Тени города под солнцем. Глава 17

Стон повторился, и Герман осторожно приподнял девушке голову. Её лоб покрывали крупные капли пота, кожа была неестественно бледной, а глаза запали как после тяжёлой болезни. Она снова тихо простонала, пытаясь что-то сказать, но у неё не получалось, с губ срывалось лишь тонкое поскуливание. Лицо Лины исказилось в мучительной гримасе, она ещё раз попыталась произнести хоть слово, не смогла, и по её щекам покатились слёзы.
Герман похолодел второй раз за эти несколько минут. "Только не это, господи, только не это! Не надо так... за что?.." Он вгляделся в полные муки глаза, не зная, что делать. Впервые в жизни Герман Кризберг был полностью беспомощен перед ударом судьбы. Лина всхлипнула и вдруг зашлась жутким, захлёбывающимся кашлем, выплёвывая кровь. Она корчилась в конвульсиях, тщетно закрывая лицо руками, сквозь пальцы сочились красные ручейки, и зрелище это было настолько страшным, что Герман забыл дышать. Он смотрел на содрогающуюся девушку, которая с неожиданной ловкостью выворачивалась у него из рук и кашляла, кашляла, не в силах остановиться. И вдруг всё кончилось.
Она лежала на траве, закрыв глаза, с губ стекала струйка крови, а лицо стало нежным и умиротворённым. Герман прислушался, приблизив ухо к приоткрытому рту. Дыхание почти не улавливалось, но оно было. Он отвернулся, не в силах больше смотреть на расплату. Что-то свыше устанавливало свой баланс добра и зла, оперируя холодной нечеловеческой логикой, и это что-то сейчас отбирало у него Лину, насмешливо наблюдая за его мучениями. "Seinem Schicksal kann niemand entgehen"* Он впервые подумал, что, наверно, и впрямь есть на свете нечто, неподвластное человеческому пониманию, стоящее за пределами и знаний, и чувств, и перед этим ледяным Абсолютом он был всего лишь песчинкой, крошечным кирпичиком в монументе Вечности, но песчинкой непокорной.
"Не отдам. Чем бы ты ни было, я тебе её не отдам. Я не подставлю тебе левую щёку. Или... — Он смотрел в небо, которое затягивалось чёрными грозовыми тучами, и вдруг прошептал: — Забирай меня. Тебе же неважно, кого тащить за собой. Если таковы твои правила. Забирай меня, я согласен. Только оставь Лину в покое."
Небо полыхнуло зарницей на весь горизонт, и вдруг Герман услышал тихий шёпот:
— Ты что-то сказал?
Он резко обернулся. Лина полулежала, опершись на локти и тяжело дыша, но она могла говорить! Она непонимающе смотрела на него и повторила:
— Ты сказал сейчас что-то?
— Да. — С плеч Германа упала самая большая гора из всех возможных. Он смотрел и не мог поверить, что обошлось. На этот раз обошлось. — Немного поспорил с мирозданием и, кажется, убедил.
Лина поморгала, пытаясь понять его слова, а потом всё так же шёпотом спросила:
— А там... в доме?..
— Всё кончилось. — Он внезапно сгрёб её в охапку, прижимая к себе, и тихо повторил в самое ухо: — Всё кончилось. Фотографии сгорели, а дети, видимо, смогли покинуть этот мир. По крайней мере, выглядело всё именно так. Как ты сама? С тобой сейчас такое творилось.
— Нормально... Голова кружится и горло болит. — Она дотронулась до губ и изумлённо вытаращилась, глядя на кровь.
— Ты кашляла до крови, — подтвердил Герман, — просто заходилась минут десять, не останавливаясь. А в доме... Ich habe im Еrnst gedacht, dass du gestorben bist. Ich zittere immer noch, wenn ich mich daran erinnere. — От нервного напряжения он снова машинально перешёл на родной язык.
— Ich noch lebe.** — Лина слабо улыбнулась. — Видишь, я тоже уже могу связать два слова. По самоучителю.
— Das macht nichts, ich werde dir alles beibringen, das ist doch meine Muttersprache*** — пробормотал он в сторону, до сих пор толком не придя в себя. Лина тем временем шмыгнула носом и тихо сказала:
— Знаешь, я почти ничего не помню. Только фотографии всё приближались и приближались, а потом перед глазами всё вспыхнуло, и темнота... А очнулась уже здесь.
— Я записал всё, что было, на оба телефона. Только, — Герман покачал головой, — давай всё это посмотрим как минимум завтра. Тебе надо прийти в себя и отдохнуть. Да и мне не повредит.


Дома он уложил её спать, укрыв пледом, и Лина вырубилась, едва коснувшись подушки. Он долго, минут двадцать смотрел на умиротворённое спящее лицо, прислушивался к мерному дыханию без вздохов и всхлипов, а потом опустился в то кресло, в котором уже однажды провёл ночь. Его понемногу начала отпускать липкая одурь, смешанная со страхом, он физически ощущал, как с тела волнами сходит напряжение последних часов, кошмарные воспоминания о сгорающих фото блекнут и растворяются, а потом его взгляд затуманился серой дымкой, и Герман уснул.


*   *   *


— Знакомься. — Герман посторонился, пропуская Лину вперёд. — Лина Трипольская из солнечногорских новостей. А это Юля, наш лучший монтажёр. Но не без придури.

— Я тебе сейчас голову о монитор разобью, — пообещала Юлия, — а с вами приятно познакомиться и посмотреть на вас вживую.

Лина заметно смутилась. Её вообще немного стесняла огромная и шумная Москва, переполненные вагоны метро, толпы снующих пешеходов, бесконечно мелькающие зелёные и жёлтые доставщики еды с огромными коробками за спиной, треск звуковой рекламы на каждом шагу и вездесущие раздатчики листовок. Не то чтобы Лина не бывала в столице, нет, пару раз в год она ездила обновить гардероб, но в последнее время до Москвы не доезжала, обходясь Зеленоградом, где было всё то же самое. В схеме метро девушка путалась, особенно когда понаоткрывали новых станций и построили МЦК, а обилие полиции на станциях её пугало. На Новокузнецкой же, где жила Юлия, и вовсе стражи порядка ходили чуть ли не взводами, и девушка взволнованно следила за их перемещениями. Некоторые вели на поводке служебных собак. Герман, усмехаясь, объяснил, что здесь неподалёку расположена Историческая мечеть, а сегодня как раз пятница.

— Но ты не переживай, нам на канал не надо, Юлька живёт на параллельной улице. Все правоверные сейчас трутся на Большой Татарской, честно говоря, задолбали уже.

Юля Лине понравилась, хотя было видно, что у Германа с ней какие-то свои давние счёты, и общались они сквозь зубы и отрывисто. Но с Линой она была вполне вежлива, предложила по-быстрому перейти на "ты" и пригласила в комнату. Там уже стоял наготове включённый компьютер с двумя мониторами, рядом лежал микрофон и открытая бутылка пива.

— Я на сухую не работаю, — пояснила Юля, — тем более, Криз говорил, у вас какие-то ужастики с трупами.

— Не корчи из себя неженку, — посоветовал Кризберг, открывая ещё две бутылки, — на тебя все теракты валятся, цунами, катастрофы и прочие падения камней с неба. И Владимир Владимирович.

Юля только зыркнула на него, сделала внушительный глоток и сообщила:

— Тебе повезло, мой в командировке, в Барнауле, открывают русско-французский культурный центр, так что можем работать хоть до утра. Текст дай.

Герман смутно припомнил, что Юлин муж работает во французском посольстве, но кем, понятия не имел, да и не интересовался. Он протянул ей ворох листов и два мобильника.

— Ещё с телефонов закачай, я раньше не успел тебе передать.

Она страдальчески сморщилась, но воткнула мобильники в компьютер и запустила закачку. Лина в это время бродила по комнате, разглядывая фотографии на стенах. Одна привлекла её внимание: роскошный зал с ослепительной хрустальной люстрой, официанты в бабочках с подносами, уставленными шампанским, кругом женщины в вечерних платьях и мужчины в строгих костюмах. В центре этого великолепия стояла Юля в изящном платье с кружевной вставкой и темноволосый мужчина с немного отрешённым выражением лица. Юля проследила за взглядом Лины.

— Это на приёме в честь юбилея пресс-атташе, мадам Тюроншо. Единственное селфи, которое нам удалось. Так, ну с телефонов я загнала, давай начитываться...

Раздался пронзительный звонок в дверь. Герман поднял бровь:

— Муж у нас в командировке, значит...

Юля снова бросила на него испепеляющий взгляд и пошла открывать. Из прихожей донеслось бурчание, потом мужской голос сказал: "У тебя же муж в командировке", и в комнату вошёл очень красивый брюнет с волнистыми волосами и странным вишнёвым оттенком карих глаз. Увидев Юлиных гостей, он ослепительно улыбнулся:

— Криз! Поверить не могу, что ты перешагнул порог квартиры этой ведьмы! Вы ж друг друга ненавидите, как гвельфы с гибеллинами. А это кто с тобой?

— Это Лина, — коротко ответил Герман, мысленно посылая Данияра ко всем чертям. Мало того, что заявился без предупреждения, приволок с собой ящик (ящик!) пива, так ещё его репутация заставила Германа здорово напрячься. Большего ловеласа, чем Невмятуллин, он в жизни не видел, Данька вполне заслуженно считался секс-символом канала и не спал только с Юлькой по причинам, оставшимся для Кризберга тайной.

Данияр пару минут изучал всех присутствующих, а потом приглашающе махнул рукой:

— Криз, пошли покурим.

Они вышли на балкон, и Данька закурил, закатив глаза.

— Герыч, ты последний, с кем я буду ссориться из-за женщины. Цыц, дай мне сказать! Я не собираюсь "тестировать" твою девушку, у меня свой кодекс чести. Я не сплю с женщинами моих друзей, а друзей у меня двое: ты и Юлькин муж. Всё. Выдохни. Я вообще понятия не имел, что у неё халтура сегодня, я первый день из отпуска, вот, проведать зашёл боевую подругу, хотел пивка накатить. Кстати, что монтируете?

— Сюжет. — Герман отвечал коротко и отрывисто. Слова Данияра его не слишком убедили. Данька же, сделав очередную затяжку, горестно задрал брови.

— Доверие, Кризберг. Побольше доверия. Ты меня сейчас оскорбил, между прочим.

— Ладно, извини. — Герман понимал, что Данияр не станет рисковать многолетней дружбой из-за новой девочки, но беда в том, что девочки на Данияра вешались сами и в больших количествах. Данька же словно прочёл его мысли.

— Мы слишком разные, Криз. А эта девочка тебя любит. Я вижу, я такие вещи хорошо вижу, натренировался уже. Не забивай себе башку всякой хернёй. Но мне кажется, она не москвичка.

— Солнечногорск, — так же коротко ответил Герман, — север области. Не Дальний Восток, конечно, но поверь: там мрак.

Данияр покивал, а потом поинтересовался:

— Так что сюда не перетащишь? Она вообще кто?

— Журналистка местного издания.

— Тем более! — Данька удивлённо покосился на товарища. — Перетаскивай к нам, и тебе лучше, и ей, чем в тамошнем Усть-Соплежуйске в газетёнке чахнуть.

— Интересно, как? — саркастически поинтересовался Герман, вытаскивая вторую сигарету. — У нас на канале, знаешь ли, с вакансиями негусто.

— Ты совсем больной? — Данияр вытаращился уже в неподдельном изумлении. — Блин, Герыч, я первый день из отпуска, и уже все редакционные новости знаю, а ты всё в своём микромире, кстати, на дворе две тысячи восемнадцатый год, а то вдруг ты не в курсе. Чё зыришь? Объясняю: "Столичный регион" не продлевает контракт с Макеевой. Только не говори, что не знаешь Макееву.

— Не знаю, — признался Герман, — я со "столичниками" дел не имею и кто у них там работает, без понятия.

Данька досадливо поморщился и махнул рукой.

— Короче, неважно. Есть у них там одна конфеточка, но скоро не будет. Июль через три дня. Короче. Звонишь Синицыну и на пальцах объясняешь, что у тебя есть на примете корреспондентка на эту вакансию. Сами они пока никого не нашли, их пока жареный петух не клюнет, не почешутся. Кстати, у тебя есть какие-нибудь её материалы?

— Да, — Кризберг открыл в телефоне сайт "Города под солнцем", — вот. Как раз на эту тему и монтируем.

Данияр внимательно прочитал статью, потом нашёл ещё несколько и одобрительно цокнул языком.

— Слог хороший, у нас и то не все так пишут. Ну и что ты теряешься? Говорю тебе: позвони Синицыну. Ты за пятнадцать лет никогда ничего не просил, он тебя не пошлёт. Тем более, что пишет она действительно нормально.

— Ты же знаешь, как у нас относятся к протеже.

— Протеже? Вот если бы я звонил, это было бы "протеже", сам знаешь, почему. А ты рабочая лошадь, ни разу себе даже прибавки не вытребовал, хотя тебя пользуют в хвост и в гриву. Короче, звони сейчас. При мне. Тоже мне, невольник чести. Ты её только приведёшь, а дальше сама. Вот если будешь за неё тексты писать и выгораживать по-всякому, вот тогда это будет протеже, и Синицын тебя за это выкинет с канала нахер. А сейчас звони.

— Я не хочу, чтобы она попала в эту чумную редакцию, ты же сам в курсе, что у них всегда аврал и полундра, а шеф просто больной.

— Тем лучше. Как плавать учат? В воду кидают и привет. Пусть начинает с низов, как положено, как мы начинали, что ты, что я. Кто прошёл школу "столичников", тому всё нипочём. И никто её в первый день в кадр совать не будет, она пишущая, сначала технику речи ставить надо, артикуляцию и всё такое. Это мы на автопилоте начитываем, а новички своего голоса в записи боятся. Так, всё. Хватит. Звони.

Герман вздохнул и достал телефон. Данияр, удостоверившись, что его друг говорит то, что надо, а не несёт чушь (любовь отнимает разум, Данияр Невмятуллин знал это лучше многих), затушил окурок и вернулся в комнату. Там Юля с Линой копались в листах текста, голубым маркером помечая синхроны. Данька выудил из ящика бутылку и с хлопком открыл. Юля покосилась на него и фыркнула:

— Твои верноподданнические чувства аж глаз режут.

Лина удивлённо повернулась. Данияр пил какое-то импортное пиво незнакомой ей марки. Юля со смешком пояснила:

— Он политический обозреватель.

— И что? — не поняла Лина.

— Это Радебергер. Любимое пиво нашего президента. У Даньки уже рефлекс. Скоро часы станет носить на правой руке.

— Вы работайте, — посоветовал Данияр, ничуть не смутившись, — время деньги. И времени у вас мало.

— Это ещё почему? — прищурилась Юля.

— Потому что я так сказал. И советую мне верить. Что-то Криз там совсем заглох. — Он вытянул шею, а потом удовлетворённо сообщил: — А, нет. Лёд тронулся. Лина, ты бы зашла на балкон, вам срочно надо поговорить.

Лина удивлённо встала со стула как раз в тот момент, когда Герман высунулся из балкона и крикнул:

— Лин, на секунду зайди!

Девушка бросила недоверчивый взгляд на Данияра и закрыла за собой балконную дверь.


*   *   *


В четыре часа ночи Юлька откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Под столом валялось несчётное количество пустых бутылок. Данияр уже ушёл, заявив, что в полночь у него романтическая встреча с очередной девушкой, растаявшей от его знаменитого прищура, Лина свернулась клубочком в кресле и тихо вздыхала во сне, а Герман с Юлей доклеивали репортаж о страшном происшествии в Солнечногорске. Влепив копирайт, Юля призналась:

— Если бы я тебя не знала десять лет, я решила, что ты кукухой поехал. Ты уверен, что эту жуть надо было вклеивать?

— Надо было, — Герман зевнул во весь рот, — потому что это то, из-за чего я всё это затеял. И из-за чего Лина чуть не умерла.

— П...ц. — Юля нашарила в ящике последнюю бутылку и с чувством приложилась к горлышку. — Я много чего видела в жизни, но такое... И ведь не монтаж, я любой эффект на раз вижу, а это не монтаж... Не знаю, Гер... Я не упёртый материалист, я многое допускаю, в конце концов, я работаю с Данькой. — Герман непонимающе нахмурился. Она продолжала, делая большие глотки: — Хорошо, что выходные. Напьюсь сегодня.

— Так ты уже.

— Это допинг, — отмахнулась она, — а мне ещё надо всё забыть, это же твоё первое условие, помнишь? А за Даньку не переживай, он в своей жизни с таким запредельным ужасом сталкивался, что его никакими фотографиями не пробьёшь, тут уж ты мне поверь. Он будет молчать. А вот за твою девушку я опасаюсь. После такого головы и впрямь могут полететь. Как бы её не подкараулили в тёмном переулке.

— Не подкараулят, — ответил Герман, — за это я лично отвечаю. Тем более, маховик я уже запустил.

— Ты о чём? — не поняла Юля.

— Завтра сунься в этот солнечногорский портал. Если мы всё сделали правильно, город ждут перемены.

Она кивнула, допила пиво и уронила голову на руки. Через минуту она уже спала, положив локти на клавиатуру. Герман повертел головой, пытаясь понять, куда приткнуться ему, и в итоге вырубился на стуле, где сидел, вытянув ноги и запрокинув голову. Он был как выжатый лимон, репортаж вытянул из него все силы, и всё же Герман Кризберг спал спокойно, не боясь ночных кошмаров и видений. Эту главу своей истории он закрыл, а в кресле, поджав ноги к груди и положив голову на колени, видела десятый сон его новая жизнь.



* — От судьбы не уйдёшь (нем.)

** — Я всерьёз думал, что ты умерла. До сих пор колотит, как вспомню.

    — Кажется, живая. (нем., вторая фраза с ошибкой)

*** — Ничего, я тебя всему научу, все-таки это мой родной язык. (нем.)


Окончание:  http://proza.ru/2019/01/29/2064