помалу она объяснила мне все свои идеи и свей взгляд на жизнь; это такая серьезная, такая восторжен-ная девушка! Она говорила о долге, о назначении нашем, о том что мы все должны служить человечеству, и так как мы совершенно сошлись в какие-нибудь пять - шесть часов разговора, то кончили тем, что поклялись друг другу в вечной дружбе и в том, что во всю жизнь нашу будем действовать вместе!
КНЯЗЬ - В чем же действовать?
АЛЕША - Я так изменился, отец, что все это, конечно должно удивлять тебя. Я совершенно другой! Я смело смотрю в глаза всему и всем на свете. Если я знаю, что мое убеждение справедливо, я преследую его до последней
крайности; и если я не собьюсь с дороги, то я честный человек. С меня довольно. Говорите после того, что хотите. Я в себе уверен.
КНЯЗЬ- Ого!
НАТАША - Что ты Алеша! Уж это философия какая-то, тебя, верно, кто-нибудь научил.... Ты бы лучше рассказывал.
АЛЁША- Да я и рассказываю! Вот видишь: у Кати есть два дальние родственника Левинька и Боринька, один студент, а другой просто молодой человек. Она с ними имеет сношения, а те - просто необыкновенные люди! К графине они почти не ходят, по принципу. Когда мы говорили с Катей о назначении человека, о призвании и обо всем этом, она указала мне на них и немедленно дала мне к ним записку: я тотчас же полетел к ним знакомиться. В тот же вечер мы сошлись совершенно. Там было человек двадцать разного народу - всё молодежь свежая; все они с пламенной любовью ко всему человечеству; все мы говорили о нашем настоящем, будущем, о науках, о литературе, и говорили так хорошо, так прямо и просто... Ах, Наташа, ты непременно должна познакомиться с ними; Катя уже знакома. Они говорят о ней чуть не с благоговением, и Катя уже говорила Левиньке и Бориньке, что когда она войдет в права над своим состоянием, то неприменно тотчас же пожертвует миллион на общественную пользу.
КНЯЗЬ - И распорядителями этого миллиона, вероятно, будут Левинька и Боринька и вся их компания?
АЛЕША - Неправда, неправда; стыдно отец, так говорить! Я подозреваю твою мысль? А об этом миллионе действительно был у нас разговор, и долго решали: как его употребить? Решили, наконец, что прежде всего на общественное просвещение.
КНЯЗЬ - Да, я действительно не совсем знал до сих пор Катерину Федоровну. Я, впрочем, многого от неё ожидал, но этого...
АЛЕША - Чего этого! Что тебе так странно? Что это выходит несколько из вашего порядка? Что никто до сих пор не жертвовал миллиона, а она пожертвует? Это, что ли! Но,что ж, если она не хочет жить на чужой счет; потому что жить этими миллионами, значит, жить на чужой счет /я только теперь это узнал/ Она хочет быть полезна отечеству и всем и принесть на общую пользу свою лепту. Про лепту-то мы еще в прописях читали. а как эта лепта запахла миллионом, так уж тут и не то? И на чем держится всё это хваленное благоразумие, в которое я так верил! Что ты так смотришь на меня, отец? Точно ты видишь перед собой шута, дурачка!
КНЯЗЬ - Нет, это так оставить нельзя...
АЛЕША - Чего оставить нельзя? Слушай, отец, почему я говорю все это при тебе? Потому что хочу и надеюсь ввести и тебя в наш круг. Я дал уж там и за тебя слово. Ты смеешься, ну, я так и знал, что ты будешь смеяться! Но выслушай!
Ты добр, благороден; ты поймешь. Ведь ты не знаешь, ты не видал никогда этих людей, не слыхал их самих, так как же ты можешь судить о них верно! Нет, ты побудь у них, послушай их, и тогда, - тогда я даю слово за тебя, что ты будешь наш! А главное, я хочу употребить все средства, чтоб спасти тебя от гибели в твоем обществе, к которому ты так прилепился, и от твоих убеждений. /Князь смеется/. Отец, для чего же ты смеешься надо мною? Да
и над чем смеяться? Над тем, что для меня теперь свято?
КНЯЗЬ - Я вовсе не хетел оскорбить тебя, друг мой, напротив, я о тебе сожалею. Ты приготовляешься к такому шагу в жизни, при котором пора бы уже перестать быть таким легкомысленным мальчиком. Вот моя мысль: я совсем не хотел оскорблять тебя.
АЛЕША - Почему же так показалось мне? Почему уже давно мне кажется, что ты смотришь на меня враждебно, с холодной насмешкой, а не как отец на сына? Послушай: объяснимся откровенно, сейчас, навсегда, так, чтоб уж не оставалось больше никаких недоумений. И... я хочу говорить всю правду: когда я вошел сюда, мне показалось, что и здесь произошло какое-то недоумение; не так как я ожидал вас встретить вместе. Так или нет? Если так, то не лучше ли каждому высказаться!
КНЯЗЬ - Говори, говори, Алеша! То, что ты предлагаешь нам, очень умно. /Взглянув на Наташу/ Может быть,с этого и надо было начать.
АЛЕША - Не рассердись же за полную мою откровенность, ты сам её хочешь. Слушай, ты согласился на мой брак с Наташей, ты дал нам это счастье и для этого победил себя самого. Ты был великодушен и мы все оценили твой благородный поступок. Но почему же теперь ты с какой-то радостью беспрерывно намекаешь мне, что я еще смешной мальчик и вовсе не гожусь быть мужем; мало того, ты как будто хочешь осмеять, унизить меня в глазах Наташи. Как будто ты именно стараешься для чего-то доказать нам, что брак наш смешон, нелеп и что мы не пара. Как будто смотришь на все это как на шутку, на какой-то забавный водевиль... Я ведь не из сегодняшних только слов твоих это вывожу. Я в тот же вечер, во вторник же, как воротился к тебе сюда, слышал от тебя несколько странных выражений о Наташе - не оскорбительных, напротив, но как-то не так, как бы я хотел слышать от тебя, как-то слишком легко, без уважения к ней... Это трудно рассказать, но тон ясен, сердце слышит. Скажи же мне, что я ошибаюсь. Разуверь меня и... её, потому что ты, я вижу, и её огорчил. Я это угадал с первого же взгляда, как вошёл сюда...
HATAШA – Да, да, это так.
КНЯЗЬ - Друг мой, я, конечно, не могу припомнить всего, что говорил тебе, но очень странно, если ты принял мои слова в такую сторону. Готов разуверить тебя всем, чем только могу. Если я теперь смеялся, то это и понятно. Скажу тебе, что моим смехом я даже хотел прикрыть моё горькое чувство. Когда соображу теперь, что ты скоро собираешься быть мужем, то это мне теперь кажется совершенно несбыточным, нелепым,извини меня, даже смешным. Ты меня укоряешь за этот смех, а я говорю, что все это через тебя. Винюсь и я: может быть, я сам мало следил за тобой в последнее время и потому
только теперь, в этот вечер, узнал, на что ты можешь быть способен. Теперь уже я трепещу, когда подумаю о твоей будущности с Натальей Николаевной: я поторопился; я вижу, что вы очень несходны между собою. Всякая любовь проходит, а несходство навсегда остается. Я уж не говорю о твоей судьбе, но ведь ты губишь вместе с собой и Наталью Николаевну, решительно губишь! Вот ты говорил теперь целый час о любви к человечеству, о благородстве убеждений; а знаешь ли, какая мысль мне невольно тотчас же пришла в голову? Я удивился, как мог ты, при такой любви к Наталье Николаевне допустить, чтоб она жила в такой квартире? Как ты не догадался, что если не имеешь средств, если не имеешь способности исполнять свои обязанности, то не имеешь и права быть мужем. Одной любви мало, любовь оказывается делами, а ты как рассуждаешь: "Хоть и страдай со мной, но живи со мной" - ведь это не гуманно, это не благородно! Не перебивайте меня, Наталья Николаевна, дайте мне кончить; мне слишком горько, и я должен высказаться. Ты говорил, Алеша, что в эти дни увлекся всем, что благородно, честно и укорял меня, что в нашем обществе нет таких увлечений, а только одно сухое благоразумие. Посмотри же: увлекаться высоким и прекрасным и после того, что было здесь во вторник, четыре дня пренебрегать тою, которая, кажется, бы должна быть для тебя дороже всего на свете! Ты даже признался в своем споре с Катериной Федоровной, что Наталья Николаевна так любит тебя, так великодушна, что простит твой проступок. Но какое право ты имеешь рассчитывать на такое прощение и предлагать об этом пари? И неужели ты ни разу не подумал, сколько горьких мыслей, сколько сомнений, подозрений послал ты в эти дни Наталье Николаевне? Простите меня, Наталья Николаевна,что я изменил моему слову. Но теперешнее дело серьезнее этого слова. Знаешь ли ты, Алеша, что я застал Наталью Николаевну среди таких страданий, что понятно в какой ад ты обратил для неё эти четыре дня, которые, напротив, должны бы быть лучшими днями её жизни. Такие поступки с одной стороны и слова, слова, слова - с другой... неужели я не прав! И ты можешь обвинять меня, когда сам кругом виноват?
НАТАША - Полно, Алеша, не тоскуй, другие виноватее тебя. Садись и выслушай, что я скажу сейчас твоему отцу. Пора кончить!
КНЯЗЬ - Объяснитесь, Наталья Николаевна! Я уже два часа слышу об этом загадки. Это становится невыносимо, и, признаюсь, не такой встречи я ожидал здесь.
НАТАША - Что вам объяснять! Вы сами знаете и всё понимаете. Алеша прав. Самое первое желание ваше - разлучить нас. Вы заранее почти наизусть знали всё, что здесь случится, после того вечера, во вторник, и рассчитали все как по пальцам. Я уже сказала вам, что вы смотрите и на меня, и на сватовство, вами затеянное, не серьезно. Вы шутите с нами; вы играите и имеете вам известную цель. Игра ваша верная. Алеша был прав, когда укорял вас, что вы смотрите на все это как на водевиль. Вы бы напротив, должны были радоваться, а не упрекать Алешу, потому что он, не зная ничего, исполнил все, что вы от него ожидали; может быть даже и больше.
КНЯЗЬ - Вспомните, в чем вы меня сейчас обвинили и хоть немножко обдумайте ваши слова... я ничего не понимаю.
НАТАША - Может быть, потому что думали очаровать нас словами, так что мы и не заметим ваших тайных намерений.
КНЯЗЬ - Ничего, ничего не понимаю! Вы мнительны, вы в тревоге, вы просто ревнуете к Катерине Федоровне и потому готовы обвинить весь свет и меня первого и... я не привык к таким сценам; я бы ни минуты не остался здесь после этого, еслиб не интересы моего сына... я все еще жду, не благоволите ли вы объясниться?
НАТАША - Так вы все-таки упрямитесь и не хотите понять с двух слов, несмотря на то, что все это наизусть знаете? Вы непременно хотите, чтоб я вам все прямо высказала?
КНЯЗЬ - Я только этого и добиваюсь.
НАТАША - Хорошо же, слушайте! Я выскажу все! Припомните сами свои слова во вторник. Вы сказали, что я не знатна и не богата. Помните?
КНЯЗЬ - Помню.
НАТАША - Ну, так для того-то, чтобы добиться всего этого, что ускользнуло у вас из рук, вы и приезжали сюда, и выдумали это сватовство, рассчитывая, что эта шутка вам непременно поможет.
ВАНЯ - Наташа, подумай, что ты говоришь!
КНЯЗЬ - Шутка! Расчет!
НАТАША - Да, да, не останавливайте меня я поклялась все высказать. Вы помните сами: Алеша не слушался вас. Целые полгода вы трудились над ним, чтоб отвлечь его от меня. Он не поддавался вам. И вдруг у вас настала минута, когда время уже не терпело. Упустить его, и невеста, деньги, главное - деньги, ускользнут у вас из рук. Оставалось одно: чтоб Алеша полюбил ту, которую вы назначили ему в невесты; вы думали: если полюбит, то может быть отстанет от меня.
АЛЕША - Наташа! Наташа! Что ты говоришь!
НАТАША - Вы так и сделали, но - и тут опять та же, прежняя история! Одно только подавало вам надежду: вы заметили, что Алеша начинает мною пренебрегать, скучать, по пяти дней ко мне не ездит, как вдруг, во вторник, решительный поступок его поразил вас совершенно. Что делать!
КНЯЗЬ - Позвольте, напротив, этот факт...
HATAША - Я говорю, вы спросили себя в тот вечер:"Что теперь делать? и решили позволить ему жениться на мне, не в самом деле, а только так, на словах, чтоб только успокоить его. Срок свадьбы, думали вы, можно отдалять сколько угодно, а между тем новая любовь началась: вы это заметили. И вот на этом-то вы все и основали.
КНЯЗЬ - Романы, Романы! Уединение, мечтательность и чтение романов!
НАТАША - Да, на этой-то новой любви вы все и основали. Ведь она началась еще тогда, когда он не узнал всех совершенств этой девушки! В ту самую минуту, когда он в тот вечер, открывается этой девушке, что не может её любить, потому что долг и другая любовь запрещают ему, - эта девушка вдруг выказывает перед ним столько благородства, столько сочувствия к нему и к своей сопернице, что он хоть и верил в её красоту, но и не думал до этого мгновения, чтоб она была так прекрасна! Он и ко мне тогда приехал только и говорил, что о ней. Да, он назавтра же непременно должен был почувствовать неотразимую потребность увидеть опять это прекрасное существо, хоть из одной только благодарности. Да и почему ж к ней не ехать? Ведь та, прежняя уже не страдает, судьба её решена, ведь той целый век отдается, а тут какая-нибудь минутка... И что за неблагодарная была бы Наташа, если б она ревновала даже к этой минуте? И вот незаметно отнимается у Наташи вместо минуты день, другой, третий. А между тем девушка выказывается перед ним в совершенно неожиданном, новом виде; она такая благородная, энтузиастка и в то же время такой наивный ребенок, и в этом так сходна с ним характером... Придет, наконец, время, думаете вы, он сравнит свою прежнюю любовь с новыми, свежими ощущениями: там все знакомое, всегдашнее, там так серьезны, требовательны; там его ревнуют, бранят; там слезы... А если и начинают с ним шалить, играть, то как будто не с ровней, а с ребенком... а главное: все такое прежнее известное... /плачет/ Что ж дальше? А дальше время; ведь не сейчас же назначена свадьба; времени много, и все изменится. А тут ваши слова, намеки, толкования, красноречие... Можно даже поклеветать на эту досадную Наташу, можно выставить её в невыгодном свете и... как это все разрешится - неизвестно, но победа ваша! Алеша! Не вини меня, друг мой! Не говори, что я не понимаю твоей любви и мало ценю её. Я ведь знаю, что ты и теперь любишь меня и что в эту минуту, может быть, и не понимаешь моих жалоб. Я знаю, что я очень-очень худо сделала, что теперь это все высказала. Но что же мне делать, если я это все понимаю и все больше и больше люблю тебя... совсем... без памяти...
КНЯЗЬ - Успокойтесь, утештесь, Наталья Николаевна, все это исступление, мечты, уединение... Вы так были раздражены его легкомысленным поведением. Но ведь это только одно легкомыслие с его стороны, а вы, напротив, подумали ...
НАТАША - О, не говорите мне, не мучайте меня хоть теперь! Неужели вы думаете, что я не понимаю, что прежняя любовь его вся прошла... Здесь, в этой комнате, одна... когда он оставлял, забывал меня... я все это пережила... все передумала... Что ж мне и делать было! Я тебя не виню Алеша...
АЛЕША - /на коленях перед Наташей/ Да, да. это я виноват! Все от меня!
НАТАША - Нет, не вини себя Алеша... тут есть другие... Это они...
КНЯЗЬ - Но позвольте же наконец, на каком основании приписываете вы мне все эти... преступления? Ведь это одни только ваши догадки, ничем не
доказанные...
НАТАША - Доказательств! Вам доказательств, коварный вы человек! Вы не могли, не могли действовать иначе, когда приходили сюда с вашим предложением! Вам надо было успокоить вашего сына, усыпить его угрызения, чтоб он свободнее и спокойнее отдался весь Кате; без этого он все бы вспоминал обо мне, а вам наскучило ждать. Что, разве это не правда?
КНЯЗЬ - /с улыбкой/ Признаюсь, если б я хотел вас обмануть, я бы действительно так рассчитал; вы очень остроумны, но ведь это надобно доказать и тогда уж оскорблять людей такими упреками...
НАТАША - Доказать! А ваше все прежнее поведение, когда вы отбивали его от меня? Вы говорили давеча о дурной квартире? Не вы ли отняли у него жалование, которое прежде давали ему, чтоб принудить нас разойтись через нужду и голод? Нет, вам не обмануть меня! Я ведь знаю вас, давно знаю! Каждый раз, когда Алеша приезжал от вас, я по лицу его угадывала все, что вы ему говорили, внушали; все влияния ваши на него изучила!
КНЯЗЬ - Только то? Это все доказательства? Но подумайте исступленная вы женщина: ведь своим предложением я слишком себя связывал. Это было бы слишком легкомысленно для меня.
НАТАША - Чем, чем вы себя связывали? Что значит в ваших глазах обмануть меня? Да и что такое обида какой-то девушке! Ведь она несчастная беглянка, отверженная отцом, беззащитная, замаравшая себя, безнравственная! Стоит ли с ней церемониться, коли эта шутка может принесть хоть какую-нибудь, хоть самую маленькую выгоду!
КНЯЗЬ - В какое же положение вы сами ставите себя, Наталья Николаевна, подумайте! Вы непременно настаиваете, что с моей стороны было вам оскорбление. Но ведь это оскорбление так важно, так унизительно, что я не понимаю как можно даже предположить его, тем более настаивать на нем. Нужно быть уж слишком ко всему приученной, чтоб так легко допускать это, извините меня. Я вправе упрекать вас, потому что вы вооружаете против меня сына; если он не восстал теперь на меня за вас, то сердце его против меня...
АЛЕША - Нет, отец, нет, если я не восстал на тебя, то верю, что ты не мог оскорбить, да и не могу я поверить, чтоб можно было так оскорблять?
КНЯЗЬ - Слышите?
АЛЕША - Наташа, во всем виноват я, не обвиняй его это грешно и ужасно!
НАТАША - Слышишь; Ваня? Он уж против меня!
КНЯЗЬ - Довольно! Надо кончить эту тяжелую сцену. Этот слепой и яроствый порыв ревности вне всяких границ рисует ваш характер совершенно в новом для меня виде. Я предупрежден. Мы поторопились, действительно поторопились. Вы даже не замечаете, как оскорбили меня; для вас это ничего. Поторопились... конечно, слово мое должно быть свято, но... я отец
и желаю счастья своему сыну...
НАТАША - Вы отказываетесь от своего слова! Вы обрадовались случаю! Но знайте, что я сама, еще два дня тому, здесь, одна, решилась освободить его от его слова, а теперь подтверждаю при всех, я отказываюсь!
КНЯЗЬ - То есть, может быть, вы хотите воскресить в нем все... все прежние беспокойства, для того чтоб этим снова привязать его к себе по-старому. Ведь это выходит из вашей же теории : я потому так и говорю; но довольно; решит время. Я буду ждать минуты более спокойной, чтоб объясниться с вами. Надеюсь, мы не прерываем отношений наших окончательно. Надеюсь тоже, вы научитесь лучше ценить меня. Я еще сегодня хотел было вам сообщить мой проект насчет ваших родных, из которого вы бы увидали.... но довольно! /Ване/ Иван Петрович, теперь более чем когда либо, мне будет драгоценно познакомиться с вами ближе, не говоря уже о давнишнем желании моем. Надеюсь, вы поймете меня. На днях я буду у вас: вы позволите? /Ваня поклонился, князь пожал ему руку, поклонился Наташе и вышел/.
НАТАША - /после паузы Алеше/ Ты меня винишь за отца?
АЛЕША - Могу ли я винить, когда сам всему причиной и во всем виноват? Это я довел тебя до такого гнева, а ты в гневе и его обвинила, потому что хотела меня оправдать; ты меня всегда оправдываешь, а я не стою того. Надо было сыскать виновного, вот ты и подумала, что он. А он, право, не виноват! И с тем ли он приезжал сюда! Того ли ожидал! /Наташа смотрит с упреком/ Ну, не буду, не буду, прости меня. Я всему причиною!
HATAШA - Да, Алеша, теперь он прошел между нами и нарушил весь наш мир на всю жизнь. Ты всегда в меня верил больше, чем во всех; теперь же он влил в твое сердце подозрение против меня, недоверие и теперь, все больше и больше будет восстанавливать тебя против меня.
АЛЕША - Клянусь тебе, что нет! Он был раздражен, когда сказал, что "поторопились", - ты увидишь сама, завтра же, на днях, он спохватится, и если он до того рассердился, что в самом деле не захочет нашего брака, то я, клянусь тебе, его не послушаюсь. У меня может быть, достанет на это силы. И знаешь, кто нам поможет? Катя нам поможет! И ты увидишь, ты увидишь, что за прекрасное это создание! Ты увидишь, хочет ли она быть твоей соперницей и разлучить нас! И как ты несправедлива была давеча, когда говорила, что я из таких, которые могут разлюбить на другой день после свадьбы? Как это мне горько было слышать! Нет, я не такой, и если я часто ездил к Кате...
НАТАША - Полно, Алеша, будь у ней, когда хочешь. Я не про то давеча говорила. Ты не понял всего. Будь счастлив с кем хочешь. Не могу же я требовать у твоего сердца больше, чем оно может мне дать...
АЛЕША - Нет, это надо все поправить; я виноват, я все и поправлю. Наташа, позволь мне сейчас же к отцу! Мне надо его видеть; он обижен, он оскорблен; его надо утешить, я ему выскажу все, все от себя, только от одного себя; ты тут будешь не замешана. И я все улажу... Не сердись на меня, что я так хочу к нему и что тебя хочу оставить. Совсем не то; мне жаль его; он оправдается перед тобой; увидишь... Завтра, чем свет я у тебя, и весь день у тебя, к Кате не поеду...
НАТАША - Поезжай, Алеша! До завтра!
АЛЕША - Наташа, друг мой, ангел мой, не сердись на меня, и не будем никогда ссориться; это так мне всегда тяжело! И дай мне слово, что будешь всегда во всем верить мне, а я тебе. /Целует ей руки/ И можно ли, господи, подумать, чтоб я мог оставить тебя. /Еще раз обняв её выходит/.
HATAШA - /после паузы/ Все кончено! Все пропало! Он меня любит и никогда не разлюбит; но он и Катю любит и через несколько времени будет любить её больше меня. А эта ехидна князь не будет дремать, и тогда...
ВАНЯ - Наташа! Я сам верю, что князь поступает нечестно, но...
НАТАША - Ты не веришь всему, что я ему сказала! Я заметила это по твоему лицу. Но погоди, сам увидишь, права была я или нет? Я ведь еще только вообще говорила, а бог знает, что у него еще в мыслях! Это ужасный человек! Ох, Ваня! На тебя вся моя надежда теперь: он для чего-то хочет с тобой сойтись. Не отвергай этого и старайся, голубчик, ради бога, поскорее попасть к графине. Познакомься с этой Катей, разгляди её лучше и скажи мне: что она такое? Разгляди еще в какой степени они дружны, что между ними, об чем они говорят... Катю, Катю, главное, рассмотри... Докажи мне еще раз, милый, возлюбленный мой Ваня, докажи мне еще раз свою дружбу! На тебя, только на тебя теперь и надежда моя! /Плачет. Свет уходит/
                Сцена II
                / В комнате у Вани. Маслобоев, Ваня. Выпивают/
МАСЛОБОЕВ - ...Гм! умная голова у этой девицы. Если, может быть, и не совсем верно догадалась она про князя, то уж то одно хорошо, что с первого шагу узнала, с кем имеет дело, и прервала все сношения. Молодец Наталья Николаевна! Пью за её здоровье! /он выпивает/ Тут не толыо ум, тут сердце надо было, чтоб не дать себя обмануть. И сердце не выдало. Разумеется, её дело проиграно: князь настоит на своем, и Алеша её бросит. Жаль одного, Ихменева, - десять тысяч платить этому подлецу! Да кто у него по делу-то ходил, кто хлопотал? Небось сам! Э-эх! То-то все эти горячие и благо-родные! Никуда не годится народ! С князем не так надо было действовать. Я бы такого адвокатика достал Ихменеву,-э-эх!
ВАНЯ - Ну, теперь что же князь-то?
МАСЛОБОЕВ - А ты все о князе, да что об нем говорить; и не рад что вызвался. Я ведь, Ваня, только хотел тебя насчет этого мошенника предуведомить, чтобы, так сказать, оградить тебя от его влияния. Кто с ним связывается,
тот не безопасен. Так ты держи ухо востро! Вот и все. А ты уж и подумал, что я тебе бог знает какие парижские тайны хочу сообщить. И видно, что романист! Ну, что говорить о подлеце? Подлец так и есть подлец... Ну, вот, например, расскажу тебе одно его дельце, разумеется, без мест, без городов, без лиц, то есть без календарной точности. Ты знаешь, что он еще в первой молодости, когда принужден был жить канцелярским жалованием, женился на богатой купчихе. Ну, с этой купчихой он не совсем вежливо обошелся, и хоть не в ней теперь дело, но замечу, друг Ваня, что он всю жизнь наиболее по таким делам любил промышлять. Вот еще случай: поехал он за границу. Там...
ВАНЯ- Постой, Маслобоев, про которую ты поездку говоришь? В каком году?
МАСЛОБОЕВ - Ровно девяносто девять лет тому назад и три месяца. Ну-с, там он и сманил одну дочь у одного отца, да и увез с собой в Париж. Да ведь как сделал-то! Отец был вроде какого-то заводчика или участвовал в каком-то этаком предприятии. Наверно не знаю. Вот князь его и надул, тоже в предприятие с ним вместе залез. Надул вполне и деньги с него взял. Насчет взятых денег у старика были, разумеется, кой-какие документы. А князю хотелось так взять, чтоб не отдать, по-нашему, просто украсть. У старика была дочь, и дочь-то была красавица, а у этой красавицы был влюбленный в неё идеальный человек, братец Шиллеру, поэт, в то же время купец, молодой мечтатель, одним словом - вполне немец Феферкухен какой-то.
ВАНЯ - То есть это фамилия его Феферкухен?
МАСЛОБОЕВ - Ну, может, и не Феферкухен, черт его дери, не в нем дело. Только князь-то и подлез к дочери, да так подлез, что она влюбилась в него, как сумасшедшая. Князю и захотелось тогда двух вещей: во-первых, овладеть дочкой, а во-вторых, документами во взятой у старика сумме. Ключи от всех ящиков стариковых были у его дочери. Старик же любил дочь без памяти, до того, что замуж её отдавать не хотел. Серьезно. Ко всякому жениху ревновал, и Феферкухена прогнал, чудак какой-то англичанин...
ВАНЯ - Англичанин? Да где же все это происходило?
МАСЛОБОЕВ - Я только так сказал: англичанин, для сравнения, а ты уж и подхватил. Было ж это в городе Санта-Феде-Богота, а может, и в Кракове; довольно с тебя? Ну-с, вот-с, князь девицу-то сманил, да и увез от отца, да по настоянию князя девица захватила и кой-какие документики. Ведь бывает ж такая любовь, Ваня! Фу ты, боже мой, а ведь девушка была честная, благородная, возвышенная! Правда, может, толку-то большого в бумагах не знала. Её заботило одно: отец проклянет. Князь и тут нашелся; дал ей форменное, законное обязательство, что на ней женится. Таким образом и уверил её, что они так только поедут, на время, а когда гнев старика поутихнет, они и воротятся к нему обвенчанные и будут втроем век жить, добра наживать. Бежала она, старик её проклял да обанкротился. За нею в Париж потащился Фрауенмильх, все бросил, влюблен был уж очень.
ВАНЯ - Стой! Какой Фрауенмильх?
МАСЛОБОЕВ - Ну тот, как его! Фейербах-то...тьфу, проклятый: Феферкухен! Ну-
с, князю, разумеется, жениться нельзя было: что дескать, графиня Хлестова скажет? Как барон Помойкин об этом отзовется? Следовательно, надо было надуть. Ну, надул-то он слишком нагло. Во-первых, чуть ли не бил её, во-вторых, нарочно пригласил к себе Феферкухена, тот и ходил, другом её сделался, ну, хныкали вместе: известно,божьи души. Князь-то нарочно так подвел: раз застает их поздно, да и выдумал, что они в связи: своими глазами говорит видел. Ну и вытолкал их обоих за ворота, а сам на время в Лондой уехал. А та была уж на сносях: как выгнали её, она и родила дочь... то есть не дочь, а сына, именно сынишку, Володькой и окрестили. Феферкухен восприемником был. Ну вот и поехала она с Феферкухеном. У того маленькие деньжонки были. Объехала она Швейцарию, Италию.., во всех то есть поэтических землях была, как и следует.Та все плакала, а Феферкухен хныкал, и много лет таким образом прошло, и девочка выросла. И для князя-то все бы хорошо было, да одно нехорошо: обязательство жениться он у ней назад не выхлопотал... Низкий ты человек,- сказала она ему при прощании, - ты меня обокрал, ты меня обесчестил и теперь оставляешь. Прощай! Но обязательства тебе не отдам. Не потому, что я когда-нибудь хотела за тебя выйти, а потому, что ты этого документа боишься". Погорячилась, одним словом, но князь, впрочем, остался покоен. Вообще этаким подлецам превосходно иметь дело с так называемыми возвышенными существами. Ну вот, хоть бы эта мать: отделалась гордым презрением и хоть оставила у себя документ, но ведь каязь знал, что она скорее повесится, чем употребит его в дело: ну и был покоен до времени. А она хоть и плюнула в его подлое лицо, да ведь у ней Володька на руках оставался: умри она что с ним будет? Но об этом не рассуждалось. Брудершафт тоже ободрял её и не рассуждал; Шиллера читали. Наконец Брудершафт отчего-то скиснул и умер...
ВАНЯ - То есть, Феферкухен?
МАСЛОБОЕВ - Ну да, черт его дери! А она...
ВАНЯ - Постой! Сколько лет они странствовали?
МАСЛОБОЕВ - Ровнешенько двести. Ну-с, она и воротилась в Краков. Отец-то не принял, проклял, она умерла, а князь перекрестился от радости. Я там был, мед пил, по усам текло, а в рот не попало, дали мне шлык, а я в подворотню шмыг... Выпьем, Ваня!
ВАНЯ - Я подозреваю, что ты у него по этому делу хлопочешь.
МАСЛОБОЕВ - Тебе неприменно этого хочется?
ВАНЯ - Но не понимаю только, что ты-то можешь сделать!
МАСЛОБОЕВ - А видишь, она как воротилась в Мадрид-то после десятилетнего отсутствия, под чужим именем, то надо было все это разузнать и о Брудершафте, и о старике, и действительно ли она воротилась, и о птенце, и умерла ли она, и нет ли бумаг и так далее до бесконечности. Да еще кой о чем. Сквернейший человек, берегись его, Ваня, а об Маслобоеве вот что думай: он хоть, может быть, и подлец, но не против тебя. Ну, еще хочешь пить?
ВАНЯ- Нет, брат извини...
МАСЛОБОЕВ - И еще я скажу тебе, Ваня, береги ты девчушку свою. Я тут, пока тебя дожидался, переговорил с ней. Золотое сердце, и любит тебя. /встал/ Ну да ладно, время позднее, а теперь поклон да вон, мне еще тут по одному дельцу надо забежать. /Обнимаются. Маслобоев уходит. Уходит и свет/.
Сцена 12
/Та же комната Вани. Он что-то пишет сидя за столом/
ДЕВОЧКА - /вбегает в ужасе, бросается к Ване/ Это он! Это он! ВАНЯ - Нелли! Что с тобой? Что ты!
ДЕВОЧКА - Это он! Там в низу... Идет сюда!..
ВАНЯ - Кто Нелли! Кто идет... /стук в дверь. Нелли в ужасе прячется за стул/ Входите! Не заперто.
КНЯЗЬ - /входит/ Иван Петрович! Я так рад, что застал вас дома. /Направляется к Ване. Нелли стремглав выбегает из комнаты/ Стрнная девочка. Ну, так вот, я дал сегодня слово, по настоятельнейшей просьбе графини, приехать к ней сегодня вечером с вами. Она так просила, так хочет с вами познакомиться! Так как уж вы дали мне обещание, то я рассудил заехать к вам самому, покамест вы еще не успели никуда отправиться, и пригласить вас с собою.
ВАНЯ - Так вы хотите, чтоб я ехал? Признаюсь вам, теперь... хоть я вовсе не прочь, но...
КНЯЗЬ - Ради бога, поедемте! Что же со мной-то вы сделаете? Притом же мне с вами так надо, так надо поговорить,-вы понимаете о чем? Вы все это дело знаете лучше меня... Мы, может быть, решим что-нибудь, подумайте! иди бога не отказывайте!
ВАНЯ - Что ж, если вы настаиваете...
КНЯЗЬ - Буду вам очень признателен!
ВАНЯ - Я попрошу у вас несколько минут, чтобы переодеться. /Скрывается за ширмой/
КНЯЗЬ - Только уверяю вас, не надо никаких гардеробов, никаких туалетов. Так, разве посвежее что-нибудь? /Осматривает комнату/ А эта маленькая девочка, что сейчас выбежала отсюда, ваша служанка?
ВАНЯ - Нет... она так... живет у меня покамест.
КНЯЗЬ - Странная девочка. Я уверен, что она сумасшедшая. Представьте себе, я на улице заговорил с ней, где найти вас, сначала она отвечала мне хорошо, но потом, когда разглядела меня, бросилась ко мне, вскрикнула, задрожала, вцепилась в меня... что-то хочет сказать не может. Признаюсь, я струсил, хотел уж бежать от неё, но она, слава богу, сама от меня убежала. Я был в изумлении. Как вы уживаетесь?
ВАНЯ - У неё падучая болезнь.
КНЯЗЬ - А, вот что! Ну, это не так удивительно... если она с припадками.
ВАНЯ - /выходит во фраке/ Ну, вот я и готов,
КНЯЗЬ - /инквизиторски осмотрев его/ Замечательно. Вы очень понравитесь
графине.
                Сцена 13
                /В доме графини. Ваня, Катя, Алеша/
АЛЕША - Что ж вы ничего не говорите? Сошлись и молчат.
КАТЯ - Ах, Алеша, какой ты... мы сейчас, нам ведь так много надо переговорить вместе, Иван Петрович, что не знаю, с чего и начать. Мы очень поздно знакомимся; надо бы раньше, хоть я вас и давным-давно знаю. И так мне хотелось вас видеть. Я даже думала вам письмо написать,
ВАНЯ - /невольно улыбаясь/ О чем?
КАТЯ - Мало ли о чем. Вот хоть бы о том, правду ли он рассказывает про Наталью Николаевну, что она не оскорбляется, когда он её в такое время оставляет одну. Ну, можно ли так поступать,-как он? Ну, зачем ты теперь здесь, скажи пожалуйста?
АЛЕША - Ах, боже мой, да я сейчас и поеду. Я ведь сказал, что здесь только одну минутку пробуду, на вас обоих посмотрю, как вы вместе будете говорить, а там и туда.
КАТЯ - Да что мы вместе, ну вот и сидим, - видел? И всегда-то он такой. "Одну минутку, говорит, только одну минутку, а смотришь, и до полночи просидит, а там уж и поздно. "Она, говорит, не сердится, она добрая",-вот как он рассуждает! Ну, хорошо ли это, ну, благородно ли?
АЛЕША - /жалобно/ Да я, пожалуй, поеду. Прощай, Катя, и, пожалуйста, не сомневайся, что я люблю Наташу. И потому нечего меня допрашивать как виноватого. Вот спроси Ивана Петровича, теперь уж он здесь и подтвердит тебе, что Наташа ревнива и хоть очень любит меня, но в любви её много эгоизма, потому она ничем не хочет для меня пожертвовать.
ВАНЯ - Как это?
КАТЯ - Что ты это, Алеша?
АЛЕША - Ну да; что ж тут удивительного? Иван Петрович знает. Она все требует, чтоб я с ней был. Она хоть и не требует этого, но видно, что ей этого хочется.
КАТЯ - И не стыдно, не стыдно это тебе!
АЛЕША - Да что же стыдно-то? Какая ты, право, Катя! Я ведь люблю её больше, чем она думает, а если бы она любила меня настоящим образом, так как я люблю её, то, верно, пожертвовала бы мне своим удовольствием. Она, правда, и сама отпускает меня, да ведь я вижу по лицу, что это ей тяжело, стало быть для меня все равно что и не отпускает.
КАТЯ - Нет, это неспроста! Признавайся, Алеша, признавайся сейчас, это все наговорил тебе отец? Сегодня наговорил? И, пожалуйста, не хитри со мной: я тотчас узнаю! Так или нет?
АЛЕША - /смущен/ Да, говорил, что ж тут такого? Он говорил со мной сегедня совершенно по-дружески, а Наташу все хвалил, так что я даже удивился:
она его так оскорбила, а он её же так хвалит.
ВАНЯ - А вы, вы и поверили. Вы, кому она отдала все, что могла отдать, и даже теперь, сегодня же всё её беспокойство было об вас, чтоб вам не было как-нибудь скучно, чтоб как-нибудь не лишить вас возможности видеться с Катериной Федоровной! Она сама мне это говорила сегодня. И вдруг вы поверили фальшивым наговорам! Не стыдно ли вам?
КАТЯ - Неблагодарный! Да что, ему никогда ничего не стыдно!
АЛЕША - /растерян/ Полно, Катя, довольно; ты всегда права выходишь, а я нет. Сейчас же я к Наташе, и к Левиньке не заеду...
КАТЯ - И нечего тебе у Левиньки делать; а что теперь слушаешься и едешь, то в этом ты очень мил.
АЛЕША - А ты в тысячу раз всех милее. /Ване/ Иван Петрович, мне нужно вам два слова сказать. /Несколько отходят от Кати/ Я сегодня бесстыдно поступил, я низко поступил, я виноват перед всеми на свете, а перед ними обеими больше всего. Сегодня отец после обеда познакомил меня с Александриной /одна француженка/ - очаровательная женщина. Я... увлекся и... ну, уж что тут говорить, я недостоин быть вместе с ними... Прощайте, Иван Петрович!
КАТЯ - /после ухода Алеши/ Он добрый, он благородный, но мы об нем потом будем много говорить; а теперь скажите же, Иван Петрович, как по вашему мнению: будут Алеша и Наташа вместе счастливы, или нет? Это мне прежде всего нужно знать для окончательного моего решения, чтоб уж самой знать, как поступать.
ВАНЯ - Как же можно, об этом сказать, наверно?
КАТЯ - Да, разумеется, не наверно, а как вам кажется? -потому что вы очень умный человек.
ВАНЯ - По-моему, они не могут быть счастливы.
КАТЯ - Почему же?
ВАНЯ - Они не пара.
КАТЯ - Я так и думала! Расскажите подробнее. Слушайте: я ужасно желаю видеть
Наташу, потому что мне много надо с ней переговорить, и мне кажется, что мы с ней все решим. А теперь я всё её представляю cебe в уме. Она должна быть ужасно умна, правдивая и прекрасная собой. Ведь так?
ВАНЯ - Так.
КАТЯ - Так и я была уверена. Ну, так если она такая, как же она могла полюбить Алешу, такого мальчика? Объясните мне это; я часто об этом думаю.
ВАНЯ - Этого нельзя объяснить, Катерина Федоровна; трудно представить, за что
и как можно полюбить. Да, он ребенок. Он правдив, искренен, наивен ужасно, а иногда грациозно наивен. Она, может быть, полюбила его - как бы это сказать? Как будто из какой-то жалости. Великодушное сердце может полюбить из жалости... Впрочем, я чувствую, что я вам ничего не могу объяснить, но зато спрошу вас самих: ведь вы его любите?
КАТЯ - Ей-богу, еще не знаю. Но, кажется, очень люблю...
ВАНЯ - Ну, вот видите. А можете ли изъяснить, за что его любите?
КАТЯ - В нем нет лжи. Но будемте говорить о самом главном. Научите меня, Иван Петрович: вот я чувствую теперь, что я Наташина соперница, я ведь это знаю, как же мне поступать? Ведь если они будут несчастливы, так ведь им лучше разойтись; поэтому я и решила; расспросить вас подробнее обо всем и поехать самой к Наташе, а уж с ней и решать все дело.
ВАНЯ - Но как же решать-то, вот вопрос?
КАТЯ - Я так и скажу ей: "Ведь вы его любите больше всего, а потому и счастье его должны любить больше своего, следственно, должны с ним расстаться".
ВАНЯ - Да, но каково ей будет это слышать? А если она согласится с вами, то в силах ли она будет это сделать?
КАТЯ - Вот об этом-то я и думаю день и ночь и...и.../плачет/ Вы не поверите, как мне жалко Наташу.
ВАНЯ - С Наташей вы познакомитесь и не будете раскаиваться. Она вас сама очень хочет узнать, и это нужно хоть для того только, чтоб ей знать, кому она передает Алешу. О деле же этом не тоскуйте очень. Время и без ваших забот решит. Ведь вы едете в деревню.
КАТЯ - Да, скоро, и я знаю, что на этом настаивает князь.
ВАНЯ - Как вы думаете, поедет с вами Алеша?
КАТЯ - Вот и я об этом думала! Ведь он поедет. Поедет. Боже мой, что из этого всего выйдет, - не знаю. Послушайте, Иван Петрович, ведь теперь вы часто будете к нам приходить?
ВАНЯ - Не знаю, Катерина Федоровна: это зависит от обстоятельств Может быть и совсем не буду ходить.
КАТЯ - Почему же?
ВАНЯ - Это будет зависеть от разных причин, а главное, от отношений моих с
князем.
КАТЯ - Это нечестный человек. Вот он сейчас, кажется сюда направляется. Простите, я отойду, не хочу сейчас видеть его.
/Уходит. Появляется князь/.
КНЯЗЬ - Не скучаете, Иван Петрович?
ВАНЯ - Спасибо князь, нет.
КНЯЗЬ - А знаете ли, что если б нам теперь поужинать, где-нибудь в ресторане?
ВАНЯ - Право, не знаю, князь, я никогда не ужинаю...
КНЯЗЬ - Ну, разумеется, и поговорим за ужином.
ВАНЯ - Но я вам сказал уже, что я никогда не ужинаю.
КНЯЗЬ - Что за дело один раз. К тому же ведь это я вас приглашаю.
ВАНЯ - Что ж, извольте. Но с одним условием, в ресторане я буду за себя платить сам.
КНЯЗЬ - Но ведь это... щепетильность. Уверяю вас, что вы меня обижаете... Впрочем, как хотите /Уходят/
                Сцена 14
                /В ресторане. За столом сидят Князь и Ваня/
КНЯЗЬ - Иван Петрович, можно мне с вами говорить вполне дружелюбно, по приятельски?
ВАНЯ - Я вас прошу об этом.
КНЯЗЬ - Я ведь очень хорошо понимаю, что вы сидите здесь со мной не из расположения ко мне, а оттого, что я обещался с вами поговорить. Не правда ли? /засмеялся/ А так как вы наблюдаете интересы известной особы, то вам хочется послушать, что я буду говорить. Так ли?
ВАНЯ - Вы не ошиблись.
КНЯЗЬ - Да, да, мой друг! Я именно об этой особе и хотел говорить. Надо же окончательно высказаться, договориться до чего-нибудь, и надеюсь, что в этот раз вы меня совершенно поймете. Я Наталью Николаевну уважаю, даже люблю, уверяю вас; капризна она немножко, но ведь нет "розы без шипов". Шипы колются, но ведь это-то и заманчиво, и хоть мой Алексей дурак, но я ему отчасти уже простил, за хороший вкус. Короче мне эти девицы нравятся, и у меня даже виды особенные... Ну, да это после.
ВАНЯ - Князь! Послушайте князь! Я не понимаю в вас этой быстрой перемены, но... перемените разговор, прошу вас!
КНЯЗЬ - Вы горячитесь! Ну, хорошо… переменю, переменю! Только вот что хочу спросить у вас, мой добрый друг: очень вы её уважаете?
ВАНЯ - Разумеется.
КНЯЗЬ - Ну, ну и любите?
ВАНЯ - /вскричал/ Вы забываетесь!
КНЯЗЬ - Не буду, не буду! Успокойтесь! В удивительнейшем расположении духа я сегодня. Мне так весело как давно не бывало. Не выпить ли нам шампанского! Как думаете, мой поэт?
ВАНЯ - Я не буду пить, не хочу!
КНЯЗЬ - /разливает/ И не говорите! Вы непременно должны мне составить сегодня компанию, я не могу быть счатливым один. Кто знает, мы может быть, еще дойдем до того, что выпьем на ты! /смеется/ Нет, молодой мой друг, вы меня еще не знаете! Я уверен, что вы меня полюбите. Если б вы знали, какое дружеское я беру в вас участие...
ВАНЯ - Князь, не лучше ли говорить о деле.
КНЯЗЬ - Мой бесценный Иван Петрович, жить так, как вы живете, значит просто губить себя. Вот, Алеша отбил у вас невесту, а вы, как какой-нибудь Шиллер, за них же распинаетесь, им же прислуживаете и чуть ли у них не на побегушках... Вы уж извините меня, мой милый, но ведь это какая-то гаденькая игра в великодушные чувства... Как это вам не надоест, в самом деле! Даже стыдно!
ВАНЯ - Князь! Вы, кажется нарочно привезли меня сюда, чтоб оскорбить!
КНЯЗЬ - О нет, мой друг, нет, я в эту минуту просто-запросто деловой человек и хочу вашего счастья. Одним словом, я хочу уладить все дело. Что бы вы сказали, если б вам кто нибудь из друзей ваших предложил жениться на девушке, молоденькой, хорошенькой, но... уже кое-что испытавшей; я говорю аллегорически, но вы меня понимаете, ну, вроде Натальи Николаевны, разумеется с приличным вознаграждением... /Заметьте, я говорил о постороннем, а не о нашем деле/: ну, что бы вы сказали?
ВАНЯ - Я скажу вам, что вы... сошли с ума.
КНЯЗЬ - /смеясь/ Ба! Да вы чуть ли не бить меня собираетесь?
ВАНЯ - Послушайте, князь, теперь поздно, и право...
КНЯЗЬ - Что? Боже, какая нетерпимость! Да и куда спешить? Ну, посидим, поговорим по-дружески, искренно, знаете, этак за бокалом вина, как добрые приятели. Если вы упрекаете меня, что я с вами теперь груб как мужик, то вы в этом совершенно несправедливы. Во-первых, мне так угодно, во-вторых, я не у себя, а с вами... то есть я хочу сказать, что мы теперь кутим, как добрые приятели, а в-третьих, я ужасно люблю капризы. Знаете ли, что когда-то я из каприза даже был филантропом, как вы. Это, впрочем, было ужасно давно. Помню, я еще тогда приехал в деревню с гуманными целями и, разумеется, скучал на чем свет стоит; от скуки я и начал знакомиться с хорошенькими девочками... Да уж вы не гримасничаете ли? О молодой мой друг! Да ведь мы теперь в дружеской сходке. Ну, так вот-с и волочился. Помню, еще у одной пастушки был муж, красивый молодой мужичок. Я его больно наказал и в солдаты хотел отдать, да не отдал. Умер он у меня в больнице... Но более всего меня
смешит теперь дурак Ихменев. Я уверен, что он знал весь этот пассаж с мужичком... и что ж? Он из доброты своей души, созданной, кажется, из патоки, и оттого, что влюбился тогда в меня и сам же захвалил меня самому себе, - решился ничему не верить и не поверил; то есть факту не поверил и двенадцать лет стоял за меня горой до тех пор, пока до самого не коснулось. /смеется/ Ну, да все это вздор! Выпьем мой юный друг. Послушайте: любите вы женщин? А я люблю. Хотите познакомлю вас с одной mademoiselle Dhiliberte- а? Как вы думаете? Да что с вами?
ВАНЯ - Знаете ли, князь, я все-таки не понимаю, почему вам вздумалось выбрать именно меня конфидентом ваших тайн и любовных "стремлений"?
КНЯЗЬ - Гм... да ведь я вам сказал, что узнаете после. Не беспокойтесь; а впрочем, хоть бы и так, безо всяких причин. Есть особое сладострастие в этом внезапном срыве маски, в этом цинизме, с которым человек вдруг высказывается перед другим в таком виде, что даже не удостаивает и постыдиться перед ним. Я вам расскажу анекдот: был в Париже один сумасшедший чиновник; его потом посадили в сумасшедший дом. Ну так когда он сходил с ума, то вот что выдумал для своего удовольствия: он раздевался у себя дома, совершенно, как Адам, оставлял на себе одну обувь, накидывал на себя широкий плащ до пят, закутывался в него и с ве-личественной миной выходил на улицу. Ну, сбоку посмотреть - человек как и все. Но лишь только случалось ему встретить какого-нибудь прохожего, где-нибудь наедине, он молча шел на него, с самым серьезным видом, вдруг останавливался перед ним, развертывал свой плащ и показывал себя во всем...чистосердечии... Потом он завертывался опять и молча, не пошевелив ни одним мускулом лица, проходил мимо остолбеневшего от изумления зрителя. Так он поступал со всеми: с мужчинами, женщинами, детьми и в этом состояло его удовольствие.
ВАНЯ - Ну, так то был сумасшедший, а вы...
КНЯЗЬ - Себе на уме? /смеется/
ВАНЯ - Вы ясно хотите показать мне, что даже не удостаиваете постыдиться меня, срывая передо мной так откровенно вашу гадкую маску и выставляясь в таком нравственном цинизме...
КНЯЗЬ - Вздор, все это вздор!
ВАНЯ - Что же не вздор?
КНЯЗЬ - Не вздор - это личность, это я сам. Все для меня, и весь мир для меня создан. Я еще верую в то, что на свете можно хорошо пожить. Люби самого себя - вот одно правило, которое я признаю. Жизнь - коммерческая сделка; даром не бросайте денег, но, пожалуй, платите за угождение, и вы исполните все свои обязанности к ближнему, - вот моя нравственность, если её вам непременно нужно, хотя, признаюсь, по-моему, лучше не платить своему ближнему, а суметь заставить его делать даром. Идеалов я не имею и не хочу иметь. В свете можно так весело, так мило прожить и без идеалов. Я люблю значение, чин, отель; огромную ставку в карты. Но главное, главное - женщины... и женщины во всех видах; я даже люблю
потаенный, темный разврат, даже немножко с грязнотцой для разнообразия... /'смеется/ Смотрю я на ваше лицо: с каким презреньем смотрите вы на меня теперь!
ВАНЯ - Вы правы.
КНЯЗЬ - Ваш ответ я знал заранее. Я ведь все ваши новые идеи знаю, хотя и никогда не страдал от них, да и не от чего. Угрызений совести у меня не бывало ни о чем. Я на все согдасен, было бы мне хорошо. Все на свете может погибнуть, одни мы никогда не погибнем. Кстати: посмотрите хоть уж на одно то, как живучи такие люди как мы. Значит сама природа нам покровительствует /смеется/ Я хочу непременно жить до девяноста лет. Я смерти не люблю и боюсь её. Ведь черт знает как еще придется умереть! Но, к черту философию! Ведь мы начали было говорить о хорошеньких девушках... /Ваня встаёт/ Куда это вы!
ВАНЯ - Я иду, да и вам пора...
КНЯЗЬ - Полноте, полноте! Хочу вам рассказать еще один премиленький анекдот: я любил однажды одну девушку и любил почти искренно. Она даже многим для меня пожертвовала...
ВАНЯ - Это та, которую вы обокрали?
КНЯЗЬ - /обескуражен/ Постоите... Постойте, дайте мне сообразить. Я действи-тельно пьян и мне трудно сообразить... /рассмеялся через паузу/. Ну что ж, я действительно стоял перед ней как оплеванный, когда она брякнула мне в глаза, что я обокрал её! Как она визжала тогда, как ругалась! Бешенная была женщина и без всякой выдержки. Но, посудите сами: я вовсе не обокрал её, как вы сейчас выразились. Она подарила мне свои деньги сама, и они уже были мои. Ну, положим, вы мне дарите ваш фрак, я вам благодарен, ношу его, вдруг через год вы поссорились со мной и требуете его назад, а я его уже износил. Это неблагородно; зачем же дарить? Вы не поверите, как она рисовалась передо мною потом, крича, что дарит мне /впрочем, мои же/ деньги. Злость взяла меня, но я рассудил, что отдав ей деньги я бы отнял у ней наслаждение быть несчастной вполне из-за меня и проклинать меня за это всю свою жизнь. Может быть, потом, ей было нечего есть, но я уверен, что она была счастлива. Я и не хотел лишать её этого счастья. Таким образом и оправдано вполне мое правило, что чем громче и крупней человеческое великодушие, тем больше в нем самого отвратительного эгоизма... Неужели вам это неясно? Но... вы хотели поддеть меня! /смеется/
ВАНЯ - /вставая/ Прощайте!
КНЯЗЬ - Минутку! Два заключительных слова. /серьезно/ Выслушайте мое последнее: из всего, что я сказал вам следует ясно, что я никогда не упускаю мою выгоду. Я льблю деньги, и мне они надобны. У Катерины Федоровны три миллиона, и эти три миллиона мне очень пригодятся. Алеша и Катя - совершенная пара; оба дураки в последней степени; мне того и надо. И потому я непременно желаю и хочу, чтоб их брак устроился, и как можно скорее. Недели через две графиня и Катя едут в деревню.
Алеша должен сопровождать их. Предуведомьте Наталью Николаевну, чтоб не было пасторалей, чтоб не было шиллеровщины, чтоб против меня не восставали. Я мстителен и зол, я за свое постою. Её я не боюсь; все без сомнения будет по-моему. Смотрите же, чтоб не было глупостей и чтоб вела она себя благоразумно. Не то ей будет плохо, очень плохо. Уж она за то только должна быть мне благодарна, что я не поступил с нею как следует, по закону. Знайте, мой поэт, что законы ограждают семейное спокойствие, и что те, которые отвлекают детей от священных обязан-ностей к их родителям, законами не поощряются. Сообразите, наконец, что у меня есть связи, что у ней никаких и... неужели вы не понимаете, что я бы мог с ней сделать? Но я не сделал, потому что до сих пор она вела себя благоразумно. Не беспокойтесь: каждую минуту, за каждым движением их присматривали зоркие глаза, и я знал все до последней мелочи. И поэтому я спокойно ждал, пока Алеша сам ее бросит, что уж и начинается; а покамест ему милое развлечение. Я же остался в его понятиях гуманным отцом, а мне надо, чтоб он так обо мне думал /смеется/. Как вспомню я, что чуть не комплименты ей делал тогда вечером, что она была так великодушна и бескорыстна, что не вышла за него замуж; желал бы я знать, как бы она вышла! Что же касается до моего тогдашнего к ней приезда, то все это было единственно для того, что уж пора было кончить их связь. Ну, довольно ли с вас? Или вы, может быть, хотите узнать еще; для чего я завел вас сюда, для чего я перед вами так ломался, тогда как все это можно было высказать без всяких откровенностей.
ВАНЯ - Да.
КНЯЗЬ - Единственно потому, друг мой, что в вас я заметил несколько более благоразумия, чем в обоих наших дурачках. Вы могли и раньше знать, кто я, предугадывать, составлять предположения обо мне, но я хотел избавить вас от всего этого труда и решился вам наглядно показать, с кем вы имеете дело. Теперь вы это знаете, и потому я надеюсь, употребите все свое влия-ние, чтоб избавить её от некоторых хлопот. Иначе будут хлопоты, и уверяю вас, что не шуточные. Ну-с, наконец еще и потому, что мне действительно хотелось поплевать немножко на все это дело, и поплевать именно в ваших глазах...
ВАНЯ - И вы достигли вашей цели. Я согласен, что ничем вы не могли так выразить передо мной всей вашей злобы, и всего вашего презрения ко мне и ко всем нам, как этими откровенностями. Вы не только не опасались, что ваши откровенности могут вас передо мной компрометировать, но даже и не стыдились меня... Вы действительно походили на того сумасшедшего в плаще. Вы меня за человека не считали.
КНЯЗЬ - Вы угадали, мой юный друг, недаром же вы литератор. Надеюсь, что мы расстаемся дружелюбно. Брудершафт ведь не будем пить?
ВАНЯ - Вы пьяны, и единственно потому я не отвечаю вам как бы следовало...
КНЯЗЬ - Опять фигура умолчания, - не договорили, как следовало бы отвечать /смеется/. Заплатить за вас вы мне не позволяете.
ВАНЯ - Не беспокойтесь, я сам заплачу.
КНЯЗЬ - Ну, уж без сомнения. Ведь нам не по дороге?
ВАНЯ - Я с вами не поеду.
КНЯЗЬ - Прощайте, мой поэт. Надеюсь вы меня поняли.
/Ваня кладет на стол деньги и уходит. Затемнение./
                Сцена 15
                /У Наташи. Наташа, Катя, Алеша, Ваня/
КАТЯ - Алеша, оставь нас на полчаса одних. И не сердись, это я потому, что мне много надо переговорить с Наташей, об очень важном, чего ты не должен слышать. Будь же умен, поди. А вы, Иван Петрович, останьтесь. Вы должны выслушать весь наш разговор. /По уходе Алеши/ Сядем /Наташе/. Я так, против вас сяду. Мне хочется сначала на вас посмотреть./Сели/ Я уже видела вашу фотографию, мне показывал Алеша.
HATAШA - Что ж, похожа я на портрете?
КАТЯ - Вы лучше. Да я так и думала, что вы лучше.
НАТАША - Право? А я вот засматриваюсь на вас. Какая вы хорошенькая!
КАТЯ - Что вы! Куда мне!... голубчик вы мой! /взяла руку Наташи/. Вот что, мой ангел, нам всего полчаса быть вместе, мадам Альберт и на это едва согласилась, а нам много надо переговорить... Я хочу... Я должна... Ну я вас просто спрошу: очень вы любите Алешу?
HATAШA - Да очень.
КАТЯ - А если так... если вы очень любите Алешу... то... вы... должны любить и его счастье...
НАТАША – Да, я хочу, чтоб он был счастлив...
КАТЯ - Это так... но вот в чем вопрос: составлю ли я его счастье? Имею ли я право так говорить, потому что я его у вас отнимаю. Если вам кажется и мы решим теперь, что с вами он будет счатливее, то... то...
НАТАША - Это уже решено, милая Катя, ведь вы же сами видите, что все решено. /Пауза/ А вы его очень любите?
КАТЯ - Да: и вот я тоже хотела вас спросить и ехала с тем: скажите мне, за что именно вы его любите?
HATAША - Не знаю.
КАТЯ - Умен он, как вы думаете?
НАТАША - Нет, я так его, просто люблю.
КАТЯ - И я тоже. Мне его все как будто жалко.
НАТАША - И мне тоже.
КАТЯ - Что с ним делать теперь? Я буду его очень любить, Наташа, и вам обо всем писать. Кажется, он будет теперь скоро моим мужем; на то идет. И они все так говорят. Милая Наташечка, ведь вы пойдете теперь в ваш дом?
НАТАША - /поцеловала Катю/ Будьте счастливы!
КАТЯ - И... и вы... и вы тоже. /Входит Алеша/
HATAШA - /Алеше/ Чего же ты-то плачешь? Что разлучаешься со мной? Да надолго ли? В июне приедешь?
АЛЁША - Но я не могу, я не могу тебя и на день оставить, Наташа. Я умру без тебя... Ты не знаешь, как ты мне теперь дорога! Именно теперь!
HATAШA - Ну, так вот как ты сделай, ведь графиня останется хоть сколько-нибудь в Москве?
КАТЯ - /подхватила/ Да, почти неделю.
НАТАША - Неделю! Так чего ж лучше: ты завтра проводишь их до Москвы, это ведь всего один день, и тотчас же приезжай сада. Как им надо будет выезжать из Москвы, мы уж тогда совсем на месяц простимся, и ты воротишься в Москву их провожать.
КАТЯ - Ну так, так... А вы все-таки лишних четыре дня пробудете вместе.
АЛЕША - Наташенька! Ангел мой! Как замечательно ты все это придумала! /целует ей руки в восторге/.
КАТЯ - /поднялась чтобы прощаться. Обняла Наташу: тихо/ Ведь мы уж больше никогда не увидимся.
НАТАША - Никогда, Катя.
КАТЯ - Не проклинайте меня, а я... всегда... будьте уверены... он будет счастлив... Пойдем, Алеша, проводи меня! /Уходят/.
HATAШA -/после паузы/ Ваня! Вот и кончилось все; ведь он не приедет, Ваня, не приедет. Вот и кончилась наша любовь. Год жизни! И на всю жизнь.
ВАНЯ - Наташа, у тебя лихорадка, сейчас будет озноб, пожалей себя...
HATAШA - Сейчас, Ваня, сейчас, мой добрый друг... Дай мне поговорить и припомнить немного... Я теперь как разбитая... Завтра в последний раз его увижу, в последний...
ВАНЯ - Не тревожь себя, Наташа...
HATAШA - Видишь, Ваня: ведь я решила, что я его не любила как ровню, так, как обыкновенно женщина любит мужчину. Я любила его как... почти как мать. Мне даже кажется, что совсем и не бывает на свете такой любви, чтоб оба друг друга любили как равные, а? Как ты думаешь? /Пауза/ Он был мой. Почти с первой встречи с ним у меня явилось тогда непреодолимое желание, чтоб он был мой, поскорей мой, и чтоб он ни на кого не глядел, никого не знал кроме меня, одной меня... Катя хорошо сказала: я именно любила его так, как будто мне все время было отчего-то его жалко... На его лицо я спокойно смотреть не могла: такого выражения ни у кого не бывает, а засмеется он, так у меня холод и дрожь была... Право!...
ВАНЯ - Наташа, послушай...
HATAШA - Вот говорили, да и ты, впрочем, говорил, что он без характера и... и умом недалек, как ребенок. Ну, а я это-то в нем и любила больше всего... веришь ли этому? Не знаю, впрочем, любила ли именно одно это: так, просто, всего его любила, и будь он хоть чем-нибудь другой, с характером
или умнее, я бы, может, и не любила его так? Знаешь, Ваня, я тебе признаюсь в одном: помнишь у нас была ссора, три месяца назад, когда он был у той, как её, у этой Минни... я узнала, и веришь ли: мне ужасно было больно, а в то же время как будто и приятно... не знаю, почему... одна уж мысль, что он тоже, как большой какой-нибудь вместе с другими большими по красавицам разъезжает, тоже к Минне поехал! Я... Какое наслаждение было мне тогда в этой ссоре; а потом простить его... О милый! Я ужасно любила его прощать, Ваня. Знаешь, что когда он оставлял меня одну, я хожу, бывало, по комнате, мучаюсь, плачу, а сама иногда подумаю: чем виноватее он передо мной, тем ведь лучше... да! И знаешь: мне всегда представлялось, что он как-будто такой маленький мальчик; я сижу, а он положил ко мне на колени голову, заснул, а я его тихонько по голове глажу, ласкаю... Всегда так воображала о нем, когда его со мной не было... Какая это прелесть Катя! Мне кажется она может его сделать счастливым. Она с характером и говорит, как будто такая убежденная, и с ним она такая серьезная, важная, все об умных вещах говорит, точно большая. А сама-то, сама-то -настоящий ребенок! Милочка! Милочка! О! пусть они будут счастливы! Пусть, пусть, пусть!
ВАНЯ - Они будут прекрасной парой, Наташа. Не сомневайся, они будут счастливы.
НАТАША - /вдруг, как очнулась/ А! Это ты! Ты! Только ты один теперь остался. Ты его ненавидел! Ты никогда ему не мог простить, что я его любила... Теперь ты опять при мне! Что ж? Опять утешать будешь, уговаривать, чтоб я шла к отцу, который меня бросил и проклял. Я так и знала, еще два месяца знала! Не хочу, не хочу! Я сама проклинаю их!.. Поди прочь, я не могу тебя видеть! Прочь, прочь! Алеша! /лишается чувств/.
                Сцена 16
                /У Вани в комнате. Нелли. Быстро входит Ваня./
ВАНЯ - Нелли, ангел мой! Хочешь ли ты быть нашим спасением? Хочешь ли спасти всех нас? Нелли! Вся надежда теперь на тебя! Есть один отец: ты его видела и знаешь; он проклял свою дочь, а теперь её, Наташу /а ты говорила, что любишь её/, оставил тот, которого она любила и для которого ушла от отца. Он сын того князя, который приезжал, помнишь, вечером, а ты убежала от него и потом была больна. Ты ведь знаешь его? Он злой человек!
ДЕВОЧКА - Знаю.
ВАНЯ - Да, он злой человек. Он ненавидит Наташу за то что его сын Алеша, хотел на ней жениться. Сегодня уехал Алеша. Понимаешь меня Нелли?
ДЕВОЧКА - Понимаю.
ВАНЯ - Теперь Наташа одна, больная; я её оставил, а сам прибежал к тебе. Слушай, Нелли: пойдем к отцу Наташи; ты его не любишь, ты к нему не хотела идти, но теперь пойдем к нему вместе. Мы войдем и я скажу, что ты теперь хочешь быть у них вместо дочери. Старик теперь болен, он не хочет и слышать теперь про Наташу, но он её любит, любит, Нелли, и хочет с ней
примириться; я знаю это, я все знаю. Это так| Слышишь ли Нелли?
ДЕВОЧКА - Слышу.
ВАНЯ - Веришь ли этому?
ДЕВОЧКА - Верю.
ВАНЯ - Ну так я войду с тобой, посажу тебя, и тебя примут, обласкают и начнут расспрашивать. Тогда я сам так подведу разговор, что тебя начнут расспрашивать о том, как ты жила прежде; о твоей матери, о твоем дедушке. Расскажи им, Нелли, все так, как ты мне рассказывала. Все, все расскажи, просто и ничего не утаивая. И как расскажешь все это, то старик... Он ведь знает, что сегодня Наташу бросил Алеша и она осталась униженная и поруганная, одна, без помощи и защиты. Он все это знает... Нелли! Спаси Наташу! Хочешь ли ты ехать?
ДЕВОЧКА - /пристально посмотрев на Ваню/ Да.
ВАНЯ- /обняв девочку/ Спасибо! Добрая ты моя! Спасибо!
                Сцена 17
/В квартире Ихменевых. Ваня, Нелли, Ихменевы/
Н.С. - /реагируя на сильный удар грома и ливень/ Сейчас пройдет. Поди сюда, Нелли. Сядь здесь, сядь возле меня, вот тут, сядь! /целует её/ Я знаю, Нелли, что твою мать погубил злой человек, злой и безнравственный, но знаю тоже, что она отца своего любила и почитала. /Гладит Нелли по голове/
ДЕВОЧКА - Мамаша любила дедушку дольше, чем дедушка любил её.
Н.С. - /резко/ А ты почем знаешь?
ДЕВОЧКА - Знаю. Он не принял матушку и прогнал её.
А. А. - Как же, где же вы жили-то, когда дедушка вас не принял?
ДЕВОЧКА - Когда мы приехали, мамаша была очень больная, у неё грудь очень болела. Мы долго искали дедушку и не могли найти. Только в сумерки, как-то, мы переходили через одну большую улицу, вдруг мамаша закричала: "Азорка! Азорка!" и вдруг большая собака подбежала к мамаше, завизжала, и бросилась к ней, а мамаша испугалась, стала бледная, закричала и бросилась на колени перед высоким стариком, который шел с палкой и смотрел в землю. А этот высокий старик и был дедушка, и такой сухощавый, в дурном платье. Тут-то я в первый раз и увидала дедушку. Дедушка тоже очень испугался и весь побледнел, и как увидал, что мамаша лежит подле него и обхватила его ноги, - он вырвался, толкнул мамашу, ударил по камню палкой и пошел скоро от нас. Азорка еще остался, и все выл и лизал мамашу, потом побежал к дедушке, схватил его за полу и потащил назад, а дедушка его ударил палкой, Азорка опять к нам было побежал, да дедушка кликнул его, он и побежал за дедушкой и все выл. А мамаша лежала как мертвая, кругом народ собрался, полицейские пришли. Я все кричала и подымала мамашу. Она и встала, огляделась кругом и
пошла за мной. Я её повела домой, мы тогда снимали угол... у Бубновой.
Н.С. - Что ж, твоя мать оскоробила своего отца, и он за дело отверг её...
ДЕВОЧКА - Матушка мне то же говорила, и, как мы шли домой, все говорила: это твой дедушка, Нелли, а я виновата перед ним, вот он и проклял меня, за это меня теперь бог и наказывает, и весь вечер этот, и все следующие дни всё это же говорила. Меня же учила молиться за дедушку, и сама молилась и много мне еще рассказывала, как она прежде жила с дедушкой и как он её очень любил, больше всех.
А.А. - Так как же, вы так больше и не видали дедушки?
ДЕВОЧКА – Нет, когда мамаша стала выздоравливать, тогда я встретила опять дедушку. Я ходила в лавочку за хлебом: вдруг увидела его с Азоркой. Я, как увидела его, нарочно побежала на другую сторону улицы, чтоб он видел, что я бегу от него. Только я вижу, что дедушка сначала скоро пошел за мной, а потом и побежал, чтоб меня догнать, и стал кричать мне, звать. И Азорка бежал за ним. Мне жалко стало, я и остановилась. Дедушка подошел, и взял меня за руку, и повел, а когда увидел, что я плачу, остановился, посмотрел на меня, нагнулся и поцеловал. Тут он увидал, что у меня башмаки худые, и спросил: разве у меня нет других. Я тотчас сказала ему поскорей, что у мамаши совсем нет денег и что нам есть нечего, дедушка ничего не сказал, но повел меня на рынок и купил мне башмаки и велел тут же их надеть, а потом повел меня к себе, а прежде зашел в лавочку и купил пирог и две конфетки, и когда мы пришли, сказал, чтоб я ела пирог, и смотрел на меня, когда я ела, а потом дал мне конфетки. А Азорка положил лапы на стол и тоже просил пирога, я ему и дала, и дедушка засмеялся. Потом он вынул четыре целковых из наволочки и сказал: "Это тебе одной". Я было взяла, но потом подумала и сказала: "Коли мне одной, так не возьму." Дедушка вдруг рассердился и сказал мне: "Ну бери, как знаешь, ступай." Я вышла, а он и не поцеловал меня. Я ходила к дедушке часто, мамаша так приказывала. Дедушка купил "Новый завет и географию" и стал меня, учить. А когда мы начали закон божий читать, я спросила его: отчего же Иисус Христос сказал: любите друг друга и прощайте обиды, а он не хочет простить мамашу, ведь она его так любит, что все об нем спрашивает, а он никогда про мамашу не спрашивает. Тогда он вскочил и закричал, что это мамаша меня научила, вытолкнул меня вон и сказал, чтоб я никогда не смела к нему приходить. А я сказала, что и сама теперь к нему не приду, и ушла.
Н.С. - Я сказал, что дождь скоро пройдет, вот и прошел, вот и солнышко... смотри Ваня.
А. А. - Рассказывай мне, ангел мой, я буду тебя слушать. Пусть те у кого жестокие сердца...
ВАНЯ - Продолжай, Нелли.
ДЕВОЧКА - Я три дня не ходила к дедушке, в в это время мамаше стало худо. Деньги у нас все вышли, а лекарства не на что было купить, да и не ели мы ничего. Тогда я на третий день утром встала и начала одеваться. Мамаша спросила: куда я иду? Я и сказала: к дедушке, просить денег, и она обрадовалась, потому что я уже рассказывала мамаше все, как он прогнал меня от себя и сказала ей, что не хочу к нему больше ходить, хоть она и плакала и уговаривала меня идти. Как только я пришла к нему, он вскочил,
бросился на меня и затопал ногами, и я ему тотчас сказала все. Дедушка закричал и вытолкал меня на лестницу и запер за мной дверь на крючок. Но когда он толкал меня, я ему сказала, что я до тех пор не уйду, покамест он денег не даст. Я и сидела на лестнице. Немного спустя он отворил дверь и увидел, что я сижу, и опять затворил. И потом много раз отворял и смотрел. Наконец вышел с Азоркой, запер дверь и прошел мимо меня со двора и ни слова мне не сказал. И я ни слова не сказала и так и осталась сидеть.
А. А.- Голубушка моя, да ведь холодно на лестнице-то было!
ДЕВОЧКА - Я была в шубке...
А.А. - Да что ж в шубке... голубчик ты мой, сколько ты натерпелась? Что ж он, дедушка-то твой?
ДЕВОЧКА - Он пришел, когда уже стало совсем темно, и, входя, наткнулся на меня и закричал: кто тут? Я сказала, что это я. А он, верно, думал, что я давно ушла, и как увидал, что я все еще тут, то очень удивился и долго стоял передо мной. Вдруг ударил по ступенькам палкой, побежал, отпер свою дверь и через минуту вынес мне медных денег, все пятаки, и бросил их в меня на лестницу. "Вот тебе, закричал, возьми, это у меня все, что было, и скажи твоей матери, что я её проклинаю",- а сам захлопнул дверь. А пятаки покатились по лестнице. Я начала подбирать их в темноте, и дедушка, видно догадался, что в темноте мне их трудно собрать, отворил дверь и вынес свечу. И дедушка сам собирал вместе со мной, там всего было семь гривен. Когда я пришла домой, я отдала деньги и все рассказала мамаше, и мамаше сделалось хуже, а сама я всю ночь была больна и на другой день тоже вся в жару была, но я только об одном думала, потому что сердилась не дедушку, и когда мамаша заснула, пошла на улицу и стала на мосту. Тут вдруг подошел один старичок, я остановила его и попросила денег для больной мамаши. Он и дал мне бумажку рубль серебром. Я пошла в лавочку и разменяла рубль на, медные, тридцать копеек завернула в бумажку и отложила мамаше, а семь гривен зажала в руках и пошла к дедушке. Как пришла к нему, то отворила дверь, стала на пороге, размахнулась и бросила ему с размаху все деньги. -"Вот, возьмите ваши деньги!"- сказала я ему-"Не надо их от вас мамаше, потому что вы её проклинаете", -хлопнула дверью и тотчас же убежала прочь.
А.А. - Так и надо. /Прижала Нелли к себе/ Так и надо с ним: твой дедушка был злой и жестокосердный...
Н.C. – Гм...
А.А. - Ну, так как же, как же?
ДЕВОЧКА - Я перестала ходить больше к дедушке.
А.А. – И что ж, как же вы остались с мамашей-то? Ох, бедные вы, бедные!
ДЕВОЧКА - А мамаше стало еще хуже, и она уже редко вставала с постели. Денег у нас уж больше не было, я и стала ходить просить милостыню. Мамаша как узнала про это, потому жильцы стали попрекать, что она нищая, то стала плакать, потом вдруг встала с постели, оделась, схватила меня за руку и повела за собой. Мамаша едва могла ходить и каждую минуту садилась
на улице, а я её придерживала. Вдруг мы пришли в большую улицу: тут перед одним домом остановились кареты, и много выходило народу, а в окнах везде был свет, и слышна была музыка. Мамаша остановилась, схватила меня и сказала мне тогда: "Нелли, будь бедная, будь всю жизнь бедная, не ходи к ним, кто бы тебя ни позвал, кто бы ни пришел. И ты бы могла там быть, богатая и в хорошем платье, да я этого не хочу. Они злые и жестокие, и вот тебе мое приказание: оставайся бедная, работай и милостыню проси, а если кто придет за тобой, скажи: не хочу к вам! Это мне говорила мамаша, когда больна была, и я всю жизнь хочу её слушаться, и всю жизнь буду служить и работать, и к вам пришла служить и работать, а не хочу быть, как дочь...
А.А.- Полно, полно, голубка моя! Ведь матушка твоя: была в это время больна, когда говорила.
Н.С. - /резко/ Безумная была.
ДЕВОЧКА - Пусть безумная! Но она мне так приказала, так я и буду жить. И когда она мне это сказала, то даже в обморок упала.
А.А. - Господи боже? Больная-то, на улице, зимой?
ДЕВОЧКА - Нас хотели взять в полицию, но один господин вступился, расспросил у меня квартиру, дал мне десять рублей и велел отвезти мамашу к нам домой на своих лошадях. После этого мамаша уж и не вставала, а через три недели умерла...
А.А. - А отец-то что ж? Так и не простил?
ДЕВОЧКА - Не простил. За неделю до смерти мамаша подозвала меня и сказала: "Нелли сходи еще раз к дедушке, в последний раз и попроси, чтоб он пришел ко мне и простил меня: скажи ему, что я через несколько дней умру и тебя одну на свете оставлю. И скажи ему еще, что мне тяжело умирать..." Я и пошла, постучалась к дедушке, он отворил и, как увидел меня, тотчас хотел было передо мной дверь затворить, но я ухватилась за дверь обеими руками и закричала ему: "Мамаша умирает, вас зовет, идите!..." Но он оттолкнул меня и захлопнул дверь. Я воротилась к мамаше, легла подле неё, обняла её и ничего не сказала... Мамаша тоже обняла меня и ничего не расспрашивала... Вот в последний день, перед тем как ей умереть, перед вечером, мамаша подозвала меня к себе, взяла меня за руку и сказала: "Я сегодня умру, Нелли", хотела было еще говорить, но уж не могла. Я смотрю на неё, а она как будто меня и не видит, только в руках мою руку крепко держит. Я тихонько вынула руку и побежала из дому к дедушке. Как он увидел меня, то вскочил со стула и смотрит, и так испугался, что совсем стал такой бледный и весь задрожал. Я схватила его за руку и только одно выговорила: "Сейчас умрет". Тут он вдруг так и заметался; схватил свою палку и побежал за мной; даже шляпу забыл, а было холодно. Я схватила шляпу и надела её ему, и мы вместе выбежали. Я торопила его и говорила, чтоб он нанял извозчика, но у дедушки было только семь копеек всех денег. Он останавливал извозчиков, торговался, но они только смеялись, и над Азоркой смеялись, а Азорка с нами бежал. Дедушка устал и дышал трудно, но всё торопился и бежал. Вдруг он упал, и шляпа с него
соскочила. Я подняла его, надела ему опять шляпу и стала его рукой вести, и только перед самой ночью мы пришли домой... Но матушка уже лежала мертвая. Как увидел её дедушка, всплеснул руками, задрожал и стал над ней, а сам ничего не говорит. Тогда я подошла к мертвой мамаше, схватила дедушку за руку и закричала ему: "Вот, жестокий и злой человек, вот, смотри, смотри!" - тут дедушка закричал и упал на пол как мертвый.
А. А. - Я, я буду тебе мать теперь, Нелли, а ты мое дитя! Да, Нелли, уйдем, бросим их всех, жестоких и злых! Пусть потешаются над людьми, бог, бог зачтет им. Пойдем, Нелли, пойдем отсюда, пойдем...
Н.С. - /взволнованно/ Куда ты Анна Андреевна?
А.А. - К ней, к дочери, к Наташе. /направляется к дверям/
Н.С. - Постой, постой, подожди!
А.А. - Нечего ждать, жестокосердный ты человек. Я долго ждала, а теперь прощай... /замечает, что H.C. натягивает на себя пальто и берет шляпу/ К ты... ты со мной!
Н.С. - Наташа, где моя Наташа! Где она! Где дочь моя! Отдайте мне мою Наташу! Где, где она!
А. А. - /бросается за мужем/ Простил! Простил!
/Все уходят. Затемнение./
                Сцена 18
           /В квартире Наташи. Князь, видно только что вошел, Наташа/
КНЯЗЬ - Милая моя, я понимаю ваше горе; я знал, как будет тяжела вам эта минута, и положил себе за долг посетить вас. Утешьтесь, если можете, хоть тем, что, отказавшись от Алеши, вы составили его счастье. Но вы лучше меня это понимаете, потому что решились на великодушный подвиг... Вы поняли, что, став женою Алеши, могли возбудить в нем впоследствии к себе ненависть, и у вас достало благородной гордости, чтоб сознать это и решиться... но ведь не хвалить же я вас приехал. Я хотел только заявить перед вами, что никогда и нигде не найдете вы лучшего друга, как я. Я вам сочувствую и жалею вас. Во всем этом деле я принимал невольное участие, но - я исполнял свой долг. Ваше прекрасное сердце поймет это и примирится с моим... А мне было тяжелее вашего, поверьте!
НАТАША - Довольно князь. Оставьте меня в покое.
КНЯЗЬ - Непременно, я уйду скоро, но я люблю вас, как дочь свою, и вы позволите мне посещать себя. Смотрите на меня теперь как на вашего отца и позвольте мне быть вам полезным.
НАТАША - Мне ничего не надо, оставьте меня.
КНЯЗЬ - Знаю, вы горды. Но я говорю искренно, от сердца: что намерены вы теперь делать? Помириться с родителями? Доброе бы оно дело, но ваш отец несправедлив, горд и деспот; простите меня, но это так. В вашем доме вы встретите теперь одни попреки и новые мучения... Но, однако же, надо,
чтоб вы были независимы, а моя обязанность, мой священный долг - заботиться теперь о вас и помогать вам. Алеша умолял меня не оставлять вас и быть вашим другом. Но и, кругом меня, есть люди, вам глубоко преданные. Вы мне, вероятно, позволите представить вам одного графа. Он с превосходным сердцем, родственник наш и даже, можно сказать, благодетель; он многое делал для Алеши. Алеша очень уважал и любил его. Он очень сильный человек, с большим влиянием, уже старичок, и принимать его вам, девице, можно. Я уж говорил ему про вас. Он может пристроить вас и, если захотите, доставит вам превосходное место... у одной из своих родственниц. Я давно уже, прямо и откровенно, объяснил ему все наше дело, и он до того увлекся своим добрым и благороднейшим чувством, что даже сам упрашивает меня теперь как можно скорее пред-ставиться вам... Это человек сочувствующий всему прекрасному, поверьте мне, - щедрый, почтенный старичок, способный ценить вас.
HATAШA - Оставьте меня, оставьте сейчас же!
КНЯЗЬ - Но, мой друг, вы забываете: граф может быть полезен и вашему отцу...
HATAШA - Мой отец ничего не возьмет от вас. Оставите ли вы меня!
КНЯЗЬ - О боже, как вы нетерпеливы и недоверчивы! Чем заслужил я этОо Во всяком случае, вы позволите мне оставить у вас это доказательство моего к вам участия и в особенности участия графа, побудившего меня своим советом. Здесь, в этом пакете, десять тысяч рублей о/Кладет на стол/ Подождите, мой друг, выслушайте терпеливо всё: вы знаете, отец ваш проиграл мне тяжбу, и эти десять тысяч послужат вознаг-раждением, которое»..
HATAШA - /кричит/ Прочь! Прочь с этими деньгами! Я вас вижу насквозь...о низкий, низкий, низкий человек!
КНЯЗЬ - Вот уж это и нехорошо, моя милая, что вы так горячитесь. Вам предлагают покровительство, а вы поднимаете носик... А того и не знаете, что должны быть мне благодарны; уж давно мог бы я посадить вас в смирительный дом, как отец развращаемого вами молодого человека, которого вы обирали, да ведь не сделал же этого... /смеется/. Довольно ломаться! /Хватает Наташу за руку и насильно притягивает её к себе. Наташа пытается вырваться/.
HATAШA - О боже мой! Пустите! /в комнату врываются Н.С., А.А. и Ваня. Князь оставляет Наташу/.
Н.С.- Мерзавец! Вон! Вон! /Подходит к князю, плюет ему в лицо и наотмашь бьет его по щеке. Князь хочет было ответить, но заметив Ваню, быстро выскакивает из комнаты, предварительно схватив со стола деньги. Ваня преследует его. Слышен шум спускаемого по лестнице князя. А.А. успокаивает рыдающую Наташу/.
Н.С.- /целует Наташу/ Доченька моя! Радость моя! /подходит, встает на колени перед сидящей Наташей/ Друг мой. Жизнь моя! Дитя мое! Вот мы опять и
вместе! Что же, что же мне сказали, что она похудела! Худенькая, правда, бледненькая, но посмотри на неё, какая хорошенькая! Еще лучше чем прежде была, да лучше! /Входит Ваня/.
НАТАША - Встаньте папаша! Да встаньте же, ведь мне тоже хочется вас поцеловать...
Н.С. - О милая! Слышишь, слышишь, Аннушка, как она это хорошо сказала. /обнял Наташу/ Нет, Наташа, мне, мне надо у твоих ног лежать до тех пор, пока сердце мое услышит, что ты простила меня, потому что никогда, никогда не могу заслужить я теперь от тебя прощения! Я отверг тебя, я проклинал тебя, Наташа, слышишь, Наташа, я проклинал тебя, - я мог это сделать! А ты, а ты Наташа: и могла ты поверить, что я тебя проклял! И поверила - ведь поверила! Не надо было верить! Не верила бы, просто бы не верила. Что же ты не шла ко мне? Ведь ты знала, как я приму тебя! О Наташа, ведь ты помнишь, как я прежде тебя любил: ну, а теперь и во все это время я тебя вдвое, в тысячу раз больше любил, чем прежде! Душу из себя с кровью вынул, сердце свое располосовал да к ногам твоим положил бы! О радость моя!
НАТАША - Да поцелуйте же меня, жестокий вы человек, в губы, в лицо поцелуйте, как мамаша целует!
H.С. - /целует Наташу/ И в глазки тоже! И в глазки тоже! Помнишь, как прежде, Наташа! Снилось ли тебе когда про нас? А мне ты снилась чуть не каждую ночь. Да ведь я... слушай, Наташа: да ведь я часто к тебе ходил, и мать не знала, и никто не знал: то под окнами у тебя постою, то жду: полсутки иной раз жду где-нибудь на тротуаре у твоих ворот! Не выйдешь ли ты, чтоб издали только посмотреть на тебя! О Наташа! /прижал её к сердцу/. Она здесь опять у моего сердца! Благодарю тебя боже, за все, за все, и за гнев твой, и за милость твою!... И за солнце твое, которое просияло теперь, после грозы на нас! Зa всю эту минуту благодарю! О! Пусть мы униженные, пусть оскорбленные, но мы опять вместе, и пусть, пусть теперь торжествуют эти гордые и надменные, унизившие и оскорбившие нас! Пусть они бросят в нас камень! Не бойся, Наташа. Мы пойдем рука в руку и я скажу им: это моя дорогая, это возлюбленная дочь моя, это безгрешная дочь моя, которую вы оскорбили и унизили, но которую я люблю и которую благославляю во веки веков!
НАТАША - /слабым голосом, протягивая руку/ Ваня! Ваня! /Ваня подходит, обнимает Наташу/.
Н.С. - /озираясь/ Где же Нелли?
А. А. - Ах, где же она? Голубчик мой! Ведь мы так её на лестнице и оставили! /Быстро выходит из комнаты. Через секунду вводит Нелли, девочка испугано озирается/.
Н.С.- /бросается к ней/ Нелли, что с тобой, дитя мое!
ДЕВОЧКА - Мамаша, где мамаша? Где, где моя мамаша? /Вдруг кричит и без чувств падает на пол/
Сцена 19
/Эпилог. Сцена представляет собой пустое пространство. В центре, на авансцене стоит Девочка, неподалеку от неё Ваня. За ними в произвольном порядке: Н.С., А.А., Наташа и Маслобоев. Текст произносится в зал./
А.А. - Господи! Ведь она умирает, умирает ангел мой! Вот и доктор сейчас был, говорит, что выздоровление невозможно. Да, как же это так?! Да, за что же?! /плачет/.
H.C. - Знаешь что, Аннушка: мы столик-то придвинем поскорей на террасу, принесут самовар, придут наши, мы все усядемся, и Нелли к нам выйдет. Вот и прекрасно. Да уж не проснулась ли она? Пойду я к ней. Только посмотрю на неё... не разбужу, не беспокойся!
НЕЛЛИ - Ваня, я скоро умру. Очень скоро, и хочу тебе сказать, чтоб ты меня помнил. На память я тебе оставлю вот это /прикладывает руку к груди и достает ладонку/. Это мне мамаша оставила. Так вот, когда я умру, ты прочти, что в ней есть. И когда ты прочтешь, что в ней написано, то поди к нему и скажи, что я умерла, а его не простила. Скажи ему тоже, что я в Евангелие недавно читала, а его все-таки не простила, потому что когда мамаша умирала и еще могла говорить, то последнее, что она сказала было : "Проклинаю его", ну так и я его проклинаю, не за себя, а за мамашу проклинаю... Расскажи же ему, как умирала мамаша, как я осталась одна у Бубновой: расскажи, как ты видел меня у Бубновой, все, все расскажи и скажи тут же, что я лучше хотела быть у Бубновой, а к нему не пошла... Ваня, когда я умру, женись на Наташе! А теперь, позови их. Я хочу с ними со всеми проститься. Прощай, Ваня!
ВАНЯ- /развернув письмо, читает/ Это ваша дочь, и вы сами знаете, что она ваша, законная дочь. Я велела ей идти к вам, когда я умру, и отдать вам в руки это письмо. Если вы не отвергните Нелли, то, может быть, там я прощу вас, и в день Суда сама стану перед престолом Божьим и буду умолять судию простить вам грехи ваши. Нелли знает содержание письма моего; я читала его ей; я разъяснила ей все, она знает все, все...
МАСЛОБОЕВ - Ну, уж теперь этот мерзавец не уйдет от ответа. Выходит, Ваня, мамаша Нелли - была его законной женой. Вот какой огласки он боялся, тем более что связи начал заводить, жениться собрался. Невесте пятнадцать лет, еще в фартучке ходит, бедняжка. Генеральская дочька, денежная девочка. А уж теперь -дудки. После такого скандала, этот подлец не скоро очухается. А уж скандал, я ему обеспечу. Человеколюбие Ваня велит-с.
НАТАША- Ваня, ведь это был сон!
ВАНЯ - Что было сон?
НАТАША- Всё, всё, за весь этот год. Ваня, зачем я разрушила твое счастье? Мы бы могли бы навеки быть счастливы вместе!
                /Свет уходит. Занавес/
vladimiraulov61@mail.ru