Прибалт

   Марина Ивановна уже давно и безуспешно стояла на остановке, ожидая автобус, который, по своему обыкновению, никак не хотел приходить. Мокрый снег превратил песцовую опушку на ее капюшоне в старую мочалку, вода стекала с куртки и капала в сапоги. Лужа на краю проезжей части поднялась почти до уровня тротуара, когда в нее лихо влетела иномарка и окатила и без того промокшую женщину. Машина затормозила, дверца распахнулась, и из нее высунулась бритая, похожая на валун голова.

   – Тридцатый дом в какую сторону будет? – без обиняков крикнул молодой нахал Марине Ивановне, как будто она стояла здесь только для того, чтобы указывать ему дорогу.

   – Дальше! – махнула рукой Марина Ивановна, и с ее рукава полетели брызги. Валун посмотрел на нее с легкой усмешкой, как смотрят на мокрую курицу, безо всякого спасибо захлопнул дверцу и покатил в тридцатый дом.

   Звук захлопнувшейся дверцы что-то напомнил Марине Ивановне, но это «что-то» ускользало из ее памяти, как полузабытый сон. Марина Ивановна проводила глазами красные огоньки удаляющегося автомобиля, с тоской подумала о том, что было бы лучше оказаться сейчас в теплой машине, а не у подступавшей лужи, и вдруг вспомнила…

   …Все началось лет двадцать назад, когда она, тогда еще просто Марина, сырым сентябрьским вечером сидела одна в нетопленой квартире – родители ушли куда-то – и изнывала от скуки и бронхита – непременного спутника осенней поры. Она уже почти заснула, когда зазвонил телефон.

   – Свету, пожалуйста, – довольно требовательно сказал мужской голос.

   – Здесь такой нет, – ответила Марина. Она повесила трубку и хотела прилечь, однако второй звонок последовал незамедлительно.

   – Свету, пожалуйста, – повторил тот же голос.

   – К сожалению, я не Света, – вступила в разговор Марина, предчувствуя, что иначе ей придется бегать к телефону весь вечер – молодой человек был явно настойчив.

   – А кто же Вы? – спросил голос.

   – Ну, Марина, разумеется…

   – А что Вы сейчас делаете, Марина?

   – Болею, – ответила Марина.

   – Может быть, я могу Вам чем-нибудь помочь?

   – А Вы – врач? – спросила Марина.

   – Нет, но, может быть, я Вам что-нибудь посоветую? – настаивал незнакомец. – Вы можете выйти на несколько минут? Я буду благодарен Вам за это.
«Воспитанный молодой человек», – подумала Марина.

   – Но я совсем не знаю Вас, – нерешительно сказала она.

– Вот и узнаете, – ответил мужчина.

   Соблазн был велик. Вот уже полмесяца Марина почти не выходила из дома из-за болезни, но ведь сейчас ей уже лучше! Провести субботний вечер в пустой квартире или…

   – Ну, хорошо… Где Вы находитесь? – спросила Марина.

   – У Главпочтамта.

   Пара минут ушла на объяснение, как доехать от Главпочтамта до улицы, где жила Марина, причем незнакомец, видно, не сразу понял, как ему добираться, и переспросил, на каком именно троллейбусе ему нужно ехать и на какой остановке выходить. «Не здешний, что ли?» – подумала Марина. «Да ладно, не замуж за него выходить…».

   – Ой, а как Вас зовут? – спохватилась Марина.

   – Володя, – ответил мужчина. – Как я Вас узнаю?

   – Высокая, стройная, в черном пальто и в очках. А как я Вас узнаю?

   – Я найду Вас сам, – быстро сказал Володя и повесил трубку.

   Надо заметить, что при всей своей скромности и интеллигентности, которые выражал ее внешний облик, Марина обожала, как она сама называла, авантюры. Может быть, ничего авантюрного в ее действиях и не было, но она так называла их потому, что часто поступала так, как большинство людей не поступило бы. Нет, не потому, что она была глупа или упряма. В ее поступках всегда присутствовала внутренняя логика, основанная на умении преодолеть инерцию привычных взглядов и на способности рисковать. Кроме того, ее авантюризм строился на ее порядочности и на безграничном доверии людям, за что она была неоднократно бита, и довольно-таки больно. Однако переделывать себя Марина не собиралась, а потому без колебаний решила идти на эту встречу. Чутье подсказывало ей, что это был «тот самый случай» – авантюрный…

   Марина встала неподалеку от остановки и стала наблюдать за выходившими из троллейбуса, но выходили явно не те, кого она ждала. Прошло минут пятнадцать, и она уже собиралась уходить, когда услышала совсем близко голос: «Марина!». Она огляделась, поискала глазами того, кто ее позвал, но решительно никого рядом не было. Ее позвали еще раз, и тогда она вдруг увидела прямо перед собой легковую машину. Дверца была открыта, и мужчина жестом приглашал ее сесть на переднее сидение.

   – Вы – Володя? – изумилась Марина.

   – Не бойтесь, садитесь.

   Тон его голоса, хоть и вежливый, говорил о том, что он явно не из тех, кому возражают. Да и убегать было как-то глупо – ведь все-таки взрослые люди…
Марина решительно села рядом с водителем и не успела опомниться, как Володя быстро достал с заднего сидения огромный букет гвоздик и положил его ей на колени.

   – В честь нашего знакомства, – коротко сказал он и повернул ключ зажигания. – Куда поедем?

   – Никуда, – сказала Марина. – Вдруг Вы меня куда-нибудь завезете?
   – Что значит – завезете? Я не знаю, что есть за этим словом.
«Иностранец!» – с ужасом подумала Марина. Ужас ее объяснялся просто: в те годы и шикарный букет гвоздик, и новенькие «Жигули» уже сами по себе были чем-то из ряда вон выходящим, а уж знакомство с иностранцем – тем более. По опыту своих подруг Марина знала, что такое знакомство ничего хорошего не сулило. Но разговор надо было продолжать, и Марина терпеливо объяснила, что «завезете» означает – увезете куда-нибудь далеко-далеко, да еще и оставите там, и неизвестно, как оттуда выбираться…

   – Я понял, – сказал Володя и выключил мотор. – Мы будем сидеть в машине и думать, что мы куда-то едем. – Он помолчал немного и потом спросил: – А кто Вы по профессии?

   – Я – филолог, работаю редактором, – ответила Марина.

   – Тогда Вы, наверно, знаете, сколько «н» в слове «песчаный»?

   – Одна, – растерянно сказала Марина. Она ожидала любого вопроса, но только не этого.
   – Хорошо, – удовлетворенно кивнул головой Володя. – А как насчет семейного положения?
   – Никак, – отрезала Марина.

   Последовало еще несколько нейтральных вопросов, и Марина отметила про себя, что ее собеседник все время спрашивает у нее что-то, а она только отвечает и не может сообразить, что бы ей такое у него спросить… Да еще этот акцент странный какой-то: то он есть, то его нет… Прямо-таки булгаковский герой! Лицо вроде обыкновенное, про таких обычно говорят: встретишь в толпе и не заметишь, но вот было в нем что-то…непонятное, что ли?

   – А Вы, наверно, агент иностранной разведки? – решилась пошутить Марина.

   – Если бы…, – усмехнулся Володя.

   «Фразы вроде правильно строит, и обороты кстати употребляет, а все же есть в его речи что-то необычное. Кто же он все-таки?» – думала Марина, пытаясь определить национальность по акценту. «Может, из Прибалтики? Они там вроде иностранцы, а вроде и нет… Да, наверно, прибалт», – окрестила его про себя Марина. То ли от этой мысли, то ли оттого, что разговор какой-никакой, а завязался, Марина почувствовала себя гораздо спокойнее. А, может быть, спокойствие Прибалта, невозмутимо сидящего в собственной машине, передалось ей, и она даже подумала, что и в самом деле неплохо было бы прокатиться…

   В ту же минуту Прибалт положил руки на руль, словно читая ее мысли.

   – Поехали? – спросил он с какой-то особенной, только ему присущей интонацией.

   – Да, только недалеко, – попросила Марина.

   – Хорошо, – кивнул Прибалт, и машина плавно тронулась.

   Они проехали по набережной, потом по проспекту и свернули на пригородное шоссе. «Так, – подумала Марина, – ну, будь что будет…».

   На шоссе Прибалт увеличил скорость, потом еще и еще, и машина уже летела с удивительной легкостью, и только ветер гремел за окнами. Марина взглянула на Прибалта, и едва узнала его. Еще недавно такое заурядное, лицо его было сосредоточенным и одновременно отрешенным, и в свете пробегавших мимо фонарей казалось одухотворенным. Все его существо словно слилось с машиной в единое целое, и тонна железа беспрекословно подчинялась малейшему его движению. Машина не шла, не ехала, не двигалась – она летела стремительной кометой, не зная препятствий. Прибалт словно и забыл про Марину, отдавшись целиком захватывающей прелести полета. И она вдруг почувствовала, как с нее слетели невидимые, но такие цепкие путы повседневного бытия, словно ее омыли свежей, прохладной водой, и ощутила пьянящую радость и необыкновенную легкость во всем теле. Ей казалось – птица счастья распахнула крылья в ее душе и летит вместе с нею.

   Прибалт бросил на нее быстрый взгляд.

   – Хорошо? – спросил он.
   – Хорошо! – выдохнула Марина.

   Ей казалось, что она могла бы лететь вот так целую вечность, ни о чем не думая, ничего не чувствуя, кроме этого неизъяснимого восторга, который она никогда не испытывала раньше. Но машина стала замедлять ход, и через некоторое время остановилась у кромки залива. Прибалт открыл дверцу.

   – Выйдем, – предложил он. Скорее, это был приказ, а не предложение.
На заливе был штиль, и после шума машины тишина на берегу казалась неправдоподобной.

   – Что это за место? – спросила Марина.
   – Лисий Нос.
   – Вот мы куда залетели! – удивилась Марина.

   – Это недалеко, – сказал Прибалт. Он стоял, задумчиво глядя на темную воду залива. «И этот невысокого роста», – отметила про себя Марина: почти все ее поклонники были ниже ее ростом.

   – Хорошо, – тихо проговорил он, постоял еще немного и – опять этот как будто мягкий, но непререкаемый тон! – Поехали. Уже поздно.

   И снова – полет, головокружительный, дерзкий, и гул ветра, и уверенный, четкий профиль странного седока, летящего в ночи.

   – Спасибо за приятно проведенный вечер, – сказал Прибалт на прощание, когда они подъехали к дому Марины. – Я позвоню завтра утром, в одиннадцать.
   Родители были уже дома, когда Марина, ошеломленная происшедшим, с огромным букетом в руках вошла в квартиру.

   – Ты где была? – удивленно спросила мама, – ведь ты же больна, и тебе еще нельзя…
   И она застыла от изумления, увидев букет.
   – В Лисьем Носу, – бросила Марина и поспешно ушла к себе в комнату, предоставив остолбеневшим родителям возможность порассуждать о земном. Она не могла позволить им разрушить волшебство этого вечера.

                * * *
   На следующий день к одиннадцати часам Марина была полностью готова и с нетерпением поглядывала на телефон. Она была уверена, что такой организованный человек, как Прибалт, не заставит ее ждать и позвонит вовремя. Однако прошло десять минут, пятнадцать, потом полчаса, а звонка не было. Настроение у Марины, естественно, испортилось. «А из-за чего, собственно, расстраиваться? – успокаивала она себя. – Ну, подумаешь, не позвонил! Кто он мне такой? Я знать его не знаю, слава Богу, что хоть вчера вернулась домой целой и невредимой». Но букет гвоздик полыхал алым пламенем на столе, и мысль об этом новом знакомстве целый день не выходила из ее головы, и только к вечеру она вдруг сообразила: «Как он может позвонить мне, если он не знает моего телефона? Ведь он звонил Свете, а ко мне попал случайно. А я не догадалась дать ему свой телефон! Теперь он уже никогда не позвонит мне, и мы никогда не увидимся. И я сама во всем виновата».
Досада и огорчение еще несколько дней отравляли ей существование, но к концу недели Марина успокоилась. Однако телефонный звонок, раздавшийся в следующую субботу утром, заставил ее вздрогнуть, хотя звонить мог, разумеется, кто угодно. Марина сняла трубку.

   – А-алё, привет! – услышала она и без труда узнала его голос, его особую интонацию. – Ты можешь выйти через полчаса?
   – Не знаю, – растерялась Марина.

   – Ненадолго, я только передам тебе мед, чтобы ты не болела. – И повесил трубку.
   Через полчаса вишневые «Жигули» уже стояли у ее дома, и, едва Марина села рядом с Прибалтом, машина плавно тронулась в сторону Выборгского шоссе.

   – Хорошо выглядишь, – как всегда коротко сказал Прибалт.

   – Но ты ведь даже не посмотрел на меня, – удивилась Марина.

   – Все, что мне надо, я уже увидел, – тут же ответил он.

   На этот раз в машине был включен магнитофон. Записи были исключительно отечественные, в основном песенные. Когда очередь дошла до Высоцкого, Прибалт остановил машину и с напряженным вниманием слушал мятущийся, хриплый голос певца. После строк:
   Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
   Если терем с дворцом кто-то занял…
он повернулся к Марине, пристально посмотрел на нее и спросил:
– Ясно?

   – Ясно…, – ответила Марина с тем выражением, с каким говорят, когда действительно все ясно. – А терем-то с дворцом кто же занял?

   – Тот, кто раньше пришел, – бросил Прибалт и включил зажигание.

   А потом все было так же, как в прошлый раз: «Жигули» летели стрелой, и все звенело и радостно пело вокруг, и птица счастья парила в душе, раскинув белые крылья…

   На этот раз они доехали до Зеленогорска. Прибалт притормозил на шоссе у какого-то торгового павильона и сказал Марине:

   – Я приду через десять минут. Из машины не выходи.

   Он быстро выскочил из машины и ушел куда-то, а Марине стало сразу же не по себе: не то чтобы страшно, а как-то тоскливо и неуютно. Она с облегчением вздохнула, когда ее спутник вернулся ровно через десять минут, и почувствовала себя спокойно, как только машина тронулась с места.

   – Надо бы заправиться, – сказал Прибалт и свернул к заправочной станции. Как это часто случалось в те годы, нужного бензина не оказалось. Не оказалось его и на другой станции. Вернувшись ни с чем и от третьей бензоколонки, Прибалт бодро сел в машину.
   – Не больно-то и хотелось, – с усмешкой сказал он. Марина посмотрела на стрелку под надписью «Бензин», которая упиралась в ноль, и удивилась и позавидовала его умению спокойно и с юмором относиться к сложным ситуациям. Она уже давно бы впала в отчаяние, оказавшись поздним вечером посреди дороги без бензина.

   – Как же теперь быть? – спросила Марина, ничуть не волнуясь. Она была уверена, что Прибалт найдет выход из любого положения.

   – А вот так, – сказал он и выскочил из машины, увидев идущие навстречу «Жигули». Жестом он остановил машину, о чем-то поговорил с водителем, потом Марина услышала грохот железной канистры и веселое журчание бензина, заливаемого в бак.

   До города они домчались быстро, не включая музыку и не разговаривая. Оба были переполнены очарованием волшебного полета, которого по молчаливому согласию они не смели нарушать.
   – Я позвоню завтра утром в одиннадцать, – сказал Прибалт на прощание.

   – Послушай, – возмутилась Марина. – В прошлый раз ты сказал мне то же самое – что позвонишь в одиннадцать – однако не позвонил. Я ждала, потратила время… Как это понимать? Мне кажется, если обещал, так надо позвонить, а уж если не можешь, так и не обещай.

   Прибалту явно не понравилась такая выволочка.

   – По-моему, ясно: если пятнадцать минут звонка нет – его и не будет, – отрезал он. – Возьми, это тебе, – тут же добавил он уже мягче, достав с заднего сидения довольно внушительный пакет.
Марина заглянула в пакет. В нем, кроме обещанного меда, была большая бутылка водки на экспорт (дефицит по тем временам), банка икры, пористый шоколад (еще больший дефицит!) и что-то еще.

   – Я не пью водку, – сказала Марина, протягивая пакет обратно Прибалту.

   – Неважно, – сказал тот, – это для растирания, чтобы не болеть.

   – Я не возьму это. – Марина решительно отодвинула пакет.

   – Пойдем, я провожу.
   Прибалт вышел из машины с пакетом в руках. У дверей квартиры он снова протянул ей «дефицит».

   – Я не возьму это, – повторила она, доставая ключи.

  – Тогда я оставлю на лестнице. Я позвоню завтра в одиннадцать.

   Он поставил пакет у дверей и быстро сбежал вниз. Марина слышала, как хлопнула дверца автомобиля и как машина отъехала от дома. Она забрала пакет – ну, в самом деле, не оставлять же его на лестнице! – и вошла в квартиру.

   Тут только до нее дошло, что она не спросила, как Прибалт дозвонился ей, не зная ее телефона. Но во всей этой истории было столько загадочного, что она не стала ломать себе голову по этому поводу. Было гораздо интереснее: позвонит он ей завтра или нет?
   Назавтра он, конечно же, не позвонил. Наверно, обиделся, что ему сделали замечание. Не позвонил он и в следующие выходные, не позвонил и через месяц, и через два, и Марина, хоть и с сожалением, но стала забывать о своем странном знакомстве.

                * * *

   Зима пришла суровая и снежная, снегу навалило «с сидячую собаку», как любила говорить одна знакомая старушка. Было ясно, что ни о каких поездках не могло быть и речи. Вряд ли аккуратный и осторожный Прибалт ездит зимой. Но в начале января раздался телефонный звонок, и Марина встрепенулась, услышав совершенно особый голос, который нельзя было спутать ни с каким другим, хотя слышно было плохо – видимо, звонили издалека.

   – А-алё, привет! Ты можешь сейчас приехать в Зеленогорск? Я отвезу тебя обратно.

   Ну надо же! Говорит так, будто они расстались вчера.

   – Н-не знаю…– Марина была застигнута врасплох.
 
   – Да или нет? – требовательно спросил голос, и Марина поняла, что уговаривать ее не будут.

   – Да! – крикнула она в трубку.

   – Жду тебя на вокзале через полтора часа.

  Несколько секунд Марина слушала короткие гудки отбоя, потом опомнилась и стала быстро собираться.

   Марина уже выходила из дома, когда снова зазвонил телефон. Звонила ее приятельница, бывшая однокурсница Татьяна, которая была в курсе всех Марининых дел. У Татьяны был тот крепкий народный умок, которого не смогло поколебать даже высшее филологическое образование. Марина наскоро сообщила ей, куда и зачем она едет.

   – Какая ты бесхарактерная, – с явным осуждением сказала Татьяна. – Он звонит тебе, когда хочет, не звонит, когда не хочет, дергает тебя, как куклу на веревочке, а ты летишь к нему, сломя голову. Никакой гордости! Влюбилась ты, что ли?

   – Я все объясню тебе потом, – раздраженно ответила Марина и повесила трубку.
«Ничего я ей не объясню, – думала Марина, сидя в электричке. – Ничего она не понимает и понять не сможет. И не влюбилась я вовсе, тут совсем другое, чего и самой-то не понять… И к черту гордость, и к черту характер… Пусть она со своей гордостью дома сидит!».

   «Жигули» со знакомым номером уже стояли на привокзальной площади, когда Марина вышла из электрички. Она буквально впорхнула в машину, предвкушая ту близкую радость, которая вот-вот наполнит ее до краев. Легкий запах бензина, хорошего одеколона, которым пользовался Прибалт (явно не «Шипр», столь популярный в то время), тихий звук мотора – все волновало ее, доставляя какое-то неизъяснимое наслаждение.

   – Откуда ты узнал мой номер телефона? – сразу же спросила Ма-рина, поскольку ее уже давно мучил этот вопрос. – Ты же звонил Свете, а у нее другой номер!

   – Ноль шесть, ноль семь – какая разница? Это же близко…

   – Но ты знал телефон Светы, а мой не знал, – не унималась Марина. – Как ты попал ко мне?

   – А у меня палец не так загнулся.

   Вот и поговори с ним! Марина замолчала, увидев, как Прибалт сосредоточился на управлении, увеличивая скорость.

   – Сейчас надо очень внимательно, – сказал он, не отрывая глаз от дороги. – Скользко, тут не каждый может… Можно и машину покалечить.

   – К машине нужно относиться, как к женщине, – прибавил он.

   – А как нужно относиться к женщине? – спросила Марина.
– Бережно.

   – Ну, наверно, смотря к какой женщине…
   – К любой.

   И машина, послушная его чутким рукам, опять легко полетела вперед, словно и не было никакого льда, не было никакой зимы. Только движение, только скорость, только полет!
   Марина не знала, сколько времени они ехали, да и ни к чему ей было это знать. Она настолько доверяла своему спутнику, что могла не думать ни о чем – в этом-то и состояла для нее прелесть этих путешествий. Однако ехали они, видимо, довольно долго, потому что она обратила внимание на название населенного пункта, мелькнувшее за окном, и удивилась: судя по этому названию, они приближались к Выборгу.

   – Как мы далеко заехали! – она посмотрела на Прибалта.

   – И правда, пора остановиться, – ответил он, сбавил скорость и вдруг свернул с шоссе на какую-то дорогу, ведущую в лес. На повороте Марина заметила будку гаишника, но тот не обратил на них никакого внимания, и, медленно проехав по дороге метров пятьдесят, они остановились.

   – Подожди здесь, – вдруг сказал Прибалт. – Милиция рядом, собаки рядом, я скоро приду.

   Он вышел из машины и скрылся за деревьями. Марина отнеслась к этому спокойно: мало ли, понадобилось человеку выйти. Однако минут через десять ей стало не по себе. Она включила радио, чтобы не сидеть в полной тишине, потом выключила – ей послышался какой-то посторонний звук. Это был лай собак, доносившийся откуда-то из-за деревьев, но в темноте ничего нельзя было различить. Прошло двадцать минут, тридцать – Прибалта не было. Она почувствовала легкий озноб и хлебнула горячего чаю из термоса.
   «Господи! – вдруг мелькнуло у нее в голове. – А вдруг он совсем не придет? Он сказал: милиция. А если придет милиция, что я скажу? Как я объясню, почему сижу в чужой машине поздним вечером в лесу? И зачем я сижу в этом темном лесу, одна, неизвестно где, и зачем мне этот странный человек, о котором я ничего не знаю и который ничего не говорит о себе? Да и вообще почти ничего не говорит!».
Она вышла из машины и решила идти к шоссе. Там она поймает попутку и уедет из этого ужасного места, где она уже не в силах оставаться. Но как бросить машину? Хотя, что ей до его машины, он же бросил бедную молодую женщину одну в лесу…
Она прошла несколько метров, когда услышала позади себя шаги. В страхе она оглянулась, но в темноте не могла различить, кто шел за ней.

   – Ты в город пешком пойдешь? – услышала она знакомый голос, и у нее отлегло от сердца. Проваливаясь в снег, она пошла обратно к машине. Как ни в чем не бывало, Прибалт сел за руль и спросил:

   – Не замерзла?

   – Да я чуть с ума не сошла! С тобой поседеть можно! – Марина в сердцах захлопнула дверцу.
   – А что такое? Я ведь сказал: милиция рядом, собаки рядом, бояться нечего.

   – Тебя не было…– Марина взглянула на часы. – Тебя не было сорок пять минут!
   – А я думал – десять… Ну, ладно, поехали. Впереди канава с тебя ростом –что делать будем?

   – Разворачиваться, – сердито сказала Марина.

   – Хочешь выпить? – спросил Прибалт. – Рябина на коньяке. Такую вряд ли достанешь… – Одной рукой он держал руль, а другой достал с заднего сидения бутылку очередного «дефицита».

   – Я не пью. Даже рябину на коньяке.

   – Я тоже не употребляю алкоголь. Вообще. Возьми с собой, родителей угостишь, – сказал он.

  – Спасибо, не нужно, я не возьму, – сказала Марина.
  – Как хочешь.
   Он опять перегнулся к заднему сидению и положил бутылку обратно.
Выбравшись на шоссе, Прибалт, как обычно, нажал на газ, и Марина сразу же почувствовала, как привычное чувство легкости и радости овладевают ею. Ее лесные страхи казались ей сейчас надуманными и смешными. Вот он сидит рядом, этот непонятный человек, но ей так спокойно с ним! Как она могла подумать, что он бросил ее, какая глупость!
   До города было далеко, и иногда Прибалт останавливался, чтобы немного отдохнуть. Тогда он просил Марину рассказать ему что-нибудь, и она с удовольствием рассказывала ему забавные случаи из своей жизни или еще что-нибудь занятное. Прибалт слушал ее с интересом, прикрыв веки и слегка улыбаясь.
На подъезде к городу они поехали медленнее, так как перед ними тянулась вереница машин, мигая красными сигнальными огнями.

  – Красиво, – задумчиво сказал Прибалт, глядя на красную, извивающуюся цепочку огней.

   – Красиво, – так же задумчиво повторила Марина. Она была как будто под гипнозом этого немногословного, необычного человека, полностью разделяя его чувства и настроение.
   – Как коралловое ожерелье, – добавила она.

   – На черном шелке, – неожиданно сказал он…

– Позвонишь завтра в одиннадцать? – насмешливо спросила Марина, когда они прощались.

   – Нет, зачем, ставь чайник, я сейчас поставлю машину в гараж и приду к тебе пить чай, – вдруг сказал Прибалт.

   – А у тебя гараж далеко? – спросила Марина.
   – Нет.
   – А где?
   – Близко.
   Марина вздохнула и вышла из машины. Доставая ключи на лест-ничной площадке, она нащупала в сумке что-то твердое. Это была рябина на коньяке, а под ней – плитка пористого шоколада, вероятно, к чаю.

   Воды в чайнике было немного, но Марина не стала доливать. Для одной хватит, родители уже спят, а насчет Прибалта она и не обольщалась. Она уже знала его немного, а потому скоро к чаю не ждала.

                * * *
   С каждой такой поездкой в Марине росла потребность встречаться с Прибалтом еще и еще, и она уже начала сомневаться: не влюбилась ли она и в самом деле? А он опять пропал, и пропал надолго. Закончился январь, отшумел метелями февраль, прошел слякотный март. Марина жила обычной жизнью: работа, дом, приятели. Правда, дом ее особо не обременял: Марина разошлась с мужем два года назад, детей у нее не было, и, кроме необходимой помощи родителям, дома ее ничто не держало. С приятелями она ходила в театры, на вечеринки, в общем, все как у всех. Однако подсознательно она все время ждала его звонка, и чем дольше было это ожидание, тем оно было сильнее. Ситуация явно требовала разрешения, и Марина решила прибегнуть к помощи двух своих ближайших приятельниц: практичной Татьяны и осторожной, если не сказать трусливой, Ольги.

   Был созван консилиум, как назвала его Татьяна (а попросту посиделки), и Марина в подробностях рассказала о своих приключениях. Честно говоря, девицы слушали раскрыв рот. Потом началось обсуждение, и первой выступила поборница народной мудрости Татьяна.

   – Достукаешься ты, Маринка, со своими похождениями, – напрямик заявила она. – Неужели ты не понимаешь, что нужна ему для прикрытия? Он носится, как лось, по каким-то своим темным делам, а тебя держит при себе для видимости, будто он с девушкой ездит. Вы хоть целовались?

   – Не-ет, – покачала головой Марина.

   – Ну вот, я так и знала! – Татьяна даже хлопнула себя по колену. – Все ясно! Ты ж не нужна ему, это факт. Он таскает-таскает тебя по дорогам, а потом где-нибудь – чик! – тебя в лесу, как свидетеля, и косточек твоих не найдут.
   Она помолчала, наслаждаясь эффектом, произведенным ее словами.
   – Вот скажи мне, ты знаешь, куда он уходил, когда оставлял тебя в машине на сорок пять минут? Что он делал эти сорок пять минут? Ага, не знаешь. А потом тебя, как соучастницу… Кстати, о его пропаданиях. Я читала в каком-то журнале, что бывают люди, которые не помнят, где они были и неделю, и месяц, и сколько угодно. Это болезнь какая-то психическая. Может, и у него такое?

   – Ой, девочки, а я слышала, что сеанс радиосвязи у разведчиков составляет сорок минут, – встряла Ольга. – Как раз все сходится! Он уходил в лес, чтобы провести сеанс связи…

   – С кем? – спросила Марина.

   – Ну, я не знаю, с иностранной разведкой, наверно.

   – Да он иностранный шпион, это точно! – припечатала Татьяна.

– Ты ведь говорила, что с самого начала так думала, – напомнила Ольга.

   – Да нет, вряд ли… – сказала Марина неуверенно. Она теперь и сама не знала, что думать.

   – Наверно, он хочет выведать у тебя что-нибудь, – предположила Ольга.

   – Сколько «н» в слове «песчаный»? – съязвила Марина.

– А, может, он наш кэгэбешник? – предположила Татьяна. – Сама говоришь: о себе ничего не рассказывает, глаза проницательные, фразы отрывистые, по-военному, у них так принято.

   – Ты-то откуда знаешь, как у них принято? – спросила Марина.

   – Из фильмов! – отпарировала Татьяна. – Как бы то ни было, выкинь ты его из головы. Ну что ты в нем нашла? Сама говоришь: маленький, невзрачный, молчун, ну разве что машину хорошо водит. А представь себе его без машины? Что останется?
   Марина представила. Ничего не осталось. Татьяна, со своей народной смекалкой, как всегда, права.

   – Я понимаю, тебе нравится, что он катает тебя, мне бы тоже понравилось. Но ведь на нем свет клином не сошелся, таких катальщиков знаешь сколько по дорогам рыщет! А то еще и перевернетесь где-нибудь, носитесь, как угорелые… И потом: почему это он не пьет? Как это, мужик – и не пьет?! Это очень, очень подозрительно! Короче, пошли ты его подальше, пока цела.

   – И правда, Маринка, как ты не боишься? Я бы даже в машину к нему не села, – подхватила Ольга, – столько случаев всяких, как будто ты не знаешь…Он тебе и наркотиков подсыпать может!

   Итак, консилиум постановил: никаких дел с Прибалтом больше не иметь, если позвонит – вежливо отказаться от встречи, и вспоминать о прошедшем, как о приятной странице своей жизни. Никаких планов на этот счет не строить и ни о чем более не мечтать, пока худого не вышло. Марина поблагодарила подруг за помощь и участие, и легла спать с твердой уверенностью в том, что именно так она и будет впредь поступать. Главное – принять решение, и оно принято. Так ей будет легче. Выбросила из головы – и все.

   Однако уже на следующий день она была в Городской автоинспекции, чтобы по номеру машины узнать о ее владельце все, что можно.

                * * *

   – Частным лицам справок о владельцах не даем, – казенным голосом произнес розоволицый сотрудник ГАИ, к которому Марина обратилась со своим вопросом. – А почему Вы его разыскиваете? Что он Вам сделал?

   – Он… он окатил меня из лужи! – выпалила Марина первое, что пришло ей в голову.

   – Напишите заявление, когда, где, при каких обстоятельствах, милиция разберется, а частным лицам справок не даем.

   «Этого не пробьешь!» – подумала Марина, прикидывая в уме, у кого из ее знакомых могут быть связи в милиции. У Татьяны, возможно, и есть, у нее полно всяких знакомств, но к ней Марина обращаться не собирается. Так же, как и к Ольге. Хватит, обратилась уже. Они знают все: и про шпионов, и про убийства, и про наркотики… Но они не знают про птицу счастья. А он – знает. И поэтому она должна найти его. Найти во что бы то ни стало.

   Известно, что «кто ищет, тот всегда найдет», и уже через несколько дней в руках у Марины была записка, доставшаяся ей через третьи, а, возможно, и через десятые руки. На этой записке были все необходимые сведения: фамилия, год рождения, место работы, адрес и домашний телефон. Еще было приписано: женат, детей не имеет.
   
   Марина не ошиблась: фамилия Прибалта, действительно, оказалась прибалтийской. Год рождения ее мало интересовал, хотя то, что он был старше на несколько лет, было приятно. Домашний адрес был ей ни к чему, а вот телефон! Телефон предоставлял великолепную возможность действовать. Надо было только обдумать в подробностях предстоящий разговор. В том, что Прибалт женат, Марина и не сомневалась, но это могло значительно затруднить общение по телефону. Да, надо все как следует обдумать.

   Но, конечно, самым потрясающим было место работы. На расспросы своих сгорающих от любопытства подруг Марина коротко ответила: «Очень большая торговая шишка. Больше я вам ничего не могу сказать». То, что Прибалт занимал такую высокую должность, изумило Марину, но, одновременно, и успокоило ее. Отпали все варианты с разведчиками, убийцами, кэгэбэшниками, зато сразу разъяснились и пористый шоколад, и экспортная водка, и прочий дефицит.

   На некоторое время Марина успокоилась, переживая информацию, полученную из записки. Нет, пока она не будет звонить Прибалту. Она понимает, что он очень занят на работе, и не будет его беспокоить. Главное – она знает, что с этим человеком она в полной безопасности, и нечего бояться всяких глупостей. Что бы там ни придумывали Татьяна с Ольгой, теперь она совершенно спокойно пойдет на встречу с Прибалтом, когда он позвонит. Но в том то и дело, что он не звонил…
Пришел май с его нежной зеленью и долгожданным теплом. Весна брала свое, и душа рвалась на природу. Марина даже съездила в Зеленогорск на электричке, но это было совсем не то. Это было настолько не то, что, после мучительных колебаний, она, наконец, решилась.

   В пятницу вечером Марина набрала заветный телефон.

   – А-алё! – услышала она знакомую интонацию и растерялась, как пятиклассница, которая впервые звонит однокласснику, чтобы послушать голос.

   – Это Марина… Помните, мы ездили с Вами… за город… – Она забыла все, что приготовилась сказать ему.

   – Не помню, – отрезал Прибалт.

   – Не могли бы мы встретиться? – робко спросила она.
 
   И тут случилось то, чего она никак не ожидала и к чему совершенно не была готова. Прибалт, выдержанный и воспитанный Прибалт, который не позволял себе не то что хамства, а даже простой неучтивости, этот самый Прибалт, усмехнулся и отчеканил со своим неизменным акцентом:

   – А больше ты ничего не хочешь? – и бросил трубку.

   Марине показалось, что ей вывернули на голову ведро с кипятком, да еще и ударили по голове этим же горячим ведром.

   Ждать было больше нечего. Красивая сказка с картинками была грубо разорвана чьей-то грязной рукой. И Марине обиднее всего было сознавать, что это была ее рука. Ну что ее дернуло звонить? Так и надо, не звони по телефону, который тебе не давали. Но и он-то хорош. Допустим, рядом была жена. Допустим даже, что она сидела у него на коленях. Что можно было ответить в этом случае? «Я перезвоню», «Вы не туда попали», ну даже просто «Нет» или, в конце концов, молча повесить трубку. Так ведь нет же! Надо было так отбрить, чтоб на всю жизнь запомнила!
Все это и многое другое еще долго вертелось в Марининой голове. Поначалу она даже боялась, как бы Прибалт не отомстил ей за ее звонок, но он не мстил, не звонил, он просто исчез из ее жизни. У Марины появились новые знакомства и, естественно, новые, связанные с ними проблемы, которые помогли старым огорчениям отойти на задний план.

   Спустя год Марина уже почти не вспоминала Прибалта, иногда даже удивлялась, как она могла уделять столько внимания этому малопривлекательному субъекту, изъяснявшемуся телеграфным стилем. Прибалт существовал теперь только как персонаж ее рассказов друзьям (разумеется, кроме последнего эпизода с телефонным звонком), которые могли по достоинству оценить этого героя и сюжет.

                * * *

   А еще через год, ранней весной, раздался телефонный звонок, и голос с незабываемой интонацией произнес:

   – А-алё, привет! Ты можешь выйти через полчаса?
Марину бросило в жар.
   – А, собственно, кто это? – спросила она нарочито безразличным голосом, чтобы выиграть время. Она не могла сообразить, как ей себя вести в этой ситуации. Зато Прибалт сообразил быстро. Он просто повесил трубку. Марина ждала, что он перезвонит, но не тут-то было. Телефон упорно молчал.
   «Что ему нужно, этому хаму? – думала Марина. – Если он еще позвонит, я сама брошу трубку, пусть прочувствует, как это приятно!». Но ее злорадным планам не суждено было сбыться. Прибалт опять пропал. Видно, и, правда, псих. Выходит, Татьяна и тут права. Хотя, психам водительских прав, вроде не дают… Да ну его, не надо больше и думать об этом!

   Но думать пришлось, и пришлось быстро. В конце лета опять раздался звонок.
   – А-алё, привет! Ты можешь выйти через полчаса?
   И Марина с несвойственной ей быстротой, как будто решался жизненно важный для нее вопрос, крикнула в трубку:
   – Да, жди меня через полчаса!

   Она боялась идти на эту встречу, как бы он не припомнил ей ее звоночка. Она позвонила Татьяне и предупредила, что встречается с Прибалтом и что неизвестно, чем все это кончится. Выслушав в ответ заслуженное: «Дура сумасшедшая!» – она пошла вниз, где у парадной уже стояли вишневые «Жигули». Она боялась и шла, потому что не могла не идти, не могла противиться той силе, которая, против ее воли, стремительно толкала ее навстречу этому непонятному человеку.
   И снова сдержанное:
   – Привет! Давно не виделись.
   И снова – цветы, и легкая улыбка, и Марина видела, что он рад видеть ее.
   – Мы не виделись два с половиной года, – сказала Марина.
   – Два с половиной… дня, месяца, года… Какая разница? – спросил Прибалт, чуть пожав плечами.

   И она почувствовала – действительно, никакой. То же шоссе, та же захватывающая скорость, та же ликующая радость, и – Боже мой! – птица счастья жива, она приветственно машет своими сияющими крыльями, и ради этого стоит ждать, верить и жить!

   Они остановились у лесного озера, и он сказал, что отдохнет десять минут, и в ту же секунду заснул. Марина посмотрела на его уставшее, осунувшееся лицо и поняла, что и у него не все в жизни гладко, что трудностей и забот у него, наверно, побольше, чем у нее. Но вот, однако же, он нашел время, чтобы доставить ей радость, и она, забыв все обиды и огорчения, была благодарна ему за это. И как хорошо, что он не припомнил ей о ее звонке! А, собственно, почему она решила, что он узнал ее тогда по телефону? Мало ли кто мог позвонить, ведь она не единственная Марина на свете! Ну, конечно же, ему и в голову не пришло, что это была она. А она переживала из-за такой глупости! И Марина почувствовала, что рядом с ним она явно умнеет.

   Прибалт открыл глаза ровно через десять минут, и они поехали обратно в город. У железнодорожного переезда им пришлось довольно долго ждать, так как товарный поезд почему-то встал, перекрыв шоссе, и не трогался с места.

   – А что мы так долго стоим? – спросила Марина.

   – Да вот и я думаю – не поехать ли…

   Как приятно было улыбнуться его своеобразному юмору, какой спокойной и защищенной она чувствовала себя с ним!
 
   Той осенью они встретились еще несколько раз, а с наступлением зимы Прибалт снова исчез. А потом началась перестройка, и все так смешалось, так усложнилось и перепуталось в жизни, что даже недавние события казались далеким прошлым. Пошли рваться все нити, связывавшие прошлое с настоящим. Началась новая, не всегда понятная, очень суматошная жизнь, к которой надо было применяться и в которой надо было выживать.

                * * *

   Прибалт объявился лишь через несколько лет, как всегда неожиданно и без всяких объяснений. Он предложил Марине встретиться у выхода из метро на одной из конечных станций. Она поехала, но уже не было в ней чувства предвосхищения чего-то необычного и радостного, она поехала просто из любопытства. Выйдя из метро, Марина стала искать глазами знакомую машину, но ничего похожего не увидела. Разумеется, за это время Прибалт мог сменить машину, и она решила подождать, пока он сам найдет ее.

   Услышав свое имя, она обернулась, но не увидела никого похожего на Прибалта. Ее еще раз окликнули, и тогда она поняла, что голос, так хорошо знакомый ей, исходил от странного существа, стоявшего неподалеку от нее. Существо это было маленького роста, с деформированной грудной клеткой, словно впереди у него вырос горб, и прямо на этот горб без всякой шеи была насажена непомерно большая голова с раздувшимся и оплывшим лицом. Лицо это улыбалось глупо и бессмысленно. Маленькая, кургузая  шляпка увенчивала это карикатурное создание. И это был ее Прибалт.

   – Пойдем, я живу здесь недалеко, – сказал он.

   Он шел, как-то странно приныривая, и норовил попасть в каждую лужу. До Марины дошло, что он был просто пьян. Она и сама не знала, зачем она пошла с ним. Наверно, ей просто стало жалко этого человека, с которым явно произошло что-то страшное и непоправимое.

   Квартира, куда они вошли, была чистая, аккуратно прибранная, вещи разложены и развешаны по местам. Вероятно, хозяин в силу своих возможностей подготовился к встрече. Он усадил ее за пустой стол и достал из кармана бутылку апперетива – самого гнусного напитка того времени, ядовитого желто-зеленого цвета, отдававшего за версту отвратительным одеколоном. Налив стакан до краев, он подвинул ей:

   – Хочешь?
– Нет, – отшатнулась Марина.

   – Как хочешь, – сказал он и залпом выпил весь стакан.

   Марина с ужасом смотрела, как он, морщась и передергиваясь, закусывал эту отраву корочкой хлеба.

   – Что с тобой случилось? – тихо спросила она.

   – Ничего… А, это? – и он потрогал ссадину на виске. – В душе мылся, ударился…

   – Нет, не это. А вообще.

   – А-а, вообще?… – Он покачался и махнул рукой. – Сестра у меня… в Швецию уехала… насовсем уехала… а я тут один остался… Провожали, вот я и выпил…

   «Не скажет, ни за что не скажет, даже спьяну, – подумала Марина. – Все – в себе, все в одиночку…». Прибалт открыл холодильник. В ужасающей пустоте маячила заржавленная банка икры минтая.

   – В-з-ззьми, это тебе, – с трудом сказал он, доставая банку.
   – Не надо, оставь себе, поешь.

   Он еще покопошился где-то, что-то поискал, но, видимо, не нашел.

   – Не хочу, ничего не хочу… Я посплю немного…, – и он упал в кресло.

   Марина смотрела, как он, расслабленный, безвольный, спал в кресле тяжелым, пьяным сном, и думала о том, какая же махина переехала этого незаурядного человека, что могло так изуродовать его. Может быть, он не смог вписаться в новую, жестокую жизнь, и молодые зубастые волки скинули его с его заоблачных высот? А, быть может, его романтическая натура, закованная в броню гордой неприступности, пришла в неминуемое противоречие с торгашеским миром, в который он, скорее всего, попал по воле случая (или родителей)? Ей оставалось только догадываться о причинах, разрушивших человека, который всегда был для нее островом спасения, надежным укрытием от повседневной пошлости и серости, таинственной, неразрешимой загадкой.

   Марина смотрела на своего спящего друга, и ноющая боль сжимала ей сердце. Ей было бесконечно жаль его, жаль их странных, непонятных, но дорогих им обоим отношений. Сердце ныло, рвалось на части, и она чувствовала, что это прощается с ней и умирает ее птица счастья.

   Стараясь не шуметь, Марина встала и направилась к двери, чтобы потихоньку уйти из этой печальной квартиры. Но Прибалт вдруг проснулся и, шатаясь, двинулся к ней. Она не успела открыть замок, когда он схватил ее за плечи. Руки у него оказались неожиданно сильными и цепкими, и Марина поняла, что ей не вырваться от него. «Он как паук!» – пронеслось у нее в голове, и на нее накатила волна омерзения.

   – Не уходи, ты такая чистая, светлая… пусть будет, как тогда…, – бормотал он, не выпуская ее из своих цепких лап. Как тогда!.. Она тоже хотела, как тогда, но только никогда уже не будет и не может быть, как тогда.
 
   Марина продолжала отбиваться, но Прибалт схватил ее за руки так крепко, что от боли у нее перехватило дыхание. Ярость придала ей сил, она вырвалась от него и отшвырнула его к стене. Падая, он задел трюмо, стоявшее в передней, и оно с оглушительным звоном грохнулось на пол рядом с хозяином. Она застыла от ужаса: неужели она ударила его или, не дай Бог… Но он с трудом поднялся на ноги и оторопело уставился на груду осколков. И в этот момент она услышала, как в двери поворачивается ключ. «Жена!» – со страхом подумала Марина.

   – Вовик! – раздался чей-то голос. К облегчению Марины, это был мужской голос.
 
   – Что у тебя случилось? Что за грохот?

   – Это сосед, – пробормотал несколько протрезвевший Прибалт. – У него мои ключи.
   Сосед вошел и с изумлением уставился на следы побоища. Марина, воспользовавшись открытой дверью, быстро выскользнула на лестницу, не дожидаясь объяснений с соседом. Она стремглав слетела с пятого этажа, забыв про лифт, и побежала к метро.

   Уже дома, открыв сумку, она увидела ржавую банку икры минтая. Это был последний подарок Прибалта.

   Правда, он позвонил ей еще раз. Позвонил на следующий день. Он опять был пьян.

   – Если ты хочешь, я помогу тебе. У меня есть хороший врач, который реально может помочь, – сказала Марина. – Но ты должен хотеть сам. Без твоего желания ничего не получится.

   – Ерунда, – ответил он. – Мне не нужен врач. Мне нужна ты. Приезжай.

   – Я прошу тебя: если ты хочешь, чтобы я помогла тебе, позвони, когда будешь трезвым. Если не хочешь – больше не звони мне.
   Больше он не звонил никогда.

                * * *

   …Все это с необыкновенной быстротой пронеслось в памяти Ма-рины Ивановны в тот ненастный вечер, когда она услышала звук захлопнувшейся дверцы. Она все еще стояла на остановке, глядя вслед проезжающим машинам, и видела красную цепочку удаляющихся огней… Красиво… И вдруг она почувствовала, как в груди ее шевельнулось что-то. Ее охватил прилив неожиданной радости, ликующая мелодия наполнила все ее существо, и она поняла: ее птица счастья жива, и ей достаточно одного воспоминания, чтобы расправить крылья и отправиться в полет. Ее птица счастья жива; поселившись однажды в душе, она будет жить вечно. Птицы счастья не умирают.