Герои спят вечным сном 76

Начало
http://www.proza.ru/2017/01/26/680
Предыдущее
http://www.proza.ru/2018/11/18/1373

ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ
ОТЧУЖДЕНЫ

 
Не надмевалось сердце моё и не возносились очи мои, и я не входил в великое и для меня недосягаемое.
Псалом 130

У многих народов двойное отрицание обозначает утверждение. Но ни в одном языке мира двойное утверждение не обозначает отрицания. - Ну да, конечно... Художества призваны уродливость шлифовать. Культурное произросло от сорняка. Изначально сказки детям не предназначались, тем более - семейные предания. На болотах же, куда ни кинь, всюду мутная водица.

Объясняла Витьке Манефа про хуторских первопредков Игнатия с Матвеем, да не до той правды, кую для доподлинностей знать положено Антону, например. Нельзя от своих отрекаться, старшему в роде – особенно. Прилизывать, прилощивать тоже нельзя. Иначе, будто у сказки той, конец не вдруг-то счастлив будет. А сказочка весьма затейлива – про четыре правды и пятую – сполна из них.

В некотором царстве, в известном государстве, средь лесов деревенька стоит, вдоль деревни дорога лежит. Люду прохожего и проезжего – с утра до ночи поток, а вечером – ещё чуток.

Просится однажды солдат простой в избу на постой и объявляет хозяину, что платить за ночлег ему нечем.

- Хорошо, предложил мужик. – Не лукавствуя, не кляня, четырьмя правдами плата устроит меня. - Изречёшь правду – мир да гладь; нет - заушенье тебе огребать.
Сошлись на том, сели ужинать.

- Что там? - Кажет мужик на печь.
- Кошка, - говорит солдат.
 Нет: чистота.
Солдат согласен, принимает заушину.

- А это что? - в печь показывает.
- Огонь.
- Нет: красота. - Опять по уху.

- В стакане что?
- Вода.
- Нет: благодать!"

- Это что? - пальцем на потолок.
- Должно быть - высота!
- Правильно. Ложимся спать.

Утром поднялись. Мужик - в поле; солдат - в путь. А дети привязали головню к кошачьему хвосту. Мужик не заметил; солдат видел. Вышли за околицу, почуяли дым. Солдат и говорит:
- Пятую правду изреку на прощанье, четырьмя сложенную.
- Скажи, - соглашается мужик. - Если действительно, правда, четыре заушины вернёшь.

- Нет, говорит солдат. – Если прав я, без заушин тебе мало не покажется. - Слушай, стало быть: Твои правды позади, моя впереди. Чистота красоту вознесла на высоту. Не даст Боже благодать, так и домом не владать.

Присловье – эвон, слово далее, но сторонним лишь до пазухи рассказывается. А при рождении Ясенева хутора было вот чего. Велел Игнатию барин женину пазуху проверить, словно в воду опустил. Ну, делать нечего. Получил задачу, выполняй. Ворочается на хутор малый, хлоп! Нет жены. – Зинаида, - кричит, - где ты! Где! – вопил, вопил, насилу нашёл, из рогозника откликнулась – ни жива, ни мертва.

Напугался Игнат. – Милая, - лепечет, - родная! Окромя же тебя никого нету! Нечто можно эдак бояться и стращать!

Приговаривает, а сам-то ласкает ладонями голову, спину, грудь! Всю её, будто сокровище, обрёл, к сердцу прижимает и вот в рукаве обнаружил нож.
- Зачем тебе? – Спрашивает.

- От супостата, слышится ответ. – Чужому не далась бы.
- Как не далась?
- Ты, говорит, - венчанный муж, я – венчанная жена. Господом один одному вручены довеку, а других руками близко брать нельзя. Грех большой, смертный грех.

Объяснились, сомкнули объятия. Понял Игнат, чего у жены за пазухой искал гость непрошенный, а Зинаида подбавила понимания: денег отнятых дерзотник не простит. То и сталось.

Поснула Зина, долгожданной близостью утомлённая, Игнат же не шуткой встречать приготовился, лом пудовый поперёк дверей положил так, чтоб, если тишком войти, пропустит, резко же – нету.

- Открывай! – Стукотнуло перед утром.
- Кто? – Будто спросонья, бормочет Игнат.
- Открывай, говорю, а то хуже будет.
Ну, и отпер нараспашку, поверх лома, по головам уроненного, добавил топорёнком, сколь сумелось изнутри.

Согласно китайскому мыслителю Сунь Цзы, который считается высшим асом военной стратегии: «Самое лучшее - разбить замыслы неприятеля». Глущенков Матвей, по барскому наказу на гати стоявший, загодя увидал пробирающихся тайно Гащилинцев. Меньшого брата на Палешь с вестью отправил, сам же - в след незваных пошёл, чтоб смутить при случае резким словом остеречь. Видит такое дело, и задних порешил с обеих рук, потому, как неравные силы – шестеро. Игнату бы не смочь.
Следствие у «Диких» не водится, последствия не звучат. Собрали гиблое молчуком, да в гибляк добавкою: ищи-разыскивай. Сами же Игнат с Матвеем – братья навек, и дети породнённые.

Антон Степаныч – Глущенков праотцом, праматерь же – Ясенева, и в качестве наследства по родителям навык даден – смертью от беды загораживаться. В Соторне Тоська впервые одарённость понял, на последнем убедился: умеет убивать двуногих, и в охотку удаль сия.

Дождливым днём с мамкина благословения пошёл бы (потравленный) на поиски спасённой семьи, да Сыня велел, хлопнув симулянство по боку, с ребятами группе свершить почин, прогал меж Лутовнёй и болотами аккуратненько прочесать на предмет скрытного присутствия зерсторунгов.

А дело совершилось просто: "рече, и быша; повеле, и создашася ". По мысли Фихтенмаера северное Прилутовинье, глухой и заболоченный край, служит порталом проникновения в «освоенный» мир всяко-разных диверсантов. Должны ходить они там одиночно и толпами, Ступанская история доказательством тому. Против эдакой беды выпущены подготовленные наблюдать в условиях леса лазутчики, уничтожением которых приказано заняться «Архангелам».

- Главное в данном случае, - сказал Сыня, - профессионалов у них выбивать. Спугнёте, разбегутся. Ищи потом за сотни вёрст.
По Зотовке и подобным ей территориям не разбежишься. Охотники на партизан выбрали несколько пригодных (по их мнению) троп с тем, чтоб следить и своевременно информировать карателей о передвижении противника. Следует заставы те найти и уничтожить.

Радио Совёнков слышит, да толку-то! Птичий язык, шифрованный. Ладно, хоть по нём наличие наблюдателей определили. Восемнадцать точек, как минимум. По трое, должно быть, сидят. Учитывая опасность от собаки Альмы, обеспечен круговой обзор, внятное оповещение.

Мокроступнику Зот – родимый братец, дождик – добрый час. Для телег – тропочки-дорожки. Ногами же – хоть куда. Каждый на свой лад затеялся. Костриковы пустили сена воз с бутафорским погонщиком: тронь – взорвётся. Полухины со средины рассредоточились в оба края. Рассохинцы решили: идти цепью от поста до озера на расстоянии слышимости меж собой, счесть врага и планомерно приступить к ликвидации, да иначе вышло.

У них тож не болваны замест голов: радио на своём месте, а стоят так, чтоб перекличкой пользоваться: заметили кого - крякнула утка, и все знают. Надо, следовательно, изловчившись, каждому в отдельности целиком тройку вырезать. А как, коль шестиглазая!

Один есть прокол, посредством коего загодя можно обнаружить гадов! Вот, не поверишь – по запаху. Правильно Сомов некогда заметил: гвоздикой они от комаров спасаются. Это в парфюмерном каталоге данный аромат - гвоздика, в лесу же – эссенция, ацетон, за версту чутно, зовёт прицельно.

- Я да, и палец. – Объявил Мансур, творчески осмыслив Петькин план. Куда девалось умение и желание строить фразы по-русски.
- Чего да? – Не понял Антон.
- Фриц пазанка; я палец.

- Пальцы отрубленные он собирать решил в доказательство победы над врагом! – Догадался Петька. – Шутник, однако.
- Почему шутник! Как считал? Кто верил?

- Иди, иди, средневековый воин. Могу представить себе! Вываливаешь Сыне в «подол» пригоршню пальцев! А потом куда? Сушить, будто воблу! Гроздями развешивать! Не бойсь, мил дружок, на слово поверим тебе. Пущай ихнее начальство потери считает.

От мысли о фашистских пальцах Антона подтошнило малёк, однако решил: собирать пуговицы. Удача способствовала сбору. Время полетело – сутки, будто миг. Два гнезда лично утихомирить довелось, третье – в связке с Мансуром. Сегодня по ясну прошёл, отметился дома на предмет сухарных запасов, проводил Гришку с немцами и вновь на круги своя.

Вот так всегда, только начнёшь работать, обязательно кто-нибудь разбудит! Округа возмутилась вдруг. Там и тут грянули короткие перестрелки, означающие окончание тихого единоборства. Промахнулась чья-либо рука, или немцы поняли стратегическую оплошку, некогда узнается, теперь же, отплёвываясь очередями направо и налево, зерсторунги побежали, бросив ветошь маскировочную.

Смысла нет, преследовать. Глухомань, она и в Африке – глухомань, тем более, что до Фотиева, до самого райцентра, карательными акциями выхолощена земля. Неудобье неудобно всем, а пуля – только в сказке дура. Пошуршали малёк, и ладушки. Следует – к сборному месту.

Отколь ни взялся, возник из-под коряги Аким Кружилин – глаза по пятаку, и заявил, что этими видал глазами, собственными глазами видал Витьку Сомова в набитой немцами машине. Сидел будто бы Витька, вытаращившись через борт, специально, чтоб заметили его. Стрельнул Аким по колесу, да мимо

Антон почувствовал – стареет. «Свинец» несуществующих годов течёт из затылка по спине, сливается, отягощая пояс. Было за последнее время ситуаций, но эта! Как поймали, с какого перепугу выдавили! Ехал по Чекану. А дальше! Чем во тьме надежду тешить! Помощи откуда ждать, и какая помощь тут возможна! Вообще - не след: на фоне сплошных провалов медвежьей услугой любой намёк обернётся.

Уронен ли притон, вот что. Если да – амбец Витьке – хоть чо крути, не отмажется. «Кто ищет, тот всегда найдёт», поют в бодрой песне. Теоретически так, на практике же! Лысина там, бугор, муравья не утаишь, но примаскирован шалашик в кустах, а подземелье – странней всех небылиц мира. Затем послали слепого, чтоб хоть сколь времени смог носом в землю сидеть и слушать.

- Нельзя туда, - сказал Аким. – Лишний промельк в отягощение вины. Пущай ужом крутится, три короба врёт: его отказ - не наш подсказ.
- Хорошо. Допустим: вывернулся невинный. Куда идти?

- Ровно туда - дед по матери старостой в Красном.
- Правда! Прям вот так вот! – Охнул Антон. - Витька об этом сто пудов не знает!

- Да ладно?
- Вот и да. Я, и то впервые слышу, ему же… Кто бы сказал – душу лишний раз отягощать!

***

- Здесь хлеб и мясо. – Опознал госпитальный пленник голос, принадлежащий ассистенту врача. - Там справить нужду и помыть руки. – Витька встал со стула, шагнул влево и чётко вписался меж стеллажей в дверь, обозначенную едва заметным веянием.

Мюллер перекрестился в след. Сориентироваться на счёт унитаза с раковиной в малом помещении – не труд, но почти безошибочно обнаружить дверь! Это уже кое-что! Он лишь взглядом показал и (может быть) направлением голоса. Бывал тут парень прежде или восстановился после удара обухом! Неужели сам по себе восстановился? За полтора года санитару довелось насмотреться на слепых, однако подобного не видел.

- Где твои родственники? – Спросил Мюллер. - Куда тебя отвести?
- Не знаю, - с уверенностью в правоте избранной тактики ответил Витька.

- Странная позиция, очень слабая. Тебе не поверят. Ты не похож на придурка.
- Я сказал правду: теперь не знаю, но знал, где жили до войны.

- Можно проверить, пока негодяй не очнулся.
- Нельзя. Он тоже знает, где мои родственники жили до войны, и (в отличие от меня) знает, живут ли там сейчас. Если я убегу, от них от всех ничего не останется, от вас – тоже. Личная месть неистребима. Если он умрёт или забудет обо мне – другое дело. Перед немецкими властями нет за мной вины. У них я намерен искать защиты от него.
«Что значит – нет вины!!! – Отвесил челюсть Мюллер. - Ты виноват тем, что русский», - хотел сказать, да смелости не хватило – себя любимого испугался.

Перед цивилизованным миром русские априори виноваты! Ишь чего удумали! Вопреки потрясению, развернувшему полсвета вверх пупом, только эта империя уцелела, в странной форме, но лишь одна. Живут ни на что не похожие в непредсказуемости, распространились на четверть земли, радуются, грустят, любят, рожают, политика у них какая-то, власть! Родину свою ценят, никому в обиду не дают. Да ещё думают, что прочие готовы считать их за людей! Как же! Виноваты? Все подряд и помешали всем – только шевельни кучу - завоняет! Искони было так! Одно право у русских – говорить с позиции силы, и малый правом весьма умело пользуется.

- Нахал! – восторженно развёл руками слышавший разговор Хольмар. – А нервы! Честное слово, Клаус, я бы на вашем месте его схоронил, как старуху! Написать инсульт, подержать в морге для сходства с тамошними обитателями! И в овраг.

Мюллер чуть вне отхожего места ни опустошился: так вот прямо их с Лампрехтом заподозрить в постановочности похорон! Хотя чего там! Именно Хольмар пользовал женщину, лангеты накладывал и прочь. Ему ли сомневаться в отсутствии смерти!

***

Год назад Витька умел мечтать: «Вот, кончится война; отец вернётся и другие; можно будет старшему учиться поехать; яблоня, королёванная * из дичка, даст невероятные плоды; как Настя хотела, все овечки будут белыми у них!!! Мог мечтать и размогся. Ни в яме, ни в кусту под собачьим клыком, ни когда схватил его Кузьмин… Сильно прежде – во время Анисьиных слов про гуся-гусенина осознал, что нет больше причуд, и детство кончилось – не вернётся даже с окончанием войны.

А гусенин вот к чему: бежать из Ступанок нельзя, потому что Кузьмин и прочие по головам считают не только человеков, но кошек и собак. У Чепыгиных корова потерялась, и ту, как шпиона, споймали – на говядину её, на колбасу! Ладно. Послушался, не сбег, и всё равно ведь расстреляны! Где порядок? Где реальность? Сказочки одни!

Сказочки? Что же, будем сказывать внятно и до конца. Да, именно так следует себя вести. Времени для раздумий довольно у Витьки, будет ещё больше. Если найдут притон, оружия нет, а скарб из мешков второй, только второй тройки утопших на Зотовой немцев. «Псы, - можно сказать, - шестеро сбежались на звук. Там они, гоняют по лесам - с волками спознаны. Ищите, коль охота есть. Попросите – помогу в поиске». Тутошние немцы лично ему не враги. Тем более вмешивать нельзя их, а лишь на Господень промысл надеяться, лишь с Его пульса ритм держать.

***

- Не согласится – брякнул Мюллер первое, что пришло в голову.
- Вы хотите сказать, она была самоубийцей? – Хольмар захохотал, вцепившись в живот из опасения потерь. - О, нет! Я ни о чём не спрашиваю, лишь в операционной устал, поболтать захотелось на отвлечённые темы. Простите, Клаус, если невпопад.

Мюллер простил. «Отвлечённые темы» случаются. «Дана милость, - сказал Гэдке, - среди происходящего Божью волю исполнять, возвращая жизнь тем, кому для возможности покаяния Господь хочет её оставить.

Действительно – милость. Доволен Мюллер, что в санитары угодил, благодарен брату жены за подсказку. Подленькая благодарность, плотская: «Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю». * Честное слово – не таков.

Как же сталось? «Не сами, - сказал Гэдке, выбираем время и место». Верно ли? До определённой степени – да, однако, Мюллер предпочёл национал-социализм, и не он один.

По Версальскому мирному договору Германия лишилась колоний; Эльзас и Лотарингия отошли Франции, Мальди, Эйнеп – Бельгии; Италия получила австрийский Южный Тироль, вновь созданная Польша – Познань, части Поморья, Пруссии и Верхней Силезии; Данциг стал вольным городом. Населённые этническими немцами провинции Судет, бывшие земли Австро-Венгрии, сделались территорией Чехословакии, новоявленной демократии, слепленной Францией и США в качестве вечной угрозы Германии.

В двадцать первом Германия начала выплачивать астрономический долг, и финансовая система вверглась в хаос гиперинфляции. Немецкий народ впал в полнейшую нищету, сама же страна стала даже не колонией, а чем-то вроде загородного публичного дома для выщелкнувшихся из-за океана банкиров. Роскошные отели вдоль центральных улиц, перед ними толпы немецких детей обоего пола, промышляющих проституцией, а вокруг бескрайняя мусорная пустыня с копошащимся на ней нищим вымирающим населением – так начинались «золотые двадцатые» - время становления и выбора.

Выбрал сын кандитера (помимо Амалии) тех, кому не безразличны мощь и величие страны. Так виделось из Данцига, вне подозрений, что вскормившим мировую войну видится то же самое. Такой подарок для Ами этот Гитлер! Лучшего способа стереть с лица Земли Германию, а с ней главенство держав Европы, просто нет. Причём, сами немцы с энергией и знанием дела сотрут, возьмутся и выполнят. Доказательство – не за семью печатями. Достаточно внимательно вчитаться в «Майн Кампф» - программное творение, настольную книгу для каждой семьи. А ведь не читали, на девяноста процентов никто не читал, хоть потомки скажут, что именно этот бестселлер определил идеалогию и национальный подъём. Там же прямым текстом написано: «немцы – мясо, орудие, жертва для высших целей» - как-то так.

Мюллер взялся за изучение первоисточника и обалдел: неужели настолько добровольно захотелось мясом быть? Однажды Финк, по понятной причине зачастивший в госпиталь, застал «любимого санитара» с откровениями Фюрера в руках. – Вам интересно! – воскликнул он с неподдельным удивлением. - Весьма, - отвечал Мюллер с полной искренностью.

Воистину: «глаза их были удержены» * сиюминутной выгодой, потому что к тридцать девятому покоричневели даже те, кто дрался с наци на улицах в тридцать втором. Теперь же и Спартаковцы беззаветно трудятся на ниве собственного уничтожения, напыжившись или скукожившись, и будут делать так до последнего вздоха и снаряда.

Это называется: Американцы взяли всех голыми руками, профинансировав бесноватого, и так ли ещё возьмут? Старушка Европа плотно присосалась жадным до займов ртом к источнику жёлтого дьявола. Русские же с утопией коммунизма и государственной собственностью, перечеркнув долги царей, вывернулись из-под влияния сверхкапиталлов. Ещё бы – невиновны после этого!

А если серьёзно, тут всё отторгает «новый порядок». Даже в шуцмане сомнение, хоть мерзавец – пробу негде ставить. Ребёнку же, из-под смерти вылезшему, сам Бог велел сопротивляться или нести в душе сопротивление. Инстинктивно хочется малого прикрыть, но как? Десять дней назад – запросто. Теперь же, после разгрома гадюшника Аненербе! Шуцман костьми ляжет, утверждая, что неспроста житель погорелой деревни (даже слепой) сидел на тропе, и трудно возразить, не оказавшись меж молотом и наковальней.

***

Осень света утомительней весны, хоть ярче и мощней. И камыш, и трава, и ветер нажитым пахнут, сбывшимся. Сказать, что природа на пороге смерти? Нет – в преддверии милого сна. Отпылает пожар листопада, вымокнет, остынет мир, притаив для отдыха мириады жизней, сонмища возможностей, позволит человеку оглядеться. Приятное дело, если (конечно) не считать войны.

«Терпением вашим спасайте души ваши». * Стар, должно быть, стар – мелочи непоняток раздражают – и не в радость полнота перезрелой жизни. Зачем немцы из разу в раз лезут туда, где заведомо погибель и провал! Зачем повесилась Раиса! Утечек нет с хуторов, лишь извне проникновения, безупречно контролируемые. Эсэсовский знак под мышкой! Кто бы стал, обнаружив запертой, раздевать её, рассматривать! Может, подписалась сперва, а потом сбежала, чтоб в реальности своих не предавать, и, попавшись, испугалась? Интересно, есть ли утешение предателям? Конечно: "Молю тя, имей мя отречена". * Так работает сиюминутность. И ещё один безумец! Странная выходка – что она, зачем?

- Дмитрий Данилыч! – Братья Дугановы, Макар и Матвей, тишком подошли, стоят понуро. – Коней часом не видали? - спрашивают.
- Ваши кони? - Сулимов поднял взгляд от тёплой сверху, но уже таящей озноб утренников земли. - Бежали, да. Понятно же:

   Могучий конь, в степи чужой,
   Плохого сбросив седока,
   На родину издалека
   Найдёт прямой и краткий путь. *
Правильно, в ту сторону два коня стремились. Я обратил внимание.

- И как это им отвязаться-то! - Стыдом удручённых парней даже медведь не впечатлил. – Вроде бы доморощенные лошади, с жеребят вместе: руку знают.
- Прошлый раз, - зачем-то подтянул штаны Матвей, - когда Солнце открывали, вообще никуда, без привязи, а теперь!

- Не сами. Некто стимульнул.
- Предполагаете, Дмитрий Данилыч?
- Уверен.

- Кому надо!
- Новиковскому.
- Неужели! Он же навоза конского боится, ни то, что верхом! А наши – беззаветные, не потерпят! - Если так, лежит он где-нибудь, уже затоптанный! Поиски надо устроить!

- Оповестил.
- И что?
- Доклада нет пока. Новиковский бесталанен и упёрт в некую свою идею, тщательно хранит её, норовя при удобных обстоятельствах притворить в жизнь.

- Как думаете, зачем ему лошади?
- Никак не думаю. Видел – скачет, на кауром лёжа. Наши домыслы в его случае заведомо неверны. Страх, ребятки: «С бедой - не со своим братом». Мечется отчуждённый, будто по ветру, и привязь - пустое.

- Вы слыхали, что у немцев был он подопытным? Разве можно после этого приключений искать? И всё – в молчанку.
- Можно, раз делает. Протестная душа, изначально таков.

- Куда же нам?
- Будем ждать. Это трудно. Знаете, говорят: «случается потребность в мужестве не только относительно людей, которые против нас, но и тех, которые, по-видимому, за нас». * Следом бежали? Остановитесь. Дозор поднят. Время обеда. Подкрепится надобно, а после (так понимаю) в ваш край пойдут подводы, скоро пойдут.


 1. Королёвка - многократное (несколько раз в сезон) переукоренение саженца.
2. Евангелие от Луки. Глава 18. Стихи 11,12.
3. Ами - прозвище Американцев.
4. Евангелие от Луки. Глава 24. Стих 16.
5. Союз Спартака (Spartakusbund) - марксистская организация в Германии начала XX века.
6. Евангелие от Луки. Глава 21. Стих 19.
7. Евангелие от Луки. Глава 14 Стихи 18-20.
8. Михаил Лермонтов.
9. Святитель Филарет Московский.


Продолжение:
http://www.proza.ru/2019/04/10/1878