Глава - 16

 
  ***
  В первое же лето с головой ушёл в строительство. Все годы в колхозе работала бригада армян, которую возглавлял Илья Маркарьян. Они строили соцобъекты, фермы, складские помещения, квартиры для колхозников.  Построили хороший магазин, а рядом – столовую. Вот было чудо для того времени, что в деревенской столовой можно покушать, купить выпечку и готовое тесто.
 
  Потом были построены колхозные конторы в обеих бригадах, большое здание медицинской амбулатории, начальная школа в Айдуан-Чабье, прачечные. Наблюдая, как мучаются женщины со стиркой, решил, что надо как-то облегчить их труд. Закупили чехословацкое оборудование, поделили один комплект на две бригады, и получилось две автоматизированные прачечные со стиральными машинами, центрифугами, сушильными шкафами и гладильными прессами. В районе долго не верили в то, что где-то на периферии, в каком-то колхозе, женщины освобождены от тяжёлого труда.
 
  По утрам нередко видел такую картину: механизаторы идут на работу в гараж, а в руках у них какие-то узлы. Они приносили свои замасленные фуфайки и куртки в прачечную, там их стирали, вечером домой несли чистую сухую верхнюю одежду. Всё время существования прачечной на центральной усадьбе там работал Корнилов Юрий Михайлович, впоследствии ставший нашим сватом.  Электрик от бога, он ремонтировал все электроагрегаты: двигатели и моторы. Мог дать вторую жизнь любой заброшенной вещи. А ушёл с работы – не стало прачечной. Что-то сломалось, и не могли восстановить, что-то растащили…
 
  Зная, насколько тяжело одиноким старикам доживать свой век, решили в одной из бригад построить для них многоквартирный дом – дом ветеранов.  Старикам было выделено по комнате, и они были несказанно рады, что колхоз так позаботился о них. 
 
  В те годы было такое понятие – «шефство». Шефы помогали на уборке урожая, при возможности осуществлялась материальная помощь. У колхоза имени Мичурина шефами был один из цехов завода «Буммаш». Сколько же всего мы завозили от них. На строительство требовались швеллер, уголки, листовое железо…  Всё это использовалось на строительных объектах. Впоследствии было обидно смотреть на то, как остатки «шефской» помощи уплывали на машинах в неизвестном направлении. 
   
  Но не всё было так гладко, как кажется, как изложено здесь. Были и сомнения, и бессонные ночи, когда из-за погодных условий не шла посевная или уборочная, когда не хватало техники, чтобы вывезти с поля урожай, когда механизаторы могли в самое горячее время запить и оставить технику; когда дороги развозило так, что машины приходилось тянуть тягачами.
  Долго не приходило понимание со стороны колхозников. Не нравилась моя требовательность, категоричность, порою грубость. Конечно, я себя ничуть не оправдываю, но быть мягким и бесхарактерным было не в моём характере. Со временем привык к людям, перестал мешать языковой барьер, большинство колхозников стали меня понимать. Надо было научиться удмуртскому языку, но дальше бытовых фраз дело не пошло.
 
  Колхоз принял 20-го апреля. Эта дата стала каким-то рубежом в моей жизни. Председатель большого колхоза – это не директор небольшой сельской школы, пусть даже и средней. В школе была дисциплина. Нравился или нет директор, а подчиняться приходилось беспрекословно. А тут иная развязная баба могла при людях сказать любую бестактность, грубость, нахамить, не подчиниться. 
   
  Помню, как не нравилось нерадивым работникам то, что при оплате стали учитывать не только выработку, но и дисциплину труда. За опоздания, срывы, за самовольное использование техники и прочие нарушения следовали разного рода взыскания. Иначе быть не могло. Всё начинается с дисциплины. Это люди поняли много позднее, когда на моё место пришёл новый человек – бывший парторг. Через год был другой председатель, потом – третий. Сколько их было за эти годы?  Человек тринадцать, не меньше. Были и такие, которые работали по два захода. И вот теперь от колхоза не осталось ни-че-го!   
   
  Да, я про дисциплину. Однажды меня пригласил к себе прокурор района Валеев. Вот наградила же природа внешностью этого человека. Высокий, широкоплечий, темные волосы, строгие густые брови и… голубые глаза. По должности ему полагалось быть строгим, но стоило посмотреть ему в глаза, как человек забывал, что перед ним прокурор. Наверное, поэтому он, разговаривая с людьми, чаще опускал свой взгляд.
 
   Так вот при встрече он протянул мне письмо и попросил его прочесть. Это была анонимка. Анонимка на меня и на Валю. Кто-то жаловался, что я слишком строг, не даю даже дышать свободно, всех зажал, и всё в том же роде. Про Валю, а она к тому времени уже работала директором школы, было то же самое: строгая, пикнуть не даёт никому и тому подобное. Валеев отдал мне эту анонимку на память, а я попросил жену узнать, кто же это мог написать такое. Не ради мести, не опускался до этого, а ради интереса. 
  Каким-то образом Валя быстро вычислила автора, признала почерк очень знакомым. Это была учительница начальных классов из Айдуан-Чабьинской школы. Её муж в своё время был за что-то наказан, вот и решила отыграться. Спасибо прокурору, не стал мелочиться и заострять внимание на жалобе. 
 
  А с дисциплиной дело наладилось. Первыми меня поняли механизаторы: шофера, трактористы, комбайнёры. Мужики! С ними можно было и по-деловому поговорить, и пошутить, и поругаться, но понятие между нами было. С животноводами было сложнее: там женское царство, нужен был иной подход.  Со временем и доярки, и свинарки, и овцеводки поняли, как важна дисциплина в работе.
 
  Особенно нравилось мне общение с животноводами из Новотроицка. В принципе, всё население этой русской деревни относилось ко мне с уважением. Возможно, сказывалось моё бывшее директорство: ведь новотроицкие детишки учились в Васильеве. Женщины были разумные, хозяйственные. Им не надо было давать какие-то советы и рекомендации.
  Большой жизненный и многолетний практический опыт работы помогал животноводам растить молодняк и повышать привесы. Но, к великому сожалению, эта ферма сгорела. Как больно было смотреть на женщин, которые отдали свои молодые годы тяжёлой работе. Тогда и механизации никакой не было. Только всё обустроили, свинарки порадоваться не успели, что стали свободными от тяжёлого монотонного труда, как враз все они остались не у дел.
   
  И вновь встал вопрос: быть деревне или нет. Разъехались почти все. Осталось два-три дома. Только летом оживает Новотроицк, когда приезжают в свои дома-дачи бывшие хозяева.  Как и прежде буйно цветёт черёмуха, благоухают кусты сирени, в кустарниках поют соловьи. Только не все бывшие жители Новотроицка это видят и слышат.
 
  Точно по такому сценарию разрушены деревни, которые входили в состав нашего когда-то большого колхоза: Ильинск, Новая Заря, Шигай, Русский Куюк. Последние дни доживает село Васильево. Закрыли и уничтожили фермы, закрыли, как неперспективную, школу, не стало медицинского пункта и детского сада.  Люди разъехались по городам и весям. 
  Только на Троицу оживает это село.  Со всех сторон съезжаются в Васильево бывшие жители этого неперспективного села. И встречи их происходят, как ни прискорбно… на кладбище.  Да, на следующий после Троицы Духов день на васильевском кладбище не только поминовение покойных родственников, но и встречи бывших соседей, друзей, одноклассников. Объятия, слёзы, шутки, смех – всё это можно увидеть и услышать в те минуты.
    
  За двенадцать лет работы в колхозе было всякое: были горестные минуты, когда что-то не удавалось, подводила техника, случался массовый падёж скота на фермах, с трудом проводились посевная или уборочная.  Но очень обидно было терять кадры. Особенно, когда неплохие профессионалы-механизаторы умирали по пьянке.
 
  Однажды, когда деревня хоронила очередную жертву зелёного змия, я задумался: это сколько же людей мы потеряли по их собственной вине. Несколько человек выпили тормозную жидкость – умерли, несколько – замёрзли по пьяни, кто-то повесился, кто-то утонул, кто-то погиб на транспорте и всё это были люди трудоспособного возраста, в самом расцвете сил. Самое страшное, что к трагическому концу они пришли добровольно.
 
  Но, несмотря ни на что, были успехи. Особенно радовались люди новостройкам: новым просторным квартирам, магазину и столовой в центре деревни, новому фельдшерско-акушерскому пункту, прачечной, гостинице, новым фермам – это всё было. Я не считал это каким-то достижением. Всегда нравилось что-то создавать, строить. Так было в Васильевской школе, так было и в колхозе.

Продолжение: http://proza.ru/2019/01/28/961