Миллион песо

Цитата : Подняться и крепко стоять на ногах крайне сложно в Мексике. Бокс -- это уникальная возможность избавить себя и своих близких от нищенского образа жизни, а также достичь чего - то, чтобы тебя уважали. Мексиканец, выбравший карьеру боксёра, отличается невероятной силой воли и огромным стремлением к поставленной цели. Эти спортсмены очень выносливы и быстры. Их козырем является ближний бой с молниеносными сериями и работа ногами. Несмотря на то, что они не обладают внушительной фактурой, мексиканские боксёры отлично держат сильные удары и способны выстоять даже против более мощного соперника.
               
                ....................               

     Он пёр на меня, как бык. Я видел его глаза, две щёлки век и холодный расчёт за их шторками. Он бил и бил. Его джеб был как рычаг локомотива, свистел и обдавал паром, я еле успевал уворачиваться. Мой правый бок ныл тупой болью -- после классической двойки его левая мгновенно исчезала и, вместе с уколом боли, я ощущал порцию горечи во рту и жгучее желание плюнуть кислой слюной в его ненавистное лицо. Гнев -- плохой советчик, я плохо соображал и ничего не мог противопоставить его простой тактике -- левая, правая, нырок под мою руку и опять левая в корпус, чуть ниже моего правого прижатого локтя. Удар был сильным, даже не достигая цели, попадая в локоть, он отбрасывал меня спиной на спасительные канаты. Пот заливал мне глаза и когда я смахивал его, на перчатке оставался красный след -- над правой бровью было рассечение. Кровь смешивалась с солёными каплями на лбу, становясь на моих разбитых губах жгучей, как морская вода. Я устал, мне сорок два, я хочу упасть на настил ринга и уснуть, не чувствуя своего ноющего тела, не видя этого опостылевшего гринго и его чудовищные руки, вбивающие в меня боль за болью, целую очередь, целую вереницу боли. Мой мозг плыл в тумане, я не слышал криков зрителей, но тело работало, и руки двигались, и ноги не давали упасть, и сердце перекачивало кровь ровно, без сбоев -- больше чем когда либо раньше, сегодня я хотел только победы.
     Она нужна мне как воздух. Та самая спасительная субстанция из кислорода, азота и ещё каких то неведомых мне составляющих, в которой так нуждалась моя Габриэлла. Три года назад я познакомился с этой чудесной женщиной неземной красоты и ангельского нрава. Как это часто бывает, случайность становится началом новых событий, ставящих с ног на голову весь привычный уклад твоей предыдущей жизни. До неё был бокс, победы и поражения, взлёты и падения, деньги и пустые карманы, ещё Папаша Джо с его пьянками в холостяцкой берлоге, снова бокс и вся моя жизнь как одна бесконечная тренировка, как подготовка к чему то более важному, решающему. И тут в ней появилась она. Никаких сравнений с предыдущими моими увлечениями я не делал -- я принял эту женщину как дар свыше и она отвечала мне необыкновенной преданностью и любовью. Дни мои наполнились другим смыслом, обрели реальность и засияли иными, до  неё незнакомыми мне, красками. На тренировках я думал о ней, если не тренировался -- я был с ней, неразлучно, не желая расставаться даже на миг. Папаша Джо, мой тренер, наставник и лучший друг, сердито ворчал -- я перестал выходить на ринг, мне вдруг захотелось увидеть весь мир и я мотался по странам и городам, повсюду таская с собой Габриэллу. Деньги, какие я заработал призовыми боями, легко и незаметно утекали, как весенние ручейки -- мне ничего не было жалко для моей избранницы. " Жизнь -- как новогодняя ёлка, всегда найдётся тот, кто разобьёт шары ", -- Папаша Джо тоже был очарован Габриэллой, поэтому не ворчал, а только отделывался поговорками. В какой момент стала заметна её болезнь, я и не припомню уже. Сейчас мне кажется, это было внезапно. Просто слегла и всё. Случилось это в Мексике, откуда я родом. Габриэлла стала задыхаться. Того, чем мы дышим, ей стало не хватать и врачи не смогли обнадёжить меня её скорейшим выздоровлением. Даже сам факт её жизни оказался под большим вопросом. Хотя, у кого из смертных этот вопрос не является открытым. Болезнь прогрессировала с чудовищной скоростью и мне пришлось оставить Габриэллу в одной из клиник Мехико. Врачи предупредили, что смогут скрывать от Габриэллы всю серьёзность её болезни лишь полгода, а дальше... Дальше нужна операция и годы реабилитации. И деньги, большая сумма денег, таких у нас уже не было. Не было их и у Папаши Джо, и все прежние мои приятели как то сразу испарялись, едва я заводил разговор о нужной сумме. На всё про всё нам нужен был миллион песо. И я вернулся в Америку, оставив последние деньги врачам.
     Папаша Джо всегда любил повторять: " Победа покажет, что человек может, а поражение -- чего он стоит ". Ещё до боя, в раздевалке, он сказал мне:
  -- Серхио, шесть раундов, шесть -- и двадцать пять тысяч твои. Плюс мои. Больше пятёрки за три минуты, где ты их возьмёшь вот так быстро ?, -- и он пытался изобразить беспечность на своим лице.
 Представьте себе это лицо тяжёловеса, изборождённое морщинами, с квадратным подбородком и переломанным носом -- верным признаком бурного боксёрского прошлого и вы поймёте, как смешны были его потуги показать, что ничего особенного нет в способе такого заработка. Но я видел в его глазах другое. Там не было арифметически неточных выводов, хотя его тренерский гонорар в случае моего проигрыша тоже имел для него немалое значение. Я знаю, он понимал, что для меня значит победа и он любил меня и не хотел нечестных денег, но это был наш шанс -- его, мой и Габриэллы и, возможно, последний. Уже давно Джо обивал пороги промоутерских контор и боксёрских агенств, но никто из дельцов не хотел предоставить ему возможности честно заработать. И вдруг повезло -- Бертран, в прошлом биржевой маклер, теперь неплохо поднявшийся на букмекерских махинациях, предложил ему поставить меня против Большого Гринго в одном из договорных боёв.
  -- Только из уважения к тебе, Джо и понимая, как нелегко тебе с твоим парнем заработать сейчас хоть какие - то деньги, -- так и сказал Бертран, хорошо зная расстановку сил на боксёрской лестнице.
Я тоже хорошо знал эту расстановку и шансы свои тоже знал, так же как и то, каким путём добывались доллары на договорных поединках. Но, никогда раньше мы с Джо не участвовали в подобных обманах. И это была наша маленькая гордость, но большая незадача для таких дельцов, как Бертран. Этот француз из Канады не был истинным американцем, его лягушачья кровь, разбавленная дорогим виски, не давала покоя его предпринимательской натуре, но и не бурлила денежными банкнотами, как у настоящих сынов туманного Альбиона. Ему хотелось многого, но в руки шло только, что оставалось от этих акул бизнеса. Бертран кривил душой -- Джо не был ему другом и в списках уважаемых людей едва ли был даже в середине. Но сейчас француз провернул несколько тёмных дел, они принесли ему неплохие деньги и он возомнил себя удачливым, проницательным дельцом, этаким промоутером от самого Всевышнего. И ещё у него появился Большой Гринго, молодой, набирающий силу и вес зрительских симпатий, боксёр из Детройта. Талантливый, амбициозный боец, легко шагающий через две ступеньки по той самой боксёрской лестнице и по головам некоторых, благодаря своей беспринципности и непомерной жажде сиюминутной славы.
  -- Ты же знаешь, Джо, -- продолжал Бертран, -- у тебя нет выбора и другой возможности тоже не будет. Никто, с твоей маниакальной честностью, не даст тебе ни единого шанса. А здесь я даю гарантию хороших денег, только играй по нашим правилам.
  -- Налить тебе ? , -- продолжил он, помолчав несколько секунд.
  -- В каком раунде ? , -- Папаша Джо даже бровью не повёл в сторону небольшого стеклянного бара с бутылками.
  -- В шестом, дружище, в шестом, ни позже, ни раньше. Я поговорю с Гринго, он не будет сильно бить твоего парня, -- и Бертран довольно усмехнулся, -- но только до шестого, а там надо лечь и ты знаешь, как это сделать.
  -- А если мой парень разделается с ним раньше ? , -- теперь Джо уже пожалел, что отказался от выпивки, стаканчик виски был бы сейчас как раз.
  -- Что ж, тем хуже для него, -- Бертран перехватил взгляд Папаши, но повторного предложения не последовало, -- он получит деньги за бой, но они не будут такими, чтобы вы могли навсегда убраться в свою Мексику и ты смог бы доживать свой век, полёживая в шезлонге и наполняя желудок спиртным.
  -- Большие люди делают большие ставки на победу Гринго именно в шестом раунде и именно нокаутом. И если это случится, а это случится, -- с нажимом повторил Бертран, -- это произойдёт и без тебя и твоего бойца. Мы найдём более покладистую кандидатуру. Но тогда вы лишитесь двадцати пяти штук зелёных и плюс твоя пятёрка, -- он затянулся сигаретой и закончил с поганенькой улыбкой на бледном лице, -- и какого бы то ни было шанса вообще где-нибудь драться, кроме как в дешёвых забегаловках после перепоя, -- и он дважды выразительно похлопал указательным и средним пальцами по небритому горлу.
Папаша Джо сказал: " я согласен  " и ушёл, напоследок так стукнув дверью конторы, что стакан с недопитым Бертраном виски хлопнулся на пол, разлетевшись на искристые осколки. " Посуда бьётся к счастью ", -- так сказали бы русские, с которыми Папаша Джо встречался на Эльбе, в сорок пятом. " Не бойся немного согнуться, прямее выпрямишься ", -- но так сказал Папаша, большой поклонник японской культуры и вообще знаток множества мудрых изречений и поговорок со всего света. От Бертрана он прямиком направился в китайский квартал. Там разыскал своего давнего приятеля, старого Ли и долго беседовал с ним, чисто из вежливости прихлёбывая чай из маленьких фарфоровых чашечек -- Папаша не был пьяницей, но предпочитал более крепкие напитки. Приходили люди, о чём - то шептались с китайцем и уходили. Наконец, Ли хлопнул в ладоши, пожилая китаянка внесла поднос и  Джо сразу оживился: на подносе темнела толстым стеклом бутылка виски и два стакана со льдом. Ли выпил немного, тоже как дань традициям белого человека, Папаша Джо повеселел после второго стакана и, когда уже зажглись разноцветные фонари над уютными домиками, покинул гостеприимного хозяина в весьма благодушном настроении.
    Я узнал обо всех подробностях этой загадочной встречи двух старых приятелей гораздо позже -- Папаша Джо был суеверным человеком и из него нельзя было вытянуть ни словечка раньше, чем он сам бы решил, что уже пора. Поэтому, когда пришёл Бертран оформить необходимые формальности, Джо подписал все бумаги, не моргнув глазом. Суть всех договорённостей сводилась к одному: статус нашего боя не предполагал разделения по весовым категориям -- дерись с кем хочешь, хоть с самим дьяволом, лишь бы бой был зрелищным и приносил организаторам побольше звонкой монеты. Всё остальное их мало интересовало. У зрителей были свои любимчики, как известные, так и начинающие набирать авторитет, молодые бойцы. Но меня знали многие и именно моё имя помогло бы Бертрану сделать хороший сбор -- кто бы пошёл смотреть на малоизвестного бойца, тем более делать на него крупные ставки. На это и рассчитывали те " большие люди ", которых упоминал Бертран в разговоре с Папашей Джо. Они сделают ставку на Большого Гринго, он положит меня в шестом раунде и эти люди огребут неплохой куш ещё и за якобы верно угаданное количество раундов. Но мои ставки -- это надежды моих фанатов, моих друзей и ещё тех, кто ещё не совсем разуверился во мне после более чем годового отсутствия на ринге. Скорее всего, большинство поставит на американца -- в случае его проигрыша они рискуют потерять небольшие деньги, но если он победит, получат вдесятеро больше, чем поставили. Что оставалось делать мне ? Финтить, уворачиваться, тянуть время, чтобы в шестом раунде после очередного удара рухнуть на пол и лежать недвижимо, пока рефери будет отсчитывать позорные секунды ? И после этого получить свои тридцать серебренников ? Или драться, как подобает, как ждут от меня те, кто до сих пор верит в меня и надеется, что их кумир и в этот раз сделает всё возможное и невозможное, но вырвет победу, как это происходило и раньше, в лучшие времена ? Решение не пришло внезапно, оно лежало на поверхности моей совести и чести, но только зрело и крепло во мне раунд за раундом : " Я буду драться как надо и положу этого выскочку в седьмом, именно в седьмом, чего бы мне это не стоило. "
     Шестой раунд не стал неожиданностью для Папаши Джо. Мне кажется, он уже знал, чем всё закончится. Он был со мной рядом много лет, он воспитывал во мне качества необходимые настоящему бойцу -- он сам был таким всегда, честным и неподкупным трудягой, смелым и добрым, справедливым и человечным. Он знал меня лучше всех, даже наверное, больше, чем я знал самого себя.  Выбор -- деньги или честное имя -- оставался за мной, но Джо верил, что выбор будет правильным. Решить было легче, чем сделать: Большой Гринго был действительно большой. Длинные его руки давали мне мало шансов вырвать победу в ближнем бою, кроме этого, американец был уверен, что силы беречь не надо. Зачем ? Ведь и так в шестом раунде противник, то есть я, ляжет -- у него не было в этом сомнений. А как же иначе -- деньги решат всё. И он выкладывался по полной, не экономя ни грамма драгоценной энергии. Я же, несмотря на приличный ущерб, какой американец наносил мне своими убийственными ударами, старался придерживаться только одной тактики: я берёг силы, ждал, когда Большой Гринго выдохнется и тогда наступит мой черёд ударить один раз и закончить бой нокаутом. Так прошли два раунда, в третьем и четвёртом его уверенность несколько поубавилась -- гринго получил несколько весьма ощутимых ударов, мой опыт делал своё дело и эти удары немного охладили его пыл. В пятом стала заметна его усталость, он бил уже не так быстро, всё чаще забывал про защиту и к концу раунда я достал его подбородок прямым правым. Рефери в ринге отсчитывал секунды нарочито медленно, американец встал с колена на восьмой и тут же прозвучал гонг к окончанию раунда. В перерыве перед шестым раундом, пока я в своём углу старался хоть как - то наполнить свои лёгкие тёплым, прокуренным воздухом зала, Папаша Джо навис надо мной шестифутовой громадиной и одними губами произнёс:
  -- В седьмом, сынок, в седьмом, -- и он легонько двинул меня в плечо кулаком.
    В шестом раунде Большой Гринго падал дважды и каждый раз на девятом счёте подымался и снова шёл на меня как таран. Теперь его удары не достигали цели, он выдохся и в глазах его уже не было расчёта, там появились страх и недоумение. Я видел, как возле стоящего у ринга Папаши Джо крутились какие - то тёмные личности, что - то говорили ему, но тот только отворачивался от них и молча улыбался мне. В седьмом раунде я сделал то, что лучше всего до этого удавалось Большому Гринго: я ударил его левой чуть ниже его правого прижатого локтя, как раз в печень и этот удар перегнул его пополам и он завалился на настил ринга. Многие зрители встали, в полной тишине судья отсчитывал секунды, медленно, слишком медленно, но уже было ясно -- Гринго не поднимется.
    Китайцы -- дружный народ, трудолюбивый и хорошо знающий, как нелегко достаются деньги. Когда на следующий день я отлёживался у себя на съёмной квартире, пришёл старый Ли и кланяясь, с хитрой улыбочкой пожелал мне выздоравливать. Папаша Джо потом проводил его до дверей и когда вернулся, его квадратная физиономия сияла широчайшей улыбкой. Всё было проще простого: каждый житель китайского квартала поставил по доллару на мой выигрыш в седьмом раунде -- старого Ли уважал не только Папаша Джо.  Ставки в конторе Бертрана принимал специально нанятый клерк, какая ему была разница, откуда у этого желтолицего старикашки такие деньги. Бертран выдавал выигрыш сам, он выписал Ли чек на шестьдесят тысяч американских зелёных, а потом пропал куда - то. Прямо в тот же день, мистика, да и только. Правда, перед этим он еще и Папаше Джо отдал наши законные. В банке Мехико зеленые пересчитали по тогдашнему курсу и Папаша получил другой чек. Это была красивая сиреневая бумага с радужными разводами -- миллион песо. Это была надежда для моей Габриэллы, это был 1950 год.