Монопеса. Дом, который слышит ваши мысли

                ДОМ, который слышит ваши мысли               
                Драма в двух действиях, без антракта
       Действие первое
Комната с окном.
На заднем плане по обе стороны от окна – полки.  На полках слева – обувь: старая, новая; дешевая; дорогая. На полках справа – шляпки и парики.
На переднем плане – сундук.
Слева – столик для макияжа.
Справа – вешалка с одеждой.
На окне – дешевые занавески. За окном идет дождь.
   На сцене Наташа в пижаме. Молодая, привлекательная, уставшая. У нее парик брюнетки.
 Оглядывается растерянно, как будто только что проснулась.
Наташа. Сны.  Милые. Теплые. (Ёжится). В квартире холодно. Очень холодно. (Снимает с вешалки кофту, надевает; разглядывает другие вещи). У меня семья. (Прикасается к детскому пальто). Дочь. Катя. Муж. Илья. (Небрежно проводит рукой по мужскому пиджаку).
  Отходит на край цены.
Он говорит, что придумал меня. Как его зовут? Я не знаю. Забываю спросить. Не успеваю. Просыпаюсь.
 Звук ветра. Стук ветки по окну.
Осень. (Вздыхает). В его мире всегда тепло. (Встрепенувшись). Пора! Готовить кашу для Кати. Илье – сыр, колбасу, печенье, кофе. Колбаса должна быть мелко нарезана. Сыр на горячих бутербродах. Кофе свежий и не очень горячий. Успеть бы. (Обнимает себя руками). Холодно. Закончилась Советская власть. Пора будить Катю. Вместе их поднимать нельзя. Не то чтобы дочь раздражала мужа, нет; это все же его родная девочка, не подкидыш какой-нибудь, но лучше для всех, когда по утрам они не встречаются. У Ильи – плотный распорядок: зарядка, душ, завтрак. И не дай Бог Катюша под ноги попадется.
Илью будить трудно. Он – большой ребенок. А у меня -  все рассчитано по секундам. Нельзя опаздывать на работу. Работа хоть и трудная, но с куском хлеба.  (Возвращается к вешалке. Снимает пиджак). Большое тело. Тапки сорок седьмого размера. На днях дубленку ему купили. С трудом нашли. Весь рынок обошли. Ничего… Я зиму в куртке отхожу. Кофт много.  (Возвращает пиджак на место). По утрам он сердитый. Угрюмый.  А потом – отходит. Говорит, это все из-за того, что я ему настроение всегда порчу. Спрашивает, как у меня это получается. Я ведь не специально. Когда меня торопят, все из рук валится. Ушел бы сегодня без скандала. Без крика. Господи, помоги. Вчера я подала кофе в другой посуде.
 Швыряет на пол пиджак. Топчет его ногами.
Я его не боюсь! (Гримасничает). Этот недовольный взгляд! Как у нее. У моей заведующей. Она никому спуску не дает. (Вещает пиджак). Вчера я кофе пролила. (Становится на четвереньки. Ползает. Делает вид, что собирает лужу). Отчего все так? (Кряхтит). Не разогнуться. Не встать во весь рост. Бегу по жизни, сгорбившись. До остановки – сгорбившись. Домой, с сумками – сгорбившись. (Смотрит в зал мечтательно). Он просил меня: «Останься». Как я могу? Остаться. Там. С ним. Здесь Катя. Кто о ней позаботится?.. (Натужно улыбаясь)где-то там у меня была бы другая жизнь. (Сдвинув брови) здесь холодный воздух врывается в легкие. (Кашляет). Батареи не включили. Сыро. Неудачница я. (Дрожащим голосом). Что-то произойдет сегодня. Что-то страшное. Я между двух огней. Кого я больше боюсь? Его? Или её? Грымзу!? (Задумчиво). Нет. Её я боюсь чуть меньше, чем Илью. Это самое «чуть» настолько мало, что трясутся за прилавком колени. Обвешиваю. Обсчитываю. Стараюсь. Чтобы не выгнали. Вечером принесу ей выручку, она швырнет в меня копеечкой, - счастье. (Кланяется). Спасибо, Людмила Александровна. Спасибо, мать родная. Мне без «навара» домой никак нельзя. Чем семью кормить без «навара»? Илья говорит, что я не умею распоряжаться бюджетом. Что я, как правительство.
Подходит к шляпкам. Надевает летнюю шляпку. Кружится.
Слышен стук. Наташа вздрагивает.
Кто здесь?
     Прислушивается.
Осень…
     Обреченно подходит к окну, снимает шляпку. Говорит, оглядываясь через плечо.
В холодильнике – картошка. На неделю хватит. Ничего. Прорвемся.
     Отходит на край сцены.
А у него есть дом. Просторный. (Машет рукой в сторону). Я была у него дома. Он мне сказал, что это наш дом. (Вздыхая). Илья давно не спит со мной. Говорит, что я холодная, как лягушка. Требует, чтобы я к нему не прикасалась. Отгораживается от меня одеялом. (С вызовом). Холодная?..  Все так. Я – холодная. Еще полуголодная! И уставшая!.. От долгого стояния за прилавком гудят ноги. (С нежностью). Он нарисовал меня в сарафане. Я видела картину. В его доме. В нашем доме. Я стояла у озера. Легкая рябь воды. Низкое небо. В стороне – его дом. Наш дом.
  Подходит к столику. Укладывает волосы.
Могла ли моя жизнь сложиться иначе? (Смотрит с вызовом в зеркало). Новое утро. Где-то далеко, за прозрачным озером, остался человек, который меня любит.
  Тихая музыка Наташа взлетает. Парит. Опускается на сцену.
Пусть. Пусть так. (Тревожно). Сегодня переучет. А я ростом не вышла. Если бы я была большая, как она – Людмила Александровна. Я бы ей сказала! Что не могу считаться всю ночь. Что у меня маленький ребенок. И мне надо домой… (Сникает). Главное, чтобы не бил. Скандал он, точно устроит. Илья не любит переучеты. В такие дни я прихожу поздно. Не свести баланс. Излишки. Недостачи. Мы у них. Они у нас. Товар то в минус, то в плюс.
  Возвращается к зеркалу. Рисует карандашом слезы.
В такие дни я думаю: «Если бы он уже спал, просто спал… Я бы прошмыгнула мышкой». Он бьет тихо. Чтобы не слышали соседи. Чтобы не проснулась Катя. Бьет ногами. Быстро устает. Уходит в спальню. Засыпает. Я долго лежу в коридоре. Потом смотрю в зеркало. (Хохочет). А оно смеется надо мной. (Пауза). Он ждет меня! (С надрывом). Там! Ждет! А я здесь! Почему? Отчего так живу!? Почему меня всегда били? (Оглядывает себя со всех сторон).  Я привыкла.
Голос. Он придумал тебя давно. Женщину, которой нет.
Наташа. Кто говорит?
Голос. Дом.
Наташа. Дом?
Голос. Я все о тебе знаю. Однажды ты выйдешь из озера. Он построит для тебя дом.
Наташа. Я верю тебе.
Голос. Он будет ждать тебя долго. Поседеет его борода. Лицо покроется морщинами.
Наташа. А я?
Голос. Ты проживешь свою никчемную жизнь.
Наташа. Здесь?
Голос. Научишься разговариваться со стенами. (Вздыхает. За сценой гудят трубы, словно по ним пропускаю воду). Много вас таких в моих клетках.
Наташа. Меня знобит.
Голос. Слышу твои мысли. Останься со мной. Не уходи.
Наташа. Ветер воет за окном.
  Подходит к окну. Открывает окно. Выходит через окно.
  Слышен стук раскрываемого окна. Звон стекла. Гудит ветер.
Из-за кулис выходит Актриса.
Изящно одета. У неё седой парик. В руках у неё бутылка вина. Шагает, покачиваясь.
Актриса. Кто знает, что такое профессиональная невостребовательность!? Когда не нужен. Никому не нужен. Я ему: «Возьмите!» А он мне: «В следующий раз». Не будет следующего раза… Старею я.
       Снимает туфли. Забрасывает бутылку. Отходит на край сцены. Говорит в зал.
Я встретилась с ней на берегу  Днем море было синим. Даже белым – от пышной пены. Море было неспокойным.
Такой же неспокойной была моя душа. Трудный день. Вызвала такси. Уехала к заливу.  К солнцу. К чайкам. Поразилась беззаботной птичьей жизни. В которой нет места пробам. Напряжению. Унижению. Огорчению.
 Поднимает руки. Делает ими плавные движения. Размахивает руками, словно крылами.
Радостно-радостно. Мне радостно.  Как будто в этой жизни меня все устраивает.
 Устало садится.
Не устраивает. Тягучая жизнь. Пыльный подоконник. Грязные салфетки. Молчание телефона. Морщинистое лицо. И это.. предчувствие надвигающейся беды. Что-то очень неприятное  в душе. (Указывает на сердце). Никуда от этого не деться.
   Слышен шум моря.
Соленый ветер. (Восторженно). Мелкие брызги, летящие навстречу, падают мне на руки, на лицо.
   Поднимается. Подставляет лицо ветру. Её волосы развеваются на ветру.
Ветер приносит покой. (Пауза). И тут… Я увидела её. Она шла мне навстречу. Красивая женщина.  Босые ноги ее плавно рассекали набегавшие волны. Она шла по кромке воды. Издали казалось, что не шла, а плыла. Подол ее белого платья купался в белой пене. «Странно, – подумала я, – платье намокнет. Зачем ей это надо?»
(В зал). Она приближалась. То, что на расстоянии выглядело белой шляпой с огромными полями, вблизи оказалось белым пышным облаком. Чем ближе подходила ко мне женщина, тем радостней становилось на душе. Как хорошо. Как хорошо!..
Она подошла близко. При желании можно было дотянуться до нее рукой. До ее волос, до мокрого подола платья. Она улыбалась. Улыбалась вся – губами, глазами, нежной светящейся кожей, желтыми волосами. Она сказала: « Здравствуй».
Я обрадовалась. Так радуются щенки встрече с хозяином. Как же хотелось задать вопрос: «Кто вы?». Не пришлось. Она меня  сказала: «Я твой ангел-хранитель».
  Возвращается к бутылке. Пьет. Машет рукой.
Ах. Не надо меня осуждать. У  меня есть стаканы.
      Отходит на край сцены.
Вокруг ничего не было. Ни криков чаек, ни шума моря, ни соленого ветра. Словно все растворилось. Осталась лишь я. И я полетела. И оказалась там. Там, где трепещет импульс сознания. Не было более ничего кроме сознания. Им я видела, им слышала, им разговаривала. Им я просила. Просила оставить меня в  музыке. В пении звезд. Я почувствовала себя такой сильной! Я знала, почему плачет дождь… О чем шепчутся облака…
Как же я хотела остаться там! Потому что  страх  поселился на земле. Я видела, как ходуном ходила земля, как растягивалась ее черная кожа. (Говорит громче обычного). И гул. И рокот. И волны бились неистово и страшно о камни. Сначала они сожрали скалы. Потом пошли на дома – низенькие, высокие… Они хотели объять необъятное. Люди кругом кричали. Плакали дети. Рушились здания. Они раскачивались из стороны в сторону – и складывались, как карточные домики. И стоны доносились из руин. А земля тяжело дышала. Ее могучая черная грудь то вздымалась, то опускалась. И толчки. Постоянные толчки. Как будто бешено стучало чье-то сердце. Как будто заболел какой-то огромный организм…
  Закрывает лицо руками. Пауза.
Постепенно земля успокаивалась. Казалось, утихла ее боль. Земля задышала ровно. Беззвучно. Спокойно. Быть может, даже впала в дрему – от усталости, от пережитого приступа безумия. Ее согрело солнце. А над землей стоял плач. Живые рыдали над погибшими.
Я чувствовала боль людей, раздавленных массой камней. (В зал). Люди! Покиньте обжитые места! (Устало). Спасайте  стариков и детей. (Дрожащим голосом). Я стучусь в двери ваших домов! Я стучусь в ваши сердца. Спасайтесь, люди! Неужели я не смогу ничего изменить!?
  Прислушивается.
Беда рядом. Город ждет своего часа.
    Тихо плачет. На сцену льется дождь.
Опустошение. Вы знаете, что это? Это почти смерть. Моя душа страдает. (Лицо передергивается гримасой). Вы мне верите?
А он мне не поверил. Но мое лицо ужаснуло его. Он отвернулся. Что-то промямлил про следующий раз. В те минуты я его ненавидела. Это была моя роль! Как бы я сыграла! Я могу сыграть даже холодные брызги, разносимые ночным ветром. Я все могу! Но не могу повернуть время вспять. Я старею…
  Подходит к столику. Подводит глаза. Рисует румяна. Меняет парики. 
Все это отвлекает от мрачных размышлений. Что ждет меня завтра?
      Скрип половиц.
(Вздрагивает). Кто здесь?
Голос. Дом.
Актриса. Дом?
Голос. В эту ночь мы станем ближе друг к другу. Вместе мы встретим рассвет. У нас будет вера. Одна на двоих.
Актриса. Время близится к рассвету.
   За окном светлеет. В наступившей тишине явственно слышно пение птиц.
Актриса. Сочувствие. Должно быть сочувствие к стареющим актрисам. Вера в нас. Мы, как тихое небо над волнами. (Тихонечко смеется). Затишье несет в себе обман.
    Звон колоколов. 
Голос. Так мы и встретили рассвет. Проснувшееся солнце окрасило мятежную душу покоем.
    Актриса проходит сквозь стену.
    Из-за кулис выходит  Продавщица в униформе. На голове – белый колпак.
    Подходит к вешалке. В руках у нее мужской пиджак.

Продавщица. Я всегда относилась к мужчинам хорошо. Может быть, даже слишком хорошо. Баловала их. Лелеяла. Холила. Смешно. То ли в куклы не доиграла, то ли комплекс неполноценности. Внутренний голос всю жизнь внушал: «Если стучать ногами – сбегут».
Они были рядом постоянно. Последовательно я их обслуживала. Угождала. А потом они исчезали. Куда девались? Что не так?..
   Отбрасывает пиджак. Подходит к сундуку. Вынимает поднос. На нем – кофейник и чашки. Низко склоняется, словно стоит над кем-то.
Коленьке ласковые слова говорила. На ночь. И поутру. Завтрак в постель. Кофе растворимый. Пожалуйста. Ужин при свечах. Утка под майонезом. Я в платье. Спина голая. Яркий макияж. Я умею создавать праздники. Хоть каждый день. И в постели стараюсь. Все знаю. Обо всем читала. Могу и…
    Забрасывает посуду в сундук.
(Зло). Ну что не так? Почему ушел? (Обреченно). Тихо так, даже дверью не хлопнул. Вещички свои собрал, голову в плечи втянул, на пороге обернулся, обронил шепотом: «Хорошая ты баба, Веруся». И все. Я – к окну. Гляжу ему вслед.
   Подходит к окну. Выглядывает через окно.
А он!.. (Говорит, оглядываясь через плечо). Плечи развернул. Руками размахивает, будто крыльями. Подбородок кверху. Вот-вот взлетит. Птиц бескрылый.
   Отходит на край сцены.
Потом был Вовочка. Я-то уже к тому времени опыта набралась. С Коленькой. Думаю, дай с новым человеком любовную игру поведу по-другому. Принялась из себя «принцессу» лепить.
   Подходит к сундуку. Раскладывает на нем маникюрные инструменты. Приклеивает ногти.
Повадки приобрела, как у одной крали из кино. Ногти отрастила. Белым лаком их выкрасила. Химию с головы состригла. Стрижку модную у мастера заказала. В салоне была. Дорогущем. Они мне там картинки в телевизоре показывали. И все приговаривали: «Это вам не подойдет… Это тоже не к лицу». Много они понимают! Институтов, небось, не заканчивали, а строят из себя!
Я сама знаю, что мне пойдет, а что нет. В журнале одном видела. Какой-то дорогой клиент в подсобке забыл. Журнал глянцевый. Яркий. Там и платья всякие. И стрижки. Тетка с обложки смотрит. Страшная. Тощая. Костлявая. А стрижка у нее классная. Тут так… А там вот так… Я им все на пальцах показала.
  Показывает на пальцах.
Они телевизор выключили, переглянулись. Видать, поняли. И сделали из меня звезду! Сзади домиком. Спереди фонтаном. А по бокам – локоны! Их каждый день нужно подкручивать. Лучше с пивом. Прядь опустить в стакан, смочить и – шлеп на бигуди. И спать. Конечно, когда рядом мужчина, этого делать не стоит.
  Подходит к столику. Накручивает бигуди.
Ну, что мне вас учить. Про всякое прочее и так все газеты пишут. И про белье, и про специальные масла. Я с каждой зарплаты что-нибудь покупаю. На всякий случай. Даже когда одна живу. Ничего. Лучше впрок. Баночки-скляночки кушать ведь не просят. А глаз радуют. Лягу порой вечерком – и любуюсь. Пока не усну.
     Вынимает из сундука красную простынь. Ложится на бок, лицом в зал.
Но одна засыпать не люблю. Скучно. Страшно. Я на первом этаже живу. Хулиганы под окнами бродят. Что рыскают по ночам? (Вздыхает). Да, мужик в доме нужен. Какой-никакой, а гвоздь забьет. Если, конечно, нормальный мужик. Непьющий. Терпеть не могу пьющих. От них запах плохой. Не люблю дурные запахи. (Морщится). Вова благоухал!
     Вскакивает. Забрасывает простынь в сундук. Оттуда вынимает флакон духов. Обливает себя духами.
(Мечтательно). Я за хорошим запахом могу на край света уйти. У меня сразу аж в глазах мутнеет. И я уже там. Где-нибудь на островах. Под пальмами. А он – рядом. А как же без него? Без денежного? Никак. Он и за то расплачивается, и за это.
Вова-то, конечно, на мою мечту не тянул. (Отрицательно качает головой). Не кандидат в депутаты. Так, средний класс. (Пожимает плечами). Или средний бизнес?.. Я что-то не совсем запомнила. Но поняла, что средний. Ну и ладно. Я и такого любить могу. Главное, чтобы человек был хороший. Чтобы в приличное кино водил. Ананасами угощал.
Ушел. Через неделю. Сказал, что жена из отпуска возвращается. Негодяй! Врал ведь. Только я не поняла – когда. (Недоуменно разводит руками). То ли когда говорил, что не женат, то ли когда сказал, что жена возвращается. Какая, впрочем, разница?.. Еще один ушел!
 Из сундука достает пеньюар. Переодевается.
Что делать? Конструктивно следует что-то менять. Фразу вычитала. В подсобке опять журнал нашла. Про бизнес. (Кивает головой). Домой принесла. Фраз умных – тьма! Теперь я их наизусть заучиваю. Чувствую, пригодятся в жизни нашей дебиторской. Ай да я!
(Важно). Начитавшись умных слов, поняла, что я уже и не Верка вовсе, а Вероника Семеновна. Я вам что, фасовщица в универсаме? Нет! (Горделиво). Я – контролер. У меня значок на груди. Кругленький. На нем черным по белому написано: «Вероника Семеновна Семухина. Контролер». Что я контролирую, правда, никак не пойму, но это неважно. Главное, тело свое преподнести с достоинством.
Поглаживает себя. Постепенно темнеет. За окном пролетают звезды. Меняются шторы. Вместо дешевых штор появляются дорогие шторы.
Как преподнесешь, так и поешь. А кокетничать на работе нельзя. Вести себя необходимо строго, но так, чтобы за этим чувствовалось: я и по-другому могу, но совершенно при других обстоятельствах.
 Легкая, чуть слышная музыка. Продавщица танцует. Говорит томно.
И глаза в глаза. Главное – взгляд не тупить. И как только входит в магазин хороший запах… Я сразу рядом. Возле. Я – контролер. А он мне: «Вероника Семеновна, пройдемте». И под ручку. И по магазинчикам, где вещи все заграничные. А потом в чартерный самолет. И на острова. Под пальмы.
Отходит на край сцены. Звучит веселая детская песня. 
Мечта моя вплыла в наш универсам большим и круглым брюшком вперед. Ну и что. Главное, чтобы человек был хороший. У брюшка на ремне висел сотовый телефон последней модели, повизгивающий временами. Тогда мечта отвечала: «Поставки. Закупки. Оффшор». Хороший знак! Клиента я вела. Глазами по магазину. Что покупает? Кефир. Балык в нарезке. Хлеб. Мидии. Вывод один – холостой. И это вам уже не средний бизнес! Это что-то!..
И тут появилась я. В модном свитере. Услужливо складывая покупки в целлофановый пакет, я даже не смотрела на этот лысый череп, вспотевший нос, колыхающееся брюшко. Это любовь! Любовь с первого взгляда. Она нас закружила. Она нас завертела. И все радости жизни были брошены к моим тщательно выбритым ногам. (Тоненько смеется).
О таком даже и не мечталось. Тачка – джип. Красота! Мощь! Магазины – бутики. И он мне, с горящими глазами: «Вероника, покупай, что хочешь! Только быстро. Самолет ждет»!
Петруся оказался на редкость щедрым, а в раздетом виде очень даже миленьким. Я его еще больше полюбила. Розовенького, откормленного, пузатенького. Почти родного. Я к нему – как к сыну. И к груди его. Только бы ему было спокойно. Хорошо. Со мной.
Подходит к вешалке. Обнимает пиджак.
О, как мы отдохнули! Я от Петруси ни разу грубого слова не услышала. И где мы только не были! Лучшие рестораны. Мексиканские пирамиды…
Я была под таким впечатлением! Из меня благодарность так и полезла. (Садится на шпагат). Петруся даже похудел на два килограмма. А на обратном пути, в самолете, он мне сказал: «Классная ты баба, Верка. Жалко с тобой расставаться». (Горько). Почему? Что не так?
Подходит к столику. Красит губы. Убирает волосы в хвост. С вешалки снимает плащ. Застегивает на все пуговицы. С полки берет обувь без каблуков. Звучит марш.

(С вызовом). Я же баба неглупая. Почему, одним говорят: «Хорошая ты», – а на других женятся?
    Горько вздыхает.
От меня все уходили. И грузчики, и поэты. А я их любила. Подстраивалась. Им всем со мной было легко и спокойно. Неблагодарные.
Но ненависти к мужчинам у меня нет. Озлобленность отсутствует. А рассудительность присутствует.
Это я раньше могла прикармливать. За просто так любить. На своих же метрах. А теперь я дорого стою. Где же ты, мой единственный? С оффшорной компанией? Неиссякаемым счетом? Хочется согревающей стабильности.
Надевает бусы. Медленно танцует. 
Как-то темной ночью меня осенило! Если бы я тогда с кем-то была, не осенило бы. Но под зимним стеганым одеялом лежала я одна.
Нужен мужик с комплексами. С серьезными, жуткими комплексами. Уверенный в себе мужик рано или поздно от меня уйдет. Не потому, что я плохая, а он хороший. Просто так устроена жизнь.
   Смотрит в зал взором хищницы. Говорит мягко.
Неуверенный в себе будет держаться за меня до самой смерти. Бабы, не надо им крылья выращивать. Подрезать крылья следует. Так надежней! (Кивает головой).
Кто сказал, что мужчина с проблемами и страхами – несостоятелен? Напротив. У кого есть комплексы, те и на гребне волны! Они не плывут по тихому, размеренному течению жизни, а карабкаются, бултыхаются, суетятся. Чтобы спрятаться за фирменные тряпки, тонированные стекла и валютные вклады. За ширмой успеха сути не видно. Я знаю. У меня разные мужчины были. (Оглядывается во все стороны). И у каждого из них имелась «страшилка». (Зло). Мне бы манипулировать ими, а не излечивать этих неблагодарных.
Мне бы Петрусе – да про его животик сказать. Но не по-хамски сказать, а намекнуть, что из-за животика все остальные органы очень плохо функционируют. По-доброму, по-бабьи так указать на истину. Тогда он не ушел бы.
Нет, я не озлобилась. Просто я про эту жизнь кое-что поняла. Не стоит мужчинам угождать. У кого проблемы, те и стараются. А у меня – никаких проблем! У меня и спереди и сзади все в полном и шикарном порядке. (Звонко хохочет). С завтрашнего дня начинаю новую жизнь. (Зевает).  Выхожу на охоту.
Голос. Спать-спать.
    Продавщица оглядывается во все стороны.
Продавщица. Кто здесь?
Голос. Дом.
Продавщица. Дом?
Голос.  К утру должны блестеть глаза!
Продавщица (изумленно). Ты меня слышишь?
Голос. Я всех слышу. (Громко зевает). Не уснуть с вами.
   Продавщица, пританцовывая, проходит сквозь сцену.
   Звучит мрачная музыка. Из-за кулис выходит Женщина в черном. В руках у нее зонт.
   За окном – светло, моросит дождь.
Женщина. Гуляла по дорожкам Летнего сада. В утренние минуты между деревьями висит задумчивая тишина. И вдруг я увидела ее. Марину. Она совсем не изменилась. Вот что делают с женщинами деньги! Марина вышла замуж за богатого иностранца. А со мной случилось умственное недомогание. Я вышла замуж за бедного математика. Теперь я презираю свой разъевшийся зад и вялый подбородок. А она! (Грустно). Красивая и яркая! Со свежим маникюром на холеных руках…Она протянула тонкие руки мне навстречу. Мы не виделись пятнадцать лет. Она улетела и ни разу не позвонила.
Садится на край сцены.
Все мои мысли крутятся исключительно в радиусе денег. Когда она со вздохом произнесла: «Алекс давно не со мной. Алекс – хороший человек», я подумала, что он не был богат. Нищие всегда думают о деньгах.  Мои дети по субботам едят вареную колбасу.
Пауза.
Она закатала рукава свитера и я увидела её запястья. Что-то страшное случилось в её жизни, но я не спросила «что». Зачем? Поплакали. Расстались. Я поехала домой. В метро –  ни души. Дома – гора грязной посуды.
Ходит из угла в угол.
 Мой дом. Он пуст. Где дети? Разъехались. Где муж? На даче.
   Достает из сундука подушку (такие подушки кладут в гроб). Вынимает из сундука покрывало (таким покрывалом покрывают покойников). Зажигает свечу. Ложится. Говорит лицом в зал.
Она умерла! Покончила с собой. Пятнадцать лет тому назад! Увидев её кашемировый свитер и розовый цвет лица, отчего-то все забыла. Как мы её хоронили. Как шли, понуро, с кладбища. Что-то здесь не так.
   Вскакивает. Свеча гаснет.
Голос. Ты действительно ничего не помнишь?
     Женщина оглядывается во все стороны.
Женщина. Кто здесь? Кто говорит?
Голос. Дом. 
Женщина (обреченно). Дом… (Кивает головой).
Голос. Мне нравится, когда покойники кивают головами.
  Появляется  световая дорожка. Звонит колокол. Женщина, обходя дорожку, шагает из угла в угол.
Женщина. Что я должна помнить?
  Стены дрожат. С полки на пол падает обувь. По комнате летает шляпа.
Голос. Значит, не помнишь. Такое тоже бывает. Редко, но бывает. Может, так даже лучше. Для тебя…
Женщина. Я разговариваю с домом. По комнате летает шляпа. По мне истосковалась психиатрическая лечебница. Когда-то я там побывала.  Но вспоминать о тех днях не хочется.
   Отходит на край сцены.
Как я там оказалась? Легко. Попасть туда просто, стоит только выйти через открытое окно. Какого этажа? Не знаю, не помню.
Голос. Не надо. Думай о хорошем.
Женщина. Жара, лето, дачный сезон.
   Снимает черное платье. Надевает ситцевое. Говорит весело.
Мой муж – математик. Обычный математик. Преподает точный предмет в средней школе. Ходит на свои уроки по строгому расписанию, нося под мышкой ветхую кожаную папку. В папке у него лежат дедуктивные задачки, это знают все, а вот о том, что там киснет тощий бутерброд, завернутый в блестящую фольгу, знаю только я.
Как я к нему отношусь? Я его не презираю. Не ненавижу. Я с ним сплю.  (С вызовом). У нас дети!
Обувает туфли на каблуках.
Но. (Пауза). Я влюбилась. Он был красив, умен и богат. Я его не преследовала и не домогалась, никогда и ни на что не надеялась, даже в фантазиях. Все случилось на корпоративной вечеринке.
   Тихая музыка. За сценой – смех. За окном – салют.
В тот вечер я поняла: то, чем я занималась с математиком, нисколько на секс не похоже. Именно тогда, упираясь бюстом в пластмассовые перила лестницы и созерцая искрящим взглядом пустой пролет, я бросила вызов судьбе.
   Стук открываемого окна. Щебет птиц.
Нет, я не вышла замуж за молодого и красивого начальника. И не стала его любовницей. На утро следующего дня он даже не вспомнил меня. Офисных работников много, всех сзади и не упомнишь. (Хохочет).
О том, что беременная, поняла через три недели. Для меня не было дилеммы – оставлять или не оставлять ребенка. Я знала и чувствовала, что именно он – спасение от рутины.
Мой малыш увидел белый свет ранней весной. Я никогда раньше не любила так своих детей! (Поднимает руки вверх; на минутку вспыхивают звезды). Я назвала сына Иваном. Я мечтала, что он вырастет богатырем.
    За окном слышна кукушка. Женщина затыкает уши.
Кто-то в белом халате сказал мне, что в больницу мы приехали слишком поздно. Пришлось выйти через окно. (С вызовом). Но я не умерла. (Стоит неподвижно). Я – плохая мать. Я – плохая жена. Я не могла видеть своих живых детей. И мужа. Маленького, щупленького.
Голос. Ты не помнишь день своей смерти?
Женщина. Нет.
    Складывает вещи в сундук. Переодевается.
Голос. Ступай домой…
Женщина. Кто я?
      Сцену заволакивает сценическим дымом. Женщина исчезает.
      Тихая музыка.
Голос. С покойниками столько проблем. Они всегда возвращаются туда, где остались их вещи. Они возвращаются домой. Среди вещей ищут ответы. Гремят посудой. Стучат башмаками. Запираются в холодильниках. Словно эти детские шалости помогут им разобраться в себе. 
   На окне появляется решетка. За окном – сухое дерево.  Исчезают шторы. Исчезают полки, столик, вешалка.
    Из-за кулис выходит Пациент - изможденная, молодая женщина в больничной робе. У нее две косы. 
  Подходит к окну. Говорит, оглядываясь через плечо.

Пациент. Они мне не доверяют.
    Отходит на край сцены. 
Обрывки мелких фраз, крутящиеся в одурманенной голове. Юная трепетная душа, дрожащая в тисках недоразвитого тела. Пятнадцать лет. Возраст, не знающий основательного анализа событий, осмысления настоящего. Происходящего. Острая пронизывающая боль.
Голос. Забудь.
Пациент. Кто здесь? Доктор?
Голос. Дом. Я подведу тебя к началу странствий.
Пациент. Я помню хлюпающий, дырявый башмак по лицу. Грязный амбар. Сырую солому. Худую крышу.  Кусок плесневелого хлеба в израненных руках. Им тоже было нелегко. Мои две косы по пояс. Горящие глаза. Мужской хохот. Неподатливое тело.  Обжигающую боль. Беспамятство.
   Открывает сундук. Достает ножницы. Отрезает косы.
Инквизиция. Искали – и нашли. Древние книги сгорели в пламени костра. Мелкий снег быстро засыпал мертвое тело.
Раздаётся вой.
Волки! Они приближаются! Голодные волки учуяли запах еще не одеревеневшего трупа.

   На сцену сыплет снег. Пациент делает прыжок. Дергает себя за волосы.
(Испуганно). Чистильщики.

Голос. Ты ушла слишком далеко. Нужна другая жизнь.
Пациент. Другая!? (Хохочет). Пожалуйста! Я выросла среди артистов цирка. Жизнь в дороге. Вокруг – разные города и страны. Быстро меняющиеся картинки за окнами старой повозки. Кочевники, ищущие счастья. Странники, бегущие за мечтой.
   Надевает карнавальный костюм смерти. Ходит из угла в угол.
Мы вошли в город и увидели смерть, гулявшую по  улицам. Бубонная чума загаживала воздух сукровичной мокротой. Мы все были обречены.
Голос. Что ты помнишь о вчерашнем дне?
     Пациент снимает костюм. Меняется в лице.
Пациент. Незабываемая терпкость первых поцелуев. Чашку обжигающего кофе. (Трогает стену). Вы – доктор?
Голос. Нет.
Пациент. Я почти полюбила его.
  На сцену падают листья.
Осень, угасая, шуршала под ногами облетевшей листвой. Уставший парк готовился к долгой зиме. Голые деревья. Темные аллеи. Сырые дни. У порога родильного отделения он обмяк. Я позвонила его жене. Через год его жена ушла от него.
Голос. Слабый человек.
Пациент. Их было много. Слабых. Дядя Володя. Он приехал на настоящей машине в начале июня. Размеренно потекли дни. Они спали в комнате. Я на кухне. Раньше он никогда и ничего мне не покупал. Отдавал маме деньги, и та тратила их по необходимости. На первое сентября он купил мне туфли. Второго сентября он вернулся домой злой. Выпивший. В больницу меня привезла мама. В такси я была еще в сознании.
  Становится на край сцены.
Горькие обрывки. Короткие воспоминания. Чужие. Свои? Записки сумасшедшей. Я храню их в толстой потрепанной папке. И рисунки.
   Открывает сундук. Разбрасывает рисунки.
Никто не знает моего имени. В лечебнице мне дали другое имя. (Пауза). Кто привез меня в этот дом? Почему решетка на окне?
    Садится на пол. Воет.
    Слышно, как гудят стены.
(Занавес).

Действие второе

Звездное небо. Дом. В окнах горит свет. За шторами люди. Они бранятся. Целуются. Обнимаются. Равнодушно стоят у окон.

Голос. Почему я слышу их? Думал, с возрастом пройдет. Облупилась штукатурка. Накренился чердак. Скопилась вода в подвале. Одни приходят. Другие уходят. Как они находят меня? Стою на углу улицы. Завалил центральный вход. Спрятал парадные во дворе. Покрылся пылью истории. А покоя нет. Каждая клетка гудит. Возятся во мне, словно пчелы в ульях. Самых неугомонных я вышвыриваю. Кого я пятого этажа. Кого с пятнадцатого. Потом говорят: «Плохая квартира». Нет плохих квартир. Поверьте мне, старику. Есть неугомонные люди.
(Конец).