Отопительный сезон

Москва ждала отопительного сезона. Его начало (в особенности) и окончание – предмет ежегодного недовольства москвичей, потому что он никогда не начинается когда надо: либо слишком рано, и приходится держать окна открытыми и выветривать драгоценное тепло во Вселенную, либо слишком поздно, и тогда холод омерзительными руками забирается под одеяло, и приходится согреваться теплом собственного тела, включенными газовыми конфорками и электрическими радиаторами.

А еще все осложняется тем, что москвичи по-разному переносят тепло и холод: кто-то ходит дома с коротким рукавом всю зиму и еще при этом держит отрытыми форточки, а кто-то кутается в семь одежек при первом дуновении осеннего ветерка. И если жители города принимают летом отсутствие горячей воды – в течение целого месяца! – как неизбежное зло и мирятся с ним, то с началом отопительного сезона все сложнее.

Москвичи одолевают звонками жилконторы. Обращения разные: «Вы что – совсем энергию не жалеете? На улице теплынь, а вы начали топить! Дышать дома нечем!» – либо: «Вы народ совсем хотите заморозить, как мамонтов?» Это вызывает естественное раздражение у начальствующих лиц.

Складывается впечатление, что начальники живут совсем в другом городе и им неведомы мучения, связанные с некомфортным температурным режимом, что отчасти является правдой. Многие бюрократы обитают за городом, в частных домах и регулируют отопление по своему усмотрению, а потому нисколько не сочувствуют горожанам, принимая во внимание лишь экономические и технические соображения.

В эти прохладные осенние дни люди, живущие в многоквартирных домах, смотрели на трубы единой теплоцентрали, безжизненно тянущиеся к небу. Они были подобны пассажирам, ожидающим отплытия теплохода. На такой отрицательной энергии и замешиваются революции.

Участковый уполномоченный Н-ского отделения полиции лейтенант Алексей Плотников разделял с горожанами все неприятности начала отопительного сезона. Его восьмилетняя дочка вставала по утрам в школу, ежась от холода в неуютной квартире, а вечером они с женой забирались под ледяное одеяло и прижимались к друг другу, стараясь согреться. При этом они даже не думали о способах, позволяющих согреться быстрее и приятнее. Засыпая, лейтенант вспоминал русскую печку в избе деда и бабушки во Владимирской области. Как тепло и уютно было спать на ней, и он прекрасно понимал, почему сказочный Емеля не хотел слезать с такой вот печки.

Но сегодня лейтенант Плотников не думал об отоплении как таковом – его мысли споткнулись о едва заметную струйку дыма, выходящую из одной из труб ТЭЦ, которая торчала как ствол пушки крейсера «Аврора» после судьбоносного выстрела. «Аврора» пришла на ум не случайно. Дело в том, что все отделения полиции облетела срочная информация: из мавзолея выкрали тело Ленина, и надо было принять все меры к розыску преступников и самого тела-мумии.

Получив это известие, Алексей Плотников почему-то разволновался, но вовсе не потому, что был коммунист или сочувствующий или был против захоронения тела. Но сам факт беспорядка, кражи, да еще такой вопиющий! Лейтенант любил во всем упорядоченность, поэтому после армии пошел в школу полиции: закон, порядок делают жизнь устойчивой. Ему было плевать, что полицейских называют ментами, мусорами, легавыми. Кто называет-то? Несчастные, покалеченные люди, которые не могут найти себе места в жизни или которых жизнь выбросила на обочину по никому не понятным причинам, – в какой-то мере их даже жалко.

С кражей мумии Ленина все было не просто. Это отнюдь не дело рук воров- рецидивистов, в том-то и штука! Или кто-то заказал за большие деньги, или политическое дело. Может, из очень богатых, может, для какой-то коллекции, а может, кто-то расшатывает ситуацию в стране, пытается вызвать неудовольствие граждан или показать бессилие правительства и власти. Как бы то ни было, это непорядок, это нарушение закона, если бы все решили, проголосовали, а потом вынесли тело из мавзолея и спокойно где-нибудь похоронили – это бы было все по-правильному. А тут раз – и украли.

Так он шел и рассуждал, как вдруг увидел этот легкий дымок из трубы ТЭЦ. Отопительный сезон еще не открыли, крейсер «Аврора» мелькнул в голове, и вот представилась картина: украденное тело привезли на ТЭЦ и спокойненько сжигают. Но Алексей Плотников одернул себя: «Глупость какая-то, маразм! Кто доставит сюда тело? Зачем? Легче вывезти его за город и закопать. Но тогда есть шанс, что тело найдут, и разлагаться оно будет долго – потому что забальзамировано, и кости останутся на столетия. Если нужно избавиться наверняка, то его надо совсем сжечь, в крематории. Но все крематории будут тут же проверяться, и кто-нибудь стукнет... Значит, ТЭЦ – это не такая уж плохая идея. Ну задымилась труба, ну проверяют перед отопительным сезоном, а там начнут топить, и все ¬– поминай как звали! Если тело украли для коллекции, то его в городе уже нет, наверное. И какая это может быть коллекция? Чингисхан? Его могилу не нашли. Гитлер? Сталин? Кто знает, положили его в могилу или нет? И теперь вот Ленин… Глупости все это! А вот украсть тело для шума – это другое дело. И хотя, конечно же, шансов, что на ТЭЦ мумия, нет, но пойти и проверить надо: чего она там дымит в одну трубу». Лейтенант задумался на секунду и потом про себя добавил: «Как крейсер “Аврора”». Ему чем-то нравилось это сравнение.

Участковый не спеша направился к кубическому зданию ТЭЦ. Когда он вошел через ворота во двор станции, наполненный какими-то металлическими агрегатами, сразу стало понятно: что-то не так. Во дворе около стены стоял блестящий черный мерседес-фургон, который используется похоронными бюро для перевозки гробов.

– Оппа! – вырвалось у лейтенанта и перехватило дыхание от неожиданности.
«Откуда ты здесь взялся? Мазут привез что ли? Конечно!» Лейтенант нащупал кобуру на ремне под курткой. Он по долгу службы бывал здесь и раньше, так что имел определенное представление о здании. Подойдя ко входу, он тихонечко надавил на ручку, дверь начала приоткрываться: она оказалась не заперта. «Интересно, если жгут тело, то почему дверь не закрыли?»
 
Лейтенант достал пистолет, снял с предохранителя и переложил его в правый карман, затем приоткрыл дверь и прошмыгнул внутрь. Он крадучись шел вдоль дверей офисов – всюду царила тишина. В конце коридора была дверь, которая вела в котельную – основную техническую часть ТЭЦ, туда, где отопительные печи. Лейтенант подкрался ближе, прислушался – ничего не было слышно. Он опустил руку в карман: пистолет был на месте. Вдохнул, выдохнул, опять вдохнул и задержал дыхание. Повернул ручку двери и медленно стал открывать ее.

За дверью начиналась железная лестница, которая вела вниз. Лейтенант прикрыл дверь, огромный зал без окон тускло освещался электрическими лампочками. Виднелись три массивные железные дверцы отопительных печей, из-под одной пробивался огонь.

Никого не было. Лейтенант быстро спустился, проскальзывая пролет за пролетом, ступая осторожно, стараясь не шуметь. Вокруг была тишина. Но тут он услышал приглушенные голоса. Лейтенант опустил руку на рукоятку пистолета и смело зашагал вперед. Голоса становились громче. Пока нельзя было определить, откуда они раздаются, казалось – из ниоткуда. Наконец лейтенант увидел открытую дверь в каптерку. Участковый замедлил шаг, подкрался поближе и прислушался.

– Отменные грибы, одни белые и подберезовики, полное ведро набрал, год грибной был, – услышал лейтенант мужской голос.
– А я так ни разу и не сходил в лес. Все дела какие-то, – посетовал другой.
Лейтенант немного успокоился: обычный разговор.
– Ну, давай разливай, – предложил первый.
–
Тут участковый смело показался в проеме двери. Его глазам предстала комнатушка с крашенными синей масляной краской стенами, беленым потолком неопределенно-серого цвета, под голой лампочкой без всякого абажура (ни дать ни взять – лампочка Ильича в самом ортодоксальном исполнении, не хватало только озадаченного бородатого крестьянина) – деревянный стол.

Вокруг немудреной закуски: тарелка с грибами и порезанная колбаса вперемежку с кусочками черного хлеба – сидело трое. Одного из них Плотников узнал сразу – глаз у лейтенанта имел будто встроенный компьютерный чип: если раз увидел человека, все – никогда уже не забудет – это был работник ТЭЦ. Он разливал водку по стаканам, стоящим перед каждым из мужиков. Этих мужиков участковый никогда не видел.

– Тааак! Распиваем спиртные напитки на рабочем месте. Непорядок. Предъявите, пожалуйста, документы, – сказал лейтенант спокойно, без особого нажима, но властно.
Появление лейтенанта, безусловно, удивило сидящих за столом, но не смутило:
– А ты, собственно, кто такой? – спросил тот, что постарше.
С большим мясистым носом, лицо одутловатое, но ухоженное, чисто выбритое, взгляд пристальный, без суеты, одет в хорошую кожаную куртку, держится уверенно. Он вопросительно посмотрел на работника ТЭЦ, тот пожал плечами.
– Я участковый уполномоченный этого района, лейтенант Плотников, – спокойно ответил лейтенант.
– Ксиву покажи, – с явной насмешкой произнес старший.
– А что произошло-то? – отозвался другой, незнакомый лейтенанту мужик, который был моложе, с острыми чертами лица, темными, близко посаженными глазами и тоже очень спокойным, почти равнодушным взглядом.
– Мы чем вам мешаем? Встретили друга, закусываем, выпиваем. В чем непорядок?
Лейтенант проигнорировал молодого. Он достал левой рукой удостоверение из внутреннего кармана и показал его сидящим за столом.
– Ничего не вижу, – ответил старший, – дай посмотрю, – и протянул руку.
«Он издевается», – решил участковый и спрятал удостоверение.
– Ну, не хочешь показывать, тогда стой, где стоишь. А хочешь – присаживайся, а мы выпьем. Давай, доливай, – обратился он к работнику ТЭЦ.
Тот покосился с опаской на лейтенанта, но долил молодому и себе.
– Ну, будем здоровы! И долгих лет жизни всем! И тебе тоже, – обратился старший к лейтенанту.
Все привычным движением сдвинули стаканы.
– Руки вверх! – не выдержал лейтенант, выхватил пистолет из кармана и направил его на сидящих.
–
Работник ТЭЦ и молодой замерли, но старший, словно не слыша его, поднял руку со стаканом и опрокинул содержимое в рот, его примеру тут же последовали товарищи. Старший закусил ломтиком хлеба с колбаской, прожевал, проглотил закуску и, глядя на участкового, просто сказал:
– Сейчас прям, разбежался.
– Руки вверх! – повторил участковый, не сводя с него глаз.
– Ага, конечно, – отозвался тот.
Молодой и работник ТЭЦ с любопытством переводили глаза с участкового на своего товарища.
– Что ты в меня стрелять будешь за то, что я водку с друзьями в каптерке пью?
– За сопротивление власти.
– А какое сопротивление? Мы сидим – ты стоишь. Мы тебе никак не угрожаем. Мы водку кушаем, а ты на нас набрасываешься и пистолетом перед носом размахиваешь. А зачем? Ты что – на каждого пьющего пистолет наставляешь?
Повисла пауза. Лейтенант чуть растерялся, потому что точно не знал, что делать дальше.
– Ты же себя сам поставил в дурацкое положение, – продолжил старший из команды выпивающих, – достал пистолет, а как его теперь убирать? Мы документы тебе не покажем, потому что их у нас нет с собой, мы сидим и никого не трогаем, руки поднимать не будем – зачем? И что ты будешь с нами делать? Вызовешь наряд нас забрать, так мы на тебя такую телегу накатаем, что тебе не поздоровится, ты нам угрожал оружием безо всякой надобности. Или ты нас пристрелишь, а потом инсценируешь нападение? Не сработает.
– Правда! А что такая горячка? – поинтересовался младший по возрасту.
Лейтенанту надо было выходить из дурацкого положения:
– Ленина из мавзолея украли, – произнес он с расстановкой, четко и ясно.
Он впился глазами в лица сидящих, чтобы не пропуститься их реакции, – но ее не было.
– Ну украли и украли, а тебе-то что? – спокойно, не моргнув глазом, отозвался старший.
Работник ТЭЦ отреагировал так:
– Японский городовой!
– Что ты так возбудился? У тебя других забот на участке нет? – с легкой издевкой продолжил старший. – Его с твоего участка украли?
– Не с моего, но могли принести на мой участок, – в тон ему ответил Алексей Плотников, в душе радуясь тому, что его подозреваемые сами подходят к сути вопроса. – Вот, к примеру, решили сжечь его в печи на моем участке.
– Интересная мысль, – отозвался молодой.
– Повторю свой вопрос: а тебе на хрен все это надо? Какая тебе разница? Ты что –коммунист пробитый?
– Я не коммунист, – отозвался лейтенант, – но это беззаконие. Все должно быть по закону; официально приняли решение, постановили и вынесли из мавзолея. А так это непорядок.
– Непорядок – это когда жмур на улице лежит у все на виду, на всеобщее обозрение, – парировал старший. Вот если бы у тебя на участке лежал труп в овощной палатке, все бы проходили мимо и заглядывали в палатку – так просто, из любопытства – ты бы к этому как отнесся?
– Труп в овощной палатке ни с того ни с сего не появится, – зло ответил участковый, – возможно, за этим кроется преступление.
– Почему сразу преступление? – вдруг отозвался работник ТЭЦ. – У меня здесь один кочегар работал, решил бросить пить и курить и прям на смене и помер, упал, где стоял, там его наутро и нашли. Всяко бывает...
– Ленин не пил и не курил, – отозвался молодой.
– Вернемся к твоей версии, – с нажимом произнес старший. – Какое преступление кроется за всем этим?
– Хватит мне зубы заговаривать, – как можно спокойно сказал лейтенант. – Никакого преступления за телом Ленина не кроется, все знают, отчего он умер.
– Какая разница, отчего он умер? Зачем его тело решили на всеобщее обозрение выставить? В чем прикол? Это что – большая честь? Или важная улика? Или просто неприкрытый маразм?
– Не знаю, не я решал.
– А ты подумай. Что он такого, по-твоему, сделал, что ему не дают благополучно стать перегноем? В чем его заслуга?
– Он организатор революции, он написал множество книг.
– Власть Советов кончилась, книг его никто не читает, странным образом его тело пережило его учение, – с деланным недоумением констатировал старший по возрасту и, как стал догадываться лейтенант, по званию. ¬– Но что интересно? Его тело, как пиявка, как паразит внутри живого организма, присосалось к бюджету государства и высасывает средства налогоплательщиков на содержание, существует целая лаборатория, которая только тем и занимается, что пытается найти способ избежать распада материи этого великого материалиста. Все это имеет смысл?
– А я и не говорю, что это имеет смысл, – примирительно ответил Алексей. – Я просто за закон.
– А закон один – мертвых надо хоронить по принятым обычаям.
– Вы его здесь в печи и похоронили? – хмуро напрямую спросил участковый.
– Какой же ты неуемный! Ну далась тебе эта печь!
– Так ведь начало отопительного сезона, – отозвался работник ТЭЦ.
– Давай, наливай, – обратился старший к младшему. – Может, выпьешь с нами, уж раз сюда пришел? Всем хватит.
– А давай, – вяло отозвался лейтенант. – Что мне, правда – больше всех надо, что ли?
Работник ТЭЦ достал откуда-то из-под стола еще один стакан, младший разлил.
– За что пить будем? – спросил младший в никуда.
– За начало отопительного сезона, – сказал лейтенант Алексей Плотников и одним махом опрокинул стакан в себя.
–
Водка горячим током прошла по всему телу и осела тяжелым грузом в мочевом пузыре.
Участковый проснулся от переполненного мочевого пузыря, который растянуло за ночь до недопустимых пределов. Теперь либо надо терпеть, пока будильник зазвонит, либо уже наплевать на самые сладкие теплые минутки сна, встать и опорожнить мочевой. Так или иначе заснуть с полным пузырем не удастся, просто лежать и терпеть тоже не хочется, значит, надо вставать. Под одеялом было тепло и уютно, тепло тел – его и жены – слилось в одно облако, множа согревательный эффект.
«Тепло, как на дедовской печке, – подумалось лейтенанту, и эта мысль вдруг воскресила весь сон. – Какая хренотень только ни приснится», – подумал Алексей Плотников и выскользнул из-под одеяла.
«Надо сбегать в туалет и включить конфорки, чтобы, когда дочка встанет, на кухне было тепло». Но тут лейтенант услышал булькающие звуки в радиаторе, коснулся батареи – она была еще холодной, но в трубах уже переливалась вода – значит, начался отопительный сезон.