Своя компания 28. Лена

Лена вернулась в М.
В пустой квартире её  ждала записка: «Лена, в П. умерла твоя крестная, мы поехали на похороны, извини, что не позвонили, но ты же сама  не дала нам свой новый номер телефона, так что не знаем, когда, и прочитаешь ли ты вообще эту записку. Приезжай в П.! Родители». Число на записке говорило о том, что прошла уже неделя.
Только одно било в голове у Лены колоколом до сумасшедшего звона в ушах: «Я даже не попрощалась с ней тогда… Мало того… я ведь ей нагрубила… я обидела ее и уехала… не попрощавшись… навсегда!... обидела!… Господи! Так не возможно! Господи! Подожди! Так нельзя! Это не возможно!... Господи!!! Как же так?!...» И Лена, не помня себя, бросилась на вокзал.
Там она купила билет, но автобус отправлялся еще не скоро, и Лена вернулась домой, чтобы взять кое-какие вещи с собой.

***

В П. Лену встретили родители и показали, где похоронена крестная.
Всю ночь Лена плакала и говорила Кому-то Вверх, что так нельзя и что это просто невозможно…, так…
Но… тем не менее это было так и ни как иначе.
Плакала Лена и весь следующий день, и еще одну ночь. И еще один день и ночь.
Плачущую, запихнули родители Лену в машину и увезли из П. обратно в М.
Лена закрылась дома одна, не открывала родителям и думала о себе. Она как будто очнулась от одуряющего долгого летаргического сна и сидела в растерянности, не зная, что же теперь делать и как дальше жить.

***

Прошла еще неделя. Родители  всё пытались расспросить Лену, как же она жила без них все эти годы.  И Лена не выдержала и сбежала к Дане, благо – его не было, а у Лены  были свои ключи.
Но там на нее навалилась такая тьма и мука, что Лена в полном бессилии что либо предпринять и как-то исправить свое положение, решила пойти на исповедь. Постоянно думая о крестной, Лена помнила, как крестная говорила ей, что любую, даже, кажется, непоправимую ошибку в жизни можно исправить и даже совсем снять с себя, если исповедаться батюшке в церкви и причаститься.
Лена, не очень, конечно, верила, что это реально, но у нее не было выхода, у нее болела и как-то горела и жгла изнутри каким то нестерпимым синим пламенем, не печень, не язва желудка, не мигрень, а душа. И Лена пошла в ближайшую церковь, что бы узнать, как надо исповедоваться.
Там ей посоветовали купить молитвенник и самиздатовскую брошюру, в которой и было все написано.
Прочитав дома список грехов, Лена в шоке думала: «Ничего себе, пожалуй, только скотоложство не входит в мой «букет», хотя… Боже! Пощади! Как же это всё рассказать человеку, да еще батюшке?!! Хотя, не рассказать… уже невозможно… Господи!!! Помилуй!!!
Неужели правда, рассказав, я этим сниму с себя все? Ведь это же глупо… Но жить с этим…  Господи!!! Помилуй!!! Вот так попалась, вот так вляпалась, вот так «взяли кота поперек живота»… Как же живот болит…
И, выпив десять таблеток угля, от которых на время переставал болеть живот, Лена взялась за покаянный канон. Читая по слогам и ничего не понимая, все равно она почему то даже немного успокоилась. Прочитав одну треть за часа полтора, Лена почувствовала усталость и решила уже ложиться спать, хотя было еще только пол-двенадцатого.
Заснуть она конечно не смогла. И где-то уже за полночь Лена вдруг услышала за окном под балконом жуткий вой кошмарной, как представилось Лене, огромной собаки. Лена, похолодев и взмокнув от ужаса, подскочила к балконной двери и захлопнула ее с грохотом. Снова легла и, затаив дыхание, стала прислушиваться. Не ставший ничуть тише, вой раздался снова еще протяжнее и замысловатее, чем в первый раз. Лену подбросило с кровати, она метнулась к выключателю,  включила яркий свет и заметалась по комнате. От страха ей захотелось в туалет. Она закрылась там и прислушалась. Ничуть не ставший тише вой раздался как будто где-то рядом, в вентиляции. От ужаса кожа у Лены стала гусиной, и затряслись руки. Лена вылетела из туалета, врубила свет во всей квартире и, как утопающий с соломинкой, вспомнила, как крестная говорила ей когда-то, что есть такая волшебная молитва, которая реально и чудесно помогает в любых, даже катастрофических и даже необъяснимых обстоятельствах. Лена стала быстро и непрерывно твердить эту молитву: «Господи! Иисусе Христе, Сыне Божий! Помилуй мя грешную! Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную! Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий…» Вой как будто стал тише… Лена шептала и шептала, как заклинание… «… помилуй мя, грешную.»
Взглянув на часы, Лена поразилась – ночь почти прошла. Вой стал каким то далеким и…, как почему то вдруг подумала Лена, каким то жалобным, как будто бесы в преисподней скулят от бессилия вернуть себе уже  казалось бы принадлежавшую им безраздельно недавно душу. Лена улыбнулась, зевнула, и, устало склонив голову на подушку, тут же заснула.
На следующий день Лена решила больше «не растягивать это удовольствие» и завтра идти на исповедь. Прочитав за день все положенные молитвы, ночью Лена не выключала свет и твердила свою молитву, ожидая воя, но его больше не повторилось.
Очень рано утром, не представляя, как она всё это скажет живому незнакомому человеку, не очень  из-за этого владея собой, как заводной гуттаперчевый мальчик, Лена вышла из подъезда и отправилась в церковь. Шел мелкий дождь, а она забыла зонтик, но только махнула рукой и не стала возвращаться.
Всю дорогу Лена думала только об одном, что бы скорее все это выпалить священнику и покончить с этим раз и навсегда. Однако скорей не получилось. В церкви было венчание. Такие же слабо владеющие собой, как показалось Лене, молоденькие прозрачные молодые с неземными лицами проплыли мимо Лены, как видение, и скрылись за массивными дверями церкви, которые закрыли за ними на замок изнутри.
Стояние на улице под дверями показалось Лене бесконечным. Почему то со временем вдруг стали дрожать и слабеть ноги, очень хотелось присесть, но скамейки не было, еще немного и Лена села бы на траву, но тут двери открылись и  восторженные молодые выплыли наконец из церкви в сопровождении своей процессии.
Лена зашла в церковь.
Людей там было немного, но, подойдя к месту исповеди, Лена с удивлением увидела очередь. Почти рядом с очередью батюшка, Ленин ровесник!... стал слушать исповедников. По идее Лену должно было это все еще больше расстроить, но ей вдруг стало как-то все равно, как на приеме у гастроэнтеролога. Однако…
Когда Лена достала свою позорную бумажку и стала оглашать батюшке свой список, она как будто снова осознала все, наконец, реально и объективно и под конец списка от стыда и ужаса от самой себя  из глаз брызнули слезы, а батюшка, зачем-то… как-то… почему-то… сочувственно и просто сказал: «Леночка, порви эту бумажку, вот так… Будь впредь благоразумна, Леночка, и относись ко всему с юмором. С праздником, тебя, милая».
Не понимая, как можно называть ее милой, какой сегодня праздник, как ей теперь поможет какое-то благоразумие и зачем ей нужен юмор, Лена зарыдала и отошла от вытаращившейся на нее очереди.
Лена стала возле колонны и, понимая, что уже настал тот момент, которого она ждала, как несбыточного все эти дни, то есть исповедь позади, она все равно почему то не могла никак успокоиться и перестать плакать. А когда она снова повторила в уме слова батюшки, она поняла, что он почему-то ее вроде как пожалел?… Пожалел?! Её, Лену?! Как это?! За что?! Назвал милой…, как это -  она, Лена – милая?!, это после всего то?!... «относись с юмором»?!... Ох, Господи!!!
И снова слезы потекли, каким-то широким неудержимым ручьем из Лены. Потом потекли сопли, вытираться было нечем, и Лена вытиралась концами повязанного на голове платка, а слезы не подчинялись приказам головы и текли потоком.
Мимо прошёл в алтарь тот батюшка и пристально посмотрел на Лену, Лена не могла перестать плакать.
Однако, причащаясь, нельзя же было сопляться и хлопать глазами с пеленой. Лена приказала себе перестать и кое-как наконец успокоилась.
Отойдя от причастия, она вдруг поняла, что какой-то маленький мальчик что-то ей дает, она протянула ладошку, как для милостыни, и он положил ей в ладонь кусочек белого хлебушка, а второй мальчик протянул ей маленькую красивую кружечку с тепленькой водичкой. Как же она была кстати!
Выйдя из церкви, Лена почувствовала, что солнечный свет ярче, чем обычно. Дождь кончился, а яркий свет как будто заливал все так, что даже перехватывало дыхание. По идее, Лена должна была очень устать после всего этого, но ей наоборот  не хотелось идти на транспорт, а хотелось идти пешком, как будто плывя в свету. Как странно!
Дома Лена села на пол перед иконами, и, не ожидая от себя, снова заплакала каким-то неудержимым широким потоком. Ей даже показалось, что если она не сделает над собой усилие и не перестанет, она может проплакать так весь день. Хотя ей совсем уже не было так тяжело, как перед исповедью. Как странно!
И все-таки Лена думала: «Неужели я теперь свободна от всего, что натворила?  Кто мне скажет это точно? Никто…  Теперь надо, заработать прощение, как Мария Египетская. А сможешь ты так? Не смеши меня. То-то. Все равно я буду теперь всю жизнь помнить это, и я теперь знаю, что я из себя представляю на самом деле – сопливая … А если забуду?... ОХ, не дай БОГ!

***

Как дальше жить, Лена не знала напрочь. И она снова решила уехать в Питер, но к Мише идти жить уже почему-то совсем не хотелось. Узнав, сколько денег на Даниной карточке, Лена решила осуществить, наконец, мечту всей своей жизни.
Лена пошла на новенький шикарный М-ский вокзал и купила купейный билет на этот вечер в Питер. При этом она была счастлива. Она делала то, что хотела, она отправлялась одна в путь в неизвестный, чужой пока, большой город, без всяких сомнений и страха.
До вечера еще оставалось время и Лена поехала домой собирать сумку.

***

«Отправляться в дальний путь поздно вечером – это упоительно», - думала Лена, устраиваясь в своем купе. «Грустновато немного – одной, но ничего, это скоро поправится».
Спутником Лены оказался пожилой еврей, добродушный и разговорчивый, помешанный на Кастанеде, в свои-то года…

В Питере был такой же дождь, как и в М-ске, но все-равно это был Питер! С его старинным крытым Витебским вокзалом и сказочной грандиозной архитектурой центра города.
На вокзале она взяла такси и сказала отвезти ее в гостиницу Прибалтийскую на Васильевском.
Лена расплатилась и зашла в гостиницу. В холле был обменник. Лена купила российские рубли и подошла к адмнистраторше.
- Здравствуйте, я хочу снять номер на пару недель.
- Какой желаете?
- Люкс.
Администраторша взглянула на Лену.
- Паспорт? Из М-ска к нам? Очень хороший у вас президент, держит порядок в стране, не то что у нас.
- Вы так считаете?
- Пожалуйста, 10-й этаж, с видом на залив, с вас…
- Пожалуйста, - протянула Лена деньги.
Номер люкс понравился Лене, особенно вид на залив. Но она не задержалась в номере. Она поехала в самую солидную Питерскую риелторскую контору покупать квартиру для обмена на квартиру своей дальней родственницы на Васильевском.
К обеду она завершила дела с квартирой, зашла в кафешку, и отправилась пройтись по Васильевскому Острову, где она собиралась теперь жить в квартире, принадлежавшей ее прадеду, деду и матери. Которую отобрали сначала коммунисты, а потом отобрал у маленькой мамы мамин дядя в послевоенную неразбериху.
Кстати, на Васильевском была и квартира Миши. Лена нашла его номер на телефоне и нажала на вызов. Миша оказался… в М-ске  в гостях у Коли. Лена очень удивилась, Миша с Колей – тоже.
Вечером в своем огромном номере на 10-м этаже Лене стало грустно и даже немножечко страшно. Она долго стояла у окна и смотрела на залив. В часа три она заснула.

***


Проснулась Лена в 10 утра. За окном светило ослепительное солнце, и от ночных грустных мыслей не осталось и следа. Лена выпила чая (у нее был с собой кипятильник).  Потом ей позвонили на счет квартиры. И Лена поехала смотреть варианты. На это ушло больше чем пол-дня. Квартиры были ничего, но Лена хотела выбрать получше. Чтобы Валентина Николаевна (дочка одной из трех жен маминого дяди) не смогла отказаться от такого предложения. Лена могла бы конечно купить другую похожую квартиру, но с этой квартирой ее связывали фантастические воспоминания о ее поездке в Ленинград на неделю после окончания девятого класса, с мамой. С тех пор прошло больше 10 лет. А Лена уже даже закончила свой инъяз.

Продолжение следует
http://proza.ru/2019/01/28/1496