Трещины на асфальте

 
           Трещины
                на
          асфальте



       





                Михаил Жолобов

- Овощ! - красиво звучит. Мощно! Человек, не знающий русского языка, услышав это слово, наверняка представит что-то массивное, объёмное, что-то торжественное, величественное. Уж такое сочетание звуков в простеньком, казалось бы, слове – овощ. Вот, если предложить европейцу мысленно продолжить ассоциативный ряд по созвучию со словом овощ. Что навскидку, не задумываясь, произнесёт он?
Немец, видимо, скажет – Obdach \приют\, англичанин, наверное, вспомнит – Ocean \океан\, у француза – Ouche \земельный участок\, (это уже близко, но не то). А вот поняв значение этого слова, иностранец видимо будет удивлён, ведь это всего лишь сельскохозяйственный продукт. Как же объяснит россиянин, допустим, владеющий только русским языком, чужеземцу значение слова овощ? Конечно, будет чавкать, есть воображаемое блюдо воображаемой вилкой. А в душе, в душе ему будет немного жаль этих людей, людей, которые не знают, что такое печёная в углях картошка, что такое солёные огурцы и помидоры из трёхлитровой банки и что такое квашеная капуста из бочки. И любой наш человек невольно горд за русскую кулинарию, за наш отечественный овощ! Да! ... А вот как привязать такое величавое слово к маленькой, скрюченной редиске, еле про-росшей на садовом участке? А ведь тоже - овощ?

 
- Что за бред? – Максимка встряхнул головой и продолжил путь, но мысли упорно вертелись вокруг этой темы.
- А вот такое миленькое слово – ягодка. Ягодка – это маленькая, красненькая зем-ляничка, или малинка, или смородинка…  Однако, огромный арбуз – это тоже ягодка! Как то не вяжутся некоторые русские слова, когда видишь сам предмет и знаешь при этом, как он называется.

       
- Наверное, от жары – решил Максим, перешагивая через трещину в асфальте. Это была такая игра – идти быстрым шагом и стараться не наступать на асфальтные тре-щины.
Не наступать на асфальтные трещинки это отвлекающий манёвр от детских капризов. Так придумал отец, когда водил маленького Максика по утрам в садик. И тут в воспоминаниях опять, почему то всплывали овощи. Хотя, в раннем детстве Максим не знал такого слова – овощ. Зато, знал слово пюре. Баночки с овощными пюре всегда выглядели очень аппетитно. Маленькие, пузатенькие, стеклянненькие, с яркими этикетками, на которых непременно красовался розовощёкий, пухленький малыш – мечта всех мам. Рядом со счастливым крепышом был изображён собственно продукт, из которого сделано пюре. Это была либо симпатичная морковка, либо пузатенькая тыква, или и то и другое вместе. Овощные и фруктовые пюре Максик поедал с превеликим удовольствием, обожал он и овощные соки, особенно морковный, но произошли события, которые на долгие годы в корне изменило его отношение к овощу как к продукту.
Максим пошёл в ясли. Это такой социум, общество, где нет мам, пап, бабушек, де-душек, а есть только нянечки, воспитатели и такие же сверстники. Ясли страшно не по-нравились Максимке, но он был очень терпеливым и покорно сносил все тяготы этого детского дошкольного учреждения. Мальчишки поняв, что он не даёт отпора, частенько колотили его втихаря от воспитателей. Воспитательница же, чтобы отмахнуться от жалоб, публично обвиняла его перед всей группой в ябедничестве. Чтобы задобрить мелких задир, Максим стал потихоньку носить им из дома разные игрушки, которые он тайком, по утрам прятал в карман.  Он послушно исполнял все команды нянечек и воспитателей, в тихий час  добросовестно молча, мучился, боясь попроситься в туалет, так как была строгая команда все туалетные дела совершать до тихого часа. Иногда, сон одолевал Макса, и он вставал невыспавшийся и в луже. Конечно, его ждал публичный позор. Нет, не любил Максик ясли, он не жаловался, но по утрам, перепрыгивая через трещины на асфальте, он вдруг замолкал при виде показавшегося вдалеке здания садика, и в глазах его появлялась тоска. Здесь его тошнило, тошнило в прямом смысле слова.
 
В рационе питания детей раз в неделю в обязательном порядке присутствовали такие замечательные продукты как свёкла и селёдка. Ну не нравились они детям! Особенно Диме. Однако тарелка должна была опустеть, то, что не смог впихнуть в себя ребёнок, то допихивала нянечка. Это называлось докармливанием. Вытаращив глаза, нянечка злобным шёпотом приказывала ребёнку открыть рот, туда тут же отправлялась полная ложка пищи, дальше следовал новый приказ, вернее два: «Жуй» и «Глотай».  Организм всячески отвергал этот продукт, но ослушаться приказа, Максимка не смел. С такими же, как у нянечки выпученными глазами, Максим открывал рот, свёкла скапливалась за щеками, пережёвывалась, но никак не хотела гло-таться. Щёки раздувались,   количество ложек всё прибавлялось, и наступал финал докармливания. Очередная ложка со свёклой, выполняя роль шомпола в стволе, запихивалась так далеко в горло, что это вызывало естественный рвотный рефлекс. За этим следовала целая речь из уст суровой и обычно молчаливой сотрудницы ОДДУ.  Максим слушал и не понимал, причём здесь её маленькая зарплата, алкаш – муж и двоечница  дочь, но то, что во всём виновата свёкла, это он усвоил на всю жизнь.
Перешагнув очередную трещинку на асфальте, Максим улыбнулся. Ему вспомни-лось прошлое лето – поездка с отцом в Москву на рок концерт. Тогда, чтобы убить время до начала концерта, они поехали посмотреть интересные места столицы. Были на ВДНХ, в парке Горького и посетили знаменитую «Бородинскую панораму». Там, на переднем плане панорамы, около пушки стоял весёлый солдатик – бомбардир в облегающих штанах. Он ловко перезаряжал пушку, используя при этом большой длинный шомпол. Это и напомнило Максу докармливание в яслях, его чуть не вырвало тогда, пришлось идти в ближайшее кафе и заказывать минералку.
 - Снова этот овощной бред! Снова эта варёная свёкла! А что если нащупать в этой теме положительные стороны, ведь есть что – то в этой ненавистной свёкле притягивающее:  Максим задумался, он любил пофилософствовать.
- Ну, конечно же! Конечно же, это её цвет!
 Максим на секунду представил себе снежно белую тарелку, а на ней свежие ярко – алые пятна от только что съеденной свёклы. Опять подступила тошнота, но быстро прошла. Да, свекольный цвет действительно завораживает, цвет зари, нет, наверное, ближе цвет крови. Крови врага, злого фруктово-овощного врага. Такие пухленькие «плохиши», типа  синьора Помидора или Лимона из книжки «Чипполино» Джанни Родари.  А вот ведь синьоры Свёклы писатель что - то не приду-мал.
Цвет свежей алой крови, всегда будоражил взгляд человека. Этот цвет был свя-щенным у христиан, его почитали и в древнем Египте и в древнем Риме, воины многих народов применяли красный цвет для боевой раскраски. Наверное, больше всех полюбилась краснота большевикам. Вся коммунистическая  символика и атрибутика, знамёна, пионерские галстуки, октябрятские звёздочки, да и собственно сама деятельность большевистской партии, всё было кумачово - кроваво – красным.
А эстрада? Редко кто из рок – кумиров двадцатого века обходился в своём творчестве без кровавой темы.  Наркомания, суицид, несчастная любовь, социальный протест – всё в их песнях решалось через кровопускание. Кровь выплёскивалась на зрителя как из динамиков в виде текста, так и в прямом смысле, хотя конечно и бутафорская. Причёски музыкантов, ударные установки, костюмы, гитары, тоже всё больше «краснели». Так, легендарная гитара  «Стратакайстер» в мире рок – музыкантов, непременно должна быть красной, другие ценились не так круто. Но была и ещё одна гитара, гитара – мечта, гитара  цвета свёклы на срезе. Это был «Гибсон».

 
Ещё учась в пятом классе, Максим как то незаметно увлёкся музыкой. Вернее, пона-чалу историей такого направления в музыке, как рок. А ещё точнее, ему стала интересна жизнь и творчество тех легендарных личностей, которые стояли у истоков создания рока. О Битлз, Квинах, Айрон Мэйдэн и других знаменитостях тех лет Максим знал практически всё. Знал он биографии музыкантов, знал их творения, истории создания текстов, музыки для той или иной песни, названия песен и пластинок. Чуть позже у Максима появилась первая акустическая гитара – подарок отца, который и сам в прошлом был участником одной из рок - групп. Как то отец принес, неизвестно откуда, потрёпанную с ободранным лаком электрогитару. Это была чешская копия «Гибсона». Появилась идея восстановить эту гитару и через полгода инструмент зазвучал, оставалось его только покрасить. Когда встал вопрос  о будущем цвете, у Макса сразу, не задумываясь, вырвалось – Алый, ну, свекольный – пояснил он.  Его желание было исполнено, получился довольно приличный инструмент, но всё же это была не фирма.
За три года у подросшего Максима дома уже появились приличный комбик и гитарная «примочка», появились электронные барабаны и ещё одна акустическая гитара. Техника игры и исполнительский уровень Дмитрия стали уже замечать  в определённых кругах, и некоторые группы города всерьёз посматривали в его сторону, но…  Но, для того, чтобы доказать серьёзность своих намерений в мире музыки ему не хватало главного – красной фирменной гитары под названием «Гибсон».
Трещинки на асфальте становились  всё отчётливее и их количество заметно уве-личилось. Не наступить на какую - нибудь из них становилось уже почти невозможно. Это означало, что начиналась так называемая ничейная бесхозная часть дороги. Она проходила между промышленным районом города и монастырскими владениями, и несчастная территория  покорно ждала, когда определится её хозяин. Вдали по крутой лесенке  ползли  прихожане, опаздывая на вечернюю службу и блики от куполов храма преподобного  Серафима Саровского,  действовали на Макса как то успокаивающе. Хотя  помыслы  его были  далеко не безгрешны...   
- Ну а вон те, те, которые  спешат к вечерней? Чем они-то лучше?
 Максимка злился сам на себя и всячески  цеплялся за любые оправдания своей задумки. Видел он этих прихожан! Сразу после утренней службы они бросались в общественный транспорт, торопясь на  свои земельные участки. С транспортом тогда в городе было плоховато и маленький Макс, которого мама пыталась заставить уважать сельский труд, воочию видел и помнил эти поездки. Да и мудрый народ дал меткое название этим большим неуклюжим и бестолковым городским автобусам – «Скотовозы».
 
 Судя по аккуратненьким беленьким платочкам на седых головках бабушек, они явно только что были в храме,  а вот слушая то, что изрыгалось из их благочестивых уст, можно было предположить, что бабушки  едут  с занятий по сквернословию какой - то сатанинского кружка… Или школы.  Или даже гимназии.
        - Нет, сквернословить, наверное, надо, - опять стал рассуждать Максим, но цивильно, отрепетировано и в меру. Мысли его  тут же нарисовали сцену. Точно такую, как на последнем рок концерте в Москве. На авансцене конечно же он сам с  кроваво - красной гита-рой. То, что он видел тогда, навело его на не-которые соображения. Чего не миновать любой, пусть и успешной но «молодой», начинающей группе?  У коллектива наступает  не-кий этап определённой известности, но вместе с тем, конечно же, присутствует недостаток  популярности, сценического опыта, «необкатанный»  репертуар,  желание выступать на большую аудиторию приводит к следующей ситуации.  Группу приглашают на «большую» сцену, но за небольшие деньги и в качестве «разогревающей». То есть публика приходит смотреть и слушать основную, заявленную группу, собственно и деньги - то платит, чтобы попасть на своих кумиров, а вот перед их выходом необходимо завести толпу подготовить.  И даже неважно, что «разогревающая» группа будет играть виртуозней и интереснее, всё равно, зрителя она порой даже раздражает, ведь пришли то не на них. Но другого пути к славе у молодых нет, почти все проходят через это.
 
Но как пройти, - Максимка ухмыльнулся, вспомнив, как реагировал народ на по-явление такого коллектива на концерте. Только лишь музыканты заняли свои места, и размалёванный солист  робко попытался, что-то пропищать, как из разных точек зала, нарастая, пронёсся  дикий свист и рёв:
 - Да пошёл ты!!!
Нет, в целом группа сработала неплохо, кое какие вещи даже подпевались залом, но  этот пролог - Пошёл ты!- был унизительным.
В этом самом «Пошёл ты…» всё же Максим уловил некий ритм и некую зацепочку...  Краткий сценарий. Будет так: Пусть даже под свист и рев, на сцену, совсем молча, выходит солист, стоит в глубине сцены. Толпа начинает сильнее заводиться, не понимая его бездеятельности, и выходит барабанщик. Садится за установку и чётким голосом объясняет, что солист не запоёт до тех пор, пока его не пошлют, так он привык... Начиная отсчёт ногой по бочке и, дирижируя свободными пока палочками, барабанщик должен в ритм задать публике текст нужной «посылалки»:
 - По-шёл ты, по-шёл ты, по-шёл ты, по-шёл!
 Толпа подхватывает, барабан вступает в полную силу, вступает весь состав музыкантов, и вдруг полная тишина на сцене! Ритм продолжает лишь многотысячный хор из зала, и на этом фоне вступает выскочивший вперёд солист!  Текст обязательно должен начинаться со строчки:
- И пошёл я...
Дальше он может петь про что угодно, то ли пошёл он за счастьем, то ли за ветром, неважно, дело сделано!
- Да, мечты. Пошёл ты... Вот он – я. И иду! На работу.
На работу в летние каникулы Максим ходил уже с  седьмого класса. В первый год ему с группой таких же малолетних трудяг доверили чистку берега реки в городском парке. Целый месяц школьники ездили к восьми утра в так называемый «головной» штаб на «отметку». Отметившись в этом штабе на одном конце города, ребята отправлялись непосредственно к месту работы, к реке, на противоположный конец города. Отметка занимала большую часть рабочего времени, и от этой бессмыслицы, трудовой энтузиазм у школьников гас уже на подходе к парку. Побродив по берегу пару часов с мешками для мусора, они потихоньку разбегались кто куда, благо начальство к этому времени и само уже было недоступно. Обещанные деньги благо-получно выплатили, а чёрные мешки с мусором, сваленные у прибрежного вяза после ещё долго напоминали горожанам о трудовом подвиге их детей. В конце концов, ветра, дожди и умные городские вороны сделали своё дело, работа следующему трудовому от-ряду была обеспечена.
Второе лето была работа у частника. Это была работа на строительстве городского рынка, где пришлось, и копать и красить и носить, правда, заплатили неплохо. Но до покупки мечты этого всяко не хватало.
И вот третье лето и опять работа, но теперь Максим подрос, поумнел и главное, кое-что стал смыслить в экономике и финансах. При нынешних темпах инфляции, росте цен невозможно школьнику из простой семьи накопить на вещь, имеющую долларовую ценовую зависимость. Мечта, увы, отдалялась, но не гасла. А работать Максим всё-таки хотел, хотя бы для того, чтобы иметь нормальные карманные деньги. Работа была теперь понятная и ясная, на складах торговой базы комплектовать контейнеры товаром для их дальнейшего хранения на складе. Товар был самый разный, продукты питания, бытовая химия, канцтовары, всё зависело от владельца склада, а склады растащили к тому времени самые разные люди, хотя и приличные среди них тоже встречались. Но вся эта политика мало трогала Максима, работали с  восьми до двенадцати тридцати, физически перегружать школьников частники побаивались, а главное – платили раз в неделю, по пятницам. Это всех устраивало, у частника была относительно дешевая, а главное непьющая рабсила, у школьников – деньги. Максим даже подумывал остаться на второй месяц.
 
Это был четверг. Максим с напарником укладывали в контейнеры капустные вилки. Работали неспешно, двое выкатывали из товарного вагона сетки с капустой, двое принимали тележку и забивали контейнер, Максим с другом отвозили контейнер на склад. Такая же бригада из шести человек дублировала первую, пока грузилась одна тележка, обслуживалась вторая. Такая команда за рабочий день спокойно, не напрягаясь, разгружала целый товарный вагон, большего хозяин и не требовал. Это был «нормальный» предприниматель.  Вот у склада, что стоял напротив, руководитель нормальностью не отличался. На разгрузку он нанимал очень сомнительных личностей, они с помятыми лицами вечно слонялись по базе, клянчили у всех мелочь и сигареты. Максим называл их «тени», а хозяин несколько иными, непередаваемыми эпитетами. Этот хозяин владел промышленным складом, одежда, мебель, стройматериалы и дела шли у него не очень то. Звали его все, почему то «Сэм», вроде имя из Америки, а вот повадки первобытные. Ходил он вечно злой, настороженный, в мятом пиджаке и небритый. «Заводился» с пол оборота и в нередких разборках был беспощаден. Хватаясь то за одно направление в бизнесе, то за другое, он почти всегда оставался в убытке, а дело было всего лишь в его образе жизни.  По слухам он мог спокойно «просадить» за одну ночь сотню Максимкиных месячных зарплат. Словом, мало кто хотел иметь с ним дела.
В этот день к складу Сэма подъехал небольшой фургон и встал под разгрузку.
  - Слишком маленький для мебели, - отметил Максим, и замер. Из фургона стали выносить не мебель, не одежду, а музыкальные инструменты. Опытный музыкант сразу определит по фирменным чехлам их содержимое. Пока матерящиеся работники небрежно швыряли на телегу электропиано, синтезаторы и ударную установку, Максу было просто любопытно, но вот вытащили гитары… Это был «Гибсон»! Под чёрными чехлами цвета инструмента не было видно, но сердце подсказывало – красный, и оно не ошиблось. Появился Сэм. В нескольких красочных выражениях он попытался объяснить «теням», что это его новый бизнес, и что они рублём и здоровьем ответят за любую мельчайшую царапину на теле инструмента.  Выхватив из рук одного из полупьяных работников чехол с  гитарой,  и отвесив ему мощного пинка, Сэм начал орать. По его мнению, «урод» не так переносил гитару. Прооравшись, бизнесмен аккуратно положил чехол на капот своей машины и решил проверить целостность товара. Максим, не моргая, наблюдал за Сэмом. В чехле оказался ещё один чехол, он был прозрачным и под ним… под ним явно проступал тот самый цвет - цвет свёклы на белом блюде!
До конца рабочего дня Максим доработать не смог физически. Его стошнило, стошнило так же как в детстве, даже тем же кровавым цветом. Завхоз позвонила начальнику, расписала этот случай по-своему, по-женски и тот немедленно примчался сам, чтобы отвезти больного домой. Бедный Максим был доставлен до подъезда, а за соответствующее молчание у врача в карман ему был помещён рулончик из купюр в сумме его месячной зарплаты. Макс  с лёгкостью согласился и пообещал шефу отлежаться дома, ничего не сообщать родителям и обязательно позвонить тому с утра. Если б шеф знал истинную причину болезни.
Самое любимое блюдо у Макса в этом мире был борщ, кулинарный шедевр в исполнении мамы. В борще он обожал всё, и цвет и вкус, и это не смотря на то, что основным компонентом здесь является ненавистная свёкла. Именно это блюдо ждало его дома. Уже стало легче. Максим съел две порции, стало совсем хорошо. Потянуло на диван. Глаза сами собой закрылись, но мозг не спал, он разрабатывал план…
Утром Максим позвонил начальнику, доложил, что всё в порядке, но хотелось бы ещё денёк побыть дома. Ну а вчерашнее событие видимо было связано с пищевым от-равлением, пожевал грязный капустный лист. Шеф на радостях, что всё обошлось, не возражал, сказал только, что ждёт ценного работника живым и здоровым, и что работы прибавилось, какой-то переезд. А Максим был живее всех живых, да и мозг был, хотя  и напряжённым, но мысли чёткими и ясными.
- Сегодня или никогда, - Макс понимал, что ещё день, и товар будет отправлен в торговую точку. Трудностей с проникновением на склад он не видел. В бетонном заборе есть небольшой, заваленный металлоломом лаз, им пользовались «тени» для понятных нужд. Школьники тоже пару раз проверили этот путь, узкий, не пролезть можно. Потом… Вскрыть лист старинной черепицы и сдвинуть его в сторону – нужен только маленький гвоздодёр. Такое приспособление в виде рукоятки старинных кусачек – клещей, валялось в траве у дыры в заборе. Максим сам забросил эти ржавые кусачки туда, а не в мусорку, будто бы чувствовал. Дальше… Сделать пару пропилов  в обрешётке давно прогнившей крыши, тоже не проблема. На крыше  был уложен давно сгнивший сосновый горбыль, Сэм никогда не занимался ремонтом перекрытий, только заставлял «теней» выкидывать периодически совсем обрушившиеся доски. Это Максим сам видел. Кусочек ножовочного полотна на этот случай лежал в кармане. Маленький светодиодный фонарик в виде брелочка тоже имелся.  Были в кармане и рабочие перчатки (про отпечатки пальцев даже в детском саду знают).
- Что ещё… Да, необходимо забраться на саму крышу склада, а это трёх метровая высота. Ещё нужно остаться в полумраке не-замеченным. Что ж, залазить нужно, конечно же, с теневой стороны здания, сзади. В качестве лестницы нужно использовать старые сломанные контейнеры, которые Сэм просто приказывал сваливать за склад. Максим видел, что в одном месте кучка из таких контейнеров почти доставала до крыши, а от лишних глаз его скроет огромный рекламный щит, прислонённый к  этой кучке. На щите размером два на четыре метра, красовалось название фирмы, но щит так и не был прикреплён к входу и портился на задворках. Так, дальше.. Дальше, трудность в том, что нужно было успеть всё проделать до того, как сторож выпустит собаку, с ней у Макса дружбы так и не наладилось, а немец Хундай, (ну и имечко) был довольно сообразительным и злобным.
 
 Но тут должна помочь пятница. Пятница! Святой для новоявленных хозяев базы день! Когда -то, при старых правителях на территории хранилищ была построена ма-ленькая, но уютная банька, якобы для улучшения условий жизни трудящихся. Трудя-щиеся, конечно, бывали в ней, но только в качестве оплаты за ударную работу, зато боссы не пропускали ни одной пятницы. Здесь велись умные беседы, обсуждались и заключались сделки, иногда, особенно если в компании присутствовал Сэм, бывали и заварушки с кулаками, но баня уже стала некой традицией.  Да и, кстати, склад с вино-водочной продукцией был в тридцати шагах. Посиделки иногда затягивались  до полуночи и естественно чистые, но с ароматом алкоголя, выходящие из бани шефы не жаждали встречи с Хундаем. Машины они бросали здесь же и уезжали, кто домой, а кто догуливать на такси, лишь после этого псу разрешено было исполнять свои сторожевые обязанности.  Ну и славненько, так, что ещё?  Маловероятно, но вдруг по следу пустят собаку – ищейку! Для этого медики придумали такую вещь как бахилы, всю операцию нужно провести обутыми в них, на обратном пути выкинуть их в речку, а выйдя в город, никакой пёс уже не отыщет тебя среди тысяч следов. Так, дальше, могут возникнуть свидетели, которые видели паренька с гитарой… Незаметно нужно добраться только до знаменитой городской лестницы. Территория до неё - зона нежилая, людей там немного, а сразу после горки с лестницей, в первом же жилом квартале, расположена городская школа искусств, и таких пареньков с гитарами по вечерам там мелькают десятки. Наверное, всё…
Всё складывалось как по нотам, и солнышко ещё светило красным светом на западе, но и тени стали уже глубокими и почти чёрными. И Хундай побрёхивал сипло и вяло, сидя на цепи, и от баньки тянуло маринованным луком, и горелым мясом, видимо, проморгали бизнесмены за рюмочкой  первую закладку шашлыка, сообразил Максим. И трава в заборной дырочке совершенно не примялась, и кусачки валялись на месте, и на контейнер удалось забраться почти без усилий и без шума.  Теперь крыша, крытая старым шифером… Закарабкавшись на неё, Максик чувствовал, как прогибаются под ним гнилые поперечные доски, но нужно было найти лист, который имел бы побольше трещин и при этом был бы рядышком, спрятанным от глаз рекламным щитом. Максим пополз по шиферу, изучая поверхность, но, неожиданно где - то под коленкой раздался хруст и треск, он на секунду ощутил себя пассажиром скоростного лифта летящего с девяностого этажа на первый. Почему такое сравнение пришло Максу в голову? Ведь он никогда не ездил на скоростном лифте, да ещё и с девяностого этажа, да ещё и на четвереньках. Поразмышлять на эту тему не удалось – треснутый изначально шифер, а с ним и гнилой горбыль не выдержали веса подростка и рухнули вниз вместе с самим злоумышленником. Приземлиться удалось на пятки, хотя можно сказать и удачно, учитывая трёхметровую высоту, но боль в ногах была жуткая. Не в силах подняться, Максим сидел на бетонном полу склада и неуклюже соображал, соскакивая с одной мысли на другую:
- Слышал ли кто - нибудь грохот от падения?
- Хундай замолчал. Видно что – то учуял. У-у, животное!
- А вдруг это перелом? Попробовать пошевелить пальцами ног. Шевелятся, значит не перелом. А откуда я это знаю? А-а, это когда я в пятом классе дотанцевался на мячике, упал,… а медичка… О чём это я?
- Как выбираться наверх? Ведь расчёт был на то, что по всему складу стоят двух-метровые контейнеры, а их что - то нет в этом углу!
- Фонарик! Фонарик раздавлен при падении.  Что ж я как много вешу?
- О чём это я опять?
- Хундай орёт, но не злобно. Услышал, конечно, но, вон у бани тоже ругань, видно из -за сгоревшего мяса, так что шума на базе хватает.
- Чего я нервничаю, действовать надо, - Максим ещё минутку посидел и, как ни странно, успокоился, собрал обратно в карман по деталькам развалившийся фонарик, глубоко выдохнул, запах на складе был какой - то не такой.
- Пятки пройдут, а пока можно и поползать, - мысленно разговаривал Максим сам с собой, - поискать стеллаж с гитарами пусть и в темноте, мою я узнаю и на ощупь. После отыскать контейнер, с которого можно будет выбраться назад на крышу. Максим чихнул и тут же зажал себе нос. Последовала серия чиханий и все они стреляли колотушкой в голову, так как нос и рот приходилось зажимать изо всех сил.
- Аллергии не хватало, - разозлился почему - то на запах шашлыка Максим, хотя им на складе и не пахло.
- Надо ползти, - он двинулся в сторону входа. Через пару метров рука наткнулась, на что - то круглое и противное. Мелькнула мысль о круглой жирной крысе, но вторая рука уже лихорадочно ощупывала целую кучу таких же круглых и твёрдых предметов. Максим шарахнулся в сторону, предметы на ощупь стали продолговатыми, пятясь назад, он опять наткнулся на большую, сваленную на поддон кучу таких же кругленьких грязных и противных предметов. Попадались кучки и с другими овощами, но свёклы! Свёклой, которую Максим ни с чем не спутал бы, был засыпан почти весь складской пол. Максим давно забыл про боль в ногах, он метался из одного угла склада в другой, спотыкался и скользил в натоптанной им самим же каше из овощей и мычал какой - то мотивчик, а вдали, словно издеваясь, его мычанию подвывал смышлёный пёс с дурацкой кличкой – Хундай.
Начальник не просто так говорил о некой важной работёнке, он как раз и имел в виду большой переезд на новый склад. Ну разве ж мог Максим знать, что накануне ночью в сауне проходила большая карточная игра. В игре принимал участие и  правильный начальник Максима, и вездесущий Сэм. Сэм разошёлся так, что выставил на кон права на владения складом. С перевесом в два очка выиграл Максимкин шеф. И какая бы не была гнилая душонка у Сэма, долговое обязательство он выполнил, известно, что карточный долг у этой публики соблюдается свято. Уже на следующий день склад был пуст, а чуть позднее благополучно заселён овощами. Сэм лишь попросил у нового хозяина приберечь ящик палёной водки,  якобы, на чёрный день, да и чтобы в баньку было бы с чем явиться.
… Этот ящик в темноте тоже попался Максу, а ведь он с детства на дух не переносил спиртное в любом его виде.
Разбредаясь по домам, почти в пол-ночь, подвыпившие боссы о чём - то спорили, кажется о том, кто оплачивает такси, а ненасытный Сэм требовал продолжения банкета, смутно припоминая, что у него на складе есть заначка. Кто - то из гуляк заметил, что на бывшем мебельном складе, как раз почему - то горит свет.
-Да ну, - помотал головой новый начальник склада, - С переездом, в суматохе и свет забыл. Ладно! Это знак! Знак того, что туда следует заглянуть, - хитро подмигнув Сэму, раздобревший после коньяка овощной король достал из кармана ключи от склада. А Сэм, разгорячённый спиртным, уже орал в сторону ворот на всю базу, грозясь пристрелить бездельника сторожа вместе с его собакой, и что счёт за электроэнергию он вставит всей охране в одно место. Это было в его духе, Сэм любил поорать на всех и вся. Охранники, в общем то, привыкли к его выходкам, но спорить не смели, побаивались этого задиру. Компания из подвыпивших коммерсантов и сторож с псом подошли к складу почти одно-временно. Вдруг, Хундай насторожился, встал в боевую стойку и тихо, но внятно зарычал. Наступила какая - то пугающая тишина, галдящие коммерсанты  мгновенно замолкли, и в этой тишине между грозными рыками овчарки со стороны склада все явно расслышали какие-то немного пугающие звуки. Эти звуки то сливались в мелодию, то переходили в шипящее бормотание, будто в банку кинули динамик, а саму банку замотали в одеяло. Это было похоже и на молитву, и на плачь, и на горловое пение одновременно. Всем, включая собаку, стало явно не по себе, а ещё и полная луна своим голубовато – бледным светом так и норовила придать моменту схожесть с голливудским ужастиком.  Сэм отважно ринулся открывать замок, но распахнуть дверь не решился, хозяйским жестом повелел это исполнить охраннику.  Тот в свою очередь решил впустить вперёд Хундая.  Пёс совершенно спокойно забежал в помещение, равнодушно взглянул на нарушителя и отправился метить неисследованные углы. А картина была просто достойная сети Ютубе.
На опрокинутом контейнере из под овощей сидел явно подвыпивший подросток. Он неуклюже дергал плечами в такт, какому -  то, ведомому только ему замысловатому ритму. Руки и щёки его были измазаны кровавым свекольным соком, несколько надку-шенных корнеплодов валялись тут же под ногами и, отбивая ритм ногой, Максим не-щадно превращал их в грязно – бордовую кашу. В правой руке, имитируя микрофон, он держал недопитую бутылку водки, периодически выскуливая в грязное донышко совершенно непонятные замысловатые фразы.
      Недопитая жидкость в эти моменты стекала по его руке через подмышки и живот прямо в центр брюк, отчего  данное зрелище выглядело и комично, и грустно одновременно. Но Максим блаженно улыбался. Улыбался даже тогда, когда Сэм пинками гнал его до самых ворот базы, пока за Макса неожиданно не вступился Хундай, пёс отгородил собой подростка и злобный оскал в сторону Сэма не сходил с собачьей морды до тех пор, пока нарушитель, пошатываясь не скрылся за поворотом. Крикливый Сэм еще, что-то рявкнул в пустоту и успокоился. Произошедшее как то не сильно обеспокоило гуляк. Пацан пробрался к халявной выпивке, что тут необычного, выпил, уснул, проснулся уже запертым. Хотел выбраться через крышу, не вышло, с расстройства снова выпил. Всё ведь очевидно!
 
Путь домой, почему то оказался очень недолгим, то ли время ускорилось, то ли не отвлекали асфальтные трещины. Очнулся Максимка перед подъездом. Как добирался, помнилось туманно. В руках он по-прежнему держал пустую водочную бутылку, а губы шептали припев из какого - то популярного южноамериканского хита. Подчиняясь неизвестной команде, мелодия гонялась в голове «по кругу» и отвлечь от опостылевших нот помогли только предподъездные трещинки на асфальте. Аккуратно поставив бутылку в кусты, Максим ещё раз попытался мысленно проложить оставшийся до двери путь, минуя  трещинки. Не получалось.
Уже под утро Максу снился сон. Его вместе с другими одноклассниками принимали в  пионеры. Есть такая традиция, плавно перекочевавшая из недавних «советских» времён  в российские школы. В чём смысл «стать пионером» никто, наверное, не знает, но во сне это было торжественно и красиво. Действие происходило на современной хромированной, мобильно собранной концертной сцене, которая была установлена прямо на Красной площади в Москве. Почётный караул из кремлёвской роты с электрогитарами вместо карабинов на плече, парами, синхронно чеканя шаг, обходили по периметру сцену. На каждом углу, происходила знаменитая чёткая и слаженная смена караула. При этом на сцене вспыхивало суперсовременное све-тодиодное и лазерное оборудование, а из динамиков раздавалась записанная голосом Левитана торжественная клятва пионера.
  Звание пионера подросткам присваивал сам вождь мирового пролетариата – Владимир Ильич Ленин. Он подолгу жал всем руки и без умолку выкрикивал какие - то напутственные слова, выдернутые из его же глобальных научных трудов.  Позади него шли два худых охранника с явно восточным типом лица, однако, одеты они были в спортивную форму голландской олимпийской сборной. Они тащили огромную спортивную сумку с надписью  «l love Rock», откуда Владимир Ильич ловко доставал новенькие, сшитые по спецзаказу из красного шёлка, пионерские галстуки.  Повязывая очередной старшекласснице на шею положенный атрибут, вождь, иногда стыдливо отводил взгляд от её неотразимого декольте, и словно спохватившись, доставал из сумки «утешительный приз». Это были китайские мягкие игрушки. Кому-то доставался смешной покемончик, кому-то чудовищная помесь белки с крысой, но девочки радовались. Они делали с Ильичём селфи на фоне мавзолея и строили губки «уточкой» позируя перед камерами.  Выложив тут же фотки в сеть, девчонки спрыгивали со сцены и пускались в дикий пляс прямо под текст торжественной клятвы.
Ленин дошёл до застывшего в пред-вкушении момента Макса. Ильич, хитро при-щурившись, щёлкнул пальцами. «Двое из ларца» позади него, тут же распахнули сумку и протянули вождю некий продолговатый предмет, завернутый в полотенце из близле-жащего супермаркета под названием ЦУМ.
Ильич жестом фокусника отбросил обёртку и повесил, даже можно сказать,  на-бросил,  на шею почти готовому пионеру новенькую, цвета крови, электрогитару. Владимир Ильич быстренько схватил  руку Максима и начал бешено трясти ее, приговаривая с картавинкой: «Поздравляю, мой юный друг, поздравляю самым архикатегорическим образом!». Вдруг остановившись, тихо и так буднично сказал: «А Сэма вашего, батенька, я расстрелял-с… Да-а-а-с!... Контрой оказался, стервец такой!». Вождь захихикал и снова щёлкнул двумя пальцами. Охранники подскочили, схватили Максимку под руки и вместе с гитарой столкнули его со сцены вниз, прямо в дискотечную толпу. Его тут же поставили в центр танцующего круга, а самая смазливая школьница сдёрнула с шеи свой галстук и мгновенно соорудила на голове Макса гламурную бандану. Уже осознавая, что это лишь сон, Максим стоял в центре круга и под ритм своего же бешено колотящегося сердца, послушно выбивал аккорды и тряс головой.
Звякнул колокольчик на входной двери. Это значит, мама ушла на работу. Почти проснувшись, Максим остро ощутил обиду. Обиду за то, что ему так и не вручили красный пионерский галстук, вместо этого повесили на шею эту тяжеленную, набитую электроникой красную деревяшку… И ещё, вдруг, стало очень жалко Сэма.
На душе было мерзко и гадко. Максим понимал, прекрасно понимал. Этот случившийся там, на складе эпизод в его жизни теперь будет терзать его всю оставшуюся жизнь.
Макс сел на кровати, лихорадочно осмотрел пол. Внизу, под ногами, трещин на ас-фальте, он не увидел, пол был сплошь застелен таким родным, маминым, с восточным рисунком ковром. Ковром, в котором читались и люди с чужих планет, и фантастиче-ские цветы и строгая геометрия... и музыка. Слегка прихрамывая, он побрёл на кухню.
То, что он вдруг увидел в коридоре, заставило его замереть и в течение минуты его воспалённый мозг начал складывать все последние обрывки событий, мыслей, рассуждений в некую стройную систему. Это видимо и есть момент в жизни человека. Момент просветления, возмужания, становления и обретения мудрости.
Максим затаив дыхание взял в руки оставленный на тумбочке мамин подарок. Это было его вскользь упомянутое при маме желание, и мама его исполнила!  Это был не-обычный музыкальный инструмент под названием укулеле! Маленькая такая гавайская гитарка! Новенькое лакированное укулеле! Вещь, конечно же, недорогая доступная по цене, но… Макс провел пальцем по струнам и ему стало всё совсем окончательно ясно. Есть в этой жизни вещи дороже всяких «Гибсонов», пионерских галстуков и прочей ерунды!
 То, что больше никогда в жизни он не пойдёт на подобное, совершённое им прошлым вечером деяние – это безусловно…  А сегодня… Он уже точно знал, что сделает в этой жизни уже сегодня. Сейчас ему просто до безумия захотелось маминого борща, а вечером, вечером, когда она вернётся с работы домой, он скажет ей всё. Нет, не всё, конечно. Про Сэма, про «Гибсон» и про Ленина теперь и самому больше вспоминать не хочется.
- Просто подойду и скажу, как сильно я её люблю, - твёрдо решил Максим. - А наступать на асфальтные трещины теперь буду нарочно!