Памяти Бродского

28 января – 24 года с момента ухода Бродского. Я не раз писал о нём, но сейчас хотел бы попробовать объяснить, отчего именно Бродский (лично для меня) – крупнейший поэт ХХ века.

Разумеется, не из-за Нобелевки, диссидентства и даже схожести восприятия мировоззренческих вещей (именно мировоззренческих – о языке, искусстве, социуме, внутренней эмиграции – а не политических). И не из-за, минимум, десятка неотмирных стихов – такие вещи время от времени удаются каждому поэту, независимо от взглядов и сугубо человеческих качеств. Скажем, в лирическо-интимной части Цветаева была куда пронзительней, в лирико-философской тот же Пастернак – ничуть не мельче, в душевно-исповедальной Ахматова, возможно, поточнее Иосифа, в гражданской хороши и Рождественский, и, мягко говоря, «тотально нелюбимый» им Евтушенко.

Но именно Бродский для меня, во многом, сама история русской поэзии ХХ века: впитав в себя синтез поэтических школ прошлого и талантов современников, он заговорил своим, ни на кого не похожим, голосом; мне и сейчас тяжело поверить, что «Одиночество», «Петербургский роман», «Мексиканский романсеро», «Полдень в комнате», Рождественский цикл стихов создал один и тот же человек. Его невозможно «ухватить» и загнать в рамки, хронологизировать творчество по этапам, навечно расставив на полочки сознания. Потому что оно не статично и после его ухода; стихи в книгах – не набор раз и навсегда запечатлённых символов, они живут и меняются, и я бессилен объяснить это восприятие лингвистически – скажу лишь, что схожее ощущение я испытываю разве что с наследием Пушкина. (Вне намёков и претензий на неумные сравнения абсолютно разных эпох и талантов).

Сегодня вспомнил о том, что стихотворение «Одиночество» Бродский создал в 19 (!) лет. Откуда это проросло, дозрело и распустилось в советском юноше из чёрно-белого Ленинграда? Ответа – нет. Как нет его и на иные вопросы, затрагивающие свойства гениальности: как Пушкин в «сопливом» пост-лицейском возрасте создал «Борис Годунов», как Лермонтов к своим 27 годам поднял вопросы, над коими самые чуткие и умные, в лучшем случае, лишь глубоко задумываются в этом возрасте, а что-то формулируют после 30-ти…

Бродский явил собой не только подтверждение аксиомы о том, что культура всегда живёт вовне, и если не выживает – это свидетельствует о личности её носителя, но никак не о ней самой. Он один из немногих, кто имел право произнести слова о том, что «русская поэзия – там, где нахожусь я». Поскольку (ещё одно свойство гения) – способность синтезировать суть так, закрыть тему настолько, что все иные произведения становятся талантливыми, но вариациями. Именно такое ощущение у меня от фрагментов «Петербургского романа» или куска «Мексиканского романсеро» (начиная с «Сад громоздит листву») в плане той же т.н. «любовной лирики». Это плоское словосочетание, потому что при первом прочтении в 17 лет от этих строк по мне пошёл живой ток.

Как и от «Одиночества», которое я приведу ниже. А пока – последняя ремарка:

Да. Лучше поклоняться данности
с убогими её мерилами…

Что в 17, что в 30, что сейчас – я совсем не разделяю эту «мудрость». Но на поэта – ни тени обид. И это не тот случай, когда любишь и потому прощаешь всё. Это желание внимать человеку, который произнёс нечто сокровенное не ради рифмы, не из конформизма или эпатажа – но из глубин души. Ты как-то безошибочно-интуитивно осознаёшь, что в этом есть своя правда, и учишься перешагивать с точки зрения к Зрению, как точно сформулировала это Цветаева…



***


Одиночество


Когда теряет равновесие
твоё сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюёт на человечество
твоё ночное одиночество, —
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и — кстати — самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.

Но лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.

Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими её дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклоняться данности
с убогими её мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице...

(1959)



PS:

Он умер в январе, в начале года,
Под фонарём стоял мороз у входа.
Не успевала показать природа
Ему своих красот кордебалет.

От снега стёкла становились уже,
Под фонарём стоял глашатай стужи,
На перекрёстках замерзали лужи,
И дверь он запер на цепочку лет...
______________________________________

Стихи Иосифа Бродского на смерть Элиота в сущности стали предсказанием собственного ухода поэта.