Кукольный домик

В кукольном домике коротали век двое. Оба поразительно нескладной наружности. Тридцатидевятилетний чушковатый брюнет и горевая двадцатисемилетняя блондинка.
Несмотря на значимую разницу в возрасте, жили довольно мирно, подобающе автоматонам. Иногда, впрочем, вели себя излишне задиристо, словно пьяные. Но на людях, как и положено, блюли обличье: один выступал Адамом сего дома, другая — Евой.
Он зарабатывал деньги, помогал убираться в комнатах, копался в настройках гаджетов, читал свежие новости… и прочая, и прочая, чем там положено заниматься маскулину.
Она готовила, сохраняла красоту, смотрела сериалы… мечтала о несбыточном.
Не они выдумали такие правила общежития, а только подчинялись приходящим свыше поведенческим директивам.
Помимо прочего, дважды в неделю занимались любовью. Аккуратно каждый вторник и пятницу, словно заведённые. Зачем? Бог знает…
Раньше у Адама была прежняя жена, некая Лилит. Воспоминания о ней почти стёрлись из памяти. Но иногда давали о себе знать в бессмысленных размышлениях — как бы та отреагировала в той или иной ситуации?
У Евы других мужей не было, только множество увлечений. Так что она постоянно звучала как эхо — необдуманно произнося отголоски чужих речей. Повторяя не в меру умные и высокопарные рассуждения разных ухажёров. По-своему важные и правильные, но часто противоречащие словам предыдущей симпатии. От того иногда казалось, будто куколка является специалистом по многим вопросам. Хотя, к прискорбию Адама, даже ноги раздвинуть как следует не умела.
Что, впрочем, не мешало ей пользоваться успехом у альфонсов всех мастей. В чём, конечно, не было ничего удивительного. Куклы ведь вообще увлекающиеся натуры. Сегодня их увлекает кто-то один. А завтра — некто другой.
Для искусственного, созданного по извращённому подобию, интеллекта это нормально.
Смешно вспоминать — так они сами, однажды нечаянно столкнувшись, познали друг друга. Их первые встречи были по-настоящему жгучими. Со временем, правда, пыл поостыл, но это уже не важно.
А важно то, что после нежнейших объятий, обнажённая кожа Евы, как и прежде, покрывалась пупырышками. Нутром ощущая ледяное, проникающее сквозь окна и стены, прикосновение вечной зимы, она просила:
— Согрей меня…
В ответ он крепко её обнимал, приючая угловатые ягодицы под своим брюшком, в уютной пазухе бёдер. Плотнее прижимая вялую вульву к обмякшему члену. Для пущей сладости.
Приблизительно в такой позе и было однажды негласно решено, что они, по-видимому, просто созданы друг для друга. Возможно, виной тому стало неверное мерцание зажжённой тогда свечи – среди порывистых бликов обжигающего пламени легко увидеть партнёра в ошибочном свете. Воспринять создаваемые огнём призрачные, искажённые, но столь восхитительные проекции личностей за реальные. Поневоле наделяя суррогатного возлюбленного носителем и обладателем истинных переживаний.
Как в романтическом кино, где общение ненаглядных кажется столь природным и гладким, будто они действительно движимы одной неуловимой целью. Где все роботы, кроме самых сумасшедших, нисходят до некоторой терпимости ради любви.
Впрочем, все эти детали больше не имели значения. Колющие осколки подобных воспоминаний давно стали для Адама и Евы сладко-привычными. Ну а прежде, в давние счастливые деньки, окончательно разомлев от терпких объятий, возлюбленные так и вовсе засыпали без лишних мыслей.
Нездешняя сила уволакивала их в мир пленительных сновидений, где они являлись не марионетками, а свободными натурами, независимыми от всех этих странных условностей. Но вопреки тщетным надеждам, наутро оба попросту просыпались в дне грядущем. Подневольно дожидаясь дня последнего.