Материнский инстинкт

Андрей  Анисимов



МАТЕРИНСКИЙ  ИНСТИНКТ


рассказ


Деревья начали двигаться за час до заката, когда местное светило, огромное и постепенно багровеющее, только-только коснулось иззубренной вершины одного из них – Северо-Западного.
Версаев и Бузин копались под кормовым обводом, восстанавливая изуродованные неудачной посадкой катодные пластины ходовой решётки, как вдруг бортовой компьютер, помогающий им в этом нелегком деле советами, как бы между прочим заметил:
- Расстояние до объектов, именуемых деревьями, сократилось на величину от одного до двух метров. Площадь свободного пространства вокруг корабля уменьшилась на одну целую шестнадцать сотых процента.
Оба космонавта, которые пытались в этот момент прикрепить к установленному сегменту решётки неподатливый рукав фидера замерли, обменявшись удивлёнными взглядами. Бузин поднял голову, словно компьютер висел прямо над ним и позвал:
- Кей?
- Слушаю.
- Что ты там болтаешь про расстояние. Что значит сократилось? Они что, начали расти?
- Характер процесса не установлен, - ответил компьютер мягким женским голосом. – Форма и размеры деревьев не изменились.
- Но расстояние-то уменьшилось?
- Да.
- Ерунда какая-то, - фыркнул Версаев. – Давно это произошло Кей?
- Началось в семнадцать двадцать три по бортовому времени, - прозвучало из их интеркомов.
-  Пятнадцать минут назад, стало быть, - подсчитал Версаев, взглянув на часы. - А сейчас? Кей! Сейчас они приближаются, да?
- Да, расстояние продолжает уменьшаться.
-  Ты уверена, что показания локатора  верны?
- Абсолютно. Контрольные объекты – холм и деревья южной группы – положение относительно корабля не изменили.
- Значит, сместились только «наши» деревья?
- Да.
- Что ни день, то новость, - проворчал Бузин выбираясь из-под кормы. – Ладно, Кей. Мы сейчас поднимемся…
Оставив  в примятой траве разбросанные куски демонтированной решётки и инструменты они нырнули в открытый зев входного люка, миновали тамбур и экипировочную, превращённую во временный склад, очутившись на основной палубе нижнего уровня. Лифтовая труба с лёгким гудением всосала два человеческих тела и несколькими секундами позже выплюнула их прямо к мембранной двери ходовой рубки, едва не столкнув с выскочившим из соседней трубы Когановичем. По его взволнованной физиономии сразу было видно, что Кей сообщила про деревья и ему. В конце концов кому ещё будет это интересней всего как не биологу?
- Эй, парни! – воскликнул Коганович возбуждённо махая руками. – Слыхали? Деревья движутся!
- Слыхали, - Бузин убрал нажатием пальца мембрану и направился прямиком к навигационной панели. Версаев встал рядом, Когановичу пришлось смотреть через их плечи.
- Так-так…
- Ну, что там?
- Вот чёрт… Действительно сдвинулись. - Бузин потыкал пальцем в панель. – Южное на метр, Северо-Западное так же, а Восточное аж на целых два. И все номерные… Странно. Они не то растут, не то и впрямь передвигаются. Что скажешь, Фёдор.
- Если верно второе, то считай, нам здорово повезло.
- Почему?
- Потому что мало того, что это самые большие из известных растений, это ещё и самые большие двигающиеся растения. Вот вам и маленькая сенсация. – Коганович посмотрел на катящийся к горизонту шар солнца. – До темноты ещё время есть. Пойду погляжу что там происходит.
- Пойдём вместе, - вызвался Бузин. – Что-то мне не нравится все эти… перемещения. Последи за нами, Макс.
- Я тоже пойду, - ответил Версаев. – Дюже интересно посмотреть на э…э…э… самое большое движущееся дерево в движении. Кэй последит за нами сама. Кей?
- В районе деревьев угрожающих факторов не обнаружено, - заявил компьютер.
- Вот и славненько. Пошли.
Ближайшим из деревьев было Южное. Закрыв люк, чтобы внутрь корабля не забралась какая-нибудь местная зверюга, космонавты не сговариваясь направились именно к нему.
Три недели назад, когда их изрядно потрёпанная в метеорном потоке посудина плюхнулась на поверхность этой планеты, люди поначалу приняли деревья за разбросанные там и сям небольшие правильной округлой формы, клочки леса. Даже сейчас, глядя на любой из окружающих корабль растительных куполов, трудно было свыкнуться с мыслью, что это не просто лес или диковинной формы рощица, а одно-единственное растение. Причём растение просто невероятных размеров. Настоящий монстр, радом с которым любое другое растение-гигант других миров выглядел бы заурядным кустом.
В этой группе было всего восемь деревьев: три больших и пять маленьких, хотя определение «маленькое» тут применялось к тому, что занимало площадь не меньше полутора десятка гектар и достигало почти  полсотни метров в высоту. Остальные были и того больше.
Южное дерево, к которому они держали путь, утопая по пояс в траве и лавируя между шарами кустов-колючек, по размерам стояло третьим после Северо-Западного и самого огромного – Восточного.
Преодолев без малого километр, трое исследователей остановились в нескольких шагах от растительного исполина и замерли, запрокинув головы, испытывая какое-то особое благоговение перед этой громадиной. Это и впрямь было нечто необыкновенное и подавляющее своими размерами.
Нижний ярус дерева состоял целиком из корней. Десятки тысяч толстых узловатых корневищ поднимались из земли, соединяясь на высоте двух-трёх метров в единое, изобилующее шишковатыми наростами, тело, из которого, в свою очередь, произрастал не менее густой частокол гладких синеватых стволов. Тонкие как спицы, но необычайно прочные, стволы имели разную высоту: у края совсем небольшую, метров пять-шесть, не больше, те, что росли глубже поднимались уже выше, и, наконец, самые высокие громоздились в центре, образуя таким, в совокупности, нечто вроде купола или черепашьего панциря. Верхушки стволов разветвлялись на несколько коротких отростков, которых с очень большой натяжкой можно было назвать ветвями, заканчивающихся пучками узких, зелёных, и очень толстых листьев многометровой длины, покрытых жёсткими, как щетина, волосками. Мотаясь на ветру они тёрлись друг о друга, издавая противное наждачное шуршание. Кроме того на кончиках волосков присутствовал растительный яд, дающий такой же эффект как жгучие волоски крапивы, только значительно слабее. В остальном деревья были совершенно безобидны.
Каждое из них было особым мирком, своеобразным островом посреди продуваемым всеми ветрами бескрайнего океана голубоватой травы, в полутёмных и влажных недрах которого находили себе приют масса разной мелкой живности.
Теперь оказалось, что эти острова способны ещё и передвигаться.
- Определённо оно движется, - заявил Коганович, углубляясь в корневой «подвал». – Посмотрите-ка сюда. Видите?
- Ого! – воскликнул Версаев, заглядывая под дерево. – Сколько их тут. Оно что, отбрасывает корни? Зачем?
- Не знаю, не знаю, - задумчиво пробормотал Коганович с трудом протискиваясь ещё дальше. «Подвал» и раньше тесный, теперь стал совсем непроходимым. Помимо поддерживающих дерево корней, там оказалось огромное количество уже отброшенных, всё ещё торчащих из развороченной земли и сочащихся желтоватым вязким соком. А так же растущих, спускающихся из древесного «тела» подобно наклонным сталактитам. Коганович внимательно осмотрел отброшенные корни, затем те, что начинали расти на месте старых и изумлённо покачал головой.
- Похоже, что оно использует их как конечности. Делает шаг, отбрасывает, отращивает новые, а потом всё повторяется снова. Видите, под каким углом торчат отброшенные, и под каким растут новые? Это не случайно. Оно похоже на  цаплю, идущую по колено в воде….
- С той лишь разницей, что цапля не оставляет за собой своих ног, - заметил Версаев.
- Это же дерево! У него нет конечностей. Корни. Поэтому оно ими не движет, а просто-напросто оставляет и заменяет новыми… Поразительно! Просто поразительно!
Он опустился на колени, и замер, внимательно наблюдая за корнями. Через минуту он издал торжествующий вопль:
- Ну, так оно и есть! Присмотритесь к корням. Вот сюда, смотрите на этот…
Корень, на который указывал биолог, был в последней, завершающей стадии своего единственного «шага»: усилие движущегося дерева продолжало тащить его вперёд, разрывая им, как плугом дёрн, но чувствовалось, что своё дело эта «нога» уже сделала. Не имея возможности толкнуть огромное тело дерева дальше, он начал вылезать из земли, издавая надсадные скрипы и стоны. Толстая сероватая его кожа начала трескаться, покрываясь множеством продольных трещинок, и вдруг с громким щелчком лопнула, обнажая светло-серую волокнистую древесную «плоть». Захрустев, как раскалывающийся спелый арбуз, корень оторвался, но не прошло и пары минут, как «кровоточащая» рана закрылась, застывшим соком, покрылась быстро твердеющей коркой, которая начала выгибаться, приобретая очертания формирующегося корня. Ещё через несколько минут там уже торчал короткий тупоносый росток.
- Видали! – Каганович попробовал корень на прочность и восхищённо хохотнул. – Вот это регенеративность. А скорость какая…  Ни разу не видел, что бы что-то росло с такой скоростью!
- Считай, ещё одна сенсация, - сказал Бузин и вздрогнул, когда рядом с сухим щелчком лопнул очередной корень. Он повертел головой, и к своему удивлению только сейчас заметил, какая трескотня стоит в «подвале». Сотни корневищ ежесекундно отделялось от «тела» дерева и этот звук чем-то напоминал потрескивание горящих сучьев, или медленно заваливающийся старый дом. Скрип трущихся друг о друга стволов только усиливал это впечатление.
- Ползёт, - проговорил Бузин невольно понижая голос до шёпота. – Такая махина. Слушайте, давайте вылезать отсюда. Случись чего, нас тут раздавит как тараканов.
- Удивителен не только факт движения деревьев, но и то, что они все начали движение, одновременно, практически минута в минуту, - заметил Коганович, выбираясь на открытое место. -  Поразительная синхронность.
- Танцующий тростник на Бете Киля выделывает ещё не такое, - возразил Бузин. – Там целые поля этого тростника устраивают такие представления, что диву даёшься. Причём исполняют свои танцы с такой точностью и слаженностью, что им позавидует любой балетмейстер или зациклившийся на муштре вояка. Сам видел.
- Знаю. Тростник реагирует на возмущения в магнитосфере, а вот тут что-то совсем иное. Ты не забывай: Кей сказала, что двигаются только деревья «нашей» группы.
- Гм, действительно. - Бузин оглянулся на окружающие их со всех сторон огромные горбы деревьев и задумчиво облизал губы. – Кстати, они все движутся в нашу сторону. То есть к кораблю.
- Ну да.
- Странно…
- Загадки… Новый мир – новые загадки. Обычное дело, - философски заметил Коганович. – Интересно было бы взглянуть на противоположную сторону.
- Сегодня даже и не думай, - решительно отверг это предложение Версаев. – Солнце садится, а ты сам знаешь как тут темнеет. Не успеешь пройти и половины пути, как наступит ночь. А за деревьями даже локатор ничего не видит.
- Жаль. - Коганович задрал голову, устремив взгляд куда-то на верхние ярусы дерева, точно пытаясь разглядеть там что-то такое, что пролило бы свет на столь странное поведение великанов.
- Очень жаль, - повторил он.- Завтра они могут уже остановиться…
- Пошли, пошли, - заторопил Версаев с беспокойством оглядываясь на темнеющую степь. Он уже видел здешних ночных охотников в «деле» и совсем не горел желанием встречаться с ними в их привычной среде, да ещё во мраке тропической ночи. – В темноте здесь оставаться опасно, сам знаешь…
- Пошли, -  нехотя согласился Коганович.
До корабля они добрались уже в сумерках. Забираясь внутрь стальной колонны Коганович печально оглянулся на тёмные массы деревьев, внутри которых уже зажглись колдовские огоньки фосфоресцирующих грибов-паразитов и разноцветные нити ловчих сетей древесного паука, досадуя на то, что вынужден пропускать такое удивительное зрелище.  Вспоминая оторванные корни с брызжущим из них соком он был почти уверен, что дерево не будет слишком долго так расточительно расходовать свою «плоть» и «кровь», и что к утру оно наверняка снова замрёт. Однако встав посреди ночи и пробравшись тихонько в рубку, он понял что ошибся.
Деревья продолжали двигаться, даже не сбавив темп. Кей невозмутимо отсчитывала пройденное ими расстояние, вычисляя попутно всё уменьшающуюся площадь свободного пространства вокруг корабля. В поле зрения локатора попала стая шныряющих вокруг деревьев степных волков и ещё кто-то раза в три крупнее хищников, но Коганович даже не стал включать видеоусилители визоров: всё его внимание целиком и полностью поглотили деревья.
Остаток ночи он пролежал, постоянно ворочаясь и поглядывая на часы. Рассвет застал его уже на ногах.
Прихватив видеограф, земляную фрезу и ещё кое-какие  приспособления, Коганович снова отправился к Южному дереву.
Первым делом он обошёл его кругом. Противоположная сторона дерева ещё более наглядно показывала всю быстроту и масштабность происходящих перемен. За деревом тянулась длинная и широченная полоса перепаханной, взрытой земли, из которой точно колья для защиты от вражеской конницы, наклонно торчали корни. Просто неимоверное количество корней. Уже успевших подсохнуть, с подтёками порыжевшего сока, и совсем свежих – ошеломляющий своей необычностью след двигающегося исполина. Среди корней попадались разорённые гнёзда травяной кукушки, лопнувшие недозрелые грибы-бомбы и перемешанные с дерном части тел медлительных земляных пиявок. В одном месте Коганович нашёл мёртвого зверька, чем-то напоминающего дикобраза, раздавленного неудержимым напором шагающих корней.
Отрезав кусок отброшенного корня и собрав немного сока для анализа, биолог взялся за фрезу. Как ведут себя корни над поверхностью он уже видел; осталось пронаблюдать за ними под землёй.
Присоединив к фрезе гофрированную трубу транспортёра, Коганович нашёл корень, который уже успел преодолеть три метра «подвала» и принялся выбирать рядом с ним грунт, стараясь рыть так, чтобы тот «прошёл» по краю ямы.
Чтобы иметь возможность во всех подробностях пронаблюдать процесс яму пришлось делать  метра полтора глубиной и более чем в два длиной, - именно такова была длина одного «шага» дерева. Благодаря высокопроизводительной фрезе на это ушло не больше пяти минут. Окончив копать, Коганович отложил фрезу в сторону, распаковал и собрал лопатку, после чего, прихватив с собой видеограф, засел в своём окопе, осторожно счищая лишний грунт, чтобы видеть углубляющийся корень.
Как он и предполагал, корень не стал углубляться слишком сильно. Проткнув приблизительно сантиметров семьдесят грунта, живая пика остановила движение вниз, завершив его небольшим вздутием, из которого во все стороны полезли иглоподобные отростки, своеобразные растительные когти, опушённые густой порослью тоненьких корневых ниток. Вцепившись этакой «лапой» в невероятно жирный чернозём, она начала смещаться вперёд, причём двигалась только верхняя половина подземной части, оставляя нижнюю совершенно неподвижной. В яму посыпались комья земли и дёрн.
Завершающую стадию шага Коганович досматривал уже сидя на краю полузасыпанной ямы. Пройдя свои положенные два метра, верхний конец корня отломился, хотя в грунте его почти ничего не держало. Дерево быстро залечила рану, и начало растить новую «ногу».
Очистив яму. Коганович осторожно высвободил отброшенный корень, стараясь не повредить ни единой нитки. С этим трофеем он и вернулся на корабль. Осмотр остальных деревьев он решил отложить на потом.

***

- Причины, побудившие их начать движение, могут быть самые разные, - сказал Коганович, сидя за обеденным столом. – Это зависит от особенностей конкретного существа и окружающей его среды, а что мы знаем о деревьях? Да ничего. До вчерашнего дня мы даже не знали, что они могут двигаться. Однако из опыта исследования всех известных степперов и прочих быстроперемещающихся растений, с достаточно большой долей уверенности можно сказать, что таковой причиной может быть одно из трёх: еда, опасность и сезонные явления.
- Это как понимать, сезонную откочевку, что-ли? – спросил Версаев. – Ну и ну! Ни разу не слышал, чтобы растения отправлялись в тёплые края в преддверии зимы.
- Я не про то. На планете Гаммы Малого Пса ползучий лишайник Олафссона, например, собирается тесными группами, буквально кучами, когда начинает дуть горячий ветер с экваториальных пустынь. Это помогает ему удержать внутри достаточное количество влаги, чтобы переждать засушливый сезон. Нечто подобное может происходить и в этом мире. Наступление холодного или жаркого сезонов, сезона дождей, сильных ветров, да мало ли чего ещё. Чего-то, чему противостоять легче группой.
-  Симпатичная версия, - заметил Бузин. – С одним лишь изъяном – остальные деревья в радиусе нескольких десятков километров не сдвинулись за это время ни на йоту. То ли они слишком глупы, то ли «наши» чересчур пугливы. Что-то одно из двух.
- Тогда еда, - невозмутимо предложил Коганович.
- То есть, они пасутся.
- Грубо говоря – да. Поскольку это растения, следовательно, все питательные вещества должны получать из почвы. Если почва под ними истощается, вполне закономерно, что они меняют м…м… место жительства.
- А почему все огулом в одно место?
- А почему бы и нет?
- И одновременно, - напомнил Версаев. – Согласись, фактор одновременности говорит о том, что между деревьями может существовать какой-то способ общения.
- Все деревья способны общаться друг с другом. Химически. Как правило, это происходит при возникновении  какой-либо опасности, и выделяя определённые вещества они предупреждают о ней друг друга. Кстати, о опасности… Вполне вероятно, что они попросту жмутся друг к другу, пытаясь противостоять какой-то внешней угрозе. Что-то вроде стадного инстинкта.
- Какой опасности? – спросил Бузин.
- Понятия не имею.
- А другие деревья? – напомнил Версаев. – И вообще, мы говорим о них, как о животных. Стадный инстинкт и всё такое прочее. Это просто растения… Большие кусты.
- Вот тут ты не прав. – Коганович отодвинул от себя пустые тарелки, словно расчищая перед собой место для манёвра. – Это и растения, и в то же время не совсем растения, в том смысле, в котором мы привыкли понимать это слово. Этакие биокомбы. Растительные животные, если угодно… Я ещё раньше находил в стволах какие-то странные структуры, и думаю это что-то вроде нервной системы, хотя мои коллеги придадут меня анафеме, если я попытаюсь доказать, что это нервная система. Однако, так или иначе, эти деревья имеют в себе значительно больше, чем положено иметь просто растению, как ты говоришь.
- Так или иначе, это всё равно не приближает нас к пониманию происходящего, - заключил Бузин.
Коганович дёрнул плечами, и тут же высказал новое предположение:
- Учитывая необычность данных м…м…м… существ, можно предположить, что они находятся во власти какого-то иного инстинкта.
- Например, инстинкта продолжения рода, – ввернул Версаев.
- Либо  территориального.
- Не понял.
- Вам не кажется странным, что деревья по степи разбросаны не как попало, а группами? – поинтересовался биолог и сам ответил на свой вопрос. – Я могу дать этому только одно объяснение. Все деревья одной группы являются чем-то вроде семейства, прайда, или что-то в этом роде. Глава рода – самое большое, остальные – его потомство. Теперь представьте, что этакую тихую семейную жизнь нарушает появление чужака. Какова будет ответная реакция?
- Понятное дело какая, - ответил Версаев. – Незванный гость, как говорится. Только это никоим образом не объясняет, опять-таки, тот факт, что они движутся, и движутся в нашу сторону. Здесь нет никаких чужаков.
- Нет, как раз объясняет, - отпарировал Коганович. – Объясняет тем, что этим чужаком вполне может быть наш корабль.
Бузин обалдело уставился на биолога, не донеся чашку до рта.
- Да-да, - подтвердил Коганович, развивая свою мысль. – Именно поэтому они и ползут к центру своей группы, то есть к нам. Уж не знаю, чем мы им не угодили, но, видимо, они полны решимости изгнать нас из своей среды. А ежели мы не уберёмся по добру по  здорову – могут и того…  Попытаться выпихнуть. Причём очень грубо.
Бузин так резко опустил чашку, что чуть не расплескал весь кофе.
- Ты серьёзно?
- А почему бы и нет. Движение деревьев в нашу сторону вполне может быть проявлением агрессии. Да в природе таких примеров сколько угодно!
- Погоди-ка, - остановил его Бузин, собираясь с мыслями. – Но почему именно сейчас? Мы торчим тут уже три недели… Не вяжется что-то…
- Ещё как вяжется. Во-первых, инстинкты могут обостряться сезонно. Во-вторых, не забывай, что мы имеем дело с уникальным, не побоюсь этого слова, существом, совершенно не похожим на всё виденное человеком доселе. Не жди от них, что они будут делать всё так, как кажется тебе правильным и логичным.
- Это в корне меняет дело. – Бузин положил на стол сжатые кулаки и обвёл товарищей серьёзным взглядом. – Вы представляете себе, что будет, если деревья подойдут к кораблю? Они сомнут нас как картонную коробку.
Коганович пожал плечами:
- Ну, подойдут или не подойдут – ещё неизвестно. И потом моё предположение – всего лишь предположение и есть. Не более того. Однако как бы то ни было, одно можно сказать наверняка: что-то вывело деревья из состояния покоя, и это «что-то» находится в непосредственной близости от них – либо снаружи кольца, либо внутри.
- А анализы, которые ты брал? – поинтересовался Версаев. – Они нам ничего не дадут?
- Едва ли. С таким же успехом можно попытаться определить мотивацию поступков человека по составу его мочи.
- Что ни день, то новость, - буркнул Бузин, поднимаясь из-за стола. – Ты сейчас к деревьям? – спросил он Когановича и, получив утвердительный кивок, первым направился к двери. – Пошли, посмотрим, что там и как.
Изнутри деревья выглядели как обычно, за исключением, разве что, населявшей их разной мелюзги, обеспокоенной таким странным поведением своего дома. Да ещё, пожалуй, воздуха. И раньше влажная и душная, наполненная неведомыми ароматами и запахами гниения, утроба дерева сейчас являла собой настоящую газовую камеру, в которой вместо воздуха плескался какой-то кисель, густая липкая субстанция, от вдыхания которой уже через четверть часа начинала кружиться голова. Высыхающий сок, - и так достаточно резко, но всё же приятно  пахнущая штука, - в таких огромных количествах, в каких он изливался из отброшенных корней, из благовония превращался в отраву, и если ближе к краю было ещё терпимо, то в глубине дерева дышать было уже совсем нечем. Деревья буквально истекали «кровью» и запах её будоражил так же сильно, как запах настоящей…
До заката они успели осмотреть Северо-Западное дерево и два номерных – Пятое и Шестое. На большее не хватило ни времени ни сил.
- Будем логичны, - сказал Бузин, выбираясь из последнего дерева на свежий воздух. -  Сейчас их разделяют друг от друга промежутки шириной метров в сто, в среднем. По мере движения, деревья всё больше и больше будут сближаться, пока в друг друга и не упрутся. А дальше?
- Должны остановиться, - неуверенно ответил Коганович. – Это в том случае, если в их движении ничего не измениться. А так кто знает… На всякий случай, конечно, лучше всего было бы перебраться на новое место. Мы не можем через них?... – спросил он сопровождая вопрос выразительным жестом.
Бузин отрицательно помотал головой.
- Нет. Ты сам видел, в каком состоянии решётка.  Энергии работоспособных сегментов не хватит даже на то, чтобы поднять нас на метр над поверхностью. А потом они не сбалансированы. В общем, ничего не получится.
- А я думаю, ничего не случиться, - высказал своё мнение  Версаев. – Даже если  порядок их движения поменяется, они ничего уже не смогут сделать: слишком поздно. Они по любому будут мешать друг дружке, так что до корабля им не добраться. Вот увидите.
- Ну, это легко проверить, - отозвался Бузин. – Кей смоделирует нам любую ситуацию. Вот мы сейчас это и проверим…
На построенных компьютером моделях, действительно получалось, что при любом раскладе вокруг корабля остаётся ещё достаточно свободного пространства, чтобы не чувствовать себя зажатым в тиски. Бузин перепробовал разные варианты поведения деревьев, вплоть до того, что чуть ли не половина их начнёт отползать назад, и всё равно получалось достаточно неплохо. Бузина, однако, это не успокоило. Деревья были для них сплошной загадкой, неизвестной величиной, иксом, за которым могло скрываться всё что угодно. И от которого и ожидать можно было чего угодно. Вчера они удивили всех тем, что могут двигаться, сегодня – своей целеустремлённостью и выносливостью, а чем они удивят завтра?  Какой фортель выкинут, перед какой новой проблемой поставят маленький экипаж аварийного «разведчика». Бузин тщетно пытался нащупать хотя бы намёк ответа на эти вопросы, определить характер той опасности, которая может им угрожать, но всюду натыкался на глухую стену незнания. Икс так и остался иксом, несмотря на все его старания. Деревья продолжали ползти, ничем не выдавая своих намерений.
- Все растения – фототрофы, не так ли? – спросил Бузин утром у биолога, изучая положение дел по навигационной панели. – Значит, их активность должна меняться в зависимости от времени суток. Как они умудряются поддерживать такой темп и ночью?
- Хороший вопрос…- Коганович задумался на секунду. - Вероятно, как-то аккумулируют энергию, причём в количествах достаточных для поддержания высокой активности и в тёмное время… И потом синтез неорганических веществ, необходимых для жизни растений может происходить не только благодаря фотосинтезу. Они помимо фототрофофов, могут быть и хемотрофами…
- То есть использовать химические вещества вместо света, - перевёл Бузин.
- Ну да. И не вместо, а даже параллельно с фотосинтезом. Однако не исключено что помимо этого они могут использовать для синтеза неорганики ещё какую-то энергию, о природе которой можно только догадываться. Удивительно другое: как они успевают компенсировать потерю сока, а его они теряют ежечасно в огромных количествах, и как вообще осуществляют такой сумасшедше-быструю регенерацию своих «ног». На это всё, всовокупе, должно расходоваться просто колоссальное количества энергии, и непонятно, как они не «выдохлись» до сих пор. И ведь как-то выдерживают же такую гонку!.
- А выдержит ли корабль, если они напрут на него, - сказал Бузин. – Это меня интересует значительно больше, чем выносливость деревьев. Тысячи упирающихся корней развивают такое усилие, что нашу страдалицу расплющит как жестянку…
- Если они вообще смогут подойти к кораблю, - ввернул Коганович.
- Надо учитывать и такую возможность.  И быть готовым к любому сценарию развития событий.
- Превентивный удар? – Прищурился Коганович.
- Я бы назвал это «акцией устрашения».  В случае возникновения угрожающего положения, деревьям следует показать, что дальнейшее движения сопряжено с серьёзными для них последствиями. Не знаю, насколько такая тактика будет действенна по отношению к деревьям, но, в любом случае, немного покалечить их мы сможем…
- А если это их не остановит?
- Боюсь, придётся туго, - признался Бузин. – С такой… массой нам не справиться.
- Что, мы настолько слабо вооружены?
Бузин выразительно поглядел на Когановича.
- Это исследовательский корабль, Фёдор! А не военный…
- Это я заметил. Неужто нас посылают к иным мирам, вооружая одними только ручными пукалками?
- Эти «ручные пукалки», как ты изволил выразиться, очень мощная штука, поверь мне. Валит любую зверюгу с первого выстрела. Но никто же не предполагал, что придётся драться с живыми горами. Впрочем… - добавил он задумчиво, - кое-что всё же придумать можно.
Коганович что-то проговорил в ответ, но Бузин ничего не расслышав, только кивнул, всецело поглощённый своей новой идеей.
Оружие… Как и любое разведовательно-исследовательское судно, их «разведчик» комплектовался богатейшим арсеналом всевозможнейшего оборудования и приспособлений, многие из которых имели, что называется, двойное назначение. Иначе говоря, в случае нужды, их вполне можно было использовать как средства защиты или нападения. Требовалось лишь приложить немного сил и ума, чтобы превратить это исследовательское снаряжение в смертоносное, разрушительное оружие.
Именно этим и занялся Бузин, а затем и присоединившийся к нему Версаев. Коганович, проглотив завтрак, ушёл к деревьям.
Те продолжали своё неспешное, но грозное из-за этой зловещей медлительности, шествие, всё больше сжимая «кольцо окружения». Осматривая их в очередной раз, Коганович обнаружил первые признаки истощения: пожухшие местами листья, потрескавшаяся кора стволов, а кое-где и вовсе засохшие стволы. Судя по этим признакам, деревья начали «выдыхаться», «уставать» от этой безумной гонки, которая при всех их, видимо, поистине огромных запасах жизненной энергии, была, несмотря на это, тяжелейшим испытанием. Они не просто бежали, они неслись во весь опор, отдавая «бегу» все силы, рискуя рассыпаться в прах, обратиться в чудовищные кучи сухостоя, и тем не менее полные решимости достичь выбранной цели. Что их гонит, в который раз спрашивал себя Коганович, но как и прежде не находил ответа.
Промежутки между деревьями неумолимо сужались, превращаясь в узкие проходы, настоящие щели, почти незаметные среди их гигантских тел. По расчётам Кей, окончательное соединение должно было произойти к вечеру следующего дня, где-то между пятью и шестью часами по местному времени.
Ночь четвёртого дня деревья встретили всего в каких-то пятистах-шестистах метрах от корабля. К утру это расстояние уменьшилось ещё на сотню.
Вставшее солнце осветило почти замкнувшееся живое кольцо. Деревья надвигались,  слившись в одну сплошную массу корней, листьев и стволов. Высившийся в центе этого кольца изящный «разведчик» казался жалкой серебристой спицей, иголкой, которую любое из деревьев могло переломить одним движением.
Бузин привёл в боевую готовность всё, что они с Версаевым успели собрать на крайний случай: кумулятивные плазменные заряды, применяющиеся обычно для пробивки штолен в скальных породах, гравиоуплотнители взрывного действия, способные за считанные мгновения создать идеально ровную и прочную площадку практически на любом грунте и термические гранаты. Если этого окажется недостаточно, синтезатор корабля готовил ещё несколько десятков килограммов магнезиевой смеси. Все вооружились тяжеленными лучевыми пистолетами и плазменными резаками. Коганович посмеялся над той поспешностью, с которой они обвешивали себя оружием, заявив, что в случае опасности, у них будет достаточно времени не только на это, но ещё на то, чтобы не спеша перекусить, помыться, побриться и хорошенько выспаться в придачу, однако пистолет и резак всё же на пояс повесил.
Забросив все дела, они полдня слонялись возле деревьев, следя за последними шагами исполинов, гадая, что это будет – финал гонки, точка, или же только запятая. Налетевший вскоре после полудня шквал с ливнем, загнал их обратно в корабль, однако едва утихли грозовые раскаты, первопроходчики снова направились к деревьям.
Как и предполагалось в шестом часу началось заключительное действие. Деревья начали соединяться.
Первым соединилось Южное и Восточное, преградив тем самым путь Пятому.  Следом за ними «брешь» в кольце закрыли Первое и Второе, а через четверть часа «окружение» завершили Четвёртое и Третье, намертво застрявшие между Восточным и Северо-Западным.
Поскрипывание и шорох движения сменились всё усиливающимся хрустом сжимаемой в живых тисках древесной плоти.
Слепое упорство, с которым деревья доселе двигались к кораблю, теперь толкало их друг на друга, заставляя усиливать нажим с каждой минутой, с каждым пройденным метром. Каждое из них буквально втискивало себя между соседями, в то время как соседи пытались сделать то же самое. Хруст перерос в страшный треск ломающихся как спички стволов и какой-то надсадный, похожий на долгий стон, скрип. Казалось, сами деревья вдруг закричали от боли, ужаснувшись тому, что сделали, а узловатые их «ноги», точно самостоятельные живые существа, всё толкали и толкали их дальше. Шаг, ещё шаг… Скорость движения деревьев резко упала. Преодолевая давление соседей, они проползли вперёд ещё с десяток метров и, наконец, остановились.
- Всё. Конец, - полувопросительно полуутвердительно произнёс Версаев.
Коганович пожал плечами и зашагал по внутренней стороне образовавшегося кольца, ныряя в оставшиеся от некогда широченных проходов, выемки.
Хотя деревья больше не сдвинулись ни на сантиметр, в их неподвижности всё равно чувствовалась какая-то скрытая угроза. Они отнюдь не походили на загнавших самих себя в тупик животных; скорее на армию, окружившую вражеский город. То, что может сделать такая «армия» наглядно показывали места, где контактировали их тела – участки, представляющие собой не просто непроходимый бурелом, а настоящую кашу из перемолотых в щепки стволов и корней.  Мощь деревьев была просто неимоверной.
- Потрясающе! – Коганович вытащил из этой жуткой, ощетинившейся  обломками стволов зоны разрушения, длинный кусок коры, повертел его в руках и, покачав головой, повторил:
- Просто потрясающе! Вот это силища. Представляете, что было бы, дойди они до корабля?
- Лепёшка, - коротко ответил Бузин.
- Вот именно – лепёшка!
- Они решили, что заперли нас, - заметил Версаев, пробуя ногтём прочность древесины. – И это всё, чего они добивались?
- Боялись, как бы мы не ускользнули? – вопросом на вопрос ответил Коганович. Отбросив кору, он издал глубокомысленное «хм» – А знаешь, это идея.
- Вы про что? – не понял Бузин.
- А про то, что  это всё, может быть не чем иным, как охотничьей операцией. Они нас просто-напросто поймали. Загнали, окружили…
- И теперь съедят, - улыбнулся Версаев.
Коганович потряс в воздухе поднятым указательным пальцем.
- Без иронии! Растения на Третьей Конопуса буквально охотятся на редкие элементы. Попробуйте там высыпать, например, магниевые  опилки или просто помочиться – не пройдёт и десяти минут, как туда потянется чей-нибудь росток. У них редкостное чутьё на такие вещи.
- Что они могли такого учуять у нас? – удивился Бузин.
- Мало ли что… Корабль – настоящая кладовая разных химических элементов и соединений. Да у нас тут почти вся таблица Менделеева!
- Что ни день, то новость, - буркнул своё привычное Бузин. - И какой напасти теперь ожидать?
- Понятия не имею. Это всего-навсего предположение…
- Меня в пот бросает от твоих предположений!
- Такую вероятность тоже не стоит списывать со счетов.
- Ладно, - устало выдохнул Бузин. – Коли так, тогда не расслабляться. Кей, понятное дело, будет следить за обстановкой, но нам всё равно придётся посматривать… за деревьями.
Коганович согласно кивнул:
- Организуем патрулирование. Пока один ходит, двое занимаются ремонтом. Если поставим хотя бы ещё четыре секции, тогда, на малой тяге – фьють, и выпрыгнем отсюда. Надеюсь, деревья дадут нам время.
- Хорошо бы, - отозвался Бузин.
Садящиеся солнце космонавты проводили с тревогой, а ночь провели в напряжённом ожидании новой беды. Напряжение спало лишь к утру, когда стало ясно, что деревья не пытаются предпринимать никаких действий. Они по-прежнему высились горами вокруг корабля, ничем не выдавая тех  процессов, которые, возможно, сейчас шли где-то в их сумрачной глубине. Деревья чего-то ждали, и то спокойствие, которое царило вокруг, показалось вышедшему наружу биологу насквозь фальшивым. 
- Стоят, - сказал он, оглядывая замерших исполинов. – Какого чёрта они стоят?
- А должны что-то делать? – поинтересовался Бузин.
- Зачем-то же они пёрли к кораблю. Что бы вот так стоять? И всё?
- Тебя что-то не устраивает?
- Мне это не нравиться. Готов поспорить на что угодно – это ещё не конец. Деревья себя ещё покажут.
-  Может быть, может быть, - рассеянно проговорил Бузин, поднимая лицо к лазурным небесам.
Солнечные лучи над их головами коснулись анодных штырей ходовой решётки, засверкав на них  ярким радужным огнём, который тут же пополз вниз, к корме, подобно искре по бикфордовому шнуру, осыпая округу блёстками всех оттенков солнечного спектра. Солнце поднялось выше, и точно приветствуя его, из густого травяного ковра поднялись стайки юрких жемчужных стрекоз,  огненные точки мух-нектарниц, ночевавших в  огромных жёлтых бутонах цветущих кустов-колючек, и изумительной красоты винтокрылы – насекомые, напоминающие бабочек, только снабжённые чем-то вроде вращающихся лопастей вместо крыльев. Со стороны деревьев послышались характерные «ф-ф-фух» спешащих рассеять своё содержимое грибов-бомб и тоненькие «тиинь-иинь» какой-то невидимой пичуги.
Начиналось утро, обычное утро, такое же как многие другие утра, которые они встречали в течении почти целого месяца. Может только шорох трущихся друг о друга щетинистых листьев был сегодня жёстче и неприятнее, нежели обычно?
Бузин оглядел тёмную стену древесных стволов и пожал плечами.
- В любом случае, небольшую передышку они нам подарили, - заметил он, и, чуть наклонив голову, закрыл пальцем ушной канал, вслушиваясь в то, что раздалось из вживлённого за ухом импланта интеркома. Голос Кей, мягкий и как всегда спокойный, резко контрастировал с тем, что она говорила.
- Внимание, экипаж! Нарушена герметичность основной палубы нижнего уровня. Повреждена первая секция ходового генератора. В воздухе обнаружены инородные примеси неизвестного характера и происхождения. Внимание, экипаж! Повторяю…
Бузин прыгнул в сторону открытого люка, так, словно его толкнула мощная пружина. Коганович с Версаевым отстали от него лишь на долю секунды. Мембранные двери лопались перед ними, как пузыри.  Генераторное отделение они достигли в рекордно короткое время.
Как ни странно, выглядело оно совершенно нормально. Тесноватый отсек, заполненный вспомогательными узлами, в центре которого высилась колонна генератора, заключённого в сверкающий никелем цилиндрический кожух, блистал идеальной чистотой, как и положено генераторному отсеку. Даже после неудачного приземления, здесь ничего не сломалось и не сорвалось с креплений, поэтому с того злополучного дня сюда никто не заглядывал. Генератор был отключен, накопители обесточены, а из разветвлённой кабельной паутины облепившей стены отсека, под напряжением оставались лишь несколько второстепенных линий, освещение, да мониторинговые цепи. И тем не менее Кей утверждала, что здесь твориться что-то непонятное.
- Что за чёрт, - пробормотал Бузин, обшаривая взглядом отсек. – Кей! Что происходит?
- Нарушена герметичность основной палубы нижнего уровня…
- Где? Я ничего не вижу!
- Повреждённый участок находится под основанием генератора.
- Дьявольщина! – выругался Версаев. – А в самом генераторе? Отвечай, Кей, чёрт тебя…
- Повреждён корпус и обе нижних экранных пластины, управляющая сетка,  ответвители… Внимание! – неожиданно оборвала она сама себя. – Обнаружены повреждения второй секции ходового генератора. Нарушена герметичность первой основной палубы среднего яруса. Повреждённый участок – складской отсек №14.
- Наверх! – скомандовал Бузин ныряя в лифтовую трубу. Возле мембранной двери ведущей на склад №14 он так же оказался на долю секунды раньше, и в то время как остальные только выныривали из жерла лифтовой трубы, он успел убрать мембрану и заглянуть внутрь. То, что он там увидел, повергло его в состояние ступора.
От пола до потолка, проходя сквозь отсек, тянулись какие-то коричневато-серые узловатые стебли. Целый пучок стеблей, свитый в тугой жгут, толщиной с торс упитанного человека. Там, где они вылезали из пластитанного покрытия пола, их окружало коричневое пенное «жабо», источающее странный горьковатый запах, который видимо и был теми самыми «инородными примесями неизвестного характера и происхождения». Точно такое же «жабо» виднелось и на потолке. Реакция ещё шла и свисающие сверху клочья пены то и дело падали вниз, продолжая шипеть и пузыриться.
- Небеса! Да это корни! – потрясённо пробормотал застрявший в дверях Коганович.
Бузин перевёл взгляд со стеблей на биолога и обратно.
- Какие корни?
- Деревьев, какие же ещё! – выкрикнул Коганович и вдруг ткнул трясущимся пальцем в потолок. – Там же лаборатории! Как раз над нами… - И рванулся к лифтовой трубе.
На сей раз первым был он.
Корневой жгут, пронзивший корабль снизу доверху, как сказочный бобовый стебель – хижину, попал точно во владения Когановича. Там царил страшный беспорядок. Пройдя сквозь пол, корни разошлись двумя широкими веерами, опрокинув несколько прикреплённых к полу шкафов и столов, рассыпав всё их содержимое. Разбросав в разные стороны лабораторную мебель и расчистив таким образом достаточно большое свободное пространство, они поднялись вверх, и снова нацелились к центру, образовав нечто вроде кокона, формой напоминающего маковку православной церкви. Внутри его очутился ещё один стеллаж, каким-то чудом избежавший опрокидывания и разорения. Большую часть его содержимого составляла коллекция растительности, собранная Когановичем во время его набегов на деревья. Сюда он помещал всё, что добывал сбором и охотой, и то, что считал достойным для дальнейшего изучения. Всё это разнообразие помещалось на шести объемистых полках, однако, оставив все их без внимания, корни потянулись к тому, что стояло на самой верхней… Величиной с футбольный мяч  прозрачному пузырю, внутри которого, точно кораблик в бутылке, виднелось что-то настолько тоненькое и хрупкое, что, казалось, не будь этой прозрачной оболочки, его можно было бы сломать одним дыханием. Несколько ростков, узкие полоски листьев, белесые корешочки, каким-то невероятным образом поддерживающие всё это на весу.   Как ни странно, но прячущееся в прозрачном пузыре растеньице удивительно напоминало…
- Дерево!
Возглас вырвался из трёх глоток одновременно. Поражённые этим открытием, они какое-то время стояли, изумлённо взирая на это маленькое чудо, потом протиснулись сквозь решётку из корней, совершенно позабыв, что две минуты назад те растворили прочнейший титановый сплав.
Да, это было дерево. Уменьшенная в сотни раз  копия тех, что окружали сейчас корабль.  Ещё не «родившееся», по сути, дерево, её эмбрион, икринка, зародыш, упрятанный от непредсказуемого мира за прочной оболочкой пузыря. Вчерашнее семя, только-только начавшее жизнь. И тут же вырванное из привычной среды руками любопытного человека. На табличке, прикреплённой к металлокерамической посудине, куда поместил её Коганович, значилось: «найдено 14 Сентября под корнями Восточного дерева». Прочитав её, Версаев покивал головой;
- Всё правильно. Именно Восточное и кинулось за ним первым. Видимо, это дерево-родитель. Готов поспорить, что корни принадлежат именно ему.
Бузин покачал головой.
- Но как… Откуда?
- Как обычно – из-под земли. Всё время после того, как деревья остановились,  они росли в нашу сторону. Всё-таки они достали нас. Вот так вот…
- Детёныш, - потрясённо пробормотал Коганович. – Подумать только – детёныш!
Бузин выбрался из корневого клубка и шагнул к биологу.
- Фёдор! Ну-ка, объясни-ка мне, как это получилось.
Коганович инстинктивно попятился.
- Откуда я знал, что это детёныш дерева!
- А куда ты смотрел, когда доставал его! – рявкнул Бузин, сжимая кулаки. – Где были твои глаза, хотел бы я знать!? А движение деревьев? Ты мог бы хотя бы намекнуть, что вытаскивал в тот день что-то из дерева!
- Я и предположить не мог, что они способны на… на такое.
- Как видишь, они способны на очень многое. Посмотри, что они сделали с кораблём!
- Исследования всегда риск…
- Что-о!?
- Э-э, тихо! Без драки! – выкрикнул Версаев, вклиниваясь между товарищами. – Спокойно! Криком и кулаками тут не поможешь. Теперь ничего уж не поделаешь, коли так получилось.
- Ну конечно! – зло бросил Бузин, сверля биолога свирепым взглядом. – Скажем «ах, как жаль» и разойдёмся по углам. Корабль продырявило насквозь. Обшивка – чёрт с ней. Залатаем. Но генератор! Вы понимаете, насколько это серьёзно – генератор!
- Понимаем. Разбираться, кто прав, а кто виноват будем после. Не время устраивать разборки. – Версаев пошарил по поясу в поисках резака, но вспомнив, что ещё вчера вечером снял всю боевую амуницию, чертыхнулся и повернулся к Когановичу.- Корни нужно обрубить, детёныша вернуть дереву. Немедленно. Пока оно не натворило ещё чего-нибудь. Илья,– обратился он к Бузину. – Срежь их под кормой и следи, чтобы не росли.
- Можно. Но какой прок? Генератору крышка.
- Я не думаю, что генератор испорчен безвозвратно, - ответил Версаев. – Судя по перечню повреждений, они прошли прямиком по центральному волноводу, не повредив всего остального. Это не так страшно…В конце концов есть запасной вариант. Не самый лучший, но за не имением другого…
- Это год потерянного времени. Как минимум.
- Раньше такие сроки никого не пугали.
Бузин пожал плечами и вышел вслед за биологом. Убедившись, что его никто не слышит, Версаев набрал в лёгкие побольше воздуха и выдал такое длинное и витиеватое ругательство, что сам удивился, этому, доселе не замеченному за собой, таланту. Выпустив пар, и немного успокоившись, он обхватил себя руками и хмуро уставился на корни.
А те продолжали расти. Удлиняться, толстеть и ветвится, пуская длинные корневые нитки, стараясь как можно плотнее закрыть ими крошечное беззащитное существо, точно защищая его от всех бед и невзгод этого несовершенного и непредсказуемого мира.  Совсем как заботливые материнские руки.