Абдулла

Мне стала старость ближе в понимании, чем молодость. В молодости много перевертышей, когда все понятия в жизни хочется с ног на голову, этакие зеркальные перевертыши, где эпицентром является протест против чего-то, что в жизни  требует доказательств, которых у молодых в силу незнания или недостаточного жизненного опыта отсутствуют.
У меня никогда не было дедушки, так же, как и у моего сына с рождения.
Помню, случай когда он, однажды, ещё совсем малым после просмотра мультика, подошёл ко мне и спросил:
- Мама, а где мой дедушка?!
- Сынок, у нас нету дедушки, он умер очень давно,  - растерянно, не придав значения его вопросу, отмахнулось я ответом, не обращая внимание на последующую за этим тишину.
Но через, какое-то время, вдруг, услышала тихий плач и видя, как сын, подойдя к телевизору начал громко рыдать и звать дедушку из экрана, я обняла его и сама не смогла сдержать слез. Мне, ужасно, до боли в сердце, вдруг захотелось, хоть однажды, на секундочку, так же как и я, сейчас сына, обнять  глубоко старого человека в котором я могла бы опознать черты своей матери или отца. К которому я,  могла бы прижаться и сказать:
- Дед, расскажи мне о своей молодости. Или, расскажи, как жить, когда не знаешь, что и как делает тебя счастливым в жизни..
Наверное, поэтому, я так люблю стариков. Мне с ними уютно. Каждый раз, делая что-то, что может их осчастливить, я получаю огромное удовольствие от радости с которой они перебирают эти минуты счастья в конце жизни...

Когда мне было лет шесть, у нас в селе был свой "кьойчу", человек- пастух, который выводил сельский скот утром на пастбище, а потом вечером возвращал их домой. Работа, эта была нелегкая и без зарплаты. Люди, чем могли тем и благодарили своего пастуха.
Нашего пастуха звали Абдалла.
 Это был нелюдимый, одинокий, еще не совсем с виду старый человек, которому сельчане уже с давних пор  доверяли пасти своих овец.
Он жил в верхней части села, почти на окраине, ни с кем не общался и сельчане побаивались его сурового вида в неизменной потертой военной гимнастёрке и штанах- галифе, обмотанных веревками от самодельных, сделанных из бычьей кожи мягких чувяков горцев.
Я точно не помню, как утром собирали и сгоняли скот в одно место для дневного пастбища,  но вечерняя процедура возвращения их домой, всегда была триумфальной.
Ближе к вечеру, вместе со спускающей прохладой и сумерками, сельчане начинали оглядываться на скалистый утёс нависший над селом, откуда должны были появиться  возвращающиеся с пастбища стадо овец.  Под нарастающий гул, спускающегося стада из высокого ущелья, сельчане спешили к своим домам, чтобы принять своих откормленных овец обратно.
У нас с бабушкой были только куры, однако и я знала, что уже вечер и мне пора домой. Бросив свои детские дела со сверстниками и увидев вдалеке, стоящего оперевшись на посох и наблюдавшего, как овцы бегут по домам Абдуллу, я бежала  наравне с чувством возвращения домой с этими блеющими животными, бегущими к своим хозяевам.
Наша небольшая сакля была последней на окраине села и следующей  за нашей,  уже за окраиной, вдали, различаемой в темноте, только по свету уличного светильника, был дом нашего пастуха Абдуллы. Мы были соседями.
У людей гор, зачастую общение и поддержка друг друга в бытовых делах бывает гораздо чаще, чем с родственниками.
Сосед считается в селе ближе дальнего родственника. Именно он, первый заходит в дом  своего соседа, если случается горе, чтобы выразить соболезнование или разделить свою радость от благополучия.
Уже вошло в привычку и для меня, и для бабушки, что перед тем, как сесть за вечернюю трапезу, я должна была отнести один из горячих, свежеиспечённых порций лаваша,  нашему соседу, Абдулле.
Бабушка никогда не рассказывала, почему он живет один, но очень часто  повторяла, заворачивая хлеб в кухонное полотенце : 
- Бедный Абдулла, умрешь, только я и твои бараны будут о тебе плакать. Кому ты нужен со своим нерастопленным горем. О, Аллах, пошли ему на сердце смирение и покой..
С этими причитаниями из простых слов, вперемежку со словами из бабушкиных молитв, я каждый раз, боясь наступления сумерек, бежала вдоль улицы, чтобы стукнув в небольшие деревянные ворота и не заглядывая внутрь двора, громко крикнув:
- Эй, дед Абдалла! Я, вам хлеба горячего принесла!, - развернувшись бежать обратно, радуясь, что спускаться с горы намного легче, чем подниматься.
Может это никогда не осталось бы у меня в памяти от детства, если бы не случай, когда пришло время и ангелы мои послали на помощь человека, которого моя бабушка всегда угощала вечерним горячим лавашом.
До семи лет, я была самым счастливым ребёнком на белом свете. Меня растила бабушка так, словно я родилась для того, чтобы учится жить одной, если вдруг никого не окажется рядом.
У неё не было своих детей и взяв меня на воспитание, она страшно боялась, что если она внезапно умрет, я останусь беспомощной перед жизнью.
 В пять лет, я  вставала с утра вместе с ней на утреннюю молитву и помогала по дому до полудня, а потом после дневного перекуса, мне разрешалось пойти в село и играть со сверстниками. В один из таких обычных дней, мы строго наказуемые, если уходили за пределы села, потерялись и не могли найти обратную дорогу. Нас было трое и мне из троих, уставшей и не хотевшей идти дальше, велено было не хныкать, а переждать у родника, пока они, постарше не пойдут и не найдут дорогу назад, домой. Поверив своим друзьям и устав от бесконечного плутания по тропам, я прилегла на траву и уснула, когда через некоторое время  проснувшись от холода, поняла, что лежу в сгущающихся сумерках, под деревом, у родника, который журча напоминал, что это не сон и меня здесь бросили одну, может забыв или не сказав ни кому, где я, боясь признаться, что бросили и не помнят где и в каком месте меня искать.
Я, наверное, плакала, может кричала и звала на помощь. Я не помню.
Помню, что это было очень долго и мне было холодно так, что сводило скулы и я не могла кричать, только поскуливать дыша свернувшись калачиком в колени, выступавшие белыми пятнами из платья на уровне глаз.
Это, я помню, как сейчас, как я вытирала льющиеся от страха и холода слезы об тощие колени своих согнутых ног.
Думаю, мне не было дано понимать, что я умираю. Просто в один момент, мне стало теплее и я успокоилась. Дрёма, сладкая и тёплая обволакивала меня, когда уже засыпая, я почувствовала, что кто-то смотрит на меня со стороны родника и увидев, что я всматриваюсь в его силуэт, машет рукой, призывая следовать за ним.
- Ой, это же дедушка Абдулла !, - вяло и нехотя просыпаться, я открыла глаза.
- Наверно, он ждёт свой горячий лаваш, ведь сегодня, я не смогла ему его отнести, - мне стоило больших сил подняться и заставить себя перейдя родник последовать за тёмной тенью вырисовавшихся в темноте знакомых форм штанов- галифе и тёмной папахи, неизменный образ нашего сельского пастуха Абдуллы.
Я шла за его тенью не видя троп. Теряя из виду его силуэт в темноте, начинала паниковать, но он вновь появляясь на горизонте, махал мне  рукой следовать дальше за ним и не останавливаться.
Когда вдали показалось село, забыв обо всем и уже зная каждую кочку под пятками на улице, ведущей к дому, я побежала не оглядываясь, только и думая о том, как меня накажет бабушка и что ей такое сказать, чтоб смягчить её испуг и гнев - на милость..
Наверняка, тогда я заболела и мне пришлось долго отлеживаться дома. Наверняка. Была поздняя осень и впереди были неспешные, тёмные зимние вечера.
За весь этот холодный зимний период, бабушка ни разу не отослала меня к нашему соседу. Я забыла о своей обязанности, как и о том, что потерявшись в лесном горном массиве чуть не погибла. Пришла весна и снова, мы с ребятней бежали вечером к дому, видя как с пастбища возвращается стадо овец, понукаемое окриками двух молодых пастухов.
- Ба, а почему ты больше не посылаешь хлеб нашему соседу Абдулле? Он, что больше не пастух?, - в один из дней видя, как бабушка отложила одну из горячих лепёшек для пятничной садага, раздачи горячего хлеба всем соседям, спросила,я
- Он умер, внучка. В тот день, когда ты пропала осенью, стадо вернулось без своего пастуха. Он умер, под деревом, где прилёг отдохнуть. Уснул и больше не проснулся. Всем селом тебя искали, а про него только вспомнили на следующий день, когда он утром не вышел на встречу своим овцам.
Хороший был человек, хотя так и не растопил горя от потери сыновей и жены от аварии, где за рулём был он сам.
Пусть, Аллах, простит ему эти нечаянные смерти, которые он окупил своими страданиями на земле...

Я, обнимала сына и плакала, вспомнив старого пастуха Абдуллу, который спас мою жизнь, для новой, спящей у меня на руках и требующий, чтобы у него в жизни тоже был дедушка...