Медсестра

Витька смотрел в белый потолок, стараясь привыкнуть к головной боли, вызванной то ли высокой температурой, то ли вирусным заболеванием, и именно эта монотонно мучающая его боль в голове напоминала о сроке, о тяжести его, о тоске.
Звякнула открываемая "кормушка" на двери.
- Таблетки! – донёсся из тюремного длинного коридора женский голос.
- А где же новенький? – всё тот же голос.
Витька прислушивался к нему, и он доносился до него сквозь боль, как что-то неожиданное…
- Подойди, Витёк! – сказал кто-то из "крытников".
Витька нехотя поднялся с кровати, обул ботинки, и по деревянному полу – такая роскошь здесь – прошёл к двери.
Присел возле "кормушки" - медсестра была новенькая, не та с прокуренным голосом, что дежурила вчера, когда его привели в больничную камеру. Эта была помоложе, постройнее, а главное, взгляд у неё был таким внимательным, и глаза очень-очень красивые.
Что-то захотелось Витьке сказать ей доброе, но он так и не нашёл этих слов, только улыбнулся, невольно представив себе сейчас своё бледное и худое лицо, с лихорадочным румянцем на щеках. «Да”.
Он мечтал вот именно о такой женщине на воле, чтобы она была рядом с ним, и улыбалась, и радовалась его словам.
Он смотрел на медсестру, не отрываясь, а получив таблетки, снова улыбнулся.
- Выздоравливайте! – мягко сказала медсестра.
Что может быть лучше для человека – искренние слова поддержки.
Он написал её любовную записку, представляя, как она будет читать её, он радовался своим искренним словам, написанным на бумаге, и удивлялся, что он может вот так чувствовать, вот так радоваться, он, конечно, не собирался передавать ей своё послание…
На следующий день, во время обхода, улучив момент, он возле кормушки, получая таблетки, негромко сказал:
- Я тебе написал.
И видя её взгляд, передал в её руку аккуратно свёрнутый в трубочку клочок бумаги. Она вдруг резко захлопнула кормушку, оставив Витьку в таком вот состоянии отчаянной радости. Весь проходящий день он думал о ней, как о близком человеке, представляя, как она читает его записку.
Во время вечерней проверки, корпусной проведя её, вытащил из кармана кителя помятую записку – Витька сразу же узнал этот клочок бумаги из обычной тетради.
- Виктор, - улыбнувшись, прочёл конец измятого послания корпусной – Фантазёр! Кто же это? А ну выходи.
Строй "крытников" замер, точно замороженный.
- Вы хоть и болявые, а под дубинал могу всю вашу хату пустить, - злобно сказал корпусной.
И Витька, чуть помедлив, сделал из строя два шага, чувствуя, что ноги предательски деревенеют. Корпусной оглядел худого "крытника", потом снова посмотрел на записку, которую он продолжал держать в руке, потом снова посмотрел на Витьку.
- Пойдём в изолятор.
Витька покорно кивнул головой. Его провели по длинному коридору второго этажа, к железной лестнице, потом по ней прошёл он на первый этаж – в сопровождении корпусного и ещё одного охранника.
Получив лёгонький удар дубинкой по плечу, только вздрогнул больше от неожиданности, чем от боли.
- Ладно, веди его назад, - уже возле камеры – возле штрафного изолятора – вдруг сказал корпусной, отчего-то прокашлялся, и буркнул:
- Медсестре спасибо скажи. Она волновалась за тебя.