Привычка

      «Сила привычки такова, что по привычке можно загнать в гроб даже собственное счастье…»

       Родные звали ее тетя Эля. Она отличалась азиатским типом лица, немного раскосыми глазами и легкой картавостью: с детства вместо звука «р» произносила «л», а вместо «ж» - «з». И была в ней одна черточка, которую близкие окрестили как дурнинку, в результате обладания которой, дожив до своих шестидесяти пяти, замуж она так и не вышла. Работала воспитательницей в детском саду, купалась в непосредственности малышей, жила в однокомнатной квартире с лоджией и круглогодичной централизованной горячей водой, что было в тех местах редкостью, и больше ничего не желала.
      И вот на старости лет этой Тете удивительно повезло: в нее вдруг взял да влюбился такой же старый, но очень обеспеченный Грек. Самый настоящий грек, родом из Греции, приехавший в российскую глубинку по делам. Ухаживал он за Тетей с размахом, свойственным людям романтическим и состоятельным. Денег не жалел, надеясь покорить до сих пор непокоренную женщину, увезти сей российский трофей к себе на родину и спокойно пожинать плоды теплых чувств в прохладе пожилого возраста.
      Грек в глубине души уже считал Тетю своей женой и, поскольку любил покушать, частенько приносил ей в дом мясо и фрукты, ожидая, что вечером при тайном мерцании свечей они вдвоем съедят сочные отбивные, насладятся красным вином из тонких хрустальных бокалов, также купленных им накануне. А затем вспомнят прошлое, поделятся тайнами, и в глазах Тети вспыхнут искорки нежных чувств, свойственных молодости. В общем, Грек пребывал в царстве грез.
      Но в однокомнатной квартире с лоджией и круглогодичной централизованной горячей водой витали совсем другие настроения. Тетя, не привыкшая к мужскому обществу, побаивалась Грека, садилась на телефон и обзванивала своих подружек, сзывая их на ужин из дармовых продуктов. И те слетались на запах мяса, как мотыльки на свет, что в наше непростое время совсем не предосудительно.
      Вечером приходил Грек и заставал общество стареющих женщин. Он терпеливо ждал ночи, думая, что подружки разбегутся по домам и, наконец, наступит время философских бесед. Но Тетя заходила к соседям и выпрашивала раскладушки и матрасы на всю компанию. Так они и спали все вместе. И никаких бесед. Грек молча страдал. 
      Но это было полбеды. Вторая половина заключалась в том, что была Тетя экономная и безалаберная. Даже когда укладывала гостей ночевать, то стелила всем старые, дырявые простыни. Грек, глядя на это, покупал ей новое постельное белье, но каждый раз ему стелилось старье. Как-то раз он не выдержал и спросил: «Эля, может, тебе еще комплект белья купить?» На что получил: «Не надо. У меня пять новых комплектов узе плипасено». «Так ты их достань. Что их копить? Жить-то осталось…» - говорил Грек. «Ничего, полезат», - отвечала его любовь.
      А как-то Грек попросил Тетю постирать носки. Та взяла их кончиками пальцев, отнесла в ванную комнату, бросила в кучу грязного белья, а чуть позднее позвонила своим подружкам и сообщила: «Он еще хочет, чтобы я ему носки стилала. Как бы не так. Нашел слузанку!..»
      Вся родня Тети, мечтая о берегах Адриатического моря, уговаривала ее опомниться, быть ласковее с зажиточным иностранцем. Но до свадьбы дело не дошло. Грек не выдержал и умер от апоплексического удара прямо после очередной ночи, проведенной у Тети на дырявых простынях, в компании ее подружек, так и не дождавшись постиранных носков.