Армейские истории. Глава 6 продолжение

                Глава шестая
                Тяготы и лишения               

     В августе месяце на третьем году службы командование полка сформировало из старослужащих солдат и сержантов, подлежащих демобилизации караульную роту из сорока военнослужащих, чтобы могли заступать в караул через два дня на третий. Караул составлял 12 человек плюс разводящий сержант, плюс начальник караула-младший офицер.

      Заступили на сутки в ночь на третье сентября. Серову достался Первый пост в штабе на территории части. После десяти вечера, когда он сменился с поста и направлялся в караульное помещение, Серова случайно (хотя, ничто в жизни не случайно) перехватил бывший однокашник  Коля Анисин и завел на кухню, где был приготовлен праздничный ужин по случаю, вышедшего приказа о демобилизации.

За листочком, листочек
Гонит ветер осенний
И сердито пророчит:
"Всё проходит на свете!"

Радость, грусть и печали,
Поцелуй на рассвете,
Не бывают случайны.
И за всё мы в ответе.

Не бывает случайна
В жизни встреча, разлука,
И рождения тайна,
И любовная мука.

И бегут реки в море,
Чтобы там испариться
От палящего зноя.
С белым облаком слиться,

Чтоб пролиться дождями
На другом конце Света.
И ничто не случайно
И за всё мы в ответе.


      Усадили  Серова за праздничный стол  накормили жареной картошкой на сливочном масле с котлетами размером с ладонь. Плеснули  в кружку браги и дали с собой два пяти литровых чайника крепкой прозрачной, как слеза браги, которую заварили и настаивали несколько месяцев повара специально  ко дню выхода приказа о дембеле. Ночью караульные не спеша оприходовали без всяких происшествий, этот напиток Богов за здоровье маршала Родиона Малиновского, который подписал приказ о демобилизации.

           Под утро в караульное помещение за чем–то черт принес, начальника  караула старшего лейтенанта хохла Ничипоренко, который  испортил дембелям  обедню и праздничное настроение. Слово за слово и  из за какой-то ерунды поругались  с Долженковым Колей, дембелем из города Черняховск Калининградской области.    Старлейт мужик физически крепкий потащил Колю  на гауптвахту, которая находилась в том же помещении, что и караулка только в полуподвале. Начал было  приказывать, чтобы кто-нибудь помог  дотащить, упирающегося рогом Колю. Дембеля сделали вид, что не слышат и не видят, что происходит вокруг.

          От двери караулки до двери « губы»  всего пять метров. И надо было случиться, что в это раннее недоброе утро  комендант гарнизона подполковник Шишков, крутой мужик, увидел занимательную картину. Старший лейтенант Ничипоренко пытается затолкнуть в дверь гауптвахты  солдата, а тот упирается головой, ногами и руками.

          Сухонький  и шустренький  подполковник  подскочил к конфликтующим  танцующей походкой и грозно  прорычал: « В чем дело?  Почему и кто  в такую рань привел на губу солдата?"
Старлейт с дуру доложил грозному коменданту, что этот солдат из состава караула и похоже с похмелья. Шишков приказал построить караул, взял солдатскую кружку и заставил каждого дышать в неё. От караульных исходил похмельный густой дух браги. Фактически хмель в головах давно прошел, но запашек остался.
        Последовал  приказ поднять по тревоге  дежурную роту, чтобы заменить на всех постах часовых. Что и было выполнено.

        Полный состав караула, во главе с начальником караула старшим лейтенантом Ничипоренко-заместителем командира роты, отправились в подвал на гауптвахту  на пятнадцать суток. «Старикам-дембелям» это просто отдых-курорт не надо ходить в караул через день на ремень, а вот старлейту удар по служебной карьере главное из- за по своего хохляцкого твердолобства. Есть такая байка про хохла. Выбью себе глаз - пусть у моей тещи будет зять кривой!

        Когда заступали в караул Ничипоренко нам грозил, что  покажет, как  Родину любить и нести караульную службу строго по Уставу. Показать-то показал, но наказал заодно себя любимого по полной программе. Служака был  первостатейный, окончил Суворовское училище, Военное училище, офицер во втором поколении, хвастал, что его генерал-отец готовит  документы на перевод в Москву к себе под крылышко. После такого прокола пришлось еще пару лет Ничипоренко послужить Родине  в чистом и ухоженном, но по ночам не освещенном с наглухо закрытыми ставнями на окнах, городке Шадринск, вдалеке от фонарей арбатских.

          В караул он попал случайно. Молодой  лейтенант – отличный парень, который должен был заступить с нами в караул заболел и пришлось его заменить старшему лейтенанту «волчаре» Ничипоренко. Пятнадцать суток солдатики, попавшие на «губу» за употребление спиртных напитков от души «поработали» на Шадринском пищевом комбинате, где изрядно подкормились на пряниках, печенье, вафлях, конфетах всевозможных сортов, запивая бутылочными квасом и лимонадом.

            Женщины , которые  трудились на комбинате таскали «бедным солдатикам» пакетами все эти сладости, а они грелись на сентябрьском солнышке, предвкушая скорый дембель. Мальчики, говорили труженицы пищевой промышленности города Шадринска, и не вздумайте работать, отдыхайте, набирайтесь сил перед отправкой в родные края, без вас обойдемся. Вот такие они русские единственные и неповторимые  женщины! Наверняка, где-то в дальних  краях и их сыновья  «стойко переносили тяготы и лишения солдатской жизни».

         Старлейт Ничипоренко, никогда к Серову не питал добрых  чувств по известной для всего Узла связи  причине. На втором году службы Серов увлекся, кроме настольного тенниса боксом в свободное время от дежурств на Узле связи.
         Служил с нами в Узле связи  москвич Валера Кара-Мурза – кандидат в мастера  спорта по боксу, который организовал, что- то вроде спортивной  секции из нескольких человек. Где-то достал  две пары  боксерских перчаток,  спортивные « груши»,  для отработки ударов во время тренировок.   Раз  в неделю проводил  тренировки, преподавая теорию боя и, устраивая  учебные спарринг бои. У Серова неплохо получалось и в защите и в нападении. Неплохая  реакция осталась от занятий волейболом до службы в армии.

         Однажды пришел  на тренировку заместитель командира роты  Ничипоренко посмотреть и себя показать. К тому времени занимались уже почти год и удары  были поставлены основательно под руководством кандидата в  мастера спорта. Ничипоренко стал хвастать, что он был чуть ли ни чемпион училища по боксу и вызвал любого на «ринг». Валера Кара-Мурза  порекомендовал Серову проучить,  зарвавшегося  старлейта, потому как знал, что сегодня Серов находится в отличной форме.

         Выдержал Ничипоренко только один раунд. В начале второго Серов отправил хохла в глубокий  нокаут. Сам виноват-нарвался на грубость. Надо сказать, что   вскоре и Серов  перестал заниматься боксом, потому что «замастерившись» решил однажды  выступить на ринге против своего учителя  Валеры, который  будучи кандидатом в  мастера, довольно легко проучил его, как Серов Ничипоренко, отправив отдыхать на пол. Знай край, да не падай!

«А он все бьет, здоровый чёрт, ему бы в МВД …Вот апперкот ! Я на полу и мне не хорошо…» Пропустив жесткий удар, с мордобоем у Серова  было покончено, остался  только настольный теннис и бег по утрам.

Ах, какие удивительные ночи,
Только мама моя в грусти  и тревоге.
Что же ты гуляешь, мой сыночек, одинокий, одинокий.
Что же ты гуляешь, мой сыночек, одинокий, одинокий.

Из конца в конец  «Сирени» путь держу я,
Стали звезды и крупнее и добрее.
Что ты мама, это я дежурю, я дежурный по «Сирени».
Что ты мама, это я дежурю, я дежурный по «Сирени».

Мой сыночек, вспоминаю всё, что было .
Стали грустными глаза твои сыночек.
Может быть она тебя забыла, знать не хочет, знать не хочет ?
Может быть она тебя забыла, знать не хочет, знать не хочет?

Из конца в конец  «Сирени» путь держу я,
Стали звезды и крупнее и добрее.
Просто мама, это я дежурю, я дежурный по «Сирени».
Просто мама , это я дежурю, я дежурный по «Сирени».               
 («Сирень»-это одна из площадок ракетного комплекса. Прости нас, Булат Шалмович, за искажение великолепного стиха!) 
      
         Кроме караула было еще одно обязательное «лишение», после которого без сил валились с ног. «Через день на ремень-через два на кухню».  Это суточное дежурство на кухне. В столовой обедали в одну смену около трехсот солдат . Смен было две. В промежутке между сменами надо было вымыть миски, ложки и бачки для второй смены.

         Приходилось вкалывать, как « папа Карло за растрату»». В обязанности дежурных солдат  по кухне-убрать со столов посуду и протереть столы. Посуду обязаны были убирать за собой пообедавшие, но убирали не все и не всегда.  И приходилось проверять в столовом зале, со всех ли столов убрана посуда. (По «морскому закону» убирает посуду тот, кто последним заканчивает прием пищи).  После обеда, ужина и завтрака столовый зал должны  тщательно подмести. В конце дежурства должна была сделана мокрая уборка пола.

       За порядком на кухне  следил дежурный по части, который периодически приходил и делал «мордой об стол»  старшему по наряду, если увидит где-то соринку. Кроме него проверял порядок на мойке посуды и в зале заведующий столовой старшина-сверхсрочник.
       Сверхсрочников мы называли тормозами пятилетки. Они работали на самых хлебных должностях: в столовой, на продовольственных складах; в чайной; заведующим подсобным хозяйством, на вещевых складах, лишь изредка старшинами подразделений.

          Существовал еще постоянный особый наряд на чистку картошки. Уходили в наряд сразу после ужина, переодевшись в рабочие гимнастерки и галифе, которые выдавали в каптерке. Чтобы почистить картошку на 600 человек для приготовления пищи  следующего дня  требовалось человек 15. На самом деле картошку не чистили, а вырезали ножами глазки, которые оставались после операции по очистке кожуры с картошки в специальных машинах-картофелечистках. Но поскольку картошки было очень много, процедура занимала 5-6 часов и спать ложились за полночь, но подъем как положено, со всем подразделением. «На картошке», чтобы было веселей и работа не утомляла, своим однообразием всё время пели песни. Русские - народные, блатные, хороводные, все какие могли вспомнить и повторяя их по нескольку раз за время наряда. В каждом подразделении репертуар был свой, отличающийся от других, но были такие солдатские песни, которые выучивали все.


На знакомой скамье уж не встречу я больше рассвета,
Только сердцем своим я тебя постоянно зову.
Вот уж тополь отцвел, белым пухом осыпался с веток,
Запорошил дорогу, заметелил тропу.

Я к тебе не приду, не пожму твоих рук загорелых.
И записки о встрече я, волнуясь, уже не прочту.
И улыбку твою, что меня так ласкала и грела,
Ни губами , ни взглядом не поймать на лету.

Значит кто-то другой, может старше, а может моложе,
Полюбил тебя крепче и сильнее, чем я.
Только образ мне твой всё по-прежнему душу тревожит
 И волнует, как прежде, этот сад и скамья.

Значит, вышло не так, как мечталось и снилось когда-то,
Значит , ты не ждала, значит, зря переписка велась,
Я тебя не виню: нелегко ждать три года солдата,
Но друзьям напишу, что меня дождалась.


       Самый мерзкий наряд – уборка гарнизонного гальюна. Шестьсот молодых  солдат это не хухры-мухры, а хрю-хрю. Количество "очков" в гальюне было в разы меньше, положенной по Уставу норме, поэтому после каждого приема пищи "очки" забивались по самое некуда. Нюхай друг-хлебный дух! Противогазов не давали. Хочешь,  не хочешь приказ надо выполнять. Глаза боятся, а руки делают, любила говорить моя матушка, когда ставила передо мной непосильную задачу.  Это участь молодых новобранцев, «стариков» на такие работы не посылали. И, как правило, отправляли в такие наряды провинившихся в чем-то «салаг».

          Гарнизонный гальюн был местом экспроприации  у «молодых» новых зимних шапок, для уходящих на дембель « стариков». В гальюне полумрак. Сидит на очке «салага» думает свою горькую  думу. С его бесталковки по-быстрому  снимают новенькую шапку, нахлобучивают на глаза старую шапчонку и, « привет от тети Моти»! Жалоб не было. Таковы  не писаные правила, «старик» должен уйти на гражданку в новой шапке! « Закон моря», говорили сержанты с Балтийского флота -  наши наставники. Командование полка закрывало глаза.

       Много « тягот и лишений»  доставляла строевая подготовка, которой в учебной программе молодого бойца, да и после на первом и на втором году службы было в  предостаточном количестве. Пока тебя научат печатать шаг шестьдесят шагов в минуту, тянуть носок, поднимая ступню, параллельно плацу, строго по Уставу сойдет семь потов. Каждое  подразделение при прохождении торжественным маршем по плацу должно было петь свою песню. Коронной песней Узла связи была  «Баллада о солдате»  музыка В.Соловьва-Седого на стихи Матусовского, написанная ими в 1961 году.


Полем, вдоль берега крутого,  мимо хат,
В серой шинели рядового шёл солдат.
Шёл солдат, преград не зная,
Шёл солдат, друзей теряя,
Часто, бывало,
Шёл без привала,
Шёл вперёд солдат

 Шёл он ночами грозовыми
 В дождь и град.
Песню с друзьями фронтовыми
 Пел солдат.
Пел солдат, глотая слезы,
Пел про русские березы,
Про кари очи,
Про дом свой отчий
 Пел в пути солдат.

Словно прирос к плечу солдата
 Автомат-
Всюду врагов своих заклятых
 Бил солдат.
Бил солдат их под Смоленском,
Бил солдат в посёлке энском.
Пуль не считая, глаз не смыкая,
Бил врагов солдат.

Полем вдоль берега крутого,
Мимо хат.
В серой шинели рядового
 Шёл солдат.
Шёл солдат, солдат  Отчизны,
Шёл солдат во имя жизни,
Землю спасая,
Мир защищая,
Шёл вперед солдат.

      По большому счету «тяготы и лишения…» дали мощный заряд работоспособности и уверенности в себе  после демобилизации в иной гражданской  жизни,  нежели той, что была до службы в армии.

      За шесть месяцев, работая на заводе радиомонтажником Серов подготовился и поступил в институт при конкурсе 15 баллов, набрав 14. Проходной балл в Московский институт народного хозяйства  имени Плеханова был в 1965 году  14 баллов. Из трех зачетных предметов надо было сдать на отлично два предмета. И это после окончания школы пять лет назад!

    Отличную школу жизни получил Серов в Советской армии,  «полной тягот и лишений»!