Источники и материалы к биографии Ольга Брянская н

 Странные вещи порой писали летописцы. Вроде бы летопись одна и та же, а писалась словно разными людьми в разное время. Вот, к примеру: «...князь великий Роман Черниговский бездетен и не родословился...», довольно странное замечание, т.к. далее из той же летописи следует, что битва брянцев с литовцами  произошла во время свадьбы четвертой дочери князя Романа Ольги, выходившей замуж за сына князя Василько Волынского. То ли родословился в те времена человек только сыновьями, а дочерей и за детей не считали, то ли сначала не было детей, а потом народились. Думается, первое вернее. Не случайно фамилии в России были по отцу, а после свадьбы по мужу. Такой странный обычай ухода девочки из своей семьи в семью мужа. Кстати, такой обычай есть и у других народов, например, у армян.  Поскольку литовские войска вышли в поход в 1263 году, то можно датировать сражение и свадьбу княжеской дочери самым началом 1264 года. «...в то веремя рать приде Ли­товская на Романа он бился с ними и победил а самъ же раненъ был и не мало  показал мужества свое и приехал в Брянескь с победою и честью великою и не имея ранений на телеси своемъ» Замечаете? снова несостыковка - так ранен был князь или нет, нам не узнать. По той же летописи  у Романа Михайловича было четыре дочери и старший сын Михаил, которого брянский князь послал сопровождать свою дочь на родину мужа. И -таки не ясно, как же тогда считать Романа бездетным, коль даже сын имелся? Более того, и не один-единственный, о чем свидетельствуют и эта и другие летописи. То ли Русь-матушка во все века страдала безголовостью исполнителей, то ли летописец с чудинкой был, то ли разные летописцы писали и кто-то из них был совершенно не информированным, а так просто писал абы что придется, коль такое поручение дадено.               

 Еще одну из дочерей, вероятно, старшую, поскольку княжна Оль­га названа самой младшей, князь Роман выдал замуж за сына смо­ленского князя Глеба Ростиславича Александра. По-видимому, это событие произошло раньше свадьбы княжны Ольги, раньше не принято было выдавать дочерей замуж не по очереди.

 Неизвестно, что случилось с двумя другими дочерьми князя Романа Брянского. Возможно, первая из них погибла еще в 1241 году во время скитаний с дедушкой князем Михаилом Всеволодовичем по Польше, а другая скончалась позже. О них никаких сведений в этой летописи нет (в другой летописи есть упоминание о смерти от какой-то болезни внучки князя Михаила Черниговского-Брянского во время его скитаний по Венгрии и Польше, дочь ли это Романа или его племянница, доподлинно не известно). Также исчезает со страниц летописей и имя сына князя Рома­на Михаила, которого почему-то называли основателем династии неких асовицких князей.  (Асовица, Асовицы, устаревшее Осовицы, Сивицы и другие – село Комаричского района Брянской области, в 8 км к юго-востоку от села Игрицкое. Впервые упоминается в первой четверти XVII века (как деревня), но Михаил основал род Асовицких князей за несколько веков до того. То ли были другие асовицы, то эта деревня существует с 13 века, если не ранее. Спутником в походах князя Романа и его наследником становится другой его сын — Олег. Так, он упоминается как участник похода князя Романа на Литву в 1275 году.  Что случилось со старшим сыном князя Романа Михаилом — неизвестно. Однако и Олег Романович, второй сын брянского кня­зя, также не стал его полноценным наследником.

  Ожидание татарами князя Романа свидетельствует, помимо всего, о нежелании татар вести боевые действия самостоятельно: для этого, как они считали, есть рус­ские князья. Но, как оказалось, Роман Брянский не захотел рисковать своими людьми понапрасну, и изобразил ссору с другими князьями. Не удивительно, что поход завершился довольно прозаической сценой, описанной летописцем и подтверждающей, что серьезной ссоры между князьями не было. Так, зять Романа Михайловича Владимир Волынский, целуясь со своим тестем, упрашивал его пойти к нему в гости на Волынь проведать дочь Ольгу. Но князь Роман отказался и послал вместо себя сына Олега. Отказ князя Романа идти на Литву с татарами подтверждает его роль на тогдашнем историческом горизонте. Он открыто игнорирует татарского воеводу Ягурчи, послан­ника самого Менгу-Тимура. Скорее всего, князь Роман Брянский был достаточно уверенным в безнаказанности. Не исключено, что он поддерживал связи и ходил в походы с всесильным в ту пору татарским временщиком Ногаем. Эта версия тем более вероят­на, что татарский воевода Ягурчи воспринял поведение брянского князя не как что-то из ряда вон выходящее, а спокойно, и, дав знать, что его не касаются русские дела, повернул назад, огра­бив по пути русские земли.

В последний раз Роман Михайлович Брянский упоминается в русских летописях под 1285 годом, когда он со своим сыном Оле­гом «...приходил ратью к Смоленску и пожже пригород и отыде восвояси» .

С чем связан этот смоленский поход князя Романа, неизвестно, однако очевидно, что у брянского князя возникла ссора с тогдаш­ним великим князем Смоленским Федором Ростиславичем.

Не установлена и точная дата, когда князь Роман стал вели­ким черниговским князем. Поздние летописи называют его тако­вым уже как данность. Вероятно, это произошло после смерти уже упомянутого князя Андрея Черниговского.

Ничего не известно о последних годах жизни Романа Брянского. Лишь легенда Свенского Успенского монастыря, осно­вателем которого считается князь Роман, да надпись с именем князя Романа на чудом сохранившейся иконе Богоматери Печерской  свидетельствуют о том, что князь был жив в 1288 году, тяжело болел, ослеп и прозрел лишь благодаря привезенной из Киева чудотворной иконе.

Так и не удается установить, когда и по какой причине скончался князь Роман Брянский и где был похоронен. Хотя отдельные авторы считают, что он был убит татарским ханом в Орде.

О последующих же событиях в Брянске мы узнаем только из летописных сообщений 1310 года, когда городом и уделом правил внук Романа Михайловича Василий Александрович Смоленский. В 1238 году на киевский престол взошел черниговский князь Михаил Всеволодович — отец будущего великого брянского правителя Романа, а уже в 1239 году войска Батыя подошли к Чернигову. Михаил Всеволодович был вынужден бежать и скитаться по Европе в поисках убежища. Венгерский король изгнал его из своей земли, немцы ограбили Михаила и убили его внучку, поляки тоже не были гостеприимны. Спустя время - в 1246 году - решил Михаил вернуться в Чернигов. Но здесь уже распоряжались ханские баскаки — чиновники, переписывавшие русский народ, чтобы обложить его данью. Переписчики послали Михаила в орду за разрешением на княжение. Чтобы попасть к хану, князь-христианин должен был исполнить языческий ритуал "очищения": пройти между шаманскими кострами и поклониться идолам. Князь отказался, несмотря на уговоры. Татары убили Михаила Всеволодовича. Житие рассказывает, что в тот момент, когда татарскому хану поднесли на блюде отсеченную голову Михаила, губы казненного прошептали: "Я — христианин!".
      После смерти Михаила Всеволодовича его сыновья разделили уделы. Мстислав получил Карачев, Симеон — Глухов, Юрий — Тарусу, старший Ростислав, женившийся на венгерской принцессе, стал баном — князем Мачвы в Сербии, а Роман Михайлович, второй сын святого Михаила, получил Брянск. Роман был в ту пору совсем молодым человеком. Судя по всему, ему едва исполнилось шестнадцать лет. Князю пришлось в год убийства отца приехать в орду, забрать его тело и получить разрешение на княжение в Брянске.
      В те времена люди рано взрослели. Святой Александр Невский стал новгородским князем в пятнадцать лет. Иван Грозный взошел на престол восьми лет от роду. А старший брат Романа Брянского Ростислав уже в три года принимал участие в политической борьбе в Новгороде: он тянул жребий во время выборов новгородского архиепископа. А ведь выборы новгородского владыки, который фактически был "президентом" вечевой республики, — дело серьезное, государственно-важное...
      Итак, вернемся к Роману. Юноша приехал в Орду за телом отца и разрешением на княжение. Орда — государство кочевое. В начале XIII века ставка перемещалась от Поволжья до Северного Кавказа. Как предполагают историки, князь Роман встретился с ханом на территории нынешнего Белгорода, а дань он мог возить и вовсе в Трубчевский район, где в слободе Жучиной (названной в честь отца хана Батыя Джучи) жили татарские сборщики налогов — баскаки. Добрый конь скачет галопом со скоростью 15–18 километров в час. Чтобы добраться до ставки Золотой орды, Роман провел в пути чуть более суток. Близко стояли татары к Брянску! Тем не менее в течение нескольких десятилетий княжения Романа город ни разу не был захвачен ни монголами, ни литовцами. По сути, наши предки были даже независимы от Орды, сохраняя древнерусскую домонгольскую цивилизацию. Брянск находился среди непроходимых лесов. Население из разоренных татарами земель в низовьях Десны, на Днепре и Соже перебиралось в Брянск. Леса постепенно обживались. Соответственно, многолюдными становились и дружины брянских князей.
      Роман перенес центр княжества из разоренного Чернигова, к тому же оказавшегося вблизи татарских кочевий, в более безопасный и нетронутый врагом Брянск. Сюда переехал, очевидно, и черниговский епископ. Брянск стал стольным городом всей Чернигово-Северской земли в 1252 году.
      В начале XIII века на границах Руси замаячила вдобавок к татарской литовская угроза. Некогда литовцы жили разрозненными племенами, которые обитали в прибалтийских лесах. Племенами часто управляли не вожди, а языческие жрецы. Около 1235 года их объединил князь Миндовг. После нашествия Батыевых татаро-монгольских орд литовцы решили, что настал час завладеть разгромленной Русской землей. В 1263 году Миндовг отправился на Русь. Первой на его пути лежала Северская земля. В это время Брянский князь Роман Михайлович праздновал свадьбу своей любимой дочери Ольги с князем из Галицко-Волынской земли Владимиром Васильковичем. Прямо во время пира князь Роман услышал весть о надвигавшемся на них войске. Он мигом собрал дружину и, едва утерев усы, отправился на битву.
      Запись в Галицко-Волынской летописи: "Он бился с ними и победил их, но сам был ранен и показал немалое мужество. Он приехал в Брянск с победой и честью великою. Он не чувствовал ран на своем теле от радости, выдавая свою дочь замуж". В следующем году литовцы вновь попытались захватить Брянское княжество и вновь были разбиты. Победы Романа Брянского имели серьезные последствия. Разочарованные поражением литовцы убили своего князя Миндовга и его сыновей-наследников, после чего Литва надолго погрузилась в междоусобные войны и перестала всерьез угрожать Руси. Да, грозен был Роман Брянский. Татары его "бажаху", то есть уважали и даже просили возглавить их отряды в походе против литовцев. В 1275 году Роман предводительствовал походом в глубь литовской территории. Вместе с ним действовали князья Лев Галицкий и Глеб Смоленский. Их поддерживал большой татарский отряд. Однако союзники рассорились и каких-либо ощутимых результатов не добились.
      Но не только сражениями занимался Роман Михайлович, социальное обустройство также интересовало его. При нем город рос и укреплялся. Первоначально Брянский удел был не больше современного Брянского района, но к концу правления Романа Михайловича княжество занимало территорию современной Брянской, большую часть Орловской и Курской областей и почти всю Черниговскую область. Развивалось судоходство. Брянск занимал выгодное положение на пересечении важных водных путей. По Десне можно было спуститься вниз к Днепру, Киеву, а вверх по течению попасть в северо-восточные русские земли.
      Воинственный и предприимчивый Роман стал заметной фигурой среди удельных князей второй половины ХIII века. Сильные галицко-волынские князья искали с ним союза. Союз этот был скреплен женитьбой Владимира Васильковича (племянника знаменитого Даниила Галицкого) на дочери Романа - Ольге. Витебское вече призвало Романа для решения спора со своим князем.
      Брянск стал, таким образом, важным феодальным центром и, конечно же, значительно вырос. К сожалению, не найдено подробных летописных или археологических данных, которые дали бы возможность предметно представить масштабы и облик города в те времена, когда он был столицей почти всей Юго-Западной Руси. В частности, важно было бы знать, как быстро возродился посад после "переселения" Брянска с Чашина кургана на Покровскую гору. Однако можно считать, что в ХIII веке посад существовал - стольный город с большим княжеским двором, дворами епископа, бояр, дружинников должен был притягивать ремесленников и торговцев.
      Надо отметить еще одно событие, произошедшее в годы правления Романа Михайловича.



Легенда гласит о исцелении князя от слепоты чудотворной иконой. Пораженный свершившимся Роман Михайлович приказал заложить храм.

      В 1288 году князь черниговский и дебрянский Роман Михайлович неожиданно стал слепнуть. Много тогда средств перепробовали, много лекарей колдовали над государем, да все без толку. И тут великому князю брянскому рассказали о знаменитой иконе, исцеляющей недуги. Образ Божьей Матери находился в Киево-Печерской лавре. Роман снарядил за ней архимандрита Петровского монастыря с монахами. Получив заветный дар, брянцы поплыли обратно. Но вдруг, как гласит предание, "стала ладья на едином месте среди реки Десны; гребцы немогуще загрести ни горе, ни в низ". Пришлось заночевать на берегу. Утром икона с ладьи исчезла. В поисках исходили все побережье, пока не нашли ее среди ветвей дуба, стоящего на самом высоком месте меловой горы у изгиба реки. Прослышав о чудесном исчезновении и обретении привезенной иконы, князь Роман с родными, приближенными боярами и брянским духовенством даже не направился, а практически бегом устремился к месту обретения образа. Подойдя к дубу, Роман Михайлович пал на колени и воскликнул со слезами: "О, Пресвятая Владычица, Госпожа, Дева, Богородица! Услыши глас молитвы моей и дай прозрение очима", — и в тот же час прозрел; как уверяет летопись, стал видеть лучше прежнего. Князь поклялся построить на этом месте храм. Дуб же, на котором отыскалась чудотворная икона, был разделен на части и роздан как святыня. Деревянный храм в честь Успения Богородицы стал центром пустынножительной обители — Свенского монастыря. На ее обустройство Роман Михайлович выделил достаточно злата и серебра, а впоследствии в храме и был погребен.



Роман Брянский
Роман Брянский, второй сын Михаила Черниговского, родился около 1225 года, судя по всему, в Чернигове, поскольку к тому времени его отец уже прочно овладел этим стольным городом, оставшимся ему после гибели в 1223 году в битве на реке Калке великого Черниговского князя Мстислава Святославовича, дяди князя Михаила. Матерью князя Романа была дочь Романа Мстиславовича Великого и родная сестра Даниила Романовича Галицкого, Агафья. Свои юношеские годы княжич Роман провел в Чернигове, здесь узнал о разгроме Рязани, Вщижа, отсюда вместе с семьей уехал в Киев, где его отец Михаил Черниговский претендовал на Киевский престол.







В середине XIII в. в Дебрянск приехал черниговский князь Роман Михайлович. При князе Романе Брянском город стал крупным культурно-религиозным центром Юго-Западной Руси. На Покровской горе возведены дубовые крепостные стены. С именем князя связана легенда об основании Свенского монастыря.





«КНЯЗЬ РОМАН БРЯНСКИЙ.
Недавно коллекция Брянского городского парка-музея им. А. К. Толстого пополнилась новой работой. Автор ее — талантливый умелец Вячеслав Орлов. Скульптура выполнена из пятиметрового дубового кряжа. Гордо взирает на многочисленных посетителей парка князь Роман Михайлович, вызванный из глубины веков воображением и резцом художника.

...XIII век. 1246 год. Могущественного князя Черниговского Михаила Всеволодовича насмерть засекекли в Орде за отказ поклониться татарским идолам. Обширное княжество Михаила поделили между собой его сыновья. Мстиславу выпал Карачев. Симеону — Глухов, Юрию — Тарусса, а Роману достался лесистый край во главе с градом Брянском. Так возникло в том памятном году Брянское княжество. И было оно не очень великим. Но затем земли княжества премного умножились, охватив (по современным административным понятиям) большую часть Орловской, Курской и почти всю Черниговскую области.

В третьей четверти XIII века Брянское княжество стало одним из самых значительных на юго-западе Руси. А сам князь Роман Михайлович пользовался большим почетом и уважением соседей. Не случайно галицко-волынский летописец советовал князю Владимиру звать князя Романа Господин отче. Расширяя пределы княжества, князь Роман не забывал и всесильно укреплять Брянск, окружая его земляными валами и крепостными рублеными стенами. В 1288 году он заложил строительство Свенского монастыря. Бурную деятельность брянского князя не могли не заметить в Золотой Орде. Не по нраву пришлась она хану.

Однажды ордынские послы покликали князя Романа к хану, вернувшемуся нз дальнего набега. «Ежели князь не станет поспешать или вовсе откажется от поездки к хану — быть граду Брянску спалену...» — добавили послы. Как ни отговаривали старого князя бояре, как ни просили, напоминая ему о скорой ной участи его отца Михаила Всеволодовича,

Но был князь Роман
непреклонен, и горд
и смел был
потомственный вятич.
Пусть лучше смерть
чем граду разор...

Князя Романа постыла трагическая судьба отца. Его также замучили в Орде, но город Брянск остался стоять вечно...

РОМА;Н МИХА;ЙЛОВИЧ Ста­рый (не ра­нее 1228 – не ра­нее 1288), князь брян­ский (ок. 1246 – не ра­нее 1288) и чер­ни­гов­ский (с 1-й пол. 1260-х гг.). Из ди­на­стии Рю­ри­ко­ви­чей, сын чер­ни­гов­ско­го кн. Ми­хаи­ла Все­во­ло­до­ви­ча. По­сле смер­ти от­ца кня­жил в Брян­ске (Деб­рян­ске). В 1263 по­бе­дил ли­тов­цев близ Брян­ска. В том же го­ду вы­дал дочь Оль­гу за­муж за Вла­ди­ми­ра Ва­силь­ко­ви­ча – сы­на вла­ди­ми­ро-во­лын­ско­го кн. Ва­силь­ко Ро­ма­но­ви­ча. Ве­ро­ят­но, вско­ре по­сле смер­ти ли­тов. кн. Мин­дов­га (1263) за­нял и Чер­ни­гов, од­на­ко центр его вла­де­ний ос­тал­ся в бы­ст­ро раз­ви­вав­шем­ся Брян­ске. В 1275 по рас­по­ря­же­нию ха­на Зо­ло­той Ор­ды Мен­гу-Ти­му­ра уча­ст­во­вал в по­хо­де га­лиц­ко­го кн. Льва Да­ни­ло­ви­ча про­тив ли­тов­цев. В 1285 со­вер­шил по­ход на Смо­ленск, сжёг его по­сад, но взять го­род не су­мел. Со­глас­но ле­ген­де, в 1288 по­те­рял зре­ние, но вновь об­рёл его бла­го­да­ря мо­лит­вам пе­ред чу­до­твор­ной Свен­ской (Пе­чер­ской) ико­ной Бо­жи­ей Ма­те­ри, по­сле че­го по обе­ту ос­но­вал Свя­то-Ус­пен­ский Свен­ский мон. Ка­но­ни­зи­ро­ван РПЦ как свя­той бла­го­вер­ный князь. Па­мять в Со­бо­ре Брян­ских свя­тых (20 сент. ст. ст.).

Из­вес­тен сын Р. М. – Олег Ро­ма­но­вич (? – не ра­нее сер. 1290-х гг., по др. дан­ным – 1307), брян­ский князь (кон. 1280-х – сер. 1290-х гг.), за­тем по­стриг­ся в мо­на­хи. Ка­но­ни­зи­ро­ван РПЦ как свя­той бла­го­вер­ный князь, па­мять в Со­бо­ре Брян­ских свя­тых.

и с сестрой своего мужа монахиней Еленой. Последний раз в Ипатьевской летописи Ольга упоминается в марте 1289 года[1].

По легенде, её могила находится в урочище Княжая гора возле деревни Ляхчицы.

Некоторые исследователи, опираясь на особенности написания части Ипатьевской летописи, которая получила название "Повести о Владимире Васильковиче", считают её автором Ольгу Романовну. В этой части летописи присутствует и избыточность собственных чувств в описании Владимира Васильковича, ближайшая прямая аналогия которой панегирик князю Васильку Ростовскому, созданный родной теткой Ольги Романовны. Описание ситуаций, в которых были лишь Князь Владимир Василькович и княгиня Ольга Романовна, а также подробное описание как свадьбы князя Владимира Васильковича, так же и его похорон.

Возможным подтверждением переезда Ольги Романовны в Кобрин может являться то, что последние строки летописи писались как бы за пределами Владимира-Волынского. Записи о смерти Пинского и Степанского князей звучат как донесённые издалека вести, а попасть в кодекс княгини Ольги они смогли именно потому, что Степанское и Пинское княжества расположены недалеко от Кобрина.

В 2009 году в городе Кобрине был установлен бронзовый памятник в честь Владимира и Ольги работы скульптора Александра Ивановича Лыщика.

Лев Галицкий, озлобленный вероломством Тройдена, князя литовского, который, вопреки договору, напал на его область Дрогичь, обратился к татарскому хану и к князьям русским за помощью. Хан сочувственно отнесся к Галицкому князю и дал ему свое войско; с татарами соединились Глеб Смоленский и Роман Михайлович Брянский, бывший родственником князей Галицких (Роман Михайлович был женат на дочери Даниила Романовича Галицкого). Союзники вторглись в литовские владения и дошли было уже до Новгорода, но тут в их войске произошли неурядицы. Дело в том, что Лев Галицкий не хотел делить славы с остальными князьями русскими: он не стал дожидаться, пока подоспеют Роман Михайлович и Глеб Смоленский, а один, с татарским войском, тайно от союзников, сделал приступ на Новгородок. Правда, он взял предместье города, но самая крепость осталась в руках литовцев. Роман Михайлович и Глеб Смоленский были сильно возмущены этим поступком. Раньше они думали, взяв Новгородок, идти дальше, внутрь страны, — теперь же, рассердившись на князя Галицкого, они отказали ему в помощи и воротились назад.
      Поход, таким образом, не принес желанных плодов, он даже имел дурных последствий больше, чем хороших, потому что союзники русских - татары, возвращаясь в Орду, безнаказанно грабили русские села и отнимали у крестьян последнее имущество.
      На обратном пути сын Романа Михайловича, Олег, также участвовавший в походе, заехал в Волынь к сестре своей Ольге Романовне. Владимир Волынский звал погостить и тестя своего Романа Михайловича, но последний отказался, говоря: "не могу оставить рать мою. Я в области неприятельской; кто приведет ее домой?".
      Кроме войн с внешними врагами, Роман Михайлович известен еще своим походом на князя смоленского Александра Глебовича. Именно, в 1286 году он дошел до самого Смоленска, сжег посад и опустошить окрестности, но самой крепости взять не мог. В 1288 году князь был уже в преклонных летах и ознаменовал себя построением Свенского монастыря существующего до сих пор. Об основании этого монастыря предание говорить следующее.
      Когда Роман Михайлович сделался стар, он заболел глазами и ослеп. Слыша, что от образа Печерской Божией Матери исходят чудеса, князь отправил в Киево-Печерский монастырь гонца с просьбою отпустить к нему на время чудотворный образ для испрошения исцеления. Архимандрит уважил просьбу Романа Михайловича и отправил на лодках в Брянск три иконы: Печерской Божией Матери, св. Николая Чудотворца и свв. Афанасия и Кирилла. Посланные уже подъезжали к месту назначения, как вдруг в двух верстах от Брянска, лодка, на которой находились иконы, остановилась. Все усилия гребцов не могли сдвинуть ее с места. Пробившись бесполезно целый день, гонцы решили здесь заночевать. Когда же настала ночь, то лодка с иконами сама собою приплыла к правому берегу реки Десны и стала около того места, где теперь стоит Свенский монастырь. На другой день народ опять собрался к лодкам, чтобы пробовать продолжать путь; но каково же их было изумление, когда в лодках не оказалось ни одной иконы: все три образа исчезли ночью неизвестно куда. Начались деятельные поиски: иконы были найдены в разных местах, далеко друг от друга. Икона "Николая Чудотворца" — в селе Уты, в 48 верстах от Свенского монастыря, а икона "Афанасия и Кирилла" —в селе Лопашь - в 30 верст. Между прочим, икона Печерской Божией Матери стояла на ветвях высокого дуба на правом берегу реки Десны, близ того места, где в нее впадает небольшая речка Свинь. Роман Михайлович, узнав о новом чуде, совершенном чрез привезенный образ, вместе с епископом, боярами и духовенством, пешком отправился к тому месту, где была найдена икона. Не доходя немного до заветнаго дуба, он остановился и обратился к Божией Матери со следующею молитвою: "О, Пречудная Владычице, Мати Христа Бога нашего! Дай ми, Госпоже, очима узрети свет и Твой чудотворный образ; елико узрю с места сего на все четыре стороны, толико придам к Дому Твоему и созижду храм и обитель, идеже Ты возлюбила место". Тотчас же после этой молитвы князь увидел тропинку, ведущую к дубу; (на том месте, где началось исцеление князя, был поставлен крест, а теперь там стоять монастырские врата и церковь в честь Сретения Господня). Около дуба (на котором стояла икона) князь, вместе с народом, опять начал усердно молиться о своем исцелении. Молитва их была услышана, и Роман Михайлович прозрел совсем. Тогда икона была снята с дерева; самый дуб срублен, на его место поставили каменный столб и на столбе утвердили образ. После молебна, совершенного в благодарность за исцеление, Роман Михайлович, вместе со свитою, начал своими руками рубить деревья для закладки храма; храм был освящен в честь Успения Пресвятой Богородицы. Тут же положено было начало монастырю. Князь обнес его оградою, поставил игумена, дал ему денег на содержание обители, а сам возвратился в Брянск. Монастырь по имени реки Свини назван Свинским.
      О дальнейшей судьбе Романа Михайловича нет никаких сведений; в родословных книгах говорится, что он был убит в Орде, но когда это было неизвестно. Карамзин пишет, что "сей Роман умер еще в 13 веке".
      Из потомков Романа Михайловича замечателен его сын Олег, во крещении Леонтий. Олег, еще при жизни своего отца, оставил княжеский двор, постригся в монашество, под именем Василия и подвизался в основанном им Петропавловском монастыре. Когда он постригся в монашество, и когда основан этот монастырь — в точности неизвестно. Одни говорят - вскоре после похода на Литовцев, т.е. около 1275 года; другие же упоминают о нем гораздо позже, еще как о воине: например, Соловьев говорит, что Олег участвовал в походе Романа Михайловича на Смоленского князя в 1286 году; следовательно, он поступил в монастырь еще позже. Год смерти его также неизвестен точно; полагают, что он умер в 1289 году.
      Нашествие на Русь ордынских полчищ в XIII веке было воспринято современниками как “погибель Русской Земли”. Померкла самобытность государства, расхищены его богатства, замерла торговля, сожжены города, храмы и иноческие обители. Гибло все земное, временное, все дела рук человеческих. Уцелело лишь то, что вечно и непоколебимо: вера Христова, Церковь Православная, которую, по обетованию Спасителя не одолеет и сам ад. Она очищалась, как золото, в горниле страданий, возвышалась незыблемо, как утес в бушующих волнах океана. Только на этом камне веры могла возродиться Русь, когда наступил час ее Воскресения.

В эту эпоху особенно остро ощущалась малозначимость “славы мира сего“, и в то время, как одни князья всеми правдами и неправдами искали и добивались власти, другие с легкостью расставались с ней, предпочитая нетленную славу Царства Небесного.

Исповеднический подвиг в языческой Орде князя-мученика Михаила Черниговского и его боярина Феодора 20 сентября 1246 года имел вселенское значение. На все уговоры окружавших уступить требованию хана и поклониться идолам, тем самым сохранить власть и в дальнейшем послужить Руси, как и на прочие лукавые речи, князь Михаил отвечал: “Не хочу я быть христианином только по имени, а

 

дела творить языческие”. Устояв перед этим великим искушением и не дав повода к соблазну братии, князь претерпел мученическую кончину ради Христа. “Не погублю души моей, прочь слава мира сего тленного”, – эти предсмертные слова святых Михаила и Феодора стали завещанием Православной Руси.

“Род праведных благословится”, – говорит святой псалмопевец Давид. Это в полной мере относится к святому князю Михаилу. Он стал родоначальником благочестивой династии, дети и внуки князя продолжили его христианское служение.

Дочь страстотерпца Михаила, преподобная Евфросиния Суздальская, за свое строгое постническое и богоугодное житие причислена к лику святых. Сын Михаила, князь Брянский Роман, также стяжал особенную милость Божию. В 1288 году он получил исцеление перед чудотворной иконой Божией Матери на Свенской горе, где впоследствии основал храм и монастырь во имя Успения Пресвятой Богородицы. Ныне он почитается как святой благоверный князь.

Из летописей известно, что в 1274 году Роман вместе с сыном Олегом (во Святом Крещении – Леонтием) участвовал в военных действиях против  Литвы. По окончании войны Олег приезжал во Владимир Волынский к своей сестре Ольге (во Святом Крещении – Елене) Романовне, супруге благочестивого князя Волынского Владимира Васильковича, создателя многих храмов и монастырей. Наследовав после смерти своего мужа богатые земли на Волыни, она, надо полагать, помогала брату Олегу в устроении его Брянской обители.

Видя, сколь преходящи и непрочны красоты и богатства земные, Олег отказался от заманчивой наследственной власти великого князя Черниговского, передав ее своему брату, а сам принял монашество с именем Василия, в созданном им на свои средства, Брянском Петро-Павловском монастыре. В этой обители святой благоверный князь скончался строгим подвижником в начале XIV века, предположительно в 1331 году.

Тело святого Олега Брянского было погребено под спудом в соборном храме его монастыря.

Память преподобного благоверного князя Олега издревле почиталась в Русской Церкви. В пергаментном синодике, рукописи XV— XVI веков Императорской Публичной Библиотеки, в Чине Торжества Православия в числе благоугодивших Богу провозглашается вечная память князю Олегу с одним его первым именем – Олегу Добрянскому.

Известно, что из благоговения к памяти святого князя-подвижника, Патриарх Никон возвел Петро-Павловскую обитель на степень ставропигии (ставропигиальный монастырь управляется  не епархиальными Архиереями, а непосредственно Патриархом). В 1701 году на месте деревянного храма, где покоились под спудом святые мощи благоверного князя, был построен каменный храм в честь Введения во Храм Пресвятой Богородицы с приделом в честь Первоверховных Апостолов Петра и Павла. В другом приделе вскоре был освящен престол в честь иконы Божией Матери "Знамение".

В 1830 году братия Петро-Павловского монастыря была переведена в город Елец, и с 1-го августа 1836 года, по прошению Брянского городского общества, на месте мужского монастыря была учреждена женская обитель.

В 1893 году в Брянске возобновилось торжественное празднование памяти преподобного князя Олега. Местный краевед Павел Никитич Тиханов (1905) собрал и издал материалы для его жития. В ноябре 1893 года Великий князь Константин Константинович, сын которого был назван в честь святого Олега, пожертвовал Петро-Павловскому монастырю икону “Святого благоверного князя Олега Брянского Чудотворца со сребропозлащенною к ней лампадою”. 4-го октября 1894 года разрешено было издание икон брянских святых, князя Олега и преподобного Поликарпа, а также их металлических образков.

14 июля 1897 года Святейший Синод, в ответ на ходатайство Брянской городской Думы, издал указ, в котором говорилось: “По вниманию к благочестивому усердию граждан города Брянска и согласно отзыву Преосвященного Орловского, Святейший Синод определяет: совершать ежегодно в городе Брянске торжественное празднование в честь святых угодников Олега и Поликарпа, в дни их памяти, дозволив вместе с тем возглашать имена этих угодников Божиих на отпустах и носить их иконы вместе с иконой Свенской Божией Матери в ежегодно совершаемом 11 августа крестном ходе вокруг города Брянска…”Ольга Романовна
Ольга Романовна
Изображение Ольги в гербе Ляхчиц
Флаг
Княгиня волынская
1264 — 1288
 
Смерть: после 1289
по легенде, урочище Княжая гора возле Ляхчиц
Отец: Роман Михайлович
Мать: Анна
Супруг: Владимир-Иван Василькович
Дети: Изяслава
О;льга Рома;новна (ум.

Индукционные термические закалки.
Закажи индукционные установки 60-180 квт печь для термообработки металла, стали.
Узнать больше
cnlanshuo.ru
Яндекс.Директ
после 1289) — дочь князя Романа Михайловича — «старого» князя Чернигова и Брянска, с 1264 года жена волынского князя Владимира Васильковича.
Биография
Княгиня Ольга Романовна известна по завещанию мужа Владимира Васильковича. В 1287 году галицко-волынские князья пошли в поход на Польшу. Тяжело больной князь Владимир Василькович послал вместо себя воеводу, а сам остался в Каменце. Не имея потомства, Владимир завещал «землю свою всю и города» луцкому князю Мстиславу Даниловичу.

Сохранившиеся, вероятно, не целиком, в летописном тексте, две грамоты Владимира являются древнейшим образцом княжеских духовных. Отдельно была написана грамота, в которой жене Ольге Романовне был завещан город Кобрин и село Городел (ныне Городец). Кроме того, в грамоте князь записал: «… а княгиня моя оже восхочет в черничь поити поидеть, Аже не восхочет ити, а како ей любо мне не воставши смотрети, что, кто маеть чинить по моем животе»[1]. К тому же князь вынудил преемника целовать крест, что он не отдаст приёмную дочь Изяславу против её воли замуж, а только так, как захочет Ольга.



Крест на Княжей Горе
10 декабря 1288 года Владимир Василькович умер. Ольга Романовна на похоронах мужа была с Изяславой и с сестрой своего мужа монахиней Еленой. Последний раз в Ипатьевской летописи Ольга упоминается в марте 1289 года[1].

По легенде, ее могила находится в урочище Княжая гора возле деревни Ляхчицы.

Некоторые исследователи, опираясь на особенности написания части Ипатьевской летописи, которая получила название "Повести о Владимире Васильковиче", считают ее автором Ольгу Романовну. В этой части летописи присутствует и избыточность собственных чувств в описании Владимира Васильковича, ближайшая прямая аналогия которой панегирик князю Васильку Ростовскому, созданный родной теткой Ольги Романовны. Описание ситуаций, в которых были лишь Князь Владимир Василькович и княгиня Ольга Романовна, а также подробное описание как свадьбы князя Владимира Васильковича, так же и его похорон.

Возможным подтверждением переезда Ольги Романовны в Кобрин может являтся, что последние строки летописи писались как бы за пределами Владимира-Волынского. Записи о смерти Пинского и Степанского князей звучат как донесенные издалека вести, а попасть в кодекс княгини Ольги они смогли именно потому, что Степанское и Пинское княжества расположены недалеко от Кобрина.

В 2009 году в городе Кобрине был установлен бронзовый памятник в честь Владимира и Ольги работы скульптора Александра Ивановича Лыщика.


РОМАН МСТИСЛАВИЧ ВЕЛИКИЙ ( ? - 19.06.1205х)
Дети : Предислава , дочь Рюрика Ростиславича смоленского =>
Сын, имя неизвестно;
Даниил (1201-1264+), кн. Галицкий (с 1236 года?);
Василий (1203-1269+), кн. Бельзский (1207-1210), кн. Волынский (1211, 1231-1269);
Верный союзник брата Даниила. Когда в 1260 году татарский баскак Бурундай передал Даниилу приказание идти с ним на Литву, вместо него пошел Василий, так как Даниил опасался наказания за явные выступления против баскака Куремсы (1257, 1259). Василий победил литовцев, а трофей отдал Бурундаю. В 1261 году Бурундай потребовал: "Если вы со мною мирны, то разрушьте все свои города". Василию пришлось разрушить Данилов, Истожек, Львов, Кременец и Луцк. Позднее пришлось разрушить укрепления Владимира и распахать городские рвы. После смерти брата Василий постригся в монахи;
жена с 1226 г. - Добрава (1265+), дочь Юрия Всеволодовича =>
Владимир (10.12.1289+), кн. Волынский (1269-1289), умер бездетным, завещал свою волость двоюродному брату Мстиславу Даниловичу ;
жена Ольга - дочь Романа Михайловича Брянского;


Владимир-Иоанн Василькович, князь волынский, внук Романа Галицкого, родился предположительно в 1247-1249 гг. Упоминается в летописи с 1260 года. В 1264 женился на дочери Романа Брянского Ольге. В 1271-м, после смерти отца Василько Романовича, сел на княжение во Владимире-Волынском. Он не был охотником до военных предприятий, но обстоятельства складывались в то время так, что Владимиру приходилось вести беспрестанные войны. Он вел борьбу с ятвягами и литовцами, у которых княжил тогда Тройден, с поляками, несмотря на заключенные мирные договоры. Кроме того, татары, проходя через Волынь, сильно опустошали ее (особенно разорительным был поход Телебуги в 1285 г.). При всех этих неблагоприятных условиях Владимир пользовался спокойными промежутками для обустройства своего княжества. Он укреплял города (Берестье, входившее тогда в состав Владимиро-Волынского княжества), строил новые (Каменец на Лосне), старался облегчить участь пострадавшего от татар населения, развивать торговлю, для чего привлекал в страну иноземцев, строил храмы и наделял их предметами церковного обихода. Писал иконы, а некоторые церковные книги переписывал собственноручно.

О житии князя можно узнать из повествований в летописях, где описывают Владимира Васильковича как человека очень грамотного и образованного книголюба, его называют «Философом»: «…був він книжник великий і філософ, якого ото не було в усій землі і ні після нього не буде». В подтверждение этих слов приводится перечисление книг которые князь переписал собственноручно «сам списав», это и «Житие Дмитрия Солунского», и «Паренесис» Ефрема Сирина, Евангелие, Апостол, а так же множество другой духовной литературы.



Памятник Волынском князю Владимиру Васильковичу. г. Каменец

Просветительская деятельность оказалась так же довольно внушительной: масса литературы была заказана писцам, часть же переписывалась и оформлялась самим князем, далее эти книги дарились городам и церквям, например, в Каменец (на р.Лосне) в церквовь Благовещенья были подарены Паремийник, Апостол-апракос, и Евангелие окованное серебром — «оковане сріблом» к тому же «з дорогим камінням» (в те годы книга была не только информационным источником, но и настоящим произведением искусства). При Владимире Васильковиче велась (а точнее продолжалась вестись) Галицко-Волынская летопись, благодаря которой до нас дошло весьма много исторических фактов того времени.

Дошли до нас и сведения о внешнем обличии князя «Сий же благоверный князь Володимерь возрастом бе высок, плечима велик, лицем красен, волосы имея жёлты, кудрявы, бороду стригый, руки же имея красны и ногы; речь же бяше в нём толста». К личностным качествам князя летописцы относят благочестие, попечительство о своей земле и людях, мудрость, спокойствие, правдивость, «незлобивость», к тому же «…не загребущий, не лживий, злодійство ненавидів, а пиття не пив [хмільного] зроду…». Отсуствие гордыни и заносчивост так же не ускользнули от литописца «…Гордості ж у ньому не було, — тому що мерзенна є гордість перед богом і людьми, — а завше смиряв він образ свій, сокрушався серцем, і зітхав із глибини душі…».

В основе многих добрых душевных качеств лежала высокая искренняя религиозность князя, например, интересно описание начала строительства на месте современного Каменца города «... вложив бог у серце князю Володимирові добрий її намір: почав він собі думати, аби де за Берестієм поставити город. І взяв він Книги пророків, і, так собі в серці мислячи, сказав: «Господи боже! Сильний і всемогучий, що своїм словом все сотворяєш і лад усьому даєш! Що ти мені, господи, возвістиш, грішному рабу своєму, то на тім я стану», так упоминаются приготовления к строительству града над Лесной в Галицко-Волынской летописи , и далее «...І коли розігнув він Книги, то випало йому пророцтво Ісайїне: «Дух господній на мені, і задля того він помазав мене, щоби благовістити убогим; він послав мене ізцілити скрушених серцем, возвіщати полоняникам, що їх одпустять, і сліпим, що вони прозріють; призивати пору господню сприятливу і день одплати бога нашого; утішити всіх плачущих; дати плачущим на Сіоні вість, [що] замість попелу [буде їм] помазання і радість, а одіж слави — замість духу скорботи; і назовуть їх племенем правди, насадженням господнім во славу [його]. J забудують вони Пустині віковічнії, здавна запустілії, відновлять городи пусті, що пустували з роду [в рід]».

Ниже, в том же документе ведётся повествование о путешествии «градоруба» Олексы по реке Лесной, и выбора места для строительства «...І послав Володимир мужа-умільця, на ім'я Олексу, який і за [часів Василька], отця його, багато городів поставив, — а послав його Володимир з тамтешніми жителями в човнах у верхів'я ріки Лосни, аби де знайти таке місце, [щоб там] город поставити, — і сей, знайшовши місце таке, приїхав до князя і став розповідати». После рассказа Олексы, князь сам прибыл на место будущего строительства — «Князь тоді сам поїхав із боярами і слугами, і вподобав місце те над берегом ріки Лосни, і розчистив його [од лісу]. А потім поставив він на нім город і нарік його ім'ям Каменець, тому що земля була кам'яна».

В Каменце помимо вежы была построена православная церковь Благовещения т.к. князь «…ти ж і церков Христових багато поставив, і служителів його ввів…», помимо самой постройки церкви Владимир Василькович позаботился о внутреннем убранстве храма «…і церкву поставив Благовіщення святої богородиці, і прикрасив її іконами золотими, і начиння служебне викував срібне, і Євангеліє апракос, оковане сріблом, [і] Апостола апракос, і Паремію, і Соборник отця свого тута ж положив, і хреста воздвижального положив…».

Однако недолго прожил князь. Исходя из данных летописи, можно предположить что, скончался Владимир Василькович от онкологической патологии которая прогрессировала около 4 лет «…у болісті своїй повних чотири роки…», не случайно то, что течение его болезни детально описано «…почала йому гнити нижня губа. Першого року — мало, на другий і на третій — більше стала гнити. Але він іще ж не вельми був недужий, а ходив і їздив на коні, коли хотів…» позже князь ослаб и с передвигался с трудом, в церкви уже был вынужден был сидеть «…І сів він на стільці, тому що не міг стояти од немочі, і, звівши руки до неба, молився…».

Подробнейшим образом описаны последние дни Владимира Васильковича. Уже тяжело больной князь приехал в Каменец «…перебувши у Берести два дні, поїхав до Каменця. Тут же, в Каменці, і лежав він у болісті своїй…». После отбыл в г.Любомль. Понимая тяжесть своего состояния, князь не переставал проявлять заботу о людях и о земле своей «…І роздав він убогим майно своє все — золото, і срібло, і каміння дороге, і пояси золоті отця свого, і срібні, і своє, що після отця свого придбав був, — усе він роздав. І блюда великі срібні, і кубки золоті та срібні сам він перед своїми очима побив і перелив у гривні; і намиста великі золоті баби своєї [Анни] і матері своєї [Олени], — все перелив і розіслав милостиню по всій землі. І стада він роздав убогим людям — iв кого ото коней нема, і тим, у кого погинули вони в Телебужину війну…». Так как прямых наследников не осталось «…Бог бо не дав мені своїх родити за мої гріхи …» княжество он завещал своему брату Мстиславу, свою приёмную дочь Изяславу, которую «…взяв єсмь її од матері її в пелюшках і вигодував…» он так же передал на попечительство брату своему.

Составил «Заповiт» и «…Преставився ж він у Любомлі — городі у рік 6797 [1289], місяця грудня в десятий день..», во Влодимир тело князя на санях было доставлено к вечеру и поставлено в церкви. Утром же весь город провожал усопшего князя «…старі і молодії, плакали над ним…», в своём плаче по мужу княгиня Ольга упомянула «…Багато обид зазнав ти од своїх родичів, [та] не бачила я тебе, господине мій, ніколи ж, щоб ти за їх зло яким злом воздавав…», в субботу тело князя было уложено в гроб.

Далее летописец излагает следующий интереснейший факт «…і лежало в гробі тіло його незапечатане від одинадцятого дня місяця грудня до шостого дня місяця квітня, то княгиня його не могла заспокоїтися. І от, прийшовши з єпископом Євсигнієм і з усім крилосом [і] одкривши гроб, побачили вони тіло його цілим і білим, і пахощі од гробу були, і запах, подобен до ароматів многоцінних. Таке ото чудо побачили вони, а побачивши, прославили бога і опечатали гроб його місяця квітня в шостий день, у середу страсної неділі…».

В годы своего правления волынский князь Владимир-Иоанн основал еще один город в наших краях, входивших в его владения. Это Кобрин. Он завещал его своей супруге княгине Ольге (которой будет посвящена следующая глава «Фамильного следа»). Кстати, в Кобрине три года назад была установлена скульптурная композиция, посвященная этой супружеской чете. Что интересно, автором ее также является Александр Лыщик.



Памятник основателям Кобрина

Ну а в Бресте князь Владимир известен тем, что именно он в 70-е годы XIII века заложил и построил деревянный замок, укрепив его столпом наподобие Каменецкого, только прямоугольной формы. Замок и столп простояли на территории нынешней Брестской крепости, у слияния Мухавца и Западного Буга, до 1831 года, когда были снесены при строительстве укреплений.

Несмотря на кажущуюся неяркость личности, он был достойным правителем Вла-димиро-Волынского княжества и подлинным христианином на престоле. Его летописец епископ Евсигний особое внимание уделил его болезни и страстотерпческой кончине. Исходя из описания болезни князя, данного в «Летописце Владимира Васильковича», можно предположить, что князь болел остеомиелитом нижней челюсти, связанной с кариесом, или парадонтозом зубов нижней челюсти, из-за которого воспаление могло перейти на костную ткань, а затем и мягкие ткани нижней челюсти и гортани. В результате свищевого процесса разрушилась мандибула и обнажилась гортань, что привело к нарушению питания, сепсису и гибели больного. Из «Летописца Владимира Васильковича» мы узнаем, что князь встретил кончину обдуманно и мужественно. «Книжник-философ» оказался прагматиком. Он передал в надежные руки свое княжество, раздал сокровища неимущим, пострадавшим от татар, и молитвенно подготовился к смерти через исповедь и причастие. Похвала Владимиру Васильковичу построена на «Слове о Законе и благодати» в силу как готовившейся канонизации князя, так и оправдания его «цесарского» статуса. Разночтения в цитатах со «Словом о Законе и благодати» имеют смысловой характер и адекватно отражают деятельность благочестивого князя, в том числе его храмо-строительную деятельность и проведение церковных соборов, вероятно, связанных с дисциплинарными проблемами. Предпричастная молитва князя основана на предсмертной молитве Давида Ростиславича, однако разночтение с ней говорит о князе как о «Втором Иове» и являет его благодарение Богу за болезнь, связанное с особым православным пониманием человеколюбия и доверием Божественной державе.

КиберЛенинка:

Биография князя Владимира Волынского внешне похожа на судьбы сотен подобных ему деятелей древней Руси. В 20-х годах XIII столетия Берестье прочно входит во владения Даниила и Василько Романовичей. Причем Даниил, как старший, являлся верховным правителем Галицко-Волынского княжества и полным властителем Галицкого княжества. А Волынское, в состав которого входило Берестье, отдал в управление Василько. После смерти Василько в 1269 году его наследует сын Владимир.

Летописи сообщают о множестве походов Владимира Васильковича. Некоторые совершались по требованию ордынских ханов, в вассальной зависимости от которых в то время находились все княжества древней Руси. Походы направлены против ятвягов, против литовских князей, Владимир Василькович участвует и во внутриполитических «разборках» польских князей. Именно он помогает утвердиться во власти мазовецкому князю Конраду II. Не случайно последний перед кончиной Владимира, зная о его смертельной болезни, нанес ему прощальный визит в 1287 году: «По семь поеха Кондратъ къ Мстиславу о приеха въ Берестий, а по семь приеха в Любомль».

Новости БрестаСтоит отметить, что ряд походов Владимира проходит через Берестье, город служит и местом сбора его войск с союзническими. Но таких князей в истории Берестья было немало. Чем же заслужил честь быть запечатленным в памятниках Владимир Василькович? Прежде чем вспомнить об этом, приведем описание князя, помещенное в Галицко-Волынской летописи: «Сей (же) благоверный князь Володимерь възрастомъ бе высокъ, плечима великъ, лицем красенъ, волосы имеа желты кудрявы, бороду стригий, рукы же име красны и ногы; речь же бе в тлъста и устна исподняа дебела, глаголаша ясно отъ книгъ, зане бысть философ великъ, и ловец хитръ и хороборь, кротокь, смиренъ, незлобливь, не мьездоемець, не лживъ, татьбы ненавидя, питиа же не пи отъ възраста своего...» Иными словами, высокий широкоплечий красавец-блондин, хорошо образованный, честный, добродушный, не пьяница и не трус.

Строитель башен и городов
Владимир Василькович основал не один город - этим и объясняются памятники. Летопись достаточно подробно сообщает: «Князь же Володимеръ, в княженiи своемъ, многы городы зруби, по отци своемъ: зруби Берестiи и за Берестiем зруби город на пустомъ месте, нарицаемем Льстне, и нарече имя ему Каменецъ, зане бысть камена земля. Създа же в немъ столпъ каменъ, высотою 17 сажней, подобен удивленiю всемъ зрящимъ на нь...» Событие это произошло в 1276 году.

В Кобрине памятник Владимиру и его супруге Ольге Романовне возведен в честь первого упоминания города в летописях - в 1287 году, незадолго до своей смерти, князь дарит супруге город со всеми доходами от него.

А в Берестье по приказанию Владимира Васильковича возводятся первые каменные здания: «В Берестiи же създа стлъпь каменъ, высотою яко и каменецькый; постави же и церковъ Святого Петра, и еуангелiе да опракосъ оковано сребромъ, и служебные съсуды скованы сребрены, и кадилница сребрена, и крест въздвизалный туто положи...»

То есть Владимир Василькович не только построил оборонительную вежу (летописец указывает, что она была такой же, как сохранившаяся в Каменце), но и церковь. И маленький нюанс - здесь мы видим первое указание на наличие книг в городе.

Точной даты возведения каменных башни и церкви не указывается. Однозначно не позднее смерти Владимира Васильковича в 1288 году. Возможно, строительство велось одновременно с основанием Каменца в 1276 году или в промежутке между этими датами. На сегодняшний день наиболее полное исследование этого строительства опубликовано брестским краеведом Анатолием Гладыщуком в книге «Замок Берестейский. Книга 1. Русь» (этой теме посвящено 45 страниц). По мнению автора, эти каменные вежа и церковь простояли очень долго, вероятно, более 300 лет, упоминания о них можно обнаружить в летописях 1566 года. И следы этих построек существуют на территории так называемого Малого замка. По мнению А. Гладыщука, этот замок размещался совсем рядом с современным археологическим музеем «Берестье». Безусловно, необходимы археологические исследования, причем место поисков достаточно локализовано.

Петр ЛЫСЕНКО, доктор исторических наук, первооткрыватель древнего Берестья (из монографии «Берестье»):
- Монументальное строительство в Берестье началось, видимо, не ранее второй половины XIII века... По-видимому, оно носило эпизодический характер. Внешний архитектурный облик Берестья формировался в соответствии с существовавшими строительными традициями, характерными для древнерусских и западноевропейских городов лесной зоны, в которых основным строительным материалом было дерево. Берестье сильно отличалось по внешнему облику от каменных городов южной, западной и центральной Европы, использовавших в качестве основного строительного материала камень, и от крупных древнерусских городов с развитым монументальным строительством.

ХРОНИКА. XIII ВЕК
1269-1288 год

Владимиро-Волынским княжеством (в состав которого входит Берестье) правит Владимир Василькович.

1276 год

Из Берестья Владимир Василькович со свитой и строителем (архитектором) Олексой направляются для основания Каменца.

1277 год

Сбор в Берестье войск трех князей по требованию ордынского хана Ногая для похода «на Литву».

1279 год

Отправка из Берестья каравана с хлебом для ятвягов, пострадавших от неурожая.

1280 (1281) год

Нападение польского отряда в 200 человек на Берестье. Берестейский воевода Тит во главе с 70 ратниками разбивает нападавших и возвращает все награбленное. Город становится пунктом сбора войск галицких и волынских князей, отправляющихся на помощь Конраду Мазовецкому в его борьбе с братом Болеславом. Здесь же отряды, возвращающиеся из победоносного похода, ожидает Владимир Василькович.
Иван Василькович (ум. 1141, Галич) — князь Галицкий, сын Василько Ростиславича, князя Теребовльского. Л. Войтович приводит второе имя князя — Игорь.

По смерти отца (1124) брат Ивана Ростислав (по версии Л. Войтовича — младший, по версии Преснякова А. Е. — старший) унаследовал Теребовль, а Иван — Галич. В следующем году он вместе с братом и Мстиславом Киевским принимал участие в распре своих двоюродных братьев, Владимира Володаревича, князя Звенигородского, и Ростислава Володаревича, князя Перемышльского, держа сторону последнего, а в 1140 году вместе с Владимиром участвовал в столкновениях великого князя киевского Всеволода Ольговича (своего тестя) с претендентом на киевский стол Изяславом Мстиславичем.

Ростислав Василькович скончался раньше брата, но Иван остался княжить в Галиче, присоединив к своим владениям Теребовль. В 1141 году Иван также умер бездетным, и перемышльский князь Владимир Володаревич вокняжился в Галиче, объединив тем самым юго-западные русские земли и основав единое Галицкое княжество.ВЛАДИМИР (ИОАНН) ВАСИЛЬКОВИЧ (не раньше 1248 – 1288 г.) – князь Владимиро-Волынский (около 1269 – 1288 гг.), сын Владимиро-Волынского князя Василька Романовича, младшего брата великого князя Даниила Романовича. Родился от второго брака князя Василька с княгиней Дубровкой (в крещении Еленой), как полагают исследователи, дочерью Краковского и Сандомирского князя Лешка Белого. Брак Владимира Васильковича с Ольгой, дочерью Брянского князя Романа Старого, в 1263 г. скрепил союз с черниговскими князьями в целях общей для галицко-волынских Романовичей политики сдерживания Литвы. Заняв владимиро-волынский стол после смерти отца, Владимир Василькович не стремился к внешнеполитической активности, действуя чаще в русле политики своего старшего двоюродного брата – Галицкого князя Льва Даниловича, что видно, в частности, по составленной при дворе Владимира Васильковича летописи, которая вошла в Галицко-Волынскую летопись. Стараясь поддерживать дружеские отношения с западным соседом – Мазовецким князем Конрадом II (1262–1294 гг.), Владимир Василькович если и участвовал в военных действиях, то по большей части вынужденно: по приказу хана Менгу-Тимура – в русско-ордынских походах на земли Литвы в 1275 и 1277 гг., организованных князем Львом Даниловичем; в 1280 гг. – в походах на Краковское княжество, совместных с татарами и также по инициативе Льва Галицкого. Летопись Владимира Васильковича завершается пространной похвалой князю, в которой, несмотря на её во многом литературно-трафаретный характер (так, в ней исследователями выявлены обширные заимствования из похвалы равноапостольному князю Владимиру (Василию) Святославичу в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона), очерчен впечатляющий образ князя-страдальца (в последние годы жизни Владимир Василькович мучился тяжким недугом: «нача ему гнити исподняя устна»), просвёщенного правителя («бысть книжник велик и философ, акого же не бысть во всей земли и ни по нем не будеть»), покровителя церкви, храмоздателя, нищелюбца. Перечислены церкви, которые по приказу Владимира Васильковича были построены и снабжены книгами, иконами, утварью: Благовещенская в Каменце (город в северной части Владимиро-Волынского княжества, основанный Владимиром Васильковичем), церковь в Бельске, Георгиевский храм в Любомле, Петровский храм в Берестье. Из созданных Владимиром Васильковичем «монастырей многих» исследователям с определённостью известен только монастырь св. Апостолов во Владимире-Волынском.

 Владимир Василькович (ум. 1288) - князь волынский с 1272, сын Василько Романовича. Вынужденный «татарской неволею», выступал в 1280, 1283 и 1287 годы против Польши вместе с отрядами Золотой Орды, разорявшими его земли. В то же время отразил набеги литовских феодалов на Волынское княжество, совершил против них походы (в 1273, 1274, 1276, 1277 годы). По летописи, Владимир Василькович "бысть книжник велик и философ", владел большой библиотекой и сам переписывал книги.

Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. — М.: Советская энциклопедия. 1973—1982. Том 3. ВАШИНГТОН - ВЯЧКО. 1963.

Владимир (Иван) Василькович (ск. 10.12.1289), князь Волынский, внук Романа Галицкого. Упоминается в летописи с 1260 года. В 1262 году сопровождал отца (см. ст. Василько Романович) в походе на Литву. В 1264 году женился на дочери Романа Брянского Ольге. В 1271 году, после смерти отца, сел на княжение во Владимире. Он не был охотником до военных предприятий, но обстоятельства складывались в то время так, что Владимир поневоле должен был вести беспрестанные войны. Ему пришлось продолжать борьбу с ятвягами и литовцами, у которых княжил тогда Тройден, пришлось вмешаться в распри других соседей, польских князей, несмотря на заключенные последними мирные договоры; кроме того, татары, проходя через Волынь, сильно опустошали страну (особенно разорителен для волынян был поход Телебуги в 1285 году). При всех этих неблагоприятных условиях Владимир умел поддерживать по возможности мир с соседями и пользовался спокойными промежутками для устройства своего княжества: укреплял разоренные города (Берестье), строил новые (Каменец на Лосне), старался облегчить участь пострадавшего от татар населения, развить торговлю, для чего привлекал в страну иноземцев, строил храмы и наделял их предметами церковного обихода, причем некоторые книги переписывал собственноручно. Последние годы своего княжения Владимир страдал от тяжкой болезни, по-видимому рака нижней челюсти, и еще при жизни передал свои земли двоюродному брату Мстиславу Даниловичу.


оман Брянский (после 1288х), первый Брянский князь (1246-1288), кн. Черниговский (1263-1288);
При нем княжеская резиденция была перенесена из опустошенного монголо-татарским нашествием Чернигова в Брянск. В 1263 году Роман одержал блестящую победу над литовцами и отвоевал у них Чернигов; в 1274 году снова ходил против литовцев; в 1285 году напал на Смоленск и сжег его пригород, однако взять не смог; Есть известия, что Роман был убит в Орде.
В 1305 году его преемник потерпел поражение от Гедимина, захватившего Брянск.
Жена - кн. Анна =>
Олег (?-1290 или 1307+), некоторое время после смерти отца был князем Брянским и Черниговским;
Затем построил Петровский монастырь и принял там иноческий сан (в крещении Леонтий, в иночестве Василий). Преподобный, память в Православной церкви 20 сентября (3 октября);
Михаил (?);
Ольга, жена Владимира Васильковича, внука Романа Галицкого;
ВЛАДИМИР (ИОАНН) ВАСИЛЬКОВИЧ
(не ранее 1248 - 10.12.1288, Любомль), кн. владимиро-волынский (ок. 1269-1288), сын владимиро-волынского кн. Василька Романовича, младшего брата вел. кн. Даниила Романовича. Род. от 2-го брака кн. Василька с кнг. Дубровкой (в Крещении Еленой), вероятно дочерью краковского и сандомирского кн. Лешка Белого. Брак В. В. с Ольгой, дочерью брянского кн. Романа Старого, в 1263 г. скрепил союз с черниговскими князьями в целях общей для галицко-волынских Романовичей политики сдерживания Литвы. Заняв владимиро-волынский стол после смерти отца, В. В. не стремился к внешнеполитической активности, действуя чаще в русле политики своего старшего двоюродного брата галицкого кн. Льва Даниловича, что видно, в частности, по составленной при дворе В. В. летописи, к-рая вошла в Галицко-Волынскую летопись. Стараясь поддерживать дружеские отношения с зап. соседом - мазовецким кн. Конрадом II (1262-1294), В. В. если и участвовал в военных действиях, то по большей части вынужденно: по приказу хана Менгу-Тимура - в русско-ордынских походах на земли Литвы в 1275 и 1277 гг., организованных кн. Львом Даниловичем; в 80-х гг.- в походах на Краковское княжество, совместных с татарами и также по инициативе Льва Галицкого.

Летопись В. В. завершается пространной похвалой князю, в к-рой, несмотря на ее во многом литературно-трафаретный характер (так, в ней выявляются обширные заимствования из похвалы равноап. кн. Владимиру (Василию) Святославичу в Слове о законе и благодати митр. Илариона), очерчен впечатляющий образ князя-страдальца (в последние годы жизни В. В. был мучим тяжким недугом: «нача ему гнити исподняя устна»), просвещенного правителя («бысть книжник велик и философ, акого же не бысть во всей земли и ни по нем не будеть»), покровителя Церкви, храмоздателя, нищелюбца. Перечислены церкви, к-рые по приказу В. В. были построены и снабжены книгами, иконами, утварью: Благовещенская в Каменце (город в сев. части Владимиро-Волынского княжества, основанный В. В.), церковь в Бельске, Георгиевский храм в Любомле, Петровский храм в Берестье. Из созданных В. В. «монастырей многих» с определенностью известен только мон-рь св. Апостолов во Владимире-Волынском. Здесь на средства князя была расписана ц. вмч. Димитрия. Перечень церковных вкладов В. В. («окованных» золотом, серебром и жемчугом богослужебных книг - Евангелий, Апостолов, Прологов, Миней, Триодей, Октоихов, Ирмологиев, икон в драгоценных окладах, богослужебных сосудов, облачений и всевозможного шитья) занимает в летописи неск. листов. Многочисленные богатые вклады делались князем и в храмы за пределами собственного княжества: в кафедральные соборы Перемышльской, Луцкой, Черниговской епархий. При этом ряд книг был переписан В. В. собственноручно: в «манастырь в свои Апостолы» В. В. «сам списа» Евангелие-апракос и Апостол, еще одно Евангелие-апракос он переписал для перемышльского собора и т. п. Эти сведения посмертного летописного панегирика подтверждаются и др. свидетельствами.

В правление В. В. и при его непосредственном участии был создан и получил распространение в западнорус. областях Волынский извод Кормчей книги рус. редакции, к-рый отличается от севернорус. изводов не только исключением нек-рых специфических текстов (напр., Кирика Вопрошания), но и добавлением других - анонимных правил монастырского общежития, что, вероятно, связано с интересом к этой теме В. В. как устроителя мон-рей. В списках Волынского извода сохранилась запись, сообщающая о списании «сего Номоканона боголюбивым князем Владимиром, сыном Васильковым» в 1286/87 мартовском году. Активная деятельность В. В. по укреплению церкви развивалась в том же направлении, что и деятельность в 60-х - нач. 80-х гг. XIII в. Киевского митр. Кирилла II и имела большое значение для восстановления церковной жизни на юго-западе Руси после монг. нашествия, в сложных условиях складывания новой политической системы сюзеренитета Золотой Орды над рус. землями. Атмосфера покровительства церковной книжности царила, по-видимому, и в окружении В. В.: сохранился список слав. перевода «Паренесиса» прп. Ефрема Сирина, сделанный по заказу тиуна В. В. Петра (РНБ. Погод. № 71а. 1°; СКСРК, XIV. Вып. 1. № д51).

Перед смертью бездетный В. В. распорядился о передаче своего княжения не Льву Даниловичу, а младшему брату последнего - луцкому кн. Мстиславу, что выдает натянутость отношений между В. В. и галицким князем, политика к-рого, характеризовавшаяся почти лихорадочной военной и внешней активностью, была, судя по всему, чужда направленной прежде всего на внутреннее устроение политике В. В.

Сведений о церковном почитании В. В. нет. Однако ряд фактов можно истолковать как попытку начать канонизацию князя сразу же после его кончины: с дек. по апр. рака с его телом стояла «незамазанна», затем в присутствии вдовы В. В., Владимиро-Волынского еп. Евстигнея и «всего клироса» была открыта, «и видиша тело его цело и бело, и благоухание от гроба бысть и воня, подобна арамат многоценных».

РУКОПИСАНИЕ КНЯЗЯ ВЛАДИМИРА ВАСИЛЬКОВИЧА. (ч. VII)



« Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, молитвами святой Богородицы и приснодевы Марии и святых ангелов.

Вот я, князь Владимир, сын Васильков, внук Романов, даю землю свою и города
после моей смерти брату своему Мстиславу, и стольный город свой Владимир.

Другую же грамоту написал я брату своему такую же , хочу ещё и княгине своей написать такую грамоту.

Примечание моё: Будь г. Владимир  городом Владимиром-Волынским –на – Днестре , князь Владимир Василькович не мог бы его назвать в своей грамоте: «стольный город свой Владимир», т.к. этот город-на-Днестре,  никогда не был стольным городом. Но мы твёрдо знаем , что город Владимир (Херсонес-Таврический ) был стольным городом Древней Руси  сразу же, после того ,  как город Киев-в-Инкермане утратил своё первенство среди городов русских ; и , как стольный Киев-град. Стольным городом Древней Руси стал г. Владимир (Херсонес-Таврический) – морской город на Чёрном море, в Крыму.

Во имя Отца, и Сына , и святого Духа , молитвами святой Богородицы и приснодевы Марии, святых ангелов.

Вот я. князь Владимир, сын Васильков , внук Романов, пишу грамоту.

Дал я своей княгине после своей смерти город Кобрин, с людьми и данью.

Как при мне платили дань, пусть так же после меня платят моей княгине.

А что я ей дал село свое Городел с податью – то пусть люди как на мня работали , так и на мою княгиню после моей смерти.

А если будет князь город строить, то они пусть останутся к городу и платят поборы и татарскую дань князю.

А ещё дал ей, моей княгине Садовое, и Сомино, и монастырь свой Апостолов, который  я сам создал, село Березовичи купил у Юрьевича, у Федорка Давыдовича , и дал за него пятьдесят гривен кун, и пять локтей скарлата, и латы пластинчатые- и дал то село монастырю Апостолов.

Примечании моё: В Бахчисарайском районе Крыма есть село Садовое и Верхнесадовое, а в г. Балаклаве есть церковь «Двенадцати Апостолов». Мы ничего не утверждаем ,но определённые ассоциации возникают.  Могли же в веках сохраниться и выжить  до наших дней , названия тех древних сёл и монастыря!?

А княгиня моя после смерти моей , если захочет пойти в монахини ,то пойдёт, а если не захочет – пусть как ей нравится.

Мне не смотреть, встав из гроба, кто что будет делать после моей смерти.

После этого Владимир послал к брату , так говоря:

«Брат мой Мстислав, целуй мне крест, что ты не отнимешь у моей княгини ничего из того , что я ей дал, после моей смерти, и у этого ребёнка Изяславы, и что не отдашь её насильно замуж ни за кого, а только туда, куда будет моей княгине угодно».

Мстислав же сказал :

«Господин , - скажи, - брат , не дай бог того, чтобы мне отнять что-то после твоей смерти у твоей  княгини и у этого ребёнка, но дай мне бог , чтобы невестка моя была мне как достойная мать и чтобы я почитал её.

А про это дитя , раз ты так говоришь, то если бог её к этому приведёт. То дай бог мне выдать её  замуж как свою родную дочь».

И на том целовал крест.

Всё это происходило на Фёдоровой неделе.

Заключив договор с братом, Мстислав поехал во Владимир.

Приехав во Владимир , пошёл в епископию, в церковь святой Богородицы, созвал владимирских бояр своего брата и местных жителей, русских и иноземцев, и велел перед всеми читать братову грамоту о том , что он отдаёт землю и все города , и стольный город Владимир, и   слышали все от мала до велика.

Епископ владимирский Евсигний благословил крестом воздвизальным Мстислава на княжение владимирское.

оН хотел уже княжить во Владимире, но брат ему не позволил , так говоря:

«Ты бы мог до моей смерти подождать княжить».

Мстислав же , пробыв несколько дней во Владимире. Поехал в свои города: в Луцк и Дубен и другие, о которых я не писал.
Примечание моё: Древний город Луцк находился где-то южнее Херсонеса-Таврического,, ближе к мысу Фиолент и г. Балаклаве…; может быть , на Караньских высотах.

Князь Владимир же переехал из Рая в Любомль … (примечание : из Бахчиса-рая в Любимовку , или в Любеч – ныне село Хмельницкое в регионе г. Севастополя, что близко к г. Киеву-в-Инкермане)…  и тут лежал всю зиму в своей болезни, рассылая слуг на охоту .

Сам он был когда-то охотником добрым и храбрым: при охоте на вепря и медведя
Он не ждал , чтобы слуги  пришли ему на помощь, а сам быстро убивал всякого зверя.

Тем и был он известен по всей земле , потому что зам его добро и правду бог дал ему удачу не в одной только охоте , но и о всём.

Но мы к прежнему вернёмся…

В год 6796 (1278 г.).

Прислал Юрий Львович (племянник!) своего посла к дяде своему князю Владимиру (Васильковичу), говоря ему:

«Господин дядя мой, ведает бог и ты , как я служил тебе со всей правдой моею и считал тебя отцом себе.

Ты бы пожалел меня  за мою службу!

А сейчас , господин , мой отец  объявил мне , что отнимает у меня города, которые мне дал: Белз, Червен и Холм.

Бью челом богу и тебе , дяде моему,  - дай мне , господин Берестье , это  бы восполнило мои владения.

Примечание моё:  «Берестье» - это летняя резиденция великих киевских князей; находится на горе с современным названием  «Загайтанская гора», которая является началом той самой гряды, о которой мы только что говорили.

Владимир же сказал послу:

«Племянник , - скажи, - не дам. Ведаешь сам, что я не двуличен и никогда не лгал, и знает бог и вся вселенная , что я не могу нарушить договор, который заключил  с братом своим Мстиславом.

Я дал ему всю землю свою и города  и написал грамоты».

С таким словами он отправил посла племянника своего.

После этого послал Владимир слугу своего , доброго и верного , по иени Ратьша , к брату своему Мстиславу, так говоря:

«Скажи брату моему: прислал ко мне, племянник мой Юрий просил у меня Берестье, и я не дал ему ни города, ни села, и ты не давай ничего».

И , взяв соломы из постели своей в руку, сказал:

«Если бы я тебе , -скажи, - брат мой , дал этот клок соломы, и того не давай после смерти моей никому».

Ратьша нашёл Мстислава в Стожке и сказал ему слова брата его.

Мстислав отдал поклон на слова брата своего и сказал:

«Ведь ты мне брат, ты мне отец, как король Даниил, потому что ты принял меня под своё покровительство.

Что ты мне велишь, господин , я с радостью тебя послушаюсь».

Ратьшу он, одарив, отпустил, и тот , приехав, рассказал всё по порядку Владимиру.

Прислал потом Лев к Владимиру своего епископа перемышльского по имени Мемнон.

Слуги его сказали Владимиру:

«Господин, приехал владыка».

Он же сказал:

«Какой владыка?»

Они же сказали:

«Перемышльский. Он приехал от твоего брата Льва».

Владимир же  знал  всё прежде случившееся и понимал, зачем приехал епископ, и он послал за ним.

Тот вошёл к нему и поклонился до земли, говоря:

«Брат тебе кланяется».

Князь велел ему сесть, и тот стал исполнять посольство своё:

«Брат твой, господин, говорит: твой дядя король Даниил, мой отец, лежит в Холме в храме святой Богородицы, и сыновья его, твои и сои братья, Роман и Шварн; всех их кости там лежат.

А сейчас, брат, мы узнали про твою тяжкую болезнь.

А чтобы не погасла свеча, брат мой, над гробом твоего дяди и братьев твоих – дать бы тебе город твой Берестье, - то была бы  и твоя свеча».

Владимир понимал притчи и иносказания, и он говорил с епископом  по-книжному, потому что он был многоразумный  книжник и философ, какого не было на всей земле и после него не будет.

И сказал епископу:

«Скажи князю Льву: «Брат! Ты что , думаешь . что я безумеци не пойму твоей хирости?

Неужели тебе мало, - скажи, - своей земли, что ты хочешь Берестье?

А сам держишь три княжества:

Галичское,

Перемышльское;  и

Белзское!

И всё ты не сыт!

А ещё, - скажи, - мой отец и твой дядя лежит в епископии Владимирской , в храме святой Богородицы,

А много ли ты над ним свечей поставил?

Дал ли ты какой-то город, чтобы  была свеча ?

Добро бы, - скажи, - ты для живых просил, так ты уже для мёртвых просишь!

Не дам тебе, - говорю, - не только горда, но и села не возьмёшь у меня.

Я понимаю твою хитрость.

Не дам».

И Владимир , одарив владыку, отпустил его, будто бы никто у него и не был.

Великий князь Владимир Василькович лежал в болезни четыре года, и о его болезни так расскажем.

Стала у него гнить нижняя губа; в первый год немного , а на другой и на третий стала сильно гнить, хотя он ещё не был сильно болен, а ходил и ездил на коне.

И раздал он своё имущество нищим: всё золото  и серебро и драгоценные камни, и золотые и серебряные пояса своего отца , и всё своё, что он при обрёл после своего отца, всё роздал.

Большие серебряные блюда, и кубки золотые и серебряные он сам перед своими глазами разбил и перелил на гривны.

Большие золотые мониста своей бабки и своей матери он все перелил на монеты и разослал милостыню по всей земле, и стада раздал бедным людям, у кого нет коней, и тем, у кого погибли кони в войне с Телебугой.

К тому же кто расскажет  о твоих многих и щедрых милостынях и удивительной щедрости , которую проявил ты у убогим, к сиротам, к больным, к вдовам, к голодающим?

Он всем оказал милость, нуждающимся в милости.

Ведь услышал он глас господень к Навуходоносору-царю:

«Совет мой да будет тебе угоден, и пусть неправда твоя исправится щедротами к нищим».

Слышав этот глас, ты, достойный почитания , делом выполнил слышанное:  просящим давал, нагих одевал, жаждущих и алчущих насыщал, болеющим всякое утешение посылал, должников выкупал.

Твои щедроты и милостыня и ныне людьми вспоминается и особенно перед богом и ангелами его.

Ради этой угодной богу милостыни ты имеешь многое дерзновение перед богом , как истинный раб Христов.

Помогает мне словами сказавший:

«Милость хвалится на суде, милостыня мужа как печать с ним».

Вернее же этого слова самого господа:

«Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут».

И ещё другое верное и ясное свидетельство о тебе из Священного писания сказанное
Иаковом-апостолом:

«Отвративший грешников от ложного пути , спасает его, и свою душу, и покрывает множество грехов».

А ты многие церкви Христовы поставил, и служителей Христовых ввёл, ты, подобный Великому Константину, равный ему умом и любовью к Христу, столь же почитаемый, как и служители Христа: Константин вместе со святыми отцами Никейского собора закон для людей установил, а ты встречаясь часто с епископами игуменами , со многим смирением, много беседовал с ними по книгам о бытии этого тленного мира.

Но мы на прежнее возвратимся.

Когда проходил четвёртый год и настала зима,он стал болеть ещё сильнее.

И отпало у него мясо от подбородка, и все нижние зубы выгнили , и нижняя челюсть перегнила.

Он был вторым Иовом.

И вошёл он в церковь святого великомученика Христова Георгия , желая принять причастие у самого своего духовного отца.

Он вошёл в малый алтарь, где священник снимает свои ризы.

Тут он всегда имел обыкновение становиться.

Он сел на стул, потому что не мог стоять из-за болезни.

И, воздев руки к небу, молился со слезами….

Вернувшись из церкви , слёг он и потом больше уже не выходил.

И ещё больше стал  терять силы.

И отпало у него всё мясо с подбородка, и челюсть перегнила . и было видно гортань.

И не ел он после этого семь недель , кроме одной воды, и то понемногу.

А в четверг ночью он совсем обессилел, и к пению петухов почувствовал в себе , что дух его изнемогает к исходу души, и посмотрев на небо, он воздал хвалу богу. …

Кончив молитву и воздев руки к небу, он предал душу свою в руки божии и присоединился к своим отцам и дедам, отдав общий долг, которого не избежать никому из рождённых.

На рассвете в пятницу так скончался  благоверный , христолюбивый великий князь Владимир , сын Василька , внук Романа, прокняжив после отца своего двадцать лет.

Смерть его произошла в городе Любомле (Любимовке!? Любеч!?),в год 6797 (1279 г.),  месяца декабря в десятый день  … (23 декабря по новому стилю)…, на память святого Мины.

Княгиня его и служители придворные омыли его и обвили оксамитом с кружевами, как подобает царям, и положили его на сани , и повезли во Владимир.

Горожане от мала до велика, мужчины, женщины и дети , с плачем великим проводили своего господина. 

Привезли его во Владимир, в епископию, в храм святой Богородицы, и так поставили его в санях в еркви , потому что было поздно.

(Должно быть , везли его из более дальнего Любомля –Любимовки , нежели из Любеча: так как , Любеч на 2\3 ближе Любомля-Любимовки).

В тот же вечер по всему городу узнали про смерть князя.

На другой день , после того , как пропели заутренню, пришла княгиня его , и сестра его Ольга, и княгиня Елена, обе монахини, с плачем великим пришли они, и весь город сошёлся , бояре, старые и молодые , все плакали над ним.

А епископ владимирский Евсигний и все игумены , и игумен печерский Агапит, и все священники всего города совершили над ним обряд отпевания, и проводили его с благопохвальными песнопениями и с кадилами благоухающими, и положили его тело в отцовской гробнице, и плакали по нём владимирцы, вспоминая его добросердие к себе.

Больше всех  плакали по нём слуги , слезами заливаясь, сослужили ему последнюю службу , обрядив его и положив его в гроб месяца декабря в одиннадцатый день  (24.12. 1279 г.), на память  святого Даниила Столпника, в субботу.

Княгиня его непрестанно плакала , стоя у гроба. Изливая слёзы, как оду, и так она причитала. Говоря:

«О царь мой благой, кроткий, смиренный, правдивый!

Справедливо было дано тебе при крещении имя Иоанн – ты был добродетелью подобен ему.

Много досаждений принял ты от твоих родственников.

Но я не видела, чтобы ты, господин мой, им противился - не воздавал ты за зло никаким злом, но всё предоставлял богу».

Провожая его , более всего плакали о нём знатные люди владимирские, говоря:

«Добрый наш господин, нам бы умереть с тобой, давшим нам такую же свободу, как и дед твой Роман. Который освободил нас от всех обид; ты же, господин, ему подражал и последовал  пути деда своего.

А сейчас , господин, мы не можем тебя видеть, уже солнце зашло для нас, и мы остались в горе».

И так плакали над ним всё множество владимирцев: мужчины , и женщины, и дети, иноземцы, сурожцы, новгородцы, иудеи. которые плакали, как во время взятия Иерусалима, когда их вели в Вавилонский плен, нищие , и убогие, и монахи.

Он был милостив ко всем неимущим ….
Летописец Владимира Васильковича (от 1272 до 1289 г.) начинается словами: «Нача княжити во него место сынъ его Володимерь». Автор его — епископ Евсигний. Характер повествования здесь иной, и это определяется личностью князя Владимира и общим положением его княжества. Волынская земля была отделена и от татар, и от венгров Галицким княжеством. Владимир Василькович мог себе позволить, ссылаясь на болезнь, не общаться с татарами (и осуждать Льва за его контакты) и не интересоваться военными делами. Основные военные сообщения его свода — это выдержки из Литовской летописи, рассказ о походе Телебуги и походе русских князей «неволею татарскою» против Польши. С 1289 г. в центре внимания летописца — болезнь и смерть князя Владимира Васильковича. С дневниковой точностью автор, очевидец каждого дня его жизни, описывает все, что происходило,— кто к нему приходил, о чем говорили, о чем думал князь, чем он был озабочен, как он страдал.

Окончив рассказ о последних днях князя Владимира, летописец, следуя литературному этикету, написал книжную, искусственную похвалу князю Владимиру. В ней уже очень мало от живого человека — заимствованные из традиционной письменности похвалы (за милосердие, нищелюбие, кротость и т. д.), подробное описание всего, что он сделал для церквей своего княжества (похожее на инвентарную опись) и пространная цитата из «Слова о Законе и Благодати», приноровленная к своему герою. В. Т. Пашуто считает, что у епископа Евсигния явилась мысль о канонизации князя Владимира — с этого момента он переменил стиль своей работы, начал писать языком традиционной письменности, привычным для восприятия в сфере церкви, и закончил все сообщением о нетленности тела Владимира Васильковича (этикетный житийный мотив).

С 1289 по 1291 г.— небольшой кусок летописи, который может быть назван Летописцем князя Мстислава Даниловича. Здесь характер летописи опять меняется. В центре внимания автора — военные события, крамола бояр, интриги Льва и Юрия. В конце несколько погодных записей. По-видимому, конец этого свода не сохранился.

Источник: Для совершения богослужения и священнодействий у нас существовал тогда уже полный круг богослужебных книг. Летописец волынский, перечисляя разные пожертвования на храмы Божии галицкого князя Владимира Васильковича, жившего еще в XIII в. († 1288), между прочим, говорит, что он пожертвовал в любомльскую Георгиевскую церковь: два Евангелия апракос, Апостол апракос, Прологи за все двенадцать месяцев, Минеи также за двенадцать месяцев, Триоди, Октоих, Ирмологий, Служебник, Молитвенник и еще особо молитвы вечерние и утренние{377}. Здесь, конечно, перечислены не все богослужебные книги, а только главнейшие или нужнейшие, но в числе их стоят и такие, приобретение которых, по самой их обширности, было наиболее трудным.
Владимир Василькович (ум. 1288 г.) — князь Волынский (с 1272 г.). Летопись характеризует его как книголюба и широко образованного человека: он «глаголаше ясно от книг, зане бысть философ велик» (Летопись Ипатьевская под 1288 г.). По его инициативе, а частично и им самим были переписаны Житие Димитрия Солунского, несколько списков Евангелия и Апостола, пролог и минеи на весь год, триоди, октоихи, ирмолои, служебники, а также «Паренесис» Ефрема Сирина (ГПБ, собр. Погодина, № 71а). Книги в роскошных окладах он дарил храмам и монастырям во Владимире Волынском, Чернигове, Перемышле, Каменце (на Лосне), Бельске, Луцке, Берестии.

А. С. Орлов предположил, что один из сборников, принадлежащих Васильку Романовичу и подаренных В. В. в церковь Благовещения в Каменце и в монастырь Апостолов во Владимире Волынском, мог быть списком знаменитого Изборника 1073 г. При Владимире Васильковиче продолжала вестись Галицко-Волынская летопись (дошедшая до нас в составе Ипатьевского свода); в статье 1288 г. дается подробная характеристика В. В. и описана его болезнь и смерть.

;;;;;; ¬;;; ;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;;; § ;;;;;;;;;;a ; ;;;;;;;;;;;;;; §
;;;;;;;a ; ;;;;;;;; ;;;; ;;;;;;;a ; ;;;;;;;;;.5 Владимир Василькович.
Владимир Василькович, князь волынский, был существом совершенно
особенным не только в своей ближайшей родне, но, вероятно, и во всем многочисленном семействе Рюриковичей. Это был один из немногих интеллигентов
на княжеском столе, любящий книги и ценивший книжную мудрость. Виной
тому, что библиотеку он предпочитал походам и завоеваниям, была, несомненно, его длившаяся годами изнурительная болезнь, в которой есть основания видеть проказу6
. Видя безнадежное состояние Владимира Васильковича, еще при
его жизни нашлись наследники, частью избранные им самим, частью напрашивавшиеся без приглашения. Таким оказался его двоюродный брат Лев Данилович. Он просил у Владимира город Берестье под следующим предлогом:
;;;;; ;;;; ;;;;;; ;;;;;;. ; ;;; wz;; ;;;;;; ; ;;;;; ; ;;z;; ;;z;. ; ;;;;;; ;;;.
;;;U; ;;;. ; ;;;; ;;;;;; ; ;;;;;;. ; ;;;;; ;;;;; ;;;; ;;;;;;. ; ;;;; ;;;;; ;;;.
;; ;;;;;;;; ;;;;; ;;;; ;;;;;;; ;;;;; ;;;;;; ; ;;;;;; ;;;;; ;;; ;;;;. ;;;;;; ;;;;
;;;;;;;; ;; ;; ;;;; ;;;;; ;;;;7
.
Но Владимир, как уже прежде отметил летописец, был особого ума: ;; ;;;;;;; ;;;;; ;; ; ;;;;;;. Он без труда разгадал уловку Льва:
;;;;;;;;;; ;; ;; ;;;;;;; ;;;;;;; ; ;;;;; ;;;;;. ; ;;;;;;;;; ;; ;;T;;;. ;;;;; §
;;;;;. ;;;; ;;T ;;;;;;;; ;;;;;; ; ;;;;;;;;. ;;;;;;; ;; ;;T ;; ;;;; ;;;;; ;; ;; ;;;;
;; ;;;;;;8
.
Владимир ответил остроумно: мол, его отец, а Льву — дядя, Василько лежит во Владимире, а много ли свечей Лев поставил, дал ли какой-нибудь город?
Владимир не сказал никакой приличествующей случаю притчи (хотя его ответ
в некотором смысле и есть таковой), но смог разгадать замаскированную под
благочестивое предложение корыстную уловку благодаря тому, что и вообще
понимал сокровенный, тайный смысл слов (;; ;;;;;;; ;;;;;;; ; ;;;;; ;;;;;).
Это точное воспроизведение одного из примеров, иллюстрирующих в приве-
ЗАМІТКИ 203
денном выше фрагменте из Амартола значение притчи как «сокровенного размышления»: ; ;;;;;;;; ;z;; ;;;;; ;;;;;;; ;;;;;; ; ;;;;;; ;;;;;.
9 Вместе с тем,
это и есть «притча», то есть отсылка к Притчам Соломоновым 1, 6: ўразумёетъ
же при1тчу и3 тeмное сл0во, рэчє1ніz же премyдрыхъ и3 гад†ніz.
10
волынский князь Владимир Василькович, знаменитый «книжник» и «философ», со смертью которого прекращается Галицко-Волынское летописание, также, несомненно, имел прямое отношение к почитанию св. Даниила Столпника и столпничеству вообще.

В летописном некрологе по случаю смерти князя впервые в древнерусском летописании упоминается имя прп. Даниила Столпника. Владимир скончался в день, когда отмечается память этого святого:

...опрятавше тело его, вложиша и во гробъ месяца декабря во 11 день на память святого Данила Столпъника в соуботоу.3

В древнерусских месяцесловах XI—XIV вв. под 11 декабря отмечается память нескольких христианских святых.4 Выбор среди них княжеским летописцем именно Даниила Столпника в связи с упоминанием о смерти Владимира Васильевича может свидетельствовать, что этот святой был каким-то особым образом связан с усопшим князем.

С Владимиром Васильковичем связано строительство двух самых больших из известных ныне на волынских и галицких землях каменных башен-столпов, вызывавших удивление даже у княжеского летописца. В посмертном панегирике Владимиру, помещенном в Галицко-Волынской летописи под 1289 г., воздается хвала князю в том числе за постройку им нового города Каменца, в котором был возведен невиданных размеров каменный столп:

Созда же (Владимир Василькович. — А.М.) въ нем (городе Каменце. — А.М.) столпъ камень высотою 17 саженеи, подобенъ удивлению всем зрящим на нь.5

Этот необыкновенный столп почти полностью сохранился до наших дней и был неоднократно исследован учеными. Башня располагается на высоком берегу р. Лесны (приток Западного Буга) посреди искусственной насыпи. Диаметр круглого в плане сооружения достигает 13,5 м, а высота сохранившихся доныне стен — ок. 30 м при их толщине ок. 2 м. Внутри при помощи деревянных перекрытий башня была разделена на пять ярусов. На уровне четвертого яруса в наружной стене сохранились следы дверного проема и наружной площадки, на которой, вероятно, был устроен балкон.6

Ил. 126. Башня-столп Владимира Васильковича. Вторая половина XIII в. Современный вид (г. Каменец, Брестская область, Беларусь)

Ил. 126. Башня-столп Владимира Васильковича. Вторая половина XIII в. Современный вид (г. Каменец, Брестская область, Беларусь)

В той же летописной похвале по случаю кончины Владимира Васильковича говорится о еще одном возведенном им каменном столпе, равном по высоте столпу в Каменце. Второй столп Владимира Васильковича был возведен неподалеку от первого — в городе Берестье:

...в Берестии же създа стлъпъ каменъ, выс

Источник:


Роман Михайлович Брянский был незаурядным правителем, о котором крупный русский историк Д.И.Иловайский писал: «Доблестный брянский князь Роман Михайлович был последним достойным представителем энергичного племени черниговских Ольговичей». ; 
Роман Михайлович стал княжить в Брянске с 1246 года. Первоначальное название города – именно Брянск, а не Дебрянск.
Мы нашли  источник, свидетельствующий о том, что имя нашего города не связано со словом «дебри». Это статья Николая Егоровича Ющенко «О псевдотопониме "Дебрянск”», напечатанная в  сборнике «Деснинские древности» 2004 года.
 «И, хотя в ряде летописей город фигурирует и под именами «Дебрянск», «Добрянск» или «Дьбрянск», - пишет Н.Е.Ющенко,- нет сомнения в том, что таковые слова возникли лишь как грамматические ошибки и описки последующих переписчиков летописных свитков». ;
Н.Е.Ющенко приводит убедительные примеры, ссылаясь на Полное Собрание Русских Летописей, т. 1 и 2, что в Лаврентьевской летописи упоминается имя Романа Михайловича  «князя «Брянскыи»,  в Ипатьевской
летописи наш город называется то Добрянском, то Бряньском. Историк приходит к выводу, что разночтение связано с предложной формой. Там, где использован предлог ИЗ,  читаем: «Бряньск» или «Брянеск». В иных местах летописей, в том числе в Московском летописном своде конца ХV века, предлог ДО записан как приставка в слове «Добрянеск».
Во многих летописях между 1263 и 1285 годами Роман Михайлович, или Роман Старый, упоминается как князь Брянский.
Роман Михайлович содействовал укреплению  роли Брянска как одного из православных центров Руси. Известно, что при Романе Брянском в городе был основан храм Михаила Архангела и храм Вознесения Господня,  построен

;  Соловьев.Ю. Роман Брянский в истории и народной поэзии. / http://tema32.ru/articles/2010/35/1186/ 
;  Ющенко Н. Е. О псевдотопониме "Дебряньск". Деснинские древности, вып. 111, Брянск, 2004

Брянский кафедральный собор на месте современной Спасо-Гробовской церкви в северо-западной части города. Ее существование тесно переплетается с историей Петропавловского монастыря, основание которого брянский ученый-краевед конца XIX века П.Н. Тихонов относит приблизительно к 1274-1275 годам. При  княжении  Романа Брянского был основан Свенский монастырь.
По сравнению с Галицкой, Волынская летопись отличается значительно меньшей красочностью стиля; в ней мы не найдем того образно-поэтического языка, какой так характерен для галицкого летописца. В гораздо большей степени дает себя знать церковный налет, сказывающийся, между прочим, в том, что бедствия татарского нашествия объясняются наказанием божьим за грехи, а также в риторике обширной похвалы Владимиру Васильковичу.

Как бы исключением являются здесь поэтические формулы воинского боя в манере Иосифа Флавия; так, например, в описании битвы Кондрата и Болеслава Самовитовичей (под 1281 г.), в которой Кондрат пользовался поддержкой русских князей: «Пришедшим же полком к городу, и сташа около города, аки борове велицеи, и начашася пристраивати на взятье города; князь же Кондрат нача ездя молвити: «братья моя милая Руси! потягнете за едино сердце». И тако полезоша под заборола, а друзии полци стояху недвижимими, стерегучи внезапнаго наезда от ляхов. Прилезшим же им под забороле, ляхове пущахуть на ня каменья, аки град силный, но стрелы ратьных не дадяхуть им ни выникнути из заборол, и начаша побадыватися копьи, и многи язвени быша на городе, ово от копий, ово от стрел, и начаша мертви падати из заборол, акы сноповье».

Начало Волынской летописи занято изложением литовско-украинских отношений после убийства Миндовга. В дальнейшем главное внимание уделяется летописцем Владимиру Васильковичу, который «правдолюбием светяся ко всей своей братьи и к бояром и ко простым людем». Как и в Галицкой летописи, в летописи Волынской изложение прагматическое, без точного соблюдения хронологии.

Большая осведомленность летописца об обстоятельствах жизни и деятельности Владимира Васильковича, доброжелательная и даже апологетическая характеристика князя заставляют думать, что все написанное здесь о нем принадлежит лицу, близкому к княжескому двору и питавшему к Владимиру большую приязнь.

Говоря о Владимире Васильковиче, летописец подчеркивает его храбрость на охоте, которой он увлекался даже во время болезни, его душевную мягкость, доброту, благочестие, ум и справедливость. «Бяшеть бо и сам ловець добр, хоробор, — говорится о нем, — николи же ко вепреви и ни к медведеве не ждаше слуг своих, а быша ему помогли, скоро сам убиваше всяки зверь; темже и прослыл бяшеть во всей земле, понеже дал бяшеть ему бог вазнь [удачу] не токмо и на одних ловех, но и во всемь, за его добро и правду». Перед смертью, по рассказу летописца, Владимир Василькович свое имущество раздает бедным, а серебряные и золотые вещи, разломав, велит перелить в гривны и раздать тем же убогим. Свою болезнь и приближение смерти он переносит со смирением и

- 31 -

благодарит бога за худое и за хорошее, что он имел в жизни. Смерть его оплакивают не только княгиня, приближенные и все люди, живущие в его княжестве, но и новгородцы, немцы и генуэзские купцы. Евреи плачут по нем, как плакали их предки при взятии Иерусалима и при вавилонском пленении.

С природным добросердечием он соединяет мудрость, которая не позволяет ему стать слепым орудием в руках корыстных людей, рассчитывающих нажиться на его доброте и великодушии. Это хорошо видно из ответа, который дает Владимир епископу — послу своего брата Льва, просящего у Владимира город Берестье. Епископ передает: «Брат твой, господин, говорит: король Даниил, твой дядя, а мой отец, лежит в Холме у святой богородицы, а также и сыновья его, братья мои и твои, Роман и Шварн — всех кости там лежат: а ныне, брат, мы слышим про твой великий недуг, и ты, брат, не погасил бы свечи над гробом дяди твоего и братьев твоих, и дал бы город свой Берестье, и то была бы твоя свеча». Владимир понял эту притчу и темные слова и, поговорив много с епископом «от книг», потому что был он великий книжник и философ, какого не было на всей земле и не будет после него, ответил: «Брат князь Лев, скажи ему: или ты меня считаешь безумным, думая, что я не понимаю этой хитрости? Разве мало тебе, скажи, своей земли, что ты хочешь Берестье, сам владея тремя княжествами — Галицким, Перемышльским и Бельзским? И всего этого тебе не достаточно? И опять же скажи: мой отец, а твой дядя, лежит в епископии у святой богородицы во Владимире, а много ли свечей ты над ним поставил? Дал ли ты какой-нибудь город, чтобы то была свеча? Просил ты, скажи, для живых, а теперь для мертвых просишь. Не дам не то что города, но и села не возьмешь у меня. Понимаю твою хитрость, не дам».

Энергичный и гуманный князь привлекает к себе, в изображении летописца, тем большую симпатию, чем тяжелее была его болезнь (видимо рак нижней челюсти), которую летописец описывает реалистично.

Повесть о Владимире Васильковиче заканчивается обширной похвалой ему, в которой использована почти буквально похвала Владимиру Святославичу из «Слова о законе и благодати» Илариона. Похвала начинается с описания внешности Владимира, не лишенного индивидуальных черт, хотя вначале буквально повторяющего описание внешности князя Романа Ростиславича (Киевская летопись под 1180 г.): «Сий же благоверный князь Володимерь возрастомь бе высок, плечима велик, лицем красен, волосы имея желты, кудрявы, бороду стригый, руки же имея красны и ногы; речь же бяшеть в немь толста [низкая] и устна исподняя дебела [нижняя губа толстая]».

Внимательное чтение волынским летописцем Киевской летописи обнаруживается и в том, что и плачи по Владимиру Васильковичу во многом совпадают с плачами по Роману и Мстиславу Ростиславичам.

Автора или авторов Волынской летописи военные события и чисто светские мотивы интересуют гораздо меньше, чем автора летописи Галицкой. Недаром в центре повествования Волынской летописи стоит Владимир Василькович, изображенный в ней не столько как воин и правитель, сколько как благочестивый и попечительный о своей земле и о своих людях, гуманный и добрый устроитель своего княжества, рачитель о храмах и иконах, любитель и почитатель книжного дела.


 с зимы 1286-1287 гг. имя Тула-Буки начинает часто появляться на страницах русских летописей. По галицко-волынской летописи поход на Венгрию проходил следующим образом. Войска Ногая и Теле-Буки соединились с полками Льва Даниловича Галицкого, Владимира Васильковича Владимиро-Волынского и Мстислава Даниловича Луцкого. При этом Владимир Василькович Владимиро-Волынский в поход не пошел из-за тяжелой раны в ноге. Его рать возглавил племянник Юрий Львович. Однако русские войска были отпущены из пограничных венгерских земель из-за вторжения в Галицко-Волынскую Русь Болеслава Польского. Галицко-Волынская летопись отмечает, что Орда пришла “в силе тяжце во бещисленном множестве” и “воевавшима землю Угорскую”. По данным Бейбарса, татары “разлили повсюду опустошение, грабили что хотели, ибивали кого хотели...”. Однако на обратном пути Ногай и Теле-Бука разделились. Первый пошел “на Брашев” и благополучно добрался до своих кочевий. Последний же пошел “через горы” и заблудился в Карпатах “и ходи по тридцать дней”. В результате в его войсках возник голод и “начаша люди измирати, и умре их бещисленное множьство”. Теле-Бука же “выиде пешь со своею женою, об одной кобыле, посрамлен от Бога”. Ордынский хан заподозрил, что Ногай специально направил его в горы, с целью ослабить его войска. И с этого времени “...в него (Тула-Буку - Ю.С.) закралась вражда и вселилась злоба...”.
Однако, несмотря на недоверие к Ногаю, Теле-Бука совершил совместный с ним поход на Польшу следующей зимой 1287-1288 гг. Причем летописец специально отметил, что “бяше же меже има (Ногаем и Теле-Букой - Ю.С.) нелюбовье велико”. Ордынский хан, в сопровождении войск своего двоюродного брата Алгуя, двинул свои войска через Галицко-Волынскую Русь. У Горины к татарам присоединился Мстислав Луцкий, на реке Липе присоединился Владимир Владимиро-Волынский, у Бужковичей - Лев Галицкий. В “Бужском поле” ордынский хан произвел смотр войскам. Шестого декабря татары прошли мимо Владимира-Волынского. Затем ордынцы двинулись на Завихвост и достигли Вислы. Однако переправиться через реку не смогли, поскольку она еще не встала. Войска направились вверх по Висле и форсировали Сан, а затем и Вислу выше Сандомира. Таким образом, татары вторглись “сперва в Люблинкую и Мазовецкую области, а затем в Сандомирскую”. Ордынцы грабили данную обширную территорию около десяти дней, однако взять Сандомир татарам не удалось. Теле-Бука намеривался развить наступление на Краков, но получил сведения, что там находятся войска Ногая и “про се бысть межю има болше нелюбье”. Теле-Бука отступил к Торжску, а затем ко Львову. Ногай, пройдя мимо Перемышля, появился под Краковом в канун Рождества (23-24 декабря 1287 г.). Краковский князь Лешко Черный бежал с женой в Венгрию. Однако попытка взять штурмом город не удалась, и ордынцы стали разорять сельскую территорию Польши. Татары, “продвигаясь дальше, дошли до Панноских Альп и Силезии”. Обратно ордынские войска также двигались порознь “зане быша межи има нелюбье велико”. Глицко-Волынский летописец отметил также, что “тое же зимы и в ляхох бысть мор векик. Изомре их бещисленое множество”. Теле-Бука с войсками “стояша на Лвове земле две недели, кормячесь, не воююче...И учиниша землю пусту всю”. Далее летописец отмечает, что после ухода ордынцев Лев посчитал людские потери и недосчитался около тринадцати тысяч человек.


Роман Михайлович, второй сын святого Михаила, получил Брянск. Роман был в ту пору совсем молодым человеком. Судя по всему, ему едва исполнилось шестнадцать лет. Князю пришлось в год убийства отца приехать в орду, забрать его тело и получить разрешение на княжение в Брянске.
      В те времена люди рано взрослели. Святой Александр Невский стал новгородским князем в пятнадцать лет. Иван Грозный взошел на престол восьми лет от роду. А старший брат Романа Брянского Ростислав уже в три года принимал участие в политической борьбе в Новгороде: он тянул жребий во время выборов новгородского архиепископа. А ведь выборы новгородского владыки, который фактически был "президентом" вечевой республики, — дело серьезное, государственно-важное...
      Итак, вернемся к Роману. Юноша приехал в Орду за телом отца и разрешением на княжение. Орда — государство кочевое. В начале XIII века ставка перемещалась от Поволжья до Северного Кавказа. Как предполагают историки, князь Роман встретился с ханом на территории нынешнего Белгорода, а дань он мог возить и вовсе в Трубчевский район, где в слободе Жучиной (названной в честь отца хана Батыя Джучи) жили татарские сборщики налогов — баскаки. Добрый конь скачет галопом со скоростью 15–18 километров в час. Чтобы добраться до ставки Золотой орды, Роман провел в пути чуть более суток. Близко стояли татары к Брянску! Тем не менее в течение нескольких десятилетий княжения Романа город ни разу не был захвачен ни монголами, ни литовцами. По сути, наши предки были даже независимы от Орды, сохраняя древнерусскую домонгольскую цивилизацию. Брянск находился среди непроходимых лесов. Население из разоренных татарами земель в низовьях Десны, на Днепре и Соже перебиралось в Брянск. Леса постепенно обживались. Соответственно, многолюдными становились и дружины брянских князей.
      Роман перенес центр княжества из разоренного Чернигова, к тому же оказавшегося вблизи татарских кочевий, в более безопасный и нетронутый врагом Брянск. Сюда переехал, очевидно, и черниговский епископ. Брянск стал стольным городом всей Чернигово-Северской земли в 1252 году.
      В начале XIII века на границах Руси замаячила вдобавок к татарской литовская угроза. Некогда литовцы жили разрозненными племенами, которые обитали в прибалтийских лесах. Племенами часто управляли не вожди, а языческие жрецы. Около 1235 года их объединил князь Миндовг. После нашествия Батыевых татаро-монгольских орд литовцы решили, что настал час завладеть разгромленной Русской землей. В 1263 году Миндовг отправился на Русь. Первой на его пути лежала Северская земля. В это время Брянский князь Роман Михайлович праздновал свадьбу своей любимой дочери Ольги с князем из Галицко-Волынской земли Владимиром Васильковичем. Прямо во время пира князь Роман услышал весть о надвигавшемся на них войске. Он мигом собрал дружину и, едва утерев усы, отправился на битву.
      Запись в Галицко-Волынской летописи: "Он бился с ними и победил их, но сам был ранен и показал немалое мужество. Он приехал в Брянск с победой и честью великою. Он не чувствовал ран на своем теле от радости, выдавая свою дочь замуж". В следующем году литовцы вновь попытались захватить Брянское княжество и вновь были разбиты. Победы Романа Брянского имели серьезные последствия. Разочарованные поражением литовцы убили своего князя Миндовга и его сыновей-наследников, после чего Литва надолго погрузилась в междоусобные войны и перестала всерьез угрожать Руси. Да, грозен был Роман Брянский. Татары его "бажаху", то есть уважали и даже просили возглавить их отряды в походе против литовцев. В 1275 году Роман предводительствовал походом в глубь литовской территории. Вместе с ним действовали князья Лев Галицкий и Глеб Смоленский. Их поддерживал большой татарский отряд. Однако союзники рассорились и каких-либо ощутимых результатов не добились.
      Но не только сражениями занимался Роман Михайлович, социальное обустройство также интересовало его. При нем город рос и укреплялся. Первоначально Брянский удел был не больше современного Брянского района, но к концу правления Романа Михайловича княжество занимало территорию современной Брянской, большую часть Орловской и Курской областей и почти всю Черниговскую область. Развивалось судоходство. Брянск занимал выгодное положение на пересечении важных водных путей. По Десне можно было спуститься вниз к Днепру, Киеву, а вверх по течению попасть в северо-восточные русские земли.
      Воинственный и предприимчивый Роман стал заметной фигурой среди удельных князей второй половины ХIII века. Сильные галицко-волынские князья искали с ним союза. Союз этот был скреплен женитьбой Владимира Васильковича (племянника знаменитого Даниила Галицкого) на дочери Романа - Ольге. Витебское вече призвало Романа для решения спора со своим князем.
      Брянск стал, таким образом, важным феодальным центром и, конечно же, значительно вырос. К сожалению, не найдено подробных летописных или археологических данных, которые дали бы возможность предметно представить масштабы и облик города в те времена, когда он был столицей почти всей Юго-Западной Руси. В частности, важно было бы знать, как быстро возродился посад после "переселения" Брянска с Чашина кургана на Покровскую гору. Однако можно считать, что в ХIII веке посад существовал - стольный город с большим княжеским двором, дворами епископа, бояр, дружинников должен был притягивать ремесленников и торговцев.

Князь Владимир Василькович, племянник короля Данила Галицкого, имел столицу Владимир, но много времени проводил в Любомле, потому что эта местность была для него успокаивающим местом. Любомль стал одной из его резиденций. Здесь он пребывал вместе с княжеской канцелярией, принимал послов, давал распоряжения, ездил на охоту в любомльские и шацкие пущи. Сам город, который в летописи записано как город, он расстроил, укрепил оборонительным валом и рвом, построил деревянный замок. Также в Любомле он построил каменную церковь Георгия Победоносца и богато ее одаривал.

Luboml
Luboml
‹›
Перед смертью князь перелил золотые и серебряные украшения в гривны и раздал их бедным людям.

Сложно определить точную дату возникновения еврейского поселения в Любомле. Большинство исследователей, среди которых доктор Филип Фридман, профессор Бер Марк и доктор Рафаэль Маглер определили, что до XV ст. были уже установлены еврейские общины на Волыни. В Галицко-Волынской летописи, где описываются похороны князя Владимира Васильковича в 1288 году в г. Владимире, отмечено большую жалобу местных евреев по причине его смерти. Неоспоримый тот факт, что в 1370 г. в Любомле уже существовала еврейская община, и в местных официальных документах этого периода фигурируются имена евреев.

Ипатьевская летопись гласит: «И посла Володимир мужа хитра, именем Алексу, иже бяше при отце его многы городы рубя, и посла и Володимер с тоземьцы в челнох возверх реки Лосны, абы кде изнайти таково место город поставити; се же изнашед место таково, и приеха ко князю и нача поведати. Князь же сам еха, с бояры и слугами, и улюби место то над берегом реки Лысны, и оттереби е; и потом сруби на нем город и нарче имя ему Каменец, зане бысть земля камена». Так, в 1276 году на левом берегу реки Лесной по указанию Волынского князя Владимира Васильковича был основан город Каменец и начато строительство оборонительной Каменецкой башни. Благодаря своей хорошей сохранности башня занимает исключительное место среди памятников архитектуры Беларуси как образец древнерусского оборонного зодчества XIII века.

Обеспокоенный частыми набегами врагов Волынский князь Владимир Василькович (внук Романа Галицкого) решил укрепить северные границы княжества. Он пригласил к себе зодчего, градоруба, который при его отце, Василько Романовиче и города строил, и крепости возводил, мужа-«хитра» Алексу, и сказал ему найти место за городом Берестье для постройки нового города. «И посем вложи Бог во сердце мысль благу... Нача собь думати, абы где за Берестьем поставити город» (Галицко-Волынская летопись). В сопровождении местных жителей Алекса отправился на челнах вверх по течению реки Лесной (приток Западного Буга), облюбовал высокий, поросший лесом берег реки. Выбор Алексы князю понравился, и он приказал построить здесь город.

О постройке г. Каменца с каменной башней узнаем из посмертного похвального слова Владимиру Васильковичу, помещенного в Ипатьевской летописи под 1289 г. Превознося государственные заслуги и личные качества князя, летописец пишет: «… сруби город на пустом месте, нарицаемом Лестне, и нарече имя ему Каменец, зане бысть камена земля. Созда же в нем столп камен высотою 17 саженей, подобен удивлению всем зрящим нань.»

Владимир-Иван Василькович
Князь владимирский
Начало правления: 1269
Конец правления: 1288
Предшественник: Василько Романович
Преемник: Мстислав Данилович
Дата рождения: 1249
Дата смерти: 10 декабря 1288
Место смерти: Любомль
Жена: Ольга Романовна
Дети: Изяслава
Династия: Рюриковичи
Отец: Василько Романович
Владимир-Иван Василькович (1269-1288) - князь волынский, сын Василька Романовича, зять князя Чернигова и Брянска Романа I Старого (жена - Ольга Романовна). Выдающийся дипломат и деятель культуры.


Биография
Родился Владимир Василькович ориентировочно во второй половине 40-х годов 13 века. Его отцом был волынский князь Василько - сын Романа Мстиславича, создателя Волынско-Галицкого государства, и родной брат Даниила Галицкого. Владимир Василькович с молодых лет участвовал в военных походах вместе с отцом. Наряду с военным искусством, познавал искусство дипломатии. И таким образом учился "быть князем". После смерти своего отца в 1269 году занял престол в Владимире (Волынском) и стал править землями Западной Волыни.

Вероятно, основная часть Галицко-Волынской летописи заключалась и редактирования во времена правления Владимира Васильковича. Поэтому летописец стремился идеализировать этого князя. Специально изобразил его как образцового князя-христианина, который проявляет христианское благочестие: читает Священное писание, поддерживает монахов и священнослужителей. Ему присущи смирение, отсутствие гордости, справедливость, милость к нищим - моральные качества, которые ценились христианами. Специально подчеркивается, что "говорил он ясно [словам] с [Святых] книг, потому что был философ большой" [1].

До занятия им Волынского княжества после смерти отца летописи отмечают участие его в походах на литовцев, поляков и брак с княжной Брянской Ольга Романовна. В 1269 году умер Василько Романович, и Владимир-Иван занял его место. В 1273 г. он воевал с ятвягами, которых заставил просить мира.

1274 года Владимир вынужден был воевать с литовским князем Тройдена, разорял владимирские волости, мстя Владимиру, по словам летописца, за то, что отец его убил трех братьев Тройдена. Через некоторое время враги примирились. Однако в следующем году эта мирное соглашение было возбуждено против воли русских князей. К Владимиру и его двоюродного брата Льва I Галицкого без всякого просьба с их стороны хан Ногай отправил свое войско для войны с Литвой. Владимир-Иван вынужден был выступить в Новогрудка. Поскольку в Бресте ( Брест) он узнал, что татары уже там, то за совещанием со своими союзниками, князем луцким Мстиславом и Юрием I, он пошел к Городне ( Гродно). Мстислав и Юрий втайне от Владимира вступили в бой с литовцами, взяли в плен их воеводу и бояр. Владимир сильно негодовал на этих князей за их легкомыслие, но поправил их ошибку взятием крепостной башни перед воротами Городне, чем заставил жителей склонитися к миру.

В следующем году ( 1280) против своего желания, "татарский неволей", Владимир вынужден был помогать Льву Даниловичу, что хотел занять польский престол, в войне его с Лешеком II Черным. В 1282 г. Ногай и Телебуга потребовали, чтобы Владимир вместе с другими князьями шел на венгров. Владимир по состоянию здоровья остался дома, а войско свое послал с Юрием Львовичем. Во время этого похода Болеслав Мазовецкий нападал на Галицкую область, и Лев Данилович, вернувшись из венгерского похода, предложил Владимиру поднять на Болеслава Литву. Войска литовское и владимирское одержали полную победу над поляками.

Следующий 1283 года по требованию Телебуги Владимир-Иван снова должен был идти на поляков, но вскоре отступил из-за своей болезни [2]. У него гнилая нижняя часть лица. Не имея детей и не любя Льва за его жестокость и властолюбие, а сына его Юрия - за лукавство и интриги, Владимир хотел отдать свою волость Мстиславу Даниловичу Луцка, которого позвал к себе и устроил с ним ряда: ему отдавал он княжество, а "милой жене своей " Ольге Романовне и названной дочери Изяславе г. Кобрин; обязал Мстислава не обижать княгиню свою и Изяславу, не выдавать без согласия княгини ее замуж [3].

10 декабря 1288 ( 1289) Владимир-Иван Василькович умер в Любомле от рака нижней челюсти и гортани. Течение болезни подробно описано в Галицко-Волынской летописи [4]. Похоронен в Успенском соборе в Владимире-Волынском.

При дворе Владимира и при его непосредственном участии действовал мощный очаг книжности - скрипторий, библиотека, литературный круг в котором был упорядочен южнорусских летописный свод (Летопись Русская) и написана его заключительная часть - так называемый Галицко-Волынская летопись [ ].


Примечания
Кралюк П.М., доктор философских наук, профессор Национального университета "Острожская академия". Владимир Василькович: модель князя-философа - www.anvsu.org.ua/index.files/Articles/Kraluk02.htm
Украинский в мире: Владимир-Иван Василькович - www.ukrainians-world.org.ua/ukr/peoples/1c454411492407a1/
Завещание князя Владимира на ресурсе litopys.org.ua - litopys.org.ua/litop/lit26.htm
М.Ф. Котляр. Владимир Василькович -

Лев I Данилович (ок. 1228 — ок. 1301) — князь Перемышльский (ок. 1240—ок. 1301), Белзский (1245—1269), Холмский и Галицкий (1264— ок. 1301 г., до 1269 года вместе с братьями Шварном Даниловичем и Мстиславом), князь Волынский (после 1292). Полководец. Второй сын Даниила Романовича Галицкого, из волынской ветви Рюриковичей. Двоюродный брат Александра Невского (их матери были сёстрами, дочерями Мстислава Удатного), Романа Михайловича Брянского (сестра Даниила была замужем за Михаилом Черниговским).

В иностранных источниках в связи с событиями 1299 года дважды назван «королём Галицким», хотя в отличие от отца и сына, официально никогда не короновался.

Галицкая, или Червонная, Русь по смерти Даниила разделилась между его сыновьями: Львом, Шварном и Мстиславом. Благодаря уважению, которое они оказывали своему дяде Васильку, теперь старшему в роде Романовичей, продолжалось еще единение Волынской и Галицкой Руси и совокупное действие против внешних врагов. Из этого единения выделялся иногда только Лев Данилович, отличавшийся пылким, неукротимым нравом. Получив Перемышльское княжение, он завидовал брату Шварну, который, кроме своей северной, т.е. Холмской и Бельзской, части Галиции приобрел еще и все Русско-Литовское княжение от своего зятя Войшелка.

Выступает на историческую сцену в 1240 году, когда Даниил вместе с ним уехал в Венгрию с целью заключения с королём Белой IV союза против монголо-татар. Впервые принял участие в военном походе в 1245 году — вместе с отцом и дядей Василько Романовичем выступил против Ростислава Михайловича, участвовал в Ярославском сражении. Для укрепления союза с Венгрией в 1246 году (по данным первоисточника в 1251) женился на Констанции — дочери Белы IV.

С 1252 года вместе с отцом воевал против монголо-татар, которых возглавлял темник Куремса. Руководя

GA_027
Галич. Гравюра. XVIII в.

войском, полученным от отца, Лев разбил большое войско Куремсы под Луцком. Также участвовал в походе Даниила на ятвягов (1255—1256). Принимал участие в галицко-татарском походе на Литву в конце 1250-х годов.

После смерти Даниила Галицкого в 1264 году получил в наследство Галич, Перемышльское княжество и названный его именем Львов, а после смерти младшего брата Шварна Даниловича (ок. 1269 года) — также Холмское и Дрогочинское княжества. Заявил о своих притязаниях на литовский престол, поссорился с Войшелком. Для примирения они были приглашены в гости князем Василько Романовичем. Войшелк не хотел ехать, но Василько пообещал литовцу защиту, и в апреле 1267 года князь прибыл на встречу со Львом. Застолье прошло удачно, и вскоре Войшелк вернулся в монастырь, а Василько — во Владимир-Волынский. Но в эту же ночь Лев приехал к Войшелку в монастырь, предложив ему продолжить застолье: «Кум! Попьём-ка ещё!». Вскоре однако между Львом и Войшелком завязалась драка, и Лев убил литовского князя. После убийства Войшелка и смерти Василько Романовича Лев вновь заявил о выдвижении своей кандидатуры на литовский престол, но ничего не добился.

Вскоре скончался Василько Романович (1271), оставив Волынскую землю своему сыну Владимиру и уделив из нее Луцкую область племяннику Мстиславу Даниловичу.В 1269 и затем в 1273—74 годах вместе с братом Мстиславом пришёл на помощь двоюродному брату Владимиру Васильковичу в борьбе с ятвягами, завершившейся «победою и честью великою».

GA_196
Преображенская церковь во Львове, преобразованная из униатской в православную в 1915 г. Фотография. 1915 г.

Снедаемый жаждою приобретения новых земель, Лев Данилович вмешивал татар в свои войны с соседями и не раз обращался с просьбою о помощи в Золотую Орду. Так, в 1274 году хан Менгу-Темир по его просьбе отправил против Тройдена Литовского не только татарское полчище, но Романа Брянского, Глеба Смоленского и других русских князей; с ними соединились и волынско-галицкие князья. Эта многочисленная рать начала воевать земли Тройдена (русская летопись называет «окаянным, беззаконным и треклятым») и пошла на самый Новгородок. Лев Данилович с татарами, утаясь от других князей, хотел один захватить столицу Червонной Руси и успел взять внешний город; но детинец устоял; а когда подошли остальные князья, то рассорились с вероломным Львом и воротились в свои земли.

По некоторым сведениям, в 1272 году перенёс столицу Галицко-Волынских земель из Холма во Львов. Поддерживал живые дипломатические связи с Чехией, Венгрией, Литвой, Тевтонским орденом. После смерти краковского князя Болеслава Стыдливого в 1279 году в союзе с чешским королём Вацлавом II пытался захватить Краков. Так как Болеслав, приходившийся Льву свояком (жена Льва Констанция была родной сестрой Кунигунды, жены Болеслава), умер бездетным, Лев стал претендовать и на польский трон, но краковские вельможи избрали князем Лешека Чёрного. После этого Лев обратился за помощью к золотоордынскому беклярбеку Ногаю, который послал татарские войска на помощь Льву. Поход Льва на Краков был неудачен: по сказаниям польско-литовских хроник, он потерял 7 знамён, 8 тыс. убитыми и 2 тыс. пленными. Поддерживая в борьбе за краковский престол Болеслава Мазовецкого (сына сестры Переяславы), вёл длительную войну с Лешеком Чёрным.В 1281 году Лешек Чёрный вторгся с отрядом в Перевореск, перебив всех жителей.

img20-1
Северо-Западная и Юго-Западная Русь в XIII -середине XV века

Лев присоединил к Галицко-Волынскому княжеству часть Закарпатья с городом Мукачево (ок. 1280 года) и Люблинскую землю (ок. 1292). Ещё при жизни своего бездетного двоюродного брата Владимира Васильковича пытался добиться завещания его удела себе или своему сыну Юрию, но Владимир завещал свою волость Мстиславу Даниловичу, князю Луцкому. В 1289 году Владимир умер, а после смерти Мстислава (после 1292) Лев принял Волынь под свою руку. Вместе с татарами в 1283 и 1287 годах Лев предпринял неудачные походы на Польшу. В июле 1289 года совершил поход в Силезию, захватив богатую добычу. В 1290 году участвовал в войне Болеслава Земовитовича с Генрихом IV, князем Вратиславским. Незадолго до смерти ходил походом на Польшу и вернулся «с большой добычею и полоном».

Отличавшийся неукротимым, буйным нравом в молодости своей, под старость Лев сделался довольно тихим; за исключением упомянутых столкновений с поляками, жил в мире с соседями; занимался устроением своей земли, особенно укреплением и украшением своего стольного города Львова, где поселил много иноземных торговцев и ремесленников немецких и восточных ( армян и евреев). Дружба его с татарами простиралась до того, что он держал при себе татарских телохранителей. Он скончался в 1301 году, оставив вое свои земли сыну Юрию. Около того же времени умер и брат его Мстислав. Тогда Юрий Львович соединил в своих руках обе Юго-Западные Руси, Галицкую и Волынскую. Под его же рукою находились князья пинские и некоторые другие удельные князья на Полесье и Киево-Волынской украйне. А с другой стороны выдвинулось на историческую сцену столь же обильное последствиями для Юго-Западной Руси объединение Литвы, во главе которой явились Витен и брат его Гедимин.

Дети Льва Даниловича от брака с Констанцией Венгерской, дочерью венгерского короля Белы IV:

Юрий Львович,  наследник отца
Анастасия (ум. 12 марта 1335), жена куявского князя Земовита Добжиньского (ум. 1309/14)
Святослава (ум. 1302), монахиня

Лит.; Лев Данилович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Корсакова В. Галицкие (князья) // Русский биографический словарь : в 25-ти томах. — СПб.—М., 1896—1918.


в 1245 г. князь Даниил Романович Галицкий получил ярлык на княжение из рук Батыя1.


 
Причем, требование оформления зависимости сопровождалось присылкой ко двору Даниила гонца от темника Мауци (Могучей) со словами: «Дай Галич!»2. Тем не менее, возвратившись в свое княжество, Даниил начал сопротивление ордынской власти. В частности, под 1255 г. в летописи отмечается: «Куремьса приде ко Кремянцю и воева около Кремянца ... и не успевше ничто ... возвратишася во страны своя». Куремса (Коренца) совершил около 1257 г. и второй набег на южную Русь. Его отряд внезапно появился у стен Владимира-Волынского. Русские князья, Даниил Романович Г алицкий и его брат Василько Романович Владимиро-Волынский начали собирать войска в Холме. Ожидался также подход сил Льва Данииловича. Однако городское ополчение сумело отразить атаку татар и Куремса (Коренца) отступил к Луцку. Город не имел оборонительных сооружений и мог стать легкой добычей кочевников. Однако татары не смогли переправиться через реку и захватить мост. Горожане всячески мешали противнику форсировать речную преграду. Тогда Куремса (Коренца) [829] [830] «порокы постави, отгнати хотя». Однако поднялся сильный ветер, который не только не позволил начать обстрел, но и разрушил «пороки». Куремса (Коренца) «не успевше ничтоже, вратишася во станы своя»[831]. Подводя итог борьбе Даниила с Куремсой летописец отметил, что галицкий князь «держаше рать с Куремьсою и николи же не бояся КуремьсЪ, не бЪ бо моглъ зла ему створити никогдаже Куремьса» [832] [833] [834].
Однако в 1258 г. «Бурунда безбожный злый прииде со множеством полков татарских в силе тяжце ... со силою великою» и «ста на местех

-э

Куремских» . (в междуречье Днестра и Днепра). Тогда же, в 1258 г., ордынский полководец совершил поход на Литву. Бурундай (Бурултай) потребовал от южнорусских князей, как подчиненных Орде, присоединится к военной акции. Даниил Романович Г алицкий уклонился от участия в походе. Войска возглавил его брат Василько Романович Владимиро-Волынский. Русско-ордынские войска разорили «...землю Литовьскую и Нальшаньску» и Ятвяжскую[835].

Показательны в данное время действия и самого Даниила Галицкого. Уклонившись от присоединения к Бурундаю князь, тем не менее, направил войска в Новогрудскую землю (по направлению: Волковыйск - Городно), подконтрольную на этот момент литовским князьям. Галицко-Волынская летопись объясняет данные действия именно поисками князей Войшелка и Тевтевила («ловя яти ворога своего Вышелка и Тевтивила» [836]). При этом, вышедшие к Дорогочину ордынские отряды надеялись на поддержку Даниила, поскольку он «есть мирникъ нашь, братъ его, воевалъ с нами» [837].


 
Таким образом, князь Даниил Галицкий, введя войска в Новогрудскую землю, фактически поддержал вторжение Бурундая в Литву, обезопасив движение ордынских войск с левого фланга и тыла.

В следующем 1259 г. Бурундай (Бурултай) направил удар своих войск на Польшу. Проходя по Галицко-Волынской Руси, он потребовал в знак покорности разобрать городские укрепления. Были срыты стены у городов: Шумск, Данилов, Стожск, Львов, Кременец, Луцк. Холм сохранил свои укрепления. В.Л. Егоров отметил, что данный поход Бурундая привел «...к полному утверждению власти монголов над Юго-Западной Русью»1.

Степень вовлеченности галицко-волынских князей в систему ордынской государственности показал тот факт, что за военной помощью против своих соперников в регионе Лев Данилович Галицкий обращается именно к хану. В частности, ордынские войска по просьбе князя были направлены ханом Менгу-Тимуром на Литву зимой 1274-1275 гг. Князья Лев Данилович Галицкий и Владимир Василькович Владимиро-Волынский соединились с татарами и Олегом Романовичем княжичем Брянским у города Слуцка. К походу присоединились туровский и пинский князья. У реки Сырвечи войска заночевали. Следующим утром, еще в темноте, русскотатарский отряд форсировал реку. Войска выстроились в боевой порядок и двинулись на Новгорудок. Правый фланг составили татары, центр - полк Льва Галицкого, левый фланг - полк Владимира Владимиро-Волынского. Такой порядок построения войск позволяет предполагать, что общее командование осуществлял князь Лев, отряд которого составил центр. Разведку осуществляли ордынские всадники. Они то и обнаружили конную рать, от которой поднимался пар. Однако это оказался пар от источников. Войска Мстислава Даниловича Луцкого двигались к Новгорудку от Копыля, 1 разоряя Полесье. Русско-ордынская рать во главе со Львом Г алицким заняла внешние укрепления Новгорудка, однако кремль взять не удалось. На следующий день к городу подошли войска Романа Михайловича Брянского и Глеба Ростиславича Смоленского. Вышеуказанные князья, а также Владимир Владимиро-Волынский и Мстислав Луцкий выразили недовольство штурмом города Львом в их отсутствие. Несогласие в рядах русских князей сорвало поход на Литву. При возвращении в степь татары разорили территорию Курского княжества1.


 
В 1270-е гг. Ногаева Орда, центр которой располагался в междуречье Дуная и Днестра, начинает доминировать над центрально- и южноевропейским регионом. И именно с активной позицией Ногая связано дальнейшее вовлечение Галицко-Волынской Руси в систему зависимости от Орды.

Около 1277 г. ордынский полководец прислал к южнорусским князьям Льву Даниловичу Галицкому, Мстиславу Даниловичу Луцкому, Владимиру Васильковичу Владимиро-Волынскому послов Тегичага, Кутлубугу, Ешимута. Ногай придавал русским князьям отряд во главе с князем Мамшеем для похода на Литву. Татарский отряд разорил земли у Новгорудка, русские рати - около Г ородно[838] [839].

Показательно, что и русские князья не гнушались помощью Ногая. К примеру, в конце 1279 г. бездетным умер польский король Болеслав V Стыдливый. Лев Данилович Галицкий заявил претензии на часть польской территории. По словам летописи, «еха к Ногаеви окаянному проклятому помочи собе прося у него на ляхы». Ногай дал отряд во главе с тремя князьями Кончаком, Козейем, Куботаном. По словам летописца, князь Лев был «радъ поиде с Татары», тогда как присоединившиеся к нему его брат Мстислав Данилович (с сыном Данилом) и двоюродный брат Владимир

Василькович «поидоша неволею Татарьскою» 1. Разорив земли у Сандомира, русско-ордынский отряд двинулся к Кропивнице с дальнейшей целью развить наступление на Краков. Однако рассредоточенные силы Льва подверглись атакам поляков. В результате «...убиша бо ляхове от полку его многы бояр и слуги добрее, и татар часть убиша. И тако возвратися Лев назад с великим бесчестьем»[840] [841] [842].

В Волынской Кормчей книге сохранилось свидетельство о посещении ставки Ногая в 1286 г. князем Владимиром Васильковичем Волынским. «В лето (1286) списан бысть сеі монаканон боголюбивым князем владимирским сином Васильковим, внуком Романовым и боголюбивою княгинею его Ольгою Романовною. Аминь, рекше конец. Богу нашему слава во веки. Аминь. Пишущим же нам сии книгы. Поеха господин наш к Ногаеви, а госпожа наша остала у Володимири» . С. Панышко рассмотрел вероятные причины и последствия поездки князя к Ногаю[843]. По его мнению, данное путешествие было связано с вопросами наследования княжества: Владимир намеревался передать свои владения Юрию Даниловичу, на что надеялся получить соизволение могучего ордынского правителя.

Однако существует вероятность и иной причины. Около 1286 г. в Орде сменился хан[844]. Этот факт требовал возобновления инвеститур. В этом случае мы можем предполагать, что поездки в ставку Ногая совершили и другие князья Г алицко-Волынской земли, а в ставку нового хана, возможно, ездили представители иных княжеств как южной, так и Северо-Восточной Руси.

С середины 1280-х гг., в прямой зависимости со сменой хана, активизировалась западная политика центрального правительства Орды. Зимой 1286-1287 гг. татарские войска, во главе с новым ханом Тула-Бугой, совершили поход на Венгрию через Карпаты. Присоединился к военной акции и Ногай. Г алицко-Волынская летопись отмечает, что Орда пришла «в силе тяжце во бещисленном множестве» и «воевавшима землю Угорскую». По данным Бейбарса, татары «разлили повсюду опустошение, грабили что хотели, избивали кого хотели...»1. Однако на обратном пути Ногай и Тула- Буга разделились. Первый пошел «на Брашев» и благополучно добрался до своих кочевий. Последний же пошел «через горы» и заблудился в Карпатах «и ходи по тридцать дней». В результате в его войсках возник голод и «начаша люди измирати, и умре их бещисленное множьство». Туле-Бука же «выиде пешь со своею женою, об одной кобыле, посрамлен от Бога». Ордынский хан заподозрил, что Ногай специально направил его в горы, с целью ослабить его войска. И с этого времени «...в него (Тула-Буку - Ю.С.) закралась вражда и вселилась злоба...» 2.

Однако, несмотря на недоверие к Ногаю, Тула-Бука совершил совместный с ним поход на Польшу следующей зимой 1287-1288 гг.


 
Причем летописец специально отметил, что «бяше же меже има (Ногаем и Тула- Букой - Ю.С.) нелюбовье велико». Причем и туда и обратно ордынские войска двигались порознь «зане быша межи има нелюбье велико». В походе участвовали и русские князья: Лев Галицкий, Мстислав Луцкий, Владимир Владимиро-Волынский и Юрий Львович. Галицко-Волынский летописец [845] [846] отметил также, что «тое же зимы и в ляхох бысть мор векик. Изомре их бещисленое множество». А хан Тула-Бука с войсками «стояша на Лвове земле две недели, кормячесь, не воююче ... И учиниша землю пусту всю». Далее летописец отмечает, что после ухода ордынцев Лев посчитал людские потери и недосчитался около тринадцати тысяч человек1.
Таким образом, за время многочисленных ордынских внешнеполитических акций в 1270-1280-е гг. князья Галицко-Волынской Руси обязаны были участвовать со своими дружинами в походах татар, а также предоставлять ханским войскам базу для ведения боевых действий, что неоднократно приводило к разорению подвластных им территорий. Нередко они сами являлись инициаторами призвания ордынцев для решения своих внешнеполитических проблем. Фиксируется поездка в ставку Ногая князя Владимира Васильковича,

ля нужд государства и для распространения и утверждения христианской церкви требовались грамотные и образованные люди. При церквях, монастырях, епископских кафедрах существовали школы. К ним принимали мальчиков с семи лет. Пройдя курс обучения, они шли писца в княжескую или епископской канцелярии, становились священниками или продолжали дело отцов. Найденные надписи на стенах церквей, на бересте, в речах оружия и орудиях труда (метки) свидетельствуют, что среди ремесленников, купцов, бояр и дружинников тоже были грамотные люди. Сохранились пергаментные грамоты, написанные на латинском языке, галицко-волынские князья и епископы посылали за границу. При дворе Даниила племянника Владимира Васильковича действовала мастерская по переписыванию книг. Князь очень любил книги и книжную мудрость. Летописец пишет, что такого «книжника и философа не было во всей земле, и после него не будет». 36 книг из своей библиотеки Владимир Василькович подарил церквам и соборам. А книги были слишком дороги: написанные на пергаменте, в кожаном переплете, украшенные золотом, серебром, драгоценными камнями, страницы украшены совершенными миниатюрами.

Галицко-волынские книжники, особенно живших при дворе Даниила Романовича и Владимира Васильковича, продолжили летописное традицию киевских черноризцев. Самые ранние летописной памятником края является «Повесть об ослеплении Василька», написанная неизвестным автором в 1097 г. В ней рассказывается о трагической судьбе теребовлянского князя Василька Ростиславича, который ослепил волынский князь.

События с 1201 до 1292 охватывает «Галицко-Волынская летопись». Он делится на две части. Первая - рассказ о жизни и деятельности князя и короля Даниила Романовича. Написана она в Холме приближенным князя. События заканчиваются концом 50-х pp. XIII в. Во второй части летописи говорится о событиях на Волыни от этого времени и до конца века. Написал ее книжник из окружения Владимира Васильковича. Именно из этой летописи мы знаем историю государства Романовичей.

Особенностью «Галицко-волынского летописи» является то, что он сначала был литературным произведением без разделения на лету. Хронологию в нем проставили впоследствии переписчики. Летопись является также ценным источником по
изучение украинского языка. Ведь в нем много характерных для нее слов, оборотов и поговорок.

Повна стаття:

ГЕОРГИЙ (Юрий) I ЛЬВОВИЧ (1262—1315?), сын Льва Даниловича, кн. Галицкого. С к. 1270-х несколько раз ходил по приказанию татар с другими князьями в походы на Литву, Польшу и Венгрию. Еще при жизни отца получил в удел города Белз, Червен и Холм, а позже вместо них — Дрогичин и Мельницу. В 1288 делал попытки получить от дяди Владимира Васильковича Берестье и, не добившись успеха, в следующем году, уже после смерти Владимира, захватил его силой вместе с городами Каменцем и Бельском, но не смог удержать их за собой. В 1301, после смерти отца, он унаследовал Галицкую землю, а затем приобрел Волынь и получил титул «rex Russiae et princeps Lodimeriae». В 1315 произошло столкновение между Георгием и литовским кн. Гедимином, взявшим Берестье, Дрогичин и осадившим Владимир. По некоторым сведениям, Георгий погиб в битве под Владимиром. Во всяком случае, в 1316 Георгий уже не значится в живых.

Источник:

История Юго-Западной Руси после смерти в 1264 г. Даниила Галицкого полна смутами и усобицами. Князья галицкие и волынские, сыновья, племянники и внуки Даниила находились в беспрерывных раздорах (до кровопролитных войн, правда, не доходило); боярство стремилось восстановить свою политическую роль; население городов, в значительной степени пришлое, иноземное, не выказывало никакого патриотизма. Такое положение содействовало чужеземному вмешательству в дела Юго-Западной Руси.

Во главе всей Галицко-Волынской земли после смерти Даниила некоторое время стоял его брат Василько Романович. Сыновья Даниила Лев, Мстислав и Шварн получили в наследство соответственно Галич и Перемышль, Теребовльскую землю, Холмскую и Белзскую земли.

В свое время Шварн Данилович помог сыну Миндовга Войшелку стать великим князем литовским. А в 1267 г. Войшелк добровольно передал великокняжеский стол усыновленному им Шварну, а сам постригся в монахи. Лев Данилович посчитал себя обделенным и в 1268 г. во Владимире-Волынском убил Войшелка. В 1269 г., после смерти Шварна, он присоединил к своим владениям Холм и таким образом объединил под своей властью всю Галицкую землю. Столицей княжества стал Львов. В борьбе со своими противниками Лев Данилович использовал татар. Так, он с помощью темника Ногая присоединил к своим владениям часть Закарпатья и Люблинскую землю.

Волынский стол примерно с 1271 по 1289 г. занимал сын Васильки Романовича Владимир.




Boлынcкaя лeтoпиcь, кaк cчитaeт И. П. Epeмин, «oт нaчaлa дo кoнцa — тpyд oднoгo и тoгo жe aвтopa... Oб oднoй pyкe cвидeтeльcтвyют кaк coдepжaниe лeтoпиcи, тaк и вecь ee литepaтypный cтpoй». Boлынcкaя лeтoпиcь, cкopee вceгo, былa cocтaвлeнaв 90-x гг. XIII в., нa пepвый плaн здecь выcтyпaют интepecы Boлынcкoгo княжecтвa. Boлынcкaя лeтoпиcь нocит яpчe выpaжeнный мecтный xapaктep, чeм «Лeтoпиceц Дaниилa Гaлицкoгo». Пo cвoeмy cтилю oнa бoлee близкa к тpaдициям киeвcкoгo лeтoпиcaния XII в. и oтличaeтcя бoльшeй пpocтoтoй cтиля, чeм «Лeтoпиceц Дaниилa Гaлицкoгo». Иcтoчник:

B Boлынcкoй лeтoпиcи нaибoльшee внимaниe yдeляeтcя вoлынcкoмy князю Bлaдимиpy Bacилькoвичy. B литepaтypнoм oтнoшeнии ocoбo пpимeчaтeльнo oпиcaниe пocлeдниx днeй жизни и cмepти Bлaдимиpa Bacилькoвичa. Oпиcaниe этo пpoизвoдит нa читaтeля cильнoe впeчaтлeниe и cвoими фaктичecкими пoдpoбнocтями, и yдaчнo нaйдeнными литepaтypнo-пoвecтвoвaтeльными дeтaлями. Boт oдин из тaкиx эпизoдoв. Meждy Bлaдимиpoм Bacилькoвичeм и eгo бpaтoм Mcтиcлaвoм cyщecтвyeт дoгoвop, пo кoтopoмy влaдeния Bлaдимиpa Bacилькoвичa пocлe eгo cмepти (y нeгo нe былo дeтeй) дoлжны пepeйти Mcтиcлaвy. Ho нa эти влaдeния ecть и дpyгиe пpeтeндeнты. Oдин из ниx, cын двoюpoднoгo бpaтa Bлaдимиpa Bacилькoвичa, князь Юpий Львoвич, пpocит ycтyпить eмy Бepecтьe (coвpeмeнный Бpecт). Oткaзaв пocлy Юpия Львoвичa в этoй пpocьбe, Bлaдимиp peшaeт пpeдyпpeдить Mcтиcлaвao пpитязaнияx Юpия Львoвичa. Oн oтпpaвляeт к нeмy cвoeгo вepнoгo cлyгy Paтьшy. Heмoщный и бoльнoй, лeжa нa cвoeм cмepтнoм oдpe, Bлaдимиp Bacилькoвич, «взeм coлoмы в pyкy oт пocтeля cвoee», вeлит cвoeмy пocлaнникy пepeдaть этoт клoк coлoмы Mcтиcлaвy и cкaзaть eмy: «Бpaт мoй, тoт вexoть coлoмы дaл, тoгo нe дaвaй пo мoeмь живoтe никoмy жe!» (cтб. 912). 3aкaнчивaeтcя oпиcaниe пocлeдниx днeй жизни князя Bлaдимиpa Bacилькoвичa пoxвaлoй eмy, в кoтopoй пoдчepкивaeтcя выcoкaя oбpaзoвaннocть князя, eгo чeлoвeчecкиe дocтoинcтвa: «Глaгoлaшe яcнo oт книг, зaнe быcть филocoф вeлик, и лoвeчь xитp, xopoбop, кpoтoк, cмиpeн, нeзлoбив, пpaвдив, нe мьздoимeць, нe лжив, тaтьбы нeнaвидяшe, питья жe нe ни oт вoздpacтa cвoeгo, любoв жe имeяшe кo вcим» (cтб. 921). B нayкe cyщecтвyют paзличныe гипoтeзы o вoзмoжнoм aвтope Boлынcкoй лeтoпиcи, нo нaибoлee вepным пpeдcтaвляeтcя выcкaзывaниe пo этoмy вoпpocy И. П. Epeминa: «Oб aвтope Boлынcкoй лeтoпиcи yвepeннo cкaзaть мoжнo тoлькo тo, чтo oн был гopячим cтopoнникoм князя Bлaдимиpa Bacилькoвичa, был в кypce вcex coбытий eгo княжeния и личнo eгo знaл, чтo чeлoвeк oн был нaчитaнный, xopoшo ycвoивший пpaктикy и тpaдиции лeтoпиcнoгo дeлa, — видимo, мecтный мoнax или cвящeнник». Иcтoчник:


В свое время Н. И. Костомаров обратил внимание на нетрадиционный характер Галицко-Волынской летописи. В ней очень редко встречается обычный для более ранних летописей хронологический зачин статей: «В л;то… бысть». Это дало ему основание считать, что перед нами не погодная хроника, а литературная повесть, которая позже и очень неудачно была поделена на годы. Писалась она разными людьми, но всегда современниками описываемых событий. В ряде мест (статьи 1226 и 1242 гг.) летописцы засвидетельствовали свое присутствие в описываемых событиях. Отсутствие какой бы то ни было церковной хроники, традиционных для ранних летописцев молитвенных обращений к Богу и евангельских сентенций указывает на то, что авторы не принадлежали к духовному сану, а были светскими лицами.

Вторая часть Волынской летописи является как бы органическим продолжением первой. Хотя основным ее героем является Владимир Василькович, унаследовавший владимирский стол, летописец постоянно держит в поле зрения Льва Даниловича, княжившего в Галичине, а также Мстислава Даниловича, занимавшего луцкий стол. Неизменными остались и внешние приоритеты. В качестве постоянных и не всегда дружественных контрагентов Галичины и Волыни выступали Польша, Литва, ятвяги, а также татары. Однако в отличие от времен Данила и Василька, их наследники не демонстрируют той же солидарности. Лев Данилович водил дружбу с литовским князем Тройденом, а тот находился в непримиримой вражде к Владимиру Васильковичу. Когда же Лев рассорился с Тройденом и организовал против Литвы поход многих русских князей с татарской помощью, успеха он не достиг из-за эгоизма того же Льва. В следующий поход против Литвы, для которого Ногай прислал (по просьбе Льва, Мстислава и Владимира) татарскую подмогу, Лев и вовсе не пошел. Из-за несогласованности действий, вызванных желанием Мстислава и Юрия Львовича только себе взять полон, поход этот закончился сокрушительным поражением русских дружин.

Летописец последовательно рисует негативный образ Льва Даниловича. Не удовлетворяясь тем, что имел, он постоянно провоцировал братьев на какую-либо авантюру, а затем сам же и разрушал их союз. Его попытка воспользоваться смертью Болеслава Краковского и присоединить к своему княжеству часть польских владений вызвала у летописца резкое осуждение. В антипольский поход были втянуты Владимир и Мстислав, а также татарские воеводы, но поражение в нем летописец относит только на счет Льва. «И тако возвратися Левъ назадъ с великимъ бесчестьемь» — так подытожил он статью 1280 г.

В противоположность Льву Владимир изображен в летописи как мудрый и рыцарственный князь. От него ни разу не исходила инициатива привлечения для походов против западных соседей безбожных татар. Если это было возможно, он предпочитал вообще не принимать в них участия. Об одном таком случае летописец пишет в статье 1282 г. Когда Ногай и Телебуга приказали выступить с ними на Польшу Льву, Мстиславу и Владимиру, последний, сославшись на болезнь ноги, в поход не пошел. «Володимеръ же бяше тогда хромъ ногою, и т;мь не идяше, зане бысть рана зла на немь».

В следующем году Владимир принял участие в походе Телебуги на Польшу, однако, дойдя до Сандомира, повернул назад. «Ту же на Сану Володимеръ воротися от нихъ (татар. — П. Т.) назадъ».

Летописец подчеркивает, что Владимир был верен дружбе. Когда рассорились польские князья Самовитовичи Конрад и Болеслав и последний выступил в поход на брата, Владимир принял сторону Конрада. «Володимиръ же сжаливси и расплакався, рече послу брата своего: „Брате! Богъ буди отм;стникъ твоей срамот;, а се я готовъ тоб; на помочь,“ и нача наряживати рать на Болеслава». О победе Конрада и Владимира над Болеславом летописец сообщил с особой торжественностью: «Кондратъ же князь по;ха во свой городъ, вземь на ся в;н;чь поб;дныи, и сложивъ с себе соромоту с помощью брата своего Володимера».

Волынь всегда имела непростые отношения с ятвягами, однако, когда в их земле случился голод и они обратились к Владимиру с просьбой о помощи, он немедля откликнулся на нее. «Володимеръ же из Берестья посла к нимъ жито в лодьяхъ по Бугу». Под городом Плоцком на Волынский хлебный транспорт напали неизвестные разбойники, которые перебили русичей, а все зерно забрали. Владимир шлет грамоту Конраду и требует объяснения, поскольку этот разбой произошел под его городом. Конрад не смог доказать свое неучастие в этом злодействе, а наговор на него Болеслава спровоцировал военный поход Владимира. Дружины Волынского князя прошлись по правому берегу Вислы, захватили большой полон и вернулись домой. Вскоре, однако, выяснилось, что Конрад к грабежу действительно не причастен, и между князьями восстановился мир. Владимир вернул ему челядь, «што была рать повоевала», а затем, о чем шла речь выше, и вступился за оклеветанного союзника.

Летописца особенно восторгает созидательная деятельность Владимира. Мысль о строительстве нового города была вложена ему в сердце самим Богом: «Посемь вложи Богъ во сердце мысль благу князю Володимирови, нача соб; думати, абы кде за Берестьемь поставити городъ». Свой замысел он поручает реализовать городнику Алексе, который поставил много городов еще при отце Васильке. Вскоре на облюбованном Алексой и самим князем месте на берегу реки Лосны был срублен город Каменец. Конечно, это не было рядовым событием. В условиях, когда укрепления вокруг старых городов были разрушены по приказу Бурундая, строительство новых укреплений расценивалось современниками как возрождение могущества земли. Не случайно летописец вспоминает времена Романа Мстиславича и полагает, что «нын; же Богъ воздвигну ю (землю. — П. Т.) милостью своею».

Высшей степени идеализации образ Владимира получает в рассказе о его болезни и смерти. Здесь князь возводится в ранг чуть ли не святого. Будучи тяжело больным, он завещает свое княжество Мстиславу Даниловичу. Выбор свой объяснил тем, что из трех князей (Лев, его сын Юрий и Мстислав) только Мстислав не имел гордыни. Чтобы не было каких-то двусмысленностей, завещание свое Владимир огласил в присутствии князей Льва Даниловича, Юрия Львовича, а также татарских воевод Телебуги и Алгуя. Вместе с землей он вручил Мстиславу и заботы о своей жене Ольге, а также приемной дочери Изяславе, которым определил во владение город Кобрин «с людьми и съ данью, како при мн; даяли, тако и по мн;, ать дають княгин;», село «свое Городелъ», а также монастырь святых Апостолов, который «создахъ своею силою», и купленное для него село Березовичи. Оба распоряжения Владимира были оформлены письменно в двух грамотах, на чем Мстислав целовал крест.

После сделанных завещаний Владимир прожил еще четыре года. Он уже не управлял княжеством, но сохранял положение морального авторитета среди Романового потомства. Мстислав почитал его как отца и господина, Юрий Львович просил заступничества перед своим отцом, Лев Данилович посылал к Владимиру епископа перемышльского Мемнона с просьбой уступить ему город Берестье.

Незадолго перед смертью Владимир начал раздавать нуждающимся свое добро. Золотые и серебряные вещи были переплавлены на гривны и в качестве милостыни разосланы по всей земле. Кони из княжеских табунов розданы тем, кто пострадал от нашествия Телебуги. Княжеская щедрость названа летописцем дивной, дошедшей до сирот, болящих и вдовиц.

Еще более возвышенная характеристика Владимира содержится в его посмертном панегирике. Летописец не жалеет эпитетов, чтобы прославить своего князя. Похороны его превратились в сплошной плач владимирцев: «плакашася по немь Володимерчи, поминающе его добросердие до себе, паче и слугы его плакахуся по нем слезами обливающе личе свое». Летописец сравнивает Владимира с его знаменитым дедом, который освободил людей от всех обид, а также с зашедшим солнцем. «Ты же бяше господине сему поревновалъ и насл;дилъ путь д;да своего, нын; же господине уже к тому не можемь тебе зр;ти, уже бо солнче наше заиде». Летописец воздает хвалу умершему князю за его ум (называя великим философом), за храбрость, кроткость и смиренность, любовь к монастырям, чернецам и черницам, за то, что был всем «яко возлюбленный отець». Кажется, нет таких добрых слов, которые бы не были использованы в панегирике, однако оказалось, что летописец сказал о Владимире не все. После заключительных слов об «Отце и Сыне, и Святом Духе» он начинает новую похвалу умершему князю. На этот раз славит его за то, что тот срубил в своем княжении многие города, построил церкви и украсил их иконами и книгами, списал несколько списков апракоса и евангелия и передал их в различные города. К числу богоугодных дел Владимира летописец относит росписи всех трех алтарей церкви св. Георгия в Любомле, которые ему не удалось окончить из-за болезни, а также сооружение каменной башни в Берестье.

Для признания Владимира святым не хватало только чуда, но летописец сообщает и о нем. Когда княгиня и епископ Евсигний по прошествии времени открыли гроб, то оказалось, что княжеское тело, пролежавшее с 11 декабря 1288 г. по 6 апреля 1289 г., совершенно не тронуто тленом, но лежало бело и издавало «аромат многоценный». Увидя такое чудо, все присутствовавшие в церкви святой Богородицы прославили Бога и «замазаша гроб его, месяца априля в 6 день, в среде страсное недели». Странно, что все это так и не послужило основанием для канонизации Владимира Васильковича Русской православной церковью.

Перед нами, безусловно, один из лучших панегириков, которые когда-либо создавались русскими летописцами. Он обладает незаурядными литературными достоинствами, хотя и производит впечатление определенной вторичности, сотканности из уже имеющихся аналогичных жанровых образцов. В некрологе использованы клише, особенно характерные для Киевской летописи XII в. К их числу относится выражение: «Сии же благов;рний князь Володим;ръ, возрастом б; высокъ, плечима великь, лицемь красенъ». Из некрологов летописца Моисея князьям Ростиславичам взяты слова: «И приложися ко отцемь своим и дьдомъ, отдавъ общии долгъ его же н;сть уб;жати всякому роженному». Говоря о Мстиславе как наследнике Владимира, летописец заимствует пространную цитату из «Слова о законе и благодати» митрополита Илариона: «Иже нескончанаа твоя учиняюща, аки Соломонъ Давыда…».

Следует отметить, что некролог не единственное место, где волынский летописец воспользовался творчеством своих киевских коллег. По существу, вся Волынская летопись наполнена парафразами из киевского летописания. Особенно полюбилось владимирскому книжнику выражение «Но мы на предлежащее возвратимся», к которому он прибегает всякий раз, как только ему нужно вернуться к прерванному рассказу. Узнаваемы также слова: «Начата веселитися, видяще бо вороги своя избиты, а своя дружина вся ч;ла». Так когда-то радовался черниговский князь Мстислав Владимирович, после осмотра поля Лиственской битвы. Изобретением киевских церковных летописцев является и выражение: «Дьяволъ же искон;и не хотя добра человеческому роду». Рассказ о Владимире Васильковиче как философе и книжнике, «якого же не бысть во всей земли, ни по нем не будет», перекликается с характеристиками митрополита Клима Смолятича, который «бысть книжникъ и философь, такъ яже в Рускои земли не бяшеть», а также митрополита Иоанна, о котором летописец сказал, что «сякова не бысть преже в Руси, ни по н;мъ не будеть такии». Из ранних летописцев позаимствовано и характерное обращение к Богу, начинающееся словами: «Вижь мое смирение».

Приведенные примеры свидетельствуют о том, что владимирский автор при написании Волынской летописи имел под руками полную Киевскую летопись, а также «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона, которые он хорошо знал и широко использовал в своем труде. Конечно, имея перед глазами столь совершенный летописный образец, он не мог удержаться от подражания. И писал он, разумеется, не повести, а обыкновенную хронику событий, происходивших на Волыни, в Галичине и сопредельных странах в годы княжения Василька Романовича и Владимира Васильковича.

Подробное, почти протокольное описание многих событий указывает на то, что сведения о них составлены современниками и очевидцами. В ряде мест летописи об этом говорится вполне определенно. Так, в рассказе о гибели орды Телебуги (статья 1283 г.) во время возвращения из венгерского похода читаем: «И умре ихъ бещисленное множество, самовидчи же тако рекоша». При описании похода того же Телебуги к Владимиру Волынскому в следующем году летописец также пользуется информацией очевидцев. «Телебуга же еха обзирать города Володим;ря, а друзии мл;вятъ, оже бы и в город; быль, но то не в;домо». Нет сомнения, что очевидцы не только изустно рассказывали о событиях, в которых им довелось принимать участие, но и составляли о них подробные записи, которые затем были использованы сводчиком при составлении Волынской летописи.

Когда-то М. С. Грушевский, пытаясь определить, кем был летописец Владимира Васильковича, пришел к выводу, что перед нами не воин, а штатский человек. В. Т. Пашуто склонен был отождествлять его с духовным лицом, близким епископу Евсигнию. Думается, оба предположения не точны. Летописец был не совсем «штатским лицом», он, несомненно, принадлежал к духовному сословию. Об этом со всей определенностью говорит текст летописи, содержащий в изобилии церковную фразеологию. Летописец постоянно обращается к Богу, объясняя успехи в сражениях и других делах заступничеством его и Матери Божьей, а поражения наказанием, посланным «за грехи наша». Когда Телебуга не смог взять города Владимира, летописец заметил, что это «Богъ избави его своею волею». Нашествие окаянного и беззаконного Ногая на Львов летописец объясняет казнью Божьей. «Се же наведе на ны Богъ гр;хъ ради нашихъ, казня ны, а быхом ся покаял; злыхъ своих безаконьныхъ д;лъ».

Иногда то или иное событие вызывает у летописца ассоциации из мировой истории, описанные в священных книгах. Рассказав о дивных щедротах князя Владимира, раздавшего перед смертью свои богатства «нищим и убогим», летописец заметил, что все творящие милость слышат «глас Господень ко Вьходъносору царю». Беседы князя с епископами и игуменами «от книгъ о житьи св;та сего тл;ньнаго» напомнили ему деяния великого Константина, который вместе со святыми отцами Никейского собора «законъ человекомъ полагающе». Немощь князя Владимира, вызванная неизлечимой болезнью, сподобила летописца назвать князя вторым Иовом: «И наставши зим;, и зубы исподнии выгниша вси, и челюсть бородная перегни, се же бысть вторыи Иевъ».

Сказанное выше свидетельствует о широкой церковной образованности и эрудиции автора летописи Владимира Васильковича. Трудно предположить, чтобы ею обладал простой штатский писец или какой-то благочестивый монах. Незауряден и литературный талант летописца, для которого занятие исторической письменностью было, по-видимому, привычным делом. Еще одной характерной чертой автора летописи является его безоговорочная преданность своему князю. Из лиц ближайшего окружения Владимира на эту роль, как кажется, наиболее подходит владимиро-волынский епископ Евсигний. Он был соратником и особо доверенным лицом волынского князя. Ему поручил Владимир вести переговоры с Мстиславом о передаче Владимирского княжества. Только он был посвящен во все княжеские мысли и сомнения. Евсигний отпевал Владимира в церкви Св. Богородицы, он же открывал его гроб вместе с княгиней в апреле 1289 г. Учитывая, что все эти события необычайно подробно изложены в летописи, а епископ Евсигний предстает в них как ключевая фигура, можно предположить, что именно ему и принадлежат все эти описания.

Летопись Владимира была завершена уже во время единоличного правления на Волыни Мстислава Даниловича. Об этом свидетельствует текст некролога Владимиру, в котором автор не только скорбит по умершему господину, но и обращается к нему с просьбой молиться «о земли брата своего, преданна ему тобою», а также и о самом Мстиславе: «Паче же помолися о брат; своем Мьстислав; добрыми д;лы».

Заключительная часть Волынской летописи озаглавлена как «Начало княжения великого князя Мьстислава в Володимер;», однако является фактически не особой летописью, а продолжением старой. Ни содержательно, ни стилистически новый текст не отличается от предыдущего. Можно думать, что он написан тем же летописцем, который составил и летопись Владимира.

Примечательно, что у Мстислава, как и у Владимира, особо доверенным лицом продолжал оставаться владимиро-волынский епископ. Ему поручал князь провести переговоры с Львом Даниловичем по поводу захвата его сыном Юрием волынского города Берестья. Выбор епископа для этой цели не случаен, поскольку он являлся не только высшим духовным авторитетом земли, но и был наиболее осведомленным свидетелем того, что Владимир передал Мстиславу «землю свою всю». В конце концов конфликт был улажен. Юрий оставил Берестье и вернулся в свой Белз, а Мстислав, разгневанный на берестейцев, обложил их за крамолу княжеской податью.

После рассказа об улаживании конфликта с Юрием Львовичем летописец вновь подчеркивает, что Мстислав является приемником Владимира на волынском столе. В стиле характеристики предшественника, он представлен летописцем как добрый пастырь земли, с любовью относящийся к боярам, а также рассудительный и мудрый правитель, умевший жить в мире «с околными странами: с Ляхы и Н;мцы, с Литвою».

Заметно изменилось в этой части летописи отношение к Льву Даниловичу, авантюры которого как будто больше не раздражали летописца. Наоборот, он с воодушевлением замечает, что из польского похода князь вернулся «с честью великою и со множествомъ полона». Однако благожелательное отношение летописца к Льву, как справедливо считал В. Т. Пашуто, не позволяют говорить о наличии здесь каких-то фрагментов его летописи. Уточнение летописца, что «Лев князь, брат Мстиславль», однозначно противоречит такому предположению.

Завершается сохранившийся фрагмент Мстиславовой летописи сообщением о том, что Мстислав создал гробницу каменную «надъ гробомъ бабы своей Романовой» и заложил в Черторыйске «столпъ комен», а также информацией о смерти князей пинского Юрия Владимировича и степанского Ивана Глебовича.

Подводя краткий итог исследованию Галицко-Волынской летописи XIII в., следует отметить, что несмотря на жанровую специфичность, выражающуюся преимущественно в повестевой манере изложения событий в Юго-Западной Руси, она представляет собой все же не литературное, а историческое произведение. Вряд ли правомерно утверждать, что волынские и галицкие книжники намеренно сочиняли повести, которые позже, усилиями редакторов-сводчиков, были объединены в последовательную хронику. Они, несомненно, писали летописи, а повести у них получались сами собой, в зависимости от литературного мастерства. Подобное явление характеризует не только галицкое и волынское, но и летописание других земель Руси. Наличие в Галицко-Волынской летописи заимствований из Киевской, о чем речь шла выше, свидетельствует о том, что летописцы Юго-Западной Руси в целом продолжили общедревнерусскую традицию летописания.




 
Он отбил попытку литовских князей овладеть Волынью, способствовал укреплению ее хозяйственного и культурного единства , а не только своей власти. Со смертью Владимира Васильковича эта политика оборвалась: например, прекратилось галицко-волынское летописание.



На Руси кружево из металлических нитей было известно с XIII столетия. Оно упоминается в Ипатьевской летописи под 1252 годом как украшение одежд князя Даниила Галицкого: «кожюх же оловира Грецького и кружевы златыми плоскими ошит»[118]. Также оно отмечается в Волынской летописи под 1288 годом, в повествовании о смерти князя Владимира Васильковича: «омывше и увиша его аксамитом с круживом якоже достоин царем»[119].

Существует предание, что происхождение названия «кружево» связано со словом «круг», поскольку оно служило для окружения, окаймления оплечья, подола, бортов и обшлагов царской или великокняжеской одежды[120].

Золотное кружево, или, как его называли на Руси, «круживо», различали кованое, аксамитное, цепковое, крушковое, плетеное, тканое и низаное[121]. Однако значительная часть этого перечня, как и кружева Даниила Галицкого и Владимира Васильковича, относится к галунам, позументам и тканым тесьмам[122]: «тегиляй бархат венедитцкой рудожолт, стеган. Круживо на нем – ткано шолк червчат с серебром»[123].

Низаное кружево среди всего массива золото-серебряных изделий находилось на особом положении. От других видов кружева, изготовленных из металлической нити, его отличало наличие жемчуга и так называемой бгани[124], то есть различных блесток, бляшек, «звездок»[125] и прочих декоративных включений. Блестки, или «пелепела», то есть мелкие металлические кружочки с отверстием для закрепления, «выделывались из золота, серебра, мишуры, цветной фольги, цветного стекла или зеркальные… чрезвычайно разнообразной формы: овальные, круглые, трехгранные, квадратные, полумесяцем, звездообразные и т. п., но обычная основная форма для металлических блесток была круглая», слегка выпуклая кольцеобразная[126].

Блестки в золото-серебряной работе сочетались с работой жемчугом, канителью и шелком.

Для разнообразия работы с металлической нитью употреблялись и плащики – «род мелких фигурных бляшек из золота и серебра, которые делались выпуклые или плоские, резные, чеканные, с чернью или эмалью. Очень разнообразные по форме, плащики служили богатым добавлением, эффектно заполняя узор и шитье золотом или шелками или же низание жемчугом, внося большое разнообразие в орнамент и увеличивая художественное впечатление»[129].

По своему назначению плащики были схожи с аламами, или образцами, – большими серебряными бляхами из басменного золоченого серебра[130], которые сопутствовали металлическому кружеву.

Образцами были украшены и «государевы ездовые занаряды», летние и зимние: «ферези скорлатные, большие. На них круживо немецкое, плетено золотом; образцы в четырех местах, круглые, низаны жемчугом по синему отласу», и «ферези скорлатные на соболях, круживо немецкое, плетено золото, как кружечки; образцы в пяти местах долгие, по синему атласу сажены жемчугом. Около образцов веревки золоты»[132].

Кружево также дополнялось мелкими дробницами – серебряными золочеными бляхами с мелкими чеканными или резными сюжетами[133]. Дробницы были более крупными, чем «плащики», чаще всего круглые выпуклые; встречались овальные, крещатые, клинчатые и другие формы. Дробницы имели чеканные, черненые или эмалевые изображения или надписи[134]. В работе мастериц бляшки (блестками, звездками, пелепелами, плащиками, чепочками и т. п.) объединялись в понятие «бгань»[135].

Собственно низанье представляло собой нанизывание жемчуга на нитку в виде сквозной сетки. На Руси было известно несколько техник низанья жемчугом: «в снизку», «в ряску», «в перье», «в прядь», «в две пряди», «в одно зерно», «в рефидь», «в сетку», «решеткой» и др.[136] В работу шли как целые зерна, так и их половинки, что удешевляло стоимость изделия[137].

Для низанья использовали привозной морской жемчуг, составлявший в исследуемый период значимую часть импорта[138]. Ценность жемчуга зависела от места его добычи, а также размера (выделялись зерна «большой, средней и малой руки») и цвета. Особо ценные экземпляры носили название «жемчужина», прочие же объединялись в общее понятие «жемчуг»[139]. Ровные круглые зерна назывались «скатным» или «окатным» жемчугом, который ценился значительно выше, чем жемчуг неправильной формы под названиями «уродец», «зубоватый», «угольчатый» или «рогатый»[140].

Крупный жемчуг продавался поштучно или «кистями» (он нанизывался на нитки, которые затем связывались в кисти), мелкий – на вес, который измерялся в фунтах или золотниках[141]. В низанье применялся и тот и другой: «Ризы. Аксамит золотной, по нем травы золоты петельчаты… вместо опушки кружево низано жемчугом по червчатому бархату средним и мелким жемчугом с канителью и звездки, подложены дорогами червчатыми, подпушены атласом желтым»[142].

Наибольшую стоимость имел белый или светло-розовый ровный и крупный «бурмицкий» или «гурмицкий» жемчуг из Ормуза в Персидском заливе. Высоко ценился и крупный ровный жемчуг из черноморской Кафы. Несколько ниже оценивался цветной цейлонский и индийский некрупный жемчуг. Уточним, что кафимский жемчуг зачастую получал свое название не по месту его добычи, а по месту продажи[143]; подобная практика была весьма характерна для торговли в прошлом[144]. Дешевые сорта жемчуга, такие как китайский морской и отечественный речной в низаном золото-серебряном кружеве не применялись. Отметим, что рукодельницы Средневековья работали и в технике саженья, то есть прикрепления жемчуга к уже готовому изделию.

Кроме жемчуга, для низанья и саженья употребляли самоцветные каменья. Среди драгоценных камней, которые чаще всего использовались для кружевного низанья, находились рубины (под именем червчатых яхонтов), лалы (красные камни с окраской бледнее рубинов), изумруды («искры изумрудные») и сапфиры («яхонты лазоревые»)11[147]. В работе задействовались и полудрагоценные камни, а также стекло и подделки под именем «простых камней» или «смазней»[148].

Низаным кружевом украшались особо ценные вещи церемониального значения .  «Телогрея  отлас червчат гладкой; кружево плетеное золотное. Меж золота низаны жемчугом репьи»[150]. Репьями называли маленькие металлические зубчатые чашечки, куда вставлялись жемчужное зерно или самоцветы[151].

 роспашница «камка бурская, на червце травы и листье золото; вошвы по бархату по червчатому низано жемчугом репьи и косы, в репьях и косах в золотых гнездах зачеканивано каменье яхонты, и лалы, и изумруды, и бирюзы»[152]. Репьи могли быть живыми, закрепленными на спнях, то есть подвижно таким образом, что они «от движения головы качались, дрожали и тем производили еще больше блеску во всем уборе»[153].

Драгоценные камни для кружевного низанья были привозными; они доставлялись в Россию и с Востока, и с Запада. В рукодельных работах использовались просверленные камни с продетой в них серебряной золоченой проволокой – «камни на спне» и цельные камни, вставленные в касты, – «камни в гнездах».














Княгиня Ольга Романовна Кобрин ; Выдающиеся личности 11
С княгиней Ольгой Романовной связано первое летописное упоминание о Кобрине. Жизненный путь супруги владимиро-волынского князя Владимира Васильковича долго оставался в тени. Между тем Ольга Романовна была образованной, незаурядной женщиной, не только достойной женой, но и соратницей своего венценосного супруга. По отцовской линии она – внучка князя Михаила Черниговского, который в 1246 году принял мученическую смерть, отказавшись кланяться языческим идолам в ставке Батыя, и был причислен к лику святых.

Ольга родилась предположительно в конце 40-х годов XIII века. В семье своих родителей — князя Романа и княгини Агафьи – она была самой младшей среди трех сестер и двух братьев. В июле 1263 года княжну выдали замуж за волынского тогда еще княжича Владимира Васильковича, который приходился ей двоюродным дядей по материнской линии.

Это был династический брак, укрепивший союз Брянско-Черниговского и Волынского княжеств. С описанием брачной церемонии в Брянске связано и первое появление Ольги Романовны в летописи. Дело в том, что аккурат во время свадебного пира, в котором участвовали тысячи гостей, на Брянск напало войско князя Миндовга. Отец Ольги князь Роман Михайлович прямо из-за стола встал во главе дружины и отправился навстречу неприятелю. Который, как повествует летопись, вскоре был разбит. Однако и сам князь был тяжело ранен.

Вся дальнейшая жизнь княгини в замужестве связана с Волынью, правителем которой вскоре станет ее супруг. Вместе с князем она переносила тяготы военных походов. Но особенно проявила себя в дипломатических переговорах с посланниками соседних государств, в том числе Польши и Литвы.

Князь Владимир в последние годы тяжело болел. И в это время управление княжеством фактически легло на плечи молодой княгини. Согласно преданию, в Каменце-Руськом (ныне город Каменец) Владимир Василькович долго лежал в своей болезни в княжьих палатах, о которых в наше время напоминает лишь горка к северу от гимназии.

Из Каменца князь едет в Рай на Волыни, где вручает две дарственные грамоты. Одну – о даровании земли своей и городов после смерти двоюродному брату князю Мстиславу Луцкому; вторую – княгине Ольге о даровании ей города своего Кобрыня с людьми и данью, а также сел Городел, Садовое, Сомино.

Предание связано с конкретными историческими фактами. В 1287 году галицкий и волынский князья организовали поход на Польшу. Владимир Василькович, тяжело больной, послал вместо себя воеводу, а сам остался в Каменце. Очень страдая от своей болезни (у него гнила нижняя челюсть), он сообщил Мстиславу Даниловичу Луцкому, что назначает его наследником.

После похода Мстислав был вызван для подписания документов. Отдельно князь написал грамоту, в которой Ольге Романовне завещал город Кобрин и село Городел (Городец). Чрезвычайно подробно описаны последние дни и смерть Владимира в Любомле 10 декабря 1288 года. Напомним, вся элита княжества оставалась во Владимире-Волынском, с князем были только дворовые слуги и княгиня Ольга Романовна. Подробно описаны и переживания княгини, которая «не могла успокоиться», пока иерархи не отдали приказ открыть княжеский гроб, в результате чего выяснилось, что тело Владимира Васильковича сохранилось нетленным. На основании этих фактов исследователи предполагают, что именно Ольга была автором «Повести о Владимире Васильковиче».

Со значительной долей вероятности можно предположить, что в Кобрин княгиня перебралась около 1290 года. Скорее всего, тогда в городе был заложен первый деревянный замок. Появился рынок. Стали развиваться торговля и ремесленничество.

Кобрин приобрел все очертания обычного средневекового города Западной Руси. Память об Ольге и ее могила на Княжей Горе, у деревни Ляхчицы, многие столетия сохранялись местными жителями. Как рассказывают сами ляхчуки, к княгине частенько обращались с просьбами о помощи, например о спасении от волков.

В Ляхчицах до сих пор очень распространено женское имя Ольга. Несколько лет назад в Кобрине, на площади Ленина, установили скульптурную композицию «княгиня Ольга и князь Владимир-Иоанн Василькович».

Кобринский краевед, историк Юрий Борисюк давно занимается исследованием жизни этой неординарной женщины. Он убежден, что могила княгини Ольги Романовны находится именно в Ляхчицах, на той самой Княжей Горе, где 22 июля прошлого года был установлен освященный крест, а ближайшим летом планируется установить памятную доску с информацией о народном предании.

Само же предание гласит: «Давно это было. Княгиня Ольга здесь проходила… Некогда убили мужа ее, Владимира, и пошла Ольга воевать с врагами… Ольга хитростью победила врагов, перековав у лошадей подковы на копытах наоборот.

Но за Дывином был пост, и оттуда солдаты ее догоняли. В то время наша гора над болотами стояла, леса на ней не было. Там княгиня и остановилась. В то время вражеские войска наступали с юга, от Новоселок. На горе и нашла смерть Ольгу… Там ее и похоронили. Могила была почти под вершиной. С тех пор это место и называется Княжая гора, либо Княжна. Издавна на могиле стоял простой деревянный крест, но, наверное, при большевиках его сняли…».

Некоторые историки считают, что событие, описанное в предании, могло иметь место в самом конце XIII столетия. По-видимому, конфликт Ольги с князем Мстиславом перерос в открытое противостояние. Формально Кобрин оставался под юрисдикцией Владимиро-Волынского князя.

Но согласно завещанию Васильковича, после его смерти переходил в собственность супруги. Двоякое толкование закона в те времена могло решаться лишь одним способом — на поле брани. Кобринчане считали Ольгу своей княгиней, хотя официально ее владения не имели статус княжества. Потому регулярного войска у Ольги Романовны не было. Под ее знамена встали ополченцы, которые проиграли неравный бой дружинникам волынского князя. Можно предположить, что в этом бою пала и сама княгиня. Здесь же ее похоронили.

Такая версия, конечно, имеет право на существование. Как бы то ни было, Княжая Гора оказала большое влияние на развитие деревни Ляхчицы и соседней округи. В Покровской церкви села Хабовичи, в приход которой входят Ляхчицы, долгое время хранилась летопись о событиях, связанных с урочищем, а 24 июля (на Ольгу) отмечается престольный праздник.


«Культурным людям в политике не везет». Удачное выражение нашего современника, философа и историка культуры Петра Кралюка имеет под собой, по крайней мере, тысячелетнюю основу. Исключения из этого правила — немногочисленны. Наиболее яркое — князь Ярослав Владимирович Мудрый. Но и он сначала «порешал» политические вопросы, и только потом взялся за культуру...
А наиболее яркое подтверждение имеем тоже из княжьей эпохи. Князь Михаил Всеволодович Черниговский прожил «никчемную» (с политической точки зрения) жизнь. Разменял ее на многочисленные междоусобицы, безуспешную борьбу то за киевский стол для себя, то за галицкий — для сына Ростислава. Краткие мгновения триумфа оборачивались униженными скитаниями беглеца. От конкурентов в борьбе за Киев бежал в Галичину. От Батыевого нашествия — аж в Силезию. Да и там, в городе Серадз, какие-то местные рыцари ограбили его, убив при этом внучку. Даже сват, венгерский король, «не дал ему чести», когда Михаил приехал просить приюта.
Наверное, так он и остался бы известным в узких кругах историков-медиевистов, как неудачный соперник Ярослава Суздальского и Данилы Галицкого, если бы не яркий завершающий аккорд жизни.
В 1246 году ряд русских князей посетили с визитами хана Батыя. Кто «неволей татарской», а кто — не без собственного интереса. Практичный политик Данил Романович почтил языческие обычаи монголов: «Поклонился он по обычаю их, пил с Батыем черный кумыс». По мнению выдающегося медиевиста Л. Махновца, «считалось, что кто выпьет кумыс — перестает быть христианином». Неудивительно, что Батый одобрил такое поведение галицкого князя: «Ты уже наш, татарин!» — и сохранил за Данилой галицкие княжения. Не уклонился от монгольских обычаев и Ярослав Суздальский.
В то же время Михаил Черниговский не поддался ни вражеским угрозам, ни уговорам и посулам своих: «Не хочу быть христианином по имени, а делать как поганин!» По свидетельству летописи, Михаил согласился кланяться хану как своему сюзерену, но отказался кланяться языческим тотемам. «Батый тогда, как тот обозленный зверь, разъярился, повелел заколоть князя Михаила и заколот он был беззаконным Доманом, путивльцем нечестивым, и с ним заколот был боярин его Федор. Так мученически пострадали они и получили оба венцы от Христа Бога». Так, кровью своей утвердив, что Божий смысл жизни важнее самой жизни, погиб святой Михаил Черниговский. Знаток и почитатель книги и книжности.
Житие его дочери Феодулии (в монашестве — Евфросинья Суздальская) указывает, что именно отец учил дочь, которая «познала все книги Вергилийские и Витийские, сведуща была в книгах и Аскилоповых, и Галеновых, и Аристотелевых, и Омировых (Гомеровых. — Авт.), и Платоновых...». Еще одним учителем при черниговском княжьем дворе был боярин Федор, которого сама Феодулия в более позднем письме к отцу называла «философом из философов». По мнению исследователей, вторая дочь черниговского князя — Мария Михайловна — получила в семье такое же образование, как и Феодулия. В январе 1227 г. Марию выдали замуж за Василька Константиновича Ростовского. Летопись говорит о нем: «Красавец лицом, с глазами светлыми и прямыми, он был храбрый, добрый сердцем и ласковый с боярами. Кто служил ему, ел его хлеб и пил воду из его чаши — тот не мог забыть его, не мог быть слугой другого князя!» В битве на Сыти в 1238 году князь Василько Ростовский своей отвагой вызвал восхищение даже у монголов. Батый приказал непременно взять его живым. Татары предложили ему службу у себя. Василько отказался и был убит. В 1246 году Мария пережила еще одно испытание — гибель отца. Михаила Черниговского и боярина его Федора сопровождал и сын Марии Борис Ростовский, который и рассказал о подробностях гибели деда.
По мнению Н. Пушкаревой, «в скором времени при участии Марии Михайловны было составлено «Житие» Михаила Черниговского. История жизни и смерти в Орде могущественного и гордого русского князя поразила Русь. Это «Житие» было, наверное, не единственным литературным произведением княгини Марии. Когда после разгрома Батыем Владимира в 1238 г. центр восточнорусского летописания переместился в уцелевший Ростов, оно велось под непосредственным надзором ростовской княгини. На мысль о прямом отношении Марии Михайловны к летописным ростовским сводам наводят настойчивые воспоминания ее имени в тексте летописи и подробное описание похода на Калку, в котором принимал участие ее муж. Привлекает внимание эмоционально выраженная радость по поводу того, что князь Василько не дошел до реки и остался невредим. Проявление такого чувства для летописца кажется неуместным, но все становится совершенно понятно, если это пишет жена князя. На страницах ростовских летописей много места отведено воссозданию портрета Василька Константиновича, по сути — панегирика ему: умелому, «храброму паче меры», умному, честному («правда же и истина с ним ходили»). С горечью описаны смерть князя Василька в битве на Сыти, взятие ордынской ратью родного для Марии Чернигова, а под 1246 годом — мученическая смерть отца княгини. Именно под влиянием Марии имя ее отца стало в летописи символом мужества». К этой примечательной черте еще вернемся. «Летописанием Марьи Ростовской» называл этот фрагмент летописи и академик Д. Лихачев.
Интерес к книге и книжности передался и другим потомкам святого князя. Его внучка Кунгута Ростиславовна (ок. 1245 — 9.9.1285, жена чешского короля Пшемыслава Второго) держится с достоинством в Чехии как одна из первых чешских поэтесс. Вполне обосновано можно предположить, что книжность, по крайней мере — церковная, была в почете и в брянском ответвлении этого рода. Ведь и сын Михаила — Роман Брянский — должен был получить образование не хуже того, которое имели упомянутые выше сестры Феодулия и Мария. Не будет большой натяжкой предположить, что в значительной мере именно «чтением книжным» было сформировано решение Романового сына Олега отказаться от мирской власти, передать княжий стол младшему брату и принять монашеский постриг. За что он впоследствии тоже был канонизирован.
Но ближе всего связана с древнеукраинской книжностью оказалась дочь Романа Михайловича — Ольга.
Во второй половине июля 1263 года ее отдали замуж за волынского княжича Владимира Васильковича. Этот брак стал событием в истории отечественной культуры. Внучка святого-книгочея, племянница автора жития и летописи, кузина чешской поэтессы — и «книжник великий и философ, которого не было во всей земле и после него не будет» нашли друг друга. Брак Владимира Васильковича и Ольги Романовны стало не только слиянием двух личностей, но и слиянием двух книжных культур Руси — западной (волынской) и восточной (черниговской).
Культуротворческая деятельность Владимира Васильковича после долгих лет забвения ныне стала объектом заинтересованности историков. Следует назвать работы М. Котляра, С. Панышко, а прежде всего — П. Кралюка. А жизненный подвиг его жены до сих пор остается в тени. Это крайне несправедливо, поскольку эта незаурядная женщина верно выполнила брачную присягу, разделив с суженым счастья и беды, здоровье и недуги. Красноречивое, хотя и недооцененное свидетельство содержат приписки к «Кормчей книге» 1286 года, известные по копиям более поздних столетий. В Арадском списке «Кормчей» приписка звучит так: «В лето 1286 списан был этот монаканон (правильно — «номоканон». — С. С.) боголюбивым князем Владимирским, сыном Васильковым, внуком Романовым и боголюбивой княгиней его Ольгой Романовной. Аминь, говоря, конец. Богу нашему слава на века вечные. Аминь. Пишем мы эти книги, а господин наш поехал в Ногай, а госпожа наша осталась во Владимире». В Харьковском списке почти аналогичный текст сопровождается продолжением: «Так как из-за недуга измучилась очень. Из-за того нельзя было ей сопровождать его». То есть ситуация, когда Ольга не сопровождает своего мужа, настолько исключительная для волынских книжников, что они ищут ей специальное пояснение! Своеобразной благодарностью черниговским книжникам за воспитание жены выглядит предсмертный дар князя — именно в Чернигов он передал одно из самых ценных Евангелий, выпущенных в его скриптории.
Не менее примечательно, что первое появление Ольги Романовны в летописи — это именно тщательное описание брачной церемонии... в Брянске! Да и потом Роман Михайлович упоминается в летописи значительно чаще, чем того требовало его реальное влияние на волынские дела. Вместе с тем, начиная с 1261 года, из описания начисто исчезает почтительное отношение к Данилу и его потомкам. Волынские книжники начинали писать повесть о Даниле под надзором, а может, и по инициативе его брата, а Василько «ушел в тень», будучи сам отважным воином и мудрым дипломатом. Оставил Даниле представительские функции, поскольку именно Данила был старшим сыном Романа, своего рода флагом централизаторских сил, знаменем объединения. Такой же идеальный образ рыцаря без недостатков продолжали бы выводить и приближенные к Владимиру Васильковичу книжники. Автор же с легкостью и непосредственностью свежего человека разрушает устоявшиеся авторитеты, покончив с чрезмерным восхвалением Данила и принижением Василька. Во многих местах текста приложение «и брат его Василько» появляется после любого упоминания князя Данила с настолько упорной регулярностью, что складывается впечатление умышленной позднейшей дописки. Несколько раз ненавязчиво, но иронично автор акцентирует внимание на дефиците у Данила Романовича как дипломатических способностей, так и... личного мужества. Чего стоит хотя бы описание его поведения во время вторжения на Волынь темника Бурундая! Складывается впечатление, что на пергаментных страницах состоялся посмертный реванш книжников черниговской школы за прижизненные поражения своего покойного князя. Более того, неприязнь к Данилу переносится и на его потомков — Льва и Юрия. Но отступает перед восхищением жизнью и мудростью их кузена, властителя Волыни Владимира Васильковича.
Основным историческим источником о его княжении является часть «Галицко-Волынской летописи», которая рассказывает о событиях 1270—1288 годов, — «Повесть о Владимире Васильковиче». Это название не оригинально, но довольно часто употребляется в научном обращении (другой его вариант — «Летопись Владимира Васильковича»). В научной литературе ведутся длительные споры по поводу того, кто именно мог бы быть автором «Повести». М. Грушевский допускал, что эту часть летописи создал княжеский писец Ходорец (Федорец). А. Генсерский отрицал авторство Федорца и выражал уверенность в том, что автор «был именно духовным лицом, а еще скорее — монахом», мотивируя это тем, что в анализируемом тексте чаще предыдущих фрагментов летописи цитируется Святое Писание, немощный князь сравнивается с библейским Иовом, а при перечислении заслуг князя основной акцент делается на его милость к монашеской братии. В. Пашуто считал автором этого фрагмента летописи владимирского епископа Евсигния. В. Еремин, отрицая все вышеперечисленные гипотезы, предположил, что автором всей Волынской летописи был «человек начитанный, освоенный в практике и традициях летописного дела — очевидно местный монах или священник». Впрочем, убежденность большинства вышеназванных исследователей в том, что «Повесть о Владимире Васильковиче» непременно должна была принадлежать перу лица, наделенного духовным саном, может быть поставлена под сомнение. Мировоззрение секуляризированной эпохи неоднократно вредило правильному восприятию эпохи Средневековья. Ведь в то время христианство было не столько религией, пусть и господствующей, сколько образом жизни. Миряне были такой же частью церкви, как и священники, так что их начитанность в книгах Святого Писания могла быть нисколько не меньшей. Хрестоматийный пример — «Поучение детям» князя Владимира Мономаха, щедро насыщенное цитатами из церковной литературы.
Таким образом, в значительно большей мере особыми приметами автора «Повести о Владимире Васильковича» можем считать его высокую осведомленность в теории и практике тогдашней книжности и удивительную близость автора к самому князю, отношению к нему, которое можно назвать просто теплым: «Сей же благоверный князь Владимир ростом был высок, в плечах широк, с лица красив, волосы имел желтые, кудрявые. Бороду стриг. И руки имел красивые и ноги. Голос же у него был низкий и нижняя губа большая. Говорил он ясно из книг, так как был философ великий. И ловец он был умелый и храбрый. Был он кроткий, смиренный, беззлобный, справедливый, не загребущий, не лживый, воровство ненавидел. А питья не имел хмельного от роду. Приязнь же имел ко всем, а особо же к братьям своим, в крестном целовании стоял он по всей правде истинной, нелицемерной и страха Божьего преисполненный». Чрезмерность собственных чувств, которая прорывается сквозь кованную решетку канона средневековой эпитафии (чего стоит только «руки имел красивые и ноги»), не имеет аналогов в отечественном летописании. Ближайшая прямая аналогия — панегирик князю Васильку Ростовскому. Создан, как мы помним, родной теткой Ольги Романовны.
На страницах «Повести о Владимире Васильковиче» несколько раз видим летописца в таких местах и ситуациях, куда постороннему человеку доступа не было. Так, описывая основание города Каменца, автор рассказывает, как князь находит подтверждение своего замысла, читая в своем покое отрывок из пророка Осии в Книге пророков. В декабре 1287 года, измученный болезнью, князь оставляет столицу под опекой боярства и епископа Марка, а сам едет в Любомль в сопровождении жены и ближайших слуг. Летопись сопровождает князя в этой поездке. Более того, летописец записывает даже разговор Владимира и его жены Ольги Романовны о княжеском завещании, явно не предназначенный для чужих ушей. В октябре 1288 года князь Владимир просит Ольгу Романовну провести переговоры с глазу на глаз с польским послом Яртаком, и в летописном тексте цитируется данный разговор! Чрезвычайно подробно описаны последние дни и смерть князя в Любомле 10 декабря 1288 года. Напомню, вся элита княжества осталась во Владимире-Волынском, с князем были только дворовые слуги и... княгиня Ольга Романовна. Детально описаны и внутренние переживания княгини, которая «не могла успокоиться», пока иерархи не дали приказа открыть княжеский гроб. Вследствие чего выяснилось, что тело Владимира Васильковича сохранилось нетленным. Так вот, не слишком ли часты совпадения? Не следует ли предположить, что именно княгиня Ольга была автором «Повести о Владимире Васильковиче»?
По завещанию мужа Ольга получила во владение ряд сел и город Кобрин. Со значительной вероятностью можно предположить, что именно в Кобрин княгиня перебралась в 1290 году. Возможно, этому предшествовал какой-то конфликт с Владимировым наследником. И именно Ольга сохранила контроль над летописью, иначе ничем нельзя объяснить прерывание жизнеописания Мстислава просто посередине. Складывается впечатление, что последние строки летописи писались вообще не во Владимире-Волынском. Записи о смертях пинского и степанского князей звучат как донесенные издалека вести, а попасть в кодекс княгини Ольги они смогли именно потому, что Степанское и Пинское княжества расположены недалеко от Кобрина.
Тайну последнего упокоения Ольги Романовны может раскрыть легенда, записанная белорусскими краеведами. В окраинах Кобрина есть холм с названием «Вольгина могила». Как предполагает Ю. Барисюк, именно там и похоронена Ольга Романовна. Внучка и сестра святых. Племянница и кузина средневековых писательниц. Жена «книжника и философа», которая согрела любовью его жизнь и воспела после смерти.+

Сергей СИНЮК, член НСПУ
Рубрика: История и Я

итая «Повесть о Владимире Васильковиче», встречаем летописца в местах и ситуациях, куда постороннему человеку проникнуть было невозможно. Тогда кто этот человек? В 1287 году тяжело больной Владимир Василькович оставляет столицу под надзором придворных бояр и епископа Марка, едет в свою первую резиденцию, в Любомль, в сопровождении жены, которая будет с ним неразлучно до самой смерти его. Из Любомля они едут в Бересте и, пробыв там два дня, направляются во вторую резиденцию – Каменец.

Летопись сопровождает больного князя. Летописец записывает разговор Владимира Васильковича с женой о княжьем завещании, не предназначенный для чужих ушей. Так кто же этот летописец?

В Каменце-Русском Владимир Василькович долго лежал в своей болезни в княжьих палатах, о которых в наше время напоминает лишь горка к северу от нынешней гимназии. Жена Ольга с ним. Из Каменца-Русского едет в Рай на Волыни, где князь вручает две дарственные грамоты. Одну грамоту о даровании земли своей и городов после смерти – двоюродному брату князю Мстиславу Луцкому; вторую – княгине Ольге о даровании ей города своего Кобрыня с людьми и данью, а также сел Городел, Садовое, Сомино, монастыря св. Апостолов с селом Березовичи. Как видим, и тут находится Ольга. Последний путь завершается в Любомле.

В октябре 1288 года Владимир Василькович просит Ольгу провести переговоры без свидетелей с польским послом Яртаком. Присутствуют князь Владимир, княгиня Ольга, Яртак. В летописном тексте цитируется этот разговор. Так кто его записал?

Чрезвычайно подробно описаны последние дни и смерть князя в Любомле 10 декабря 1288. Напомню, вся элита княжества осталась во Владимире-Волынском, с князем были только дворовые слуги – и княгиня Ольга Романовна. Подробно описаны и внутренние переживания княгини, которая «не могла успокоиться», пока иерархи не дали приказа открыть княжеский гроб, в результате чего выяснилось, что тело Владимира Васильковича сохранилось нетленным. Так, не слишком ли часты совпадения? На основании этих фактов исследователи справедливо предполагают, что именно княгиня Ольга была автором «Повести о Владимире Васильковиче»?

В канву таких уникальных и исключительных для средневековой истории фактов вписывается и завещание мужа, по которому Ольга получила во владение несколько сел и город Кобрынь. Основанные на предании о Княжей Горе возле дер. Ляхчицы, в котором упоминаются и княгиня Ольга, и князь Владимир, наши предположения о том, что Ольга Романовна не зря получила Кобрынь и ехала в наш город жить, находят и научные подтверждения. Так, украинский исследователь С. Синюк пишет: «Со значительной вероятностью можно предположить, что именно в Кобрынь княгиня перебралась около 1290 года. Возможно, этому предшествовал некий конфликт с наследником князя Владимира Мстиславом. И именно Ольга сохранила контроль над летописью, иначе ничем нельзя объяснить прерывание жизнеописания Мстислава прямо на середине.

Создается впечатление, что последние строки летописи писались вообще за пределами Владимиро-Волынского княжества. Записи о смерти Пинского и Степанского князей звучат, как донесенные издалека вести, а попасть в кодекс княгини Ольги они смогли именно потому, что Степанское и Пинское княжества расположены недалеко от Кобрина». Память об Ольге и ее могила на Княжей Горе многие столетия сохранялись местными жителями. Как рассказывают ляхчуки, к княгине обращались с просьбами о помощи, в частности о спасении от волков. В Ляхчицах очень распространено женское имя Ольга.

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Сейчас в Каменце краевед Георгий Мусевич, художник Михаил Максимович, усилиями которых был установлен памятник князю Владимиру возле Каменецкого Свято-Симеоновского храма, а в самой церкви — памятная доска (помимо этого Михаил Максимович написал образ Владимира Иоанна Васильковича), предложили рассмотреть вопрос о канонизации Благоверного и Благочестивого князя Владимира Иоанна Васильковича как местнопочитаемого святого. В настоящее время идёт сбор подписей в поддержку этой мысли.

Как мы видим, не только Каменцу есть кем гордиться, чьим именем называть события, организации, географические объекты (например, улицы города). Надеемся, что поддержка многовековых народных традиций и памяти князей не ограничится в Кобрине установкой скульптурной композиции «Княгиня Ольга и князь Владимир-Иоанн Василькович», и в следующем году при поддержке руководства района на могиле княгини Ольги Романовны, которая находится на Княжей Горе, на освященном 22 июля 2012 года кресте будет установлена памятная доска с информацией о народном предании. Думается также, что почитаемое историческое место будет включено в районные туристические маршруты, чтобы и кобринчане, и гости смогли посетить могилуи почтить память великой женщины древнего времени.

Ведь это и есть историческая память народа.

Материал предоставлен Юрием Борисюком


Княжая Гора и легенда о княгине Ольге Юрий БОРИСЮК Южнее дер. Ляхчицы Кобринского района Брестской области расположено урочище Княжая Гора. На этой возвышенности растет живописный грибной лес. Недалеко от Княжей Горы, возле дер. Коташи расположено единственное в Беларуси озеро с песчаными пляжами. Согласно местному преданию, в урочище Княжая Гора находится могила княгини Ольги.  «Давно это было. Княгиня Ольга здесь проходила. Была она наша, русская… Некогда убили мужа ее, Владимира, и пошла Ольга воевать с врагами… Ольга хитростью победила врагов, перековав у лошадей подковы на копытах наоборот. Но за Дывином был пост, и оттуда солдаты ее догоняли. В то время наша гора над болотами стояла, леса на ней не было. Там княгиня и остановилась. Вражеские войска наступали с юга, от Новоселок. На горе и нашла смерть Ольгу… Там ее и похоронили. Могила была почти под вершиной. С тех пор гора и называется Княжая гора либо Княжна. Издавна на могиле стоял простой деревянный крест, но, наверное, при большевиках его сняли…» Как удалось выяснить, предание связано с конкретными историческими фактами. В 1287 году галицко-волынские князья пошли в поход на Польшу. Владимиро-волынский князь Владимир Василькович, тяжело больной, послал вместо себя воеводу. В Раю на Волыни князь вручил две дарственные грамоты. Одну грамоту о даровании ему земли своей и городов после смерти – двоюродному брату князю Мстиславу Луцкому. Вторую – своей жене Ольге Романовне, в которой ей был завещан город Кобрин и село Городел (Городец). Кроме того, в грамоте князь записал: «… а княгиня моя оже восхочет в черничь поити поидеть, Аже не восхочет ити, а како ей любо мне не воставши смотрети, что, кто маеть чинить по моем животе». К тому же князь вынудил преемника целовать крест, что он не отдаст приемную дочь Изяславу против ее воли замуж, а только так, как захочет Ольга. Для того чтобы понять, зачем нужен был княгине Ольге Романовне Кобрин и почему она могла и хотела поехать после смерти мужа на окраину своих владений, подробнее остановимся на биографии этой образованной, незаурядной женщины, которая была не только достойной женой, но и соратницей мужа, но, как пишет краевед Г. Мусевич, жизненный подвиг владимиро-волынской княгини до наших дней оставался в тени. Да и могло ли быть иначе? Ведь Ольга – внучка святого-книжника князя Михаила Черниговского, племянница святой Евфросиньи Суздальской, брат Ольги, Олег Романович, отрекся от княжества, ушел в монахи и также впоследствии был канонизирован. Тетя Ольги, княгиня ростовская Мария, имела прямое отношение к ростовским летописным сводам, фрагмент которых академик Д. Лихачев назвал «Летописанием Марьи Ростовской», где увековечила подвиг мужа Васильки Ростовского в битве на реке Сыти в 1228 г. При ее участии было составлено «Житие» отца, Михаила Черниговского. Двоюродная сестра Ольги, жена короля Чехии Пшемыслава II – Кунгута Ростиславовна, стала первой чешской поэтессой. Однако ближе всего оказалась связана с древнерусской книжностью дочь Романа Михайловича и внучка Михаила Черниговского Ольга. В июле 1263 года Ольгу Романовну отдали замуж за княжича волынского – Владимира Васильковича. С этого времени коренным образом меняется стиль галицко-волынского летописания. Начисто исчезает уважительное отношение к дяде Владимира Васильковича, князю Даниилу Галицкому, который был более удачливым в соперничестве с дедом Ольги, князем Михаилом Черниговским, а потом и к его потомкам – Льву и Юрию. Покончив с избыточным восхвалением Даниила, летописец выводит из его тени брата Василька. Во многих местах текста приложение «и его брат Василько» появляется после любого упоминания князя Даниила. Автор ненавязчиво, но иронично акцентирует внимание на дефиците у Даниила как дипломатических способностей, так и... личного мужества. Создается впечатление, что на пергаментных страницах состоялся посмертный реванш книжников черниговской школы за прижизненные поражения своего покойного князя. Первое появление Ольги Романовны в летописи именно в скрупулезном описании брачной церемонии с Владимиром Васильковичем в Брянске. Да и потом ее отец Роман Михайлович Брянский упоминается в летописи значительно чаще, чем того требовало его реальное влияние на волынские дела.  Владимир Василькович (в крещении Иоанн) начал княжить после смерти своего отца Васильки. Основной исторический источник, рассказывающий о времени княжения Владимира Васильковича (1270 – 1288 гг.), – это часть «Галицко-Волынской летописи», которая получила название «Повесть о Владимире Васильковиче». В научных кругах ведутся споры, кто автор повести. Автор «Повести о Владимире Васильковиче» являл обширную осведомленность в теории и практике книжности и необъяснимую близость к князю: «Сий же Благоверный князь Владимир возрастомъ бе высокъ, плечима великъ, лицемъ красенъ, волосы имея желты кудрявы… Речь же бяшеть въ немъ толкова и устна исподняя дебела, глаголаша он ясно отъ книгъ, зане бысть философъ великъ.., кротокъ, смиренъ, незлобливъ, правдивъ, не мьздоимецъ, не лживъ, татьбу ненавидяше, питья же не пи отъ возраста своего, любовь же имяше ко всимъ паче же и ко братьи своей, во хрестьномъ же целованьи стояше со всею правдою, истиною нелицемерною; страха же Божия наполненъ». Избыточность собственных чувств, которая прорывается через кованые решетки канона средневековой эпитафии (чего стоит только «руки были красивые и ноги»), не имеет аналогов в древнерусском летописании. Ближайшая прямая аналогия – панегирик князю Васильку Ростовскому, созданный, как мы помним, родной теткой Ольги Романовны. В Арадском списке «Кормчей» 1286 года текст сопровождается следующим пояснением: «Так как из-за недуга измучилась очень. Из-за этого нельзя было ей сопровождать его». Это был настолько исключительный случай, что волынский летописец подчеркнул и выделил этот эпизод, сделав пояснение к нему. Следует сказать, что князь Владимир собственноручно переписал такие книги как «Житие Дмитрия Солунского» и «Паренесис» Ефрема Сирина, Евангелие, Апостол, а также множество другой духовной литературы, которые дарил в церкви, монастыри, епархии, а самое ценное Евангелие (окованное серебром и украшенное жемчугом, а в середине – с образом Спаса на финифти) он подарил в Черниговскую епархию – в знак благодарности за воспитание его супруги. Также, читая «Повесть о Владимире Васильковиче», встречаем летописца в местах и ситуациях, куда постороннему человеку проникнуть было невозможно, – при размышлениях о возведении новых городов, княжьем завещании, переговорах с польским послом. Чрезвычайно подробно описаны последние дни и смерть князя в Любомле 10 декабря 1288 г. и внутренние переживания княгини. Напомню, вся элита княжества осталась во Владимире-Волынском, с князем были только дворовые слуги и княгиня Ольга Романовна. На основании этих фактов исследователи справедливо предполагают, что именно княгиня Ольга была автором «Повести о Владимире Васильковиче». В канву таких уникальных и исключительных для средневековой истории фактов вписывается и завещание мужа, по которому Ольга получила во владение несколько сел и город Кобрынь. Украинский исследователь С. Синюк пишет: «Со значительной вероятностью можно предположить, что именно в Кобрынь княгиня перебралась около 1290 года. Возможно, этому предшествовал некий конфликт с наследником князя Владимира Мстиславом. И именно Ольга сохранила контроль над летописью, иначе ничем нельзя объяснить прерывание жизнеописания Мстислава прямо на середине. Создается впечатление, что последние строки летописи писались вообще за пределами Владимира-Волынского. Записи о смерти пинского и степанского князей звучат как донесенные издалека вести, а попасть в кодекс княгини Ольги они смогли именно потому, что Степанское и Пинское княжества расположены недалеко от Кобрина». Как видим, народное предание о могиле Ольги Романовны на Княжей Горе возле дер. Ляхчицы, находит научные подтверждения. Память об Ольге и ее могила на Княжей Горе многие столетия бережно хранятся местными жителями. О Княжей Горе существуют письменные сведения в исторических источниках. В ревизии Кобринской экономии 1563 года записано: «Княжая Гора, урочище села Рухович». Позже Гора присутствует на русских картах XIX века и на польских – начала ХХ века. В конце XIX века археолог Ф. В. Покровский со слов священника записал: «с. Хабовичи… Блоцкой вол., Кобринского уезда. В 5 верстах к юго-западу от села есть небольшой холм, называемый в народе Княжая гора. Называется так потому, что здесь будто бы во время боя убита какая-то княжна». Княжая Гора оказала большое влияние на развитие дер. Ляхчицы и соседней округи. В Ляхчицах очень распространено женское имя Ольга. В Покровской церкви села Хабовичи, в приход которой входили Ляхчицы, хранилась летопись о событиях, связанных с урочищем, а 24 июля, «на Ольгу», отмечается храмовый праздник. По преданию, на могиле княгини Ольги стоял деревянный крест, росли цветы барвинка. Могила Ольги была очень почитаема местными жителями, например, к княгине обращались, чтобы волки не уводили домашний скот. После войны крест и могила были утрачены. В 1999 году местными жителями на вершине горы установлен металлический крест. Решением Белорусской республиканской научно-методической рады по вопросам историко-культурного наследия при Министерстве культуры Республики Беларусь от 22 февраля 2012 года принято решение внести предложение в Совет Министров Республики Беларусь о придании статуса историко-культурной ценности топонимическому объекту – названию урочища Княжая Гора, которое находится возле дер. Ляхчицы Кобринского района. Это первый топоним, который планируется взять под охрану государства. На страницах свободной энциклопедии «Википедия» в интернете созданы страницы дер. Ляхчицы на русском, белорусском, польском, украинском, английском и немецком языках с информацией об урочище Княжая Гора. В июле 2012 года Княжую Гору посетила съемочная группа телеканала RenTV (Москва). Ко дню поминовения святой равноапостольной княгини Ольги, а также к 725-летию первого упоминания Кобрина, по просьбе местных жителей 22 июля 2012 года настоятелем храма Преподобного Сергия Радонежского в дер. Корчицы протоиереем Валерием Зарубой был освящен крест на Княжей Горе. На освящение собрались жители деревень Ляхчицы и Корчицы, представители Хидринского сельисполкома и СПК «Радонежский». Особым гостем на празднике был Генеральный консул Украины в Бресте Олег Мысык и представители Украинского научно-педагогического союза «Берегиня» из Бреста. После освящения креста жительницы дер. Ляхчицы Анна Степановна Назарук и Нина Павловна Борисюк рассказали местное предание о княгине Ольге, а кобринский клуб «Обринь» и Екатерина Павлович (Брест) показали историческую реконструкцию легенды. Закончилось мероприятие небольшим выступлением коллектива «Полесские перезвоны» городского Дома культуры. Сейчас в Каменце краевед Георгий Мусевич, художник Михаил Максимович предложили рассмотреть вопрос о канонизации благоверного и благочестивого князя Владимира Иоанна Васильковича, как местнопочитаемого святого. В настоящее время идет сбор подписей в поддержку этой идеи. Но как мы видим, жена князя Ольга не менее заслуживает увековечения своей памяти. Урочище Княжая Гора можно активно использовать в туристической индустрии, так как не надо выдумывать каких-то новых мифов, а «раскрутить» имеющееся предание. Уже сейчас Княжую Гору посещают не равнодушные к истории краеведы, ученики местных школ и колледжей. Следует сказать, что в 2013 году дер. Ляхчицы, как и урочище Княжая Гора, будут отмечать 450-летие первого упоминания в Ревизии Кобринской экономии, составленной королевским ревизором Дмитрием Сапегой в 1563 году. Планируется к традиционному празднику деревни приурочить проведение на Княжей Горе фестиваля средневековой культуры. Надеемся, что поддержка многовековых народных традиций и памяти князей не ограничится в Кобрине установкой скульптурной композиции, и в следующем году при поддержке руководства района на могиле княгини Ольги Романовны, которая находится на Княжей Горе, будет установлена памятная доска с информацией о народном предании и дорожные указатели к данному памятнику, а почитаемое и историческое место будет включено в районные и областные туристические маршруты. Ведь это и есть историческая память народа!

Источник: http://www.tio.by/info/newspaper/16648/
© www.tio.by