СРТ Глава 55 Типы и личности

Систематизация основ Русской Жизни и Типа.

Глава 55

Типы и личности.

Ямщиков и Бородин интересны Нам с Вами, как типы «советского человека» и таких же типичных фигур «красных профессоров». К тому же они были и совершенно типичным порождением духовной скверны того тотального «марксизма», от духа каббалистической либералистики «ссср». Советский «марксистский» атеизм, как богоборчество, породил два социальных типа «творческой интеллигенции». Одна пошла от западнического «репортерства», где типаж для всех «советских» был «дядя гиляй», газетный репортер начала XX века москвич Гиляровский. Его «жареные, сенсационные» газетные заметки крутились вокруг городской клоаки и ее «тайн», лошадиных бегов с миром «жучков», ресторанно-харчевенной «жрачки» и, конечно же, преступного мира трущоб, словом всей тематики интересующей «социально близких». Этой советской грязи-знати, с которой брали пример все остальные «продвинутые» советские люди. А из отбросов дореволюционной «передовой русской интеллигенции», где кровно русских людей был сущий мизер, вышел социальный тип и весь состав «красных профессоров».

  Я далее говорю о реставраторе Ямщикове, писателе Бородине и иных упоминаемых здесь личностях совсем не в оценочной категории их конкретных творческих и жизненных проявлений, а лишь констатирую факт их внутренней типологической сущности. Их внешние взгляды на жизнь и на общество могли меняться и закономерно менялись в связи с обстоятельствами и течением жизни, но подспудная суть их личности оставалась неизменной, как всегда неизменна сама врожденная человеческая натура. И вот это то, я и показываю, вкупе с истоками подобной типологии.

Происхождение и родословная Ямщикова не публикуются, но его первая литературная вещь «Русский Плотник», с которой я познакомился в середине 60-х годов XX века в возрасте 19 лет, наглядно показала сам его советский социальный тип. И главное показало отношение к нему типологических Великорусов, творцов шедевров деревянного зодчества Русского Севера. Через шедевры Великоруской северной иконы, внимание специалистов культурологов привлекло само великое русское типологическое деревянное архитектурное зодчество Севера, которое весь период советской власти находилось в гибельном состоянии катастрофического безнадзорного разрушения. Ямщиков, тогда молодой энергичный начинающий специалист-реставратор, был командирован на Русский Север и там плотно общался с артелями русских плотников при реставрации и восстановлении церковных строений. Несмотря на нормальные внешние длительные взаимоотношения с этими великорускими творцами, он так и остался для них чуждым типом не русского, а городского «кабинетного мальчика», что совершенно четко прослеживается в его произведениях по тематике Русского Севера.

Вся тематика Ямщикова, его «великого плача по СССР» - «Когда не стало Родины моей» относится к периоду «либерал-демократии» от «лихих 90-х» и там русские типологические мотивы практически не просматриваются. 

А вот и сам Бородин, с его автобиографической прозой: -

«И потому, когда партия призвала советскую молодежь пополнить ряды органов по борьбе с преступностью (это после знаменитой амнистии 1953 года), я откликнулся. Я оставался убежденным комсомольцем - сыном партийных родителей - и после школы пошел не в университет, а в милицию, в школу милиции - такой способ выполнения гражданского долга виделся мне наиболее достойным и соответствующим запасам моей энергии. Никто не пригласил меня в КГБ. Туда я пошел бы еще с большей радостью.

В стране, где я возрастал, тоже все совершалось правильно, на зависть всему остальному человечеству. Потому что Сталин. …Стало совсем неясно после XX съезда. А через день - общекурсантское собрание: Сталин при всех заслугах - преступник! Это у нас-то - в стране всеобщей справедливости, в стране, где социализм - всему человечеству образец и зависть…
… оказалось, совсем не все в порядке с самой СТРАНОЙ. …чуть позднее я, в полном смысле, «заболел идеей правды»…

С моим другом мы ушли из школы МВД. Я поступил на исторический факультет Иркутского университета, откуда уже через полгода был исключен за попытку создания полуподпольного студенческого кружка, ориентированного на выработку идей и предложений по «улучшению» комсомола и самой партии, выявившей очевидную несостоятельность в осуществлении величайшего замысла - построения наипрекраснейшего из обществ».
19-ти летний Бородин был арестован и затем отпущен, с исключением из комсомола, которое по собственным словам тяжело переживал. Личность Бородина слегка приоткрывает отзыв простого русского работяги, с которым тот короткое время работал в Норильске: - «Норильск не для тебя. Строка для биографии» (из автобиографической прозы).

И тут Мы с Вами, в этих автобиографических строках Бородина, наглядно видим истоки движения диссидентов, детей доклада Хрущева на XX съезде КПСС, разоблачающего «культ личности» Сталина. Все они «марксисты» по духу и искали возможности исправления «лучшего в мире политического строя, строя социализма». Тот же Солженицын в фронтовых письмах ругал Сталина за «искажение идей марксизма». Тот же Владимир Осипов прозрел по великоруски в лагере, а до этого братался с иными диссидентами, «правильными марксистами» на «маяке»(площадь Маяковского в Москве). Здесь даже те, которых считали открытыми западными либералами: Окуджава (комиссары в пыльных шлемах), Вознесенский (поэма лениниана «Лонжмю»), Неизвестный (памятники и тематика «жертв сталинских репрессий»), демон лжи Солженицин («Архипелаг ГУЛАГ» и вырванное из русского исторического контекста «Красное колесо»), все без исключения были духовными «религиозными марксистами».

И если я говорю о Сталине, то только не в оценочной категории. Сталину, как великому государственному деятеля уже дана всеобъемлящая мировая оценка. Нынешнее поливание Сталина грязью это политические пузыри и брызги секты «мировых революционеров», этих либералов-человеконенавистников, у которых Сталин в свое время отобрал часть власти. Они его за это будут ненавидеть вечно, но Нам то с Вами эта ненависть побоку. Русскому Мiру Сталину надо сказать спасибо, за то, что он отобрал тотальную власть над Россией у «мировых революционеров». Но далее, как врожденный безнациональный «марксист-интернационалист», Сталин закономерно построил совершенно нежизнеспособную «красную империю» без имперского центростремительного костяка, коим в Великорусском ареале имперского Духа был и есть и будет лишь Русский Народ. Здесь Сталин, слепо по «марксистски», верил в химеру создания социальной общности «советский народ». Он так и не прочувствовал своим государственным гением, что природу социальности от Создателя переделать никому и никогда не удастся. Как, к примеру, сегодня также обречены на провал и все «генетические эксперименты» типа «созидания»: - «овечек долли», чудодействия «стволовых клеток», «сурогатного материнства» и чудодействия для здоровья абортативного материала.

 (здесь понятно почему этот клан либералов-человеконенавистников не дает Нам с Вами запретить аборты в регионах проживания имперского белого человека; абортативный материал  людей иного типа его не интересует; отсюда и массовое донорство в русских регионах при советской власти; отсюда и тотальный контроль моргов либералами с самого 1917 года и поныне, там уже минул век, как тайные гешеферы добрались до своего какого то вожделенного «гешефта» В.М.)

 Так что гибель «красной империи была предрешена и ее возрождение химера, которой сегодня живут лишь городские сумасшедшие «пропрохановцы» и прочие «социалисты» все вкупе. Вот, именно поэтому, либеральный клан «мировых революционеров» и допустил Сталина к власти в «ссср». Они ясно видели в Сталине великий созидательный талант государственника. И именно поэтому властные «мировые революционеры» и не препятствовали его некоторым, жизненно необходимым в мобилизацию, прорусским преобразованиям (артели, кооперативы, раздельное обучение детей и т.д. В.М.), кои после Сталина легко разрушили. 

Наглядный предтеча «шестидесятников», относительно массового движения диссидентов, Варлам Шаламов родился в Вологде в 1907 году. Отец его был священником, человеком, выражающим прогрессивистские «передовые взгляды интеллигенции». Службу в Храме принципиально вел на русском языке, и дом священника всегда был полон ссыльными разного толка. В духовном мире этого дома доминировал абстрактный «гуманизм», который всю жизнь сопровождал душу Шаламова. Уже в юные годы в Шаламове начала формироваться жажда справедливости и стремление бороться за нее любой ценой. Идеалом Шаламова в те годы был образ террориста народовольца.

Как издевательством над памятью Шаламова звучит то, что «Колымские рассказы», сделали из него классика русской и антисоветской литературы. Шаламов идол разрушительных либеральных идей «марксизма» и вся его деятельность с самой молодости была направлена на разрушение ненавистного общества и лишь после многолетних лагерей, имея за своей спиной горький опыт, Шаламов поменял свои взгляды. Он не верил уже в то, что страдание очищает человека. Скорее, оно всегда приводит к растлению души. Лагерь он называл школой, которая несет исключительно отрицательное влияние на кого угодно с первого по последний день (и личность, и духовный мир долголетнего "сидельца" Бородина  здесь не исключение).

Снова Бородин: -

«Дневного Норильска почти не помню. Ночь да ночь!

Сложился небольшой кружок, четыре-пять человек. Цель - проверить товарища Карла Маркса, так ли уж прав сей бородач, положим, относительно классовой борьбы, прибавочной стоимости, преимущества государственного капитализма и, главное - исторического гегемонизма пролетариата. Реального гегемонизма, а не теоретически относительного.

Чего там! Без улыбки не вспоминается. Хотя бы то усердие, с каковым конспектировали страницы «Капитала», как вгрызались в терминологию, как злорадствовали, наткнувшись якобы на противоречие, как пытались на минимуме информации по марксовской схеме просчитать прибавочную стоимость эксплуатации норильских шахт и рудников…

При том мы по-прежнему оставались «комсомольцами» и советскими по духу, ибо главной нашей заботой было «исправление социализма», и, когда б такой путь существовал - я же помню! - жизнь положили бы на то без сожаления соответственно социальному накалу наших душ.

Из таких формируется разная революционная сволочь, готовая не только сама сгореть в костре политических страстей, но и подпалить все вокруг себя, поскольку утробный девиз худших из таких натур: все или ничего!
Когда же обнаруживается бессилие или выявляется бесплодие усилий, тогда, возможно, и рождаются строки, подобные (печеринским XIX века В.М.) таким вот: «Как сладостно Отчизну ненавидеть!».

…на лицах некоторых наших нынешних телечебурашек прочитываю это - почти зоологическое - отвращение к стране пребывания. Да и активные политики некоторые, причем разного окраса - так на их рожах и написано: -
«Либо все будет по-нашему, либо…»

Великий суррогат веры - социализм - истекал из душ по каплям. Капли ничтожных суррогатов немедля восполняли истечение.
Но если социализм и изживался, то не изживалась вдохновенность, с каковой он вошел в мир и в души людские. …псевдообновление душевно-духовных объемов сопровождалось ярким всплеском энтузиазма, что, собственно, и получило впоследствии название «шестидесятничества»

(Юлиус Эвола метко назвал этот хаотический либеральный порыв всеобщего энтузиазма – общественным «активизмом», а я поправлю безцельным и безплодной в созидательном плане духовной заразой «социалистического сатанистского активизма», методами которого и разрушили, Нашу с Вами, Среду Обитания – нашу Россию. А уж затем, без внутренних природных сдержек, скреп и моральных опор, как природных русских имперских смыслов, катастрофически рухнула и сама та наша Родина, уже гиблой федеративной «ссср» В.М.)

Тысячи русских душ измордовал марксизм - величайшая утопия, вылупившаяся из хилиастической ереси раннего христианства. И только в наши дни на фоне безответственного разгула экспериментаторства в политике, в экономике, в культуре в полной мере постигаем мы степень смертоносной травмы, нанесенной и душевному складу, и духовному состоянию народа.

Уже в ноябре 1968 года я работал директором сельской школы в Лужском районе, а еще с октября членствовал в организации Игоря Вячеславовича Огурцова, и питерские «идеологические шорохи» в сравнении с программой организации, в которую я вступил, виделись не более чем баловством интеллектуалов, утративших осторожность с периода так называемой «оттепели».