Самый лучший

            - Я хочу встретить Новый год под окнами любимой женщины - сказал он, оделся и вышел.
Мы сидели и не могли сказать ни слова. Эти слова прогремели как гром, ударили как плетью по лицу. Я просто не могла поверить своим ушам и тело как будто оцепенело. Ведь это сказал он, он, мой любимый папа, мой лучик света в этой жизни, авторитет нашей семьи и образец для поведения во всем. Кто- кто, но он не мог сказать этих слов, но все-таки он сказал. Мы сидели за накрытым новогодним столом - мама с убитым взглядом, мой маленький братишка, растерянно моргающий своими большими голубыми глазами и я, худой 17 летний подросток, студентка педагогического училища, уже не ребёнок, но все ещё верившая в новогодние чудеса. А тут вот чудо так чудо!
              У нас была образцовая семья. Папа и мама познакомились в институте в далекие 70е. Мама была старше папы на 1 курс, но это никого не смущало. Не смущало даже то, что папа был меньше ростом, он был весь какой-то маленький и несуразный, с большим носом картошкой. Мама даже признавалась, что ей на него было стыдно смотреть. Но он был такой настойчивый и пылкий, да и за мамой очередь не стояла, она была высокой, худой, с очень тонкими ногами, а раньше это было не в моде. В моде были очень короткие юбки и ножки бутылочкой. Маму украшали только огромные карие глаза, а своей внешности она стеснялась, поэтому и приняла ухаживания незавидного кавалера.
               Он был необычен во всем! Сын уборщицы, приехавшей из деревни, маленьким просидевший на подоконнике с куском хлеба в руках, всю первую половину своего детства. Мать его, была одиночкой, приехала в город, с двумя детьми на руках (с его старшей сестрой и братом), и устроилась на завод уборщицей, ей дали небольшую каморку для жилья. Познакомилась с сапожником, которому было 60 лет. Несмотря на это, он был мужчина видный, степенный. Вышла замуж за него и родила третьего ребёнка - папу! И не зря говорят, что у пожилых родителей рождаются гениальные дети. Папа был действительно гениальный. Он писал стихи, проявлял математические способности, играл на гармошке, очень хорошо учился в школе- и это все – деревенский мальчик! Папа был очень маленького роста. Очень смуглый, круглолицый мальчуган, с густыми и черными, как смоль волосами и пытливыми карими глазами. Его пытались обижать, но он пошёл на карате и научился за себя постоять. Так и рос смелым, шустрым, с обостренным чувством справедливости.
              Поступил в институт - мать и не знала, что это такое – “КАИ какой-то” - отвечала она на вопросы родни. В выходные бежал в парк, но не на танцы, как все, а в шахматный кружок - очень любил шахматы. Маме с ним было интересно, он много знал, был добрым, заботливым и она решила - с лица воду не пить, и вышла замуж за него.
             Тут пришлось натерпеться, мать папы оказалось хулиганкой и не приняла маму, из-за другой национальности (папа был татарин, а мама русская), а у татар это строго. Стали жить вместе. Старушка - хулиганка то суп пересолит им специально, готовили отдельно), то мусор сметет им в комнату в щёлку на полу, а то и вовсе вызовет милицию и показывает синяки после уколов - типа сын побил. Маму с папой уже и в институте на ковёр вызывали, что издеваются над пожилым человеком.
             Возвращаясь вечером домой, мама с папой шли, держась за руки, и мама в надежде смотрела на окно - может не будет света, может она ушла куда ни будь и плакала, когда свет все-таки горел, предвкушая очередной скандал. Тогда папа сказал: “Жизнь долгая, надо пережить этот этап - я обещаю, ни одной слезинки не будет у тебя на лице в будущем! Я сделаю все! Я сделаю тебя счастливой!” И вот, сделал...
             Я родилась через год после свадьбы, недоношенный смуглый ребёнок, похожий на папу. Мама подошла к уходу и воспитанию со всей присущей ей педантичностью, гладила пеленки с двух сторон, постоянно мыла полы, в общем, держали меня в исключительной чистоте. Папа же, был со мной душой. Мы говорили на одном языке. Мы понимали друг друга без слов. Когда мы ехали, куда- то в трамвае, мы играли в разные игры - какого цвета больше проедет машин мимо, с каким номером, просто в слова или рифмы. Нам было очень интересно. Папа научил меня играть в шахматы, научил писать стихи. И просто беззаветно любил меня.
               Работая конструктором на предприятии, он часто уезжал в командировку на остров Мангышлак и каждый день, я получала от него письма, а в каждом письме - сказка, придуманная папой. Сказки были очень необычные и интересные. Собираясь в очередную командировку, папа увидел, что в его открытой сумке, что-то лежит - это был большой синий мяч. Мне было 5 лет, и я смущаясь сказала: “Папа, возьми мой мяч - будешь смотреть и вспоминать обо мне.” Папа засмеялся и предложил найти мне что-нибудь поменьше, для памяти. Я дала тогда ему свою маленькую куколку - керамического забавного человечка с большими выпученными глазами и оттопыренными ушами. Звали его Шистик Пушистик. Хоть он и не был пушистым...
                Этот Шистик Пушистик был с папой всю жизнь. В верхнем кармане пиджака, он объехал весь мир вместе с ним. Папа говорит, что он приносит ему удачу. А я верю в это. И когда о молодом успешном конструкторе написали в газете, половину статьи посвятили именно Шистику Пушистику и маленькой дочке, которая ждёт своего папу из далекого Мангышлака. Я ждала, и плакала каждый день, прижимая к лицу клетчатую фланелевую рубашку. Она пахла папой! Он был самый лучший, он был идеальный. Он шил вместе со мной одежду для пупсиков и был всегда рядом. В выходные мы вместе что-нибудь готовили, треугольники или пельмени, а может и хворост. У нас была большая зеленая книга – “Кухни народов мира”, и мы готовили разные национальные блюда. Папа мог всю ночь делать мне реферат или поделку на ярмарку солидарности в школе.
  -Помнишь, тот серебряный сундучок? Он был самый красивый. Ты любил меня, папа. Я гордилась тобой. Я точно знала, у меня самый лучший папа!
                Он не пил, не курил, любил хоккей и преферанс. Меня он научил играть и в преферанс! Смешно было видеть, как третьеклассница играла с папиными друзьями и с папой с умным видом в преферанс! И выигрывала! Папа был мой тыл - какое бы задание не давали в школе, знала - мы сделаем! Мы сделаем вместе!
             Папу стали продвигать по службе, как-то стремительно быстро. Вот уже он не просто конструктор, а начальник отдела... Он стал директором предприятия в 30 лет. Мы гордились им и ждали великого будущего! Но манны небесной не последовало. Папа был коммунист, отказался от личного шофёра, ходил на работу пешком - и всегда твердил: “Вы должны быть одеты хуже, чем дети моих подчинённых!” Мы прощали это. Это же папа, и он необычен. На работе, он всегда был до поздна - собрания, заседания.
             И вот, эти слова. Любимая женщина! Кто она? Кто мог разрушить наш солнечный благополучный мир? Как человек, вообще на обращающий внимания на женщин, смог поддаться какой-то неистовой страсти?  Он, правильный и принципиальный! И вдруг - мы не нужны! Нужна была только Она.
             Она пришла к нему на работу главным бухгалтером. Яркая блондинка хохотушка, пусть даже немного постарше его. Хороша на лицо, но полновата и с кривыми ногами, старательно прикрытыми пышными юбками. Эта была полная противоположность мамы, строгой и серьёзной всегда. Она была душой компании, задорно смеялась, принимая рюмочку, другую, травя анекдоты, прихваченные крепким словцом. Лёгкость и беззаботность манила. Он, не искушённый в вопросах любви, поддался потоку обаяния и наглого натиска. Скорее всего, виртуоз в сексе, она смогла его чем-то удивить. И наличие у неё мужа, никак ее не остановило. Здесь, её ждала новая жизнь полная возможностей и лёгких денег. У неё были две дочки моего возраста, которые сразу же одобрили мамин выбор, так как жажда благополучия им была не чужда.
            Он ушёл. Ушёл, собрав вещи и абсолютно не думая, что будет с нами. Ничего не объясняя и не оправдываясь. Его ждало счастье, в которое он нырнул с головой, не вспоминая, кого он оставил за его пределами. Он творил для неё чудеса. Он сразу купил квартиру, сделал чудесный ремонт, построил дом с бассейном и зимним садом, сыграл дочерям свадьбы. Завалил её драгоценностями и шубами. Коммунизм, остался в прошлом, уступив место буржуазным замашкам. Они путешествовали по миру и наслаждались друг другом. Конечно в такой эйфории, ему не приходили мысли о каких-то оставленных детях. Она запрещала думать о детях, в её планы его дети не входили, она ублажала его, чтобы крамольные мысли о какой- то отеческой любви не пришли в его вскруженную счастьем и алкоголем голову.
           А мы были. Мы жили. Мама сразу слегла с больницу с многочисленными опухолями. Она была просто убита этим предательством, она не хотела жить, она умирала. И вот я, семнадцатилетний подросток, с девятилетним братишкой на руках, решала, что делать. Как жить? Куда идти? Даже наш любимый маленький домик за городом от папиного предприятия у нас отняли, не дав вынести вещи, там уже жила новая папина семья. Мы приезжали туда и наблюдали стоя за забором, как две здоровые девицы кидались нашему папе на шею и называли папой! Как шофёр носил тоннами сумки с едой на стол новой семье. Немного погодя нам тоже пытались передать сумки, видимо в тайне от НЕЁ, но я не брала – говорила: “Мы не нищие!”
              Шок. Мой мир рухнул. Если самый главный мужчина в моей жизни поступил так, то что ждать от других? Мы справились, я устроилась на работу в детский сад, мы выжили, я не давала ворваться черным тучам в мир маленького мальчика с огромными голубыми глазами. Я защитила его. С Божьей помощью.
                А у них, сказка продолжалась! Он отправлял свою любимую женщину на теплоходе, и на каждой новой остановке, возвращаясь в свою каюту, после очередной экскурсии, она обнаруживала шикарный букет цветов. А на последней остановке в каюте её ждал он. Да, не зря он в самом начале пришёл к её мужу, поставил перед ним бутылку хорошего коньяка, и выпив по рюмке, объявил, оторопевшему от удивления интеллигенту: “Я забираю твою женщину, чтоб сделать её счастливой! И делал, делал с исступлением, ведь весь мир вокруг его больше не интересовал!”
               Все это я узнала позже, когда спустя ровно 10 лет, он стоял на пороге моей квартиры с вещами и плакал. Он твердил, что это был приворот, что в своей одежде он обнаружил зашитые иголки, и что сейчас ненавидит эту женщину, с которой прожил в безумной любви 10 лет. Финал был чудовищный. Резко охладев к своей постаревшей и сдавшей позиции любовнице, он также пылко увлёкся её дочерью, которую после ее неудачного замужества, ее мать стала брать везде с ними в путешествия, чтоб хоть как-то утешить свою дочь.
И, что может быть страшнее - сделала из неё соперницу. Из собственного ребенка! Дочь сначала поддалась соблазну, но здравый смысл возобладал, и она дала отпор. И мой в очередной раз влюблённый и оскорбленный папа, стоял у меня на пороге. А у меня было все хорошо. Я купила квартиру, имела хорошую работу и машину, и также воспитывала братишку.
           Пустила ли я его? Конечно да, ведь тот период жизни счастья, когда у меня был самый лучший папа, тоже был. Простила ли я его? Конечно, нет. Куда деть эти рухнувшие надежды, животный страх перед будущим и угрозу голода и нищеты. Как можно забыть бесконечное равнодушие и пустоту, которая накрыла нас волной?
                Ему тогда было все равно, безжалостно вычеркнув нас из своей жизни, он удалил нас из памяти, не интересуясь, что мы едим, как мы живём, где мы. Ведь так решила ОНА! Он восхищался ей! Он боготворил её. Он делал все, как скажет ОНА. ОНА была для него целый мир.
Он больше не вернулся к ней.
Как долго она плакала, носилась по церквям, умоляла вернуться к ней. Он был непреклонен. Он отвернулся от неё с той же жестокостью, как когда-то ушёл от нас.
           Последний раз я видела её в гробу. Она была совсем не похожа на себя, румяное пухлое лицо превратилось в маску сухонькой измученной старушки, некогда блондинистые кокетливые кудряшки, обрамляющие лицо, превратились в седые безжизненные пряди. Синяя тонкая нить губ никак не давала поверить, что улыбка и острые шутки просто не отставали от неё. Это была несчастная измученная болезнью и жизнью старушка с глубокой скорбью на белом лице. Она сгорела за полгода, рак унёс её ещё не старую жизнь, превратив её в мумию. Все эти последние полгода, она молила Бога и твердила, что он наказал её за жестокость к детям, когда-то так бездушно проявленную.
                Было ли у меня тайное торжество, или какое-то внутреннее удовлетворение? Нет, совсем нет. Мне даже было, почему-то жалко, эту так ярко горевшую, пусть даже преступным и ожегшим меня огнём женщину, и так быстро и бесславно потухшую. Пожалела ли она, что, изменив свою спокойную жизнь с любящим мужем на 10 лет безумных страстей, она невольно подписала себе смертельный приговор? Или все равно была счастлива, испытав такой поток преклонения... Не знаю. Знаю только, что моя рана не затянулась, что папа навсегда стал чужим. Что у меня отняли, что-то теплое, родное, единственное... И еще навсегда отняли веру в людей…
            Был ли он самый лучший для неё, как был когда-то для меня? Не знаю.
Но на душе мне становится тепло, лишь тогда, когда я улетаю в то далекое детство, где был со мной тот Самый Лучший, так безжалостно предавший и растоптавший мою любовь ровно на финале закончившегося детства...
Мой самый лучший папа.

"На 109-ый Конкурс -  http://www.proza.ru/2019/01/29/581