Былинные земли. Воевода из Несино

Однажды мой земляк Василий Хацкевич принес необычную весть. Гуляя на лыжах вдоль лесного берега Эссы, он набрел на ветку папоротника, торчавшую из снега. Необычность заключалась в том, что растение было абсолютно зеленым. Не успело состариться и отмереть? Или это признак обновления природы?

Пусть биологи скажут.

Я вспомнил тот случай, когда исследовал историю одной местности. Есть что-то общее между древнейшим растением, определявшим когда-то облик планеты, и регионом, восставшим из глубины веков.


ВОСТОЧНЫЙ ВЕКТОР

Регион этот – местность между Западной Двиной и Березиной, в виде сектора, ограниченного Ульянкой-Уллой и автотрассой Лепель-Витебск. Местность уникальная. В ней есть все: и разверстые поля, и густые леса, и многочисленные озера, и речные протоки, и невысокие холмы. Прямо удивительно, как на небольшой территории вместилось столько природных богатств!

Наиболее пышно смотрится срединная часть - район Боровки. В дореволюционное время там бил целительный источник – криница, откуда брали воду для царского двора: привозили в императорские покои, настолько чистой она была. В сталинское время Боровку облюбовали военные, выстроив казармы и жилые офицерские дома, а также лечебные учреждения для воинского контингента.

После распада СССР войска ушли, передав местной власти часть инфраструктуры. И бывший военный санаторий стал принимать всех, быстро завоевав популярность. Я знаю знакомых, которые регулярно ездят туда, чтобы отдохнуть и подлечиться, даже из Латвии. Там открыт также детский реабилитационно-оздоровительный комплекс.

А каким был край раньше, в период частной собственности, когда основным средством существования считался земельный надел?


НЕСИНО, ИЛИ NESIN

Ответить на этот вопрос нам поможет уникальный документ - статистический отчет волостных правлений Лепельского уезда за 1891 год. Я нашел редкостный «гроссбух» в Государственном историческом архиве Латвии, в Риге. Как он там оказался, понятно: часть уездов латвийской Латгалии, как и Лепельский, входила в состав крупнейшей Витебской губернии.

Сначала скажем о «столице» волостного образования, в ранге которого оказался сельский пункт с полуторатысячным населением (на тот час) – Несино. Казалось бы, нелогичное решение, так как Несино расположено не в исходной точке расходящихся радиусов, а на завершающей дуге, в 22-х верстах от уездного центра.

Что же известно об этом населенном пункте?

Обратимся к географическому словарю царства Польского и других славянских стран (в дальнейшем Словник), изданному варшавским ученым сообществом в 1880—1902 годах и заверенному дотошной царской цензурой. В нем все важнейшие сведения о бывшей Речи Посполитой.

«В старых документах местечко Nesin включало фольварки, давно основанные», - пишет польский Словник.

Насколько «давно» - необозримо, однако первое письменное упоминание находим:
«В широко раскинутых границах было на начало XYII века во владении Михаила Друцкого-Соколинского, воеводы полоцкого».

«Друцкие-Соколинские – княжеский род, Рюриковичи, ветвь князей Друцких, происходившая от внука удельного князя друцкого Ивана Семеновича Бабы…», - уточняет еще одно информационное издание, уже современное - славянская энциклопедия, выпущенная в наш век в Москве, и поясняет: недалеко от Друцка было поместье «Сокольня», где и родился первый Соколинский.


СПОРНЫЕ СОКОЛИНСКИЕ

Можно было бы без сомнений согласиться, однако следующий пассаж отметает «бесспорную» мысль: происхождение Друцких «до сих пор спорно». Если неизвестно происхождение Друцких, то как можно утверждать, что Соколинские из-под Друцка?

Спорно также утверждение в отношении полоцкого воеводы Друцкого-Соколинского. Московское издание преподносит его как Яна Юрьевича, польского вельможу, участника дипломатических переговоров с царем. Якобы при его посредничестве было заключено перемирие на три года и 11 месяцев в результате визита в Москву в июле 1608 года. Король обязывался не помогать каким бы то ни было самозванцам и не поддерживать их, а царь должен был отпустить всех задержанных поляков в Смутное время.

Смущает вот что. Откуда взялся Ян Юрьевич, если полоцким воеводой был единственный представитель Друцких-Соколинских – Михаил? И период его воеводства приходится не на 1608-й, а на 1613-1621 годы.


РОДОВОЕ ГНЕЗДО?

Что еще известно о Михаиле? Служил оршанским маршалком и получил в ленное владение (ленное - значит пожалованное за военную службу) Езерищенское староство, был каштеляном витебским, а последний год жизни занимал должность воеводы смоленского.

Михаил, пожалуй, наиболее значимая фигура из всех Друцких-Соколинских в числе родового клана, который растекся по междуречью, словно живительные потоки. В Несино была обустроена резиденция, в стенах которой полоцкий воевода на протяжении восьми лет принимал важные решения. 

А если предположить, что и родовое гнездо Соколинских изначально находилось здесь?

Неспроста же одна из деревень волости носила название Соколы. На современных картах ее уже нет, а на российской трехверстке 1866-69гг. обозначена, и мы еще будем о ней говорить. А вот озеро с похожим названием – Сокольское до сих пор существует. Интересно, что инвентарь имения Несино за 1684 год, который представлен в Литовском государственном историческом архиве, называет владельца "Друцким-Соколиньшим".   

Ближе к Двине, по дороге из Бешенкович в Витебск, был целый куст селений князей Соколинских, да каких! Вся волость Милковичи, "а в ней церковь живоначальная Троицы да деревня церковная" принадлежала князьям Павлу да Андрею Соколинским. И  "село Кривино было князя Тимофея Соколинского". Прямо как из эпохи родоначальников края - кривичей...

Теперь о других фактах. Островно, лежащее рядом с Несино, тоже принадлежало Соколинским. И Камень, чуть дальше, тоже был за ними! А ближе к Полоцку, на Туросе, отмечалось «на пруде имение Павла Соколинского», да "князя Богдана Соколенского 18 деревень" "на реке на Менютице". Но самое поразительное, что им принадлежало также Поуллье – пристань с поместьем в среднем течении Ульянки-Уллы, которым владела Анна Соколинская - супруга того самого воеводы полоцкого.

О чем это говорит?


КНЯЖЕСКИЙ УДЕЛ

Несинский край мог составлять центральную часть княжеского удела, которым управляли Соколинские, и он занимал ведущее место в Полоцкой земле. По уделу пролегала та самая «улица» - водный путь, от Туровли при Западной Двине до Ульянки-Уллы, прежде чем открыли плавание через Чашники. Интересно, что в Поуллье, на одном из берегов, возвышались древние курганы. И точно такие же курганы – две группы красовались у Несино. При раскопках, произведенных еще в царское время, в них были найдены скелеты людей с бронзовыми и стеклянными украшениями.

Не зря полоцкий воевода выбрал Несино для своей резиденции. Усадьба стояла меж двух красавиц-озер, а окрестности были обогащены другими водоемами. Чуть восточнее начиналась река Луконка, которую зачем-то переиначили, и сегодня она обозначена как Лукомка. Луконка вытекала из небольшого озерка в виде сердечка – Луконицы и связывалась с комплексом Ушачских озер, а те были соединены северными пуповинами-протоками с Западной Двиной. На юг, в Поуллье, плыли, используя притоки Ульянки-Уллы.

Присутствие Соколинских как на одном конце важного маршрута, так и на другом, а также в срединной части, говорит о их пристальном внимании к водным сообщениям, область которых постоянно расширялась. Накапливая средства, они вкладывали их в приумножение своей роли, в сферу интересов попадали и другие речные магистрали, вне центральной зоны. Их имена можно встретить и на Лепельском озере, в Завидичах, и на Эссе, в Свяде, куда тянулись нити водных потоков.


ЭВИКЦИЯ

О Свяде хотелось бы сказать особо. Ее связь с Несиным всплыла, когда следующий Михаил Друцкий-Соколинский, писарь ВКЛ, продавал бывшую воеводскую резиденцию. Это было в 1684 году. Возникли непредвиденные обстоятельства. К сделке предъявила претензии третья сторона, с правом эвикции на собственность Свяды. Эвикция означает истребование у покупателя приобретённого им имущества со ссылкой на то, что не продавцу принадлежит право распоряжения им.

Белорусский ученый Вячеслав Носевич хорошо изучил историю средних веков Витебщины, однако и он теряется при  упоминании имени "Михаила, писаря ВКЛ". Говорит, что он представлял другую линию Друцких-Соколинских - не ту, к которой относился воевода полоцкий: "Этот Михаил принадлежал к ветви Соколинских, которая к Несину раньше никакого отношения не имела. Их владением в Полоцком воеводстве было ленное имение Лугиновичи, пожалованное родоначальнику этой ветви Павлу Друцкому-Соколинскому в 1565 году. Об этом прямо говорится в привилее на подтверждение лена... Тем не менее, в 1680-м и Михаил, и его отчим выступали в качестве совладельцев Несина в связи с долгом, повисшим на этом имении".

Так и хочется сказать: в долгах как в шелках. Откуда же они взялись у лиц, занимавших не последнюю строчку в иерархической великокняжеской лестнице?

Потому что "писарь" вел легкую жизнь? Да, он был трижды женат, причем дважды - на вдовах. Сейчас сказали бы: Альфонс! Сначала женой была Анна Галимская, потом Анна Козелло-Поклевская (вдова Владислава Волловича), затем Елена Цехановецкая (вдова Войны). Время было не из лучших в Речи Посполитой - нравственность падала.

"Скорее всего, - поясняет Носевич, - Несино было наследством матери Михаила - Гризельды Станкевич".

Действительно, Станкевичи присутствовали на несинской земле. Их род засвидетельствован в 1891 году. Станкевичи занимали на тот час одну из усадеб в деревне Мотырино.

"Известно также, что один из внуков полоцкого воеводы - Флориан вел общие торговые дела с Михаилом Соколинским, писарем ВКЛ", - еще один факт высказывает Носевич.

Еще один "кирпичик" в версию о происхождении Соколинских. Слетались "соколы" на родную землю?

- А каким образом Свяда была "пристегнута" к делу о продаже Несино? - спрашиваю Носевича.

- У писаря ВКЛ Михаила (видимо, от первого брака - с Анной Галимской) остался сын
Кароль Михал, староста велятицкий, впоследствии ставший каштеляном смоленским, он умер в 1713 году. Его женой была Ева Саломея Швериновна. Видимо, она заложила Свяду, или на нее перешел долг мужа. А может, это был тот же долг отца Кароля...

Можно предположить такой расклад. Известно, что в XVII веке Варшавский сейм вел подготовительную работу к устройству первого большого речного канала. Период вхождения Михаила Соколинского во власть - тоже XVII век. В 1671 году он стал писарем ВКЛ, а это первое лицо великокняжеского канцлера. Вполне возможно, что Михаил рассчитывал извлечь выгоду, рассматривая Свяду на Эссе как будущий важный пункт в речных сообщениях.   


ЕВА ИЗ СВЯДЫ

В связи с Евой приходит на ум еще одна история. В письменах грозновских людей, которые обследовали рубежи Полоцкой земли во время Ливонской войны, фигурирует волость с необычным названием – Еванская. С той волостью соприкасался несинский край на востоке, и там же лежал Иванск, отданный в распоряжение полоцких иезуитов. Еще в 1584 году комиссары, назначенные королем Стефаном Баторием, утрясали земельные тяжбы иезуитов, а в 1614-м было утверждено разграничение между Несинским поместьем и Иванском. Там же, на Иванских полях, предположительно, произошла историческая битва - было повержено русское войско под началом князя Шуйского, шедшее, чтобы закрепиться на Полоцкой земле и воспрепятствовать экспансии ливонских рыцарей. Известно, что царь Грозный предлагал королям сделку – обменять занятый ими форпост в междуречье на выход к морю: балтийский берег и Ригу. Настолько ценилась область междуречья - пространство между севером и югом.


ШАГ ЗА ПОРУБЕЖЬЕ

Иванск достался иезуитам от Стефана Батория, который после отвоевания Полоцка наделил орден разными имениями, принадлежавшими ранее православной церкви. Иванск, Коптевичи, Пристои - это бывшие владения полоцкого монастыря Иоанна Предтечи.

Так как иезуитский орден явился навязанным коренным обитателям, то отношения не ладились. Церковнослужители жаловались на шляхту, которая покушалась на их собственность. В разряд шляхты теперь попадали и бывшие князья, они уже не были единоличными хозяевами, их уделы дробились под напором западного наплыва. Сталкивались лбами даже княжеские кланы. "В 1605 году, - сообщает тот же Носевич, - Михаил Соколинский и его жена Анна Пияновская судились за нарушение границ Несина со вдовой Богдана Лукомского (дяди Анны) Софьей Служчанкой и полоцкими иезуитами".

Южная граница Несинской волости давно называлась «литовским порубежьем». Она разделила Полоцкую землю после битвы 1190 года, когда были повержены «волочане» - те, кто контролировал места перетягивания судов по суше, сидел на волоках.

Граница шла по Ульянке-Улле, вытекая из Лепельского озера, на западной стороне которого «литовские люди свой город поставили» (зафиксировано в 1563 году).

Единственным направлением, еще сохранявшим древние традиции, оставалось северное, где ощущалось влияние Полоцка. Там витал православный дух. Вот как характеризовалась местность к северу от Несино в «Писцовой книге»: «…От Мосыря до Двины реки, до устья Туровского, 30 верст, а от Мосыря до Ладосны 10 верст, а в селе в Ладосне храм Преображения Господня, а от Ладосны до села Островно 10 верст, а село Островно князя Михаила Соколенского, а в нем храм Троицы; от Островна до села Несино 3 версты, а в селе храм Ильи Пророка, а от Несина до Еванского 15 верст…»

Отметим духовную насыщенность края – в каждом селении православные церкви, и они составляли опору воеводства.


ЧЕРВОННЫЕ ЗЛОТЫЕ ЗА РЕЗИДЕНЦИЮ

Несино продавал уже другой человек – тоже Михаил, но не воевода. Он занимал чиновничью должность – писаря, и полностью подчинялся Речи Посполитой, польскому королю и литовскому князю. Главным достатком в жизни становились денежные накопления. Михаил продал Несино по крутым на то время ценам – за 20000 червонных злотых. Червонными злотыми называли золотые дукаты. И это говорит о высокой ценности местечка. Для сравнения. Латвийская Краслава - городишко на Двине – стоила в два с половиной раза дороже, чем Свяда, проданная в начале XYIII века за 6 тысяч талеров.

Обладателем Несино стал смоленский стольник Ян Кульнев с супругой Анной из Буйневских. Этап перехода несинской собственности к «смоленцам» - факт примечательный, он говорит о давних связях с городом на Днепре, где готовились, смолились речные суда, лодки.


КУЛЬНЕВЫ - ГЕРОИ

Род Кульневых, взрастивший двух выдающихся русских полководцев, генералов-братьев, отметился в последующих баталиях. Один из них, Яков, участвовал в трех войнах, одерживая неожиданные победы. Особенно громко зазвучало его имя во время экспедиции на Аландские острова. Преследуя шведов, он за ночь перешел через нагромождения льдин и неожиданно возник перед Гриссельсгамом. В Стокгольме его появление вызвало полное смятение.

В начале 1811 года Яков Кульнев был назначен шефом Гродненского гусарского полка и вошел в состав армии Витгенштейна, когда французы вторглись в Россию. Погиб на переправе через Дриссу.

Его брат Иван продолжил ратную славу. Служба Отечеству занесла его на бывшую вотчину предков. Командуя бригадой в корпусе Витгенштейна, участвовал в первой битве под Полоцком, Чашниками и на Березине. В его честь названа одна из улиц Полоцка. При осаде Данцига, по взятии его, получил золотую шпагу с алмазами.


РЫПИНСКИЕ: ПОЭТ И СТРАЖНИК

…Выложив кругленькую сумму за покупку, Кульнев через три года рукоположил Несино своей дочери – Евфросинье Мокрзецкой, супруге смоленского скарбника (казначея). А Евфросинья, выйдя повторно замуж за черниговского стражника Николая Рыпинского, переписала в 1714 году собственность на него.

Рыпинские планировали оставаться надолго, возвели деревянный храм Воскресения Господня, покрытый жестяным железом. Церковь строилась как униатская, поэтому хранила две светлые башенки.

Она стояла на погосте, и причт занимал 45 десятин земли. Красота окрестных мест, обогащенная белым величием, не могла не отразиться на судьбах обитателей. Один из Рыпинских – Александр стал поэтом и фольклористом, правда, родился он уже под Витебском, куда переехали предки. Во время учебы сошелся с декабристами и принял участие в польском восстании. После подавления бунтовщиков эмигрировал, в Париже и Лондоне издавал книги о Беларуси. А Родина звала, и он вернулся, поменяв взгляды. Как пишет исследователь его творчества, кандидат исторических наук Кастусь Цвирка, в одном из своих писем Александр писал, что белорусам нет необходимости «гapнyццa дa Пoльшчы» («льнуть к Польше»).

Интересно, что одна из ближайших к Несину весей родила еще одного белорусского поэта, Федора Кляшторного, судьба которого, к сожалению, сложилась очень трагически – он был расстрелян в период сталинских репрессий.


НАСЛЕДИЕ СТЕФАНОВСКИХ

История Несина продолжилась накануне раздела Речи Посполитой и Великого княжества Литовского. В 1753 году Игнатий Рыпинский продал усадьбу своему коллеге из Смоленска (обратим внимание, снова Смоленск!) Антонию Стефановскому. С той поры Стефановские никому не уступали местечко, наоборот, прикладывали усилия к расширению владений. По данным на 1785 год, сыновья смоленского стражника делили приобретение таким образом, что самый старший – Станислав владел центральным поместьем и весями Боброво и Чолновица, Георгий – фольварками Быхово и Голаевщизна, а также весями Заруженье, Сосняги (на старой карте – Сосняки), Островы; Винсент – фольварками Демешково, Вилы и Неклоч, весями Халимоново, Мизинки, Залесье, Кабачек и Жежлино.

Сыновья берегли отцовское наследие и передавали по своим линиям из поколения в поколение. Заглянем в исторический труд - статистический отчет волостных правлений губернскому правлению за 1891 год.

Отчет по Несинской волости писал старшина Карл Шумский. Согласно его данным, наследником Несино по-прежнему был дворянин католик Стефановский - Адам. Другие Стефановские – Цезарий, Вильгельмина и Константин распоряжались, как и раньше, Быховом, частью Жежлино и Демешковым. И всё. Произошли коренные изменения.


НОВЫЕ ЛИЦА

Присоединение края к России вызвало волну преобразований. Земля в волости была урожайной, а местность – привлекательной: сосновые боры, березовые рощи и рыбные озера. И сюда хлынули покупатели. Будем учитывать и то обстоятельство, что российская власть ввела ограничения на землепользование лицами католического вероисповедания, они обязаны были избавляться от излишков. Поэтому хозяевами многих участков становились другие лица. Так, Вилы с усадьбой Залесье были проданы надворному советнику православному Кузьме Елиневскому. А весями стали распоряжаться деревенские общества «крестьян-собственников» – по выкупным актам.

Показательна судьба Матырино, есть такая деревушка, до наших дней сохранилась, ниже Несино, в сторону порубежья - Межицы. Если обратиться к польскому Словнику, то прочитаем: Motyryn, или Moteryn, - усадьба, в 1798 году собственность Онуфрия Чарновского, малборского конюшего. 1798 год - это канун развала Речи Посполитой и ВКЛ. Спустя сто лет, в 1891 году, этой фамилии среди несинских собственников не находим. А что же мы видим? Есть деревня Мотырино Мотыринского общества крестьян-собственников, восемь усадеб (две с фольварками) и одна мыза с пустошью Новоселки. Частные владельцы - это мещане-католики (поменявшие веру?) Конопацкие, Станкевичи, Ярошевичи, Жигальские, Павловские. По одному приобретению - в руках православных: "гражданина Якова Волкова", "надворного советника Григория Заблоцкого". А мызу с пустошью купил "штабс-ротмистр Владимир Савицкий". Некто "Чернявские" тоже есть в списках. Сказать утвердительно, что это те же "Чарновские", невозможно. Может быть, и они, лишенные собственности за участие в восстании 1863 года. Среди помилованных - тоже есть. Во всяком случае, в 1891 году некто "Игнатий и Станислав Иосифовы Чернявские" владели двумя усадьбами в деревне Караевичи.    

НЕКЛОЧЬ - НЕКОЛОЧЬ

Особый разговор о Неклочи. 243 десятины приобрела мать троих дворян-католиков Ленковичей. Общее количество земли вместе с покупаемым участком не должно было превышать 60 десятин. Но не в этом исключение. Место – особенное. Известно, что до Неклочи дошли новгородцы в 1128 году во время похода Мстислава Мономашича. По Довнару-Запольскому – «отцу» белорусской историографии, это озеро Неклочь на границе с Беларусью, в Псковском районе, из которого «берет начало река Полота».

Однако на карте советского и российского историка-археолога Л.Алексеева Неклочь в районе Боровки (на современных картах – Неколочь). Не знаю, что двигало Ленковичами при выборе покупки, но их фамилия тоже необыкновенная. Оказывается, Ленковичи в одном ряду с такими знатными родами Литовской Руси как князья Гольшанские, Слуцкие, Глинские, Путятичи. Схиархимандрит Иоанн (Маслов), описывая историю Глинской пустыни – монашеской обители в Сумской области, отмечал их благочестие. Они учреждали и наделяли фундушами, то есть запасными имениями, многие обители, давали им разные льготы и угодья, позволяли монахам устраивать хутора и села, освобождали от разных повинностей.

Несинский церковный причт, как и раньше, стоял на том же месте, занимая 45 десятин земли и сохраняя униатскую архитектуру. Однако приход был чисто православным. При церкви действовала парафиальная школа. Интересно, что занятия в ней одно время проводила родная сестра моей бабушки Надежда Тараткевич.


…НЕ ТОЛЬКО МЫЗЫ

Несинская волость, если сравнивать ее с другими территориальными единицами Лепельского уезда, к концу XIX столетия была самой насыщенной землевладельцами – 85. Единоличного распоряжения, как было при удельном господстве, уже не существовало. Среди обладателей именного богатства и дворяне, и мещане, и крестьяне, и некто «гражданин Яков Волков», и чиновники, как, например, наследники "коллежского ассесора Антона Шелепина", и «штаб-ротмистр Владимир Савицкий», и «дети священника Федоровича».

Характерной особенностью являлось наличие мыз – 14. Мыза – это отдельно стоящая усадьба – то же поместье, только обособленное, с сельскохозяйственными постройками; такой вид присущ Прибалтийскому региону. Саарской мызой называли раньше Царское Село (ныне город Пушкин). А по-латышски мыза будет muiza (муйжа).

Некоторые мызы носили имена их обитателей. Так, в десяти верстах от Лепеля располагалась мыза Иринполь, хозяйкой которой считалась первоначально дворянка Ирена Вейтко. При полноправности удела, а он был немаленьким - 439 десятин, к ее состоянию добавлялись Прудок, которых было несколько в крае, и усадьба в деревне Митьковщина - напротив исторического Городенца, через Ульянку-Уллу. Кстати, именно в Митьковщине действовала паромная переправа. В 1891 году этим "уделом" распоряжался сын Вейтко - католик Героним, очевидно, урезанным достоянием, так как наследство было оформлено "по раздельному акту".   


РЫБИНЕЦ – ЛУКАШЕНКИ

«Под одной крышей» с мызами, то есть в одном географическом околотке, могли быть фольварки, застенки, имения и усадьбы. Особый статус имела лесная дача Рыбинец-Лукашенки, «и в ней караулка» - как некий намек на будущее, находилась в ведомстве государственного имущества, принадлежала казне.

Сразу поясним, что лесная дача в то время подразумевала зеленый массив типа угодий лесхоза. Вышеназванная дача включала в себя 578 десятин строевого леса. Казалось бы, ее судьба предрешена – под вырубку!

Однако дополнительные обстоятельства указывают на иную предназначенность.

Наряду с многочисленными частными владениями в составе волости было 34 деревни. Они группировались в общества крестьян, которые наделялись землей из помещичьих фондов и считались выкупными по так называемым люстрационным актам - банковским кредитам. Всего было восемь таких объединений – обществ, примерно по 4-5 деревни в каждом.  Нет смысла их называть, но одно из них выделялось на фоне остальных. Это общество «бывших государственных собственников» - крестьян (так в отчете). И относилось к местечку Фатынь, расположенному неподалеку от Несино.


МОРОЗ ИЗ ФАТЫНИ

В книге «Память. Лепельский район» есть рассказ о Фатыни, а точнее - о необычном человеке из Фатыни: садоводе-селекционере Язепе (Иосифе) Морозе. Его отец был крепостным у бочейковского помещика и помогал французу-садоводу, выписанному из-за границы. А в 1863 году, свидетельствует книга, взял в аренду казенные 8 десятин земли и занялся самостоятельной деятельностью. Позже Язеп участок выкупил, построил дом, теплицу и начал опыты, вывел новые сорта плодовых деревьев. Оказывается, мы ему обязаны за известный популярный белорусский сорт - «антоновка сладкая».

С течением времени на базе частного предпринимательства развернулась настоящая научно-исследовательская станция. В начале 20 века его хозяйство, крестьянское, было признано лучшим в северо-западном крае.

Отдадим должное предпринимателю-единоличнику, однако зададимся вопросом: на пустом ли месте развернул Мороз свое поприще? Почему крестьяне Фатынского сельского общества считались ранее «государственными»? И почему за этим обществом были закреплены еще три деревни: Соколы, Рыбинец и Лукашенки? Причем, все три группировались в другом месте – при вышеназванной лесной даче «с караулкой».

Это наводит на мысль, что царская власть держала казенную собственность, чтобы развернуть научно-исследовательские работы. Жизнь заставляла - требовалось возмещать лесные вырубки. Особый спрос был на лиственные породы деревьев, которые исчезли вовсе. Староста волости в преамбуле отчета указывал: «дуба, граба и ясеня не существует».

Селекционная деятельность была прервана революцией. Незавидна участь крестьянина Мороза. Как и большинство инициативных людей, в сталинское время он прекратил новаторство. В конце 20-х продал хозяйство и уехал в Сибирь, где и умер в 1933 году.

А в Фатыни до сих пор можно узреть деревья, необычные для этой местности. «Пихта, например, служит «визитной карточкой», - говорит лепельский путешественник Валадар Шушкевич. – Вдоль главной улицы красуется ее аллея».

Что же осталось от лесной дачи «Рыбинец-Лукашенки»? Отметим одну, очень важную деталь: на старых картах середины XIX века обозначены не "Лукашенки", а "Лукошонки". Казалось бы, несущественное изменение, однако Лукошонки встают в один ряд с Луконкой (речкой) и Луконицей (озером). Корень один и тот же: первоначальный. В настоящее время на том месте голое пространство, которое используют в своих целях военные. Там оборудован полигон армейской базы.


НЕСИНСКИЙ РЕДУТ

После революции Несинская волость подверглась невиданным испытаниям. Сначала на ее территорию вторглись кайзеровские войска, на смену им пришли легионеры Пилсудского. В обоих случаях дальше реки Свечанка ни те, ни другие не продвинулись, и волость каждый раз оказывалась в прифронтовой полосе.

Красноармейским военачальникам «приглянулся» район, и, после изгнания завоевателей, началось сооружение крупной воинской базы. Интересно, что одновременно было принято решение о создании Березинского биосферного заповедника, в 25-ти километрах южнее. Как компенсация за отъем?

Западная граница Советского Союза, по мирному договору с Польшей, установилась по Березине – ее начальной стадии, и военный объект прикрывал направление. Однако существенной роли он не сыграл.

Во время Великой Отечественной войны немцы стремительно захватили регион и использовали затем как тыловую базу для центральной группировки своих войск. Есть некоторые предположения, что намеревались разместить в Боровке свое новое оружие – крылатые ракеты ФАУ. Однако удар Красной армии из-за Двины был ошеломляющим, и они бежали, побросав технику.

Советская армия после войны восстановила утраченное, разместила ракетные комплексы. Хранились даже подземные боеголовки.


БУДЕТ ЛИ ПАПОРОТНИК НА УЛЛЕ?

После распада СССР независимая Беларусь распорядилась милитаристским наследием по-своему. Мы говорили об этом выше.

Сейчас создаются предпосылки, чтобы возродить былую первозданность. Повторюсь, район уникальный. Нужны правительственные решения, чтобы приумножить природное достояние. Представьте только – на территории площадью каких-то 170 квадратных километров около 30 озер, больших и маленьких! Через каждые пять километров – водоем! Это же оазис! Название санатория «Жемчужина» - как оберег. Нам не простят будущие поколения, если продолжится насилование природы.

Но с полигона, с Приулльской территории, все еще доносятся залпы – стреляют орудия, идут учения. Их слышно далеко. Разрывы сотрясают землю, слава Богу, не разлетаются дьявольской начинкой. Есть все же надежда, что последний выстрел не за горами, и тот папоротник, что вырос под мирным небом Эссы, зазеленеет также на побережье Ульянки-Уллы…

На снимках Валадара Шушкевича: как живые капли - два из многочисленных озер, Чернец и Заружань.
27.01/19