Глава 22. 1

- Ну что ещё, Заходин, вы ещё показать можете? Да, место рождения, жи-тельства, призыва подтверждаются. Да, медаль «За отвагу» получил, вот и номерок её… Ууууу! Длинный, мелкий. Читать не буду. А сам не помнишь? Одну медальку получил и не помнишь? Жаль… - следователь смотрел на меня с большим сочувствием: - Очень жаль. То, что Иван Заходин тогда-то и оттуда-то ушёл добровольцем на фронт – это факт. Но факт и то, что половина Прожи опознаёт в тебе полицая по фамилии Афанасьев, а многие из окрестных деревень, фамилии такой не зная, убить тебя готовы, потому как харю твою во многих карательных акциях видели. Это раз!

Я сидел, по старой привычке опустив голову вниз. Следователь бил все мои козыри один за одним. Правда, пока только мелкие. Но вот он круто начал забирать вверх:

- Капитан НКГБ был в поповском отряде. Убит шестнадцатого февраля сорок четвёртого. Заметь – попал в полицайскую засаду в деревне. Сам поп  Субботин распят на рабочем месте, так сказать. И опять нестыковка – вдруг и невзначай немцы не вовремя пришли. Раньше не ходили, не ходили, а тут вдруг взяли и пришли. Почему? Не знаешь? Вот и я не знаю. Но догадываюсь. Никифор твой большим человеком, как оказалось, был. Сидел безвылазно в отряде. Раз, всего один раз, поехал в другой и всё – не доехал. Засада. Ольга Заяц. Та же песня! Ни одного партизана не осталось в живых из тех, кого ты знал… Вор Липатка, который тебе якобы письма в карман пихал, растворился в воздухе перед выпиской из госпиталя… За два дня до Победы… как и ты… Совпадение, скажешь? Что это вас с ним на пару на вольный воздух потянуло? Кстати, где он сейчас, не знаешь? Я так и думал…
Я молчал. Сказать мне было нечего. Всё это уже было думано-передумано ещё в фильтрационном лагере, и я, держа последний козырь в кармане, думал о Капке и Кольке. Думал о том, как меня вычислили. Просто потому, что два года я много думал о том, чтобы обо мне не вспомнили, не догадались, не унюхали. И вот - погорел. Пришлось Капке ехать рожать в деревню к повитухе. Я в этом деле ничего не понимал, Капка хоть и имела опыт, но в те моменты ей было не до особенностей этой профессии. Ну, вот и всё. На этом я и сгорел. Понятно, что бабе, если у неё нет мужика, у повитухи делать нечего. А раз так, значит, мужик есть. Но его не видно, не слышно. Самой повитухе это без интереса, так, поделилась с кумовками и забыла. А слушок про Капкиного мужика потихоньку начал тлеть. И тлел он так больше года, пока не добрался до МГБ. Вот тогда и рвануло. Решили там, что муж Капкин не погиб смертью храбрых где-то под Уманью, а добрался-таки до родного дома и всю войну просидел в дезертирах… Выехали с проверкой. А тут и я посреди огорода. Удивились, конечно, органы, что не тот, но какая им разница? Полицай даже лучше дезертира. И завертелось моё дело…

- Ну, что ещё вы можете сказать в своё оправданье, Заходин-Афанасьев?

- То, что я за свои преступления уже осуждён трибуналом фронта на три месяца штрафной роты.

- Не смеши! Что они могли тогда расследовать? Два-три эпизода? Я сейчас к ним ещё не один десяток мигом наковыряю, подтверждённый десятками свидетелей. Что был и там, и тут и вон там! И после этого от деревень оставались пепелища и трупы, а оставшиеся в живых до сих пор живут в землянках. И за эти эпизоды тебя, заметь, трибунал не судил.

- Так тогда не по отдельности за то и то судили, гражданин следователь, а за то, что полицай был. Значит, за всё в куче.

- Ха, законник нашёлся! Кто тут лучше законы знает – я или ты? То-то. Так что сиди, слушай, что тебе умные люди говорят, деревня. Как я скажу, так и будет. А тебе лучше, вообще, помолчать…

- Но ведь я полицайство своё кровью искупил, - затянул я безнадёжную пес-ню. Этот человек ничего не хотел слышать, не желал понимать. Достучаться до него было невозможно.

- И про рану твою всепрощающую знаю. Может быть, и поверил бы в про-щение твоё и искупление, но ты смылся из госпиталя! Дела ваши решили доследовать тогда. Появилось время. Кое-кто из дружков ваших полицаев рассказывать начал, что ни попадя. Правда, в основном этакое… Так что, не зря ты смылся, но и это опять против тебя.

А вот теперь я был раздавлен полностью. Сказать больше мне было нечего, теперь оставалось только слушать.

Продолжение: http://www.proza.ru/2019/02/01/870